Худший друг

Глава 26-1

МИРА

— Ключи дай, — Митя протянул руку, и его водитель молча положил связку в широкую ладонь.

Серое небо угнетало, унылый пейзаж шелестел голыми ветвями траурные мелодии. От замедленной съемки перед глазами начинало подташнивать. Начиная с унылого дворника со старой метлой, который волок по раздробленному асфальту соломенного цвета мешок с огромной латкой, продолжая скрюченным мужчиной, который короткими затяжками курил сигарету, сжимая в руке поводок с собакой, постоянно тянувшей его в сторону. И заканчивая запыхавшейся женщиной, с тремя пакетами наполненными продуктами.

Я уже не сопротивлялась.

Я понимала, что это было бесполезно.

Горько было только от того, что слишком долго пришлось терпеть все подлянки, которые преподносила жизнь, ради вот такого финала. Все можно было закончить намного раньше и было бы менее больно. Не пришлось бы вот так выворачиваться наизнанку, разрываться на миллионы кусков и задыхаться неизбежностью.

Меня просто усадили на переднее сидение, захлопнув дверь и она ударила в плечо, заставляя пошатнуться, но вяло и беззвучно. Я чувствовала себя старой куклой, которую везли на мусорную свалку, где были похоронены сотни таких же как и я, тех кто перестал приносить радость и оправдывать чужие ожидания.

Машина завелась, резко дернулась поднимая пыль. Мозг заставил вздрогнуть мое тело, когда она чуть не столкнулась лоб в лоб с другой машиной, выехавшей из-за угла. Сознание постепенно просыпалось, начиная нашептывать о том, что необходимо бороться, но его голос был совсем тихим, настолько, что и прислушиваться не хотелось.

Митя протянул руку между сидениями, захватывая уже начатую бутылку. Одной рукой открутил крышку, отпивая прямо из горлышка мутную янтарную жидкость. От запаха алкоголя, который заполнил салон стало мерзко, но не так мерзко как внутри.

Мне казалось, что я слышу ровный стук его сердца, чувствую на своей шее его руки, которые совсем не дрожат. Его взгляд упрямо сканировал дорогу, и ни один нерв на лице не приходил в движение. Наверное мне нужно было бояться, но все эмоции словно ампутировали, и прижгли не особо переживая о возможных шрамах.

О том, что по моему лицу текут слезы, я поняла лишь тогда, когда обратила внимание на свои безвольно лежащие ладони. Они были мокрыми от крупных капель, словно крышу в машине сорвало, и небо укрыло нас проливным дождем.

В салоне стоял запах сырой земли, жареных пирожков и крепкого алкоголя. Я понимала, что скорее всего это мозг проектирует такие ассоциации, пытаясь меня привести в чувства, как доктор, который подносит к носу потерявшего сознания нашатырь.

Я сделала много ошибок за всю свою жизнь, я принимала неправильные решения, я связывалась с плохими людьми, я отдавала свое тело, но мою душу возвращали мне на сдачу. Она превратилась в затертую купюру, которая слишком много гуляла по рукам и потеряла свой первоначальный вид. Никто и никогда не захочет класть такую рвань в свою новенькую копилку. Говорят, что это к бедности и несчастью. Наверное, как и я.

Но не смотря на все эти поступки, на глупость, на идиотскую одержимость подарить себя кому-то, кто действительно бы в этом нуждался, я никогда не искала ни в чем личной выгоды. Я всегда хотела взаимности. Я всегда хотела быть сильнее, чем являлась на самом деле, мне хотелось занять место в этой жизни, перестать чувствовать себя безбилетником забившимся в углу усталого вечернего троллейбуса, пока кондуктор дремлет, возвышаясь на своем кресле. Но меня снова выгребли и выбросили на промокший асфальт, закрыли турникет, а проезжающая машина окатила с ног до головы. Потому что, я была никем. Потому что, за меня некому было постоять. Потому что, все вокруг диктовали мне условия, а мнение пустого места никого не интересовало. Потому что, я слишком слабо боролась, недостаточно для того, чтобы все вокруг начали меня замечать.

— Я не буду с тобой жить, — пришлось стиснуть зубы, и впиться ногтями в коленки, для того чтобы голос не сорвался и не дрогнул.

