Хранитель чаек (СИ)

Глава 20 Приглашение порыбачить

Вино поблёскивало в бокале. Это был очень дорогой бокал, выполненный из прозрачного стекла, оплетённого зелёной лозой и поставленного на цветную синюю ножку. Ларан точно не знал, сколько тот будет стоить, если продать, но подозревал, что пару солёных замков купить было бы можно.

Морской герцог склонился над разложенными картами и тихонько насвистывал, рисуя остро наточенным карандашиком странные линии на некоем подобии карты. Слева от него лежали листы, на которых чётким, квадратным почерком Эйдэрда был записан почти дословный допрос Джии. Медведь же воспроизвёл по памяти и речь девушки на совете щитов.

Пара десятков чаек, сидевших где можно и нельзя по всему периметру кабинета — одна из них удобно расположилась на макушке Ларана — с любопытством поглядывали на вырезанные из бумаги разноцветные фигурки. Если бы чайки обладали художественным вкусом, то непременно узнали бы в них мастерски изображённого Медвежьего герцога, королеву Леолию, наследного принца Альшарса, принцессу Гедду и других совершенно неизвестных им личностей. Но чайки просто таращили жёлтые глаза.

— Ты трезв, — с удивлением заметил дед, тяжело и пристально глядя на внука из-под седых бровей.

Он как-то незаметно появился напротив, опершись тяжёлым кулаком о поверхность стола.

— Угу, — буркнул Ларан, не отрываясь от карты.

— В этот раз я почти доволен тобой, — заметил дед. — Ты защитил своих чаек и не поддался на женские чары.

«Ненавижу тебя! Почти так же как себя!» — вспомнился Ларану жаркий шепот. Тогда он едва не принял его за собственный бред. Рана оказалась тяжёлой, боль в груди отдавалась и сейчас, несмотря на всю силу медвежьих камней и на то, что Эйдэрд появился вовремя: ещё несколькими минутами позже и смертельная рана действительно стала бы смертельной. Все дни, пока Джию везли на корабле из Морского щита в Шуг, Ларан провёл практически в беспамятстве, то проваливаясь в чёрную бездну, то возвращаясь и видя всё те же стены. Он слышал мучительные крики чаек, которые рвались к нему, но не могли пробраться через закрытое окно.

В этот раз он сыграл на грани, даже почти за гранью. Впрочем, Морскому герцогу было не привыкать рисковать. Риск увлекал его, как свет глубинную рыбу.

— И с Ювиной ты всё верно решил, — кивнул дед. — Наследников бы у вас всё равно не получилось. А женщина, которая пытается управлять тобой…

Ларан бросил на него взгляд искоса. Прищурился. Герцог понимал, что перед ним — плод воображения. Никогда не забывал об этом. Однако указывать деду его место было невежливо — мог обидеться. Поэтому Ларан мысленно дорисовал старику бантик в седых, просоленных кудрях, жестко и красиво вьющихся на голове. Бантик был розовым, с золотистыми жемчужинками. Получилось миленько.

Что-то смущало Ларана. Что-то, что всячески пряталось от его внимания.

Герцог любил загадки. Он был любопытен.

— Ты слишком мягок, — нудел дед. — Надо было покарать Берси, вздёрнуть его на рее. Это называется изменой, внук. Он освободил твоего пленника и… Я жалею, что не вырезал всю его семью, после гибели твоего отца… Гнилой плод гнилого дерева.

Конечно, Ювина права. Здесь точно замешена магическая клятва. Однако Джия явно обладала полем для маневра. Когда она начала влюбляться и потом, когда потеряла голову (а Ларан никогда не ошибался в таких вещах), то словно замерла в исполнении своего плана, будто позабыв о нём. Пришлось довольно-таки грубо подталкивать самому. Это был не самый хитрый противник, с кем Ларану довелось сыграть. Впрочем, интересной игра оказалась по иным причинам.

Ларан ведь тоже привязался к ней, увлёкся её чувствами. Пьянящими, дикими, безудержными. Когда он впервые остро пожалел её? Тогда, после попытки изнасилования, когда она горько и безудержно рыдала, совершенно беззащитная? Или раньше?

Одна из чаек слетела со шкафа, сшибла ту, что торчала на голове герцога, и заняла её место. Попробовала курлыкнуть. Ларан поморщился.

— Даже не пытайся, — предупредил. — У тебя так себе получается.

Чайка виновато спрятала голову под крыло. Герцог чувствовал её движения.

«Джия — плохой игрок. Она вся огонь, а огонь не умеет играть, он умеет гореть и сгорать. Зачем же Гедда послала именно такого игрока?»

