Я лежала навзничь на ковре густой травы и, прищурившись, смотрела в бездонную голубизну неба. Теплое золото солнечного света ласкало мое запястье. Я приподнялась на локтях, дивясь тому, как отчетливо различаю каждую сочную зеленую травинку. Вокруг расстилался луг, окруженный осыпающейся каменной стеной и пурпурными тенями гор далеко на западе. Рядом горделиво высился могучий дуб с пышной кроной.
Я знала, что в любой момент здесь может появиться отряд старохристиан в широкополых шляпах, направляющихся на одну из своих сходок. Или компания ведьм, намеревающихся устроить пикник после шабаша. Или группа «Евангелистов Гилеада» — женщины, скрывающие лица под вуалями, и мужчины в костюмах и галстуках-бабочках, в маленьких вышитых шапочках поверх напомаженных волос, разделенных пробором.
— Это мне больше нравится, — произнес он, приподнимаясь на локте рядом со мной.
Так близко, что я снова вдохнула его пряный запах — мед с перцем, запах шамана, а еще мужской дух, здоровый и чистый. Без малейшей примеси, без малейшего намека на аромат демона.
Джейс развалился на траве в джинсах и белой хлопковой рубашке. Солнце вызолотило его волосы и напоило сиянием глаза. Та же дорогая стрижка, те же «Болгари», поблескивающие на запястье. Трава покалывала мои ладони, когда я села и оглядела себя: черная футболка, джинсы. Ступни босые, пальцы на ногах бледные, как у человека, ногти покрыты малиновым молекулярным лаком.
— Ты снова со мной, — проговорила я одними губами, почти беззвучно. — Джейсон.
Он приподнял свою изящную бровь. Изо рта у него, как сигарета, торчала длинная травинка. На переносице россыпь веснушек — они появлялись, если он проводил много времени на солнце. Даже золотистый оттенок гладко выбритых щек никуда не делся. Джейс был здесь, весь как есть, до мельчайших подробностей.
Как это ранило мое сердце!
Мускулы играли под его рубашкой, когда он присел, скрестив ноги, и задел меня коленом. Травинка выпала из его рта и исчезла в густом травяном ковре.
— Он самый, детка. Соскучилась?
— Что ты здесь делаешь?
Мне удавалось произносить слова лишь шепотом, как будто теплое солнце, обдувающий ветерок и выступающий под мышками и на ягодицах пот мешали мне дышать. Я чувствовала свежесть травы и чистый воздух, не загрязненный транспортом и лабораторными выбросами, избавленный от вечного кислого привкуса человеческого распада. Чуяла слабый аромат коры дуба, зелени и опавших листьев, удобрявших почву вокруг него.
Джейс пожал плечами.
— Другие люди обретают лоа. А ты — меня.
— Но ты мертв!
Мои глаза наполнились слезами. Может быть, мне явился последний смертный сон? Но где же голубое сияние и мой бог? Где зал вечности и колодец душ?
— Я умерла?
Мне очень хотелось, чтобы мой голос не звучал жалобно, безнадежно, обреченно.
Лицо Джейса посуровело, сделалось серьезней. До моего слуха донесся крик ястреба, я видела бледные клочья облаков и туманные силуэты гор вдали.
— Любовь бессмертна, Дэнни. Ты столько времени имеешь дело со смертью, а этого не знаешь?
Его губы слегка изогнулись в нежной улыбке. Мимо пролетела бабочка, в ее синих крылышках отражался небесный свод.
— Ты всегда была упряма.
Он подался ко мне, протянул руку через разделявшее нас пространство и погладил меня по щеке мозолистыми пальцами. Оружия у нас не было, но руки хранили следы упорных тренировок. Затем он взял прядь моих волос, нежно потянул к себе, и я подалась к нему.
Наши губы встретились. Поцелуй оказался не таким, как прежде, когда любовь была похожа на схватку, жадная, ненасытная и жаркая. На сей раз Джейс был нежен, губы его были мягкими, как бархат, мое лицо ласкали его ладони. Он провел большим пальцем по моей скуле и тихо застонал, как прежде делал после секса. Сердце мое забилось быстрее, пульс отдавался в ушах.
Он поцеловал уголок моего рта, висок, стал баюкать меня в объятиях.
— Ты ранена, — прошептал Джейс мне в волосы. — Но с тобой все будет хорошо.
Я уткнулась лицом в ямку между его шеей и плечом, вдыхая чистый мужской запах.
— Гейб, — произнесла я. — Эдди.
Он погладил меня по спине, по волосам — как в жизни.
— Любовь бессмертна, Дэнни. Запомнила? Это значит — она навсегда. — Его руки напряглись. — Тебе пора возвращаться. Время пришло.
— Не хочу. Не надо. Пусть я умру, пусть останусь здесь.
Я почувствовала, как он покачал головой. Солнечное тепло накатывало на нас волнами. Воздух над полем под ясным шатром неба мерцал от зноя, и мне хотелось остаться здесь, а где я и что со мной — на это наплевать.
— Нет, детка, не получится. Иди, тебе пора. Всего наилучшего. Я буду тебя ждать.
