Гордячка

Глава 1

Сквозь темную сетку узловатых ветвей просачивался бледный свет луны; он ложился желтыми пятнами на отполированный булыжник, которым была вымощена широкая улица. Сухие листья, гонимые порывами ветра, укрывались по придорожным канавам, а в палисадниках низко пригибались к земле головки первых цветов. Две фигуры появились на тротуаре, высоко подняли воротники плащей, чтобы хоть как-то защититься от пронизывающего до костей ветра, и, придерживая цилиндры, ускорили шаг, видимо, мечтая скорее добраться до теплых домашних очагов. Леди Сэйбл Сен-Жермен сидела на диване у окна, поставив локотки на мраморный подоконник; она глубоко вздохнула, проследив глазами за исчезающими за углом темными фигурами. Неужели только вчера они всей семьей катались верхом в Гайд-парке и весеннее солнышко так ласково пригревало спину? В ветвях деревьев заливались птахи, а в молодой зеленой траве пестрели крокусы. Зимние холода вдруг уступили теплу, и Сэйбл даже могла ездить верхом без накидки.

Зато утро выдалось таким зябким и ветреным, что напомнило ей о туманных ноябрьских вечерах. Сэйбл вновь вздохнула, прижимаясь носом к ледяному окопному стеклу. Хотя днем погода несколько прояснилась, но теплее не стало, и у нее возникло ощущение, что весна вообще никогда не наступит. Зиме, похоже, не будет конца. Бесконечной зиме, когда даже Рождество семейство Сен-Жермен впервые, насколько помнила Сэйбл, провело вдали от Нортхэда. «Как это несправедливо!» – горько думала Сэйбл.

– А вам, миледи, вместо того чтобы сидеть у окна и мечтать бог знает о чем, лучше бы подумать о званом вечере у Хэверти!

Сэйбл обернулась и увидела стоящую в дверях Люси Уолтерс. Уперев руки в полные бедра, она с нарочитой суровостью смотрела на Сэйбл. Но разглядев тоскливое выражение глаз молодой хозяйки, Люси мгновенно смягчилась.

– О чем вы загрустили, миледи? – спросила Люси, входя в спальню девушки, отделанную в золотисто-розовых топах. – Опять о господине Дереке, не так ли? – При этом она фыркнула, из чего следовало, что вовсе не следует забивать себе голову мыслями об этом молодом человеке.

– Бог ты мой, конечно, нет! – возразила Сэйбл с такой горячностью, что камеристка успокоилась. – Если бы это зависело только от меня, я бы даже не пошла сегодня на этот пустой вечер. О, Люси, мне ужасно надоели все эти балы, обеды, театры!

От избытка эмоций зеленые глаза Сэйбл разгорелись так, что в глубине отсвечивали уже не сочным цветом листьев, а холодом отполированных до блеска изумрудов. «Она ошеломительно красива!» – подумала Люси Уолтерс, с материнской гордостью глядя на стоящую перед ней леди Сэйбл, нежные щеки которой покрылись легким румянцем.

Девушка была одета в темно-фиолетовый чесучовый пеньюар; се розовая кожа отливала матовым блеском, а под большим декольте с кружевной окантовкой рельефно выделялись твердые бугорки молодой груди. Ее неубранные шелковистые волосы ниспадали волной до плавно изогнутых бедер. Когда на них падал свет, они отсвечивали таинственным золотистым огнем.

Рыжеватые брови обольстительно загибались дугами над неотразимыми зелеными глазами, скошенными в уголках. Кончик маленького носика был очаровательно вздернут. Но в разгневанной молодой леди, казалось, не было ничего мягкого, девического: она смотрела на свою камеристку, воинственно надув розовые губки и надменно расправив плечи.

– Пожалуй, – решительно заявила Сэйбл, – я передам семье Хэверти свои извинения по поводу того, что не смогу быть у них сегодня вечером, а отцу и матери придется потерпеть общество этой семейки без меня!

– Вы этого не сделаете, – твердо возразила Люси Уолтерс. Открыв дверцу шкафа красного дерева, она начала перебирать платья, подыскивая подходящее для званого вечера. – Его милость сказал, что вчера днем вы встретили господина Дерека в парке и что он лично интересовался, сможете ли вы прийти.

Ссылка на вчерашнюю верховую прогулку напомнила Сэйбл о ее тогдашней уверенности в том, что их возвращение в Корнуолл не заставит себя ждать. Она поникла головой и отвернулась, небрежно кивнув, когда Люси протянула ей выбранное платье.

– Как насчет вот этого, миледи?

– О, Люси, когда же мы наконец поедем домой? «Так вот в чем дело: оказывается, девушка томится по Нортхэду, а вовсе не по сгорающему от любви кавалеру», – с облегчением вздохнула Люси. А она-то беспокоилась все это время, что нежную, добросердечную леди Сэйбл пленят медоточивые речи и елейные стихи Дерека Хэверти, а девушка всего-навсего тоскует по дому.

– Ну-ну, моя милая, – утешала ее Люси, раскладывая платье на покрывале и сердечно обнимая свою молодую хозяйку. – Еще несколько недель пробегут как один день, и мы распрощаемся с Лондоном.

Сэйбл глубоко вздохнула:

– Надеюсь, что так оно и будет.

Женщина улыбнулась. Она знала, что такая же тоска гложет и родителей Сэйбл. Хотя у графа и графини было немало друзей и знакомых в Лондоне и их буквально засыпали приглашениями, они с трудом могли скрыть желание поскорее уехать подальше от суеты городской жизни и вернуться к мирной и спокойной жизни своего уединенного корнуолльского поместья.

– Сию секунду я приготовлю вам ванну, – добавила Люси; по ее тону можно было понять, что вопрос об отъезде из Лондона пока закрыт. – Ваша матушка просила меня передать вам, чтобы вы сегодня непременно были готовы вовремя, и я позабочусь о том, чтобы желание ее милости было исполнено.

