Греховный соблазн

Глава 5

Несмотря на заверения Кристины, они проскакали довольно значительное расстояние, потому что утро выдалось прекрасным, лошади застоялись и теперь летели стрелой, и оба отдались редкостному ощущению радости бытия. Тремейн рвался вперед после долгого путешествия в фургоне из самого Лондона, а огромный вороной жеребец Макса ни на шаг не отставал. Кристина была искусной наездницей, и под ее умелой рукой Тремейн грациозно и без малейших усилий брал препятствие за препятствием. После того как была штурмом взята особенно высокая живая изгородь, Макс почтительно отсалютовал Кристине. Она в ответ помахала рукой и крикнула:

— Поскачем наперегонки до Дигби!

Они полетели по полям. Специально обученные гунтеры[1] шли голова в голову, оставив Дитера далеко позади. Где-то слышался звон церковного колокола, серебром разливающийся в ясном морозном воздухе, и Кристина, впервые за много лет, почувствовала себя восхитительно живой. Маркиз же, и без того живший полной жизнью, ощущал непривычное довольство собой и всем окружающим.

Они улыбнулись друг другу, словно два заговорщика, единственные в мире испытавшие благословенное чудо бытия.

Вскоре они поднялись на невысокий холм, и Макс, показав на скопление зданий внизу, прокричал:

— Приглашаю вас на завтрак!

— С удовольствием!

— Проигравшему придется сидеть за ужином рядом с леди Моффет!

Кристина подстегнула Тремейна, и они ринулись со склона. К сожалению, когда впереди уже виднелась мощеная улица, жеребец Макса вырвался вперед и обогнал Тремейна шагов на шесть. Только сейчас Кристина сообразила, что Макс, должно быть, все это время сдерживал вороного, судя по тому, как тот без всяких усилий вырвал у нее уже близкую победу. Но тем не менее она наслаждалась бешеной скачкой и, когда взмыленные лошади перешли на шаг, бросила на него лукавый взгляд:

— А я-то думала, что джентльмен всегда уступает выигрыш даме.

— Прошу прощения, — ответил Макс, — но у меня была достаточно веская причина.

— Но почему вы так уверены, будто именно вам выпадет сегодня вечером быть соседом леди Моффет?

— Она успела сообщить, что считает меня прекрасным собеседником, и именно поэтому потребовала посадить нас рядом.

— Понятно, — весело сверкнула глазами Кристина. — Ваше обаяние безгранично.

— Ничего подобного. Обаяние тут ни при чем. Все дело в моем молчании. Леди Моффет предпочитает звук собственного голоса.

— И поэтому я должна вас спасти.

— Придется. В конце концов вы проиграли!

— Да вы попросту знали, что Тремейну не выстоять против вашего черного зверя. Но я великодушна. Мало того, моя мать и леди Моффет — закадычные подруги.

— Превосходно. Я, разумеется, отплачу вам за добро.

— Как мило, — гортанно промурлыкала она. Глаза Макса снова сузились.

— Я имел в виду… увлекательную беседу или что-то в этом роде. Общение, видите ли…

— Я именно об этом и толковала. Насчет общения…

— А я думал, — сардонически усмехнулся он, — сделать вам подарок. Например, цветы…

— Или нечто совершенно противоположное. Ваша способность делать определенные подарки буквально вошла в легенду.

— Да, но только не женщинам, чья единственная цель — отомстить мужу.

— А вы обычно сначала расспрашиваете о целях и намерениях? — едко бросила она. — Сомневаюсь, что я единственная руководствуюсь подобными мотивами.

— Но первая, кто наделен столь ошеломляющей невинностью.

— А не будь я так невинна?

— Я бы поимел вас прошлой ночью, — намеренно грубо бросил он, давая ей понять, что то, о чем просит она, отнюдь не розы и серенады в лунном свете.

Грязное словцо немедленно ввергло ее в краску.

— Вижу, — тихо выдохнула она.