На солнце набежала тень, и как только это случилось…
Ко мне мгновенно вернулось сознание. Моя рука стремительно метнулась вперед, погружаясь в податливую, уязвимую человеческую плоть. Этот прием удушения я освоила, выполняя один из контрактов на территории Пучкина. Придушив противника до полусмерти, я разжала пальцы, и он — Леандр! — отшатнулся назад с выкатившимися черными глазами. Изумруд в его щеке пламенел. Моя левая щека тоже горела, я ощущала, как под кожей перемещаются чернильные линии татуировки. Татуировка Леандра также пришла в движение. Мой изумруд испустил яркую зеленую искру.
Теперь до меня дошло, на кого был похож Леандр, и это понимание подействовало на меня, как удар под дых: я охнула и стала шарить вокруг себя в поисках меча.
Леандр поднял руки вверх. На скуле у него красовался уже сходивший синяк, и двигался он несколько скованно.
— Успокойся, Дэнни. Успокойся. Проклятье, да уймись ты!
Я жадно втянула воздух. Оглядела помещение — окон нет, одна дверь, кровать с пурпурным стеганым одеялом и бледно-розовыми смятыми простынями. У кровати ободранная сосновая тумбочка, на ней кувшин с водой. Леандр был без собственного оружия, но в руках осторожно, с опаской, держал мой меч. Он протянул его мне, когда я присела на кровать. Мне было больно дышать.
— Какого черта ты здесь делаешь? — прохрипела я.
Он пожал плечами, вручая мне меч.
— Ты в безопасности. Мы с Лукасом тебя подстраховали. Есть новости, которые тебе не помешает услышать.
Мое горло жгло, словно оно было ободрано до крови. В электрическом свете я увидела собственные руки, потянувшиеся за мечом, — тонкие, золотистые.
— Где я?
— В надежном месте. Слушай, Дэнни. Дай мне слово — пообещай, что выслушаешь меня до конца. Ради твоего же блага. Поклянись честью.
Его широкие темные глаза встретились с моими, и в их глубине я уловила едва заметные зеленые искорки. Они тут же исчезли. Может, почудилось?
«Честь? Осталась ли у меня какая-то честь?»
— Адский пес, — прохрипела я. — Что…
— Ты его убила. Я восстановил защиту. Мы уж думали, что потеряли тебя, но ты выкарабкалась.
Его лицо под шапкой темных волос было белым как мел, руки слегка дрожали.
Он боялся меня, и это окончательно разрушило сходство: Джейс никогда бы меня не испугался. Он мог злиться на мое упрямство, выходить из себя из-за постоянных шуточек и подначек, мог быть нежным в моменты моей слабости и убийственно хладнокровным под огнем — но Джейс никогда меня не боялся.
Мне вспомнился Рио. Он вполз в ванную, где я укрылась, закурил сигаретку и говорил со мной, когда мое тело уже претерпело начатую Джафримелем трансформацию. Для Джейса это не имело значения, он любил меня в любом виде, но было уже слишком поздно.
Я принадлежала Джафримелю. Восстановить человеческое начало было невозможно, но ничто не отменяло простого факта: как бы Джаф ни злил меня, какую бы ни причинял боль, только он по-настоящему меня знал, пусть и не умел со мной обращаться. Спорить с ним, злиться на него, бороться против него — даже это лучше, чем расслабляться с кем-то другим. К кому другому я могла потянуться в момент отчаяния? Да, он держал меня за шкирку у стенки в той проклятой подземке и заставлял страдать. Но мне и в голову не приходило обратиться к кому-то еще.
«Демон и его плотская жена становятся единым существом. Каждая пара представляет собой единое целое, одну личность».
Крик, рвавшийся наружу, ушел внутрь, в глубину моего естества, заполненную пульсирующей в такт сердцу горечью. Левое плечо налилось тяжестью, наруч потускнел и перестал леденить запястье. Я по-прежнему была одета в рваное окровавленное тряпье, хрустевшее при каждом моем движении. Когда я привстала с постели — матрас из пенистого материала издал характерный свистящий звук, — меня повело. Однако мне удалось устоять, я забрала у Леандра меч и взглянула ему в глаза.
И не увидела ничего. Ничего, кроме огромной зияющей пропасти между нами. Этот некромант нравился мне, в его компании я чувствовала себя хорошо — но не более того.
— Значит, я его убила.
Мне следовало бы радоваться: ведь я прикончила тварь, к которой даже Джафримель и Маккинли относились с опаской. Но мешало то, что ребра пронизывало болью при каждом движении, как после памятного пинка Люцифера. Чувствовала я себя паршиво.
Выдвинув клинок из ножен, я осмотрела его. Едва меч покинул свое темное убежище, как по клинку пробежали синие текучие руны. Такой же благословенный. По-прежнему мой.
«Меч никого не убивает, Данио-сан. Врага убивает твоя воля».
Я убила проклятого пса. Боги верхнего и нижнего мира, я убила адского пса!
— Хорошо.
Должно быть, я произнесла это чуть более уверенно, потому что плечи Леандра расслабились, руки опустились. А ведь ему потребовалось немалое мужество, чтобы явиться ко мне безоружным. Он знал, что у меня в руках меч и я способна на любую выходку.
