— Мам, я пошел!
Входная дверь захлопнулась за Шуриком до того, как Наташа успела б выйти в коридор, чтобы уточнить, куда сын собрался и напомнить о том, что в десять они с Димой договаривались о тренировке. Впрочем, куда сын побежал — она и так знала. Да и в том, что о тренировке он не забудет — не сомневалась.
Тяжко вздохнув, Наталья подошла к окну в кухне их старой квартиры. Через десять минут, как она и предполагала, Саша появился из подъезда, держа за руку Настю. Девушка счастливо улыбалась, запрокинув лицо, и с восторгом глядела на ее сына. Насколько она знала — у Насти сегодня был второй экзамен, но ничто не указывало на то, что девушка нервничает. Казалось, Настя и не помнит о предстоящем испытании.
Наташа еще раз вздохнула.
Ее обуревали двоякие чувства: она действительно искренне радовалась тому, что эта девочка смогла уйти из системы приютов. Анна Тимофеевна рассказала ей, как нашла девочку под дверьми этой самой квартиры. И то, в каком Настя была состоянии. Нет, Наташа все же очень радовалась, что Анна Тимофеевна приютила девочку. Настя заслужила семью.
Но…
Честно говоря, Наталью очень беспокоило то увлечение, которое Шурик и Настя, определенно испытывали друг к другу. И вроде понятно все. «Дело молодое», как замечал Дима. Кто не влюблялся в восемнадцать? Да еще и при том, какая дружба была раньше между этими двумя. Шурка мог сколько угодно притворяться, но Наташа прекрасно знала, что он так и не забывал колючую, кудрявую девчонку, которая его просто боготворила.
Дима считал, что, как и любое молодое увлечение, эта восторженность пройдет. Устанет молодежь, да и Сашке возвращаться надо, ясное дело, что перспективы карьеры в спорте перевесят любую влюбленность.
Но Наташа не была уверена, что может согласиться с мужем. Слишком хорошо она знала своего сына, чтобы не замечать — между Шуркой и Настей не просто подростковое влечение, вызванное бурлением гормонов и остатками детской дружбой. Здесь было что-то явное больше и глубже. И это ее беспокоило.
Как и любая мать, она желала для своего сына только всего самого лучшего в этой жизни. Она мечтала о том, что он сумеет реализовать все свои самые смелые мечты и желания, что добьется всего на свете. Даже когда-то завоюет Кубок Стенли, потому что знала — Сашка мечтал об этом. Да и просто, в Петербурге у него было столько возможностей и вариантов, такое количество шансов, сколько никогда не будет здесь. А Наташа еще помнила, как Шурка отказывался ехать в Питер, как от хоккея отрекался, когда понял, что из-за этого расстанется с подругой.
Конечно, тогда он еще не понимал, от чего отказывается. Да и было-то ему четырнадцать, что он знал и о чем думал? И все же, глядя на то, как сияют каждый раз глаза сына, когда он только произносит имя Насти, Наташа все чаще вспоминала то давнее решение сына предпочесть подругу хоккею.
— Мы выиграли! — не в силах прекратить смеяться, Настя подъехала к такому же веселому Валерию Федоровичу и с размаху хлопнула тренера по выставленной в ее сторону ладони. — Мы сделали этих выскочек, Валерий Федорович!
— Точно, Настюша, пусть знают, что и тут есть звезды хоккея, — рассмеялся в ответ тренер.
Настя, гордая до невозможного, кивнула, но все же осторожно глянула в сторону Сашки, очень надеясь, что любимый не обиделся. Выиграли-то они номинально, с перевесом в одну шайбу, да и по ходу тренировки большую часть времени отставали в счете. Но ее опасения оказались напрасны — Сашка улыбался так же широко, как она сама, явно довольный тренировкой. А не менее веселый Дмитрий Валериевич, стянул шлем с головы и пытался всех убедить, что они, как настоящие мужчины, просто не могли играть в полную силу против команды, где есть такая красивая девушка.
