Хрустальные мечты

Глава 22

Коронацию было решено проводить в Москве, в Главном кафедральном соборе Кремля, в сентябре. Все время до коронации Екатерина проводила в государственных делах, стараясь как можно крепче держать в своих руках нити власти. Во внешней политике тоже произошли изменения. Императрица заключила дружественный союз с Англией, а также с рядом других стран, которых оттолкнула от России неразумная политика прежнего императора.

Маргарита и Жанна опять стали частыми гостями в Зимнем дворце. Ведь надо было ко дню коронации сшить парадное платье и еще несколько нарядов. Времени оставалось мало, поэтому приходилось спешить. Работы было так много, что шили даже по ночам. Все вышивальщицы в мастерской Маргариты не покладая рук трудились все лето, чтобы успеть к сроку.

— Платье получилось на загляденье. Это самое лучшее из всего того, что ты шила раньше, — не скрывая своего восторга, похвалила Маргариту Жанна, когда они обе по окончании рабочего дня, закрыв мастерскую, оказались у себя в комнатах.

Они сели рядом. Маргарита улыбнулась и сказала:

— Это платье — моя лебединая песня в России.

Жанна удивленно взглянула на нее:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Думаю, что мне пора уезжать из России. Если я хочу начать сызнова свою жизнь, то сейчас самый подходящий момент.

— Что ты говоришь? Ты уже начала, да еще как начала. Ты придумала и сшила для императрицы такое платье, какого еще никогда не бывало. Она будет без ума от этого наряда и не захочет тебя отпускать.

— Я уже говорила с императрицей по этому поводу, и она поняла меня.

— Постой, постой! Ты ведь раньше всегда сама говорила, что не хочешь уезжать из России. Откуда у тебя взялась эта блажь?

— Что верно, то верно. Думаешь, мне так просто решиться? Здесь, в России, я оставляю кусочек своего сердца. Как забыть этот чудесный свет во время белых ночей, а золотистый отблеск из окон дворцов по ночам зимой? Я уже привыкла к этому городу и этой стране. Как это ни покажется тебе странным, но больше всего я полюбила зиму, с ее чудесными сверкающими снегами и трескучими морозами.

— Да, зимой действительно бывает очень красиво, — согласилась с ней Жанна. — Да, но куда же ты поедешь? Неужели ты намерена выйти замуж за Уоррингтона?

— Он не просил моей руки.

— Да, но он попросит, поверь мне, как только узнает о твоем решении уехать отсюда.

— Не думаю. В душе он по-прежнему скорбит по Саре, а нас связывает только обычная дружба, не более того.

Жанна фыркнула:

— Дружба?! А что ты скажешь по поводу Девэнтера. Ведь ты его любишь, хотя боишься признаться себе в этом.

— Не спорю, любила и сейчас люблю, — призналась Маргарита. — Кстати, вот одна из причин, по которой мне хотелось бы опять начать все сначала. Я устала ждать его возвращения. Он не приехал сюда этой весной, а я так ждала, мучилась, страдала. Мне кажется, что мы с ним расстались навсегда. Он никогда больше не вернется сюда.

— Ну и что ты намерена делать?

— Вернусь домой, во Францию. Один из французских дипломатов сразу после коронационных торжеств уезжает во Францию, и для меня, как сама понимаешь, нашлось местечко в его кортеже. Ты же не забыла, мадам Фромон оставила мне в наследство свой дом, так что теперь мне есть где жить в Париже. У меня есть деньги, с их помощью я открою свою мастерскую и буду шить платья. Здесь я неплохо проявила себя. Думаю, это откроет передо мной двери Версаля и я буду шить наряды для версальских модниц.

— Но почему ты говоришь это так невесело? Я почти не сомневаюсь, ты и в Париже добьешься успеха. Думаю, мой старик уже преставился от чрезмерных возлияний. Я бы поехала вместе с тобой и помогла бы тебе открыть мастерскую, если бы не мой сын, ведь он собирается жениться, а там, глядишь, и внуки пойдут. Я так надеялась, что ты сошьешь платье для его невесты.

— Не расстраивайся. Время еще есть. Надо договориться о встрече с ней и все обсудить.

— О, благодарю. — Вдруг Жанна прищурилась, словно что-то соображая. — Перед тем как приехать сюда, Уоррингтон ведь работал во Франции, не так ли? Полагаю, ему будет несложно опять найти там работу.

— Конечно, найдет.

— Ты ничего больше не собираешься рассказать мне?

— Да нет. Вроде я тебе сказала все, что хотела. Впрочем, кое-что прибавлю. Я была замужем, но мое замужество оказалось неудачным, более того, с печальным концом. Я не собираюсь совершать подобную глупость во второй раз, сколько бы меня ни уговаривали сделать это.

