Глава 10

Клонтарф, Ирландия, датская крепость

Эйнар нежно погладил бархатистую щечку женщины и улыбнулся, глядя на обращенные к нему теплые, податливые губы. Он наклонился, его язык скользнул по нежным лепесткам губ и нырнул внутрь. Услышав блаженный вздох, Эйнар заглушил его страстным поцелуем и почувствовал вкус перемешанного с медом миндаля, которым они лакомились час назад.

Откинувшись на подушки, он улегся на спину, положив руки за голову.

– Ты доставила мне удовольствие, – сказал он.

– Я старалась, милорд. Но вы были слишком утомлены этой ночью, чтобы доставить мне большое наслаждение.

Возможно, через неделю или даже месяц Эйнар ударит ее по щеке и высечет за эту дерзость, но только не сейчас, во всяком случае, не раньше, чем через три дня. Дерзость и надменность женщины в минуты близости доставляли ему удовольствие. Она распаляла его страсть, разжигала интерес.

– Я удовлетворил тебя дважды, – медленно произнес он, – это гораздо больше, чем ты заслуживаешь. Хватит ныть, я думаю о своей сестре Миране. Я должен ее вернуть.

– Я слышала, что она тебе сводная сестра.

– Ревность подстегивает твой неугомонный язычок?

– Говорят, она не такая золотоволосая, как я. Ее волосы чернее смертного…

– Точно такие же, как у меня. И глаза тоже – зеленые, как умытые дождем холмы Ирландии. Ее кожа белее козьего молока, в отличие от твоей с отвратительным оливковым оттенком.

– Но золотистые волосы и оливковый оттенок кожи необычное сочетание. Ты сам говорил это, выкупая меня в Дублине у этого толстобрюхого французишки-торговца. Ты сказал, что мог бы утонуть в моих золотистых глазах цвета густого цветочного меда. И бесконечно восхищался моими черными густыми ресницами. Ты повторил это столько раз, что я даже сбилась со счета.

Эйнар лишь улыбнулся в ответ. Его забавляли подобные сцены ревности, признаки оскорбленного самолюбия, приступы гнева – и все ради того, чтобы привлечь к себе его внимание. Но Мирана… Куда викинг мог увезти ее? Он должен как можно быстрее найти ее, иначе все может обернуться крайне плохо. Мысли Эйнара коснулись короля Ситрика, но не это волновало его сейчас. Хормуз, вот кто был главной причиной его беспокойства. При одной мысли о нем у Эйнара леденела кровь и замирало сердце. Хормуз был пожилым, нетвердо стоявшим на ногах человеком, но тем не менее он до сих пор внушал ужас, который глубоко засел в душу Эйнара. Черные глаза старца излучали не потускневшие с годами страсть и решительность. Эйнар не испытывал желания встретиться с ним еще и должен был признать свое поражение. Нет, не придется ничего признавать. Он постарается найти Мирану к сроку.

Этого ублюдка зовут Рорик Харальдссон, по крайней мере это имя он назвал Миране. По правде сказать, Эйнар успел забыть о том дне, два года назад. Столько воды утекло с тех пор. За эти два года столько было сделано, слишком много, чтобы помнить о Рорике Харальдссоне, человеке, которого он даже никогда не видел. Два года назад он разрушил дотла его усадьбу в Вестфодде.

Но викинг отыскал его. И Гунлейк, этот старый дурак, позволил обвести себя вокруг пальца. Викинг должен был умереть; они легко могли и должны были расправиться с ним, но упустили случай. Мирана даже залечивала его рану. Он нежился на его кровати, как миклагардский султан. Эйнар отвергал все россказни о том, что они сохранили пленнику жизнь ради его, Эйнара, удовольствия. С другой стороны, Гунлейк никогда не врал ему. Но все же… Как бы ему хотелось, чтобы Мирана была рядом. Тогда бы он выбил из нее правду. Может, она влюбилась в викинга и поэтому сохранила ему жизнь? Нет, просто Гунлейк и его люди – паршивые трусы. Они испугались викинга. Он заставил их поверить в свое превосходство и этим добился уважения к себе и безоговорочного повиновения.

