– Ричард? – робко спросила Моника, когда они ехали в такси.
– Что?
– Почему вы так странно себя ведете?
Рик бросил взгляд на водителя.
– Давайте поговорим об этом, когда приедем домой.
Моника тяжко вздохнула.
Дьявол! Надо сказать водителю, чтобы подождал, пока он проводит Монику до двери, и уехать отсюда к чертовой матери!
Как только они миновали Лексингтон-авеню, поток машин стал редеть, и в начале второго они уже подъехали к дому Микеле. Рик до сих пор удивлялся, как это дядюшка дозволяет своей драгоценной племяннице разгуливать по Нью-Йорку – хоть бы и с провожатым – до двух часов ночи. Моника уже большая девочка, однако на Микеле это очень не похоже.
Рик попросил таксиста подождать его минут десять, но тот сказал, что у него заказ. Ну и ладно! Доставит Монику к дяде в целости и сохранности и быстренько уйдет. Рик нажал кнопку лифта и сделал вдох, пытаясь успокоиться. Это Моника. И они поднимаются в квартиру Микеле. Его босса.
– Ричард? – Она положила ладонь ему на руку и нежно сжала. – А мы сразу пойдем в квартиру?
– Да. – Рик не мигая смотрел на дверь лифта. Глядеть Монике в глаза он не рискнул. Мало ли что... А что, если она сложит губы бантиком? Тогда он за себя не ручается.
– А вдруг дядя Микеле уже вернулся? Как же мы тогда с вами поговорим?
– Моника, я зайду всего на пару минут. Ведь завтра рано вставать.
Двери лифта открылись, и Рик решил, что Моника наконец отпустит его руку, но она повисла у него на руке и прижалась к нему еще плотнее. Остается надеяться, что Микеле уже спит! Хотя ничего предосудительного в том, что Моника взяла его под руку, нет. Или есть? Они подошли к двери, и Рик, мучимый угрызениями совести, пробормотал:
– Пожалуй, заходить я не буду. – Он высвободил руку. – Позвоните мне завтра, как проснетесь.
Моника взяла его за рукав и, понизив голос, грустно спросила:
– Как? Вы не зайдете? Ведь еще не поздно.
– Не поздно? Уже четверть второго.
– Ну и что?
– Вы же сами сказали, что дядя уже дома.
– А давайте поднимемся на крышу. Там есть внутренний дворик. Такой уютный и...
– Нет. – Он снова освободил руку. – Никакой крыши. Где ваш ключ?
– Ричард... – Она сложила губы бантом и, подняв глаза на Рика, с виноватым видом призналась: – Я должна вам кое-что сказать. Только, прошу вас, не сердитесь!
У Рика похолодела спина.
– Что еще?
– Я вас обманула.
– В чем?
Она отвела глаза и еле слышно промямлила:
– По поводу комендантского часа.
– Во сколько?
Моника чуть наморщила нос, она всегда так делала, если не понимала, о чем ее спрашивают.
– В котором часу Микеле велит вам быть дома? – теряя терпение, процедил сквозь зубы Рик.
– В полночь.
– Отлично. – Он взглянул на часы, хотя прекрасно знал, что уже двадцать минут второго. – Просто великолепно!
– Но ведь ему об этом знать необязательно. – Моника дернула плечиком. – Иногда дядя сам приходит домой только в два ночи. И сразу идет в кровать, а через пару минут уже храпит на всю квартиру.
– А что, если на этот раз он не храпит, а сидит и поджидает вас в гостиной? – У Рика возникло дурное предчувствие. – Что тогда?
– Пожалуйста, не говорите ему, что я вас обманула! – Она подняла на него испуганные глаза. – А то он отправит меня домой.
– Никуда он вас не отправит.
– Еще как отправит!
А что, если на самом деле отправит? – ужаснулся Рик, а вслух пробурчал:
– Мне тоже не поздоровится.
– Знаете что? Если дядя не спит, я ему во всем признаюсь. Только я уверена, что он спит, вот увидите! А я потихоньку пройду к себе.
– А вдруг он заглянул к вам в комнату и обнаружил пустую постель?
– Нет, не обнаружил. Перед уходом я всегда разбираю кровать и кладу под одеяло подушки. И все выглядит так, будто это я там сплю.
– Вы учились в школе при католическом монастыре?
– Да. – Она кивнула с таким скорбным видом, что Рик не мог не рассмеяться.
– Давайте ваш ключ.
Стараясь не греметь, Рик осторожно отпер дверь. В углу гостиной горел торшер. Впрочем, это еще ничего не значит: Микеле всегда оставляет его включенным на ночь.
