— Немедленно слезьте с меня!
Пока она не заговорила, было невыразимо приятно ощущать под собой ее тело. Именно таким, мягким и нежным, и должно быть тело женщины. А исходивший от нее чистый, свежий запах заставил Гибсона испытать прилив жалости к самому себе из-за того, что жизнь обошлась с ним так сурово, превратив в жалкого калеку.
Как давно он не сжимал никого в объятиях, не ощущал в крови огонь желания!
Наконец с неожиданной для нее силой Мими скинула его с себя. Гибсон упал, ударившись о жесткий пол, — все лечение последних недель было разом сведено на нет. Он застонал от боли.
— Вы устроили мне ловушку!
На лице Мими не было сострадания. Яркий свет неожиданно вспыхнувшей лампы слепил глаза. Она стояла над ним, скрестив руки на груди и воинственно вздернув подбородок.
— Негодяй, вы посмели разыграть меня! — Мими кипела от ярости. — Вы низкий, грязный, никчемный тип! Как можно так поступать с женщиной? И это после того, что я для него сделала! Я всю вашу кухню вычистила. Кто на моем месте стал бы так стараться?!
— Вообще-то, Мими, женщины всегда изъявляли желание вымыть мне кухню. И сделать еще многое другое.
— Вы не только никчемный и грязный тип, а еще и эгоистичный тупица, возомнивший себя подарком судьбы!
Гибсон подозревал, что вся эта буря — не более чем попытка скрыть пережитое унижение. Неприятно, конечно, вот так ранить ее чувства, но другого выхода нет. А значит, нечего и жалеть о том, что сделано.
Однако и она зря так разошлась!
— Вам не жаль несчастного инвалида? — Гибсону наконец удалось прервать ее тираду.
— Жалость вылетела в окно в тот миг, когда вам в голову пришла идея разыграть меня.
— Это не розыгрыш.
— И что же это, скажите на милость?
— Небольшой эксперимент, — ответил он, приподнимая голову с пола. — Или, если хотите, испытание. Чтобы вы поняли, что лучше все-таки оставаться официанткой. А еще лучше — оставить меня в покое.
— Я вас пожалела.
— Напрасный труд.
— Думала, вам неудобно.
— Так оно и было. Но я не первый день в таком состоянии. Уже привык.
— Я была уверена, что вы спите.
— Ну, а я не спал.
— А зачем все эти таблетки на столе? От них вы должны были уснуть как убитый.
— Я их не принимаю.
— Почему?
— Не хочу, чтобы это вошло в привычку. Потом трудно будет от нее избавиться.
— А как же вы облегчаете боль? — спросила она, на мгновение позабыв свой гнев.
— Когда совсем плохо, позволяю себе выпить пива. Только одну банку.
— Но разве не удобнее спать в кровати?
— Я сам лягу, если сочту нужным.
— Вы даже не можете встать.
Тут она была права. Грудь болела, ребра явно следовало перебинтовать — нелегкая задача, если учесть, что у него только одна здоровая рука, да и та левая. Левая нога горела в гипсовом лубке и казалась непомерно тяжелой. Не исключено, что он снова вывихнул запястье, хотя, быть может, острая боль пройдет через пару часов. Или не пройдет никогда, все может быть.
Да, она была совершенно права. Он не мог встать, но и уступать ей не собирался.
— Убирайтесь из моего дома, — приказал он, приподнявшись на локте.
— Я помогу, — Мими присела рядом с ним.
Гибсон отодвинулся.
— Я же сказал вам, уходите.
— Вы не сможете добраться до кровати. Даже в кресло вряд ли сядете.
— Лучше передвигаться ползком, чем с вашей помощью, мисс Солнечный Лучик. Так что идите.
— Ну же, я только возьму вас под руку и…
— Убирайтесь!
В его голосе зазвучали какие-то новые, жесткие нотки. Она растерянно замолчала, и выражение недоумения и обиды, даже страха в глазах девушки едва не заставило его передумать. Гибсон отвернулся.
Так просто было бы принять ее помощь, положиться на нее. Так просто было бы доковылять до своей кровати, опираясь на ее плечо, улечься в чистую, свежую постель и позволить накрыть себя одеялом.
Так просто было бы сказать, что он не хотел напугать ее. Что он всего лишь человек. Человек, которого мучают страх и неуверенность в себе. Который потерял жизненный ориентир и устал — смертельно устал быть героем.