— … это даст нам возможность прямых поставок и вина, и пряностей…

Дед что-то продолжал вещать, и Ларан сообразил, что неугомонный покойный предок планирует женить освободившегося внука и уже подобрал ему какую-то партию.

Нетрудно было вычислить крючок, на который Гедда поймала девушку. «Это из-за тебя они все погибли! Это из-за тебя Айяна…» и более позднее, уже тогда, когда они с Эйдэрдом стояли в Морском зале и слушали, как с лестницы почти кубарем слетает Джия. «Если вы не успеете бежать в землю железных людей, то эту ночь Айяна запомнит надолго… До конца жизни точно» — иначе, чем угрозой, слова Гедды назвать сложно.

Итак, Айяна. Сестра, судя по многочисленным запинкам Джии, когда девушка говорила о гибели сестер. Лгать ей было тяжело. Ну либо суеверие какое-то в стиле «никогда не говори о живом как о мертвом, иначе он умрет». Интересно, работает ли оно, когда наоборот? Могут ли игры разума оживлять? Например, если Ларан с покойным дедом говорит, как с живым, не приведёт ли это однажды к тому, что дед захрустит натуральным солёным огурчиком?

Герцог понял, что его смущает: странный выбор Гедды. Не могла же принцесса всерьёз рассчитывать, что Джия обманет Ларана? Это было бы очень глупо. То, что княжна — не игрок, было видно невооружённым глазом.

— Ты вообще слышишь меня? — обиделся дед. — Тебе двадцать семь лет. Если ты женишься прямо сейчас, то тебе будет сорок восемь, когда старшему сыну, если старшим родится сын, исполнится двадцать. Ты уверен, что с таким образом жизни доживёшь? Или швырнёшь Морской щит снова сосунку?

Ларан внимательно посмотрел в серые глаза старика.

— Гедда рассчитывала на то, что я узнаю её, — прошептал задумчиво. — Зрительная память у меня не как у Медведя, но не каждый день тебя спасают хорошенькие девочки, верно? Спасают, жертвуя собой. И, полагаю, она намеренно не сообщила игрушке, что я — это я. Чтобы та назвала своё подлинное имя…

— Ты о чём? — нахмурился покойник.

— Джия — это приглашение, дед. Разменная монетка для продолжения игры. Её высочество Гедда приглашает меня в гости. Расчёт очень прост: я узнаю девочку, которая спасла меня три года назад. Я не устою перед искушением поиграть с ней, а рискованность игры, безусловно, вызовет сильный эмоциональный отклик. Джия в меня влюбится по уши, и тут не нужно было быть умницей Геддой, чтобы догадаться: именно так это и произойдёт. Затем принцесса заберёт игрушку, с которой, заметим, я не доиграл. И я отправляюсь её спасать.

— Но ты же не дурак? — миролюбиво поинтересовался покойник. — Ты же не отправишься за девкой, да ещё и той, что предала тебя, в логово Крови?

Ларан взял в руки маленькую бумажную фигурку с русыми волосами и серыми испуганными глазами. Герцог никогда и никому не показывал своих рисунков. Даже Ювине. Стеснялся. Пират, шулер, вор, бретёр… и — рожемаз. С чего бы вдруг?

— Женщин много, внук, — хмыкнул дед. — Женщины — как кубок с вином. Выпил и забыл. Впрочем, на старости лет приятно вспомнить… Кстати, хотел сказать тебе: план был неплох. Даже мятеж. Странно, но и я поверил. Ты был убедителен. Немного даже жаль, что мятеж был игрой…

Глаза у него горели. Наверное, не было Морского щита, втайне не мечтающего послать к юдарду весь Элэйсдэйр со всеми его щитами. Здравый смысл останавливал, конечно. Но отчего бы не помечтать?

«Мы всё равно ещё поиграем, милый. И однажды ты мне проиграешь», — словно змеиный шепот во сне донесся до него голос красноволосой принцессы.

— С чего ты взяла, милая, что я стану с тобой играть? — вслух спросил Ларан, усмехаясь. — Тем более, на твоей территории? Ты всерьёз считаешь, что я отправлюсь за девчонкой, потеряв голову от страсти и жалости? Она действительно спасла мне жизнь. И действительно из-за меня погибли её родные. Вернее, не из-за меня, милая, а из-за тебя. Потому что это не мой, а твой выбор, не так ли? Они погибли не из-за сероглазой крошки, не из-за моего спасения, а из-за того, что ты так решила. Когда же ты задумала этот план, милая? Уж не тогда ли, когда спровоцировала Джию бежать к родным? И не потому ли она так долго продержалась в твоих застенках?

Принцесса тихо рассмеялась.