От этого заявления Настя, да и все на льду засмеялись еще громче, а она, ощущая себя и польщенной, и просто невероятно счастливой в одно и то же время, все-таки по-детски показала язык, демонстрируя, что ни капельки не верит.
— Конечно-конечно, оправдывайтесь, — поддержал ее недоверие Валерий Федорович. — Вы нам теперь что угодно расскажите, чтобы честно не признать поражение, да, егоза?
— Ага! — кивнула Настя тренеру, и сама расстегивая шлем.
Руки немного дрожали, как и ноги, и дыхание сбилось. Она уже очень давно настолько серьезно не каталась, а еще и игра. И жарко было, хоть и на льду. А все равно — так здорово!
Они вот так проводили все тренировки в последнюю неделю: играли два на два. Пары регулярно менялись, чтобы была возможность отработать разную тактику и попробовать различные приемы. Иногда они с Сашкой играли против его отчима и Валерия Федоровича. Иногда она попадала в команду Дмитрия Валериевича. Правда чаще, как и сегодня, играла «за своих». Дмитрий утверждал, что тактика Валерия не всегда предсказуема и это дает его пасынку отличную возможность для развития. А Настя всегда прекрасно понимала, что именно задумал Валерий Федорович, и пусть осознавала, что по подготовке и умениям проигрывает всем остальным — умела очень даже неплохо воплотить задумку тренера, за работой которого наблюдала последние два года и достаточно знала манеру игры.
— Ладно, признаем, вы нас уделали, — громко рассмеявшись, Сашка в два счета оказался рядом с ней, затормозив так, что высек сноп ледяных крошек из-под лезвия коньков. — Но мы еще отыграемся, — пригрозил друг.
И тут же наклонился, крепко ее поцеловал, никого не стесняясь. А вот Настя еще немного смущалась так открыто проявлять свои чувства. Ей все время было как-то боязно, и не хватало уверенности, и словно хотелось прикрыть ото всех ладошкой то, что росло и расцветало в душе при одной только мысли, одном взгляде на Сашу. Тем более было страшно выносить на суд людей чувства, так откровенно проглядывающие в их поцелуях. Но, конечно же, она не вырывалась, наоборот, потянулась за любимым.
И только потом, стараясь отдышаться, спрятав раскрасневшееся лицо на его плече, осторожно глянула в сторону тренеров — мужчины о чем-то разговаривали, вроде и не обращая на них внимания. И все же Настя не могла не заметить, что оба поглядывают в их сторону. Только Валерий Федорович снисходительно посмеивался, а вот Дмитрий Валерьевич, хоть и тоже улыбался, смотрел как-то серьезно и задумчиво. Точно, как и тетя Наташа поглядывала на них с Сашей, когда Настя заходила в гости.
У нее по затылку прошла какая-то неприятная холодная дрожь.
«От холода катка, конечно же», попыталась убедить себя Настя, вновь спрятав лицо у Саши на плече. Но в глубине души понимала, что дело не в этом. Уже не в первый раз она замечала вот это не очень понятное ей отношение со стороны родителей Саши. Нет, они были приветливы и добры. И тетя Наташа, и Дмитрий всегда вроде бы радовались, когда они приходили, интересовались ее учебой, жизнью, выпускными экзаменами, которые Настя как раз сдавала. Правда, после того, как Саша опять появился в ее жизни — никакие экзамены Настю уже не пугали. И то, что на протяжении всего последнего года в школе как минимум вызывало опасения, сейчас проходило как-то само-собой и по большей части мимо ее сознания. Нет, Настя не завалила пока ни одного экзамена. Совершенно нет. Она на отлично написала сочинение и была уверена, что хорошо справилась с математикой. Просто сейчас это ее почти и не беспокоило. Настя на протяжении всех лет училась хорошо, а теперь просто избавилась от глупого беспокойства, отвлеченная куда более сильными эмоциями.
— Эй, молодежь, нам пора, — Дмитрий повернулся к ним полностью, закончив свой разговор с Валерием Федоровичем. — Настя второй экзамен сдала, нам есть что отпраздновать.