— Уходите, — проговорил он чуть слышно. — Праздник окончен, мисс Солнечный Лучик. Ступайте домой, потому что я больше не играю.
На этот раз повторять не пришлось. Не говоря ни слова, Мими схватила сумочку и выскочила из дома.
Когда захлопнулась входная дверь, Гибсон прижался щекой к прохладному полу. Каким же он стал негодяем!
— Ну и нахал! — Мими включила свет в машине. — Как он посмел так гнусно разыграть меня! — пробормотала она.
Да, но ему это удалось, лукаво произнес внутренний голос. И назовем это испытанием. Своего рода демонстрацией.
— Я бы сумела поднять его, если бы постаралась, — проговорила Мими. Машина свернула на безлюдную улицу.
Нет, не сумела бы. Он вдвое тяжелее тебя и выше на целый фут.
— Работа пожарных состоит не только в том, чтобы поднимать идиотов ростом шесть футов, которые притворяются спящими. Есть много других вещей.
Ну, например. Назови хотя бы одну.
— Например, тянуть шланг с водой.
Мими, не обманывай себя. Сможешь ли ты таскать шланг пяти дюймов в диаметре, в который закачали не меньше тонны воды?
— Скорее всего, нет, — призналась она. — Но ведь есть еще лестница.
О да, в этом ты точно преуспеешь. Уже преуспела, когда едва не снесла одному из пожарных голову, уронив ее на экзамене.
— Но им нужны механики, — настаивала Мими. — Кто-то должен сидеть за рулем и подсоединять к водопроводу шланг. Для такой работы нужна голова, а не только сила.
Но у механиков также есть будничные обязанности, продолжал внутренний голос. Они отвечают за исправность машин.
— А мне всегда нравилось возиться с техникой. Я сама меняю фильтр и заливаю масло в мотор бабушкиного седана. Уверена, что прекрасно справлюсь и с пожарными машинами, надо только немного получиться.
Получиться? Прекрасно, шефу это должно понравиться.
— Я схватываю все на лету, — сказала Мими.
Тебе только бы уйти из ресторана! Но ведь Борис всегда был добр к тебе. С ним никогда не возникало проблем. Он повышал тебе зарплату, когда дела шли в гору, и не снижал ее даже в нелегкие времена. Он дал тебе отпуск, когда у бабушки случился удар. И ты хочешь вот так уйти от него?
— Но я же не единственная официантка на свете, — возразила она. — К тому же Борис знает, что я не собираюсь работать в ресторане всю жизнь.
Подъезжая к двухэтажному дому в викторианском стиле, где она жила со своей дорогой бабушкой Ноной, Мими поняла, что ночь обещает быть долгой, потому что уснуть ей вряд ли удастся. Ее одолевали сомнения, а борьба с собой — самая изнуряющая из битв. Возвращаясь мыслями к Гибсону, она вспомнила, как он лежал на ней, и теперь ясно ощутила, что начинается еще и другая битва.
На следующее утро Мими решила выйти из дому пораньше. Нужно было разрешить все без промедления и желательно без лишних эмоций.
Она натянула поношенные джинсы и майку. Стянула волосы в хвост, краситься не стала. А ведь раньше она даже во двор не выходила, не положив слой туши на ресницы.
Торопливо шагая по дорожке, она была так поглощена своими мыслями, что увидела микрофон, лишь когда он буквально уперся ей в лицо.
— Вы подруга мистера Сент-Джеймса? — спросила женщина, которой этот микрофон принадлежал. Лицо показалось Мими знакомым: должно быть, журналистка с одного из местных каналов. Оглядевшись, Мими поняла, что припарковала машину совсем рядом с телевизионщиками и даже не заметила этого.
— Подруга? Что ж, можно сказать и так. Но мы знакомы совсем недавно. А кто вы?
— Вы правда не знаете, кто я?
Мими пригляделась.
— Вы Дорис Синклер. С телестанции Милуоки, да?
— Да, это я, — самодовольно подтвердила та. — Я также веду еженедельную программу, посвященную необычным людям. И история мистера Сент-Джеймса просто идеально мне подходит. Кстати, почему он прячется от людей?
Стараясь увернуться от микрофона, Мими влетела прямо в камеру. Пробормотав извинения, она предприняла еще одну попытку обойти журналистов.
