Хрустальные мечты

Глава 1

Под сводами бальной залы, переполненной гостями, вдруг раздались гневные выкрики, напоминавшие скорее клекот пойманного в силки орла, чем женский голос. Их не заглушили ни поспешно закрываемые двери, ни мелодичные звуки струнного оркестра. Однако выкрики постепенно удалялись в глубь дворца, становясь все менее слышными, — через анфиладу блестящих, пышно украшенных залов стремительно уходила роскошно одетая императрица, охваченная неудержимой яростью. По стенам скользила ее тень, отбрасываемая светом свечей в настенных канделябрах.

— Чтобы этого никогда больше не было! Никогда! — кричала она, потрясая в воздухе стиснутыми кулаками.

Старые лакеи, видя ее приближение, заранее прятались по углам, молодые и менее умудренные жизнью слуги едва успевали укрыться за раскрытыми створками дверей или прижимались в испуге к стенам альковов, чтобы не попасть на глаза разгневанной властительнице дворца. В гневе она могла сорвать злость на ком угодно — ударить, оттаскать за волосы, даже сильно избить, как это случилось с одной из ее фрейлин.

Императрица Елизавета, могущественная царица России, подошла к своим личным апартаментам. Гвардейцы, стоявшие на часах при входе в ее покои, распахнули перед императрицей двери. Войдя к себе, она устремилась к столику, на котором стояли графин с вином и пара бокалов. Схватив графин, она дрожащими руками налила бокал вина и выпила его большими глотками, нервно расхаживая взад и вперед по своим роскошно обставленным покоям. Елизавета пила жадно, бокал за бокалом, пытаясь залить вином свою ярость, пока не выпила весь графин. Как обычно, она расплескала вино, и оно залило ее платье, но для нее это не имело значения, она никогда не надевала одно и то же платье два раза.

Фигура Елизаветы с ярко блестевшими в темных волосах бриллиантами отражалась во множестве зеркал, украшавших стены комнаты. Против обыкновения сегодня императрица не стала пудрить волосы, а перед балом покрасила их в черный цвет. Для своих сорока лет она выглядела прекрасно, немного располневшая, но по-прежнему привлекательная: красивое округлое лицо, пышная грудь, высокий чистый лоб, а под плавно изогнутыми бровями блестели удивительного фиалкового оттенка темно-синие глаза. Те, кто видел ее в первый раз, всегда очаровывались ее обманчивой внешностью; долетавшие до них дворцовые слухи, согласно которым императрица считалась злобной, недалекой, мелочной, тщеславной, скупой и порой жестокой, казались им просто нелепыми. Однако после краткого пребывания при дворе они с горечью убеждались в их справедливости.

Елизавета со стуком поставила на столик пустой бокал, ее руки еще слегка дрожали, однако мысли в голове уже прояснились. Нет, она не позволит, чтобы жена какого-то французского дипломата затмевала ее своей красотой! Сегодняшний бал переполнил чашу терпения императрицы! Белое платье француженки было вышито узорами в виде лиловых цветов и листьев, которые мерцали, переливались и подрагивали, словно живые цветы под порывами ветерка. В гардеробе Елизаветы, обожавшей одеваться с показной пышностью, ничего подобного не было и в помине. О, если бы графиня д’Онвиль была одной из ее придворных фрейлин, она узнала бы на собственной шкуре, как опасно соперничать с императрицей. Елизавета отхлестала бы зазнайку парадной шпагой так, что ее платье превратилось бы в жалкие лохмотья. Однажды разозлившись, императрица вцепилась в волосы одной из своих придворных дам, которая осмелилась надеть платье с изысканной отделкой из лент, оказавшееся более впечатляющим, чем платье самой императрицы.

Глубоко задумавшись, Елизавета сидела в кресле и машинально барабанила пальцами по подлокотнику. Итак, весна уже наступила, снега начали сходить. Ну что ж, недалеко то время, когда можно будет отправить графиню на родину, в Париж. Вполне понятно желание этой нахалки похвастаться своими туалетами, однако есть очень простой способ положить конец ее появлениям в свете в таких нарядах!