— Поздравляю, кстати, Настюш, — махнул ей и Валерий Федорович.
— Спасибо, — смущенно улыбнулась она из-за плеча улыбающегося Сашки, которого забавляло ее смущение.
— Ну, давайте, до завтра. А я пойду пообедаю, да своих парней буду ждать на тренировку, — Валерий Федорович кивнул им на прощание и подъехал к выходу со льда.
Они все попрощались с тренером и тоже засобирались. Бабушка Аня действительно приглашала сегодня всех отпраздновать сдачу очередного экзамена Настей, не сомневаясь в своей приемной внучке. Да и Настя хотела еще сегодня успеть отнести в паспортный стол документы на оформление паспорта.
Ведь ей недавно, три дня назад, отпраздновали шестнадцать лет — Сашка пришел с самого утра, подарив огромный букет сирени и тюльпанов (попутно пожаловавшись на невозможность купить тут нормальные цветы). А бабушка всю ночь пекла самый настоящий торт «Наполеон»: с огромным количеством тонких-тонких слоев, с безумно-сладким и нежным заварным кремом. И они втроем пили чай с этим тортом. А потом, не вспоминая о том, что через день у Насти очередной экзамен, они с Сашей гуляли по парку, и к реке съездили. Долго сидели на летней площадке кафе, поедая мороженное каких-то совсем безумных оттенков. И, конечно же, целовались, а обнимать ее Саша просто ни на минуту не переставал, не обращая внимания на стеснение Насти. Ну а вечером они все, включая и родителей Саши, собрались у них в гостях и шумно, весело, с огромным количеством подарков отпраздновали такую важную дату.
И теперь Насте не терпелось получить самый настоящий паспорт. Почему-то ей казалось, что это сделает ее действительно «взрослой». Ну, не совсем, но как бы реально подтвердит ее новый, более официальный гражданский статус. А для этого надо было отнести все бумаги. И Саша обещал пойти в паспортный стол вместе с ней. Так что им и правда стоило поторопиться.
— Как думаешь, а когда можно будет забирать?
Саша не выдержал, начал придушенно смеяться, когда Настя в третий раз за последние десять минут об этом спросила. А если посчитать, сколько раз он слушал и отвечал на этот вопрос за последние четыре дня — в пору было хвататься за голову и выть.
— Достала, да? — Настя перевернулась с живота на спину и раскинула руки, улегшись на полу.
— Нет, ты что, — Саша, наблюдающий за подругой сверху, с дивана, дипломатично покачал головой.
— Ладно, знаю, что достала, — подняв руку, она коснулась его ладони, чем Саша тут же воспользовался, переплетя их пальцы. — Но мне уже так хочется получить паспорт, сил нет ждать, — она смущенно передернула плечами.
— Получишь ты его, никуда он от тебя не денется, — Саша спустился с дивана и уперся локтями в пол, растянувшись рядом с Настей. Было очень жарко, и он не мог не признать — на линолеуме гораздо прохладней. — Разве в этом дело? Ты ж сама реально знаешь, сколько тебе лет, — потянувшись, он навис над лицом Насти и поцеловал ее улыбающиеся губы.
Вроде в шутку, но Настя, только было собравшаяся что-то возразить, тихо вздохнула, протяжно так, что у Сашки жаркая дрожь пошла по спине, и закинула руки ему на затылок, обнимая. Потянулась лицом вверх, прижимаясь крепче к его губам. А ему вроде и вдохнуть надо было, и не хотелось.
Не мог он от Стаси своей оторваться даже на секундочку. Словно жизнь его от этого зависела. Потому еще сильнее наклонился и стал целовать ее глубже, коснулся пальцами щеки, погладил волосы, шеи. А сам понимал — пальцы дрожат, грудь распирает от того, как она ему нужна. Невероятно необходима. И при этом настолько важна, что за этот месяц он ни разу даже не заикнулся о чем-то большем, чем простые поцелуи, ласки и объятия. И вовсе не потому, что ему не хотелось пойти с ней дальше. Еще как хотелось. Только очень страшно было ее обидеть, попросить чего-то большего, чем Стася была готова дать. В конце концов, ей только-только исполнилось шестнадцать. Вот он и старался себя сдержать. Хотя, нет-нет, и срывался: губы добирались до ее ключиц, вот как сейчас, и Саша начинал покусывать кожу над тонкими косточками, а руки самовольно забирались под ткань футболки и начинали гладить все, до чего могли дотянуться.
