День тянулся медленно, и я не могла сосредоточиться на работе. Я думала, главным образом, о Тони Джордане и о том, что бы посексуальнее надеть на свидание. Я позвонила Индии.
— Тони Джордан — это совершенно потрясающий мужик, которому я показывала Хонан Террас, попросил меня поужинать с ним сегодня. А я понятия не имею, что мне надеть, — выпалила я, как только она сняла трубку.
— Эллен! Я ведь могла быть с клиентом!
— Но ты же не была. Ты слышала, что я сказала, Индия? Тони Джордан…
— Да, да, слышала. Кто он такой?
— Не знаю и знать не хочу. Все, что я знаю, это то, что он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. О Господи, Инд! Ты должна посмотреть на него. Что мне надеть?
— Куда вы пойдете?
— В город ужинать.
— Да, но куда? В какой ресторан?
— Понятия не имею, и мне все равно. Индия, если бы ты только его видела! Все гормоны в моем теле взыграли, когда я две секунды постояла с ним рядом. Что мне делать?
— Надень свитер с высоким воротником и джинсы с туго застегивающейся пуговицей.
— Сейчас июль, Индия. Я сварюсь.
— Я знаю, Эллен, я просто думаю о твоей чести.
— Забудь об этом, — рассмеялась я, — если бы ты его видела, то забыла бы о чести.
— Подожди минуточку, Эллен…
Я откинулась на своем стуле и уставилась в потолок, пока Индия разговаривала с кем-то в своем офисе. Что же мне надеть? Есть ли у меня время, чтобы купить что-нибудь новенькое?
— Эллен?
— Да?
— Я должна идти. Послушай, позвони мне рано утром и расскажи, как прошло твое свидание.
Она повесила трубку, а я ни на миллиметр не приблизилась к решению проблемы. Ситуация была критической. Я набрала рабочий номер Руфь.
— Доброе утро, «Парксайд отель», говорит Руфь, чем я могу вам помочь?
— Руфь, это я. Ты можешь минуточку поговорить?
— Конечно. Что случилось, Эллен? Надеюсь, больше никто не умер.
— Нет, нет, послушай. Я показывала дом, — тот дом, в котором я нашла труп, — одному роскошному мужику. Его зовут Тони Джордан, и он пригласил меня поужинать с ним сегодня вечером.
— Замечательно!
— Я знаю, но ты должна увидеть его, Руфи. О, мой Бог, он просто… просто великолепный. Но забудь об этом. Что мне надеть? Я ума не приложу.
— Это не имеет значения. Мне кажется, это ненадолго.
— Руфь!
— Эллен!
— Что ты такое говоришь, — произнесла я с наигранной обидой.
— Ты знаешь, что я просто говорю честно, Элл. По тому, как ты говоришь о нем, я бы сказала, что это абсолютно точный диагноз. Не зря меня называют доктор Руфь, доктор лу… бовь.
— Ты сама себя так называешь.
— Потому что я знаю себя лучше всех. Извини, Эллен. Да, правильно. Номер 65. Сейчас дам вам ключ. Не за что, миссис Финнан, пожалуйста… Теперь вернемся к важному вопросу. Ты еще у телефона, Эллен?
— Да. Что мне надеть, Руфь?
— Я сказала тебе…
— Нет, сначала мне надо пойти с ним поужинать… Я хочу сказать… О, Господи, что мне надеть?
— Надень платье без рукавов цвета ржавчины, которое ты купила в Дублине.
— О'кей, — сказала я, немного расслабившись, когда Руфь занялась стратегически-важными размышлениями о моей одежде. — Я забыла об этом платье. Оно хорошее, Руфи. Очень хорошее.
— Я же тебе говорю. Оно сексуальное, но не чересчур вызывающее.
— Да, но согласись, Руфь, оно должно быть хотя бы немного вызывающим.
— Оно достаточно вызывающее.
— Правильно, — сказала я, вспоминая платье и то, как оно облегало все нужные места. Спасибо, Руфь.
— Позвони мне.
— Прямо с утра, обещаю.
— Желаю хорошо провести время, Эллен. Пока.
Даже после того как я решила мои проблемы с одеждой, я все еще не могла сконцентрироваться на работе, несмотря на то, что у меня было три предложения по Хонан Террас и две пары, которые вели неистовые торги за Хейзелдин. Последнее предложение по Хейзелдину на пять тысяч долларов превышало запрашиваемую цену. Проезжая по запруженным машинами улицам, я предостерегала себя не впадать в эйфорию по поводу Хейзелдина. Если я буду сохранять хладнокровие, то смогу получить огромную сумму за этот дом, и это послужило бы мне наградой за целый год работы.
