Горячие сердца

Глава вторая

— Как вы сказали?

Билет почтовой лотереи (Гибсон Сент-Джеймс, вы можете стать обладателем выигрыша в миллион долларов) выскользнул у нее из рук.

— Можете раздеваться, — повторил он вполне серьезно.

Гибсон откинулся на подушки и, поморщившись от боли, принял более-менее удобное положение.

— Р-раздеваться?

— Ну да. Давайте же, не стесняйтесь.

— Но… но… но… — запинаясь, бормотала она.

— Мне и самому непривычно, — он решил немного подбодрить ее на случай, если она окажется новичком. — Конечно, мне приходилось бывать на холостяцких вечеринках, но я не верю в удовольствие за деньги. Никогда не пользовался такого рода услугами, а после того, как попал в переделку во время этого пожара, даже и думать о женщинах перестал. Но, может, шеф прав: я уже давно нигде не бываю, а вы как раз моего типа — стройная, длинноногая, светловолосая, и у вас красивая фигура. Так что можете начинать. Не торопитесь, конечно, если вам не по себе. Но давайте все же попробуем.

Мими беспомощно открыла рот, от изумления потеряв дар речи. Должно быть, со стороны она была похожа на золотую рыбку, ловившую ртом воздух. Но меньше всего ее сейчас заботило то, как она выглядит. Она напряженно размышляла о намеках Гибсона Сент-Джеймса.

Предположений было несколько, и ни одно не сулило ничего хорошего. Мими была вне себя от возмущения, а он смотрел на девушку так, словно одежда уже лежала у ее ног.

— Вы, э-э-э, вы думаете, я танцую стриптиз, да? — осторожно спросила она, решив начать с самого безобидного из вариантов.

— Да, только, по-моему, вам недостает профессионализма. Вот уже десять минут, как вы здесь, а еще ни одной пуговицы не расстегнули. Конечно, эта идея с уборкой была весьма оригинальной, но, должен заметить, не каждый мужчина оценит ее по достоинству.

— Я не стриптизерка!

— О да, я знаю. Это следует называть экзотическим танцем. Ладно, прошу прощения за то, что не проявил должного уважения к вашей профессии.

— Я не танцовщица!

— Не станете же вы убеждать меня, что это сценическое искусство?

— Я здесь не для того, чтобы раздеваться, — прошипела она сквозь зубы.

— Правда? А для чего же в таком случае?

Она возвела глаза к небу. Сосчитала до десяти. Потом до двадцати, потому что десяти было явно недостаточно, чтобы вернуть самообладание.

— Я уже говорила и повторяю: меня прислал ваш шеф. Я хочу работать пожарным, но не прошла практическое испытание. Он поставил мне условие, что, если с моей помощью вы вернетесь в часть, он даст мне еще одну попытку. Теперь вам наконец ясно?

Мими ждала извинений, но их не последовало.

Реакция Гибсона была мгновенной и безжалостной: он расхохотался. Мими чуть не провалилась сквозь землю.

— Вы? Пожарный? Это что, серьезно?

— Вам вовсе не обязательно так бурно выражать свой восторг.

— Шеф не верит, что женщина способна стать пожарным, — сказал Гибсон, немного успокоившись. — Да к тому же у вас неподходящая фигура.

— И какая же фигура должна быть у пожарного?

Гибсон поднял руки, как это делают борцы.

— Пошире в плечах и поуже в других местах.

Его взгляд снова скользнул по ее груди. Отнюдь не плоской. В тысячный раз в жизни Мими напомнили, что фигурой она скорее напоминает Долли Партон, чем Кейт Мосс. Хотя она обладала давно немодными пышными формами, но и не думала жалеть о том, что не похожа на супермодель.

Мими нравилось быть женственной. Нравилось все то, что было неотъемлемой частью женственности и что другая женщина на ее месте, возможно, предпочла бы скрыть.