Маргарита встала, тем самым давая понять, что разговор их окончен. Но не успела она выйти, как Жанна остановила ее вопросом:

— Куда прикажешь ехать голландцу, когда он вернется за тобой в один прекрасный день? В Париж или в Англию?

Маргарита резко обернулась, ее губы дрожали от гнева.

— Если бы он любил меня, то вернулся бы сюда весной. Теперь, если он все-таки вернется, пусть занимается своими картинами, а мне до него нет никакого дела.

Жанна вздохнула и кивнула головой, словно соглашаясь с ней.

Как и ожидалось, Уоррингтон отреагировал на высказанное Маргаритой желание уехать с не меньшим удивлением, чем Жанна.

— Уезжаешь? — недоверчиво спросил он. — Зачем? Ведь только сейчас мы стали так дороги друг другу.

— Да, но так надо. И я довольна, что уезжаю.

— А я ведь думал, что ты все-таки любишь меня!

— Конечно, люблю. Том. Но не в том смысле, который ты имел в виду. Я делала это ради Сары, ради ее светлой памяти, но старалась не совершать ничего такого, что было бы оскорбительным для нее, если бы она оставалась живой.

— Постой! Но ведь Сара хотела, чтобы мы были вместе, чтобы ты заняла ее место. Она, когда умирала, сама говорила, что у нее нет большего желания, чем это.

— Я очень сомневаюсь, что она хотела именно этого. Она была слишком деликатной, чтобы навязывать мне такое желание. Как я поняла, она хотела только одного, чтобы я нашла в жизни настоящую любовь, и только.

— А разве ты не обрела эту любовь за последнее время, когда мы с тобой были вместе? — умоляющим голосом спросил Уоррингтон.

Она покачала головой:

— Нет, Том. Нет.

— А я все это время вел себя так осторожно, так предупредительно, старался ничем не обидеть тебя, не задеть твоих чувств. Знаешь, когда мы были наедине, как часто мне хотелось обнять тебя, поцеловать?

— Конечно, знаю, Том, — с жалостью ответила она, думая о том, как часто люди принимают за любовь обычное плотское влечение. Только недавно она поняла: Том не любил ее по-настоящему, да, его влекло к ней, он испытывал вожделение, но не более того, не саму любовь.

— Извини меня, но я сразу поняла, для чего ты вернулся в Россию, причем на заранее обусловленный срок. Ты посчитал, раз ты вдовец, а я потеряла мужа, то полгода или чуть более того вполне хватит, чтобы завоевать мое сердце и увезти меня с собой. Том, ты ошибся. Этого не произошло. Да и в любом случае, я никогда не смогу заменить тебе Сару. Ты будешь любить ее до конца своей жизни, и никуда тебе не деться от этого.

Лицо Уоррингтона стало строгим и суровым, казалось, он впервые осознал, какой непоправимой утратой стала для него смерть Сары, что теперь для него все изменилось, и уже ничего нельзя было исправить.

Наступил долгожданный день коронации. Маргарита, как и многие другие, стояла возле входа в собор, ожидая появления императрицы, которая должна была вот-вот появиться. Стоит ли говорить, что весь Кремль, вся Соборная площадь были заполнены толпой народа, военных и чиновников. Отовсюду раздавались восторженные крики «ура!» и «слава матушке императрице!». Наконец к собору медленно подъехал экипаж с императрицей в сопровождении конного эскорта. Екатерина встала и спустилась вниз. Маргарита тревожным взглядом быстро оглядела надетое на Екатерине платье. Казалось, все было и порядке, но опытный взгляд портнихи заметил небольшую складку на юбке Маргарита бросилась навстречу императрице, опустилась на колени и быстро одернула полу юбки, затем руками разгладила лишнюю складку. Теперь все было в порядке. Придворные оттолкнули и сторону Маргариту, и императрица величаво взошли в собор.

Торжественного выхода императрицы из собора пришлось ждать долго, все на площади начали изнывать от нетерпения. Наконец на крыльце собора возникла величественная фигура Екатерины, ни голове у нее сверкала золотом и бриллиантами корона. Маргарита ахнула, как и все, стоявшие на площади, зрелище действительно было ошеломляющим.

В правой руке Екатерина держала скипетр, усыпанный алмазами, а в другой руке державу — золотой шар с крестом наверху. Юбка императрицы вся была усеяна вышитыми изображениями двуглавого российского орла, корсаж платья украшало такое же изображение орла, правда, гораздо большего размера. Ниспадавшая с плеч Екатерины пурпурным мантии были оторочена горностаем и также имела на себе вышитое изображение двуглавого орла. Верхняя часть лифа расшивалась серебряной тесьмой и мелкими алмазами, их ясный и чистый блеск перекликался с блеском более крупных алмазов, усыпавших корону.