– О, Люси, ты прекрасно знаешь, что я никогда не опаздываю! – проворчала Сэйбл, но камеристки уже и след простыл, а из оставленной ею в спешке открытой двери потянуло холодом. Сэйбл притворила дверь и улыбнулась, с любовью подумав о Люси, но ее зеленые глаза вновь мятежно сверкнули, когда она, повернувшись, увидела свое белое платье, разложенное на покрывале среди кисейных нижних юбок. Люси сказала, что до их отъезда надо потерпеть несколько недель, но ясно, что им не удастся скоро выбраться отсюда. Еще бы, не зря же Дерек Хэверти не оставляет ее в покое ни на минуту, докучая хуже горькой редьки своими назойливыми ухаживаниями и просьбами выйти за него замуж.

Если бы она могла поговорить о нем со своей матерью, с грустью думала девушка, но понимала, что этого нельзя делать. В конце концов причиной их приезда в Лондон была болезнь леди Рэйвен Сен-Жермен. Хотя зима тут так же холодна, как и в Корнуолле, отец Сэйбл решил, что в столице его жене будет обеспечен лучший медицинский уход, чем в их графстве. Ужасный мучительный кашель и боль в груди, от которых мать страдала с начала осени, к счастью, прошли, но Сэйбл была рада решению отца остаться в Лондоне лишь до наступления весны.

Глаза девушки потеплели, когда она вспомнила о Нортхэде. Нечего и сомневаться в том, что и ее любимая кобыла с нетерпением ждет, когда они снова поскачут по холмистым вересковым пустошам, простирающимся до самого берега моря. И потом: сколько же месяцев прошло с того дня, когда она в последний раз видела брата Эдварда? Это было, когда он приезжал, чтобы вместе провести рождественские праздники, и вот – уже начало марта!

Сердце Сэйбл переполнилось гордостью за брата: ведь управлять поместьем – это большая ответственность, но семнадцатилетнему Неду поручено управлять Нортхэдом в отсутствие графа, и это свидетельствует о доверии отца к сыну. Она ужасно скучала по брату, и лишь присутствие в Лондоне Лайма, младшего братца, несколько смягчало ее тоску. Сэйбл подозревала, что такие же чувства испытывают и ее родители, и ей совсем не хотелось усиливать тревогу матери о доме, обременяя ее своими бедами.

– Вы готовы принять ванну, миледи?

Очнувшись от своих мыслей, Сэйбл кивнула и последовала за Люси в гостиную, где на роскошном красном ковре стояла неглубокая ванночка, наполненная ароматной водой. Девушка ловким движением собрала свои атласные волосы в массивный пучок и закрепила его заколками, прежде чем сбросить чесучовый пеньюар на пол и ступить в воду. Вздохнув, она закрыла глаза и ощутила блаженное умиротворение. И хотя впереди маячил нудный вечер с Дереком Хэверти, она не хотела думать об этом. Лучше помечтать о Нортхэде и о том, как счастливо они снова заживут дома вместе с Недом. «Если только это будет зависеть от меня, – твердо сказала себе Сэйбл, – я больше ни за что не покину Корнуолл! Ни за что!»

Намылив тонкие пальцы куском ароматного мыла, она тщательно умылась. Ворчливая Люси еще утром вымыла ей волосы, чтобы «они не пахли лошадьми», и теперь Сэйбл улыбалась, вспоминая, что Люси всегда была недовольна молодой хозяйкой за то, что она так много времени проводит в конюшне.

«Иногда мне кажется, что я предпочла бы вообще водить компанию с папиными лошадьми, а не со скучными людьми, которые здесь живут!» – бормотала Сэйбл, беря полотенце и растираясь им. По правде говоря, ей нравились знакомые ее родителей, и она сама подружилась кое с кем, но Дерек Хэверти и ему подобные раздражали ее с самого первого дня. Сэйбл впервые вывезли в свет в начале прошлой осени, и с той поры у нее не было ни минуты покоя. Отец предупреждал ее до приезда в Лондон, что за ней начнут назойливо ухаживать, но она даже не представляла себе, что при каждом ее появлении в обществе она будет в центре внимания толпы воздыхателей.

«Они набрасываются на меня, как стая голодных волков!» – говорила она себе, отложив полотенце и надевая кружевное белье, приготовленное для нее Люси. Она натягивала чулок на шелковистую кожу ноги, когда вошедшая камеристка нетерпеливо бросила взгляд на бронзовые часы, которые размеренно тикали на резной мраморной каминной полочке.

– Позвольте мне помочь вам одеться, – предложила Люси, довольная тем, что Сэйбл не задержалась с купанием, как можно было ожидать.

Сэйбл терпеливо подчинилась, и докучливая Люси с азартом принялась манипулировать ворохом нижних юбок с кринолинами, укладывая их в хитром порядке на обручах. Расправив колыхающиеся парчовые юбки платья и застегнув бесчисленные крошечные перламутровые пуговки на спине девушки, Люси наконец, отступив на шаг, критическим взглядом оценила свою работу.

– Остается привести в порядок ваши волосы, миледи, – одобрительно прокудахтала она, – и тогда можете быть уверены, что все мужчины окажутся у ваших ног.

Сэйбл иронически усмехнулась:

– Ну уж нет, спасибо! По мне уж лучше быть менее привлекательной! Тогда мне, возможно, удалось бы хоть на время избавиться от льстивых ухажеров.

– Да оденьтесь вы хоть в лохмотья, все равно завоюете все сердца, миледи! – заявила Люси.

И она была права. Даже без драгоценностей и украшений, с блестящими, отливающими медью, беспорядочно разметавшимися локонами, обрамлявшими ее личико, Сэйбл была ошеломляюще красива, приковывая к себе взгляды какой-то необычайно естественной красотой. Белое парчовое платье, обнажавшее ее изящные плечи, давало возможность полюбоваться гладкостью шелковистой кожи и грациозностью шеи.

Оборки бордоских кружев, украшавших вырез платья, оставляли обнаженной ложбинку между ее полными грудями настолько, насколько это допускали правила хорошего топа. Корсаж с крошечными жемчужными блестками конусом переходил в узкую талию, а из-под юбок выглядывали копчики маленьких атласных туфелек.

Не обращая внимания на отсутствие энтузиазма у своей хозяйки, Люси неспешно занялась прической Сэйбл, и когда закончила ее, то явно осталась довольна результатом. Убрав тяжелую массу блестящих локонов с овального лица красавицы, она закрепила их дорогими перламутровыми гребнями, подаренными девушке графиней год назад – к ее семнадцатилетию. Крошечные бриллианты мерцали в уборе девушки, и когда Сэйбл послушно повернулась, чтобы Люси могла окинуть ее придирчивым взглядом, то показалось, что ее волосы вспыхнули россыпью драгоценных камней.

