КАЛЬДАР передал бинокль Одри. Они были припаркованы в стороне, на задней стоянке для фургонов большого продуктового магазина, их украденная машина была ничем не приметна и сливалась на фоне остальных. В нескольких сотнях ярдов, по середине автостоянки, стояло большое коричнево-бежевое здание, окруженное большими калифорнийскими платанами и огненными деревьями, сверкающими ярко-красными цветами. Церковь Благословенных было мощным, солидным, совершенно новым зданием, с большими, безупречно чистыми окнами и большим портиком перед двустворчатой входной дверью. У нее не было ни шпиля, ни колокольни, ничего, что указывало бы на то, что это церковь. Скорее она напоминала небольшой конференц-центр.
Одри взяла бинокль. Кончики ее пальцев коснулись его руки. Мысленно он поцеловал ее, пробуя на вкус эти малиновые губы. Конечно, в его маленькой фантазии ей это понравилось. Он лениво подумал, хочет ли она, чтобы он ее поцеловал. Отстранилась бы она, растворилась бы в поцелуе, стала бы…
— Дети, — сказала она, возвращая ему бинокль.
Он посмотрел. Толпа подростков пробиралась к дверям, каждый нес что-то в руках… Кальдар увеличил изображение.
— Листовки. Они несут листовки.
Одри потянулась за биноклем, и он отдал его ей.
— Они очень худые, — пробормотала она. — Наверное, беглецы. Здесь тепло. В городе их полно. Он использует их как ходячую рекламу.
Мужчина лет тридцати с небольшим с плакатом в руках последовал за детьми. Двери открылись, и две женщины вынесли тележку с бутербродами. Дети выстроились в ряд. Мужчина бросил свой плакат на лужайку и встал в конец очереди.
— Приди к Иисусу и живи полной жизнью, — прочитала Одри. — Да, он проповедник процветания. Тьфу.
— Я хотел спросить тебя об этом, — сказал Кальдар. — Что такое проповедник процветания?
Одри отняла бинокль от лица. Ее глаза расширились от удивления и возмущения. Она выглядела уморительно.
— Ты не знаешь, что такое проповедник процветания, но все равно взялся за эту работу?
— У меня есть ты, чтобы объяснить это.
— Кальдар!
Он наклонился ближе.
— Мне нравится, как ты произносишь мое имя, любимая. Повтори еще раз.
Она взяла с приборной панели бумажную карту.
— Нет.
— Ооодриии? — Он играл с прядью ее волос. Его голос перешел на тихий интимный шепот, который обычно вел дело к сексу. — Произнеси мое имя.
Она наклонилась к нему, полуприкрыв веки и обмахивая щеки длинными ресницами. Она приблизила свое лицо к его лицу, ближе, еще ближе. Ее губы приоткрылись.
А вот и оно.
— Тупица.
Ай.
Она шлепнула его картой по лбу.
— Сосредоточься на деле.
Эта женщина сводила его с ума.
— Я бы сосредоточился, но меня отвергли, и теперь я должен погрязнуть в жалости к себе. Итак, проповедники процветания. Кто они такие?
Одри вздохнула.
— Как много ты знаешь о христианстве?
— Я читал Библию, — сказал он ей. — Большую часть.
— Дай угадаю, ту, что с войнами, богатыми королями и женщинами?
Он бросил на нее невинный взгляд.
— Мы едва знакомы, и все же ты так хорошо меня знаешь.
— Новый Завет, тот, что с Иисусом, если ты не в курсе, не заботится о богатых людях. В Евангелии от Матфея есть история, где богатый князь посещает Иисуса и спрашивает его, как бы ему попасть на небеса. Иисус советует ему соблюдать заповеди, и если он действительно хочет обеспечить себе место на небесах, раздать все свое имущество бедным. Вот откуда этот знаменитый стих: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Божие». Есть и другие вещи в том же духе. Марк, Лука и Иаков, все они в основном говорили, что чем вы богаче, тем труднее попасть на небеса, потому что богатые люди впадают в искушение и сдаются своей жадности.
— Любовь к деньгам — корень всех зол, — процитировал он Библию, и эта цитата не выходила у него из головы. Он воспринимал ее как предупреждение.
— Послание Тимофею 6 стих 10. — Одри пожала плечами.
— С моей точки зрения, бедность тоже не ведет к любви и счастью.
Она отмахнулась.
— Суть в том, что христиане должны быть богаты духом, а не деньгами. Что ж, если у тебя все хорошо и ты христианин, то у тебя остается два варианта: либо ты можешь продолжать раздавать свои деньги, чтобы попасть в рай, либо ты можешь притворяться, что все будет хорошо в любом случае, и надеяться, что не попадешь в ад. Проповедники процветания охотятся на этот страх: они проповедуют, что Бог хочет, чтобы мы все были богатыми и счастливыми, что нормально иметь деньги и жить хорошей жизнью, полной роскоши.
