Проклятым туннелям не было конца.
Темные, мрачные, облепленные лохмотьями паутины и какой-то слизью. Под ногами хлюпала густая грязь и лопались крохотные пузырьки, высвобождая нестерпимый смрад гниющей плоти и прокисших яблок. Я брел в бесконечность и не мог найти выход, каждый новый шаг уводил меня все глубже в переплетения сотен изломанных коридоров, каждый из которых — точная копия предыдущего. Когда я открыл рот, чтобы закричать, из горла не вырвалось ни звука, будто язык засох и отвалился.
В груди было непривычно пусто. Даже мой зверь оставил меня, бросил одного в угнетающем мраке, растворился как тень в полуденную жару.
Таков порядок вещей.
Все, кому ты веришь, уходят, рано или поздно.
Шаг — и всхлип топкой грязи под сапогом.
Шаг.
Сердце подскочило к горлу, мешало вдохнуть полной грудью, а я услышал чей-то надрывный плач. Горький, полный боли и разочарования стон прокатился по воздуху, хлестнул по щеке с такой силой, будто хотел содрать кожу с моего лица.
— Вы не пришли…
Бормотание было до странности знакомым. Я знал этот голос и содрогнулся всем телом, когда увидел впереди размытый девчачий силуэт.
Щелчок взведенного курка походил на раскат грома. Силуэт медленно повернулся, встретил мой пристальный взгляд.
Глаза у Флоренс были совершенно черными, блестящими и безумными. Она покачивалась с пятки на носок и размазывала по щекам черные маслянистые слезы.
Точно в грудь мне смотрело дуло пистолета.
— Я ждала, а вы не пришли…
Стреляй первым…
Ты быстрее ее. Посмотри: Канарейка не в себе. Ты успеешь выхватить оружие.
Вопреки внутреннему голосу я развел руки в стороны. Показал, что оружие на поясе, и она может забрать его, если захочет.
— Это все ненастоящее, — Флоренс шептала так тихо, что я едва разбирал слова. — Вы — иллюзия. Мираж, который пришел, чтобы свести меня с ума.
— Я пришел тебя спасти.
— Вы врете! — вскрикнула она. — Врете! Вы лжец! Лжец-лжец-лжец!
Она кричала так пронзительно и горько, что сердце пропустило удар. В груди похолодело, закололо тонкой иглой, но я не мог пошевелиться, прибитый к земле ее обвинениями.
— Я приду за тобой. Обещаю.
Губы Флоренс кривились, свободная рука потянулась к голове, сжала лоб, будто пыталась успокоить раздирающую ее боль.
— Простите… — она прикусила губу до крови и подняла пистолет выше. Уперла дуло себе в висок. — Я больше не могу…
— Флоренс!
Бросился вперед, но слишком медленно.
Выстрел. Мир накрыла кромешная темнота, расцвечераня вспышками перед глазами.
И последнее, что я видел — маковые пятна крови на собственных руках.
***
Я проснулся в холодном поту, с грохочущим в ушах сердцем и уставился в светло-серый потолок каюты, будто на нем можно было прочесть необходимые мне ответы. Пальцы судорожно вцепились в край одеяла, а в горле пересохло так, что каждый вздох давался с трудом и болью.
Рядом зашуршали простыни, и на грудь мне взобрался енот.
Он вообще редко сидел взаперти, любил разгуливать на свободе, а я никогда не противился.
Столкнул мохнатый клубок на пол и услышал его недовольное ворчание. Енот отошел к двери душевой и выразительно скрестил лапки на груди. Взгляд у него был хмурый и осуждающий, прямо как у обычного человека.
— Ну, чего уставился? — бросил я недовольно. — Я имею право на кошмары.
Енот закатил глаза и покачал головой: он прекрасно видел мой сон, ведь мы делили не только тело, но и разум. Острая мордочка вытянулась еще больше, а во взгляде читалась затаенная горькая тоска. Еще никогда мой зверь не выглядел таким взволнованным.
— Скучаешь, да? — я поднялся на ноги и направился в душ. Мне было просто жизненно необходимо ополоснуть лицо. — Мы ее вернем, вот посмотришь.
Енот издал тихий писк и протопал следом, чтобы забраться на небольшую табуретку у раковины, прямо на стопку серых полотенец. Он заглядывал мне в глаза, дергал лапой за край рубашки и вопросительно ворчал.
— Нет, я не скучаю, — я щелкнул енота по уху, а тот в ответ оскалился и чуть не цапнул меня за руку. — И не надо на меня так смотреть!
Зверь зашипел как рассерженная змея.
— Что? Это ты во Флоренс души не чаешь, а не я. Отдам тебя ей, хочешь? Два несносных разрушителя моей жизни.
Енот громко фыркнул и, показав мне язык, спрыгнул с табуретки и выкатился обратно в каюту.
Умывшись, я вышел в коридор и уже через минуту был на мостике. За штурвалом устроился Бардо и выглядел предельно собранным. Он бросил на меня всего один взгляд и снова отвернулся к панели управления.
— Я связался с Авророй по закрытым каналам, — уперевшись руками в спинку кресла, я наблюдал, как капитан рассчитывает прыжок и готовится к открытию точки входа. Судя по цифрам на панели, лететь нам было еще час. — Мои люди спрячут ее и детей в безопасном месте.
— Ты им доверяешь? — резко спросил Бардо, и его рука замерла над кнопками.
Будь его воля, и он бы забрал мою сестру и детей с собой, но нельзя так рисковать. С нами им было бы куда опаснее, чем под защитой моих доверенных воинов.
— Как самому себе.
Рука Бардо дрогнула и сжалась в кулак, но мужчина быстро вернул себе привычное самообладание.
— Если что-то случится…
— Она — моя сестра, — я поднял ладонь, чтобы прервать готовую вырваться из капитана угрозу. — Я бы не стал лишний раз рисковать. Долго нам еще лететь?
— Чуть меньше часа, — глухо ответил он. — Зачем ты взял куб с собой?
— Что?
— Куб, — Бардо передернул плечами. — Я видел его в одной из кают.
— Может оказаться полезным. Мы не знаем, какие тайны он хранит. Корекс хоть и был редкостным ублюдком, который больше скулил и верещал, чем говорил, но я успел понять, что куб — это хранилище памяти. Возможно, такой же древней, как сами Пожиратели звезд.
— Не думаю, что эта дрянь чем-то с нами поделится.
— Кто знает, — я занял соседнее кресло и приклеился взглядом к черноте по ту сторону стеклопласта. Прошитый гвоздиками тысяч звезд мрак притягивал, манил неразгаданными тайнами, и где-то там, в неизвестности, меня ждали. — Посредник под присмотром?
— Обездвижен, накачан наркотиками, заперт в крохотной каморке в грузовом отсеке. Даже если он испортит воздух, мы об этом узнаем, — Бардо пристально меня рассматривал и через секунду задал вопрос, от которого внутри дрогнула натянутая струна. — На тебе лица нет. Что-то случилось?
— Помимо того, что мы действуем вслепую и даже не знаем, что ищем?
— Да. Помимо этого.
Я сцепил руки в замок и уперся локтями в колени. В воздухе повис удушливый запах крови и черной паутины, мир дрогнул и пошел рябью, как поверхность воды.
— Простите…я больше не могу…
— У меня очень дурное предчувствие, Бардо, — капитан от моих слов будто окаменел и резко выпрямился в кресле. — Настолько дурное, что я не могу с ним справиться.