Рик вошел и, впустив Монику, захлопнул дверь. Сначала он хотел сразу уйти, но потом передумал. Если Микеле на самом деле проснется, нельзя оставлять Монику ему на растерзание.
– Идите к себе, – шепотом велел он. – А я уйду, как только вы войдете.
– А как же насчет...
– Моника, ради всего святого! Поговорим завтра.
Она чмокнула его в щеку и безропотно направилась к себе в комнату.
И тут Рику показалось, что снаружи за дверью раздаются голоса. Он прислушался: так и есть! Из-за двери донеслась любимая песня Микеле «Sole mio». Причем в его собственном, не вполне трезвом исполнении.
Черт!
– Моника, это ваш дядя! – шепнул он.
– Что вы сказали? – спросила она с порога своей комнаты.
А за дверью уже явственно слышалась возня: видно, Микеле не может сразу попасть ключом в замочную скважину.
– Микеле пришел. Уходите!
Она сделала страшные глаза.
– А как же вы?
Хороший вопрос! Опять лезть в стенной шкаф? Только где он, черт его побери?!
– Идите сюда! – Моника отчаянно замахала рукой, призывая его к себе.
Рик замотал головой.
– Уходите!
Но Моника уже шла к нему, и Рику не оставалось ничего, кроме как шагнуть ей навстречу. Схватив его за рукав, она потащила его к себе. Вот вам и дежавю! Ну надо же так влипнуть! Угодил прямо в пасть тигру.
Моника закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
– Лучше бы я отсиделся в стенном шкафу, – недовольно буркнул Рик.
Моника приложила палец к губам, призывая его молчать, и оба прислушались. Вроде бы Микеле громыхал уже на кухне. Хотя кто его знает? Может, до сих пор возится с замком.
В квартире было тихо, и Рик решил, что Микеле уже прошел к себе, но тут в дверь комнаты негромко постучали. Рик с Моникой дружно вздрогнули.
Она прижала ладонь к шее. Микеле тихо позвал ее по имени, но она не отозвалась. Рик толкнул Монику локтем и указал глазами на дверную ручку. В спальне горел лишь ночник, и Рик не был уверен, заперта ли дверь.
Наконец Моника ответила что-то на итальянском, и таким сонным голосом, что Рик не мог не отметить ее незаурядные актерские способности. А может, сказывается богатый опыт обучения в школе при католическом монастыре? – усмехнулся он про себя. В прежние времена про воспитанниц закрытых женских школ ходили легенды. Теперь он не сомневался: это не досужие вымыслы. Монике не откажешь в изобретательности.
Микеле ответил тоже на итальянском, и Рик запаниковал. Оглядел комнату, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться. Опустился на пол и хотел залезть под кровать, но там все было сплошь заставлено какими-то коробками.
Моника сбросила туфли, швырнула сумочку на стул и стянула с постели одеяло.
– Сюда! – шепнула она и отодвинула в сторону подушки, изображавшие видимость ее присутствия. Пара подушек свалилась на пол.
Думать было некогда, и Рик нырнул в кровать, а Моника набросила на него одеяло. Потом снова сказала что-то на итальянском и скользнула в постель рядом с ним.
Рик хотел было возмутиться, но услышал, как в двери поворачивается ручка, и прикусил язык. Моника легла на бок, к нему спиной, и он, чуть не поперхнувшись, лег в такую же позу, надеясь, что Микеле не обратит внимания на то, что его племянница в одночасье поправилась килограммов этак на восемьдесят.
Микеле вошел в комнату и, не включая света, сел на край кровати рядом с Моникой. Под его весом матрас прогнулся, и Рик зажмурился, истово молясь, чтобы кровать выдержала троих.
Моника очень артистично изобразила зевок и от волнения пробормотала на смеси английского с итальянским: мол, очень хочется спать. Видно, Микеле здорово набрался, раз кушает все как миленький.
Босс отвечал ей на итальянском, и Рик с перепугу не понимал ни слова. Слава богу, Микеле был краток. Единственно, что Рик уловил: «спасибо» и «спокойной ночи». После чего пружины матраса распрямились, и вскоре за Микеле закрылась дверь.
Рик с облегчением перевел дыхание, но так и не шелохнулся. Он ждал, пока Моника даст ему команду. Однако Моника молчала, и он осторожно поднял руку, чтобы привлечь ее внимание, но тут же опустил. Нет, руками лучше ничего не трогать. Это чревато.
Но соблазнительно. Чертовски соблазнительно.
Рик стоически противостоял искушению. Он шевельнулся, и Моника тут же прижалась к нему еще теснее.
Нет! Только не это!
– Моника... – еле слышно шепнул он. Она не отозвалась, и он шепнул уже громче: – Моника!