— Что же ты собираешься мне рассказать?
— Пойдем со мной, — ответил он. — Я отведу тебя к Лукасу.
Мы проследовали по короткому коридору, на стене которого красовался заключенный в рамку рисунок Берскарди, а в нише стояла бесценная мраморная статуя, вышедшая из-под лазерного резца. Леандр вошел в круглую комнату с двумя кожаными кушетками и камином, в котором горел самый настоящий огонь, наполнявший воздух дымом и запахом горящей древесины. Но еще на пороге мои ноздри расширились, уловив другой запах — небытия и запекшейся крови. И точно: здесь был Лукас. Он сидел, развалившись на кушетке и прикрыв глаза ладонью. На первый взгляд он не выглядел слишком измученным, зато у меня был вид, словно мне досталось за двоих.
У другого входа в комнату стоял высокий худощавый мужчина с копной каштановых волос, яркими синими глазами и иронической усмешкой на хищном, гладко выбритом лице. Сначала мне показалось, что на нем пушистый свитер, но, присмотревшись, я поняла: это его собственная шкура. Одет он был в джинсы, заправленные в весьма приличные сапоги — итальянские, сразу видно — ручной работы. Запах, исходивший от блестящего густого меха, безошибочно указывал на оборотня. Причем оборотня-хозяина, на что указывала его меньшая по сравнению с низшими особями ментальная уязвимость.
Моя рука непроизвольно схватилась за рукоять меча. Я чуть не угодила в лапы оборотня. Неужели Лукас и Леандр меня предали?
— Отпусти эту хреновину, — промолвил Лукас, отведя руку от глаз.
Он взглянул на меня, и я увидела, что его изможденные глаза покраснели. Он выглядел усталым, как сама смерть после Семидесятидневной войны, и эти красные ободки подчеркивали желтизну его глаз. Мое состояние он оценил мигом, с полувзгляда, и его испещренная шрамами щека дернулась.
Я сняла правую руку с рукояти меча, опустила ее и наклонила голову, держа в поле зрения стоявшего за мной Леандра. Человек, оборотень и Лукас. Добавить к этому пряный аромат разлагающихся фруктов, исходивший от моей одежды, пропитанной демонской кровью, да мой собственный запах, перебивавший древесный дым, — смесь получалась ядреная.
— Что тут, черт вас всех подери, происходит?
Мой голос отразился от голых крашеных стен, заставив оборотня встрепенуться. У меня на правом предплечье дернулся мускул.
— Играешь, как актерка из паршивого сериала, — буркнул Лукас, не желавший подсластить пилюлю. — Что бы ты сказала, узнав, что в соседней комнате у нас сидит Массади?
— Сказала бы, что буду рада с ним поговорить. Но кто, черт возьми, этот меховик? У меня не самый приятный опыт общения с их братией.
— Ты просто связалась не с теми ребятами, — любезно произнес оборотень.
Рычание в его голосе почти не слышалось. Его меховая шкура пошла рябью, классические черты лица стали суровыми, подбородок, пожалуй, чересчур выдвинулся вперед, во рту сверкнули острые белые зубы.
— Ты ведь Данте Валентайн. Ну а я Аза Таннер, глава семьи Таннер. Приятно познакомиться.
Мой меч наполовину вылетел из ножен, но Лукас мигом подскочил ко мне и перехватил мою руку, обдав щеку жарким дыханием.
— Долбаный хрен, выслушай его!
— Я слушаю, — буркнула я довольно спокойно, хотя костяшки моих сжавшихся на рукояти меча пальцев побелели от напряжения, а все тело сделалось как струна.
Поджарый жилистый Лукас держал меня очень крепко. Когда он понял, что я успокоилась, и отпустил меня, мы оба задыхались. Так близко мы никогда не соприкасались: его бедро прижато к моему, нога между моих ног, рука отжимает мою руку с мечом вниз и в сторону.
Я почувствовала облегчение и удивилась этому. Черт возьми, а раньше я боялась Лукаса! Когда-то он внушал мне ужас, но сейчас было даже приятно чувствовать силу его рук и худощавого тела. С ним можно было не сдерживать себя и не опасаться, что я причиню ему вред.
«Это же Лукас. Прекрати! Он должен пугать тебя. Ты же человек».
Нет, я уже не человек. Или не совсем человек.
Аза Таннер закашлялся, и это походило на смешок, а потом заявил:
— Я не убивал ни Торнтона, ни Спокарелли.
— Лжец!
Я рванулась вперед. Лукас обхватил и сжал меня, словно мы были любовниками. Он выворачивал мое запястье, пока я не уступила, очень стараясь не покраснеть.
«Хедайры не краснеют, — промелькнула мысль. А за ней следующая: — Anubis et'her ka, это же Лукас! Нет нужды сдерживать себя».
Но я сдержалась. Невероятным усилием.
Аза Таннер пожал плечами — удивительно плавное движение. И тут у меня возник новый вопрос, вытеснивший все размышления насчет Лукаса.
«А как получилось, что оборотень возглавил семью?»
— Каким образом оборотень оказался во главе семьи?