Наконец Люси вплела в прическу девушки букетик подснежников и белую шелковую ленту. Эффект оказался просто ошеломляющим. Раскрыв украшенный перламутром веер с ручкой из слоновой кости, она вложила его в руку Сэйбл и одобрительно закивала головой.

– Теперь хоть на аудиенцию к ее величеству. – И Люси вздохнула, подумав, что леди Сэйбл уже не та очаровательная маленькая девочка, которую еще недавно так хотелось подержать на руках. На нее смотрела прекрасная женщина, с оформившейся грудью и чудесными, искрящимися жаждой жизни глазами; эта женщина, правда, еще не изведала страсть, которую в ней предстоит пробудить какому-то счастливцу. Но наступит день, думала Люси, – и он уже недалек, – когда леди Сэйбл Сен-Жермен навсегда переступит порог девичества и познает наконец любовное томление, которое может утолить только достойный ее мужчина.

– Дай только Бог, чтобы такое счастье не выпало этому сосунку Дереку Хэверти! – брезгливо пробормотала Люси.

– Что? – с невинным видом переспросила Сэйбл. Сообразив, что она высказала свою мысль вслух, камеристка всплеснула пухлыми руками и смущенно улыбнулась.

– Должно быть, в своем обожании моей девочки я впадаю в старческий маразм.

– Ну что вы, Люси! – поддразнила ее Сэйбл, с любовью глядя на камеристку. – Вы еще так молоды, что вполне могли бы подумать о том, чтобы снова выйти замуж! Не вам говорить о старости!

– Ладно, ладно, позвольте-ка мне надеть на вас эти драгоценности! – поспешно сказала Люси, доставая из туалетного столика, стоявшего в углу, аккуратную шкатулку синего бархата. – Его милость так любит, когда члены семьи надевают фамильные драгоценности Сен-Жерменов!

– Не уклоняйтесь от ответа, Люси, – поддела ее Сэйбл, и на ее нежных щеках появились обворожительные ямочки. – Вы пообещали и Рису, и Джимсу, что, как только мы вернемся домой, сообщите им, за кого из них согласитесь выйти замуж. – Рыжеватая бровь коварной красавицы взлетела вверх. – Кого же из них вы предпочтете? Дюжего конюха или чувствительного, снедаемого любовью мясника?

Как Люси ни старалась скрыть смущение, зарумянившиеся щеки выдали ее. В свои сорок два года она уже более десяти лет была вдовой и давно оставила надежду вновь выйти замуж. И кто мог подумать, что двое влюбленных мужчин едва ли не одновременно сделают ей предложение и у нее появится шанс выбирать?

– Ну, леди Сэйбл, я еще не решила, – смутилась она, – и никто не узнает о моем решении раньше самого жениха!

– Молодец, Люси! – послышался из-за двери веселый нежный голос. – Я знаю, какой настырной бывает Сэйбл, но вы не должны разрешать ей выпытывать ваши секреты раньше времени!

Рэйвен Сен-Жермен, графиня Монтеррей, улыбаясь, вошла в комнату, шелестя юбками. В платье из тафты бордового цвета она выглядела поразительно красивой. Затяжная болезнь сделала ее кожу еще более нежной, а лицо приняло отрешенное выражение. У нее были блестящие темные волосы, подобные редкому черному гагату; убранные назад, они не закрывали лица такой же прелестной овальной формы, как и у ее дочери. Лишь поразительный золотистый цвет глаз Рэйвен отличал ее красоту от красоты Сэйбл. Мать всегда восторгалась тем, что дочь унаследовала изумрудные глаза и медно-золотистые волосы своего отца.

При рождении волосики Сэйбл были черными, как вороново крыло, но годы, проведенные девушкой на ярком корнуолльском солнце, сделали их светлее, и наконец они навсегда приняли золотисто-огненный оттенок. Глядя на дочь и любуясь, как и Люси Уолтерс, редкой красотой созревающей женщины, Рэйвен ощущала всепоглощающую нежность к своему ребенку.

– Ты готова, Сэйбл? – спросила она с мягкой улыбкой. – Отец уже ждет нас внизу.

– Возьми-ка это, милая, – сказала Люси, укутывая плечи девушки шалью из теплой овечьей шерсти. – На улице холодно, и одной накидки будет недостаточно.

Сэйбл с благодарностью приняла шаль, взяла мать под руку, и они вышли в коридор. Хотя родители девушки были достаточно высокими, Сэйбл не унаследовала их роста – она была миниатюрной и изящной. На первый взгляд она казалась хрупкой и слабой, но внешность ее была обманчива.

Когда две красавицы – мать и дочь – рядом спускались по спиральной лестнице, трудно было сказать, кто из них краше, женственнее и грациознее…

У ожидавшего их в холле – нарядном помещении с золотистыми обоями – Чарльза Сен-Жермена губы сами сложились в улыбку при виде приближающихся жены и дочери. Как и всегда, его взгляд сразу же остановился на Рэйвен, и сердце графа обдало жаркой волной. Хотя не прошло и часа с тех пор, как он сам помогал ей одеваться, причем эта процедура неоднократно прерывалась страстными любовными утехами, он не мог налюбоваться ею в прелестном платье, подчеркивавшем ее девически тонкую фигурку. Лебяжью шею жены украшал бриллиантовый кулон в виде слезы, подаренный им почти восемнадцать лет назад, когда родилась Сэйбл, – в знак его горячей любви и напоминания о тех невзгодах, которые им пришлось пережить до того, как их жизнь вошла в спокойное русло.

Сэйбл также была прелестна, и сердце Чарльза сжалось от гордости, когда она ступила на мраморный пол холла и сделала умопомрачительный реверанс; при этом ямочки на ее щеках углубились, а в изумрудных глазах, столь похожих на его собственные, вспыхнули веселые огоньки.

– Ведь я не опоздала, правда, папа? – спросила она, поднимаясь на цыпочки, чтобы обнять его за шею и с любовью поцеловать в худую, со шрамом щеку.