— Вы прекрасны, княгиня, и бесконечно желанны, но я не нахожу удовольствия в том, чтобы посвящать наивных глупышек в таинства любви.

— Значит, мне придется найти кого-то другого.

Макс едва не вскинулся, удивившись поднявшейся в душе буре ревности. Но, привыкший не выказывать своих чувств и всячески избегать попыток вовлечь его в более интимные отношения, он только обронил:

— Как вам угодно.

— Вы ужасно противный! — Княгиня наморщила носик и неожиданно улыбнулась. — Совершенно не оправдываете свою репутацию!

— Только потому, что вы белая ворона, дорогая, — ухмыльнулся Макс. — А сейчас давайте позавтракаем и поговорим о чем-нибудь еще, кроме вашей жажды отмщения.

— Хорошо, — кивнула она, но жажда отмщения отошла на второй план по сравнению с силой притяжения к этому человеку, которого весь свет считал распутником и которого сама она находила поразительно добрым.

Едва они спешились во дворе гостиницы, появился Дитер, взял лошадей и увел в стойла, ворча, что им давно пора передохнуть. Войдя в обеденный зал, маркиз и Кристина увидели, что здесь яблоку негде упасть. Помещение с деревянными стенами и грубыми потолочными балками было забито посетителями. Но при виде столь знатных господ компания немедленно потеснилась, освободив столик перед камином, в котором пылал огонь.

— До чего же я люблю раннее утро! — вздохнула Кристина, снимая перчатки. — А вы?

— Иногда. Особенно такое, как это, — учтиво ответил маркиз. — А если еще и удастся поесть, жизнь будет воистину прекрасна.

— Тут вы правы. Простые удовольствия: свежий воздух, яркое солнце, хорошая еда…

— И приятное общество.

Она вдруг ощутила, что они одни во всем шумном зале… и вообще в мире.

Наверное, он почувствовал то же самое, потому что поспешно сменил тему:

— Искренне благодарю вас за будущее спасение от леди Моффет.

— О, ничуть не возражаю против ее компании.

Чары развеялись. Кристина положила шляпу на стол, рядом с перчатками.

— Я спрошу ее о новорожденном внуке, и тогда останется только слушать.

Поймав взгляд Дитера, входившего в зал, она извинилась и направилась к нему. Они обменялись несколькими фразами, и Кристина, улыбаясь, вернулась к Максу.

— Они сумели найти для него место на кухне, даже в этой безумной толчее. Сегодня, видимо, в городе базарный день. Здесь очень тепло, правда?

Она принялась расстегивать жакет.

— Вы так же голодны, как я? Должно быть, прогулка на свежем воздухе помогла.

Стянув жакет, она бросила его на стул.

«Ей не следовало этого делать», — думал Макс, стиснув зубы и не отрывая глаз от ее груди, вздымавшейся под тонким шелком блузки. Он так увлекся, что с трудом припомнил ее вопрос.

— Я всегда голоден, независимо от свежести воздуха.

Ответ неожиданно приобрел двойной смысл, и Макс мысленно одернул себя. Кажется, он забыл об осмотрительности.

Кристина бросила на него быстрый взгляд:

— Судя по вашему виду, у вас, должно быть, немалый аппетит.

Каждое ее слово звучало в его ушах откровенным призывом, и он снова выругал себя за столь непристойные мысли. Ясно ведь, что она давно забыла о своем желании мстить. В любом случае она слишком неопытна в постели.

— Хотите чаю или кофе? — спросил он, сознательно переводя беседу на нейтральные темы.

— А вы?

Ну вот. Опять. Невозможно и подумать о том, чего бы он хотел, тем более когда наверху столько пустых спален! Но она не из таких.

— Предпочитаю кофе, — ответил Макс, из последних сил игнорируя тлеющее в крови желание.

— Значит, кофе.

— Можете заказать чай.

Он не желает видеть ее такой уступчивой, особенно когда глаза застилает похоть.

— Нет, кофе звучит неплохо в холодное утро. Обожаю, когда он горячий, сладкий и со сливками.

