И жили долго и счастливо

Глава 10

— С папой все будет в порядке, Джо. Он просто сломал руку.

— И все-таки мне кажется, будет лучше, если я поеду домой с тобой и помогу вам. Это несправедливо, что тебе приходится прервать отпуск.

— Ты же знаешь, что ничего не сможешь делать дома, — поэтому ты и переехала в Нью-Йорк.

— Да, — вздохнула Джо, погрузившись в воспоминания. Одной мысли о том, как мама говорит: «Ты должна строить свою личную жизнь, а не выдумывать чужую», — было достаточно, чтобы убедить ее остаться в Вайоминге. — Я должна представить Джорджу сюжеты в течение двух месяцев, в этом он несгибаем, если я этого не сделаю, меня ждет страшная кара.

Джейсон рассмеялся:

— Не говоря уже о том, что мама никогда не простит мне, если я увезу тебя от реальной возможности выйти замуж.

— Пообещай мне, что ничего не скажешь маме о Чейзе.

Глаза Джейсона перестали смеяться.

— Ты так уверена, что вы никогда не будете вместе?

— Может быть, и будем, но очень недолго, — грустно ответила Джо.

Когда Джейс посмотрел через плечо Джо, его взгляд стал жестким и злым. Джо вздрогнула всем телом, и горячая волна растеклась по мышцам. Она поняла, что у нее за спиной стоит Чейз.

Он вывел из стойла двух оседланных лошадей и направился в их сторону.

— Жаль, что вы уезжаете, Джейсон, — сказал Чейз. Его слова прозвучали искренне, но в его глазах, когда он взглянул на Джо, было ожидание.

Джейсон тоже это заметил, и, учитывая то, о чем они только что говорили с Джо, ему это не понравилось.

— Может быть, ты все-таки поедешь со мной, Джо?

— Она уже решила остаться, — запротестовал Чейз.

— Может, ей лучше вернуться в Нью-Йорк, где она сможет работать в своей тихой квартире, где ее никто не потревожит, — предложил Джейсон, раздосадованный тем, как безапелляционно прозвучали слова Чейза.

— Ей будет удобнее выдумывать свои сюжеты здесь, где происходят настоящие события. Кроме того, Джо сдала свою квартиру, — проговорил Чейз с уверенной улыбкой.

Джо встала между ними.

— Я думаю, мне лучше переехать в «Рокинг-Ви». Майк по крайней мере дает мне возможность самой принимать решения.

— Хорошая мысль, — ухмыльнулся Джейсон. — Это недалеко, и я уверен, Майк будет рад принять тебя.

— Без сомнения, — зло пробормотал Чейз.

— Он меня слушает, когда я говорю что-то. Он мне хотя бы дает говорить, — убеждала Джо.

Джейсон подошел к ней, положил ей руки на плечи и рассмеялся:

— Ты знаешь, я совсем забыл, как опасно пытаться командовать тобой, Джо. Мне все-таки кажется, что тебе лучше уехать отсюда, но теперь я больше волнуюсь за Чейза.

Чейз скрестил руки на груди и смотрел на них, как классный руководитель, наблюдающий за хулиганами.

Джо нахмурилась в ответ, но ее гнев, как всегда, скоро испарился.

— Я вовсе не собираюсь переезжать в «Рокинг-Ви». Я просто пошутила, — сказала она с извиняющейся улыбкой.

Глаза Чейза вновь вспыхнули страстью. Его ноздри раздулись, и к щекам прилила кровь. «Если ты хочешь развлечений, я тебя развлеку» — эта мысль так четко читалась на его лице, что Джо почти слышала, каким тоном он сказал бы это, окажись они наедине.

Сила его страсти заставила ее сделать шаг назад. Ее сердце бешено заколотилось, во рту пересохло. Руки Джейсона крепче сжали ее плечи, и она с благодарностью подняла на него глаза.

Джейсон ободряюще улыбнулся сестре:

— Чтобы ты убедилась в том, что я не шовинист, я позволю тебе принести мой чемодан, Джо.