— Ты безумна, женщина, если всерьёз веришь, что мой внук подастся на твой романтический трюк! — прорычал дед. Розовый бантик в его волосах воинственно вздыбился. — Не его печаль. Джия ему не жена, не сестра…

— Если ловушка не сработает, — пояснил Ларан и снял с головы чайку, — то Гедда убьёт игрушку.

— Ты правильно понял, милый.

— А нам что за печаль?

Ларан покрутил в пальцах фигурку Джии, вернул на место. Тихо посвистел, и чайки, разом сорвавшись, вылетели в распахнутое окно. Герцог подошёл и уставился на серые волны, поблёскивающие металлом.

— Неплохой план, — кивнул, спустя несколько минут. — Остроумный. Мне приятно, милая, что ты так глубоко интересовалась мной и так хорошо успела меня изучить. Но есть в нём один просчёт. Всего один.

— Какой же? — он почувствовал её призрачное дыхание, но не оглянулся.

— Такой, что Ларан никуда не пойдёт, — хмыкнул дед. Он остался сидеть за столом. Недовольный, раздосадованный. — Внук просчитал твой план, куколка. И он не настолько безумен, чтобы вести корабль прямо на риф. Тем более из-за девки.

«Чего ты хочешь?» — «Жить» — вспомнилось ему. И её глаза, когда она восторженно смотрела на него снизу-вверх и видела мятежного короля республики. И гибкое, вёрткое тело в его руках, когда они танцевали. И нож, спастись от которого ему помогло только воровское прошлое. У Джии всё было всерьёз. Всё — до конца.

Ларан обернулся и встретился взглядом с зелёными безумными глазами принцессы. Воображаемой принцессы, он это помнил. Герцог подмигнул.

— Ты ведь сама в меня влюбилась, милая, не так ли? А страсть, знаешь ли, плохой советчик. Тем более, безответная.

Гедда зашипела от ярости.

— Это твоя слабость, принцесса. На ней-то мы и сыграем.

— Не вздумай! — заорал дед, вскакивая, но Ларан щёлкнул пальцами, и оба призрака исчезли.

Алэйда, супруга Юдарда, герцога и хранителя Золотого щита, а также мать четверых рыжеволосых мальчишек и одной девчонки, чья шевелюра горела, словно закатное солнце, недовольно хмурилась. Её прекрасные голубые глаза метали молнии. Розовые губки дёргались от сдержанной ярости. Герцогиня била ножкой о наборный паркет, начищенный воском, и барабанила пальцами по подлокотнику изящного кресла.

Наконец, двери будуара раскрылись, и вошёл его светлость. Юдард потянулся, довольный, как апрельский кот, подошёл к супруге и чмокнул в румяную щечку.

— Отлично выглядишь, дорогая!

Она метнула на него пару отравленных кинжалов своих взоров.

— Отлично? Отлично⁈ — прошипела герцогиня в бешенстве.

— Ну да, — приветливо улыбнулся Юдард. — Да ты не переживай, животик тебе вообще очень к лицу. Знаешь, мне всегда казалось, что ты какая-то слишком тощая. А сейчас очень даже ничего…

Алэйда глухо зарычала. Она ненавидела ходить беременной. Это безумно портило фигуру!

— Мы должны завтра утром посетить ратушу, — прошипела герцогиня, — а мне нечего надеть!

Юдард зевнул, опустился в кресло и потер глаза. Он весь день наблюдал за постройкой нового форта. По современным замыслам, в крепости был не только свой колодец, но даже собственная мельница!

— А куда девались твои тридцать четыре платья?

Голубые глаза сверкнули калёной сталью.

— Тридцать четыре! Это так мило, дорогой, что ты знаешь число моих платьев, и что у тебя всё подсчитано!

— Да мне несложно, — улыбнулся Юдард польщённо. — Я с детства хорош в математике. И сегодня, дорогая, я даже уличил поставщика в мухлеже. Тебе интересно?

— Оч-чень, — зло бросила она.

Но Юдард родом происходил из кровавых всадников. Он не считывал выражения лиц и эмоции голоса. Золотой щит королевства очень гордился своей женой, такой красивой, как фарфоровая куколка, которую Нэйос привёз из Шёлкового щита и подарил Каролине на день рождения. К тому же умница, какие редко встречаются в женах. И герцог стал подробно рассказывать, как посчитал объём новой стены, рассчитал количество камня, которое было затрачено на это. «Ты, конечно, удивишься, как я мог посчитать фундамент, — хитро улыбнулся рыжий герцог и заговорщицки подмигнул жене, — но я сейчас кратенько объясню, и ты поймёшь…»

Алэйда закатила глаза.