Викинг похитил его сестру – его сводную сестру. Эйнар усмехнулся, но улыбка почти мгновенно исчезла с его лица. Он немедленно вышлет людей на поиски сестры и этого Рорика Харальдссона. Это могло занять много времени, гораздо больше, чем у него было в запасе. Мысли Эйнара снова коснулись Хормуза, и он почувствовал в горле желчь.

Тонкие длинные пальцы пробежались по его животу и спустились ниже, к поросшему курчавыми волосами паху. Когда они обхватили мужскую плоть, у Эйнара участилось дыхание, и мучившие его страхи мгновенно испарились. Он предчувствовал блаженство и сосредоточился на губах, ласкающих его живот. Они были влажными и горячими. Девушка осторожно втягивала в рот его кожу, медленно продвигаясь вниз.

Когда наслаждение достигло предела, Эйнар выгнулся всем телом и закричал. В эти минуты он совершенно забыл о Миране. Все его мысли вертелись вокруг теплых, умело ласкающих губ. Он думал о том, что пройдет, пожалуй, больше месяца, прежде чем его новая рабыня наскучит ему.

– Клянусь всеми богами, – пробормотал он, переведя дух, – ты красивое животное.

– Да, более красивое, чем твоя черноволосая сводная сестра с ее белоснежной кожей.

Эйнар был наверху блаженства и даже не помышлял о том, чтобы ударить или высечь дерзкую рабыню. Он лишь улыбался, поглаживая рукой ее стройное бедро.

Спустя час Эйнар сидел в массивном дубовом кресле. Его руки покоились на витиеватых резных подлокотниках. Рабыня подала ему тарелку с бараньей ногой.

С трудом пережевывая жестковатое мясо, Эйнар снова вспомнил Мирану. Она никогда не позволяла подавать недожаренное мясо. Он отметил, что турнепсы, тушенные со сладким луком, и горох были кое-как приправлены. Эйнар нахмурился. Ничто не ладилось в крепости без Мираны. Черт бы ее побрал. Она должна была убить викинга. Он во что бы то ни стало должен вернуть ее назад, от этого зависела его собственная жизнь. Эйнар вновь хотел увидеть ее, услышать, как она отдает приказы рабам. У нее был тихий, спокойный голос, скорее даже нежный, но тем не менее сильный, когда это требовалось.

Эйнар взглянул на Гунлейка, который склонился над своей тарелкой. Весь вечер он был молчалив. Он постарел на десять лет, с тех пор как исчезла Мирана, поскольку чувствовал себя виноватым в этом. Эйнар протянул рабыне – угловатой девочке лет одиннадцати, которую он недолюбливал, – пустую тарелку.

– Гунлейк, – громко произнес он, – думаю, ты должен найти Мирану. Возьмешь с собой троих воинов и выедешь завтра на рассвете. Двое из них должны быть Эмунд и Инголф – мои люди, – только тогда я буду уверен, что по возвращении они расскажут мне всю правду. Да, ты отправишься и найдешь ее. Ты не нужен здесь. Ты опозорил себя как старший в крепости.

Гунлейк поднял глаза, стараясь скрыть радость, согнавшую мертвенную бледность с его лица. Но Эйнар все же заметил это.

– Я вижу, ты даже рад этому, не так ли? Ты упустил Мирану, теперь у тебя есть возможность отыскать ее. Убей викинга, не важно, как ты это сделаешь, или привези сюда. Надо бы снова наказать тебя, но теперь я не хочу тебя видеть до тех пор, пока ты не выполнишь свою задачу. Убирайся с моих глаз, не то я возьмусь за кнут.