Мысли медленно раскладывались по полочкам, инстинкт самосохранения и чувство собственного достоинства, начинали медленно просыпаться.

— Смешно, — Митя усмехнулся, делая снова череду глотков.

Он даже коротко хохотнул, как бы подтверждая этим свои слова.

— Если ты думаешь, что после всего что произошло, можно что-то склеить, — я принялась от досады заламывать пальцы, потому что слова не шли.

Потому что не хотелось сидеть спокойно, не хотелось подбирать выражения. Хотелось вырваться из этой клетки и просто послать его нахрен. Закрыться в доме, рухнуть на кровать и впасть в кому, методично вырывая из себя воспоминания как занозы. Если он решил, что его желания достаточно, если он думает что имеет право великодушно меня прощать…

— Я не везу тебя к себе домой, у тебя теперь будет новое место жительства, — Митя поморщился от нового глотка, и на моих зубах сама собой появилась оскомина.

Хотелось крикнуть: хватит! Хватит в моей жизни подобных игр в добрых мальчиков, которые играют в куклы. Покупают платьица, игрушечную мебель, дарят пластиковые поцелуи, резиновые чувства, синтетические отношения и механические обещания. Хотелось кричать что всего этого я наелась сполна, но тонкая плотина все еще сдерживала поток не высказанных претензий.

— Митя, я сама разберусь со своим местом жительства, — проговорила я, крепко зажмуриваясь пару раз, для того чтобы мутный от слез фокус вернулся на место.

— Боюсь, от тебя тут уже мало что зависит, — прозвучало сухо и равнодушно.

Как треск надломленной табуретки, под ногами без пяти минут повешенного.

— Мне не нужны были твои деньги. И если бы можно было вот так просто украсть у тебя что-то более ценное, я бы сделала это. Вырвала бы из тебя то, что дорого, сукин ты сын. Ненавижу!

Мой голос сорвался и охрип, и я несколько раз пнула ногой по его сидению.

— Не переживай. Ты и так вырвала.

Он даже не смотрел на меня. Голос его был спокойным и ровным.

Было такое чувство, что мы едем домой, сейчас я буду плакать и биться раненой птицей, а он молча прижмет меня к себе и вытерпит все. Заставит простить себя. Он это умел.

Но в это мало верилось. Хотя я уже не верила ни во что. В детстве, верила в Деда Мороза и Зубную Фею. Позже, молилась Богу.

Верила в силу алкоголя, дружбу и вечную любовь. А потом, ничего не осталось.

Была лишь маленькая надежда, что однажды я встречу его и вера вернется. Он станет для меня всем: и самым великим в мире волшебником и Богом.

— Это ты вырвал, ты вырвал, ты!!!

Плотина не выдержала, с треском уступая мощному цунами, смывая берега, города и цивилизации.

— Я видела справки! Я знаю, что ты сделал! Ты убил моего ребенка. Расчленил его и вырвал!

Я замахнулась чтобы ударить его изо всех сил, но Митя резко дернул руль так, что я снова больно стукнулась о дверь.

— Ты даже не человек! Ты животное!

— С животным ты т*ахалась, пока я слеп от своей любви. До ребенка. До признаний. До нашей встречи.

— Мне плевать, что ты об этом думаешь, и как это выглядит, — я машинально провела ладонью по опухшим глазам.

Мне не хотелось слышать его голос, не хотелось слышать из его уст слово "ребенок". Они оба изранили меня поочередно вонзая ножи в спину, я одинаково ненавидела обоих.

Не смотря на то, что Митя постоянно прикладывался к бутылке, машина уверенно мчала вперед. В салоне воцарилась тишина, и я наверное, успела за это время успокоиться. Меня часто укачивало и сейчас, я почувствовала, как тело становится тяжелым, а веки медленно закрываются. Я не знаю сколько мы ехали. Час или два. Очень долго и я даже успела увидеть сон. Мне снилась бабушка. Она протягивала ко мне свои ладони, а я бежала к ней по васильковому полю. У меня была длинная коса и босые ноги.

Но когда я коснулась ее рук, они были холодными.