— А ты думаешь, делать дела умеют одни людишки? — Его смех напоминал болезненный лай. Глаза вспыхнули, но не как у нихтврена, а по-звериному, газовым пламенем. — Разница только в шкуре. Всем одна цена.
— Ты не пришла на встречу, — шепнул мне Лукас, обдав мою щеку своим сухим запахом. — И пропиталась кровью.
— Мне пришлось отрываться от четырех полицейских патрулей… — Я осеклась, уставившись на Таннера. «Погоди-ка. Погоди». — А сколько вообще в вашей семье людей?
Он оскалился, приподняв верхнюю губу.
— Процентов тридцать. Те, кто соответствует требованиям. У нас, видишь ли, за чистотой крови не гонятся.
Но атаковавшие меня громилы, которых я приняла за боевиков семьи, все до единого были людьми. С дорогущим снаряжением, модифицированные, но люди. Я решила, что таннеровскому картелю такое снаряжение по карману, но не задалась вопросом, почему они ограничились легальной трансформацией, хотя им предстояла схватка с полудемоном. Разумно было бы использовать все, что можно и что нельзя, ради своих же долбаных жизней. И уж совсем странно, если семья, во главе которой стоит оборотень, связывается с полицией. Псионы не лучшего мнения о копах, а оборотни их и на дух не переносят. До выхода Указа о парапсихологии при полицейских управлениях порой имелись секретные подразделения для охоты на оборотней. Меховики до сих пор предпочитают решать проблемы с помощью вольных наемников и никогда не обращаются за помощью к полиции Гегемонии.
Ходили слухи, что некоторые полицейские участки до сих пор ведут тайную охоту на граждан Гегемонии, имеющих клыки и шкуры. А заодно перья, крылья или когти. Не знаю, правда ли это, но так говорят.
Выходит, на меня напали не по приказу семьи. Но и полицейскими те парни тоже не были, я уверена. Они не имели никаких знаков различия.
Псионов среди них тоже не было, а полицейское управление Сент-Сити или приставы Гегемонии не стали бы проводить масштабную операцию силами одних нормалов.
«Боги всевышние, Дэнни, ты чуть не убила невиновных!»
Я отогнала эту мысль: анализировать ошибки будем потом. Потом, потом, все потом! Сейчас главное то, что необходимо уяснить в первую очередь. Если уже не поздно.
Итак, что мы имеем на настоящий момент? Возможно — и это только предположение, — что семья Таннер мне не враг.
— Дерьмо!
Я была слишком измотана, слишком голодна, слишком сбита с толку. Левая рука болела — вся, от знака на плече до кончиков пальцев.
— Ладно. Отпусти меня, Лукас. — Я оттолкнула его. — Ты меня почти убедил.
В подтверждение своих слов я вложила меч в ножны.
В комнате воцарилась тишина, лишь в камине потрескивали поленья.
— Ты торгуешь чиллом, — заявила я наконец, глядя на Азу Таннера.
Это прозвучало не очень дружелюбно, но я уже не собиралась его убивать. Пока.
Он снова элегантно пожал плечами, по шелковистому меху пробежала волна. Было видно, что он способен атаковать меня за долю секунды. Удивительно, что я нисколько этого не боялась.
«Дэнни, ты не в состоянии рассуждать разумно. Тебе нужно отдохнуть. Если не дашь себе расслабиться, сойдешь с ума».
Но тут заговорил Аза Таннер:
— Пока есть спрос, чилл будут предлагать на улицах. Я лишь контролирую распространителей и упорядочиваю стихийный процесс.
Он произнес это безразличным тоном, словно и впрямь считал, что распространение яда нуждается в упорядочении.
— Как великодушно, — с презрением буркнула я.
Его подбородок вздернулся, он расставил ноги и напрягся. Если оборотень бросится на меня, неизвестно, смогу ли я совладать с ним. Но ведь я совладала с адским псом. И не в первый раз.
— Там был один оборотень. Сказал, что работает на семью… — Я нервно облизала губы.
Взгляд Таннера не отрывался от моего рта, улыбка на его физиономии становилась все шире. Он оскалил зубы, что, как я понимала, было выражением превосходства. Сердитый оборотень. Хорошо, что мои обонятельные рецепторы отключились и я перестала чуять его резкий запах. Огромное облегчение.
— Валентайн, я бы не послал оборотня выслеживать тебя в одиночку. Я направил бы за тобой целую свору. — Он сложил руки на широкой груди, поросшей мехом. — Не все оборотни, живущие в этом городе, отчитываются передо мной. К сожалению.
«Уверена, ты пытаешься поставить под контроль всех».
Я перевела взгляд на Лукаса. На лбу у него поблескивала испарина, жидкие пряди волос прилипли к черепу.
— Слушай, что за дерьмо тут творится?
— Спроси Массади, — мрачно ответил Лукас. В его голосе звучало облегчение, что на миг удивило меня: неужели Лукас Виллалобос может опасаться меня? — Спроси, а потом скажешь мне, что ты думаешь.