Елизавета мстительно улыбнулась. Никаких поспешных мер. Немного терпения, чтобы выбрать удобный момент для ответного удара. Графиня не должна ничего заподозрить. Граф д’Онвиль и французский посол, оба были очень сильно обеспокоены настроениями при дворе, поскольку императрица с недавних пор почти не скрывала своего недовольства политикой Франции. Посол, так сильно стремившийся заключить новый торговый договор с Россией, будет только счастлив удовлетворить любую ее просьбу. По той же самой причине граф д’Онвиль охотно встанет на сторону посла, невзирая на возражения своей жены.

Затем ход мыслей Елизаветы устремился совсем в ином направлении. Она позвонила в серебряный колокольчик. Из соседней комнаты прибежали ее камеристки. Они начали поспешно раздевать свою госпожу и расстилать ее постель. Переодевшись, Елизавета послала одну из камеристок к молодому гвардейскому офицеру, который привлек ее любвеобильный взор. Отослав прислугу, Елизавета скинула с себя шелковую сорочку и соблазнительно раскинулась на своей широкой постели. Ее обнаженное тело поблескивало в свете канделябров. Сквозь полуопущенные ресницы она смотрела на дверь и ждала, когда появится пылкий любовник.

На верхнем этаже одного парижского ателье сидела за работой молоденькая белошвейка. В ее пальцах быстро сновала иголка, на шелестящий шелк ложились один за другим аккуратные стежки. Рабочий стол был застлан блестящей атласной тканью, своим темно-золотистым цветом напоминавшей поле спелой пшеницы.

Маргарита Лоран шила в своей отдельной комнатке. Но в этом-то и заключалось одно из ее преимуществ как главной мастерицы. Даже когда ателье было запалено заказами на пошив модных жилетов и сюртуков, ей дозволялось занимать эту комнатку наверху.

Летом солнце садится поздно, и в этот вечерний час мастерская была залита ярким светом, проникавшим сквозь небольшое окошко. Несмотря на духоту, окошко было закрыто, как и все остальные окна в мастерской мадам Фромон, чтобы пыль и грязь с парижских улиц не могли проникнуть в мастерскую и испортить вышивку. На девушке был без единого пятнышка передник, и ни одна прядь ее чудесных каштановых волос не выбивалась из-под чепчика, такого же чистого, как и передник.

Все последние дни девушка работала, почти не поднимая головы от вышивания. За работой она любила напевать веселую старую песенку, которую вместе с Жаком слышала от уличного музыканта. Ее недавно скончавшаяся сестра Анна-Мари, которая была на двенадцать лет старше, однажды сказала ей, что приятный нежный голос Маргарита унаследовала от своей покойной матери. Маргарите было приятно услышать, что хоть чем-то она похожа на свою рано умершую мать, которую совсем не помнила.

Наконец она положила последний стежок, ножницами отрезала нитки, и работа была завершена. Не успела она сложить свою вышивку, как до ее слуха донеслись знакомые грузные шаги мадам Фромон, поднимавшейся по лестнице. Вскоре в комнату вошла сама мадам, низенькая, толстенькая, с вечно багровыми щеками. Стараясь отдышаться, она держалась за грудь и наконец смогла начать говорить.

— С каждым днем лестница становится все круче и круче! — недовольно произнесла она, обращаясь скорее к самой себе, чем к девушке. Маргарита поспешно придвинула хозяйке кресло, и она тут же плюхнулась в него.

— Ого, ты уже закончила отделку платья. Очень хорошо, Маргарита. Я только что получила записку от графини д’Онвиль. Она желает видеть тебя немедленно.

Удивление отразилось на лице вышивальщицы.

— Но ведь ровно три недели назад мы доставили ей ее самый последний заказ, мадам. Работа была выполнена вовремя. Графиня была в восхищении, к тому же она опять отправляется в Россию.

Мадам Фромон пожала плечами.

— Не знаю, чего хочет графиня. Может, она собирается заказать еще одно платье. Давай-ка посмотрим, какой из твоих новых нарядов можно будет показать ей. — Мадам Фромон мотнула головой в сторону элегантно наряженных кукол, выставленных в ряд на одной из полок. — Наверное, тебе следует захватить с собой наших модниц-красавиц. Выбери две-три куклы с платьями нового покроя и расцветками, которые ты придумала за последнее время.

Маргарита аккуратно сложила тщательно подобранные рисунки модных фасонов и разных вышивок в особую папку и спрятала на самое дно обтянутой шелком прямоугольной корзины. Сверху она положила образцы лионского шелка. Перед тем как закрыть корзину крышкой, она поместила внутрь две куклы, наряженные в самые модные платья.

