При виде расставленных на подносе яств у Гибсона потекли слюнки.
Как давно он не пробовал такой еды! Вот уже целую неделю его рацион составляло в основном содержимое картонных коробок, доставляемых из пиццерии прыщавым подростком по имени Сэм. Парню причиталось пять долларов чаевых, если он забирал старые коробки с собой. Даже семь, если он прихватывал еще и газеты.
Мими принесла два соблазнительных куска мяса, политых ароматным соусом, горку картофельного пюре, на вершине которой таял кусочек сливочного масла, и зеленую фасоль. На десерт был персиковый пирог и чай со льдом.
Все было подано на тарелках из настоящего фарфора, перешедших к Гибсону по наследству. И приборы вовсе не пластмассовые, а из серебра. Или, по крайней мере, посеребренные.
В центре подноса в сверкающе-чистом стакане стоял желтый тюльпан.
— Вот салфетка, — она подала ему льняную салфетку.
Гибсон позволил себе с удовольствием втянуть носом изумительный запах пищи. Но затем произнес:
— Я не буду есть, мисс Пикфорд, так что несите все назад.
— Не нужно так волноваться. Это всего лишь еда. Я приготовила ее для вас.
— Шеф не говорил вам, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок?
— Нет, но мне не нужно ваше сердце. Все, что мне нужно, это чтобы вы вернулись на работу, а мне шеф разрешил пересдать экзамен.
— Унесите поднос на кухню, — он отвернулся. — Я не собираюсь это есть.
— Ну уж нет, я лучше оставлю его здесь.
— Зачем? Я не буду есть.
— Потому что мне ненавистна мысль, что взрослому мужчине придется ползти на четвереньках.
— Кто сказал, что я собираюсь ползти?
— Я. Гордость не позволяет вам признать, что вы голодны, и совершенно ясно, что вы не притронетесь к еде, пока я не уйду. — Она скрестила руки на груди, во взгляде читался вызов: пусть-ка попробует сказать, что это не так! — Мне пора на работу, а за несколько часов, может, даже минут, вы проголодаетесь еще больше. Если поднос будет на кухне, вам придется ползти туда. У вас ведь нет ни костылей, ни инвалидной коляски. Меня предупреждали, что вы гордец: из клиники вы ковыляли, опираясь на руку таксиста, разве не так?
Этот чопорный тон злил его особенно.
Но она была права. Скорее всего, ему пришлось бы ползти.
Еда была так чертовски соблазнительна, так аппетитно пахла! А питаться одной пиццей было уже невмоготу.
— Ладно, делайте, как хотите, оставьте здесь, — нехотя сдался он. — Мне все равно.
— Я пошла. — Она благоразумно решила, что не стоит пока праздновать победу. — Вам не кажется, что я неплохо убралась в доме?
Гибсон хотел было посоветовать убраться из дома, но невольно оглядел гостиную, столовую, коридор, ведущий на кухню. Везде было безукоризненно чисто: пол натерт до блеска, с обеденного стола все убрано, газеты аккуратно перевязаны и сложены в корзину для мусора.
Ей удалось сотворить чудо. И все это меньше чем за два часа и с помощью одного лишь тюбика полироля и флакона с жидкостью для мытья посуды. Мими потрудилась на славу.
Ее собранные в хвост волосы растрепались и теперь свисали мокрыми прядями. Она раскраснелась, лицо стало влажным от пота. Однако у нее отнюдь не убавилось самоуверенности, что вызывало и восхищение, и легкую неприязнь.
А улыбка по-прежнему заставляла верить в существование ангелов.
— Да, — угрюмо признал он. — Пожалуй, и вправду смотрится довольно неплохо.
— Вы могли бы сказать спасибо.
— Мог бы.
Они замолчали. Гибсону не хотелось сдавать свои позиции. Мими вздохнула.
— Сейчас мне нужно на работу, но ближе к вечеру я заеду и проведаю вас.
— Не стоит беспокоиться, я не…
— Вы «не» что? Вас не будет дома? Вы пойдете на танцы? Поиграть в гольф? Или совершите пятикилометровый забег? Перестаньте, Гибсон, вы будете дома. И я навещу вас.
— Может, я уже буду спать, — предположил он.
— Ничего страшного. Вам не придется открывать дверь, а я постараюсь не шуметь. Я нашла запасной ключ в выдвижном ящике на кухне.
Он бросил на нее уничтожающий взгляд, но промолчал.
Все как и говорил шеф. Если Мими Пикфорд чего-то захочет… Что ж, придется стать для нее непреодолимым препятствием.
Однако поднос не давал ему покоя.