Господи милостивый, неужели под маской скромницы кроется куртизанка? Горячий, сладкий, сливочный… столь же манящий, как сама она. И на какой-то сумасшедший миг ему захотелось забыть о здравом смысле и отослать Дитера.

К счастью, рядом появилась молодая служанка, принявшая заказ, иначе он вряд ли смог бы и дальше вести себя как джентльмен, несмотря на то что рядом было полно людей, а она оставалась настоящим младенцем в чаще амурных интриг. И когда девушка ушла, Макс стал расспрашивать о сыновьях Кристины в отчаянной попытке погасить разгоравшееся пламя.

Они говорили о школе, учителях, предметах, которые больше всего нравились мальчикам, и постороннему взгляду маркиз мог показаться любящим родителем, до того уместны были его замечания и рассуждения. Когда принесли кофе и завтрак, они дружно принялись за еду, весело пересмеиваясь, как давние и хорошие друзья. Кофе действительно оказался горячим и сладким и чересчур возбуждал чувства, которые не требовали возбуждения: их близость и без того была достаточным стимулом. Поэтому, еще не доев омлет, Кристина испытала горячечную пульсацию в том месте, где ранее не возникало ничего подобного. Она незаметно заерзала на стуле, но с каждым движением приятные ощущения усиливались вместе с легким покалыванием между бедрами.

Макс все заметил. Ее неловкость, разрумянившиеся щеки, усилившийся аромат духов, смешанный с запахом разгоряченной кожи. Прекрасно разбирающийся в предательских признаках возбуждения женщины, он не знал, что предпринять.

Он никогда не отказывал той даме, которая сумела его заинтриговать… никогда. И ее неопытность и мотивы потеряли свое значение. Всего полчаса назад он думал иначе.

Так ли уж важно разыгрывать рыцаря? И был ли его отказ благородным, или он попросту боялся связываться с порядочной женщиной? Становился в позу джентльмена ради Кристины или потому, что не желал брать на себя труд обучать ее постельным играм?

— Вы уже доели?

Она явно спрашивает не о том, сыт ли он.

— Если желаете. Хотите уехать? Сейчас пойду за Дитером, — предложил он, откладывая вилку и пытаясь прочесть ее мысли. Он по-прежнему не был уверен в себе.

— Я отослала Дитера.

Сердце его тревожно забилось.

— Думала, вы не будете против.

«Против того, чтобы поиметь тебя? — подумал он. — Ни в коем случае».

Но промолчал, боясь напугать ее неистовой силой своего желания. Он оглядел комнату, пытаясь понять, подслушивает ли кто-то их разговор.

— Я вас смутила?

Он тихо фыркнул и, когда она улыбнулась, неожиданно тоже улыбнулся.

— Черт с ними, с приличиями. Хотя я считаю, что во всем виноваты только вы.

Вместо того чтобы расстроиться, Кристина довольно кивнула:

— Преодолели свои угрызения совести?

— Более или менее. — Его глаза хищно блеснули. — Надеюсь, вы станете следовать правилам.

— А разве существуют правила?

— Обязательно, дорогая. Всегда и во всем.

— А по виду вы не из тех, кто склоняется перед авторитетами.

— Назовите это привычкой или традицией, вроде вашей роли добродетельной жены. Уверены, что хотите пойти на это? — Темная бровь вопросительно поднялась. — Последний шанс.

— Знаете, я никогда не была такой раньше: беспокойной, разгоряченной, неугомонной, словно меня подталкивает что-то. И считаю, что в этом виноваты только вы. Возьмите меня за руку. Видите, я вся пылаю.

Макс слегка отстранился, потрясенный ее состоянием. Ободренная собственной смелостью, довольная, что нашла в себе мужество отослать Дитера, Кристина не обратила внимания на его холодность и перегнулась через стол.

— В таком случае я коснусь вас. — Она вложила в его ладонь свою. — Видите?

Ему вдруг показалось, что их плоть расплавляется, становясь единым целым, и все сомнения рассеялись перед неоспоримым свидетельством этого поразительного слияния.