— Неплохо, — задумчиво произнес Кальдар. — Никто не хочет ходить в церковь и быть осужденным каждое воскресенье, когда прихожане либо уже богаты, либо не хотят, чтобы их осуждали…
— За надежду разбогатеть, — закончила Одри.
— Добрые дела не нужны… кроме щедрых пожертвований церкви, конечно.
— Конечно. — Одри сморщила нос. — Церкви нужны деньги.
Именно.
— Вся эта вина и все эти активы, завернутые в красивую упаковку.
— Восхитительны, как шоколадный трюфель. — Одри облизнула губы, и ему пришлось выдернуть свои мысли из сточной канавы и вернуться к цели. — Снаружи твердая оболочка моральной порядочности, внутри сливочные, декадентские банковские счета.
Кальдар постучал по рулю.
— Подпишите чек и отправьте его в контору.
— А еще лучше, дайте нам номер вашего счета, мы возьмем на себя тяжелую работу по снятию средств за вас.
— Легкие деньги.
— Да. Церковь полная лохов.
Они посмотрели друг на друга и усмехнулись.
— Если мы объединим наши силы, как быстро, по-твоему, мы сможем очистить этот город? — спросила Одри.
Кальдар прикинул в уме.
— Через полгода мы станем миллионерами. Быстрее, если ты «включишь южанку».
Они оба посмотрели на церковь и на детей перед ней.
— Значит, «Зеркало» хорошо тебе платит? — спросила Одри.
— Не хватит, чтобы купить особняк, — сказал он.
Они еще немного посмотрели на церковь.
— Иногда быть хорошими парнями — отстой, — сказала Одри.
— Ты действительно пошла бы на это? — спросил он.
Она покачала головой.
— Нет. Церковь должна быть местом утешения. Для некоторых людей это все, на что они могут опереться, когда случается трагедия. Надо быть особым подонком, чтобы охотиться на это.
В этих словах слышалось эхо чего-то личного, но он знал, что если попробует разузнать, она захлопнет перед его носом все свои двери.
— Там полно подонков. — Кальдар завел машину. План сформировался в его голове.
— Да, у нас, кажется, никогда не бывает в них недостатка.
— Нам нужен кто-то внутри, чтобы понять, как работает все это цирковое представление у Йонкера.
— Ты хочешь провернуть аферу «день-ночь» и использовать мальчиков для ночной команды, не так ли?
То, как она улавливала ход его мыслей, было просто сверхъестественно. Братья были идеального возраста, чтобы слиться с беглецами.
— Они могут с этим справиться.
— А если они не смогут?
— Эти парни пережили больше, чем большинство взрослых. В их возрасте я проворачивал аферы. Только не говори мне, что ты этого не делала.
— У нас с тобой не было выбора, — сказала она ему.
— Я спрошу у них. Я не буду приказывать.
— Конечно, какой четырнадцатилетний подросток откажется от такого приключения?
Он прекрасно понимал, откуда берется это беспокойство. Одри чувствовала себя использованной своей семьей. Это оставило шрамы, и она пыталась убедиться, что мальчиков не эксплуатируют. Она не знала, что оба мальчика проходили боевую подготовку в течение последних четырех или пяти лет. Она не знала, что Джек регулярно убивал дичь, а Джордж мог разрубить тело пополам своей вспышкой. Для нее они были детьми, и она смотрела на них сквозь призму собственного опыта.
— Не стоит их недооценивать, — сказал Кальдар. — Джордж выглядит хрупким, но он хорошо обучен. Гастон заставил их пройти через многое, да и Джордж умеет постоять за себя. Этот парень просто великолепен. Он действительно, если отбросить все шутки, гениален. Он Эджер, и голубокровные никогда не позволят ему забыть об этом. То, что другие дети его социального статуса считают само собой разумеющимся, находится вне его досягаемости.
— Недостаточно быть хорошим, — сказала Одри. — Он должен быть лучшим. Но Джордж меня не беспокоит. Я про Джека.
Кальдар пожал плечами.
— Джек — подросток с шилом в заднице. Я был таким же и ты скорее всего тоже, я уверен, что все были такими в то или иное время. Как только он выходит из своей колеи «мир против меня», он становится находчивым, смышленым парнем. И в отличие от большинства перевертышей, он довольно проницателен, когда дело доходит до выяснения того, что движет другими людьми. Ему нравится притворяться, что он понимает меньше, чем на самом деле.
— Почему?
— Он кот, — сказал Кальдар. — Полагаю, это в его характере. Не парься. Он не пропадет.