Ледяными, окоченевшими. Я с ужасом посмотрела в ее глаза, в небе ударил гром, а она с силой оттолкнула меня от себя.

Машину качнуло, и я распахнула глаза: по обе стороны мелькал непроглядный лес. Митя все так же пил, и держал руль одной рукой.

— Куда ты везешь меня? — я не хотела спрашивать этого.

Не хотела показывать свою слабость.

Но мертвые просто так не приходят во снах. Не протягивают свои ладони.

— Туда, где тебе самое место.

Голос казалось, больше не принадлежал ему. Он стал чужим, инородным.

— Мы уже оба убедились, что я не слишком умная, поэтому попрошу говорить тебя без загадок.

— В твой новый дом, я же уже ответил.

Митя на мгновение повернулся ко мне, и я увидела перед собой абсолютно другого человека. Его лицо было больше похоже на каменное изваяние, во взгляде отчетливо ощущался надлом. Его глаза словно покрылись изморозью, и меня передернуло.

Воздушные замки, которые успело нарисовать моё воображение, сдуло неконтролируемым ураганом.

— Что ты задумал? — мой голос задрожал, но мне было плевать.

Я кусала свои губы, и чувствовала привкус крови во рту, а моё сердце гулко колотилось о ребра, вызывая тошноту непомерным пульсом.

Я не знала, что страх умеет выворачивать желудок на изнанку.

Митя остановил машину, когда я заткнула рот рукой, сражаясь с рвотным позывом, больше похожим на мясорубку, которая перекручивала все мои внутренние органы. Я нащупала ручку и просто упала на колени, пачкая их о сырую землю. У меня было несколько секунд, всего лишь несколько секунд для того чтобы достать из кармана телефон, включить геолокацию, найти в телефонной книге нужный контакт, и спрятать его обратно. Хоть кто-то в этом мире должен знать, где я. Если, конечно, возьмет трубку.

Я видела обувь Мити перед своими глазами, когда спазмы внутри меня переходили в агонию.

Он грубо поднял меня, заставляя прижаться к машине, сжимая подбородок, и продолжая буравить своим темным взглядом.

— Милая, дерзкая, молодая, беззаботная, — эти слова звучали из его уст как оскорбление, — не думал, что мы докатимся с тобой до этого. Ну ты должна понимать, что я себя не прощу, если оставлю все это так.

Митя толкнул меня обратно в машину, и я больше не пыталась ее покинуть. Бежать смысла не было. Он был сильнее и быстрее. От звука веток, которые скреблись о крышу машины, накрывала паника. Солнце садилось, и я сомневалась в том, что он сам найдет когда-нибудь выход отсюда, а может быть, так думает каждый человек, который действительно не имеет выхода.

— На, выпей.

Он протянул мне бутылку, и я хотела ее оттолкнуть, но не смогла. Во рту и в душе осела горечь, которую нужно было заглушить.

Перед глазами проносился лес, и моя жизнь. Жалкая, глупая жизнь. Сколько живет глупая бабочка? Сколько проживет глупая Мира?

— Зачем ты это сделал? — я глотнула высокоградусную жидкость, обжигая горло.

— Сделал что? Полюбил тебя? Пригрел на своей груди? Поверил тебе, бл*дь? Что из этого Мира, тебя интересует?!

Митя ударил по панели и меня передернуло от его крика.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Знаешь.

Я не повышала голос. Он был уже сорван.

— Я ничего не делал. У тебя случился выкидыш. А я попросил врача не говорить тебе этого. Я думал, что это не та информация, которая сделает нашу жизнь лучше. Я думал, что у меня есть время все исправить. Вымолить у тебя прощение за это. Забыть. Оставить в прошлом. Когда я говорил, что я не идеален, я не знал, что ты такая мразь. Расскажи мне, как в твою пустую голову забрела мысль мстить мне? Понятное дело, что ты всего лишь кусок сыра, в зубах лиса. И все это было с его гребанной подачи. Но бл*дь! Как ты четко шла к цели. Как втиралась в доверие. Была такой особенной… И ради чего? Ради бабла?

— Я не взяла себе ни копейки, — процедила я, сжимая пальцами теперь толстое стекло бутылки.