Ей нравилось пользоваться помадой — обычно она выбирала ярко-розовую, идеально подходившую к ее светлой коже. Любила делать маникюр — это была роскошь, особенно после утомительного дня в ресторане. Ей доставляло удовольствие экспериментировать с прической, ходить с подругами по магазинам, подшучивать над героиней новой мыльной оперы и листать дождливыми вечерами журналы мод для новобрачных.

Мими была избалована мужским вниманием, хотя и полагала, что это скорее из-за ее профессии, чем благодаря внешности.

Вот уже пять лет она работала официанткой в ресторане «У Бориса», стоявшем на перекрестке дорог. Здесь бывали люди со всех северных штатов, по большей части водители-дальнобойщики.

Мими успела набраться опыта: к примеру, она могла в один миг обслужить пятерых посетителей, заказавших полный обед. Когда народу бывало много, она работала не покладая рук несколько часов кряду, и всегда с неизменной улыбкой на лице. Помнила, кто какой предпочитает кофе: со сливками или без, с сахаром или заменителем, — и ни разу не ошиблась.

Но главное — она прекрасно умела справляться с нежеланными ухажерами. Ей удавалось поставить мужчину на место, не задевая его гордости.

Такое случалось нередко. Вот и сейчас.

— Мистер Сент-Джеймс…

— Гибсон.

— Гибсон. Думаю, прежде чем снова предложить мне раздеться, вам следует позвонить своему начальнику. Как только он расскажет вам, для чего я здесь, вы, без сомнения, извинитесь передо мной.

Она говорила уверенно, так как хорошо знала шефа пожарных. Знала не только о его слабости к выпечке и отвращении к блюдам из брокколи и бобов.

Гибсон прищурился.

— Хорошо. Я ему позвоню. Но только вы тем временем стойте смирно и не вздумайте…

— Но должен же кто-то вымыть посуду! — весело откликнулась Мими уже из кухни. — Похоже, у вас здесь никто не убирался с тех пор, как вы вернулись из больницы.

— Я никого не приглашал, — хмуро буркнул он.

— Стриптизерка?! — завопил шеф. — Ты назвал внучку миссис Пикфорд стриптизеркой?

— Вообще-то я не называл ее так, я просто предложил ей раздеться, а она отказалась, — оправдывался Гибсон, украдкой поглядывая в сторону кухни. Было слышно, как бежит из крана вода, хлопают дверцы шкафов, а Мими напевает какой-то модный мотив. Его это немного раздражало.

Не то чтобы она фальшивила. Нет, у нее отличный слух. И дело вовсе не в песне. Кто бы ни был автор, он сочинил отличную вещь. Просто она так чертовски весела!

— Ты предложил внучке миссис Пикфорд раздеться? Перед тобой?

— Я же говорю, что принял ее за танцовщицу из стриптиза.

Шеф бушевал так, что Гибсону пришлось отодвинуться от телефона, чтобы не оглохнуть.

— Кто эта миссис Пикфорд? — осведомился он, когда начальник немного утих.

— Преподавательница английского. Она была моей учительницей, когда я ходил в школу. Все учились у нее. Ты ее, конечно, не помнишь. Когда ты переехал в Чикаго?

— Десять лет назад.

— Наверное, она уже вышла на пенсию, но все равно странно, что ты никогда о ней не слышал.

— Так, значит, девушка, которую ты прислал, внучка бывшей учительницы? Ну и в чем проблема?

— Миссис Пикфорд всегда была очень строга. Если бы она узнала, что по моей вине кто-то усомнился в порядочности ее внучки, она бы, она бы…

— Оставляла бы тебя целую неделю после уроков? — оборвал его Гибсон.

— Ради Бога, Гибсон, это серьезно, — тяжело вздохнул шеф. — Я прислал к тебе Мими не для того, чтобы она раздевалась. Я прислал ее, чтобы она о тебе позаботилась. Ты меня беспокоишь. И ты нужен мне здесь.

