Город страсти

ГЛАВА 87

Дуэйн спешил домой, надеясь, что в нем, по обыкновению, никого не окажется. Если так, то можно будет отвести душу, постреляв по собачьей будке. Она превратилась в такое безобразное сооружение, что не грех и пальнуть по ней разок-другой. Большой беды в том нет, в особенности если учесть, что она оставалась необжитой.

Развивая запавшую в душу мысль о нервном срыве, Дуэйн пришел к выводу, что пора пересмотреть свое отношение к стрельбе по будке. Случайный прохожий счел бы это занятие странным для взрослого человека. В семье, правда, по этому поводу не задавали никаких вопросов; впрочем, не исключено, что и они считают его увлечение странным.

Раза два или три своей стрельбой он будил Барбет. Припоминая те дни, он осознал, что пробуждение крошечной девочки от звуков выстрелов из «магнума» 44-го калибра – не самое лучшее ощущение. Дуэйн не хотел быть плохим дедом (хотя бы в этом отношении), поэтому последнее время, отправляясь в горячую ванну, довольствовался тем, что лишь надевал наушники и смотрел на будку, держа пистолет незаряженным Таким образом, он как дед был на высоте, хотя, если признаться, такой способ мало ему помогал.

Как бы безобразна ни была будка, сама по себе она мало что значила для Дуэйна Больше всего ему хотелось слушать звуки выстрелов, но приглушенные. Наушники не только не давали оглохнуть, они делали пальбу цивилизованной, почти музыкальной. В наушниках он полностью сливался с этими звуками. Они сохраняли свою мощь, не неся наказания. Звуки как бы громадной волной подхватывали его, но наушники помогали не утонуть.

Когда он вошел в дом, вся семья, за исключением Дики, собралась за кухонным столом. У каждого была в руке ручка, и перед каждым лежали чистые листки бумаги. Маленький Майк сидел на коленях Карлы, сжав в кулачке цветной карандаш как охотничий нож. Коротышка Джо Куме расположился возле Нелли. Лица всех, кроме маленького Майка, выражали серьезную сосредоточенность. На близнецах были зеркальные солнцезащитные очки.

Дуэйн прошел в свой кабинет и взял наушники, которые висели в шкафчике с оружием. Повесив их на шею, он вернулся на кухню. Если они делают цивилизованными звуки выстрелов «магнума» 44-го калибра, то, чем черт не шутит, придадут цивилизованность манерам обращения в его семье.

– Если я услышу хоть одно грубое слово в свой адрес, тут же их нацеплю, – предупредил он, глядя на Карлу.

– Дуэйн, мы все составляем список наших пророчеств и пожеланий на ближайшие сто лет, – сказала Карла. – Завтра они будут запечатаны в «капсуле времени».

– Мое самое сокровенное желание – не услышать в ближайшие сто лет ни от кого ни одного грубого слова, – проговорил Дуэйн, наливая себе пива. – Хотя это не пророчество.

– В последнее время он был груб, разве не так? – сказала Минерва.

Дуэйн почти надел наушники на голову.

– Продолжай… выдай что-нибудь этакое порезче.

– Дуэйн, если ты хочешь присоединиться к семье, садись и веди себя подобающим образом, – заметила Карла.

Дуэйн сел и какое-то время смотрел на зеркальные очки близнецов, в которых увидел четыре изображения самого себя, по одному в каждой из линз. Как он ни старался, но не мог определить, в каком настроении сегодня находятся двойняшки.

– Мое второе желание – никогда больше не входить в состав жюри по отбору картин на выставках, – прибавил он.

– Дуэйн, помолчи. Ты справился с порученной работой, – продолжала Карла. – Ты проголосовал точно так, как мы с Джейси хотели.

– Я собиралась нарисовать портрет Линды Лав-лей. По-моему, она жертва, – сказала Минерва.

– Ну и что тебе помешало? – спросил Дуэйн.

– «Глубокую глотку» перестали показывать, и ее лицо стерлось у меня из памяти, – ответила Минерва.

– У меня тоже из памяти стерлись все ваши лица, – съязвил Дуэйн. – Во время ваших набегов домой я не успеваю их запоминать.