– Проворность – черта, унаследованная по линии моих предков Бэрренкортов, – напомнила графиня, пока граф уверял дочку, что ему не пришлось долго ждать. – Ты должен отдать им должное, если они того заслуживают, Чарльз.

– В таком случае я должен отдать должное самому себе, – ответил граф, с игривой улыбкой беря ее изящную руку. – В конце концов если моя дочь так хороша, то ей почти не требуется прихорашиваться перед зеркалом.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я непричастна к красоте Сэйбл? – лукаво спросила Рэйвен; ее желтовато-коричневые глаза сияли, когда она взглянула на прекрасное лицо мужа.

Взгляд мерцающих изумрудных глаз Чарльза, оторвавшись от прелестного овального лица Рэйвен, остановился на смеющемся лице Сэйбл.

– По чести говоря, миледи, во внешности моей дочери так мало вашего, что я начинаю задаваться вопросом, откуда эта девушка вообще взялась.

– Ну уж это неправда, папа! – рассмеялась Сэйбл. – Ты не раз говорил мне, что я унаследовала «чертовскую гордость Бэрренкортов».

– Говорил, – согласился граф, – и если бы заранее знал, что эта неприятная черта характера перейдет от моей жены к детям, то женился бы на ком-нибудь другом.

– Неужели, милорд? – промурлыкала Рэйвен, и даже Сэйбл могла разглядеть пламя страсти, вспыхнувшее в глазах отца, с обожанием устремившихся на прекрасное лицо жены. При этом девушка не испытала ни малейшей неловкости: ведь она, как и ее братья, всю жизнь была свидетелем огромной взаимной любви, соединявшей их родителей. По правде говоря, от этого у нее всегда подступал ком к горлу, а в последнее время в душе появлялась странная пустота.

Чарльз ласково погладил сильными пальцами щеку жены и повернулся к дочери. При этом его глаза довольно засияли.

– Ну, леди, если вы готовы, то не стоит заставлять семейство Хэверти ждать!..

Сэйбл позволила суетливому лакею набросить на плечи накидку с меховой опушкой, и на ее гладком лбу появилась морщинка. Она знала, что отец не испытывал особой приязни к Хэверти и принял их приглашение главным образом из любезности, поскольку Джордж был одним из его компаньонов по бизнесу. «Или подоплекой этого приема служило нечто иное?» – задавала она себе вопрос, когда все трое вышли на морозный воздух; внизу на дорожке, огибавшей подъезд дома, их ожидала элегантная черная выходная карета. «Может быть, отец знает о чувствах, испытываемых ко мне Дереком, и втайне одобрительно относится к его ухаживаниям?»

Сэйбл хотелось, чтобы это было не так, и она не позволила сомнениям отразиться на ее лице, когда отец помогал ей сесть в карету. Окончательно она забыла о тревогах, заметив своего брата Лайма, который глядел на нее из окна своей спальни. Хотя его уложили в постель еще час назад, Сэйбл знала, что он не заснет, пока не посмотрит, как они выезжают, и помахала ему рукой, когда карета, покачиваясь из стороны в сторону, тронулась в путь. Лицо Лайма тут же просветлело, и он помахал ей в ответ; при этом темные кудряшки упали ему на глаза, прежде чем он исчез из вида.

Городской дом Хэверти находился всего в нескольких милях от элегантного особняка Мэйфер, в котором граф и графиня Монтеррей обосновывались, когда приезжали в Лондон. Поскольку на широких, обсаженных деревьями улицах города движение было небольшое, элегантная карета с гербом Сен-Жерменов быстро докатила до места и остановилась у ярко освещенного подъезда. Форейтор спрыгнул на землю и помог господам выйти из кареты.

Лакей Хэверти, в цилиндре и ливрее с длинными фалдами, также хотел помочь гостям, но граф сам подал Рэйвен руку. Он задержал в своей прохладную ладонь жены, помогая ей сойти на землю, и Рэйвен так же покраснела и ощутила такое же пьянящее чувство, как давно, когда, будучи молоденькой девушкой, страстно влюбилась в красивого, отважного капитана «Звезды Востока». В этот вечер граф Монтеррей выглядел удивительно красивым, его великолепная стать и суровые, но правильные черты лица почти не изменились за годы семейной жизни с экспансивной красавицей Рэйвен Бэрренкорт.

В глазах горячо любящей жены он выглядел даже более привлекательным, чем в молодости. Зрелость и трудности былой жизни оставили свои следы на чертах его лица, отражавших силу и характер, а небольшой шрам на впалой щеке подчеркивал эти качества натуры графа. Жена ответила на его пылкий взгляд, и сердце ее забилось чаще.

Понимая, что лакей смотрит на них с любопытством, Рейвен одарила его своей чудесной улыбкой, а затем вместе с мужем и дочерью направилась вверх по широкому лестничному маршу. Когда мажордом объявил о прибытии графа и графини Монтеррей и их дочери – леди Сэйбл Сен-Жермен, Рэйвен наклонилась и шепнула на ухо Сэйбл:

– Что бы тебе ни говорил сегодня Дерек Хэверти, не расстраивайся, моя дорогая. Мы с отцом далеки от того, чтобы согласиться выдать тебя за него замуж.

Сэйбл едва успела бросить на мать изумленный взгляд – их уже встречали хозяева. Дерек тотчас же оказался рядом с Сэйбл, – безукоризненно одетый и отнюдь не урод. Свои светлые волосы Хэверти зачесывал назад, открывая высокий лоб. Он бесцеремонно разглядывал девушку, пожирая ее глазами.

– Позвольте заметить, леди Сэйбл, сегодня вы выглядите просто умопомрачительно! – заявил Дерек прерывистым шепотом. Оттеснив ее в угол, он позволил себе задержать руку девушки в своей гораздо дольше, чем позволяли приличия.

– Вы очень любезны, мистер Хэверти, – ответила Сэйбл с натянутой улыбкой.

Девушка беспомощно наблюдала, как ее родителей тут же обступили со всех сторон: отца – нарумяненные матроны, застенчиво обмахивавшиеся веерами, и друзья из его любимого клуба Сент-Джемс, а мать – знакомые и обожатели, сыпавшие комплиментами по поводу ее внешности и желавшие узнать, как она себя чувствует.