То, что Джейсон таким образом явно пытался избавиться от ее присутствия, должно было рассердить Джо. Но она была настолько обескуражена поведением Чейза, что бессознательно сделала несколько шагов в сторону дома, прежде чем поняла, как трусливо поступила. Она оглянулась и наткнулась на настойчивый взгляд Чейза.

— Мне кажется, Джейсон с удовольствием возьмет с собой в самолет печенье, которое ты испекла вчера, — заметил он.

— Будь с нею помягче, Чейз. Она кажется несгибаемой, но ее очень просто ранить.

Чейз повернулся к Джейсону.

— Мы оба рискуем.

— Неужели? Я наблюдал за вами всю последнюю неделю. Каждый раз, когда она тянется к тебе, ты делаешь шаг назад. Она говорит, ты боишься, что она тебя предаст. Мне бы хотелось, чтобы Джо защищалась так же хорошо хотя бы наполовину. Но мы оба знаем, что она этого не делает. — Он протянул руку. — Она предупреждала меня, чтобы я не вмешивался, но ведь она моя сестра.

— Я понимаю тебя, Джейсон. Будь я на твоем месте, я вел бы себя точно так же. Но Джо уже большая девочка. И ей придется принимать решение самостоятельно.

— Да, — вздохнул Джейсон, — я помню ее маленькой. Если ей было больно, она смотрела на меня своими большими красивыми глазами, в которых стояли слезы, а нижняя губка дрожала. Не важно, что именно причиняло ей боль, мне было одинаково тяжело. — Он хмыкнул. — Затем она опускала подбородок и снисходительно позволяла мне пожалеть ее.

Чейз очень ясно представил себе эту сцену.

— Я не хочу причинять ей боль, Джейсон. Я постараюсь этого не делать.

— Если бы я не верил в это, Чейз, я бы забрал ее с собой независимо от того, хочет она этого или нет.

В доме хлопнула дверь, и Чейз увидел, как Джо пересекает двор. На ней были вещи из шерсти и хлопка, но грация и красота были не менее ослепительны, чем если бы ее стан обвивали шелка.

Утреннее солнце играло в ее собранных на затылке волосах, создавая своеобразный нимб вокруг ее головы и удивительно освещая ее черты: аккуратно изогнутые брови, высокие скулы и прямой подбородок. Солнечный свет позолотил ее полные, чувственные губы. Чейза как будто что-то толкало ей навстречу. Он с трудом преодолел желание окунуться в эти ласкающие ее лучи и дать им проникнуть в его вены.

Джо неотрывно смотрела на Джейсона, но ее щеки горели совсем не из-за брата. Она поставила его чемодан на землю, сунула ему в руки бумажный пакет и крепко обняла его.

Наконец старенький пикап скрылся в дорожной пыли.

— Чем ты хочешь заняться сегодня? — спросил Чейз. Он хотел, чтобы его слова прозвучали как можно естественнее, но в голосе его были натянутость и фальшь.

— Мне действительно нужно поработать над сюжетами, — ответила она, стараясь избегать его взгляда.

— Сегодня такой прекрасный день, а ты хочешь запереться со своим компьютером.

— Джордж очень строго относится к тому, чтобы работа была готова в срок.

— Но ведь ему нужно, чтобы ты предложила какие-то идеи, верно?

— А это вряд ли займет много времени. Ты ведь это хотел сказать, Чейз?

Чейз стиснул зубы, чтобы не нагрубить, ведь именно это он и собирался сказать.

— Почему бы нам не прокатиться верхом? — предложил он. — Я постараюсь вести себя хорошо, буду поаккуратнее в высказываниях.

Джо улыбнулась, но посмотрела ему в глаза очень серьезно.

— Как много препятствий… — Она нежно провела рукой по его щеке, и это прикосновение достигло ее сердца, даже если она не готова была это признать. — Ты не должен меняться ради меня, Чейз, — сказала она мягко, ее глаза блестели. — Я в любом случае с радостью останусь с тобой.

Он закрыл глаза, потянувшись за ее рукой и благодаря Бога, каким бы он ни был, за данный ему еще один шанс. И только сейчас понял, что она сказала что-то обидное.

— Я тебе покажу, как смеяться надо мной! — воскликнул он, подхватывая ее на руки и направляясь со своей ношей к лошадям.