Наверху короны, ярко выделяясь на чистом и холодном фоне прозрачных бриллиантов, горел красным огнем громадный, невиданной красоты турмалин. У Маргариты перехватило дыхание от такой величественной красоты. Екатерина, проходя на соборную паперть, незаметно кивнула ей головой. Едва толпа увидела императрицу, как вся площадь огласилась восторженными громкими криками.

После завершения коронационных торжеств в Москве двор перебрался обратно в Петербург. В северной столице началась непрерывная череда празднеств, балов, фейерверков. Один из самых больших и роскошных балов было решено устроить в Зимнем дворце. Среди приглашенных, разумеется, была и Маргарита. Вечером к дворцу стали съезжаться сотни и даже тысячи гостей. Возле парадного входа царила невероятная теснота, приехавшие на бал нескончаемым потоком поднимались наверх по парадной мраморной лестнице. На верхней площадке лестницы тоже была толчея, но уже не такая плотная, как у основания. Через распахнутые позолоченные двухстворчатые двери гости сперва попадали в небольшой круглый зал, миновав который они оказывались в громадном, украшенном позолотой и лепниной парадном зале. Сотни свечей в настенных канделябрах освещали все его огромное пространство. Во дворец съехалось около трех тысяч гостей, но поскольку и сам дворец, и парадный зал были высокими и просторными, создавалось впечатление чего-то широкого и свободного. Маргарите показалось, что такое возможно только в сказке.

Она довольно долго разговаривала со знакомыми придворными, обсуждая многочисленные события в жизни города. Затем, утомившись от духоты, решила выпить лимонаду, чтобы немного освежиться. Для этого надо было пройти сквозь шелковые занавески в соседний буфетный зал, почти не уступающий по своим размерам парадному.

Здесь стояли накрытые столы с закусками и винами. Едва только она очутилась в этом зале, как неожиданно столкнулась липом к лицу с Екатериной, сидевшей возле одного из столов. Маргарита почтительно склонилась в реверансе.

— Мне бы хотелось выразить вам свою глубокую благодарность, — первая начала разговор Екатерина. — Ваше платье для коронации выше всяких похвал. Оно настолько великолепно, что у меня нет слов, чтобы выразить в полной мере свое восхищение.

Маргарита еще ниже склонилась в реверансе, она прощалась с императрицей.

Следующий день был днем отъезда. На проводы пришли все: Жанна, Изабелла, Софи и Виолетта, причем все ее подруги пришли имеете с мужьями, а Жанна с сыном и его невестой, — настолько все любили и уважала Маргариту. Во время прощания было немало слез, поцелуев и объятий. Еле-еле вырвавшись из удерживающих ее рук, Маргарита вспрыгнула в карету, и тут же прозвучал сигнал к отправлению дипломатического кортежа. Кареты тронулись вперед под вооруженным эскортом. Из окна кареты Маргарита махала рукой своим подругам и друзьям, шедшим следом за каретой а также махавшим ей на прощание, до тех пор, пока они не скрылись из виду. Ей показалось, что в стороне вдали мелькнула фигура Уоррингтона, наверное, тоже пришедшего проводить ее.

Спустя несколько дней в опустевшее бывшее жилище Девэнтера пришла Маринка чтобы навести там порядок. Перед своим отъездом Маргарита наказала служанке регулярно наведываться в квартиру, убирать пыль, мыть полы, одним словом, поддерживать порядок для какого-нибудь будущего квартиросъемщика. Маринка только успела покончить с уборкой, как вдруг раздался стук в двери. Вытирая руки о фартук, девушка подошла и открыла. На пороге стоял Ян ван Девэнтер, вид у него был хмурый.

— Мадам Маргарита дома? — осведомился он.

— Нет, минхер. Она уехала.

Ян увидел, что прихожая была пуста, в ней не было никакой мебели.

— Она сняла другую квартиру? В каком месте?

Маринка отрицательно помотала головой:

— Нет, она уехала из России.

— В Англию, я так полагаю? — совсем помрачнев, вопросительно взглянул на служанку Девэнтер.

— Нет, во Францию. В Париж. Она намерена открыть там свою собственную мастерскую.

Девэнтер пришел в страшное волнение.

— Как давно она уехала? — резко задал он вопрос. — Месяц назад? Полгода?

— О, нет, минхер. Наверное, две недели тому назад.

— Отлично. Значит, она еще не покинула пределов России Огромная тебе благодарность, Маринка.

Он круто развернулся и быстрыми шагами пошел прочь.

Ван Девэнтер прибыл в Петербург только сегодня, рано утром. Летом он предпринял длительную поездку в Архангельск, где, по слухам, жил подающий большие надежды один русский художник. Приехав в Архангельск, голландец убедился в справедливости дошедших до его ушей слухов. Полотна русского живописца были действительно очень хороши. Ван Девэнтер приобрел у него три полотна, одно из которых он намеревался предложить императрице.