Йован Тадео Массади сидел на единственном стуле в комнате и глядел в окно, на рябь, пробегавшую по водам залива. По пуленепробиваемому пласглассу хлестал дождь. Массади был бледен. Похоже, он подвергся предельно допустимой генетической модификации, потому что ни один нормал не мог выглядеть так изысканно и совершенно в каждой детали внешности. Его лицо было преобразовано даже не по кукольным стандартам красоты, принятым на головидео, но по образцам классических мраморных изваяний. На нем был мятый серый льняной костюм, его светлые волосы, шелковистые и светящиеся, были длинноваты для корпоративного клона. Картину завершали миндалевидные карие глаза — кошачьи глаза на лице статуи. Возможно, глаза у него остались свои, без дизайнерских изменений.
Когда я вошла, он не обернулся, а продолжал сидеть неподвижно, словно медитировал. Над городом громыхнул отдаленный раскат грома.
Царила напряженная тишина. Стены в комнате были белые, и мне уже казалось, что этот особняк — не мозговой центр, а сценическая площадка. Во всяком случае, Аза Таннер выглядел бы более уместно не здесь, а в каком-нибудь борделе Тэнка. Интересно, где он спит? Возможно, вповалку с другими мохнатыми зверями, ведь оборотни — существа стадные.
Каково это — принадлежать к стае и не сомневаться в полнейшей преданности близких тебе по крови? Все, кто был мне предан, мертвы — Льюис, Дорин, Гейб, Эдди. Джейсу я не доверяла, но он доказал, что на свой манер был так же верен мне, как Гейб.
А Джафримель?
Он тоже верен мне, и тоже на свой манер. И еще жив. Пока.
Я сложила руки на груди. Заскорузлая ткань одежды хрустнула, и я обрадовалась тому, что она на мне все еще держится. Если так пойдет и дальше, я останусь в окровавленных лохмотьях, как зомби из старого сериала «Отец Египет».
Массади молчал. Он явно хотел, чтобы я слегка помучилась, — обычная стратегия корпоративных клонов. Только сейчас он испытывал эти дерьмовые приемчики корпоративной психотехники не на том клиенте.
Мой большой палец поглаживал гарду катаны. Я позволила себе выпустить наружу клокотавшую внутри ярость. Чуть-чуть, самую малость. Я могла бы с легкостью — о, с какой легкостью! — обнажить клинок. Приставить к его горлу и смотреть, как струйка крови стекает по бледной человеческой коже. Слушать, как это ничтожество умоляет пощадить его жизнь.
«Было бы приятно прикончить его. Вдохнуть запах его страха. Ведь он всего лишь человек».
Я осознала, что улыбаюсь. Улыбка мигом исчезла, тонкая струйка энергии выплеснулась в воздух, ударилась о стены и растеклась. Мой большой палец надавил на гарду.
Легкий щелчок — и клинок выскочил из ножен.
Массади вскочил на ноги, опрокинув стул, его миндалевидные глаза широко раскрылись. Ошеломленно моргая, он уставился на меня, и тут я поняла, что он плакал. Дорожки слез поблескивали на его гладких щеках, губы дрожали, хотя он пытался их поджать и даже расправил плечи, словно изготовившись к схватке.
Ярость улетучилась. Почти. Вместо огня в моей груди сжался холодный жесткий комок. Я сунула меч в ременную петлю, отряхнула руки и воззрилась на него.
— Ведь это ты, — проговорил он приятным баритоном, срывавшимся на визгливые панические ноты. — Валентайн.
Я кивнула.
— Да, так меня называют. — Ответ, мягко говоря, нелепый, но все же лучше того, который рвался у меня с языка. — У тебя… — Я взглянула на свой информационный браслет, решив, что театральный жест в данной ситуации не помешает. — У тебя ровно две минуты. Попробуй убедить меня в том, что убивать тебя не обязательно. Начинай.
— Эдди мертв. Подозреваю, его жена тоже, раз ты здесь. — Массади сухо сглотнул, что я заметила по его кадыку. — Я знаю, кто убил его, и догадываюсь, кто убил ее.
Я сложила руки, впившись черными лакированными ногтями в собственные предплечья. Знак Джафримеля пульсировал, жаркая энергия растекалась по коже. А вдруг он сбежал и ищет меня? Если бы он явился сейчас сюда и увидел меня с этим человеком, что бы он сделал? И что делать мне?
— Я жду, — резко и холодно напомнила я Массади.
Он моргнул, и я присмотрелась к нему внимательнее.
«Anubis et'her ka. Он псион».
Для обучения и аккредитации его способности были слишком скромны, но свечение и чистота его личной энергии говорили о регулярных медитациях. Потенциал невелик, но этот человек заботится о нем.
— Так вот почему Эдди работал с тобой, — произнесла я. — Ты псион.
— Немного. Четыре и три десятых по шкале Мейтсона, недостаточно для обучения.
Я кивнула. Он чуть-чуть недотягивал до принятия в одну из подготовительных школ Гегемонии: программа предусматривала обучение лиц с коэффициентом выше пяти. Меня посетила неуместная мысль, что, возможно, ему повезло.
— Очень удобно, если имеешь дело с нами, психами.
Мой тон оставался резким и холодным. Совершенно нечеловеческим.
Его щеки слегка порозовели, как у девчонки.