— Ты, кажется, ужасно в этом уверен. Джордж сказал, что ты едва знаком с ними обоими.
— Я знаю Уильяма, — сказал Кальдар. — Он женат на моей кузине Серизе, которая мне как родная. Если бы на карту были поставлены ее жизнь и счастье, Уильям сжег бы весь мир, лишь бы увидеть ее улыбку. Джек перевертыш, как и Уильям. Он перевернет землю и луну, чтобы защитить своего брата.
— Значит, ты используешь одного мальчика, чтобы манипулировать другим. — Одри покачала головой. — У тебя есть хоть капля совести?
— Нет. Я не просил их идти со мной. Они хотят этого, и они достаточно взрослые, чтобы понимать риски.
Одри отвернулась от него и посмотрела в окно. Краем глаза он изучал ее профиль. Дуется? Нет, рассчитывает.
— Если у нас с тобой сегодня выходной, мне нужно пройтись по магазинам, — сказала она. — Это будет недешево. Неужели нам придется мошенничать ради денег?
Их мысли мчались, как два поезда в одном направлении. Кальдар никогда не встречал никого, похожего на нее. Ему не нужно было ни объяснять, ни оправдываться, ни убеждать ее, что его план сработает. Она просто выхватывала его идеи из воздуха и думала в одном с ним направлении. Даже когда он работал над аферой со своей семьей, ему все равно приходилось убеждать их, постепенно рассказывая им о плане, потому что большинство членов его семьи преуспевало только в убийстве или магии, часто и в том, и в другом. Он преуспевал в краже со взломом, мошенничестве и зарабатывании денег любыми способами. Не то чтобы они не любили его или не доверяли ему, но никто из них не понимал его. Одри же была с ним на одной волне. Ему хотелось усадить ее и задавать вопросы, пока он не узнает о ней все, вплоть до мельчайших подробностей. Но как только он это сделает, она умчится от него как ошпаренная. Именно это он сделал бы на ее месте.
И она была так чертовски красива. Он перебирал прилагательные: сексуальна, горяча, желанна, но ни одно из них не было достаточно правильным. Восхитительная. Вкусная. Нет, она была женщиной, а не пирожным. У него кончились слова, и он сдался. Он хотел ее. Он нуждался в ней, как человек в комнате, полной дыма, нуждается в глотке свежего воздуха. Ему хотелось сорвать с нее одежду, поцеловать эти прелестные груди и…
— Земля вызывает Кальдара!
— Да, любимая?
— Неужели нам придется мошенничать из-за денег? И не называй меня любимая.
— Зачем тратить наши деньги, если в этом нет необходимости? — Он умирал от желания увидеть ее за работой. Это был его шанс. Он посмотрел на нее и закинул удочку.
— Разве это проблема, любимая?
Одри повернулась к нему, лукавая искорка мелькнула в ее глазах.
— Единственный мужчина, который назовет меня любимая, проснется рядом со мной после очень, очень веселой ночки.
Веселой ночки. О да.
— Знаешь что? — Она наклонилась ближе. — Ты никогда не станешь этим мужчиной.
Кальдар рассмеялся.
— Если бы я захотел, ты бы просыпалась рядом со мной, ты бы лежала в моих объятиях каждое утро. Ты бы придвигалась ближе ко мне в постели, чтобы я мог погладить тебя по заднице.
— Боже мой, ты считаешь себя божьим даром для женщин, не так ли? Бедный, обманутый мужчина.
Он одарил ее своей лучшей улыбкой. Ее глаза расширились. Она сделала глубокий вдох.
— О нет, только не это соблазнительное лицо. Меня переполняет желание снять эту ужасную одежду. Что происходит? Я не понимаю. Оооо. — Она дотронулась запястьем до своего лба. — Кто-нибудь, помогите мне. Я насквозь пропитана собственной влагой.
Дьяволица.
— Видишь ли, тебе не следовало этого делать, — сказал Кальдар.
Она бросила на него невинный взгляд.
— Ты превратила себя в вызов. Теперь мне придется соблазнить тебя из принципа.
— Можешь попробовать. Не то чтобы ты чего-то добьешься. Если бы ты был влюблен, это было бы одно, но мы оба знаем, что это говорит гордость. — Одри похлопала его по руке. — Все в порядке. Я никому не скажу о твоем позорном провале. Я сохраню это в тайне. — Она притворилась, что закрывает рот на замок, и выбрасывает ключ.
— Я напомню тебе об этом, когда ты рухнешь на мои простыни, вся счастливая и запыхавшаяся. — Он наклонился ближе. — Я представляю это в своей голове. Ммм, ты прекрасно выглядишь.
— Никакие фантазии не помогут тебе пережить этот день, — сказала Одри.
— Ты так добра.