После того, как он сказал это, на кухне появилась Джейси с заплаканным лицом. Дуэйн подумал, что его замечание могло задеть ее. Она могла расценить его слова как упрек в том, что отбивает у него его семью. Но Джейси, если и слышала его, то не показала виду. Она вынула из холодильника бутылку белого вина, из шкафа – бокал, бросила два кусочка льда в него и, не проронив ни слова, вышла.

– Ее сын был моложе меня, когда его убили, – сказал Джек, едва за Джейси закрылась дверь.

Никто не нашелся что сказать.

– Меня никогда не убьют, – заявил Джек, нервно пиная ножку стола.

– Молчи! Грешно так говорить! – осадила Карла сына.

– Я видел, как вчера был убит человек, – заметил коротышка Джо Куме. От звука его голоса, слышать который имела привилегию исключительно одна Нелли, да и то нечасто, все буквально обмерли.

– Кто? Ты ничего мне не говорил об этом, – упрекнула его Нелли.

– Летчик самолета-опылителя, – смущенно ответил коротышка Джо, заметив, что все смотрят на него. – Его самолет резко пошел вниз, а не вверх, и он погиб при ударе.

– Ты никогда не говорил мне об этом, – повторила Нелли.

– Не хотел огорчать тебя, – пробормотал Джо, сильнее смущаясь под пристальными взглядами семейства Муров. – Всякого могут убить. Все дело в везении. Подобное может случиться в любое время… днем и ночью.

– Прекрати, Джо. Ты действуешь мне на нервы, – возмутилась Карла. – Давай поговорим о чем-нибудь другом, и потом в будущее надо передавать оптимистические пожелания.

– Не наезжай на него, мама! – вспылила Нелли. – По телефону ты всегда хотела поговорить с ним, а когда он, наконец, добрался до нас и старается принять участие в разговоре, ты затыкаешь ему рот.

– Я не наезжаю на него, – громко ответила Карла. – Я просто хотела, чтобы он помолчал, если ни о чем другом не может говорить, как только о смерти.

– Его убил высоковольтный кабель на съемочной площадке, – проговорила Джулия. – На нем не было изоляции. Он едва прикоснулся к нему… и ни малейшего шанса!

Дуэйн заметил, как задрожали ее губы, и в следующую секунду дочь, рыдая, бросилась на грудь отца, чем очень удивила маленького Майка, который даже перестал тыкать по столу карандашом.

– Вот чего ты добился, Джо! – вскричала Карла, тоже чуть не плача.

– Джек первый начал, – заступился за Джо Дуэйн, обнимая Джулию.

Даже Джека пробрало; он снял очки и швырнул их на стол.

– Я бы не стал хвататься за голый кабель, – сказал он. – Я слежу за такими вещами.

Джулия перестала реветь и закричала на него:

– Заткнись! Ты ни разу не был на съемочной площадке. Откуда тебе знать, где там лежит этот кабель.

Джек взял фломастер и, прицелившись, бросил его в маленького Майка. Как всегда, бросок оказался безошибочным. Мягкое перо угодило ему точно в лоб, оставив синюю отметку. Малыш от удивления открыл рот.

– Ты мог попасть ребенку в глаз! – закричала Карла, вскакивая со стула.

– Это всего лишь фломастер, – попытался оправдаться Джек.

Джулия выскользнула из рук отца, схватила сахарницу и высыпала содержимое на голову брата.

– Ты ни разу там не был! – продолжала она. – Ты ничего не знаешь. Тебя могло убить на месте!

– Ах ты, сука! – сорвался со своего места Джек, кидаясь на сестру с кулаками, но, заметив приближающуюся мать, поспешил скрыться за второй дверью.

Джулия снова бросилась на шею отца, заливаясь сильнее прежнего.

– Поймаю – надеру задницу! – прокричала вслед сыну Карла, но вместо того, чтобы преследовать Джека, сама расплакалась и выскочила из кухни через другую дверь.

– Ты не можешь постоять за себя! – набросилась на Джо Нелли. – Мать готова сделать из тебя отбивную! Я сойду с ума!

Джо покраснел как рак и, чуть не плача, заторопился к двери, бормоча на ходу:

– Я – к себе.