— Мистер Сент-Джеймс вовсе ни от кого не прячется, — она одарила их улыбкой, всегда выручавшей ее в общении с посетителями. — Он просто решил немного отдохнуть.
— Это как-то связано с тем пожаром?
— Знаете, всем время от времени требуется отдых, — продолжала Мими. — Вы должны понимать это лучше, чем кто бы то ни было, ведь вам приходится работать в таком сумасшедшем темпе, что даже пара свободных дней имеет значение. Когда вы в последний раз брали отпуск?
Дорис Синклер, привыкшая задавать вопросы сама, изумленно уставилась на нее.
Мими порылась в сумочке и извлекла ключ от входной двери. Она намеревалась бросить его в почтовый ящик, но теперь об этом не могло быть и речи: вне всякого сомнения, Дорис Синклер не преминет этим воспользоваться.
— А как же слухи о том, что он уволился?
— Об этом вам лучше поговорить с шефом, — посоветовала Мими. — Но Гибсон очень любит свою работу, так что сомневаюсь, что это правда. Вряд ли он вообще думал об этом.
— Нам можно войти и поговорить с ним лично? Мы уже довольно давно пытаемся взять у него интервью…
— Лучше обратитесь к шефу, — девушка была уже на крыльце, выражение ее лица оставляло репортерам не много надежды на успех. — Согласно правилам, он не имеет права разговаривать с вами без разрешения начальства.
На самом деле она плохо представляла себе, что это за правила. Да и существуют ли они. Надо бы позвонить и предупредить шефа.
— Думаете, нам это удастся? — осведомилась Дорис Синклер. — До сих пор мистер Сент-Джеймс был просто неприступен. Он не открыл, даже когда мы стучали в дверь.
— Не может быть! — воскликнула Мими, отметив про себя, что за столь безупречную игру ей следовало бы вручить «Оскара». — Возможно, что-то случилось со звонком. Такое происходит довольно часто. Кнопка западает, понимаете?
— Мне кажется, он избегает нас.
— Ну что вы! Гибсон такой общительный и дружелюбный! — Мими незаметно скрестила пальцы за спиной. — Просто поговорите с начальством, и если они дадут разрешение, не сомневаюсь, что Гибсон с радостью поможет вам с вашей передачей.
— Я хочу закончить ее за неделю.
— Думаю, это можно устроить, — заверила ее Мими. — Вы ведь такая замечательная ведущая, он наверняка сделает все, чтобы помочь вам. Он же ваш поклонник: у него слабость к красивым женщинам. И мне тоже очень нравится ваша передача. Когда вернетесь, попрошу у вас автограф.
Немного лести никогда не повредит, подумала она.
— Огромное спасибо. — Журналистка обернулась к своему оператору: — Боб, складывай все в машину, едем в пожарную часть. Мы вернемся, как только получим разрешение.
— Конечно, получите, — заверила ее Мими.
Она оборвала высохшие головки цветов, за которыми Гибсон не слишком усердно ухаживал, и даже помахала на прощание вслед отъезжавшему фургону. Затем отперла дверь.
— Гибсон, я все обдумала, — начала она с порога.
В комнате горела лампа, со вчерашнего вечера все осталось по-прежнему. Интересно, как ему удалось снова сесть в кресло? Впрочем, ее это уже не касается.
— Я считаю, что вы абсолютно правы, и возвращаю ваши ключи…
Он оторвался от книги.
— Мими, думаю, мне надо побриться. И принять душ.
— Я обдумала вчерашнее «испытание»…
— К тому же у меня накопилась куча грязного белья.
Просто неслыханная наглость!
— Для этого наймите домработницу. Я возвращаю ключи, потому что считаю, что вы были правы.
— Я всегда прав, — он широко улыбнулся. — А следующий экзамен для пожарных назначен через полтора месяца. Вам придется как следует поработать, чтобы подготовиться. Для начала побрейте меня.
— Я не собираюсь сдавать экзамен, — прошипела она сквозь зубы. — Так что можете бриться, принимать душ, стирать и…
— Но почему? — перебил он. — Мими Пикфорд, вы не похожи на неудачницу.
— Я не неудачница. Просто я реалистка.
— Ну, хватит. Лучше займитесь стиркой, потому что, по-моему, из вас выйдет первоклассный пожарный.