То, как она беззвучно рассмеялась, ее тепло, согревавшее его грудь, заставили его вновь бороться с желанием. Когда она обняла его за шею и положила голову ему на грудь, Чейз почувствовал, что может победить весь мир — что, возможно, будет гораздо легче, чем победить эту маленькую упрямую женщину.

Впрочем, и награда за эту победу будет намного ценнее.

Их лошади бесцельно пробирались сквозь кустарник и заросли травы, которые составляли богатую фауну «Тауэр-Си». Ивы и осины окружали ранчо живой изгородью, формы которой могли быть созданы только природой.

Вайоминг очень сильно отличался от Висконсина, но Джо по-настоящему полюбила эти места. Каждый вдох нес умиротворение и покой. Теплые пальцы ветра гладили ее кожу, а слух успокаивали песни полевых птиц.

И хотя еще сегодня утром она чувствовала себя с Чейзом скованно и напряженно, сейчас спокойствие, царившее в природе, наполняло умиротворением их души.

Кажется, Чейз тоже почувствовал, как между ними зародилось что-то совершенно новое, и заставил своего скакуна подъехать поближе.

— Ты сегодня очень молчаливая.

Его глубокий бархатный голос заставил ее очнуться и разбудил желание обвить его шею руками, почувствовать, как в его груди рождаются эти удивительные звуки. Она приостановила свою лошадь, чтобы посмотреть в его глаза и дать ему понять, как счастлива она в это утро.

— Солнце, — пробормотала она, глядя в его глаза, излучавшие удивительный свет. — Когда ты вот так улыбаешься, мне кажется, что всю мою жизнь шел дождь и вдруг выглянуло солнце.

Джо понимала, что он чувствует. Утреннее напряжение ушло, превратившись в предвкушение чего-то удивительного, которое поселилось где-то внизу живота. На ней были только блузка с короткими рукавами и выцветшие джинсы, но все это, казалось, создавало между ними непреодолимый барьер. Она не могла сопротивляться желанию остаться с ним наедине в каком-нибудь уединенном месте, где магия этого удивительного чувства унесла бы их туда, где они были бы по-настоящему счастливы.

Взгляд Чейза буравил ее глаза, читая в них желание, которое она даже не пыталась скрыть. Он пробормотал что-то и закрыл глаза, откинув голову так, что лучи солнца ласкали его щеки.

Джо смотрела на его крепкую шею, силясь побороть в себе чувство, которое было ей теперь так знакомо. Ей стоило больших усилий удержаться от искушения протянуть руку и коснуться этой теплой бронзовой кожи, почувствовать, как бьется под ней жизнь.

— У тебя прекрасное ранчо, Чейз. Я понимаю, почему ты так любишь его.

— Эта земля исцеляет, но она и жестока, как красивая гордая женщина. Она притягивает к себе мужчин, а затем ломает тех, кто оказывается слаб. Остальных она просто давит.

Чейз Риордан боялся и восхищался женским началом земли, как его предки-аборигены. Как бы он ни запутывался в отношениях с женщинами, земля всегда ждала его, чтобы успокоить и излечить. Джо стало грустно от мысли, что он будет готов уйти от ее любви к земле, которая спрячет его от нее, Джо.

Но она загнала эту боль глубоко в сердце, подняла подбородок и взглянула на свою прекрасную соперницу по-новому.

— Все это совсем как на твоей картине. До сих пор я не понимала, что там изображено утро. Новый день, новые возможности. Интересно, означает ли это надежду?

Чейз глубоко вздохнул, пытаясь скрыть свой гнев.

— Не о чем особо говорить.

— Нет, есть о чем. Я видела только эту картину, но она прекрасна. Я почувствовала гордость индейского вождя — и его боль. Я уверена, любая галерея Нью-Йорка с радостью выставила бы эту картину, а продав что-то из своих работ, ты сможешь решить все свои финансовые проблемы.

— Я рисую только для себя. Я справлюсь со своими долгами, не продавая свои картины каким-то крутым ценителям. — Одна мысль о том, что его картины могли быть выставлены на всеобщее обозрение, вновь заставила его замкнуться. То, что Джо предложила их продать, вновь разбудило задремавшие было сомнения. Не важно, откуда она родом, теперь она принадлежала суете большого города. Драгоценности, которые были на ней, когда она приехала, — явный признак того, что деньги много значили в ее жизни, возможно, слишком много.