Пока мадам Фромон спускалась вниз, Маргарита скинула с себя передник и чепец и, сняв с вешалки свою соломенную шляпку с плоскими краями, надела ее на голову. Изначально шляпку украшали розовые ленты, однако после внезапной тяжелой утраты Маргарита сперва заменила их черными, а совсем недавно и синими. Время шло, и она понемногу свыкалась со своим горем. Синими лентами она перевязала и свои роскошные волосы, выпустив, согласно моде, пучок коротких локонов на затылок и шею, так что несколько завитков высовывались из-под полей шляпки. Подхватив корзинку под руку, она стала быстро спускаться по лестнице.

На залитой вечерним солнцем улице ей в лицо пахнул легкий ветерок. Уличные крики и шум, суета, роскошные дворцы и домишки бедняков в мрачных переулках — все это было хорошо знакомо родившейся и выросшей в Париже Маргарите. За всю свою жизнь она ни разу не покидала город. Вечерний воздух был густо насыщен терпкими запахами винных и мясных лавок, нежными ароматами цветочных базаров, благоуханием кофеен, мимо которых она проходила. На одном из мощеных перекрестков горький запах нагретого металла из открытых дверей мастерской золотых дел мастера опять напомнил Маргарите о том страшном дне. Каждый день она была вынуждена проходить по этому перекрестку, и каждый раз это было тяжелым испытанием. Но, увы, обходного пути не было, и она быстро пошла дальше.

Высокая и стройная, Маргарита всегда ходила очень быстро, ей хорошо было известно, что аристократы не любят ждать. Поля шляпы защищали от солнца ее светло-карие глаза, в которых сверкали золотисто-янтарные точки. Слегка выступающие скулы лишь подчеркивали твердую линию подбородка и гармоничный овал лица, на котором лежала тень заботы и грусти. Но неудержимое обаяние молодости все равно давало о себе знать. Год тому назад она была веселой девушкой, любящей потанцевать и посмеяться в компании таких же беззаботных друзей и подруг. Однако после смерти любимого Жака Маргарита сильно изменилась, и это вызывало тревогу у ее подруг.

Минут через двадцать Маргарита вышла на широкую улицу, вдоль которой по обе стороны стояли, вытянувшись в линию, богатые особняки. Простучав каблучками по мощеному двору фамильного гнезда графов д’Онвиль, Маргарита подошла к черному входу для прислуги. В настоящий момент граф служил дипломатом в Москве, а его жена должна была скоро отправиться к нему в Россию. Маргарита, будучи искусной белошвейкой и вышивальщицей, раньше часто навещала этот дом, потому что графиня обожала долго обсуждать покрой платьев, их будущую отделку, рассматривать рисунки с модными вышивками и украшениями, прежде чем окончательно остановить на чем-то свой выбор. На первых порах добродушную мадам Фромон выводила из себя эта дотошная манера, она, пожалуй, отказалась бы от придирчивой заказчицы, но графиня занимала слишком высокое положение в обществе, и с этим приходилось считаться.

Как обычно, Маргариту провели в золотисто-розовый будуар графини. Но вместо ожидаемого привычного короткого кивка и вежливой улыбки она увидела, как графиня д’Онвиль, элегантно одетая, с туго перехваченной талией, сидит на диване с бледным и нахмуренным лицом. На ней было чудесное платье желтовато-зеленого цвета, под юбки которого для большей пышности был надет недавно вошедший в моду кринолин. Она нервно сжимала и разжимала пальцы, унизанные драгоценными перстнями.

— Можете сесть, — непривычно резким тоном сказала графиня.

Волнуясь, Маргарита уселась на стул прямо напротив графини.

— Что-то не так, мадам? — встревоженно спросила она.

— Нет, нет, это никак не связано с вашей работой. Однако у меня к вам неотложное дело, очень важное. Вот почему я так поспешно вызвала вас. Помните то белое шелковое платье, которое вы так изумительно украсили своей вышивкой — лиловыми цветами и листьями — перед тем как я в первый раз отправилась в Россию? — Маргарита молча кивнула, и д’Онвиль продолжила: — Так вот, я надела его на первом же балу, однако императрица Елизавета выказала мне столь откровенную неприязнь, что я была в полном недоумении, так как не понимала, чем могло быть вызвано ее недовольство! Тем более, чуть раньше тем же днем она так приветливо, с такой любезностью приняла нас вместе с графом, когда мы явились к ней во дворец засвидетельствовать свое почтение. Потом наш посол объяснил мне, что императрица из-за своего непомерного тщеславия не в состоянии выносить рядом с собой ни одной дамы, одетой более изысканно, чем она!