— Тебе больше незачем из-за меня переживать, — голос Гибсона прозвучал неожиданно дружелюбно. — Я уволился. Но для чего ей все это?

— Она завалила практический экзамен.

— Ты заставил ее пройти кросс? — Гибсон подумал о получасовом испытании, которому подвергался и сам, когда устраивался на работу в пожарную часть. Конечно, он справился без труда, но ведь у него за плечами были десять лет службы в Чикаго, а там случались вещи и посерьезнее, чем этот кросс. Он ежедневно тренировался: занимался бегом, прыжками, делал упражнения с гантелями, понимая, что это пригодится.

Но ни один человек не осилил бы это испытание без подготовки. Тем более хрупкая девушка, чье тело больше подходит для…

При мысли о совершенной им ошибке из груди Гибсона вырвался тяжкий вздох. Единственным, хотя и слабым утешением было то, что любой мужчина на его месте подумал бы то же самое.

— Я должен был отговорить ее, но она была единственным кандидатом на вакантное место, — продолжал шеф. — Конечно, она провалилась, но девчонка точь-в-точь как ее бабушка.

— Тоже очень строга?

— Нет, Гибсон. Просто у нее сильный характер. Они обе такие. Если Мими чего-то хочет, ей лучше не мешать, а иначе прочь с дороги. Она решила стать пожарным. Хотя Грейс-Бей потеряет в ее лице первоклассную официантку.

— Не могу судить, — сухо отозвался Гибсон. — Я ни разу не был у Бориса.

— Ты многое потерял. Иногда зайдешь туда усталый после долгого рабочего дня, она улыбнется, и одинокая трапеза превращается в праздник. Если ты извинишься, она может поговорить с тобой, если тебе это нужно. А по-моему, тебе это нужно.

Гибсон закрыл глаза.

— Я пообещал ей, что, если она поможет тебе, я разрешу ей пересдать экзамен, — продолжал шеф. — Сомневаюсь, что ее призвание — быть пожарным, но, возможно, так она разберется в себе самой и поймет, что ее главный талант — способность помогать людям. А я смогу вернуть тебя.

— Я же подал заявление об уходе.

— Пока, Гибсон, — сказал шеф. — Да, кстати, не забудь попросить у Мими прощения за свою ошибку. Иначе мне предстоит объяснение с миссис Пикфорд. Надеюсь, ты понимаешь, что это не доставит мне большой радости.

Шеф повесил трубку прежде, чем Гибсон успел уже в сотый раз повторить ему, что не вернется.

Гибсон оглядел комнату: кругом царил хаос. А ведь когда-то, до пожара, образцовый порядок был для него предметом гордости. В доме была идеальная чистота, все вещи лежали на своих местах. Он потер подбородок, заросший двухдневной или трехдневной — а может, и четырехдневной щетиной.

Разлад был не только в его квартире, но и в нем самом.

Он тяжело вздохнул, и вздох отозвался болью в ребрах. Гибсон осторожно дотронулся до них. Приподнялся, стараясь не замечать, как напряглись все нервные окончания, и сел. Попытался встать на ноги.

Бесполезно.

Придется ползком. Как всегда. Но только не в ее присутствии.

— Мисс Пикфорд, вы не могли бы подойти сюда?

— Да, Гибсон, — отозвалась она, вплывая в гостиную с перекинутым через плечо полотенцем. В руках она несколько брезгливо держала грязную решетку с его плиты. — Кстати, вы можете называть меня по имени, мы ведь теперь будем часто видеться.

— Хорошо, Мими, хотя я называю вас так в последний раз. Потому что вы уходите. Немедленно. Но прежде я бы хотел перед вами извиниться. Я был не прав. Вы не стриптизерка и не танцовщица, как я подумал, да и вообще было глупо решить, что шеф прислал вас сюда раздеваться. Пожалуйста, не говорите ничего вашей бабушке.