— Я не хотела… — В глазах Джо блеснуло разочарование. — Я не собираюсь извиняться за то, что вошла туда. Мне открылся другой Чейз Риордан, не тот, который с рычанием мечется по ранчо, как раненый лев.

В ее словах был холодный вызов, она гордо вскинула голову и выпрямилась в седле, ее лоб рассекла упрямая морщинка. Больше она не видела дикие цветы и кристально голубое небо, она пыталась побороть раздражение.

Он провел руками по волосам и тяжело вздохнул:

— Джордж никогда не рассказывал о том, что произошло, когда мы еще учились в колледже?

— Я никогда его ни о чем не спрашивала.

Джо посмотрела в его глаза и сжала поводья так крепко, что кровь отхлынула от пальцев. Она должна была почувствовать его печаль, понять, как тяжело ему вспоминать прошлое, но она вновь отвернулась к горам, чтобы дать ему возможность остаться наедине с самим собой. Джо не могла разделить с ним его боль, если он этого не хотел.

— История вполне банальная, — сдержанно сказал Чейз, повторяя интонацию Джо, когда она рассказывала ему о Ричарде. Это не было простым совпадением. — Мне повезло, и я получил стипендию в колледже в Колумбийском университете…

— Стипендию на факультете искусств?

— Бизнеса. Я никогда не представлял себя ни в каком другом бизнесе, кроме ранчо. Но рисование…

Джо подъехала к нему поближе и протянула руку. Пальцы Чейза ощутили тепло ее ладони, это прикосновение сказало ему намного больше, чем любые слова.

— Я не очень сдержанный человек, — продолжал Чейз. Джо сжала его руку и посмотрела на него с ироничной улыбкой, он слегка улыбнулся в ответ. — Я терпеть не могу большой город, и мне становилось стыдно при одной мысли о том, что матери придется четыре года справляться на ранчо одной. Картины были для меня отдушиной, на полотно я изливал все мучения первых трех лет.

— И что же произошло? — участливо спросила Джо.

Чейз понял, что он перестал говорить и теперь 104 просто блуждал в своих неприятных воспоминаниях.

— Мне все время не хватало денег, и я не хотел отправлять картины домой, поэтому Джордж отвозил их в дом своих родителей на Лонг-Айленде. Они вращались в артистических кругах.

— Да, я знаю. Знакомство с Барретами может обеспечить успех любой экспозиции или начинающего художника. Ну а если они соберутся у тебя что-то купить, тогда берегись.

— Но у них было столько же шансов уничтожить тебя, — жестко сказал Чейз. — Короче говоря, Мэриан Баррет показала несколько моих работ своему другу, который собирался открывать новую выставку. Он решил представить их публике.

— Это, наверное, так здорово, Чейз.

— Ну да, неплохо. Они даже сделали для меня отдельную экспозицию. Знаешь, как редко такая удача выпадает начинающим художникам!

— Я была на нескольких открытиях выставок и нескольких дебютных экспозициях. Кстати, водил меня туда Джордж.

— Насколько я знаю, он стал большим человеком после смерти отца. — Чейзу стало противно от того, как саркастически прозвучали эти слова. Он не имел права обвинять Джорджа в его любви к искусству только потому, что ему самому когда-то не повезло.

— Джордж всегда говорит, что творчество и воображение — одни из самых драгоценных даров природы человеку, — сказала Джо, — поэтому он занялся…

— Издательством, — перебил Чейз. — Сам он напрочь лишен творческой жилки, а благодаря общению с писателями он создает вокруг себя атмосферу гениальности.

Джо кивнула:

— Да, это верно. Он готов пойти на что угодно, чтобы отстоять права своих гениев, как он нас называет.

— Я знаю, — тихо ответил Чейз. — У меня было невероятное количество проблем, а он всегда вытаскивал меня.

У Джо на языке вертелась масса вопросов, и Чейз прекрасно это понимал. Но она решила дать ему возможность рассказывать так, как он хочет, не торопя и не прерывая его.