— О, мадам! — с сожалением произнесла Маргарита.

Хотя для нее в этой истории заключалась скрытая похвала: ее работа, ее вышивание поразило саму царицу России. Но неужели прямо перед своим отъездом в Россию графиня решила теперь отказаться от своих роскошно отделанных нарядов? Она знала, что д’Онвиль еще ничего не заплатила за уже сшитые платья. Аристократов, по обыкновению, раздражает любое напоминание о деньгах, как будто сама работа на них уже считается вознаграждением, и они без зазрения совести тянут с оплатой, иногда по целому году, прежде чем расплачиваются по счетам.

— Это вздорная императрица с еще большим раздражением встретила меня во время другого приема, когда на мне было платье из голубого шелка, вышитое серебряной нитью! Даже в лучшие времена нас, французов, не очень-то жаловали при русском дворе. Однако после того, как она второй раз выказала свой отвратительный нрав, наш посол настойчиво попросил меня надевать более скромные наряды! Он сказал, что императрица настолько непредсказуема, что способна даже из-за столь незначительного пустяка пойти на конфликт между двумя странами.

— О, мадам, как вам, наверное, было тяжело.

— Да, что правда, то правда. Мне приходилось надевать свои лучшие наряды только во время менее значительных приемов, когда я точно знала, что императрицы там не будет, — и с нескрываемым раздражением прибавила: — И так же мне придется вести себя во время моего второго посещения России.

Маргарита облегченно вздохнула. По крайней мере, графиня не собиралась возвращать назад сшитые платья, что, конечно, привело бы мадам Фромон в отчаяние.

— О, как мне был ненавистен этот наложенный запрет, — продолжала жаловаться графиня. — Накануне моего возвращения в Париж в Москве был устроен бал в одном из дворцов в Кремле. Я решила поступить так, как мне того хотелось. Невзирая на запрет, я надела свое лучшее платье, сиреневое в складку, которое напоминает своими переливами цветущую сирень. Я не обращала внимания на явное раздражение императрицы, но когда мы столкнулись лицом к лицу во время одного из танцев, она вся затряслась от гнева и даже замахнулась на меня кулаком, а затем резко повернулась и поспешно покинула бальную залу.

Нервным движением д’Онвиль взяла со стола письмо:

— Я бы никогда не позволила себе подобную откровенность, если бы сегодня не получила по дипломатической почте срочное письмо от нашего посла в России.

Пока графиня читала письмо вслух, Маргарита слушала, почти не веря своим ушам. В письме сообщалось, что императрица требовала, чтобы портниха и вышивальщица графини д'Онвиль немедленно приехала в Россию, где ей будет оказана высокая честь — шить роскошные платья для самой императрицы и более скромные для ее высочества, великой княгини Екатерины, жены наследника престола. Ей надлежит взять с собой еще несколько портних, четыре или пять человек, не менее искусных, чем она. Их проезд до России будет оплачен самой императрицей, а ехать они должны вместе со свитой графини. Будущей вышивальщице ее величества и владелице придворного ателье будет положено щедрое жалованье, подобающее ее положению, так же хорошо будет оплачиваться работа ее помощниц. Всю подготовительную работу будут делать отобранные швеи из российских портних, так что беспокоиться об отсутствии дополнительных рук ей не придется.

— Однако в России наверняка есть очень много искусных вышивальщиц! — в замешательстве воскликнула Маргарита.

Графиня опустила письмо на колени.

— Разумеется, они есть. Однако императрица ни перед чем не остановится, если таков ее каприз. К ее двору приглашается множество иностранцев со всех концов Европы, если их услуги крайне необходимы императрице. Вот несколько примеров, если хотите. Главный садовнику нее — англичанин, лечит ее врач из Дании, а прическу ей делает итальянский парикмахер. Но такие женщины, как мадам Помпадур, да и я тоже, диктуют моду во всем мире, — самодовольно прибавила графиня, равняя себя с самой изысканной женщиной и владычицей Версаля. — Нет ничего удивительного в том, что русская императрица обратила свой взыскательный взор в сторону Парижа, и для нее уже не имеет значения, что она не очень любит французов.