«Да, от них в эту минуту нельзя ждать помощи!» – с грустной улыбкой решила Сэйбл. Придется самой придумать, как вырваться из когтей Дерека, и остается лишь надеяться, что он не будет столь же назойливым, как прежде.

– А вот и Лидия Кромвелл! – воскликнула она, заметив одну из своих самых близких подруг: та стояла с бокалом шампанского в руке в нише залитого светом бального зала. – Я так давно с ней не виделась… – Ее зеленые глаза с мольбой смотрели на Дерека. – Вы ведь не будете возражать, если я пойду поздороваться с ней?

– Минутку, пожалуйста! – взмолился Дерек. Он внезапно побагровел и смущенно улыбнулся: – Видите ли, я не спал всю ночь, сочиняя стихи, посвященные вам. Я просто обязан был закончить их для вас… И полагаю, леди Сэйбл, – добавил он хриплым голосом, – что это ясно свидетельствует о тех чувствах, которые я испытываю.

– Мне кажется, что не… – поспешно заговорила девушка, но Дерек пропустил ее слова мимо ушей.

Шумно прочистив горло, он взволнованно забормотал:

– Ее губы красны, как кораллы, о, моя фея, ее груди, как…

– Мистер Хэверти!

– Слушаю вас, леди? – улыбнулся Дерек, вглядываясь в ее вспыхнувшее лицо.

– Я даже не могу слушать таких…

– Но я еще не закончил! – возразил он. – Мне кажется, мои стихи должны вам очень понравиться. Так на чем я остановился? Ах, да, конечно! Ее груди, гладкие, как…

– А, Сэйбл, вот ты где! Я увидела, что твоя мама беседует с моей, и поняла, что ты где-то здесь.

Сэйбл облегченно вздохнула, когда к ним подошла Лидия Кромвелл, бледная и хорошенькая, в шелковом платье цвета слоновой кости, удачно подчеркивающем ее изящную фигурку.

– Дерек, вы ведь не будете возражать, – с фамильярностью старой знакомой добавила Лидия, – если я уведу свою подругу, чтобы посплетничать? – Одарив разочарованного молодого человека очаровательной улыбкой, она поспешно увела Сэйбл.

– Лидди, ты даже не представляешь, как я тебе благодарна! – выдохнула Сэйбл, когда они отошли от назойливого кавалера на почтительное расстояние.

– Вероятно, Дерек собирался обворожить тебя своим очередным стихотворным шедевром? – спросила проницательная подруга.

– Боже правый, конечно же! Еще минута, и мне пришлось бы выслушать убогое описание моего тела.

Лидия окинула свою прелестную подругу оценивающим взглядом.

– Неудивительно, что ты сегодня вдохновляешь Дерека на поэтическое творчество, Сэйбл. У тебя новое платье? Оно тебе так идет! – И Лидия без малейшей зависти подумала о том, что ей очень повезло: среди ее ближайших подруг появилась такая потрясающе красивая, добросердечная и веселая девушка, как леди Сэйбл Сен-Жермен.

– Мне кажется, я уже никогда не смогу избавиться от него! – проговорила Сэйбл, оглядываясь на Дерека, с тоской глядевшего на нее.

– Не беспокойся, – утешила здравомыслящая подруга. – Вот-вот начнутся танцы, и у тебя появится множество партнеров. – Она хихикнула. – Бедному Дереку придется немало помучиться, чтобы заполучить свою красавицу обратно!

Сэйбл не могла с ней не согласиться. Окинув взглядом зал, она узнала многих молодых людей, которые в прошлом неоднократно старались привлечь ее внимание. Сэйбл с тоской подумала о том, что напрасно не осталась в этот вечер дома.

Взяв по бокалу шампанского у подошедшего к ним лакея, девушки устроились около высокого окна во французском стиле. Они то и дело оглядывали гостей, собравшихся у Хэверти. Здесь присутствовали многие завсегдатаи балов: женщины в ярких нарядах, девушки в белых, пастельно-голубых и розовых платьях и элегантные мужчины в черном.

Безразличный взгляд Сэйбл скользнул по группке матрон, оживленно сплетничавших о чем-то в уголке зала, и на секунду задержался на одинокой фигуре мужчины, облокотившегося на косяк одной из дверей. Ее внимание привлек темно-малиновый цвет шелкового жилета – гораздо более яркий, чем одежда большинства мужчин, присутствовавших в зале. Жилет облегал поразительно широкую грудь, а когда взгляд девушки скользнул выше, она увидела бронзовую от загара шею и темно-серый шелковый галстук. Сэйбл пришла в замешательство, когда се взгляд встретился со взглядом незнакомца, – таких голубых глаз она еще не видела; их мерцающие холодные глубины заставили ее вспомнить о сапфировом ожерелье, которое на нее в этот вечер надела Люси.

У Сэйбл перехватило дыхание, она почувствовала, как учащенно забилось ее сердце – таким проникновенным был его взгляд. У девушки появилось чувство, что эти глаза следили за ней с самого начала, как только она вошла в зал, но объяснить свое ощущение она не могла.

Конечно, ничто не указывало на то, что ее подозрения оправданны. Незнакомец стоял с безразличным видом, прислонившись к степс и скрестив руки на широкой, обтянутой шелком груди. Сэйбл попыталась отвести от него взгляд, но не смогла. Его лицо казалось высеченным из гранита. В отличие от лица ее отца, по чертам которого можно было безошибочно определить аристократа, лицо этого мужчины, казалось, состояло из одних углов, и на нем отражалась какая-то затаенная тревога, причины которой давно исчезли, но оставили свои следы.

Это было удивительно красивое лицо, загорелое и худое, с высокими скулами, полными губами и квадратной челюстью – свидетельство волевого характера. Над поразительно голубыми глазами четко вырисовывались темные брови, а римский нос подчеркивал ястребиную худощавость его сурового лица. Он был так же высок, как и ее отец, но отец был долговязым и жилистым, а этот человек отличался могучим телосложением, свидетельствовавшим о невероятной физической силе.

Судя по манере держаться, он всегда и везде чувствовал себя как дома. Он, как и ее отец, носил длинные волосы, и кудри в беспорядке падали ему на лоб. Сэйбл инстинктивно почувствовала, что его стихия – море. Выражение самоуверенности, которое легко читалось на его лице, свидетельствовало о том, что он не признает никаких авторитетов и не подчиняется никому.