— Я всегда проявляю милосердие, когда мне это ничего не стоит.
Милосердие? Для меня?
Прежде чем все это закончится, они либо станут любовниками, либо убьют друг друга. Прямо сейчас он понятия не имел, что это будет.
ОДРИ уставилась в окно. В машине отчаянно не хватало места, особенно дело касалось передней части. В частности, передних сидений. А именно, Кальдара на переднем сиденье, который сидел слишком близко.
А Кальдар с каждой минутой становился все горячее. Когда они впервые встретились, он показался красивым, потом горячим, а теперь перешел в категорию неотразимых. Когда он наклонился к ней и произнес ее имя голосом, зовущим из спальни, каждый нерв в ее теле напрягся. У нее даже мурашки побежали по коже. Если бы он наклонился и поцеловал ее, она бы ответила ему тем же, а потом снова дала бы пощечину, просто чтобы у него не возникло никаких мыслей. Ей нравилось смотреть на него. Ей нравился тембр его голоса. Ей нравилось, когда он обращал на нее внимание. Они были в Сломанном, а это означало, что растущая горячность Кальдара не могла быть магией, и оставалось только одно объяснение: она влюбилась.
Одри взглянула на него. Он повернул голову направо, когда она посмотрела, и одарил ее своей дьявольской ухмылкой. Вау. Она попала в беду. Одри закатила глаза и снова уставилась в окно.
Если бы им нужны были деньги, они могли бы просто сидеть с Кальдаром на углу улицы с пустой банкой из-под кофе, читая книжку. Они бы заработали приличные деньги, пока копы не прогнали бы их, потому что толпы женщин мешали бы движению транспорта. Дело было не только в его внешности. Только внешности она могла противостоять. Это был дьявольский блеск в глазах. Он был ловким, хитрым ублюдком, стремительным и c языком без костей. Он мог дать фору лучшим профессионалам, которых она знала.
Одри подавила вздох. Перед смертью бабушка дала Одри только один совет: «Никогда не влюбляйся в мошенника». Мошенники не могли прекратить заниматься аферами. Для них это было, как для нее ее взлом — наркотик, зависимость. А прирожденные аферисты, вроде Кальдара, по умолчанию, к чертям собачьим, разводили всех и вся. Для них все было игрой, и довольно скоро игра превращалась не просто в «Могу ли я отобрать деньги этого сосунка?», но и в «Могу ли я обмануть свою жену, заставив ее думать, что я там, где должен быть». В конце концов игра превращалась в «Могу ли я скрывать всех моих женщинах на стороне?», и все это заканчивалось тем, что ваше сердце было разбито на мелкие осколки. На ее глазах так поступал ее отец, она видела, как это делал Алекс, когда он был еще не был в наркотическом бреду, и она видела, как это делали другие мошенники. Они лгали, о, как же они лгали!
Кальдар был слишком одарен, слишком умен и слишком горделив, чтобы не играть в эту игру. Она даже не знала его настоящего. Он показал ей то, что, по его мнению, она хотела увидеть. И он ожидал, что ее ничто не должно смутить, потому что она с самого начала знала во что ввязывается. Все девушки в этом бизнесе знали об этом. Выходишь замуж за гангстера — принимай звонки из тюрьмы. Выходишь замуж за игрока — прячь свою зарплату. Выходишь замуж за мошенника — живи с разбитым сердцем. За что боролась, на то и напоролась.
Нет, спасибо. Неважно, что ускорялся ее пульс, когда он играл с ее волосами, она не хотела душевной боли. И она не хотела становиться той, с кем играют в игры. Если мужчина посчитает, что она подавляет его волю, он может катиться на все четыре стороны. Ей нужен кто-то прямолинейный и надежный, но такие парни были скучными. Одри улыбнулась про себя. Всегда можно было притормозить и найти себе скучного и надежного. Заигрывать с Кальдаром было весело. Она могла бы даже потрогать водичку пальцами ног, но вступать в этот брод она в ближайшее время не собиралась. Если, конечно, она первой не обведет его вокруг пальца.
Теперь это будет непростой задачей.
ДЖЕК взгромоздился на спину виверны и стал наблюдать за густым лесом вокруг них. Котенок, которого он спас в Сломанном, лежал рядом с ним, свернувшись в мохнатый клубочек. Он уже не был таким тощим, и Джек срезал и смыл большую часть зеленой краски с его меха. Котик по-прежнему не мяукал и не мурлыкал, но следовал за Джеком по лагерю, как утенок за мамой. Не то чтобы Джек возражал.
Чуть дальше, ближе к бедрам виверны, Линг Безжалостная следила за ними с настороженным, подозрительным взглядом. Кальдар с Одри ушли, а без Одри енот превратилась в нервную, безразличную дурашку. Обычно, если енот оказывался на улице днем, то он либо был болен, либо в отчаянии, либо бешеный. Эта же сидела прямо под солнцем, и ей было все равно. Чудачка.
