Время перевалило далеко за полночь, свет фонарей становился все более тусклым. Деревенские жители и гости, многие из которых едва держались на ногах, разбредались по темным улочкам. Какие-то песни, обрывки разговоров и возгласы все еще нарушали ночную тишину, а кое-кто, воспользовавшись темнотой, обменивался поцелуями. Большая часть благовоспитанной публики приберегала это для дома, тогда как другая часть ничего не могла поделать со своими чувствами, которые вспыхивали, как факелы. Музыканты все еще играли около костра, а танцоры, сильно потея, отплясывали в центре поляны, то попадая в мерцающий свет, то исчезая во мраке ночи.
Стоя на освещенном месте, Алина прислонилась спиной к Маккене. Он поддержал ее, положив одну руку на талию, другой мягко обхватил ее локоть. В любую другую ночь и при других обстоятельствах их поведение стало бы причиной шумных пересудов, но на этом всеобщем празднике условностей не существовало, или по крайней мере они были не столь строги. В многочисленной толпе никто не обратил внимания на то, что Алина и Маккена вели себя так, будто и не расставались на долгие годы. Алина прикрыла глаза, щурясь от света костра.
– Ты стал выше, – рассеянно пробормотала она, чувствуя, что не может дотянуться затылком до подбородка Маккены. Пришлось приподняться на цыпочки.
Он склонил голову. Его теплое, мягкое дыхание касалось ее уха.
– Нет, ты ошибаешься.
– А я говорю, выше. – Вино развязало ей язык. – И теперь у нас не получится так, как тогда.
Его мощная грудь у нее за спиной поднялась при вздохе изумления.
– Вот увидишь, получится еще лучше, давай попробуем...
Алина улыбнулась и окончательно расслабилась... Господи, как она хотела прислониться затылком к его плечу и почувствовать его поцелуй в нежном изгибе шеи. Вместо этого она стояла неподвижно, уставившись на пламя костра. От кожи и одежды Маккены пахло ночным воздухом, летними лугами и табаком... и еще здоровым мужским телом. Желание, вспыхнувшее между ними, пьянило обоих, затмевая все, что творилось вокруг. Потрескивание и вспышки горящего костра казались олицетворением ее внутреннего состояния. Она больше не та легкомысленная девчонка, какой была двенадцать лет назад, но и не леди Алина с пустотой внутри, а какая-то другая, незнакомая женщина... мятежница, полная страстных желаний!
– Хорошо, но только не дома, – сказала она и вздрогнула, настолько чужим показался ей собственный голос.
Маккена не шевельнулся, но Алина почувствовала, что ее слова немало удивили его. Прошла целая минута, прежде чем он ответил.
– Тогда где?
– Пойдем в лес, – предложила она, – по тропинке, которая ведет к источнику желаний.
Маккена знал, о какой тропинке идет речь – темная, заброшенная дорога, по которой они проходили тысячу раз в своей юности. Он даже не сомневался, что она предложит пойти именно туда.
Уголки губ Алины едва приподнялись, когда она подумала, что уединение в лесу едва ли соответствует ее представлениям о романтическом свидании. Но что делать, если она не может позволить себе ни роскоши мерцающих свечей, ни белоснежных простыней, ни ленивых любовных ласк. Не может, потому что не хочет, чтобы Маккена видел ее изуродованные шрамами ноги. Ей нужна темнота, тогда он не заметит ее изъяна... То, что она придумала такой выход, действуя смело и с выдумкой, удивило ее саму. Но только так она смогла бы заполучить Маккену. И кого это обидит? Не было сомнений, что Маккена хочет взять то, что упустил в прошлом. А она мечтала получить что-то, о чем могла бы вспоминать в последующие годы, когда ей придется жить без него. А пока они желали друг друга, и это было прекрасно.
– К источнику желаний... – пробормотал Маккена. – Ты все еще ходишь туда?
Она помнила, как, будучи юной девушкой, часто ходила к источнику, чтобы бросить монетку и загадать желание. Она просила того, чего не могла иметь...
– Нет, – сказала она и повернулась к нему с нежной улыбкой. – Я была там много лет назад. Но ни одно из желаний так и не осуществилось.