— Гибсон, очень приятно было с вами познакомиться.
Он молчал.
— Увидимся, — она коснулась его щеки.
Гибсон почувствовал волнение. Он так долго не общался с женщинами! Слишком долго. Интересно, дойдет ли он до того, чтобы позвать кого-то из своих прежних пассий? У него были подруги. И хотя первым уходил всегда он, ни одна не держала на него зла.
Можно было бы позвонить. Пригласить просто для компании.
Нет, пожалуй, рано. Все еще не так безнадежно.
— Было очень приятно, Мими, но правда, вам не обязательно приходить.
— Завтра мне нужно будет вас побрить. — Она сделала вид, что не слышит его. — И вымыть под душем. А еще надо будет сменить белье.
Гибсон тихо выругался. Ругательство, обычно не произносимое в присутствии дам, но весьма употребительное среди пожарных и в переводе на нормальный язык означавшее примерно следующее: нет, вы не будете меня брить. И мыть под душем. И менять мне белье. Спасибо, обойдусь.
— Гибсон, как вы со мной разговариваете! — с укоризной воскликнула Мими. — Если бы это услыхала моя бабушка, она уже звонила бы шефу. А мы ведь этого не хотим, правда?
— Простите, — пробормотал он. — Но я и сам могу себя обслужить. Я просто не хочу.
— Вы не можете сами встать с кресла, ведь у вас сломана нога, — возразила она. — Вы не сумели надеть рубашку, потому что больно поднимать руки. И побриться вам не удастся, потому что вы правша, а правая рука у вас все еще в гипсе.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи.
— Знаю, Гибсон, — она поднялась на ноги, и он вновь ощутил аромат ванили и талька. — Я знаю, что не нужна вам. Совсем не нужна. Вы самостоятельный мужчина и прекрасно обойдетесь без меня. Просто придется поступиться личной гигиеной и чистотой в доме.
— Я готов ими поступиться, — прорычал он в ответ. — Когда вы наконец оставите меня в покое?
— Никогда, потому что вы нужны мне. Я эгоистка. И поэтому вернусь. Всего хорошего, Гибсон.
Входная дверь захлопнулась, и Гибсон остался один. Он был совершенно одинок. Рука потянулась к пульту телевизора. Передавали какую-то викторину: восторженные крики победителей и разочарованные стоны проигравших резали слух. Переключил на ток-шоу. Вполне обычные люди рассказывали совершенно незнакомой аудитории о своих более чем странных наклонностях. Он с отвращением выключил телевизор. Забавно, но раньше эти передачи совсем его не раздражали.
Он изо всех сил старался не смотреть на поднос с обедом.
Но свойственная ему слабость к хорошей домашней еде постепенно брала верх. Гибсон любил американскую кухню: простые, питательные блюда. И перед ним лежало одно из таких блюд.
Как ей удалось угадать, что ему нравится?
Если не пускать ее больше в дом, она не узнает, что он все же съел то, что она приготовила. Придется позвонить Сэму в пиццерию и предупредить, что сегодня обед не нужен. Интересно, согласится ли кто-нибудь прийти так поздно, чтобы сменить замки? Нет, уж лучше пусть никто не узнает, как низко он пал.
Его это не волнует. И нервничать не стоит. Пока что этому тайфуну ростом в пять футов четыре дюйма не удалось одержать победу. Он ведь находчивый. И остроумный. Можно отыскать способ отделаться от Мими Пикфорд.
Отломив вилкой кусочек мяса — просто попробовать, — Гибсон подумал, что, если бы судьба свела их до пожара, он повел бы себя безупречно. Его манеры и щегольской вид неизменно производили впечатление. Она бы нашла его неотразимым. Он покорил бы ее своей улыбкой. У них бы начался роман, возможно, даже раньше, чем они узнали бы фамилии друг друга. И он называл бы ее своей ровно столько, сколько сам бы того пожелал.
Но сейчас он был уже совсем другим человеком.
Героем он, увы, не был.
Последний посетитель покинул ресторан в полночь — через час после закрытия. Но Мими еще нужно было наполнить все солонки и сахарницы на столиках, и она обещала Борису почистить гриль: он ушел пораньше, так как ждал в гости родственников. Мими не имела ничего против того, что Барбара засиделась и, заказав еще одну чашку кофе, начала жаловаться ей на отношения с мужем.
— Иногда я выхожу из себя, — объясняла она, хотя это было ни к чему: Мими не первый раз слышала ее историю. — И тогда я могу в сердцах выпалить такое, о чем потом жалею.