— Пойду сниму комнату, — сказал Макс, вскакивая так быстро, что стул едва не опрокинулся. Он уже шагнул прочь, но внезапно обернулся и с улыбкой попросил: — Только не исчезайте.

— Вы не представляете, как далеко я зашла для этого, — мягко ответила Кристина. — И никуда не уйду.

Макс кивнул, впервые признав, что их потребность друг в друге одинаково велика.

— Сейчас вернусь.

Кристина жадно наблюдала, как он протискивается между столиками. Головы посетителей одна за другой поворачивались в его сторону. Не часто знатный джентльмен, да еще такой красавчик, посещает подобные места. Он буквально излучал уверенность в себе, как будто ему сам дьявол нипочем! А уж если верить Лулу, это его свойство имеет под собой достаточно оснований, тем более что ни одна дама не уходила от него неудовлетворенной. И поэтому сердце Кристины сладко замирало в предвкушении неизбежного. При одном взгляде на него по ее спине пробегал озноб. Непонятно, то ли это новизна происходящего всему причиной, то ли ее неопытность, то ли мощное мужское притяжение, от которого Кристину бросает в дрожь. И не будь она так потрясена мощью собственных эмоций, наверняка удивилась бы разнице между теперешним желанием и тем, что обычно переживала в брачной постели.

Макс почти сразу же возвратился с легкой улыбкой на лице, и Кристина в который раз поразилась его необычайной красоте.

— Все готово, — шепнул он, поднимая ее шляпу, перчатки, жакет и протягивая руку. — Сюда.

Он старался говорить тихо, чтобы не привлекать внимания, и, обняв Кристину за талию, повел к выходу.

С ними никто не заговаривал, хотя Кристина почувствовала на себе взгляд хозяина.

— Он не проговорится, — едва слышно заверил Макс, угадав ее мысли. — Еще несколько шагов, и мы скроемся из виду.

Изгибающаяся балюстрада защищала их от посторонних взглядов, и, едва они добрались до верхней площадки, он поцеловал ее, чуть коснувшись губами щеки. И когда она подняла на него удивленные глаза, Макс притянул ее к себе и снова поцеловал, на этот раз в губы. В этом поцелуе не было ни деликатности, ни нежности. Он завладел ее ртом и пил, наслаждаясь, сладость губ. Язык проникал, дразнил, пробовал, исторгая блаженные стоны у дамы. Вжав ей в живот свою возбужденную плоть, он напомнил им обоим, что удовольствие проявляется во многих обличьях.

Но его все же тревожило, что обыкновенные поцелуи так будоражат душу. Возможно, все дело было в стремлении к независимости… или попросту в страхе развратника перед столь непривычными эмоциями.

Он отпустил ее и, отступив, тихо признался:

— Я не привык к такому.

— Я тоже.

Не понимая его сомнений, она трепетала от желания.

— Сейчас я растаю… прямо здесь.

— Ни в коем случае, — возразил Макс, подстегиваемый эгоистическими мотивами, снова ступив на знакомую почву. Вручив Кристине шляпу, перчатки и жакет, он подхватил ее на руки и понес по коридору в снятую комнату. Распахнул дверь носком сапога, быстро переступил порог и, поставив Кристину на ноги, задвинул засов.

— На этот раз ты вспомнил.

— И не говори. Ты вообще не должна была этого видеть.

— Значит, ты не склонен к эксгибиционизму.

— Нисколько, — резко ответил он, раздраженный напоминанием о других женщинах в тот момент, когда его одолевало столь невероятное, почти юношеское вожделение.

— Не сердись. Пожалуйста.

И он вдруг почувствовал себя негодяем, ничем не отличающимся от ее проклятого мужа, стараниями которого она стала такой робкой мышкой.

— Я не сержусь. И прости меня… умоляю. Иди сюда. Посиди со мной.

— Не знаю, смогу ли.

— Просто посиди, — попросил он, взяв ее за руку и предполагая, что она боится.