— Все навалилось на меня одновременно, — сказал он, вспоминая подробности того ужасного года, — мне нужно было готовиться к выставке и к сессии. Тогда же я познакомился с Лорной. Это была совершенно удивительная женщина, не похожая на всех остальных, красивая и утонченная. Она знала практически всех, кого стоило знать в артистических кругах. Это должно было вызвать во мне подозрения, но я был так уверен в собственной значительности; поэтому мне совсем не показалось странным, что она не смогла устоять передо мной. — Он горько усмехнулся. — Я был всего лишь глупым фермером из глубинки. Все, кроме меня, это понимали.

— У тебя талант, Чейз. Иначе они бы не обратили на тебя внимания.

Он мрачно улыбнулся тому, как она горячо защищала свой мир.

— Неужели? Я много думал о том, удалось ли бы им заманить в свои сети другого, более искушенного и талантливого, художника. Ведь я был доверчив, как ягненок.

Он посмотрел на Джо и прочел в ее глазах вопрос, который она не хотела или не могла задать.

— Потом, — продолжал он, — я начал замечать какие-то непонятные несоответствия. Картины снимали с выставки или продавали дешевле, чем я хотел. И тогда я стал понимать, что очень мало знаю о мире искусства. Джордж… узнал, что меня обманывали, причем нагло и подло, и в силу своего характера рассказал мне об этом. Я тогда не поверил и сломал ему нос.

Джо так потрясло это признание, что она случайно пришпорила лошадь. Но Чейз остановил ее, обогнав и преградив дорогу. Она посмотрела на него, увидев отпечатки потерянной наивности и отвращения к себе — все то, что она когда-то заметила на фотографии в кабинете Джорджа.

Она взяла его за руку. Ее сердце болело его болью, ее глаза готовы были оплакать то, что он потерял.

— Джордж обожает свой шрам на носу. Он говорит, что это придает ему шарм, против которого не может устоять ни одна женщина.

— Джордж даже это умудрился повернуть в свою пользу, — усмехнулся Чейз, подавив тяжелый вздох. — Он пытался удержать меня от разговора с подонком, обманувшим меня, чтобы уберечь от унижения. Но я считал, что должен сам о себе позаботиться.

Чейз сжал кулаки, и мышцы на его плечах угрожающе напряглись. Джо нежно взяла его руку в свою и легонько погладила, пока наконец его пальцы не разжались и не сплелись с ее. Как бы ей хотелось, чтобы открыть его сердце оказалось так же просто, но предательство другой женщины закрыло его навеки.

— Я застал их вдвоем, — сказал он ледяным голосом. — Лорна хохотала над тем, какой я глупый теленок, когда ее рот не был занят его языком или другой частью его тела. Черт возьми, Джо, я думаю, ты можешь себе представить эту картину!

Джо сглотнула, испугавшись ненависти, зазвеневшей в его голосе, и его напрягшихся мускулов. Она почувствовала, как из глубины груди поднимается невыносимая боль, и потянулась, чтобы коснуться его щеки.

— Это было очень давно, — сказала она, отчаянно желая растопить лед своим прикосновением, но это не помогло.

— Могло быть и хуже, — продолжал он, немного взяв себя в руки. — Пока я переживал случившееся, Джорджу не только удалось уничтожить этого подонка, но и вернуть назад почти все мои картины. Затем он следовал за мной по пятам днем и ночью, как бы я ни пытался, он не давал мне ни малейшего шанса покончить с собой. Тогда я его за это ненавидел. Единственное, чего мне хотелось, — это попасть туда, где я мог забыть, как глупо и наивно себя вел, туда, где я мог верить тому, что видел и слышал.

— В «Тауэр-Си», — пробормотала Джо.

— Джордж не позволял мне бросить учебу. Я остался в Нью-Йорке и окончил колледж только потому, что он вцепился в меня мертвой хваткой. Но я никогда больше не вернусь в этот город. Ни ради чего.

— Ты оставил там больше, чем пару картин. Ты потерял там вещи, которые стоят намного дороже. — Она готова была на коленях умолять его, чтобы он поверил ей, полюбил ее. Но у нее перехватило дыхание, когда она услышала, как Чейз сказал:

— Я не оставил ничего, что мне действительно нужно, Джо.