— Потому что он тебе ничего не оставил? Не взял с собой? Скажи, тебе было хоть немного больно, когда он так бесславно тебя кинул?

— Замолчи, — я попыталась сделать ещё один глоток, чтобы уши заложило. Чтобы этот ад рассеялся.

— У тебя было бы больше, если бы ты продолжала быть со мной.

— Мне плевать на чертовы деньги! Никакими деньгами невозможно откупиться от того что ты со мной сделал. Я не игрушка, не е*аный «Киндер-Сюрприз», меня нельзя расколоть на две части, выкинуть игрушку, а шоколад сожрать!

— Я уже повторил тебе, что ничего не делал с ребенком, ничего кроме теста на отцовство.

— И как, ты обрадовался, когда узнал, кого убил?

Меня всю трясло изнутри. Мне казалось что эти вибрации расшатывают машину, сгущают воздух.

— Я его не убивал!

Оглушительный звон в ушах, привел к тому, что перед глазами потемнело, лицо вывернуло в сторону так, что в шейном позвонке что-то хрустнуло. Тёплая кровь побежала по моему подбородку, когда я непонимающе смотрела на алые пальцы.

— Ненавижу тебя, с*ка, — сквозь звон, улавливал мой слух, когда я покачиваясь смотрела на его руки сжимающие кожу руля.

— В нутро въелась, проросла, б*ядь, весь иммунитет убила.

Из носа текла кровь, лицо горело от удара, и я не могла открыть глаза, чтобы посмотреть на него. Чтобы во взгляде он прочел, как я ненавижу его.

— Ты убиваешь все живое. Все, что тянется к тебе и что любит. Тебе нельзя заводить цветы, домашних животных, женщин и детей. Ты убийца, смерть, которая одним движением уничтожает, — я не могла понять, говорю я это вслух или это всего лишь мои мысли.

Звон в ушах не прекращался. Что-что, а бить Дмитрий Николаевич точно умеет.

— А я знаю. Знаю. Ты мне сейчас ничего нового не сказала. Не от этого ли, я дожил почти до сорока, и ни разу не был женат? Ты сильно поздно поняла, с кем имеешь дело. Надо было раньше думать. А теперь поздно. Теперь ты и Лис, ляжете вместе. Рядом. Как считаешь, две могилы на одном квадратном метре, это романтично? Или вас скинуть в одну яму? Знаешь, типа, любовь до гроба, и умрем в один день. Это про вас.

— Вы одинаковые с ним, — я пыталась дышать ртом, потому что нос заложило, — как под копирку. Два животных. Вы оба просто использовали меня, только каждый преследовал свою цель. Он — хотел мстить с моей помощью. Манипулировал, рассказывал душещипательные истории, он думал, что это просто, подложить глупую идиотку под другого мужика, он не учитывал что чувства умеют просыпаться, он как и ты не знает что такое любовь. А тебе, тебе просто хотелось новую игрушку, бездушную куклу, которая бы никогда не приносила проблем. Я всегда это понимала, только знаешь, что-то произошло в один момент, я послала Яна к чертовой матери, я не хотела быть разменной монетой, не хотела слушать его бредни, которые в итоге оказались чистейшей правдой, и тогда он открыл мне глаза на тебя. Разложил все по полочкам как набитой дуре, тыча носом во все это говно. И знаешь, если бы я могла, если бы только у меня была такая возможность, я бы повторяла все это снова и снова. Я бы воровала твои деньги каждый день, потому что это единственное что ты любишь!

Я сглотнула кровь, морщась и прикрывая глаза.

Пусть так.

Пусть будет так.

Возможно совсем скоро я увижу бабушку, и она не станет меня отталкивать. Там будет тепло и не больно. Она будет расчесывать мои влажные после ванны волосы, и заплетать косички, чтобы завтра в школе у меня были пышные волосы как у принцессы, а у ног будет лежать старый Бим, который похрапывает во сне и чешет пузо худой лапой. А на следующий день мы пойдем собирать в парк каштаны, бабушка достанет с верхней полки спички, и мне будет казаться что я уже совсем взрослая, если она дала мне их в руки. Только будет казаться, потому что в том мире, где есть она и Бим, я никогда не повзрослею, а она никогда не умрёт.