– Я—с тобой! Я не могу жить в этом доме. Он меня сводит с ума! – заявила она, исчезая за дверью. Джулия оставила отца и устремилась за ними.

– А ты куда? – спросил Дуэйн.

– Врезать Джеку. Он не должен был говорить, что знает, как поступать на съемочной площадке.

– Веселая у тебя семейка, – проговорила Минерва, когда кухня опустела. Маленький Майк, оставленный без присмотра, пытался пырнуть кошку карандашом. – Хотя и не очень стабильная.

– А кто очень стабилен?

– Я, – гордо произнесла Минерва. – После всего, что я пережила, появляется стабильность.

– У меня не хватило бы сил.

Барбет начала хандрить, разбуженная семейной ссорой. Дуэйн поднял фломастер, который Джек швырнул в маленького Майка, надел на него колпачок и отдал Барбет Та немедленно сунула новую игрушку в рот.

Дуэйн отправился посмотреть, чем занимаются Джек и Джулия. Близнецы стояли около машин, отчаянно споря, но камнями не бросались. К нему подбежал Шорти и носом уткнулся в ноги. В тяжелую минуту он любил там прятать голову.

Дуэйн вернулся в дом и принялся бродить по комнатам, думая о том, как он ему ненавистен. Он понимал, что надо пойти и утешить Карлу, но, чувствуя крайнее раздражение, все откладывал. Вскоре он очутился в гостиной, где среди прочих вещей стояли два рояля и чучело бурого медведя. Наличие музыкальных инструментов объяснялось просто – Карле время от времени приходили в голову фантазии сделать из близнецов концертирующих пианистов.

Медведь грозно возвышался в углу комнаты. Стоя на задних лапах, он достигал десяти футов в высоту. Его подстрелил один торговец легковыми машинами из Форт-Уэрта. Торговец, старавшийся соблазнить Карлу, приобщил мишку к «кадиллакам», которые Дуэйн с Карлой приобрели у него в разгар нефтяного бума.

Все ненавидели бурого медведя, включая Карлу, которая позднее призналась, что взяла его в отместку Артуру, ее архитектору, оказавшемуся полным разочарованием с романтической точки зрения.

– Его, наверное, до сих пор тошнит от мысли, что в драгоценной гостиной, спроектированной им, торчит зверь, – как-то заметила она.

– Откуда он мог узнать про него? – спросил Дуэйн.

– Я сказала. Откуда еще, Дуэйн. Теперь Артур меня ненавидит.

– Ну и ты ненавидишь его. Вы квиты.

– А в начале он был очень даже мил, – задумчиво проговорила Карла. – Ты не представляешь, как много мужчин на первых порах милы.

– И я был на первых порах мил? – спросил Дуэйн.

– Нет, ты вызывал жалость, как сейчас, – ответила Карла.

Дуэйн сел к огромному роялю и принялся бренчать на нем, сожалея, что не умеет хорошо играть. Исполнять музыку – это, должно быть, получше стрельбы по собачьей будке. Можно отрешиться от всего мира, и не нужно надевать наушники, в которых можно спариться.

– Какого лешего ты играешь «Чижик-пыжик»? – услышал он голос Джейси, остановившейся с бокалом вина в дверях.

– От нечего делать, – сказал Дуэйн, немедленно прекращая игру.

Джейси подошла к бурому медведю и какое-то время разглядывала его. Потом опустилась на корточки.

– А где его маленькая штучка? – спросила она. Дуэйн подошел и тоже взглянул. Раньше он мало внимания обращал на медведя, да и на гостиную тоже. Гениталии у животного напрочь отсутствовали.

– Бедный медведь, – вздохнула Джейси.

– Он не мой, – сказал Дуэйн. – Один торговец машинами из Форт-Уорта влюбился в Карлу и в придачу к «кадиллакам» по дешевке уступил медведя.

– Надеюсь, ты набил ему морду. Во-первых, он не должен был убивать беззащитного зверя, а во-вторых, беспокоить твою жену.

– Я не знал, что он беспокоил ее, – признался Дуэйн, который не только не набил ему морду, но и в глаза не видал.