Внизу Джордж упражнялся в фехтовании. Выпад, отскок, выпад, отскок. Гастон же отсутствовал большую часть дня. Перед уходом он сказал, что собирается собрать некоторую информацию у местных жителей. Сейчас же, по возращению, он что-то записывал в блокнот.
Солнце припекало спину виверны. Джек потянулся. Ммм, тепло. Странные существа эти виверны. В школьных учебниках говорилось, что они чрезвычайно умны, умнее собак, умнее лис, но Джек не понимал, как можно узнать, насколько умна виверна. Когда виверна не летела, она лежала неподвижно, как скала и оживлялась только тогда, когда по утрам Гастон выливал ей в рот ведра пищевой пасты.
Джек пошевелился. Котенок дернул ухом, открыл один желтый глаз и посмотрел на него. Джек поднял палец к губам, и сказал ему:
— Ш-ш-ш. Спи. — Котенок прикрыл глаз.
Джек соскользнул вниз и подошел к голове виверны, бесшумно, как мышь. Умная, ну хорошо. Давай просто посмотрим. Он миновал синее плечо, длинную шею, толстую, как вековое дерево, ярко-синюю бахрому, выступавшую из угла челюсти виверны.
Тяжелые веки распахнулись. Джек замер.
Огромный золотисто-янтарный глаз, размером с обеденное блюдо, уставился на него. Темный зрачок, фокусируясь, сузился.
Джек стоял совершенно неподвижно.
Громадная голова повернулась, чешуйчатая губа оказалась всего в трех футах от Джека. Золотые глаза смотрели на него, сверкая огненным цветом.
Джек дышал мелкими, неглубокими вдохами.
Не моргай. Не моргай…
Два порыва ветра вырвались из ноздрей виверны. Джек подпрыгнул на месте и, отскочив снова от земли, вскарабкался на ближайшее дерево.
Гастон на поляне согнулся пополам, хохоча как идиот.
— Это не смешно!
— Она знает, что ты рядом, тупица. Она просто предпочитает не обращать на тебя внимание.
Виверна опустила голову.
Джордж выпрямился и убрал рапиру в ножны.
— Кальдар и Одри вернулись.
Джек слез с дерева прежде, чем кто-либо успел задать ему неудобные вопросы. Его больше ничего не заботило. Тем более, что там будет Одри. Одри была… хорошенькой. Очень красивой.
Десять минут спустя, когда Кальдар и Одри вышли на тропинку, он снова сидел на виверне. Так никто не подумает, что он испугался. Не то чтобы он был напуган. Он просто был осторожен.
— У нас появилась работа, — крикнул Кальдар. — Идите сюда.
Джек соскользнул с крыла и сел рядом с Джорджем. Кальдару потребовалось около пятнадцати минут, чтобы рассказать о Магдалине и Эде Йонкере.
— Может, я вмешиваюсь не в свое дело, — сказал Джордж, — но почему бы нам просто не украсть приглашение?
— Не получится, — ответила ему Одри. — Во-первых, мы не знаем, где он находится.
— Во-вторых, — продолжил Кальдар, — если мы его украдем, она даст знать Морелю, что он у нас. Мы попадем прямо в ловушку.
— Я думал, она его ненавидит, — сказал Джордж.
— Ненависть не означает «не занимается бизнесом», — ответил ему Кальдар.
— Он прав. Такая ошибка может дорого нам обойтись, — сказала Одри.
Кальдар повернулся к племяннику.
— Гастон, у тебя есть что-нибудь на Йонкера?
Гастон раскрыл блокнот.
— Эд местный житель. Родился и вырос в Грани. Его родители все еще живут в шести милях к востоку отсюда. Грань здесь похожа на швейцарский сыр… ну, на тот, что с дырочками. Пузыри Грани всплывают повсюду и в Зачарованном и в Сломанном. Граница очень тонкая, и сама Грань не так уж широка, но здесь живет много людей, и есть несколько влиятельных, занимающихся торговлей семей. Семьи хранят мир.
— Логично, — сказал Кальдар. — Конфликт вреден для бизнеса.
— Эда не слишком любят. Ожидалось, что когда он добьется успеха, то наймет своих приятелей, но вместо этого он привлек сторонние таланты. Местным жителям не достается ни крошки от его пирога. Магдалину тоже не очень-то любят. Она совсем не заслуживает доверия. Вот интересный лакомый кусочек: Магдалина и Йонкер пару раз чуть не разругались в пух и прах, и их со всей серьезностью предупредили, что если они затеют какое-нибудь противостояние, то семьи раздавят их. Все их забавы и игры закончатся.