Заметив, что его голубые, как лед, глаза все еще устремлены на нее и в них отражается неподдельный интерес, Сэйбл вздрогнула и отвела взгляд. В этом человеке было нечто встревожившее ее: ей казалось, она почувствовала неизвестно откуда исходящую опасность.

– Миледи, первый танец вы должны подарить мне!

– Нет, леди Сэйбл, в прошлый раз вы обещали, что я буду первым!

Сэйбл смущенно смотрела на лица нетерпеливых молодых людей, оттеснявших друг друга в надежде обратить на себя ее внимание. Только сейчас до нее дошло, что музыканты заиграли вальс и что по залу уже вальсируют пары, в том числе ее отец с матерью.

– Пожалуйста, простите, – сказала она, одарив поклонников улыбкой, вызвавшей ямочки на щеках. – Я еще не решила, кому из вас отдать предпочтение.

– Тогда позвольте, пожалуйста, мне, – заявил Дерек Хэверти, выступая вперед и схватив ее маленькую руку. – В конце концов – на правах хозяина дома, – добавил он, окинув победоносным взглядом огорченных соперников.

Выводя девушку на танец, Дерек обнял ее за талию. Он был не в силах отвести глаз от прекрасного лица Сэйбл; ее золотистые волосы сияли в свете люстр, а бриллианты в прелестных перламутровых гребнях перемигивались с огоньками светильников. Сэйбл молча страдала от его крепкой хватки. Повернув голову, она позволила себе взглянуть на таинственного незнакомца.

У нее екнуло сердце, когда она увидела, что он все еще смотрит на нее. На его губах появилась ухмылка, словно он ожидал ее взгляда. Хотя незнакомец не танцевал, Сэйбл заметила, что глаза многих женщин обращены в его сторону.

– Что это за человек стоит у двери? – не выдержав, спросила она у Дерека.

– Не имею представления, – ответил тот, окинув равнодушным взглядом одинокую фигуру. – Наверное, один из компаньонов отца.

– Значит, вы никогда его раньше не видели? – упорствовала Сэйбл.

Дерек покачал головой и еще крепче обхватил рукой ее тонкую талию.

– Миледи, какая вам разница, кто он? Наверняка появился здесь, чтобы снискать расположение моего отца.

Сэйбл подумала, что этот мужчина отнюдь не из тех людей, которые ищут чье-нибудь расположение. Но вскоре она забыла о нем: вальс кончился, и она вновь оказалась в кругу пылких молодых поклонников. Не желая никого разочаровывать, Сэйбл дала согласие станцевать с каждым из них, и ценой ее добросердечности стала ужасная усталость. Она едва держалась на ногах, когда музыканты наконец сделали перерыв, чтобы передохнуть.

– Да, пожалуйста, стакан лимонада, – ответила она на вопрос своего последнего партнера. – Я умираю от жажды!

– А может, все-таки бокал шампанского для прелестной леди Сэйбл? – спросил молодой человек, разочарованный ее ответом.

– Благодарю вас, нет! – живо ответила девушка, чувствуя, что голова у нее и так идет кругом. Едва партнер отошел, как Сэйбл выскользнула из бального зала на веранду: ей хотелось побыть одной.

Ночь была прохладной, но после душного зала холодный воздух приятно освежал разгоряченные щеки. Облокотившись о перила, Сэйбл глубоко вздохнула; она подумала о том, как приятно будет оказаться дома и свернуться калачиком в постели. Эти приемы нагоняли тоску – Сэйбл с раздражением вспомнила о преувеличенном внимании к ней со стороны поклонников, комплименты которых звучали так неискренне и претенциозно. Как ей хочется поскорее оказаться дома, в Нортхэде, в кругу семьи и близких друзей, подальше от водоворота светской жизни!

– Итак, вам наконец удалось вырваться! И вам не стыдно? Неужели вы не понимаете, что все ваши обожатели взвоют от отчаяния, увидев, что вас нет?

Даже еще не обернувшись, девушка поняла: этот глухой насмешливый голос может принадлежать лишь взволновавшему ее незнакомцу с холодными, как лед, глазами. Хотя Сэйбл знала, кто стоит у нее за спиной, она все же оказалась не готова увидеть прямо перед собой высоченную фигуру, загородившую ей поле зрения. Она запрокинула голову и увидела бронзовую от загара шею, на которой совсем недавно был искусно повязан галстук, – сейчас развязанный небрежной рукой.

– Неужто вы так бессердечны? – продолжал он. – Не может быть, чтобы вы не понимали, как все они будут разочарованы!

Сэйбл наконец взяла себя в руки. Речь незнакомца свидетельствовала о том, что он образованный человек, но она обратила внимание лишь на его насмешливый тон и блеск беспокойных голубых глаз.

– Вполне возможно, что так оно и есть, – холодно ответила девушка, – но мне непонятно, какое это к вам имеет отношение.

– О, да вы, оказывается, колючка, верно? – спросил он с дьявольской усмешкой, которая могла бы окончательно обезоружить Сэйбл, не будь она так раздражена его высокомерием. – И к тому же должен заметить, что это не очень вежливо с вашей стороны, – добавил он после небольшой паузы.

– Могу сказать то же самое и в ваш адрес, – заявила Сэйбл, тряхнув головой. – Вы последовали за мной на веранду… А ведь мы с вами даже не знакомы!

Его глаза вспыхнули во тьме.

– В таком случае позвольте мне исправить мою оплошность, леди. – И, отвесив низкий поклон, он представился: – Я – Морган Кэри, командир корабля «Вызов», бросившего якорь на Темзе, неподалеку отсюда.

– Значит, я была права! – воскликнула Сэйбл. – Вы – моряк!

– Как же вы догадались? – спросил Морган Кэри, явно заинтригованный.

Сейчас, стоя совсем рядом с этой молодой женщиной, он понял, что она гораздо красивее, чем ему казалось издали; в ее поразительно прозрачных зеленых глазах отражалось пламя свечей, горевших в бальном зале. Он видел ее атласную гладкую кожу, любовался удивительным совершенством черт ее лица.