А потом я дала себе слово не иметь секса с Тони Джорданом, во всяком случае, в первый вечер. Мысль о сексе с этим красавцем бросала мое тело в приятную дрожь, и я улыбалась в предвкушении предстоящего вечера. Но я буду казаться холодной и искушенной. Никакого секса, пока я не узнаю его получше, или по крайней мере в первую неделю. Если только я смогу продержаться так долго.
Вечер начался как волшебный сон. Я надела шелковое платье цвета ржавчины с черными босоножками на шпильках, которые очень подходили к нему. Мой грим ложился словно сам собой, и даже волосы были послушными, что случалось редко. Несмотря на нервозность, я была готова без десяти восемь и стала ждать Тони Джордана. Еще одно маленькое чудо.
Дверной звонок прозвенел ровно в восемь часов. Я проковыляла на высоких каблуках к двери в сопровождении шествующего за мной Джоя. Хотя я и ожидала увидеть Тони Джордана, это тем не менее явилось потрясением. Он был чересчур красив. Настолько красив, что, если вы не видели его некоторое время, например час, его вид ошеломлял вас.
— Эллен, — сказал он и наклонился поцеловать меня в щеку, — вы выглядите превосходно, это платье вам очень идет.
Ощущение его лица рядом с моим снова повергло мое тело в дрожь, и мне захотелось забыть об ужине и просто затащить его в спальню. Но я вспомнила о том, что не поменяла простыни, и о том, что собиралась быть искушенной и холодной. Я отпрянула от него, сознавая, что от близости к нему моя страсть подскакивает до высшего балла по шкале Рихтера.
— Привет, Тони, я… только возьму сумку… и кот… я хочу сказать, запру кота… — пробормотала я, запинаясь, отступая в гостиную. Я схватила сумку и загнала Джоя на кухню. Спрятавшись за кухонной дверью, сделала несколько глубоких вдохов и постаралась взять себя в руки. Это непросто — не дать себе броситься в объятия самого красивого мужчины на свете.
Я была как натянутая пружина всю дорогу до ресторана — маленького итальянского заведения на окраине города. Я бросала взгляды на Тони Джордана, пока он вел свой «рэнджровер» по почти пустым улицам. Каждый раз, когда он переключал скорость, его рука, как бы дразня меня, опускалась возле моей ноги, так близко, что я чувствовала исходивший от нее жар. От меня требовалась вся сила воли, чтобы громко не застонать.
Он беспечно болтал, не ведая моих мук. И время от времени посматривал на меня своими невероятно темными глазами, глазами, говорившими: «Я — ходячий секс». И я не понимала, что он говорил, утопая в этих глазах. Войдя в ресторан, я решила не пить ни капли спиртного. Если я выпью, то не смогу устоять перед поцелуем. Я поздравила себя с заново обретенным самообладанием.
Нас провели к столику в нише. На столе горела свеча и стоял маленький букетик цветов в красивой хрустальной вазе.
— Это был очень тихий ресторанчик, о нем мало кто знал. Но недавно о нем написали в воскресной газете, и теперь здесь невозможно заказать столик, — сообщил Тони, беря меню.
Я кивнула, но мне не было дела до ресторана. Я просто сидела и восхищалась Тони, оглядываясь по сторонам, чтобы посмотреть, восхищался ли им кто-нибудь еще.
— Я, наверное, возьму каннелони, — сказал он. — А вы, Эллен?
Я стала читать меню, но названия были написаны по-итальянски.
— Эллен?
— Да?
— У меня идея.
У меня тоже была идея, но мне казалось, что здесь было не место говорить о ней. Однако если он настаивал на разговоре о сексе…
— Давайте я закажу для нас обоих, — предложил Тони, наклоняясь через стол ко мне и дотрагиваясь своим указательным пальцем до кисти моей правой руки. Я глубоко вздохнула, надеясь, что моя кисть не такая потная, как ладонь. — Как вы к этому относитесь?
— Ммм, — промычала я.
Этим рестораном владеет мой друг Франки Фьорентини, и я знаю меню вдоль и поперек. Так как? — сказал он и улыбнулся. Улыбкой, от которой у меня таяло все внутри и я превращалась в идиотку. Я яростно закивала головой. Откровенно говоря, если бы он предложил мне есть уголь из камина, я бы согласилась.
— И вино. Посмотрим… хм… хорошее Фраскати… по крайней мере, что-то итальянское. Я попрошу Витторио порекомендовать нам что-нибудь, — сказал он и сделал знак официанту.