— Ну, не совсем.
«Наверное, так оно и есть. Нормалы таким не доверяют, обученные псионы тоже. Ты болтаешься между двух миров, никуда не можешь приткнуться».
За этой мыслью пришла другая, совсем неутешительная. Сама-то я кто? Не демон, но и не человек — тоже болтаюсь, ни то ни се. Это окончательно избавило меня от кровожадной ярости: она схлынула, оставив лишь выжженную черную пустоту в груди. Я прислонилась к двери и встретилась с ним взглядом. Татуировка на моей щеке горела.
— Ты Данте Валентайн. — Второе имя он произнес с нажимом. — Тебя назвали в честь святого, на день которого приходится праздник плодородия и романтической любви. Родилась в госпитале Гегемонии, отец неизвестен, имя матери стерто из файлов на основании Акта о защите личной тайны. Коэффициент Мейтсона — тридцать три, начальное образование получила в «Риггер-холле». Поступила в академию «Амадеус», закончила с отличием и сразу же прославилась.
Впрочем, первые успехи были достигнуты еще в период обучения. Например, вызов духа Сент-Кроули. Другого рода известность ты снискала в качестве наемника. Твоим наставником был шаман, служивший семье, но перешедший на вольные хлеба…
— Хватит! — оборвала я его, опасаясь, что при упоминании Джейса выхвачу меч.
Не от гнева, а по той простой причине, что слышать имя Джейса Монро из уст этого корпоративного красавчика невыносимо.
Он уставился на меня. Наверное, в чем-то мы были похожи. Наверное, ему тоже хотелось меня прикончить. Его миндалевидные глаза сузились, в них горело что-то более сложное, чем ненависть. Скорее страх, чем отвращение.
— Я провел собственное расследование, — продолжал он. — Эдди упомянул твое имя, когда дело зашло слишком далеко. А затем передо мной возникла загадка: мертвый скинлин и я в списке подозреваемых.
Я снова сложила руки.
— Эдди разработал снадобье от чилла. А за мной вместе с копами охотились штурмовики, сильно смахивающие на корпоративных охранников.
Я говорила медленно, с расстановкой, стараясь дышать ровнее и не разжимать рук. Ногти впились в предплечья так глубоко, что теплая кровь стекала мне на локти и капала на пол.
— Из корпорации «Пико».
— Нет. — Он покачал головой, глядя мне в глаза, словно умолял ему поверить. — Может быть, они из корпорации «Хербоун». Там тоже работают с алкалоидами, и это наши главные конкуренты на рынке обезболивающих препаратов. Разумеется, они внедряли к нам своих людей, это обычный шпионаж, и я подозреваю, что кто-то из их агентов узнал об открытии. Но есть кое-что еще. Система безопасности лаборатории «Пико» была взломана с помощью направленного электромагнитного импульса.
— Точно так же, как в доме Гейб, — заметила я.
Но он не дал мне договорить.
— Эта технология используется полицейским управлением Сент-Сити! — выкрикнул Массади, и я в ошеломлении привалилась к двери.
Вот уж не думала, что могу так быстро перейти от дикой ярости к полной растерянности.
«Что? — Я мысленно повторила его фразу, убеждаясь в том, что все поняла верно. — Эта технология используется полицейским управлением Сент-Сити. Что за чертовщина?»
Вот теперь Массади завладел моим вниманием.
— Все знают, мисс Валентайн, что копы имеют хороший процент от торговли чиллом, — сказал он мягко и рассудительно, и это была чистая правда. — И не только потому, что им отстегивают распространители. Есть и другие способы. Полагаю, «Хербоун» использовала все свои связи в полиции и сделала все возможное, чтобы не допустить шума. Ты представляешь для них реальную угрозу, и их стремление устранить тебя, как устранили Эдди и его жену, вполне объяснимо. Спокарелли создавала для них массу проблем: обратилась в службу собственной безопасности, чтобы там выяснили, откуда исходит угроза для скинлина. Ведь на него покушались не впервые.
«Не впервые? О Гейб! Эдди! Простите меня, боги».
— А сколько? — прошептала я. — Сколько было покушений?
— Шесть или семь. — Массади пожал плечами. — Он говорил, что не стоит придавать этому значения. Но когда я пришел домой и увидел, что там все вверх дном перевернуто…
— Ага, все кажется ерундой, пока не касается тебя лично.
К моему презрительному голосу добавился раскат грома, заставивший задребезжать витражное окно.
«Боги! Шесть или семь покушений, и Гейб не позвонила мне».
Это меня добило. Она не верила, что я откликнусь на зов. Знала, что Джафримель жив, и считала, что люди мне больше не интересны.
А я бы все бросила и помчалась сломя голову на их свадьбу, на рождение их дочери, не говоря уже о попытке покушения на Эдди. Она этого не понимала? Возможно, даже отправляя мне послание, она не была уверена в том, что я откликнусь. Почему же она так во мне сомневалась? Обратилась ко мне в последнюю очередь, потому что не знала, отзовусь ли я. Как она могла даже на миг усомниться во мне?
«Я лгала ей о Джафримеле. Возможно, она ощущала себя преданной».