— Значит, они должны вести себя хорошо, — сказала Одри. — А Магдалина использует нас, чтобы обойти правила.
— В значительной степени. У Йонкера есть участок в Грани, около двадцати акров, огороженный забором и охраняемый, словно там содержатся государственные тайны. Там много охранников, и они хорошо обучены. Именно там находится Деревянный собор.
Одри закатила глаза.
— Афера работает вот так. — Гастон снова сверился со своими записями. — Он приглашает богатых людей в свою церковь, облизывает их некоторое время, и если у них есть деньги, он приглашает их в свое личное убежище, в Деревянный собор. Они входят нормальными, а выходят, считая его пророком. Что бы там у него не происходило, оно работает.
Кальдар посмотрел на Джорджа.
Джордж нахмурился.
— Устройства для управления толпой запрещены, кроме как в Садах блаженства, но и там вы обязаны подписать заявление об освобождении от ответственности.
— Неужели Сад блаженства так плох, как кажется? — спросила Одри.
— Нет, но когда я впервые услышал это название, то подумал, что это бордель, — сказал Кальдар. — Это последнее средство для людей, страдающих депрессией и склонных к самоубийству. Вы подписываете форму согласия и плещетесь в прудах с теплой водой, окруженных садами с красивыми цветами, пока положительные чувства накапливаются в вас с помощью магии.
Одри моргнула.
— Ого.
— Это может быть Виладский фонарь, — сказал Джордж. — Или какой-то эмоциональный излучатель. Мне надо увидеть его, чтобы сказать наверняка.
— Ничего более об Эде? — Кальдар взглянул на Гастона.
— Немного. Эд жаден, и ему нравятся красивые вещи: дорогие машины, хорошая одежда, побрякушки… очевидно, это как-то связано с броскими украшениями. Он к тому же любит женщин, но все это сопутствующие пороки. Эд, в конечном счете, получает наслаждение от толпы, поклоняющейся каждому его шагу. Он хочет стать большой шишкой. При этом он дает деньги детскому центру Сан-Диего, посещает благотворительные обеды и все такое.
Кальдар и Одри переглянулись.
— Это объясняет поведение детей, — сказала Одри.
— Благословлённые юнцы, — сказал Гастон. — Он заставляет работать на себя беспризорников. Они раздают листовки, а он дает им место в своем лагере благословлённых юнцов в течение лета на его территории. Женщины среднего возраста с деньгами любят его за это.
— Мы знаем, где находится этот лагерь? — спросил Кальдар.
Гастон покачал головой.
— Нет. Но мы знаем, что его охраняют люди с винтовками и боевыми патронами. Кроме того, он защищен достаточным количеством защитных заклинаний, чтобы сдержать армию. Это был его старый семейный дом. Несколько лет назад Йонкеры были очень сильной семьей Эджеров, но теперь остались только Эд и его родители. Охранным камням там уже около ста лет.
— Мило. — Одри вздохнула. — Получается, не может быть и речи о взломе и краже магического устройства для выжигания мозгов.
Кальдар взглянул на Джорджа.
— Насколько обычно сложны эти устройства?
Джордж пожал плечами.
— Ну, внутри все сложно, но большую часть времени они выглядят как обычные предметы. Когда надо манипулировать чьими-то эмоциями, лучше, чтобы люди не знали, что ими манипулируют. Они, как правило, плохо воспринимают подобные вещи.
— Так о чем же мы говорим? — спросил Гастон. — Например, о вазе или о чем-то в этом роде?
— Не совсем. — Джордж встал. — Обычно это украшения. Чтобы излучатель работал, его нужно расположить между собой и человеком, на которого надо воздействовать. Допустим, мне надо манипулировать Кальдаром. — Он повернулся к Кальдару. — Я, наверное, мог бы взять браслет-излучатель и опереться на кулак или что-то в этом роде, чтобы браслет был обращен к нему. — Джордж согнул руку так, чтобы его запястье стало обращено к Кальдару.
— Ты выглядишь глупо, — сказал ему Джек.
— Вот именно, — согласился Джордж. — Предмет должен быть чем-то неприметным. И обычно объект бывает инертным, пока пользователь не сфокусирует на нем свою магию.
— Тогда подожди, — сказал Гастон. — Он не сработает с кем попало?
— Нет, — ответил Джордж. — У тебя уже должен быть какой-то магический талант к эмоциональным манипуляциям. Эти устройства просто усиливают такую магию. Поскольку Йонкер манипулирует толпой, надо искать что-то с дальностью действия, чтобы магия выходила под широким углом. Как корона или какое-то устройство, которое он держит между собой и ними.
— Он не стал бы носить корону, — сказала Одри. — Мы говорим об американской общине. Они такого не потерпят.