– Подождите. – Она соскочила с кровати.
Рик прислушался. В квартире было тихо. Надо вылезти из кровати. А может, подождать еще?
Моника вернулась и улеглась к нему лицом. Что еще она придумала? – насторожился Рик и спросил:
– Вы заперли дверь?
– Да.
Рик повернулся на спину и хотел слезть с кровати, но она схватила его за запястье.
– Подождите. Еще рано.
– А разве он еще не лег?
– Нет, дядя у себя в кабинете.
Разговор шепотом в темноте настраивал на интимный лад. Рик чувствовал, что его решимость стремительно тает. Он вздохнул и, ощутив запах ее кожи, зажмурился.
– А что он там делает?
– Я не спрашивала.
Рик старался не думать о том, что ее грудь совсем близко. Вспомнил, как неделю назад ласкал ее на диване в гостиной, и скрипнул зубами.
– О чем вы с ним говорили?
Моника вздохнула, и Рик почувствовал у себя на щеке ее теплое дыхание.
– Бедный! Сегодня он такой печальный... Тоскует по жене.
Рик очнулся.
– И он пришел к вам, чтобы это сказать?
– Он подарил мне медальон покойной жены. Ведь у него нет дочери, вот он и решил отдать его мне. Это фамильное украшение. Старинное и очень ценное. – Она снова вздохнула. – Дядя немного пьян. Завтра я верну ему медальон.
– Почему? Ведь он сам его вам отдал...
– Рано или поздно у Артура будет дочь. И медальон должен принадлежать именно ей.
Рик промолчал. Он не мог представить Артура женатым. Не то что отцом. Хотя Моника, наверное, права. Кто знает? Может, со временем у Артура будет куча детишек, как и подобает настоящему Террачини.
Моника подвинулась и примяла подушку, которую Рик пристроил между ними в качестве оборонительного щита.
– Когда дядя в таком настроении, он долго не ложится спать.
– И чем же он занимается?
– Смотрит старые теткины фотографии. И пьет. – Она вздохнула. – Дядя слишком много пьет. Обязательно поговорю с ним перед отъездом. Нельзя так относиться к своему здоровью.
– Да? – Рик улыбнулся. Иногда Моника рассуждает как взрослая, заботливая женщина, а иногда ведет себя как настоящий ребенок – любопытный, непослушный, задающий слишком много вопросов.
– А вы считаете, мне не нужно с ним говорить?
– Нет. Просто немного удивился.
– Почему?
– Не знаю. Ведь я... Моника, ведь я в вашей постели.
Она засмеялась. Тихо, но чертовски обольстительно.
– Да, Ричард, я все понимаю. Ведь я тоже в постели.
– В том-то и проблема.
– Не вижу никакой проблемы. – Моника протянула руку и погладила его по щеке. – Ведь дядя не знает, что вы здесь.
– Да, но... – Он убрал ее руку, которая подобралась к верхней пуговице его рубашки. – Все равно мы не должны быть в одной постели.
– Но ведь мы не делаем ничего предосудительного.
– Дело в том, что... – Рик перевел дыхание.
Моника придвинулась к нему так близко, что ее волосы защекотали ему подбородок, а потом закинула руку ему на плечо, едва не касаясь грудью его груди. Хотя она говорила спокойно, Рик чувствовал, как бешено колотится у нее сердце.
– Моника, если вы будете продолжать в том же духе, это плохо кончится. – Рик отстранился. – Где подушка?
И тут она его поцеловала.
Правда, промахнулась и попала не в губы, а в подбородок. Потом снова прижалась к нему, и в ее неловкой попытке было столько трогательной юной нежности, что Рику захотелось, наплевав на все запреты, обнять ее и прижать к себе.
Хотя в комнате царил полумрак, он видел, как задышали зрачки ее глаз, а на лице на миг отразились неуверенность и смятение, напомнив Рику о том, что Моника неопытна и невинна и сама не знает, о чем просит. Лежа в уютном полумраке рядом с ее восхитительным телом, Рик впервые по-настоящему понял, что такое искушение.
– Моника, вы сами знаете, это невозможно. Так нельзя.
– Но ведь мы только целуемся. – И ее влажные губы нашли его рот.
Рик пытался противиться, но, когда ее язык коснулся уголка его рта, он откинул голову чуть в сторону, чтобы было удобнее, и поцеловал ее с такой страстью, что она застонала.
– Ричард, подожди! – прерывисто дыша, проговорила она.
Он отстранился. Ну что он за кретин! Не сдержался и напугал бедную девочку...
Моника откинула одеяло и отодвинулась. Рик не сразу понял, что она встает с кровати.