Ну, в самом деле, сказала я себе, не могу же я позволить Тони выпить все одному, и, кроме того, вино успокоит и расслабит меня. Вот когда я выпила первый бокал. Шеф-повар после консультации с Тони принес нам маленькие тарелочки с образчиками всего, что значилось в меню. Еда была очень вкусной, но мне бы все показалось вкусным, потому что во время еды я смотрела на этого Аполлона. Мы молча поедали пищу. Еще один плюс для Тони — уважение к хорошим харчам.
— Мне нравится, когда женщина любит поесть, — заметил он, поглощая tagliatelli со свежим соусом carbonara и ломтиками сыра пармезан.
— Большое спасибо. Здесь достаточно tagliatelli для двоих? — осведомилась я.
Я гордилась моим аппетитом. Вилли говорил, что я так много ем, чтобы компенсировать все годы плохих обедов в доме нашей матери.
— Больше чем достаточно, — сказал он, нанизывая еду на вилку и протягивая ее к моему рту. В отблеске свечей его глаза казались черными.
Я наклонилась вперед, и он стал медленно класть еду мне в рот, так, словно целовал меня. Я жевала ее, отчаянно стараясь жевать спокойно. Тони улыбнулся, и, протянув руку, погладил пальцами мою щеку.
— Ты прелестна, Эллен, — прошептал он. С первого взгляда, когда я увидел тебя спящей на скамейке… ты прелестна.
Я откинулась назад на своем стуле. Я верила ему. Прелестна или нет, я чувствовала себя чертовски очаровательной.
— Ты мне тоже нравишься, — сказала я, сделав глоток вина из моего бокала. Это было самым важным высказыванием года. Но остатки моего обещания самой себе быть холодной и искушенной возвращались в мой мозг, пробиваясь сквозь дымку алкоголя и вожделения.
— Знаешь, Эллен, что мне больше всего в тебе нравится?
— Нет, — пробормотала я, застыв в ожидании того, что он мне скажет.
— Ты не спрашиваешь людей, чем они занимаются. Ты уже как будто знаешь это, когда знакомишься с ними. И они хотят, чтобы ты рассказала им свою биографию, прежде чем предложить тебе выпить с ними! — рассмеялся он, поднимая свой бокал.
— В самом деле? Я забыла тебя спросить. Так чем ты занимаешься? — спросила я, внезапно почувствовав любопытство. Я была уверена, что он не убийца, и не наркоторговец, или что-нибудь в этом роде, но также не могла представить его себе почтальоном или, скажем, учителем.
— «Красивое тело».
Я была в замешательстве — не могло же это быть новой профессией? Неужели кто-то платил ему за то, что он был красивым мужчиной?
— «Красивое тело» — это центр досуга и тренажерный зал. Я им руковожу. И руковожу успешно, — добавил он робко, словно стеснялся в этом признаться. На его месте Эндрю написал бы эти слова на облаке или вырезал бы на своем лбу.
— О, я знаю. У нас есть такой новый клуб возле церкви.
— У меня не особенно крупный бизнес. Расскажи мне о своей работе. Есть предложения по Хонан Террас?
Я была рада блеснуть своим профессионализмом.
— У меня уже три предложения. Я получила их сегодня одно за другим. Я собиралась вам позвонить узнать, не хотите ли вы тоже предложить свою цену. Вы еще интересуетесь им?
Официант принес капуччино в красивых розовых чашках.
— В данный момент я не знаю. В следующие несколько недель мне предстоят большие расходы — отель, центр досуга, ремонтные работы. Ты понимаешь. Так что мне надо пока подсчитать средства и подождать, — сказал он улыбаясь. И в сотый раз мои внутренности растаяли.
— А Даниэль Хэррис по-прежнему такая же заноза в заду как тогда, когда он был ребенком? — спросил Тони, и я расплескала вино на скатерть.
— Вы его знаете? — выпалила я. — Откуда?
— Я провел большую часть детства в доме Джерома. А он провел свое детство, все время хныкая.
— Он все такой же. Я чуть было не убила его, когда мы осматривали дом.
— А что он сделал со всеми вещами? Его мать собирала антиквариат, насколько я знаю. Странно, что он не устроил аукцион.
— Возможно, он еще устроит. А какие предметы она собирала?
Тони пожал плечами.
— Точно не знаю. Помню только высоких фарфоровых кошек, которые повсюду стояли. Жуткие штуки.
— Shit! — выругалась я.
— Что такое?
— Кошка! Я так и не отдала ее на склад «Шемрок». Shit, shit, shit.
Тони рассмеялся.
— О чем ты?
— Эта проклятая кошка была под лестницей, а глупый Эндрю позвонил мне, и грузчики уехали без нее, так что я положила ее… Кто этот человек, который идет к тебе, Тони? Он выглядит так, словно только что вышел из фильма «Крестный отец».