— Итак, для начала мы должны выяснить, как выглядит устройство, — сказал Кальдар. — После чего мы сделаем копию.
— Из чего же? — Одри уставилась на него.
— Из гипса памяти, — сказал Кальдар. — «Зеркало» снабдило меня целым набором примочек. Если подвергнуть его правильной магии, он будет имитировать стекло, металл или дерево. Гастон очень хорошо с ним справляется.
Одри нахмурилась.
— А еще, чтобы быстро добраться до Йонкера, нам понадобятся деньги. Много-много денег.
— Я в замешательстве, — сказал Джек.
— Я тоже, — сказал Джордж.
— Угу, а мы будем участвовать в этом плане? — спросил Гастон.
— Позвольте мне объяснить, — сказал Кальдар. — У Йонкера есть магическое устройство, которое манипулирует эмоциями людей. Он, вероятно, держит его в лагере в лесу. Нам нужно украсть этот гаджет.
— Эту часть я понял, — сказал Джек. — Но как мы его украдем?
— Есть два пути, — продолжил Кальдар. — Во-первых, мы должны выяснить, где и как охраняется устройство. Чтобы выяснить это, нам нужно проникнуть в лагерь Йонкера, вот почему мы придерживаемся этого плана.
— Ты их еще больше запутываешь, — сказала Одри. — Дайка я вмешаюсь, хорошо?
— Конечно. — Кальдар пригласил ее взмахом руки.
— Такое ограбление называется «день-ночь», — сказала Одри. — Есть две команды: дневная и ночная. Обе команды делают вид, что не знают друг друга. Джек и Джордж будут ночной командой.
Джек выдохнул. Наконец-то! Есть чем заняться, кроме как сидеть на виверне.
— Да!
Одри продолжила:
— Церковь Йонкера принимает беглых детей. Вы, мальчики, притворитесь беглецами, заставите людей из Йонкерской церкви позволить вам работать на церковь и попытаетесь проникнуть в лагерь. Оказавшись в лагере ты, Джордж, можешь использовать свою некромантию, чтобы найти устройство и выяснить, насколько сильно оно защищено. Вы должны быть незаметными и избегать привлечения внимания.
— Между тем, — добавил Кальдар, — мы с Одри будем дневной командой. Мы открыто подойдем к Йонкеру и привлечем к себе много внимания. Йонкер сосредоточится на нас.
— И здесь начинается самое интересное, — улыбнулась Одри. — Если устройство плохо защищено, то ночная команда либо украдет его, либо сообщит нам где оно, и мы вместе проникнем внутрь и украдем его.
Кальдар кивнул.
— Если гаджет слишком хорошо защищен, то дневная команда заменит настоящий гаджет на поддельный средь бела дня, положит в карман настоящий и свалит оттуда.
Гастон поднял руку.
— Вопрос: что произойдет, когда Йонкер выяснит, что устройство — подделка?
— Весь ад вырвется на свободу, — ответил Кальдар. — Но поддельный гаджет должен дать нам достаточно времени, чтобы выбраться.
— А если нет? — спросил Гастон.
— Тогда мы перейдем к плану С и прорубим себе путь наружу, — сказал Кальдар.
— Мне нравится этот план, — сказал Гастон.
— Будем надеяться, что до этого не дойдет. — Одри посмотрела на Джорджа, потом на Джека. — Такое ограбление обычно занимает много времени. У нас нет времени, потому что та белокурая сучка идет по нашему следу. Нам надо поторапливаться. Ребята, ошибок быть не может. Нет права на ошибку. Вы меня понимаете?
Джек кивнул. Усек, никаких ошибок.
— И если мы скажем вам убираться, вы так и поступите, — сказала Одри. — Убежите, не оглядываясь.
— Слушайтесь ее, — сказал Кальдар. — Если мы выдернем вилку в середине ограбления, вы оба уйдете. Ясно?
Джек снова кивнул.
— А вы двое сможете пару дней притворяться беглецами? — спросил Кальдар.
Джордж кивнул.
— Мы сможем это сделать.
— Если вы не хотите этим заниматься, то и не надо, — сказала Одри. — Там бессовестные люди. Мы не знаем, как они могут поступить, и, возможно, нас не будет рядом, чтобы помочь вам. Это реально, и это опасно.
А они не были младенцами.
— Все будет хорошо, — сказал Джек. — Я позабочусь о Джордже.
— Я не беспокоюсь о Джордже. — Кальдар уставился на него. Это был властный, жесткий взгляд. Джек почувствовал, как невидимая шерсть встает у него на спине. Справа, сжав челюсти, поднялся Гастон и подошел, чтобы встать сбоку от Кальдара. Серебристые глаза Гастона уставились на Джека. Готовый к бою.