— Когда ты так говоришь, мне начинает казаться, что ты и впрямь дурак! — воскликнула она, взорвавшись. — Какое право ты имеешь судить обо всех людях по поведению двух негодяев? Можешь не утруждать себя объяснениями. Ты ведешь себя так с первой минуты моего появления здесь, и я чертовски устала защищаться только потому, что тебя когда-то предала жадная блудливая кошка.

Джо пришпорила лошадь, но Чейз поймал ее поводья, не дав ей сдвинуться с места.

— Я не сужу о тебе по Лорне, Джо.

— Чушь собачья! Поверь мне, теперь я все прекрасно понимаю.

— Выслушай меня, — прошипел Чейз, крепко схватив ее за подбородок и приблизив ее лицо к своему.

Джо оттолкнула его руку:

— Тебе не надо заставлять меня смотреть тебе в лицо, Чейз. Я совсем не трусиха.

Он выругался и отвернулся от нее, его подбородок дрожал от ярости.

— В Нью-Йорке я навсегда запомнил очень ценную вещь, Джо. Я ничего не жду от людей и ничего от них не получаю. Я не верю ничему, что мне приходится видеть или слышать, и это не раз спасало мою задницу после колледжа. И это лучшее подтверждение верности моей философии.

Джо чуть было не задохнулась от негодования:

— Послушай, что ты несешь, Чейз. Ты выдумываешь оправдания, чтобы прятаться от реальности, и пытаешься оправдаться психологией, присущей гостям паршивого ток-шоу. Единственное, в чем причина всего этого, так это в том, что ты просто боишься.

— Чертовски боюсь.

— Тогда какого черта рассказывать мне все это, вместо того чтобы вышвырнуть меня, пока я не проникла в твою жизнь или твое сердце?

— Я не боюсь рисковать, Джо. Я просто не хочу играть в игры, в которые играла Лорна.

— Зачем тебе в них играть, ведь она уже выиграла?

— Нет, не выиграла…

— Как бы не так. И она продолжает выигрывать. Каждый раз, когда в твоей жизни происходит что-то отдаленно напоминающее ту давнюю историю, Лорна побеждает снова и снова. Ты, должно быть, очень ее любил.

— Дело было даже не в любви. Дело было в том, как она поступила с моими картинами. После этого я несколько месяцев не мог взять в руки кисть, пока не вернулся домой.

Джо казалось, что она и без того поняла его страх, но его отчаянный взгляд и то, как тихо он это сказал, как будто это признание шло из самых глубин его измученной души, разбудили в ее сердце боль, такую резкую и невыносимую, что она поняла: никогда она не сможет втянуть его в отношения, способные нарушить покой, обретенный им в «Тауэр-Си».

Джо снова попыталась уехать, но он поймал ее за руки и почти вырвал из седла.

— Ты сказала, что я трус, Джо. Теперь твоя очередь. Не обманывай себя и меня и не пытайся отрицать, что ты чувствуешь то же самое. Если бы тебе пришлось выбирать между мной и карьерой, ты знаешь, что бы ты предпочла.

Джо закрыла глаза. Вместе с гневом ее покинули и силы.

— Да, мне тоже причинили боль, Чейз. Но я не отказалась от надежды найти человека, который сможет полюбить во мне все: и женщину, и писателя.

Даже после того, как Чейз обидел ее — и, она знала, обидит еще не раз, — она готова была попробовать снова. Боль — такая же часть жизни, что и радость, а она хотела жить.

— Ты еще когда-нибудь будешь выставляться? — спросила она тихо, глядя в его холодные голубые глаза, затуманенные старой болью.

Чейз покачал головой и грустно улыбнулся:

— Нет.

— Это самая грустная часть твоей истории.

Он притянул ее к себе и поцеловал, понемногу успокаиваясь.

— Самая грустная часть истории была бы, если бы я оттолкнул тебя.

Джо улыбнулась, нежно разглаживая морщинки, разрезавшие его лоб.

— Нет, тебе не удастся прогнать меня.

И все же в душе она боялась, что рано или поздно он это сделает. Вряд ли они будут жить долго и счастливо и умрут в один день.