К нам подошел брюнет небольшого роста. Руфи бы он понравился — прямо-таки двойник Роберто де Ниро.
— Тони! И красивая женщина! Тони, я не видел тебя много недель, а теперь ты приходишь с красивой женщиной. Ты скоро женишься, Тони, да, да, ты женишься, и у тебя будет много хорошеньких бамбино с именами святых. С хорошими ирландско-итальянскими именами, — приговаривал Роберт де Ниро, целуя и тиская Тони.
— Фрэнки Фьорентини! Это Эллен Грейс, она мой друг. Я пока еще не думаю о женитьбе, — рассмеялся Тони, бросив на меня взгляд. Взгляд, который сказал мне, что, возможно, в будущем женитьба на мне по крайней мере не исключается.
Я улыбнулась и позволила Роберту де Ниро поцеловать и обнять себя и быть осыпанной комплиментами.
После ужина Тони отвез меня домой, и я снова еле сдерживалась, чтобы не наброситься на него по дороге. Остановившись возле моего дома, он наклонился и поцеловал меня в щеку. Я держала себя в руках.
— Спокойной ночи, Эллен, я получил большое удовольствие, — проговорил он. В полумраке его глаза сверкали, а ресницы отбрасывали тень на лицо. Любая девушка готова была бы умереть ради таких ресниц.
— Может быть, зайдешь… на чашечку кофе? — пробормотала я.
Он улыбнулся.
— Только на одну, — прошептал он, затем наклонился и поцеловал меня в губы. Долгим, умелым поцелуем, от которого я чуть не потеряла сознание. Он припарковался и вышел.
Я готовила кофе на кухне, пока Тони вытянулся на кушетке. Я ущипнула себя, чтобы убедиться в том, что это не сон и этот потрясающий мужчина действительно находится в моей квартире. Я принесла на подносе две чашки кофе. Он зажег настольную лампу и поставил музыку по стереоприемнику. Марвин Гей пел о любви. Я села рядом с ним на диван, но старалась не дотрагиваться до него. Теперь я знала, насколько опасно было находиться с ним в непосредственной близости.
Джой прыгнул на кушетку и встал между нами, решая, на ком будет удобнее посидеть. Он выбрал Тони, маленький ренегат. Я должна была признать, что у него хороший вкус. Правда, на его месте девять из десяти котов тоже выбрали бы Тони.
— Красивый кот, — сказал Тони, гладя полосатую шерстку Джоя. — Мне нравится его гладить: он такой мягкий и шелковистый.
Гладя кота своими длинными пальцами, он не сводил с меня глаз. Я думала, что закричу от страсти, поэтому нашла пульт и включила телевизор. Джерри Спрингер. Мой Бог, этот человек должен владеть небесами.
Тони рассмеялся и потянулся к пульту, выключив Джерри посреди пения. Он взял кружку из моих рук и поставил на столик позади кушетки. Я сидела, боясь пошевелиться. Я знала, что, если дотронусь до него, я пропала. Что могу опозорив себя, сорвать с него прекрасно скроенный костюм и наброситься на него прямо на полу в моей гостиной.
— Иди сюда, — прошептал он, притягивая меня к себе.
Джой спрыгнул с софы, возмущенный таким поворотом событий. Я позволила Тони заключить себя в объятия и, окутанная запахом его красивого тела, обвила руками его шею и поцеловала. Я была на седьмом небе. Мне все в нем нравилось, и я хотела его — немедленно, на этой кушетке. Я отстранилась и, выпрямившись, сняла платье. Прямо перед ним, можете называть меня бесстыжей. Постояла минутку в моем лучшем черном бюстгалтере и трусиках, чувствуя себя богиней.
— Господи Иисусе, — пробормотал он, начиная скидывать с себя одежду. Я разделась, радуясь тому, что надела лучшее белье от «Брауна Томаса». Он стоял передо мной совершенно нагим, похожий на рекламу собственного клуба: ни капли жира — одни мышцы, и загорелая кожа, и прекрасные пропорции. Мы снова поцеловались, и он провел рукой вверх и вниз по моему позвоночнику. Я схватила его за талию и повалила на кушетку. Встав на колени перед ней, я поцеловала его в губы долгим, страстным поцелуем. Он продолжал водить рукой по моему телу, притягивая к себе.
— Ты уверена… уверена, что хочешь этого? — бормотал он мне в ухо. Я практически сидела на нем голая — как еще я могла подтвердить это? Может быть, он хотел от меня письменного заявления? Но я ничего не сказала, только своим телом просила его поторопиться.