Он стоял спиной к костру, поэтому его лицо оставалось в тени.
– Может быть, потому, что ты хочешь чего-то дурного?
– Может быть, – заметила она с горькой улыбкой.
Маккена пристально посмотрел на нее, затем, взяв за руку, повел от костра к лесу, который окружал Стоуни-Кросс. И ночь вскоре поглотила их. Лишь бледный свет луны освещал дорогу.
Когда они проходили через ельник, глаза Алины уже привыкли к темноте, однако она все равно не поспевала за Маккеной. Он крепко держал ее за руку. Вспоминая, как он когда-то ласкал ее, как дотрагивался до самых чувствительных мест, Алина почувствовала, что задыхается. С нервным прерывистым смехом она попыталась высвободиться от него.
– Я слишком быстро иду? – спросил он.
– Немного. – Она устала, находившись за этот вечер, и правое колено требовало передышки.
– Тогда давай отдохнем, – предложил он, потянув ее с тропинки туда, где большой дуб раскинул свои ветви. Они остановились между его корнями. Когда Алина прислонилась к стволу дерева, Маккена склонился над ней, так что его дыхание отклоняло прядки волос, упавшие на лоб.
– Маккена... – сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я хочу спросить тебя кое о чем...
Он дотронулся ладонью до ее щеки, она вздрогнула, глядя неподвижными потемневшими глазами.
– Да?
– Расскажи мне о женщинах, которых ты знал. Они тебя... – Алина замялась, ища подходящее слово.
Маккена отпрянул назад.
– Что ты хочешь знать?
– Ты любил кого-то из них?
Маккена молчал, Алина видела, что он смотрит на нее в упор, отчего по телу побежали мурашки.
– Я не верю в любовь, – сказал он. – Сначала эта пилюля кажется сладкой, но стоит раскусить, и ты находишь горькую сердцевину.
Значит, она единственная. Алина должна была радоваться, узнав, что, встречаясь с женщинами, он находил удовольствие только в физической близости. Но, как всегда, она была эгоистична там, где дело касалось Маккены, и не могла ничего поделать с собой. Значит, то, что он говорил много лет назад, оказалось правдой: «Мое сердце навсегда принадлежит тебе... ты пробудила меня к жизни.»
– А Сандридж? – спросил Маккена. – Ты его любишь?
– Да, – прошептала Алина. Она любила Адама, но не как мужчину. – Адам... – Она замолчала и прокашлялась. – Что бы я ни решила сделать... он здесь ни при чем. Это не имеет к нему никакого отношения... ты и я...
– Нет, имеет, – с неожиданной злостью возразил он. – Мой Бог, ему следовало перегрызть мне горло, а не отпускать тебя со мной неизвестно куда. Он должен был сделать все, что угодно, вплоть до убийства, черт бы его побрал! Я не пожалел бы его, чтобы смести всех других мужчин со своего пути. – В голосе Маккены звучало отвращение. – Ты лжешь себе, если воображаешь, что можешь повторить судьбу родителей и выйти замуж, руководствуясь холодным расчетом. Тебе нужен мужчина, который будет соответствовать твоей натуре, владеть не только твоим телом, но и каждым уголком души. В глазах общества Сандридж удачный выбор, но мы-то с тобой знаем лучше – вы разные, как огонь и лед. – Он потянулся к ней, его мощное тело словно стремилось вобрать ее в себя без остатка. – Я – твой выбор, – хрипло проговорил он, – и хотя моя кровь алая, а не голубая, и хотя мое происхождение отличается от твоего... по сути мы одно и то же. И я готов нарушить любой Божий и человеческий закон, если...
Маккена внезапно замолчал, поняв, что зашел слишком далеко, позволив эмоциям взять верх над разумом.
Алина хотела сказать, что всегда считала его равным себе. Вместо этого она смотрела на круглые пуговицы на его жилете и думала, что, пожалуй, могла бы расстегнуть их.
– Позволь мне, – прошептала она.
Даже через одежду она ощущала твердость живота, его рельеф.