Графиня так сильно сжала рот, что стало заметно, как побледнели, несмотря на помаду, ее губы, причем верхняя губа чуть вздернулась кверху и задрожала от нескрываемой обиды.

— Напрасно она надеется, что я больше не буду досаждать ей! Еще посмотрим, у кого лучше вкус! Итак, я почла своим долгом сообщить вам содержание письма, но вы можете выкинуть его из головы сразу после того, как выйдете отсюда. Я уезжаю в Россию в конце недели. Боже, с каким наслаждением, прибыв к русскому двору, я сообщу нашему посланнику, что вы отказались от данного предложения!

Маргарита побледнела, у нее перехватило дыхание. Судьба преподносила ей неожиданный подарок — начать новую жизнь, оставив все в прошлом. Другая обстановка, другая страна, новые люди — все это поможет ей забыть свое горе и залечить незаживающую сердечную рану. Хотя светлые радостные воспоминания о той поре, когда она была вместе с Жаком, навсегда останутся в ее памяти. Тогда ей больше не придется проходить каждый день мимо того страшного здания, больше никогда перед ней не возникнет страшная картина пожара и попавшего в огненную западню Жака в окне верхнего этажа. После его гибели жизнь утратила для нее всякую радость.

Другой не менее важной причиной, по которой ей хотелось поехать в Россию, было столь неожиданное исполнение ее мечты — втайне от других она лелеяла ее в своей душе. Там, в России, она могла открыть собственную мастерскую, набирать по своему усмотрению портних и швей и шить, вышивать так, как ей нравится. Это свалившееся с неба предложение открывало перед ней новые возможности, выводило из того безысходного отчаяния, которое не отпускало ее весь последний год. В сердце Маргариты сразу ожили светлые мечты и надежды на возможность будущего благополучия.

— Но я согласна, ваше высочество! — горячо воскликнула Маргарита.

Графиня д’Онвиль с недоумением посмотрела на нее:

— Вы понимаете, на что вы идете, принимая это предложение?

— Да, мадам.

— Вы хоть представляете, как далеко от Парижа находится Россия?

— Да, представляю. Мне известно, что поездка туда займет много недель и даже месяцев.

— Нет, мне кажется, что вы не вполне понимаете, на что вы соглашаетесь. Императрица очень требовательна, даже привередлива, особенно если это касается ее нарядов. У нее страсть к перемене платьев. Вы будете трудиться не поднимая головы. Исполняя прихоть императрицы, вам придется шить день и ночь, чтобы закончить к сроку очередной ее наряд.

Маргарита с горечью подумала про себя: «Боже, насколько плохо знает жизнь простолюдинов эта аристократка». Впрочем, то же самое можно было сказать обо всей знати, даже не подозревавшей, как часто простым швеям вроде нее приходится гнуть спину всю ночь напролет, чтобы успеть доделать до рассвета чей-то срочный заказ и в этот же день опять приступать к своей будничной работе.

— Мне не привыкать много и подолгу работать, — спокойно отозвалась Маргарита. — Когда у мадам Фромон порой не бывало заказав по вышивке, я присоединялась к другим портнихам и помогала им. Вместо того чтобы придумывать и вышивать узоры, что мне так нравится, я выполняла самую скучную работу по пошиву платья.

Наклонившись вперед, Маргарита пустила в ход единственный довод, который мог быть понятен графине:

— В послании императрицы говорится, что у меня будет собственное ателье и непочатый край интересной работы. Очень лестно это слышать. Кроме того, я уверена, что очень скоро научусь говорить по-русски.