— Об этом не беспокойтесь. Но я не уйду.

— Я вызову полицию.

— И что вы им скажете? — поинтересовалась она. — Что я вломилась в дом и роюсь в вашей грязной посуде?

— Выметайтесь! — закричал Гибсон, разом забыв обо всех приличиях. От крика заболели ребра, но все же было приятно сбить спесь с этой упрямой жизнерадостной блондинки. — Вечеринка окончена. Убирайтесь вон из моего дома!

— И не подумаю. Я собираюсь стать пожарным, а для этого мне придется остаться.

— Я не шучу.

— Я тоже говорю совершенно серьезно.

Их взгляды скрестились, словно шпаги в поединке двух волевых людей, привыкших добиваться своего. И ни один не собирался уступать.

— Но какого черта вам втемяшилось в голову стать пожарным?

— Потому что это лучше моей теперешней работы.

— Шеф считает вас чуть ли не гениальной официанткой. Почему бы вам и дальше не оставаться в ресторане?

— Но в моей жизни ничего не происходит. А я жду от нее большего. Мне двадцать пять, а у одинокой женщины не так уж много шансов в таком крохотном городке, как Грейс-Бей.

— Езжайте в большой город. Выходите замуж. Уверен, все ваши подруги так и сделали.

— Это правда. Большинство так и поступили — уехали или завели семью. Но у меня есть бабушка.

— Учительница английского?

— Вы слышали о ней?

— Да, кое-что слышал. Вы ведь упрямая. Почему бы не поставить ее перед фактом: скажите, что уезжаете, и точка.

— Это не так просто. Она нездорова, как и все пожилые люди. Ничего серьезного, ничего такого, с чем нельзя справиться — если есть кому помочь. У нее никого нет, кроме меня. Если я уеду, ее придется перевезти в дом для престарелых, а там она не будет счастлива.

— И вы уверены, что, став пожарным, измените свою жизнь к лучшему? — в его голосе прозвучала насмешка.

— Я хочу от жизни чего-то большего. Не поймите меня неправильно. Труд официантки почетен. Я проработала уже много лет и горжусь этим. Но это не то, что мне нужно. Кроме того… Я видела вас той ночью.

— Какой ночью?

— Когда случился пожар. Я видела вас по телевизору, вы совершили подвиг…

— Никогда, слышите, никогда не смейте называть меня героем, — Гибсон произнес это тихо, но в голосе слышалась угроза. И оба они поняли, что это слово больше не сорвется с ее уст.

Он сделал глубокий вдох, несмотря на боль в ребрах.

— Послушайте, мисс Солнечный Лучик, работа пожарных совсем не такая, какой вы ее представляете. Долгие, нудные часы бездействия сменяются настоящим кошмаром. А женщине вроде вас — симпатичной и все такое — придется выносить к тому же перепалки с парнями.

— Это не так уж отличается от работы в ресторане, — язвительно заметила она. — Бесконечные часы, когда нет посетителей и нечего делать, а затем наступает «час пик», когда приходит толпа народа и каждого нужно немедленно обслужить. И парни от меня не отстают.

— Вы меня не поняли. Говорю вам, не делайте этого. Не становитесь пожарным.

— А я говорю, оставайтесь при своем мнении. И я останусь при своем.

— Господи, мне бы надо взять вас в охапку и вышвырнуть за дверь.

— Да, но вы не можете, — она торжествующе улыбнулась. — Я буду на кухне. Не знаю, что вы делали с плитой и когда чистили ее в последний раз, но на конфорках толстый слой копоти. Так что расслабьтесь и подумайте, что вы хотите на обед.

Гибсон застонал. Если бы он только мог встать! С каким удовольствием он вышвырнул бы ее отсюда. Но стоило ему в очередной раз сделать попытку подняться, как боль, пронзившая все тело, напомнила ему об унизительной истине: он ничем не мог помешать Мими Пикфорд.