— Со всеми бывает, — мягко заметила Мими. — Я уверена, Гарри все понимает.
— Я так устала после работы и закатила скандал из-за стирки. Помнишь, ты говорила мне, что мы могли бы разделить стирку на двоих? Ах, я бы пошла домой и извинилась, но мне так стыдно!
— Иногда нам мешает гордость, правда? — Мими произнесла это так, словно всем, в том числе и ей самой, приходилось совершать подобные ошибки.
Раздался стук в дверь, и обе женщины вздрогнули от неожиданности. Лицо Барбары расцвело улыбкой.
— Это Гарри, — воскликнула она. — Откуда он узнал, что я здесь?
Мими отодвинула защелку и впустила Гарри. Он заключил жену в объятия, и взаимные извинения прервал поцелуй.
— Нет, это все из-за меня, — настаивала Барбара. — Но как тебе удалось меня найти?
Мими, протиравшая за прилавком солонки, бросила на Гарри предупреждающий взгляд.
— Просто мне повезло, — ответил тот. — Пойдем домой. Уже поздно, а нам завтра на работу.
Они попрощались, и Гарри украдкой благодарно кивнул Мими: ведь это именно она позвонила ему и предупредила, где жена.
После того как ее друзья уехали, Мими завернула кусок морковного пирога, чтобы взять с собой.
— Гордость и вправду иногда мешает, — спокойно проговорила она, запирая двери ресторана. — Взять хотя бы Гибсона. Что это, если не гордость? Обыкновенная мужская гордость.
Мими припарковала машину и поднялась на крыльцо. Свет не горел, хотя вроде бы она оставила лампу включенной. Открыв дверь, она вошла в гостиную. Гибсон крепко спал в своем кресле. От обеда не осталось ни крошки.
Сдерживая радость, Мими потихоньку отнесла поднос на кухню и вымыла тарелки. Затем убрала пирог в холодильник: вряд ли ночью он захочет перекусить. И вернулась в гостиную. Должно быть, очень неудобно спать сидя в кресле, ему нужно лечь в кровать. Нельзя оставлять его так, тем более что через полтора месяца он должен предстать перед шефом в наилучшей форме.
В спальне оказались чистые простыни, и она сменила белье. Вернувшись, девушка потрясла своего подопечного.
— Гибсон, просыпайтесь. Я помогу вам перебраться на кровать.
Никакого ответа.
При свете настольной лампы перед ее взором предстал аккуратный ряд баночек с лекарствами. Можно было поклясться, что раньше их здесь не было. Она рассмотрела все по очереди. Неудивительно, что он не реагирует: здесь столько болеутоляющих, что можно слона свалить. Бедняга, он, наверное, постеснялся попросить дать ему лекарство.
Однако ей вряд ли удастся растормошить его.
Когда бабушка сломала бедро, Мими помогала ей выбираться по вечерам на веранду. Она прикинула в уме, что Гибсон весит по крайней мере вдвое больше ее миниатюрной бабули, но это нисколько не поколебало веру девушки в свои силы. К тому же она потерпела поражение лишь однажды: на пожарной станции. Но с помощью этого человека поражение очень скоро превратится в победу.
— Давайте же, Гибсон! — Не было никакой надежды, что он проснется.
Мими решительно схватила его под мышки. Потянула на себя. Снова потянула. Гибсон не сдвинулся с места. Досчитав до десяти, Мими опустилась на колени и, чтобы не потерять равновесие, покрепче уперлась пятками в пол.
— Давайте, Гибсон, — повторила она. Поднатужившись, она приподняла «его. Кажется, получается! Еще один рывок, и в тот момент, когда удача, казалось, была уже на ее стороне, тело Гибсона неожиданно подалось вперед.
Мими повалилась на спину, вскрикнув скорее от удивления, чем от боли.
Гибсон рухнул прямо на нее. Здоровое колено очутилось между ее ног. Его дыхание обожгло ей щеку. Мими оказалась прижата к полу человеком, который весил раза в два больше ее самой и к тому же спал беспробудным сном.
Однако это лишь временная неудача, а отнюдь не провал.
О поражении не могло быть и речи: она придумает, как из-под него выбраться. А потом, если понадобится, просто оттащит его в спальню волоком. Но как уложить его в кровать? Об этом можно подумать и позже. Нет, это еще не конец.
Никакого чувства унижения не было и в помине; все было в полном порядке.
До тех пор, пока он не кашлянул.
Мими быстро взглянула ему в лицо: голубые глаза смотрели безжалостно.
— Знаете, Мими, если бы в этом доме сейчас был пожар, нам с вами давно пришел бы конец.