Стася его ни разу не останавливала. Но Сашка ощущал, как она настороженно замирала под его прикосновениями, и как ее дыхание сбивалось, то вообще пропадая, то становясь частым-частым. И всегда старался совладать со своими желаниями. Однако сейчас все было как-то иначе — Настя не просто не застыла, когда его пальцы забрались под ее майку и принялись гладить кожу, все откровенней подбираясь к груди — она выгнулась, прижимаясь к нему плотнее. Будто еще больше открывалась для этих напряженных и осторожных ласк.
Он даже как-то растерялся, на секунду оторвавшись от ее теплых и мягких губ, и приподнялся, заглядывая в глаза Насти. Правда руки его при этом, не слушая доводов рассудка, добрались до тонкого хлопка ее лифчика и накрыли упругую грудь, от которой у Сашки, если уж совсем откровенно, при каждом взгляде срывало крышу.
— Стася? — даже не представляя, о чем именно ее сейчас спрашивает, зачем-то окликнул он.
Настя потупилась. И щеки у нее были красные-красные. Но когда его пальцы чуть прижали ее сосок, неумело, наверное, и не очень как-то там романтично. Ну не было у него опыта, не было! Настя от этого все равно зажмурилась с каким-то таким блаженным выражением на лице, что у него совсем задрожали и так не очень ловкие руки. И тут, все еще не поднимая век, она прошептала дрожащим голоском:
— Саш, а ты… Ну, ты уже с кем-то…? — он никогда не думал, что Настя может аж так покраснеть и настолько смутиться. И все-таки нашла в себе смелость спросить.
Он уперся своим лбом в ее скулу и постарался глубоко вдохнуть, переводя дыхание и хоть немного успокаивая нервы, чтобы как-то снизить напряжение, просто заискрившее между ними. Ага, ничего не вышло. У него пульс в ушах барабанил. И сердце Стаси так стучало, что ему в руку отдавало, которую он так и не убрал с теплого и мягкого холмика ее груди.
Что непонятного было в ее вопросе? Все ясно. Абсолютно.
— Нет, — прошептал Саша таким же тихим и ломающимся голосом. Но тут же решил, что должен быть с ней честным. Это ведь не кто-то, это Настя. — Но, знаешь, не потому, что не хотел. Ну, просто, как-то не складывалось. Все время что-то мешало…
— Ясно, — она почему-то отвернулась. Не отодвинулась. Просто лицо отвернула так, что теперь он касался губами ее уха. — А… — Настя замолчала и облизнула губы. — А со мной… Ты ни разу ничего такого не говорил, ну… Не намекал, что хочешь, и… Я тебя так не интересую, да? — робко и грустно спросила она.
Сашка переваривал эти слова секунд тридцать. А потом прыснул, чуть ли не задыхаясь от смеха. Обхватил свободной рукой ее за пояс и перекатился сам на спину так, что Настя оказалась сверху на нем и не могла теперь не смотреть ему в лицо. И не дал ей высвободиться, хоть подруга явно старалась, начав извиваться. Чем только разогревала его кровь, и так бурлящую и от гормонов, и от ее близости.
— Вот это я перестарался, — уткнувшись в ее шею, все еще немного нервно хохоча, признался он. — Да ты что?! Ты меня интересуешь! Очень! Да ну, реально, больше чем кто-то, вообще, хоть когда-то интересовал. Но в этом же и дело, Стася! Я тебя очень хочу, — он вдруг не удержался и начал целовать ее шею, подбородок, снова до ключиц добрался. И при этом продолжал пытаться объяснить, пользуясь тем, что Настя обмякла, услышав его признание. — Только, я же… Ну, понимаешь, я не просто с тобой перепихнуться где-то хочу! Ты же моя Настя. Мой друг самый лучший, и самая любимая моя, — признался Саша, заглянув ей в глаза. — Самая-самая, — повторил он непослушным языком, почему-то снова ощутив себя косноязычным мальчишкой.