Чувство вины когтями впилось в желудок, желчь подступила к горлу.
— В ту же ночь совершили нападение на жену Эдди. Она была с ребенком. Они приняли меры, Эдди говорил, что его дочь в безопасности. Но…
— Где? Эдди говорил тебе, где она? Где он спрятал ребенка?
— Он сказал, что тебе это известно. А разве ты не знаешь?..
Я уже ненавидела эту фразу — «разве ты не знаешь?» — но в данном случае мне было важно убедиться, что этот скользкий генетически модифицированный сукин сын точно не в курсе, где спрятана дочурка Гейб.
— Кто? — прервала его я. — Кто это сделал?
«Кто их предал?»
Он сложил руки, копируя мою позу, но вспотел при этом насквозь.
— Ты собираешься убить меня, Валентайн? Где лекарство?
— В надежном месте.
«Три склянки у демона, а рецептура и дело об убийстве у Йедо».
И тут меня поразила очень неприятная мысль: одну склянку я отдала Хорману.
Я была уверена, что ему можно верить. Но сразу после этого за мной пустились в погоню четыре полицейских патруля. Еще одна склянка пропала — возможно, ее похитил тот, кому Гейб доверяла, кто вошел в ее дом и обыскал его, пока она лежала в саду, истекая кровью, а потом использовал направленный электромагнитный импульс. Не исключено, что это был ее собрат-полицейский.
Sekhmet sa'es.
«Теперь я подозреваю даже Хормана. Он не может быть в этом замешан, он не такой».
Но подозрение уже пустило корни и распускалось в моей груди, порождая чувство, близкое к панике.
Похоже, у меня мания преследования. По окнам хлестал дождь, стучали ледяные градины, по моим локтям стекала кровь. Я чувствовала, как из моей плоти вытягиваются клинки когтей. Мой взгляд уперся Массади в грудь.
— Кто?
Голос стал ниже на целую октаву, во рту ощущался медный привкус демонской крови.
«Во имя всех богов! Я не буду с тобой церемониться, и лучше не доводи меня, корпоративное дерьмо!»
Он резко выдохнул, выкрикнул имя и отпрянул, прижавшись спиной к белой стене. Я спохватилась, сообразив, что одним прыжком преодолела половину комнаты и остановилась на синем плюшевом ковре, вскинув золотистые руки, совсем не похожие на человеческие. Концы выпущенных когтей были черными, потому что когда-то я красила ногти черным лаком. Лак облез, отшелушился, но остался на кончиках.
Услышав имя, я остановилась. Мы уставились друг на друга.
— Но… — Я осеклась.
— Это правда! — выкрикнул он. Физиономия его теперь напоминала не лик статуи, а уродливую маску ужаса. — Клянусь могилой матери, это правда!
Я поверила ему. Это звучало фантастически, но я ему верила. Теперь все обрело смысл, все части головоломки встали на свои места. Не понимала я лишь одного: кто из полицейского управления Сент-Сити убил Гейб.
Но я это выясню, и довольно скоро. Пусть никто не сомневается.
Волосы упали мне на глаза, но если я пошевелюсь, чтобы их убрать, то уже не смогу сдержать порыв выхватить меч. Я глубоко вздохнула — и вдруг узор сложился, все встало на свои места.
— Тебя тоже должны были убить. Поэтому ты бросился искать меня.
— Я знал Азу. Его… он… Короче говоря, «Пико» продавал чилл через него.
Массади трясло, как наркомана на отходняке. Резкий травянистый запах его страха наполнил комнату, ударяя мне в голову, как вино. В этот момент я узнала о демонах гораздо больше, чем мне хотелось. Я могла легко убить его, и никто бы меня не осудил. Страх Массади был таким сильным, горячим, отчаянным — я упивалась им.
Наруч на запястье похолодел, левая рука онемела, но жар, исходивший из пульсирующего знака Джафримеля, разгонял холод.
«Это твое проклятое чувство чести», — прозвучал во мне эхом голос Гейб.
Удивило бы ее, что я до сих пор сохранила обрывки этого чувства? Была бы она довольна тем, что я смогла удержаться и не прикончить на месте эту лощеную пиявку?
Конечно, фармацевтические компании торговали чиллом. Для профессионально оснащенной лаборатории чрезвычайно выгодно производить наркотики, а заодно испытывать и исследовать другие вещества, болеутоляющие и успокоительные. Таким образом, компании действовали в связке с семьями и копами, все плодотворно сотрудничали и имели свою долю. До тех пор, пока один скинлин не совершил открытие, грозившее опрокинуть сложившееся равновесие. Порядок нарушился, каждый стал действовать сам по себе.
Знак на моем плече обожгло огнем, по коже пробежала жаркая волна. Наруч вспыхнул зеленым огнем, но в тот момент меня это не встревожило. Меня волновало одно — как этот корпоративный клон ответит на следующий вопрос.
— С кем она имела дело в полиции, Массади? Сдай мне его, и можешь проваливать, я тебя убивать не стану.
— М-моей карьере и так кон-нец, — заикаясь, промямлил он.