— Тебе плохо, дорогая? — обеспокоился Юдард. — Позвать лекаря? Может уже роды начались?

Герцогиня схватила вазу и швырнула её в стену.

— Мне. Хор-р-рошо! — прохрипела она, вскочив.

— А, — безмятежно отозвался Юдард. — Мне просто показалось. Ну так вот, понимаешь, фундамент он, конечно, расширяется к низу…

— Юд! — крикнула Алэйда. — Мне нужны новые платья! И мне нужно то бриллиантовое колье, которое вчера показал ювелир! Твой мерзкий казначей отказал в нужной сумме, сказал, что в связи с постройкой нового форта…

— А, ну да, — кивнул герцог, — с деньгами сейчас и правда неважно. Но не переживай. К весне мы тебе точно купим ещё одно платье. Тридцать пятое. А бриллианты… Я думаю, то колье, которое у тебя хранится в голубой сафьяновой шкатулке, даже лучше, чем которое вчера ювелир показывал. Там ещё бирюза, которая очень идёт твоим глазам…

— Но я уже была в нём! — в отчаянии вскричала Алэйда. — На прошлое новолетие в той же ратуше!

— То есть оно тебе уже не нужно? — оживился Юдард. — Ну тогда, думаю, мы можем его продать… Ну и тот золотой пояс с изумрудами, помнишь? В самшитовом сундучке. И тогда на эти деньги, полагаю, вполне…

Алэйда испепелила супруга взглядом. Но Юдард не испепелился. Он даже не понял, что произошло.

— Полагаю, — вдруг раздался веселый голос и в дверях образовался улыбающийся Морской герцог, — что мой сюрприз будет кстати.

Золотой щит радостно бросился ему навстречу, а красавица герцогиня лишь скривила губы. Ларан прошёл и протянул Алэйде небольшую шкатулку из моржовой кости. Герцогиня хотела была высокомерно отказаться, но любопытство победило. На чёрной сафьяновой подушечке лежало…

— О, богиня! — прошептала Алэйда потрясённо.

В голубых глазах её заблестели слёзы.

— Какие чистые сапфиры, — протянул Юдард. — Если продать это ожерелье, то, пожалуй, можно построить ещё один форт правее…

— Не смейте! — завопила герцогиня и схватила шкатулку.

— Друг мой, — хмыкнул Ларан, — что тебе дороже: жена или форт?

— Форт, конечно, — отозвался Золотой щит задумчиво. — Ну, по крайней мере, в этом году жена мне обходится дешевле. Строительство это такая дорогая штука, как оказалось…

— Вам ещё не надоел этот славный добрый молодец? — нежно улыбнулся Морской герцог. — Вы позволите мне его у вас украсть? Недельки на две?

— А как же бал в ратуше? — растерялась Алэйда.

— А как же строительство форта? — Юдард захлопал глазами.

— Полагаю, с новым ожерельем у вас не будет нехватки кавалеров, моя красавица, — Ларан состроил умильную рожицу, а затем обернулся к герцогу. — Дай возможность поставщикам попасться на воровстве, мой друг. За пару недель много построить они не смогут, зато потом придется им отдуваться и работать бесплатно, лишь бы их не повесили.

Золотой щит счастливо рассмеялся.

— А ты знаешь толк в строительстве, Лар!

Он хлопнул Морского щита по плечу, и тот болезненно поморщился, бледнея.

— Куда поедем? И почему две недели? А! Я понял: охотиться, да? Наверное, Эйд…д…дэрд решил устроить охоту в Медвежьем щите, да?

Когда-то Юдард, будущий Золотой щит, был оруженосцем Медведя. И, хотя сейчас по положению оба сравнялись, Юд, при всём своём желании, никак не мог пересечь ту черту, за которой Эйдэрд превращался в Эйда.

— Не совсем, — ухмыльнулся Ларан, прислонившись к дверному косяку и наблюдая, как Алэйда крутится перед зеркалом, рассматривая сапфировое ожерелье на своей прелестной шейке. Хорошо, что герцогиня никогда не узнает откуда появился этот роскошный дар. Дар моря и рифов…

— Темнишь! — широко улыбнулся Юдард и подмигнул Ларану. — Но тогда куда? А Эйдэрд в курсе? Или нужно оповестить его?

— Не стоит. Это будет сюрприз. Мы с тобой отправляемся на рыбалку. Медведь и чихнуть не успеет, как мы вернёмся.

Золотой щит сразу поник.

— Ры-ыбалка, — протянул тоскливо. — Ты же знаешь, я не очень дружу с морем…

— Да ты не заметишь даже, как мы его перемахнём, — фыркнул Ларан. — Рыбачить будем со скал. Тебе понравится. Точно тебе говорю.