– Мой отец раньше тоже был морским капитаном, – отводя взгляд, пояснила Сэйбл, внезапно встревоженная всполохом его голубых глаз. Она была уже достаточно взрослой, чтобы понять значение его взгляда. Однако больше всего ее напугали необузданность его нрава и исходивший от него жар, ощутимый даже на некотором расстоянии. – Я, пожалуй, вернусь в зал, – пробормотала девушка, немало озабоченная тем, что может случиться, если она останется наедине с Морганом Кэри на веранде.

– Всего минуту назад вам так хотелось убежать от всей этой суеты и толкотни! – напомнил он, указывая на переполненный бальный зал, в окнах которого мелькали силуэты танцующих пар.

– Мне просто захотелось глотнуть свежего воздуха, – сухо проговорила девушка, – что я и сделала. А теперь прошу меня извинить…

Она сделала шаг, чтобы обойти его, и тут же вскрикнула, когда Морган Кэри неожиданно протянул руку и схватил ее за тонкое запястье. Нельзя сказать, чтобы Сэйбл испугалась, скорее почувствовала шок от его прикосновения: казалось, его длинные, крепкие пальцы прожигают ей кожу. Она взглянула на него, и ей почудилось, что и он испытывает то же самое, так как его глаза внезапно сузились и, казалось, превратились в ледышки.

С минуту он молча вглядывался в нее. Сэйбл затаила дыхание. Холодный мартовский ветер теребил мягкую прядку ее волос, касавшуюся щеки, и Морган, протянув руку, убрал ее за ухо девушки. Она рванулась в сторону, пытаясь высвободить руку, – ей почудилось, что по ее телу пробежал электрический разряд.

– Напрасно вы испугались, – упрекнул ее Морган Кэри. – Вы же не чувствуете себя в опасности, находясь рядом с залом, полным гостей. Я уверен, что при первом же крике о помощи, который сорвется с ваших розовых губок, не менее двух десятков молодых ухажеров ворвутся сюда, чтобы унять меня.

– Я… я не б-боюсь… – пробормотала Сэйбл, решившая, что ей действительно нечего бояться – ведь рядом находился ее отец. И все же этот огромный человек пугал ее. Девушку охватила дрожь.

– Вы напоминаете мне робкую девушку, ожидающую первого поцелуя, – с рассеянным видом заметил Морган.

– Представляю, как богат ваш опыт! – ответила Сэйбл, безуспешно пытаясь освободиться.

– Вы абсолютно правы, – заверил он с ухмылкой; при этом белые зубы ослепительно сверкнули на его загорелом лице. – Но я уверен, что вы-то не относитесь к числу невинных, неопытных девочек, ведь так?

– Что вы хотите этим сказать? – спросила она, вглядываясь в резкие черты лица Моргана Кэри. Сэйбл поняла, что он просто играет с ней, что его развлекает эта забава – пугать молодых девиц.

– Я наблюдал, как вы управлялись с толпой своих поклонников, – холодно пояснил он. – Вы так ловко настраивали их друг против друга! И тогда я сказал себе, что было бы неплохо узнать вас поближе, но, увы, оказалось, что к вам не подступишься. Можете представить, как мне повезло: я заметил, что вы потихоньку выскользнули на веранду.

– Так вы специально пошли сюда за мной? Но почему? Морган пожал своими широкими плечами.

– А почему бы и нет? Мне показалось, что для меня это единственная возможность разогнать скуку этого нудного вечера.

– То есть вы хотите сказать, что я способна развлечь вас? – удивилась девушка.

Улыбка вновь заиграла на его полных губах:

– Вы на редкость наблюдательны.

– Как вы смеете? – выдохнула она.

– Ага, вот теперь вы проявляете характер, в наличии которого я, впрочем, не сомневался, – сказал Морган, вглядываясь в ее зеленые глаза, вспыхнувшие гневом. – Хотя ваши партнеры по танцам обращались с вамп так, словно вы сделаны из хрупкого фарфора, у меня сложилось о вас вполне определенное представление: за внешней уязвимостью скрывается волевая и страстная натура. И сейчас мне приятно сознавать, что я в вас не ошибся.

– Боюсь, что все-таки ошиблись, – ледяным тоном проговорила девушка, пораженная наглостью этого человека. – Я настаиваю, чтобы вы немедленно отпустили мою руку, пока я не позвала отца!

– Мне не раз приходилось усмирять разгневанных отцов, – с поразительным безразличием в голосе сообщил Морган. – И все они переставали докучать мне, моя милочка.

– Да вы просто высокомерный наглец! – выдохнула Сэйбл.

Она замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но он ловко перехватил ее руку и без лишних слов привлек к себе, так, что ее лицо уткнулось в его мощную, обтянутую шелком грудь. Не успела она и шевельнуться, как он обхватил ее своими сильными руками, и она утонула в его объятиях. Сэйбл услышала ровное биение его сердца и почувствовала запах дорогого одеколона, смешанного с приятным запахом мужского тела. Ее вдруг охватил озноб.

– Вы слишком красивы, но ваша красота пропадает зря, в то время как она должна растрачиваться в любовных утехах, – проговорил Морган внезапно охрипшим голосом: капитан ощутил электрический разряд, пробежавший между ними, когда он заключил в объятия на удивление податливую фигурку Сэйбл.

Ее изумрудные глаза расширились, губы приоткрылись. С каждым вздохом ее отвердевшие груди вздымались и опадали. Морган, тихо застонав, наклонился и впился губами в ее рот.

Поцелуй ошеломил ее, возбудив такие чувства, каких она еще не знала. Ей казалось, что жар этого мускулистого тела сжигает ее; он вызвал такую ответную реакцию, которой она никак от себя не ожидала. Ее руки, до этого упиравшиеся в грудь Моргана, скользнули по его широким плечам, и Сэйбл порывисто прижалась к нему.

Она ахнула, почувствовав, как отвердевшая мужская плоть упирается в псе, сквозь защиту юбок. Соски ее грудей напряглись под тонкой материей платья. Огромные руки Моргана, скользнув по девичьей спине, легли на ягодицы; он крепко прижал ее бедра к своим, и его горячие губы впились поцелуем в ее шею.

Сэйбл тихо застонала, почувствовав томительное напряжение в нижней части живота, какое-то смутное желание… Когда его жадные губы снова нашли ее уста, она уступила его настойчивости и ответила на поцелуй. Оторвавшись наконец от ее губ, Морган прерывисто выдохнул.