Маккена стоял затаив дыхание, его пальцы впились в кору дуба. Алина делала все осторожно. Когда с рядом пуговиц было покончено, она начала расстегивать рубашку. Он не пытался помочь ей, только молча следил за ее движениями. Дрожа от возбуждения, она наконец расстегнула рубашку и вытащила ее из брюк. Ткань была мятая и теплая там, где прикасалась к талии. Скользнув руками под рубашку, Алина затаила дыхание. Его кожа была необычайно горячей, с солоноватым запахом, она звала и дразнила... Ее ладони медленно путешествовали по груди, поросшей жесткими вьющимися волосами. Она была очарована гладкостью его кожи, очертаниями его тела, более безупречными, чем ее собственные. Решительно и пылко Алина нашла пупок кончиком пальца. Она наклонилась, чтобы прикоснуться к шелковому кружочку языком, жесткие завитки волос щекотали ей щеку.
Прерывисто дыша, Маккена обнял ее за спину и взялся за застежку платья. Его губы касались шеи, щекоча и целуя, пока он снимал платье с плеч. Спустившись на талию, платье открыло корсет, который поддерживал грудь под тонкой хлопковой сорочкой. Внезапно чувство нереальности происходящего лишило Алину всякого страха. Спустив кружевные лямки с плеч, она освободила руки и потянула рубашку вниз... Ее грудь открылась. Темные соски на холодном воздухе сразу же стали твердыми.
Пальцы Маккены дотронулись до полной груди, а голова склонилась ниже. Алина вздрогнула, когда его теплые губы коснулись нежной кожи. Язык сначала кружил вокруг соска, затем коснулся его, дразня и лаская... Она изогнулась и ахнула, чувствуя, как желание пульсирует в венах. Легчайшие прикосновения заставляли ее стонать и извиваться.
Он зажал дрожащий сосок губами, осторожно покусывая его, и вожделение затопило все ее тело, вплоть до кончиков пальцев. Алина была настолько загипнотизирована ласками его губ, что не заметила, как он спустил ее платье вниз, оставив ее в одном белье. Испугавшись, она машинально нагнулась, чтобы подтянуть платье, но Маккена прижал ее к дереву, закрыв ее рот жадным поцелуем. Пальцы нащупали тесемки панталон, распустили их, и панталоны спустились до колен...
Она вдруг спохватилась и потянулась проверить, не упали ли чулки и крепко ли держат их подвязки. Ее сердце замерло, когда она почувствовала, как он поймал ее руку.
– Я сам сделаю это, – пробормотал Маккена, видимо, решив, что она хочет снять чулки.
– Не надо. – Она взяла его руку и положила себе на грудь.
К счастью, Маккена мгновенно забыл о своем намерении, его большой палец поглаживал сосок. Алина подняла лицо для поцелуя, и ее губы раскрылись ему навстречу. Она чувствовала его возбуждение, твердую выпуклость под застежкой брюк. Жадно Алина потянулась к нему, быстро расстегнула пуговицы ширинки. Они оба вздохнули с облегчением, когда она наконец освободила его плоть от заключения в тонкое сукно. Дрожа от нетерпения, Алина обхватила его мощный жезл ладонью, деликатно, но страстно сжимая его.
С тихим стоном Маккена взял ее за запястья и, подняв руки вверх, точно пригвоздил к дереву, крепко удерживая одной рукой. Он целовал ее рот, языком познавая его сущность, а свободной рукой поглаживал живот. Раздвинув коленом ноги, он скользнул пальцами через темные завитки в ее святая святых... Алина испытывала удовольствие от его решительных действий. Подчинившись страсти Маккены, она должна была принять последствия. И она была более чем готова дать ему то, чего они оба хотели так долго.