— Саша… — у Насти глаза так распахнулись, что стали просто огромными.
Но он не дал ей прервать себя, признаваться, так до конца.
— Я… Стася, я тебя люблю. И не ха… не хочу, чтобы ты думала, что мене от тебя, кроме секса и не надо ничега. Ничего, — исправился он, не испытывая стыда или смущения.
Это же Настя. Она знала и всегда понимала его, сколько бы ошибок в словах Саша не сделал. И нервничал он сейчас даже не потому, что боялся ей признаться, а просто сильно много у него внутри было ощущений и чувств. Таких, которые Сашка никогда и не думал, что может испытать. С такой силой.
Она все еще смотрела ему прямо в лицо, моргая и кусая губы. И тут рывком потянулась к Саше, чуть не стукнувшись лбом о его нос:
— И я тебя люблю, Саш. До жути просто, так сильно. Ты для меня — все! И друг, у меня такого друга больше никогда не было, и не будет, я точно знаю. Это же в тебе дело. И люблю я тебя. Очень, — Стася крепко обнимала его шею, шепча это все. Перемежая короткими горячими поцелуями слова, от которых у него внутри реально все запылало. — И… Саша, я хочу с тобой… Ну, дальше, до конца, — кажется, совсем смутившись, она прижалась лицом к его щеке и ее горячий шепот чуть ли не по-настоящему царапал ему кожу.
Он не выдержал, обхватил ладонями ее голову, смяв все ее кудряшки, поднял лицо Насти, чтобы в глаза глянуть, и застонал, упершись затылком в пол. Надавил ей на затылок и так начал целовать, как еще ни разу не целовал Настю. Она сводила его с ума. Серьезно сводила, дико просто. И то, что она предложила… Ух! У него ум за разум завернулся.
— Стасечка, милая моя, ты уверена, любимая? Я не хочу, чтобы ты делала это только потому, что боишься меня чем-то расстроить. Я что? Не потерплю, что ли? Да, над нами, знаешь, как тренеры на тренировках издеваются. Я выдержу, пока ты точно уверенной не будешь, и…
— Я уверена, Саш, — тихо, но и правда очень четко и уверенно. — И потом, ты же не вечно здесь будешь, — грустно добавила она.
У него аж горло сжало, и дыхание в груди застопорилось.
— Стасечка, ты что? Ты думаешь, я тебя смогу тут кинуть? Теперь, когда нашел?! — он опять поднял ее голову, чтобы видеть глаза. И со всей горячностью попытался рассказать все, о чем последнюю неделю думал. — Я тебя в жизнь теперь не отпущу! Я уже думал: ты с нами поедешь. Я же работаю. Нормально. И деньги хорошие получаю. И… Стася!
Саша говорил, и не мог остановиться. И по щекам ее гладил, по спине руками скользил. Настя так и лежала поверх него. Только им и на полу уже так жарко было, что оба краснючие оказались. Не от стыда, от жара и всего того, что испытывали, и что друг другу рассказать пытались, не особо умея такое говорить.
— Милая моя, ты не думай, я не тебя таки так не отпущу. Я же хочу, чтобы ты всегда со мной была. Везде. И на сборы ездила. И на матчи. И с нами жила. Пожениться, нам конечно, пока не выйдет. Тебе еще только шестнадцать, а это только по беременности. А нам с тобой еще рано. И… Я все обдумал, честно, Стася. Мы даже можем квартиру снимать, если захотим. Не шикарную, конечно. Самую простую, и на окраине. Но зато сами. И ты в Питере сможешь куда-то поступить. Там же перспектив куда больше, чем тут…
Он говорил, а Насте казалось, что она выпала из реальности. Или он. Или они оба. Это все было так непохоже на ее жизнь. На то, как Настя представляла себе будущее. И не верилось, вообще. И Сашка сказочником казался. И в тоже время — это же Саша. Когда он говорил, она не могла ему не верить. У нее внутри все пылало, и жар, кажется, от кожи шел. И голова кругом оборачивалась от его слов: о браке, о поездке, о том, что они вдвоем жить могут. По-настоящему. Как взрослые.