Джейси медленно вышла из комнаты, и Дуэйн последовал за ней. Она прошла по холлу и направилась в одну из многочисленных спален, предназначавшихся для гостей. Возле кровати стояла большая сумка, а на полу были разбросаны компакт-диски и журналы.

По телевизору передавали какую-то викторину, но звук был выключен.

Джейси с усталым видом присела на кровать. Дуэйн встал в дверях, неуверенный в том, что его присутствие желательно, но потом он вспомнил, как ее глаза жадно искали его в зеркале и как ему захотелось ее поцеловать.

– Выкинь это из головы, – проговорила она. Дуэйн ничего не сказал и повернулся, чтобы уйти.

– Дуэйн!

Он остановился и посмотрел на нее.

– Ты не мог бы принести мне ту бутылку белого вина? – попросила Джейси.

Он пошел на кухню и принес то, что она просила.

– Прости, Дуэйн, если я набросилась на тебя.

– Ничего, другие набрасываются сильнее. Джейси подвинулась, давая понять, что он может присесть рядом.

– Нет, правда, прости. Я подумала совсем не то. У тебя был такой несчастный вид. Вместе с тем нет смысла ходить вокруг да около меня, желая любви. Ты все равно ничего не получишь, а мне не хочется тебя мучить. Сейчас у меня нет сил отказывать людям красиво. Я так паршиво себя чувствую, что меня не хватает даже на вежливый отказ.

– Не беспокойся, – улыбнулся Дуэйн. – Я привык к невежливому отказу.

Джейси тоже улыбнулась, но ее улыбка вышла вымученной.

– Здесь пустота, – проговорила она, прикладывая руку к своей груди. – Тебе кажется, что под ней бьется нормальное женское сердце, но это не так. У меня там стиральная машина, и в ней крутится белье. Иногда я работаю в медленном холодном цикле, в другой раз – в быстром горячем. Если загружать машину осторожно и по одной вещи, я вполне справляюсь. Полностью от грязи не удается избавиться, но если не перегружать машину, то с одним едва заметным пятнышком еще можно прожить.

Она встала, обошла кровать и раздвинула шторы. За окном было за сорок… вся земля приобрела пепельно-белый цвет от жары.

– Италия – не место для такой стирки, – добавила она, снова садясь и предлагая Дуэйну вина, но тот покачал головой.

– Слишком красивое? – спросил он.

– Слишком чувствительное, – сказала Джейси. – Там всего слишком много, что подбивает тебя любить.

Она посмотрела на него… не сердито, затем снова перевела глаза на окно.

– Я просто хотела постирать свое белье и приехала в нужное место. Это место под стать моему настроению – грязное, мрачное, душное и пустое. Нет никакой разницы между тем, что я вижу вокруг, и тем, что вертится внутри стиральной машины, которая работает безотказно.

Дуэйн собирался положить руку на ее плечо, но так и не решился.

– Отправляйся к своей жене и будь к ней повнимательнее, – на прощание проговорила Джейси, сползая с кровати и принимаясь перебирать компакт-диски.

– Все равно я люблю тебя, – сказал Дуэйн, поднимаясь, и сразу пожалел о вырвавшихся словах, ожидая холодной или, наоборот, горячей реакции, но Джейси, не выпуская из рук компакт-диски, лишь вопросительно посмотрела на него.

– Все равно любишь меня? Что значит это «все равно»?

Дуэйн не нашелся, что ответить. Что он имел в виду, говоря это? Почему он вообще так сказал? Его жизнь и без того слишком запуталась. В действительности, он не хотел любить ее или чтобы она любила его. Но слово не воробей…

– Все равно я люблю тебя, – повторила Джейси, размышляя над произнесенными словами. – Все равно я люблю тебя. Все равно я люблю тебя. Все равно я люблю тебя.

Дуэйн ощутил глупый прилив гордости и уже был рад тому, что она не рассердилась.

– У нас есть из чего выбрать, не так ли, мой сладкий? – спросила Джейси. – На досуге я подумаю об этом, а сейчас не могу – слишком устала.

Она поднялась, зевнула и махнула Дуэйну рукой, чтобы он уходил. Он вышел, и она закрыла за ним дверь.