Когда он явился в Зимний дворец, к его удивлению, императрица примяла его сразу, как только услышала его имя. Екатерина приобрела все три картины русского живописца. Когда Ян покидал покои императрицы, он почти не скрывал своего удовлетворения, он улыбался, на сердце у него было весело. Он не только провернул удачную сделку, но императрица дала ему особо важное поручение — купить одну или две частные коллекции картин и других произведений искусства, если таковые будут продаваться в Европе, а у него уже были на примете два подобных собрания живописи, из которых одно вскоре должны были выставить ив продажу в Англии, а другое во Франции. Ван Девэнтер слегка польстил императрице, сказав, что она собирается украсить свой дворец самыми прекрасными творениями, какие только можно сыскать сейчас в мире.

Просвещенная правительница России, обожавшая красоту, особенно воплощенную в высоких творениях искусства, прославила Россию собранной на протяжении всей ее жизни коллекцией художественных ценностей в Эрмитаже.

Маргарита ехала, покачиваясь в карете, и разглядывала из окна бескрайние российские равнины. Перед ней расстилались необозримые просторы, которые уходили далеко-далеко вплоть до самого горизонта, но там, у горизонта, равнина удивительным образом сливалась с ним, так что не было заметно той тонкой линии, которая отделяла землю от неба. Возникало впечатление чего-то бесконечного, бескрайнего. Перед таким величием природы все ее горести и печали отходили куда-то на задний план, становились чем-то имущественным. Через день или два кортеж должен был добраться до Риги, откуда когда-то началось ее путешествие по России. Теперь же наступила пора прощания. На память о России Маргарита увозила с собой ценный подарок императрицы — брошь, усыпанную бриллиантами и жемчугом. Брошь своим чистым и прозрачным сиянием напоминала сверкающий на солнце снег.

Внезапно впереди послышался чей-то резкий и громкий крик. Возникла непонятная суматоха. Карета вдруг остановилась. Но не успела Маргарита выглянуть из окна, чтобы узнать, что случилось, как дверца кареты распахнулась и в дверном просвете возникла фигура ми Девэнтера. Весь пропыленный, грязный, пропахший лошадиным потом, он взобрался внутрь и упал на сиденье напротив нее. Маргарита буквально онемела от изумления.

— Итак, — сдвинув брови, спросил он, — я дал тебе год, чтобы ты наконец решила, собираешься ли ты выводить замуж. За меня… или за кого-нибудь другого… Я полагаю, что, что ты решила…

Она перевела дыхание.

— Да, решила. Хотя, честно говоря, я не думала, что когда-нибудь встречу тебя снова, и подаренная тобой картина так и останется незаконченной.

К карете подъехал встревоженный вооруженный охранник.

— Все в порядке, мадам? Этот господин упорно настаивал на том, что ему надо переговорить с вами.

— Да, все в порядке, — улыбаясь, ответила Маргарита.

Охранник отъехал, карета опять покатилась по дороге.

Ян пересел на сиденье рядом с Маргаритой.

— Ты поняла, чего не хватает на моей картине? — взволнованно спросил он ее. — В таком случае скажи мне, чего именно?

— Я все время искала скрытый смысл в твоем полотне, ведь во фламандских картинах многое говорится через символы, ты же сам мне это объяснял. Но в тот день, когда мне показалось, что я потеряла тебя навсегда, я вдруг поняла, в чем тут дело. Я стою на набережной одна, совсем одна, поэтому рядом со мной должна быть другая фигура, — она ласково провела ладонью по его щеке, глядя ему в глаза, твои фигура, мой любимый.

Ян обнял ее и нежно привлек к себе.

— Как же долго я ждал, чтобы ты поняла это, — улыбнувшись, ответил он. — Теперь придется мне докончить мою картину. Ты не возражаешь? Кроме того, мне надо так много тебе сказать и, вероятно, не меньше услышать в ответ.

Ночью в рижской гостинице Маргарита внезапно проснулась и, приподнявшись на локте, взглянула в лицо крепко спавшего рядом с ней Яна. Одной рукой он во сне обнимал ее, словно боясь потерять.

Маргарита задумалась об их будущей жизни, о доме в Амстердаме с окнами, выходящими на один из каналов и составленными из цветных стекол. Она живо представила, как будет весело играть солнце на водной поверхности канала и как будут красиво преломляться солнечные лучи сквозь цветные стекла, играя разноцветными зайчиками на потолке. Это будет старый, надежный и уютный дом, в котором хватит места для их ребятишек, для их семейного счастья. Мечты ее были сладостны и покойны, она даже не заметила, как опять уснула, и на ее губах застыла блаженная улыбка — мягкий отблеск переполнявшего ее сердце счастья.