Его пальцы исследовали влажную плоть, затем раскрыли ее с чрезвычайной нежностью. Пытаясь освободить запястья, Алина выгнулась, и тут его палец вошел прямо в ее плоть. Маккена играл пальцем, скользя через нежный порог, пока умоляющий стон не вырвался у нее из груди. Отпустив ее руки, Маккена обнял талию, затянутую в корсет. Губы закрыли рот, пока свободная рука искала возбужденный лепесток среди мягких складочек ее плоти. Поцелуй был варварский, влажный, необузданный, резко контрастирующий с деликатными движениями его пальца. Он мучил упругий лепесток нежными, скользящими прикосновениями, дразнил и сжимал, пока она не придвинула свои бедра ближе... ближе... еще ближе... Ее плоть дрожала, пульсировала, чувственность росла... Она корчилась от прикосновений его пальцев, томилась, предвкушая освобождение, настолько пронзительное, что даже не могла дышать... Он перевел ее через грань, и она растворилась в щемящем удовольствии, ее тело содрогалось в спазмах, легкие расширились от глубокого вздоха... После того, что казалось вечностью, удовольствие перешло в острую дрожь, и протяжный стон вырвался из ее уст...
Маккена наклонился, чтобы поднять край ее рубашки. Бархат языка прошелся по ее животу, там, где жесткий корсет впивался в нежную кожу. Безвольно отклонившись к дереву, Алина смотрела на его темноволосую голову.
– Маккена, – сказала она, пылая от стыда, когда он на коленях вдыхал аромат ее тела. Вспомнив про шрамы, она наклонилась, чтобы опустить рубашку, затем попыталась оттолкнуть его. – Подожди... – Но его рот был уже там... Пробираясь к влажной плоти, язык касался темных завитков.
Ноги Алины дрожали. Если бы не дерево за спиной, она сползла бы на землю, дрожащие руки легли ему на голову, а пальцы перебирали темные кудри.
– Маккена. – простонала она, не в состоянии остановить то, что он делал с ней.
Его язык пробирался глубже, ласкал манящую влажность, она молчала, лишь короткие, порывистые вздохи нарушали тишину. Напряжение становилось все больше, возрастая с каждым прикосновением его языка.
– Я больше не вынесу, – стонала она. – Пожалуйста, Маккена... пожалуйста...
Очевидно, эти слова прозвучали сигналом, которого он ждал. Поднявшись, он снова прижал ее к себе и приподнял с необычайной легкостью. Одной рукой поддерживая за спину, чтобы она не поцарапалась о ствол дерева, другой обхватил ее теплые ягодицы. Она была совершенно беспомощна, не могла ни шевельнуться, ни выбраться из его рук. Шрамы натянулись, и она приподняла колено вверх, чтобы ослабить натяжение.
Маккена поцеловал ее, его горячее дыхание наполнило рот. Она чувствовала мощное напряжение его плоти, которая стремилась занять место в ее теле. Она инстинктивно отпрянула, боясь боли, но когда он начал входить в нее, горячее объятие внутренних мускулов увеличило его желание в тысячу раз. Он подтолкнул ее вверх, позволяя глубже впустить его. Прерывистый вскрик вырвался из ее уст, и ее тело уступило мощному вторжению. Внезапно он оказался внутри, заполняя и продвигаясь вперед, разрывая тонкую ткань... Алина выгнулась от боли, ее руки вцепились ему в спину.
Маккена замер, когда до его вожделенного сознания вдруг дошло, что значило это невольное движение. Он потрясенно вздохнул.
– Боже милостивый, ты невинна? Не может быть...
– Не имеет значения, – ответила она, задыхаясь. – Не останавливайся, все хорошо. Не останавливайся, прошу тебя.
Но он не спешил. Глядя на нее в кромешной тьме, он так крепко обнял ее, что она едва могла дышать. Наконец он стал ее частью, наконец свершилось то, о чем она мечтала всю жизнь. Она прижималась к нему всем телом, приглашая его глубже, не выпуская его из своих рук. Чувствуя ритмичное сокращение внутренних мускулов, Маккена наклонился, чтобы страстно поцеловать ее. Его язык прошелся по белым зубам и проник в сладкую глубину рта. Алина обхватила Маккену за пояс ногами, пока он продолжал толчки, медленные, неутомимые... Боль ушла, хотя и не полностью, но Алина не обращала внимания. Все, что имело значение, – обладать им, вбирать в себя его возбужденную плоть. Ее тело и душа изменились навсегда от этого страстного вторжения.