По его безупречной коже струился пот. Интересно, сколько выложила компания «Пико» за то, чтобы эта мразь в качестве представителя фирмы могла демонстрировать миру такое лицо? Лицо классической статуи на вершине пирамиды из трупов несчастных, подсевших на чилл, и множества других побочных жертв этого бизнеса. Таких как Льюис, заменивший мне отца и захлебнувшийся в собственной крови только потому, что какому-то торчку не хватало на дозу.
— Мне на твою карьеру плевать, — совершенно искренне заявила я. — Выкладывай. Кто?
Его голос дрожал.
— Какой-то Понтсайд. Ее сводный брат.
Я кивнула. Вот теперь все окончательно сложилось, тютелька в тютельку. Ее брат. Брат предательницы.
Я повернулась и направилась к дверям. Запахи страха и демонской крови придавали воздуху бархатистую мягкость и намек на чувственность, как в заведении секс-ведьм.
Последняя мысль потрясла меня. Я ощутила приступ паники. Но ведь никто не знает, где находится дочь Гейб. Никто, кроме меня и, может быть, подруги главного нихтврена.
«Если с ребенком что-нибудь случится, я убью всех, кто к этому причастен. Никто, даже главный, не остановит меня. Даже Джафримель».
Точно так же я не могла позволить ему причинить вред Еве. Ярость, переполнявшая мою грудь, была проявлением материнского инстинкта. Пусть сама я не думала о возможности завести детей, но я всеми силами буду защищать дочь Дорин и дочь Гейб.
«Теперь это мои дочери».
У двери, уже взявшись за ручку, я задержалась.
— Не попадайся мне на глаза. Увижу — убью.
Оглядываться на него я не стала.
«Ему повезло, что его не убили», — посетила меня холодная мысль. Будь он храбрее или любознательнее, Эдди мог бы остаться в живых. Массади мог бы предупредить его о том, что рядом находится шпион. Но он заботился лишь о своей жалкой шкуре.
Почему же Гейб не призвала меня, когда неприятности только начинались?
Я повернула ручку двери и вышла из комнаты.
Понятно почему. Она испытывала чувство вины из-за дела Лурдеса, которое закончилось для меня психическим насилием. При воспоминании о «Риггер-холле» меня била дрожь, как наркомана во время ломки. Джейс умер, и Гейб сочувствовала моему горю. Наверное, она ощущала свою ответственность, поскольку втянула меня в эту историю. А когда я пропала, не сказав ни слова о Джафримеле, она наверняка решила, что я не могу ее больше видеть. Все наши разговоры по телефону лишь убеждали ее в том, что она виновата, что я считаю ее ответственной за тот жуткий, кошмарный провал. Гейб отличалась особым благородством, к которому я всегда стремилась. Как же я могла допустить, чтобы она взяла на себя ответственность за мою боль?
«О Гейб! Габриель. Я должна была рассказать тебе обо всем».
За дело Лурдеса я бы взялась сама, в любом случае. Волей-неволей нам приходится замыкать какие-то круги, уплачивать какие-то долги, и я была призвана замкнуть убийственный круг «Риггер-холла». Призвана богами или духами убиенных, ментально разрушенных детей. Или самой судьбой. Так или иначе, это был мой долг.
Я была обязана сделать это, потому что Гейб нуждалась во мне. Она была моей подругой, самым родным человеком, хотя мы не родные по крови. И мне в голову не приходило, что она могла винить себя. Что ей было в чем винить себя.
«Ох, Гейб, прости меня!»
Я сделала несколько шагов по коридору и остановилась: в нос ударил едкий, обжигающий запах. Наруч сжался, стискивая запястье, и полыхнул зеленым светом.
«О, только не адский пес!»
Что-то случилось. Все было тихо, если не считать дождя и грома, прокатывавшегося по небу, как камнепад. Я сделала последний шаг, вышла из-за угла и увидела, что комната пуста. Ни Лукаса, ни Леандра, ни Азы Таннера. Занавески плескались на ветру, в разбитое окно лил дождь — а ведь я не слышала, как разбилось стекло. Ноздри переполняло демонское зловоние.
Я услышала приглушенные звуки, словно снаружи шла схватка. Звенела сталь, яростно ревел оборотень, Лукас хриплым голосом выкрикивал проклятия.
«Что за чертовщина?»
Я схватилась за меч, но слишком поздно.
Жилистый краснокожий демон отбил мой клинок и нанес мне удар тыльной стороной ладони — мощный удар, подобный столкновению миров. Его глаза с кошачьим разрезом горели желтым огнем, пасть исторгала ядовитое зловоние, под кожей сплетались и извивались темные линии, похожие на племенные татуировки. От его пронзительного визгливого смеха мои волосы встали дыбом. Этот смех казался странно знакомым — неужели я слышала его раньше? Тут он прыгнул на меня и уперся коленом в спину. Что-то обжигающее охватило мое запястье. Вонючая тряпка накрыла мое лицо, в ушах зазвучал шепот, и как я ни сопротивлялась, меня затянуло в водоворот тьмы.
Я успела увидеть край драпировки у стены под окном да зеленый свет, озаривший стену, когда мой наруч полыхнул леденящим злобным огнем, — а потом все погасло.