— Я только… — Она подняла руку, показывая, как дрожат пальцы. — Не знаю, смогу ли двинуться с места.

— Иисусе…

После стольких опытных в любви женщин в его жизни Макс был окончательно сбит с толку.

— Ты уверена?

А он предполагал, что такая невинность предпочтет долгую любовную игру.

— И не испугаешься?

Кристина покачала головой, явно балансируя на краю пропасти.

Если она хочет мгновенного удовлетворения, он более чем рад услужить.

Он поспешно поднес ее к постели и уложил на стеганое покрывало.

— Скорее, — прошептала она.

Одним движением подняв ее юбку до талии, он потянулся к завязкам панталон, дернул за бант и, спустив их, отбросил в сторону. Но едва его пальцы коснулись ее пульсирующего лона, как Кристина с тихим всхлипом изошла в судорогах разрядки. Скользнув пальцами в жаркую влажную глубину, он принялся гладить и массировать крошечный бугорок с искусством истинного мастера, впадая в ритм ее извивающихся бедер, проникая на расстояние, необходимое для наибольшего наслаждения. Она истекала любовным соком, он это чувствовав и горел желанием вонзиться в сладостную плоть и загнать ее и себя до смерти.

И сделает это, как только до конца удовлетворит ее.

Макс подождал, пока замерли последние содрогания, и, подстегиваемый той же безумной жаждой, что привела ее к вершине, почти оторвал пуговицы на бриджах и, даже не успев снять сапоги, встал на колени между ее разведенными ногами и вонзился в нее. Слишком рано, он знал это, ибо его репутация частично основывалась на способности продолжать игру до бесконечности. Но сейчас ему было не до утонченности. Движимый алчной похотью, он вонзался в нее словно одержимый: свирепо, неутомимо, исступленно. Но даже в тисках безумного жадного сладострастия он со своим природным талантом любовной игры, отточенным в бесчисленных будуарах по всему миру, бессознательно заботился о том, чтобы доставить наслаждение своей даме. Перенесенная в чувственный рай, доселе незнакомый ей, она жадно льнула к нему, обволакивала, расставляла бедра еще шире навстречу каждому мощному выпаду, поглощая его плоть со сдавленными криками блаженства и потрясения.

Макс слышал эти крики, проникавшие сквозь горячечный туман его сознания, и попытался взять себя в руки, подавляя отчаянное желание погрузиться в нее очередным рывком.

— Я сделал тебе больно? — встревоженно спросил он. Кристина покачала головой и выгнула спину навстречу его толчкам, чувствуя, как напряжение снова накапливается. Безрассудно счастливый, окрыленный, бесконечно благодарный, он снова вонзился в нее, насаживая на себя, держа в плену своей налитой плотью, прежде чем отстраниться для следующего погружения.

— Не… не… не смей!

Она с силой надавила ему на спину, не позволяя выйти, хрипло умоляя о чем-то…

Все следы невинности были выжжены, уничтожены его ласками.

Шире расставив пальцы, он стиснул ее бедра, наслаждаясь божественным ощущением мягкой кожи, горячим шелком ее киски, и в который раз дал ей то, чего хотела она, чего хотел он. Поглощая, овладевая, наполняя до отказа. Ее исступленные крики стали мерой, эталоном, метой точных пределов его проникновения. И когда она снова забилась в конвульсиях, он втайне понадеялся, что хозяин окажется достаточно тактичным, чтобы пропустить мимо ушей вопли страсти.

Но тем не менее глянул на дверь, желая убедиться, что засов задвинут.

И когда ее буря затихла, оставив лишь легкие вздохи насыщения, он позволил себе достигнуть пика, выйдя из нее в самый последний миг и разбрызгав семя на ее живот. Несколько бесконечных лихорадочных мгновений затмили все. Макс забыл, где он, кто он, забыл все, кроме ослепительного пульсирующего оргазма, сотрясшего его тело. Каждый спазм пронзал его насквозь с такой потрясающей силой, что он закрыл глаза, терзаемый агонизирующим наслаждением.