— Почему ты беспокоишься обо мне?
— Ты плаксивый ребенок, — сказал Гастон.
Что?
— Тебе нравится жалеть себя, Джек, — сказал Кальдар. — «Это все из-за Джека, все время».
Внутри него дикая природа собралась в тугой клубок, сплошь шерсть и зубы.
— Бедный, бедный Джек, — сказала Одри. Ее голос был нежен, но глаза насмехались над ним. — Все к тебе плохо относятся. Что ты будешь делать? На этот раз некуда бежать, и Роза тебе не поможет.
Откуда она знает о моей сестре?
Дикий зверь зарычал. Они все ополчились на него. Сердце Джека бешено колотилось в груди. Его когти покалывали внутреннюю сторону ладоней. Он взглянул на Джорджа. Его брат стоял там, его лицо было спокойным, словно он был совершенно незнакомым человеком.
— Эгоистичный и глупый, — сказал Кальдар. — Это все про тебя.
— Ни на что не годный, — добавил Гастон.
Дикий зверь вопил и царапался внутри Джека, пытаясь вырваться на свободу. Ему хотелось отрастить зубы и когти и броситься в лес. Нет, он должен стоять на своем. Изменение в Грани не было похоже на изменение в Зачарованном. Было больно, и это продолжалось полминуты. Они убьют его прежде, чем он закончит.
Мир обрел болезненную ясность. Он должен был защищаться. Он не мог позволить им достать его.
Почему? Они же друзья… зачем им это делать? Почему Джордж ничего не предпринимает?
— Ты сам себе на уме, — сказал Джордж. — Не проси меня о помощи, плакса.
Предатель. Джек посмотрел брату в глаза. Они были синими и спокойными, почти мирными. Джордж всегда помогал ему. Всегда. Даже когда все остальные отворачивались.
Это было неправильно. Джордж никогда не отвернется от него.
Это проверка, внезапно понял он. Они проверяли его, чтобы увидеть, не сломается ли он и не выдаст ли себя. Они внимательно наблюдали за ним, пытаясь понять, что он будет делать.
Инстинкты подсказывали Джеку, что он должен укусить как можно сильнее. Но именно этого они от него и ждали, тогда он застрянет на этой поляне один, а Джордж отправится шпионить и, возможно, сражаться. Джордж хорошо владел рапирой, но не настолько.
Джек затолкал дикого зверя обратно в нору. Тот цеплялся в него когтями, отказываясь уходить, и ему приходилось заставлять его отступать шаг за шагом. Было больно. Во рту у него стоял горький привкус. Наконец, он засунул его глубоко внутрь, на свое обычное место. Должно быть, это заняло всего пару мгновений, но ему казалось, что прошла вечность.
Цвета утратили некоторую резкость, запахи поблекли лишь на долю секунды. Он отошел от края обрыва.
Джек глубоко вздохнул и заставил себя улыбнуться.
— Ничего страшного. Если у меня будут неприятности, я просто вытру слезы волосами Джорджа.
Это была дурацкая шутка, но больше ему ничего не пришло на ум.
Одри смотрела на него, и ее глаза снова были добрыми.
— Отлично мужик, — сказал Кальдар. — Еще не все потеряно.
Гастон подошел и ткнул его кулаком в плечо.
Джек выдохнул. Он вдруг почувствовал страшную усталость.
— Ладно, теперь нам нужны деньги, — сказала Одри. — И очень много. Желательно, чтобы они принадлежали какой-нибудь заднице так, чтобы я не чувствовала себя плохо, воруя у него. Гастон, есть кандидаты?
Гастон поднял черные брови.
— А как ты относишься к работорговцу? Ходят слухи, что он не верит в банки. Он хранит все свои денюжки в особняке в Грани.
Кальдар поднял руку.
— Заметано!
— О, неужели? — Одри скрестила руки на груди. — Полагаю тогда, ты будешь вламываться в этот особняк самостоятельно, без моей помощи.
— Я мог бы, — сказал Кальдар. — Но тогда меня поймают.
— В таком случае, как насчет того, чтобы я решила, беремся мы или нет?
Гастон помахал блокнотом.
— Может быть, вы оба сначала позволите мне рассказать вам об этом парне.
Джек слышал, как они препирались, но слова почти не доходили до него. Ноги его ослабели, словно все мышцы превратились в кашу. Он отступил на пару шагов и наполовину сел, наполовину упал на траву. Усталость овладела им. Он часто и неглубоко дышал.
Джордж подошел и сел рядом с ним.
— Дикий зверь?
Джек кивнул. В тот раз он затолкал его обратно. Но это было так тяжело, гораздо тяжелее, чем раньше на парковке. На этот раз он победил, но в следующий раз, он не был уверен, кто победит.