– Бог ты мой, как вы возбудили меня! – застонал он, по-хозяйски поглаживая ее податливое тело, пытаясь обнажить тугие груди.

Прикосновение мужской руки к ее атласной коже было подобно жаркому пламени, но когда он попытался расшнуровать ее корсаж, Сэйбл воспротивилась и попыталась освободиться. «Нельзя позволять этого!» – приказала она себе. Ее охватила паника: ведь ей не удастся скрыть свою наготу от людей, собравшихся в бальном зале Хэверти!

– Отпустите меня, пожалуйста! – задыхаясь, прошептала она и была поражена, когда Морган беспрекословно подчинился.

Тотчас же отпустив ее, он отступил на шаг, и губы, только что так жадно целовавшие ее, искривились в циничной усмешке.

– Да вы просто тигрица, моя милая! – сказал он, переводя дыхание.

В глазах Моргана горела страсть. Он и сам был потрясен силой своих чувств, жгучим желанием, охватившим его, когда он целовал ее мягкие, податливые губы. Морган собирался всего лишь пофлиртовать с ней, «прозондировать почву» и проверить, удастся ли развлечься во время пребывания в Лондоне.

Вышло же так, что он стал невольной жертвой своих намерений, которые внезапно обернулись против него самого; теперь он больше ни о чем не мог думать – только о том, как страстно желает эту маленькую гордую красавицу, стоящую перед ним. Ее изумрудные глаза прожигали его насквозь. Губы девушки были все еще влажными и манящими, но под его тяжелым взглядом она отступала от него все дальше, возможно, потому, что чувствовала, чего он добивается, а возможно, потому, что не очень доверяла и самой себе.

– Я пойду в зал, – тихо сказала Сэйбл; она слышала, как гулко бьется в груди сердце. – Н-наверное, отец уже разыскивает меня.

– Вы так часто говорите о нем! – заметил Морган, небрежно повязывая свой галстук. Его беззаботность задела Сэйбл; она не заметила в темноте легкого подрагивания его пальцев. – Видимо, вы его очень уважаете?

– Я очень его люблю, – с дрожью в голосе сказала девушка, и ее тон означал, что Морган Кэри никогда не дождется от нее того же самого.

– Ему повезло, – сухо заметил Морган: он сам не понимал, почему ее слова так уязвили его. – А я с ним знаком?

– Уверена, что нет! – отрезала Сэйбл.

Девушка начала приходить в себя. Кровь уже не играла в ее жилах, и сейчас ей хотелось лишь одного: поскорее исчезнуть с глаз этого красивого, загадочного гиганта, который целовал ее и пробудил в ней такие странные и пугающие желания. А ведь она охотно уступила его напору, и осознание этого устыдило и обеспокоило ее.

– Его имя? – настаивал Морган, крепко прижав ее к перилам веранды.

– Чарльз, – чуть помедлив, прошептала Сэйбл; она надеялась, что теперь-то он отпустит ее. – Чарльз Сен-Жермен.

Темная бровь Моргана взметнулась вверх.

– Граф Монтеррей?.. Сэйбл кивнула.

– Пожалуйста, позвольте мне уйти! – выдохнула она, но Морган по-прежнему преграждал ей дорогу.

Он стоял так близко от нее, что она ощущала жар его тела; Сэйбл вдруг почувствовала, что ею снова овладевает странная истома. Она вздрогнула и отвернулась, на глаза ее навернулись слезы.

– Но у графа Монтеррея только одна дочь, и ей всего семнадцать лет.

– Мое имя – Сэйбл Сен-Жермен! – с гордостью заявила девушка. – И этим летом мне исполнится восемнадцать.

Лицо Моргана выражало полнейшую растерянность.

– Вы – леди Сэйбл Сен-Жермен?..

– Совершенно верно, – ответила она с достоинством, стараясь не думать о том, что этот субъект всего лишь несколько минут назад страстно целовал ее и с наглой фамильярностью касался ее обнаженной груди.

– Прошу простить меня! – резко проговорил Морган. – Если бы я знал, что вы его дочь, я бы не обратил на вас ни малейшего внимания.

Сэйбл пристально смотрела на него – смотрела, едва сдерживая клокотавшую в ней ярость.

– Да перестаньте же наконец бахвалиться, Морган Кэри! – взорвалась она. – Судя по всему, вы привыкли к тому, что стоит вам поманить женщину пальцем – и она ваша. Но запомните хорошенько, сэр, я не из их числа! По совести говоря, надеюсь, что вижу вас в последний раз!

Сэйбл в бешенстве оттолкнула его, и он не удерживал ее. Она уже подошла к дверям зала и вдруг услышала за спиной его язвительный смех. Резко обернувшись, она увидела в полумраке рослую фигуру. Он стоял, широко расставив ноги, упершись руками в узкие бедра, в точности олицетворяя собой капитана, стоящего на юте пиратского судна.

– Надеюсь, моя милая Сэйбл, мы еще увидимся, – тихо проговорил он, и в его глуховатом голосе звучала уверенность. – Наступит день, когда ты повзрослеешь и одаришь меня своей любовью.

– Сначала я увижу вас в гробу! – прошипела девушка и быстро прошла в дверь, но перед этим ночной ветерок донес до ее ушей веселый смех моряка…

– Сэйбл, любовь моя, где ты была? Я повсюду искала тебя.

Перед ней стояла мать, золотистые глаза которой потемнели от утомления. От страха за нее у Сэйбл екнуло сердце. Но наблюдательная Рэйвен, положив руку на запястье дочери, поспешила успокоить ее.

– Нет-нет, со мной все в порядке, – заверила она, – просто я немного устала. Но мы с отцом решили использовать мою усталость в качестве предлога для того, чтобы откланяться пораньше. – Она вдруг осеклась и испытующе взглянула на дочь. – Или тебе хотелось бы остаться?

– Нет-нет! – тотчас же ответила Сэйбл. – Поскольку ты устала, то, конечно, поедем домой! – С нехарактерной для нее резкостью она добавила: – От этого бала меня уже тошнит!

Рэйвен облегченно вздохнула и взглянула на Чарльза; тот в этот момент извинялся перед Джорджем и Дороти Хэверти за ранний уход.