Она даже не мечтала о таком. Лишь бы с ним быть. Хоть немного. Хоть сколько получится. Может, потом, он бы приезжал, и она когда-нибудь смогла бы к нему съездить… А Саша ее с собой забрать хочет!
Ей не верилось. И верилось. И жадно хотелось, чтобы это было возможно. По правде. Чтобы они никогда не расставались больше.
А еще больше ей сейчас хотелось действительно стать его. Не только лучшим другом, любимой девушкой. Его женщиной. И при мысли о том, что у него еще никого не было, как и у нее, и что они, только они друг у друга будут — у нее все внутри сладко сжималось, до дрожи. С тревогой, да. Потому что Насте было немного страшно. Если честно, она о самом сексе очень мало знала, ну, то, что болтают во дворе и школе. Но ведь не пробовала никогда. Вот и боялась. Но становилось немного легче от того, что и Саша в этом не очень разбирался. А значит, им надо будет вместе этому учиться. А они всегда хорошо со всем справлялись вместе.
И почему не сейчас? Когда душа и тело просто пылают. И родителей Сашкиных нет — ушли оформлять какие-то документы. И до тренировки, где они и собирались встретиться, еще три часа…
— Сатсечка, — словно читая все эти мысли, сомнения, страхи и надежды в ее глазах, Сашка на миг прижался к ее губам и снова глянул в лицо. — Ты уверена, точно? Потому что, я потерплю. Серьезно, мне, конечно, не просто, потому что ты у меня все время в голове, и ты такая… — вместо слов, он крепче сжал ее тело, прижимая Настю к себе, давая ощутить, что он и правда возбужден. — Но я не хочу, чтобы ты сомневалась…
— А я и не сомневаюсь, — вдруг ощутив такое счастье, что прям до эйфории, она рассмеялась, уперев ладони в его плечи. И ощущая себя храброй, желанной, любимой, потянула футболку Сашки, снимая с него. — Я тебя люблю, — снова повторила Настя, наклонившись, и поцеловав его в губы. — Только ничего-ничего об этом не знаю.
— Ну, я тоже, только в теории подкован, — со смешком признался Саша, помогая ей снять свою футболку. И потянулся к пуговичкам на ее кофте. — Но думаю, вместо мы как-то сообразим, чего и куда…
Она рассмеялась. Немного нервно. Но и в глазах Саши видела такую же неуверенность. Так что от этого Насте становилось немного легче. А уж когда он, смущаясь, хоть и меньше, чем она, вытащил из кармана джинсовых шорт упаковку из фольги, в которой Настя не сразу узнала презерватив, почему-то совсем спокойно стало.
— Дима все время по мозгам насчет этого ездит. Уже года три, — неловко признался Сашка. — Ну и, он вроде прав…
Настя только кивнула, наклонилась и поцеловала его опять. Так ей было легче, она не так смущалась, когда целовала Сашу. И он был точно «за» то, чтобы она не прекращала это делать.
Вообще, все было как-то сумбурно, и в то же время нереально, и все в том же горячем угаре, в котором у них все сегодня получалось. Руки Саши, просто ожигающие, как казалось Насте, гладили ее кожу, немного неловко снимая одежду: кофту, лифчик, юбку. Неуверенно замерли, когда она осталась только в трусиках. Словно все еще давая ей шанс передумать. Хоть Настя и видела, что любимому это очень сложно было сделать: щеки Сашки пылали так же, как и у нее самой, наверное, и дыхание было тяжелым и частым. И они оба покрылись капельками пота. И у Саши руки дрожали. А поскольку Настя точно знала, что ее любимый очень смелый и лучший, то это могло быть только от напряжения, из-за того, что он сдерживал себя.