И тут мы услышали невероятно громкий звук, что-то среднее между полицейской сиреной и «скорой помощью».
— Что такое? Что это за шум? — крикнул он, отскакивая от меня.
— Ничего страшного, просто чей-то дверной колокольчик, не обращай внимания, — бормотала я, целуя его в шею. У него была такая сексуальная шея. Мои уши возражали против присутствия этого шума, но мое тело возражало против отсутствия Тони. Он встал и начал искать источник шума. Его тело проявило первые признаки потери интереса к нашей возне на кушетке.
— Это сигнал тревоги, Эллен, и он идет из кухни. В твоей кухне есть подключение к какой-нибудь тревоге? — спросил он.
Я села на кушетку и стала смотреть на его великолепный голый зад, когда он шел на кухню. Очень красивый зад.
— Господи, это ведь сигнал тревоги у Анжелы! Shit, shit, shit! — вскрикнула я, когда значение этого звука проникло в мой мозг, одурманенный похотью. Тони бегом вернулся в комнату, и я лихорадочно стала напяливать на себя белье и шелковое платье, валявшееся скомканным комом у моих ног.
— Это Анжела Маунселл, моя соседка. Она, возможно, уже умерла. Это ее кнопка тревоги, Тони. Она живет одна, поэтому мы оборудовали на моей кухне сигнал тревоги. На случай, если она упадет или вдруг заболеет, чтобы я могла помочь. А я тут валяюсь на диване!
Балансируя на одной ноге, я стала надевать босоножки. Потом выскочила на площадку, Тони за мной, натягивая брюки. У меня дрожали руки, поэтому Тони взял у меня ключи и отпер дверь. Мы ворвались в квартиру так, как делают полицейские по телевизору, и я инстинктивно устремилась в спальню. Я знала, что Анжела любила рано ложиться спать с хорошим детективным романом.
Она в самом деле лежала в кровати, ее лицо было серым, а дыхание прерывистым. Тони осмотрел ее и зашикал на меня, когда я постаралась заговорить с ней.
— Не спрашивай ее ни о чем, просто скажи ей, что все хорошо, а я вызову неотложку, — сказал он, вынимая свой мобильник.
— Все хорошо, Анжела, все хорошо. С тобой будет все в порядке, — приговаривала я, гладя ее по руке. Я плакала, и Тони, разговаривая по телефону, обнял меня.
Неотложка приехала почти сразу.
— Ты поедешь с ней в больницу, Эллен. Я запру обе квартиры, не волнуйся, — сказал Тони, когда мы втиснулись в лифт. На лицо Анжелы наложили кислородную маску, что придало ей еще более больной вид.
— Я позвоню тебе, — пообещал Тони. Двери лифта закрылись, и его лицо исчезло.
После всего, что я перенесла, у нее не оказалось даже сердечного приступа. Через десять минут после того, как мы приехали в больницу, Анжела Маунселл уже сидела и рассказывала врачам о книге, которую читала в постели — «Сельский маньяк», которая, очевидно, и вызвала у нее приступ панического страха. Она пообещала врачу дать ему книгу, когда кончит ее читать.
Только когда врач вызвал меня переговорить, я поняла, что надела платье наизнанку. Разговаривая со мной, он не сводил глаз с этикетки.
— Она не в лучшей форме, и затем этот приступ — это предупреждение. Мне не нравятся ее кровяное давление и пульс. Так что я подержу ее здесь пару дней для наблюдения, — сказал он.
— Но она поправится?
— Да. Несколько дней пребывания в больнице пойдут ей на пользу. И она, должно быть, закончит читать эту книгу. — Уходя, он смеялся.
Я пробыла с Анжелой, пока ее не поместили в палату. Затем вызвала такси и, когда приехала домой, могла думать только о том, чтобы поскорее лечь спать. Но сначала надо было выпить какао. Я приготовила какао, и, войдя в гостиную, увидела, что Тони все там прибрал. Он был таким хорошим.
Я взглянула на кушетку, на которой у меня чуть не было секса с самым потрясающим мужчиной на свете. Все было чисто и аккуратно. Как будто ничего не случилось. Часть меня была зла на Анжелу Маунселл. По крайней мере, у нее мог бы быть приличный сердечный приступ, или инсульт, или что-нибудь в этом роде, если уж она помешала мне переспать с Тони. Но другая часть меня была рада, что этого не произошло. Я ведь не была какой-то потаскушкой, которая спала с кем попало. Так и есть, решила я, все дело в Тони. Лежа в постели, я маленькими глоточками отхлебывала какао. У меня не было секса, но, по крайней мере, было какао.