— Не сомневаюсь. Великая княгиня Екатерина, которая всего на несколько лет старше вас, очень быстро овладела русским после своего замужества. Хотя она родом из Пруссии. К счастью, она бегло говорит на французском, на котором, кстати, говорят почти все при русском дворе. Несмотря на это, там процветает настоящее варварство, скрывающееся под блестящей мишурой пышных приемов и дворцовых церемоний, величественных дворцов и роскошных костюмов. Все это только прикрывает тамошнее крайнее невежество и грубость. — Графиня презрительно покачала головой. — Русский двор отличается от версальского, как небо от земли. Несколько важных лиц вообще вышли из низкого сословия. По указу императрицы их наградили титулами, землей и тысячами крепостных, точно так же раньше поступал Петр Великий. Вполне понятно, почему на них презрительно смотрят родовые аристократы, считая их выскочками. А дамы?! Насколько же они глупы, боже мой, среди них нет настоящих аристократок. О женщинах низкого звания вообще не стоит упоминать. Ума не приложу, как великая княгиня, воспитанная в Европе, при дворе прусского короля, ухитряется жить среди такого общества, лишенного вкуса и такта.

— Но ведь у меня при русском дворе будет очень скромное положение, — осторожно заметила Маргарита. — Кроме того, я сделаю все от меня зависящее, чтобы угодить своим искусством императрице и великой княгине. Поверьте, у меня это получится.

В последнем Маргарита почти не сомневалась. У нее был богатый опыт общения со знатными дамами, к числу которых, разумеется, относилась и сама графиня д’Онвиль. О, как она хорошо научилась подлаживаться под переменчивое настроение и под взыскательный вкус дам высшего света!

Хотя графиню простолюдины интересовали постольку, поскольку без их услуг обойтись было невозможно, ей вдруг стало жаль эту милую девушку, удивительный талант которой мог погибнуть в варварской России.

— Ну, подумайте хорошенько, — снова начала отговаривать она Маргариту. — Позволю себе еще раз напомнить об ужасном характере императрицы. А ее любовные связи?! У меня просто язык не поворачивается сказать, насколько это непристойно. — Графиня в притворном ужасе прикрыла рот ладонью. — А как ей нравятся разные жестокие выходки, которые она считает шутками, хотя на самом деле они унижают ее придворных и слуг. Все ее министры трепещут от страха, они боятся чем-нибудь не угодить ей, ведь императрица способна сослать любого из них очень далеко, куда-нибудь на окраину империи.

— А царь? Какой он? Почему он потакает всем ее прихотям?

— Царя нет. Императрица никогда не была замужем. Еще когда она была совсем юной, ее жених заразился оспой и умер, после этого никто не сумел завладеть ее сердцем. Трон и власть достались ей благодаря дворцовому перевороту. Иван Четвертый, имеющий все права на престол наследник, был ребенком, когда его заточили в крепость. Неужели вас не пугает даже это, и вы по-прежнему желаете служить при дворе такой жестокой и злобной женщины?

— Но мне представляется такая удивительная возможность, ее никак нельзя упустить. Надеюсь, что у императрицы никогда не будет повода гневаться на меня или на моих швей.

Графиня вздохнула, видя бесплодность своих попыток отговорить Маргариту.

— Тогда вам нужно научиться, как следует обращаться к императрице, ведь вы будете беседовать с ней о нарядах, показывать свои наброски, эскизы костюмов. Да, вы также должны ознакомиться с их обычаями, русские весьма строго относятся к их исполнению. Перед тем как уйти отсюда, поговорите с моей горничной. Она расскажет вам обо всем, она также посоветует, какую теплую одежду взять с собой, какие принадлежности иметь в дороге. Когда мы прибудем в Россию, там будет очень холодно.

Горничная оказалась удивительно доброжелательной особой. Она подробно рассказала Маргарите обо всем, что знала, и дала несколько дельных советов. Боясь что-нибудь забыть или упустить из виду, Маргарита все подробно записала.

Дорога назад показалась Маргарите значительно короче. Она не просто шла, а летела, как на крыльях. Теперь надо было как можно скорее сообщить мадам Фромон новость об ее отъезде. К счастью, Маргарита успела закончить основную работу по отделке платья из золотистого шелка и угрызения совести ее не мучили — она не подведет госпожу Фромон, от которой видела столько добра.

Она покажет, на что способна простая французская вышивальщица! В ее голове уже зарождались идеи новых узоров для будущих платьев императрицы. Созданные по ее эскизам наряды станут не только ее личной победой но и триумфом всей Франции при русском дворе. Маргарита всем сердцем радовалась выпавшей на ее долю удаче. Работа отвлечет ее, успокоит душу, и она будет тихо наслаждаться единственным, что ей осталось в жизни, — несбывшимися мечтами о счастливой жизни с Жаком.