Гунлейк немедленно подчинился, несмотря на нещадную боль. Длинные глубокие полосы на спине до сих пор жгли, заставляя его сжимать зубы, чтобы не показать виду. Гунлейк считал, что заслужил наказание. Если бы он был на месте Эйнара, то сделал бы то же самое. Единственное, что отличало их, – он не смог бы упиваться властью с таким исступленным восторгом.

– Мне не нравится этот старик, Эйнар. Я рада, что ты отослал его. Он презрительно смотрит на меня.

– Я и не просил тебя любить его. Он наказан и теперь отправится на поиски Мираны. Гунлейк – самый умный из всех моих подданных, поэтому я и посылаю его. Он найдет ее, если она жива. – При этих словах Эйнар сжал руку в кулак. – Или я верну сестру, или потеряю все, возможно, даже жизнь.

– Никто не посмеет это сделать!

– Думаешь?

– Ты воин и превосходишь по силе и ловкости всех мужчин. Ты смел, силен и коварен.

– Все это так, но мне угрожают гораздо более мощные силы, чем я сам, силы, которым я не могу противостоять. Поэтому мне как можно скорее надо вернуть сестру.

– Сводную сестру.

Эйнар успокоил себя. Он не умрет, потому что Гунлейк доставит Мирану в Клонтарф. Что касается грациозно сидящей у его ног золотоволосой рабыни, то его все еще развлекали вспышки ее неуемной ревности с легким налетом дерзости.

Эйнар откинулся в кресле и закрыл глаза. Он сделал все, что нужно. Теперь ему не о чем больше волноваться, он улыбнулся. Его тело все еще таяло от недавно полученного наслаждения, принося легкость и спокойствие, несмотря на все возрастающий с каждым часом гнетущий страх.

– Мне тоже не понравилось это блюдо.

– Да что ты? – подхватил разговор Эйнар, быстро открывая глаза. – Ну тогда почему бы тебе самой не приготовить что-нибудь?

– У меня другие способности, милорд. Пищей надо наслаждаться, а не потеть над ее приготовлением.

Эйнар рассмеялся шутке и взъерошил золотистую гриву шелковистых, как у ребенка, волос, достаточно длинных и густых, чтобы их можно было несколько раз намотать на руку.

– Тогда молись, чтобы Гунлейк нашел Мирану. Она превосходная хозяйка и отлично управляет делами в Клонтарфе. Должен сказать, что ты ей не понравишься. Возможно, она даже накажет тебя, если я не стану возражать. А может, высечет или пошлет работать на поля, где ты быстро испортишь свои маленькие нежные ручки.

– Ты не позволишь ей прикоснуться ко мне. Ты считаешь меня красивой. И не допустишь, чтоб она причинила мне зло.

– Ты так думаешь? Может, ты и права. Поживем – увидим.

Эйнар почувствовал, как тонкие пальцы коснулись внутренней поверхности бедра. Он откинулся в кресле и молча закрыл глаза. «Будь здесь Мирана, я бы не позволил себе этого», – подумал он. В ней было что-то такое, что всегда останавливало его, что-то неуловимое в ее глазах и в том, как она смотрела на него. Теперь все переменится. Он станет поступать иначе, потому что вскоре она снова покинет Клонтарф. Эйнар поднял глаза и поймал на себе удивленные взгляды воинов. В них ясно угадывалось отвращение. Мирана никогда не смотрела на него с отвращением, нет, в ее взгляде чувствовалось нечто другое, более глубокое и властное. Но она ни разу не выразила своего недовольства – Эйнар всегда сдерживал себя, когда она была рядом.

Что касалось его подданных, они всегда хранили молчание и, уж конечно, никогда не осмелились бы возразить ему. Он держал их в кулаке и упивался своей властью над ними. Нежная ручка медленно продолжала продвигаться вверх по бедру.


Ястребиный остров


Рорик был в ярости и свирепо переводил взгляд со Скуллы на Аскхольда.