Его охватила паника. Неужели он на самом деле так напугал ее?
– Куда ты?
– Ш-ш-ш! – И она чмокнула его в щеку. – Никуда. – Стоя в двух шагах от кровати, она наклонилась, взялась за подол платья и начала его поднимать. Лиф платья был довольно узкий, и слезало оно мучительно долго.
За спиной у Моники на комоде горел ночник, и в его свете ее молодое тело было таким ослепительно красивым, что Рик чуть с ума не сошел. Когда она наконец стянула платье, у него пересохло в горле и стало больно дышать. Она расстегнула застежку на спине, спустила бретельки и сняла бюстгальтер. Потом повернулась и бросила его на спинку стула. Увидев ее грудь в профиль, Рик обомлел от восторга.
Оставшись в одних трусиках – если этот кружевной треугольничек можно назвать трусиками, – она снова нырнула под одеяло и прильнула к Рику всем телом. Он чувствовал, как ее соски щекочут его сквозь рубашку.
– Моника, ты сошла с ума! – с трудом ворочая языком, выдавил он.
– Дверь заперта.
– Не в этом дело.
– Ричард, сними рубашку, – тихо попросила она.
– Ты меня не слышишь? Это плохо кончится. – Нет, от нее точно можно с ума сойти. Господи, помоги!
Моника положила ладонь ему на руку, пониже плеча, и сжала бицепсы.
– А мы будем делать только то, что уже делали. И больше ничего.
– Да? – усомнился Рик.
Моника взяла его ладонь и положила себе на левую грудь. И он, безвольный негодяй, ей это позволил. Но у нее такая теплая, нежная кожа, что оторвать ладонь выше его сил.
– Сними рубашку. Пожалуйста...
– Но Микеле...
– Он думает, что я сплю.
– Моника, ты не понимаешь. – Рука Рика, словно независимо от него, уже ласкала ее грудь. – Мне на самом деле трудно.
– Почему? – спросила Моника, и ее сердце застучало прямо ему в ладонь.
Нужно быть до конца честным и напугать ее как следует.
– Потому что я хочу большего. Того, что нельзя. Хочу ласкать тебя всю. Ведь я мужчина. И хочу всего. Теперь поняла?
Какое-то время она молчала, а потом тихо сказала:
– Я тоже хочу всего.
Рик ругнулся с такой горячностью, что она вздрогнула и отодвинулась.
– Прости меня, детка! – Он обнял ее и снова привлек к себе. – Дело во мне. А не в тебе.
Она снова уткнулась ему лицом в грудь и тихонько вздохнула.
– Ты меня все время пугаешь.
– Знаю. – Какого черта он ее к себе прижимает? Чтобы она почувствовала, что Везувий вот-вот заговорит? Да одно это должно ее предостеречь. И заставить подумать о том, что может произойти, если они не будут соблюдать осторожность. Залез в кровать, позволил ей раздеться, а теперь рассуждает об осторожности! Идиот!
– Ричард?
Он знал этот тон: теперь жди беды.
– Да, Моника?
Она засмеялась.
– Ты говоришь ну прямо как мой папа.
– Отлично. – Говорит-то он как папа, зато испытывает совсем не отеческие чувства.
– А ты снимешь рубашку?
Рик проглотил ком в горле. Может, все-таки рискнуть уйти. Ведь Микеле основательно набрался.
– Помнишь, как мы с тобой были на пляже? – спросила Моника, а ее пальцы уже проникли в распахнутый ворот рубашки и играли волосками на его груди.
Еще бы он не помнил! Да он каждую ночь вспоминает, как впервые увидел ее обнаженную грудь и как вдруг прижались к его телу упругие розовые соски.
– Ну ладно, сниму. Но только рубашку. – И Рик стянул с себя рубашку. Отлично. Настоящий джентльмен! Что он делает, черт побери?! Рик швырнул рубашку на пол и, обхватив Монику за талию, прижал к себе.
Она тихо застонала, и, услышав этот стон наслаждения, он ощутил мощный прилив желания. Моника прильнула к нему еще теснее, распластав грудь у него на груди, и он снова пожалел, что пошел у нее на поводу и снял рубашку. Но всплеск разума длился пару секунд. Моника обвила его руками за шею, а потом принялась поглаживать спину.
Рик положил ладони на ее ягодицы, нашел ее губы и поцеловал – не спеша и по всем правилам. Она ответила ему с такой готовностью, что его кинуло в жар.
Нет, это нужно прекратить. Сию же секунду! А то он умрет от разрыва сердца.
– Ричард?..
Узнав этот сладкий вкрадчивый тон, Рик насторожился.
– Можно я тебя поласкаю? – прошептала она.