Тогда она сама подняла бедра, стянув с себя белье, хоть ей было не по себе оставаться совсем обнаженной. И Сашка, словно понимая ее, будто и правда читая мысли, стянул с себя шорты вместе с бельем. Вроде как уравняв их шансы. Хотя, ох, ей от этого не стало спокойней. Наоборот.
Настя, вообще, была в курсе анатомии парней. И представляла себе, чего у них и как, но вот наглядно — оно как-то не вязалось со знанием. И куда это там можно засунуть… в нее — она немного растерялась. Но отступать не собиралась.
— Стася, ты как? — снова спросил Сашка, от которого не укрылись ее опасения.
Но она кивнула, нервно рассмеявшись, и прижалась к нему всем телом, потянувшись губами к уху любимого:
— «Трус не играет в хоккей», — попыталась Настя перевести свой страх в шутку, чем заставила Сашу рассмеяться.
Он обхватил ее, приподняв. Встал сам, уложил Настю на диван и лег рядом с нею, но так, что почти полностью накрыл ее обнаженное тело своим, таким горячим. И тоже очень голым.
— Ты у меня точно не трус. Ты самая храбрая, из тех, кого я знаю, — прошептал Саша, целуя ее щеку, шею, ухо.
Настя улыбнулась — это было очень щекотно. И безумно приятно. Даже пальцы на ногах сжимались от этой сладкой ласки.
— Для девчонки, конечно, — со смешком добавил Саша и накрыл ее рот своим до того, как Настя успела возмутиться.
И лег совсем сверху. А дальше ей стало не до мыслей или страхов, или шуток. Настя все превратилась в ощущения. Было и неприятно, и больно. И жарко, и влажно. И еще — классно. Здорово так, что никакими словами не описать и не рассказать. И не потому, что она прям что-то эдакое испытала — просто ощущение Саши на ней, в ней; его рук, его поцелуев; звук его срывающегося дыхания и жар кожи, трущейся друг о друга — все это породило в ней смесь таких чувств, эмоций, что кричать хотелось. Но она прикусывала язык, боясь, что соседи услышат. Правда, стоны сдержать не могла. Потому что каждое движение, каждый толчок Саши в ее тело — отдавался такой смесью боли, жара, непривычного, почти нереального удовольствия, что молчать не получалось. И Сашка стонал. И целовал ее. И шептал, как любит ее, и какая она классная.
И плевать, что было немного больно. Это того стоило. Настя и сильнее боль готова была потерпеть. Потому что нереально обалденно чувствовала себя.
И хоть это все продолжалась не особо долго. И можно было даже подольше, потому что Насте показалось, что она только-только начала улавливать в себе какие-то новые изменения и ощущения — все равно, ни на секунду не пожалела ни о чем.
Наоборот, поняла, что просто обожает Сашу, который сейчас, тяжелый-тяжелый, лежал на ней, придавив всем своим весом. Их дыхание затихало синхронно, слаженно, хоть они и не добивались этого. И каждому отдавалось в груди эхом биение сердца другого.
— Обещаю, в следующий раз и тебе будет классно-классно, — сиплым голосом, которого Настя ни разу не слышала от него, вдруг пообещал Сашка. Будто поклялся. И нежно поцеловал ее обкусанные губы.
— Мне классно, — ответила она, вдруг поняв, что и у самой голос сипит. Протянула руки и зарылась пальцами в волосы на его затылке.
— Значит, сделаю еще класснее, — не сдался Саша с улыбкой.
Приподнялся на руках и обнял ладонями ее щеки, глядя на Настю с такой любовью, такой нежностью.
Она улыбнулась в ответ. Счастливая-счастливая.
И не осталось ни неловкости, ни неуверенности, ни стеснения. Только это парящее ощущение тепла и нереальной радости, в котором им обоим было безумно комфортно и хорошо.