– Почему вы не предупредили меня о своих намерениях? – наконец спросил он, взяв себя в руки. – Она моя пленница, моя забота, и тем не менее вы посылаете ее на побережье собирать с другими женщинами травы?

– Рорик, – терпеливо сказал Аскхольд, удивляясь беспочвенным волнениям Рорика. – Старая Альна сказала, что пленница должна выполнять какую-то работу. Она сидит на цепи в твоей комнате, и никакого от нее толку. Пусть делает что-то полезное. Она рабыня, не более того. Враг и пленница. Так пусть работает. Рорик чертыхнулся.

– Никто из вас не знает, как она владеет ножом и наверняка любым другим оружием тоже.

Скулла наклонился, чтобы не удариться головой о толстую еловую ветку, и загоготал, сотрясаясь всем телом. Рорик лишь посматривал на него, терпеливо дожидаясь, пока тот успокоится.

– Послушайте меня оба, – наконец сказал он. – Вы недооцениваете ее. И зря.

– Она всего лишь маленькая девчонка, – возразил Скулла. – Сам посуди, что она может сделать Хафтеру? Он сильный воин и почти такой же ловкий, как я.

– Любая женщина выглядит крохой по сравнению с тобой, – сказал Аскхольд, хлопнув Скуллу по могучей спине.

Рорик промолчал. Ему хотелось бы верить в то, что говорил Скулла, но Мирана была гораздо хитрее. И ненависть лишь подстегивала ее коварство. Он не доверял ей.

– Сколько женщин отправилось на соляные болота?

– Аста, старая Альна и Энтти. Хафтер сел на весла, не переставая чертыхаться, что жребий пал на него. Он знал, что ему придется приглядывать за пленницей. И понимал, что ты будешь недоволен, разреши он другому занять это место.

Рорик сокрушенно покачал головой.

– Молю богов, чтобы Энтти понимала, что именно должна собирать. Не хотелось бы умереть от ее рук.

– Теперь ты перестанешь волноваться, – сказал Аскхольд. – Девчонка – наш враг. А мне не нравится, когда наши враги прохлаждаются, чем, впрочем, грешат все женщины. Ты выпорол ее за дерзость, теперь она будет работать или лишится пищи. Старая Альна права, заставляя ее отрабатывать свой хлеб.

Но Рорик тревожно всматривался в очертания побережья, окутанного в этот вечер густыми, низко стелющимися облаками. Из-за серых туч неожиданно вырвались дикие утки и кулики, точно ими выстрелили из рогатки. По всем признакам облака вскоре обещали превратиться в плотный туман. Женщины и Хафтер отплыли три часа назад. Рорик волновался, хотя понимал, что Мирана не сможет одолеть Хафтера. И тем не менее ничего не мог с собой поделать. Что-то беспокоило его. Что-то было не так. Это ощущение преследовало его последние два дня. И только теперь он понял, что это было. Женщины! То, как они относились к Миране, их поведение. Похоже, они были заодно с ней и даже сочувствовали ей потому, что он держал ее в одиночестве на цепи. Правда, по словам Скуллы, старая Альна полностью разделяла мнение Рорика и тоже считала Мирану своим врагом. «Я создаю проблемы там, где их нет», – успокоил себя Рорик.

Был поздний вечер. Рорик чувствовал, что мужчины посмеиваются, глядя на него, но ему не было до этого дела. Наконец он бросил топор на землю, вытер туникой пот с лица и сказал:

– Пора на материк. Сердцем чувствую – она что-то натворила.

Никто из мужчин не возразил ему, даже Аскхольд, явно недолюбливавший ее, и Скулла, который попросту считал, что раз она такая маленькая, да к тому же еще и женщина, то и вовсе не заслуживает внимания, поскольку он легко мог задавить ее одной рукой.

На веслах снаряженного барка сидели восемь мужчин. Все они были вооружены. По территории восточной Англии всегда рыскали бандиты, чаще всего они скрывались у соляных топей. Надо было соблюдать осторожность. Тишину нарушали лишь плеск воды о борт судна да резкие крики летавших над головой чаек. Мощными, равномерными гребками они ввели барк в протоку. Все молчали, сосредоточившись на задании. Из густых облаков выпорхнул растревоженный их появлением чернозобик.

Животных и птиц на побережье было гораздо больше, чем на острове. Соляные топи по обе стороны протоки буквально кипели жизнью и движением. Рорик прислушался, стараясь исключить издаваемые животными и птицами звуки, но безуспешно. Не было никаких признаков человеческого присутствия. Барк пристал к берегу рядом с другим судном, привязанным к стволу дерева, растущего недалеко от тропы, по которой они обычно отправлялись на охоту. Поблизости никого не было.

Мужчины молчали. В душе они не сомневались в том, что Хафтер непременно уничтожил бы девушку, если б она попыталась бежать или отказалась работать. В этом ему помогли бы женщины, ведь она была пленницей, а значит, их врагом.

Рорик был другого мнения. Он бесшумно повел отряд через соляные топи, по опыту зная, где находятся твердые тропы. Вдруг они услышали приглушенный женский крик.

Все бросились через плотные заросли к небольшому открытому участку. Старая Альна была привязана к стволу раскидистой ели. Она снова закричала. Ей удалось сместить в сторону кусок шерстяной материи, которой был заткнут ее рот, и от этого казалось, что голос доносился издалека. Рядом с Альной к большому, тису была привязана Аста. Во рту у нее тоже был кляп.

Энтти и Хафтера не было поблизости.

Мужчины со всех ног бросились к женщинам и развязали их.

Рорик, подбоченившись, наблюдал за ними.

– Это была твоя идея? – обратился он к старой Альне. – Ты хотела, чтобы она работала. Видишь, что из этого вышло. Быстро расскажите, что случилось. Где она? Где Хафтер и Энтти?

– Нет, милорд, Аста тут ни при чем, – скороговоркой выпалила Альна, разминая сведенную челюсть. – Ей только хотелось, чтобы девушка немного прошлась.

Она теряла силы, сидя на цепи у кровати. Мы не видели ничего опасного…

– Идиотки, – отрезал Рорик, глядя, как Аста растирает онемевшие руки. Немного помолчав, он сказал:

– Рассказывайте, как все было, да побыстрей.

Аста пожала плечами.

– После полудня Хафтер увел Энтти с собой. Он сказал, что не доверяет ей самостоятельно собирать коренья и травы, справедливо полагая, что никто из мужчин не захочет маяться расстройством желудка. При этом он смотрел на нее, как голодный волк на кабана. После того как они ушли, Мирана незаметно подняла камень, ударила меня по голове и повалила на землю. Потом она связала Альну, а затем и меня.

Рорик совсем не удивился этому. «Почему другие не раскусили ее так же, как я?» – подумал он, тихо понося всех последними словами, и наконец спросил:

– Давно это было?

– Часа три назад.

Он снова выругался, проклиная себя, старую Альну и своих чертовски самонадеянных людей, не веривших в то, что женщина может в чем-то их превзойти.

Он ни минуты не сомневался, что найдет ее. Вопрос был в лишь в том, чтобы она была жива. А в этом он как раз очень сомневался. Она была молодой миловидной женщиной, и именно это страшило Рорика больше всего. Если она натолкнется на саксонских всадников или других викингов, они по очереди изнасилуют ее, жестоко изобьют, а возможно, даже убьют. Рорик не хотел ее смерти. Проклятие! Он поднял голову и закричал что было сил:

– Хафтер! Немедленно ко мне!

Хафтер не отозвался. Они отыскали его спустя десять минут. Он, едва в сознании, был привязан к дереву длинными полосками материи из разорванной женской туники. Над его правым ухом вздулась огромная шишка.

Энтти и Мирана бесследно исчезли.

Загрузка...