Застонав сквозь зубы, Маккена обхватил ее бедра и толкнул сильнее, входя в нее глубже, вспотев от удовольствия и усилий. Он пробирался внутрь ее, и завершение было сильным, мощным, бесконечным... Жарко обняв его, Алина обвилась вокруг всем телом, прошлась влажными губами по лицу и шее, жадно слизывая следы пота.
Маккена тяжело дышал и дрожал и долгое время оставался внутри ее. Постепенно напряжение ушло, оставив ее, бессильную и пресыщенную... Когда Маккена вышел из нее, она ощутила теплую жидкость меж своих бедер. И в ужасе спохватилась, поняв, что чулки сползли вниз.
– Пожалуйста, отпусти меня.
Осторожно поставив на землю, Маккена придерживал Алину за локоть, пока она подтягивала чулки, оправляла рубашку и набрасывала бретельки на плечи. Приведя белье в порядок, она потянулась за платьем.
О, как бы она хотела лечь с ним на постели и уснуть, прижавшись к его груди, а проснувшись, видеть его в первых лучах солнца... Господи, если бы только это было возможно!
Быстро натянув платье, Алина повернулась к нему спиной, чтобы он застегнул его. Куда-то пропала одна туфля... она отбросила ее во время соития; потребовалась минута, чтобы Маккена нашел ее у корней дуба.
Губы Алины дрогнули, она едва сдерживала смех, когда он принес ей туфельку.
– Спасибо.
Но Маккена даже не улыбнулся. Его лицо было твердым, как гранит, глаза опасно сверкали.
– Как это возможно, – спросил он в гневе, – что ты сохранила невинность?
– Разве это так важно?
– Для меня – да. – Он властно взял ее за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. – Почему ты не позволила ни одному мужчине взять тебя?
Алина облизнула пересохшие губы, прежде чем приступить к объяснению.
– Я... я решила подождать, пока выйду замуж.
– Ты пять лет знакома с Сандриджем и никогда не позволяла ему прикоснуться к себе?
– Ты так говоришь, словно это преступление, – защищаясь, произнесла она. – Это был вопрос уважения, и взаимное решение, и...
– Это преступление! – воскликнул он. – Это противоестественно, черт побери, и тебе придется объяснить, почему ты позволила именно мне лишить тебя невинности!
Алина решила солгать, лишь бы свернуть разговор. Что угодно, только не говорить правду...
– Я думаю... что задолжала тебе после того, как ты покинул Стоуни-Кросс...
Маккена сжал ее плечи.
– И ты считаешь, что сейчас долг оплачен? – с недоверием спросил он. – О нет, миледи. Давай объяснимся на этот счет... ты лишь сделала первые шаги в этом направлении. Ты задолжала мне гораздо больше, чем можешь себе представить.
Алина похолодела от страха.
– Боюсь, это все, что я могу предложить, Маккена, – сказала она. – Одна ночь, ни обещаний, ни сожалений... Мне очень жаль, если ты хочешь большего, это невозможно.
– К черту «невозможно», – пробормотал он. – И запомни, во время моего пребывания в Стоуни-Кросс-Парке тебе придется отработать свой долг... на спине, на коленях или в какой-то другой позиции, которая придет мне на ум. – Он оторвал ее от дуба, платье было измято, волосы растрепаны. Притянув к себе, он закрыл ей рот поцелуем, вовсе не нежным, а скорее демонстрирующим свою власть. Хотя Алина понимала, что ей не следует поддаваться искушению, но поцелуй был настолько неотразимый, что она была не в силах отказаться. У нее не было сил выбраться из объятий и, застонав от бессилия, она послушно открыла ему свои губы, давая понять, что согласна на все.
Только тогда Маккена оторвался от нее, и они поспешили в деревню. Его быстрое дыхание звучало в такт с ее, когда он заговорил:
– Сегодня я приду к тебе в спальню.
Алина отстранилась от него, споткнувшись на лесной тропинке.
– Я запру дверь.
– Тогда я сломаю ее.
– Не будь варваром, – чуть задыхаясь от ходьбы, сказала она и ускорила шаг, несмотря на сопротивление бедных ног.
Больше ни слова не было сказано между ними, пока они не вернулись назад. Молчание нарушал лишь шум листьев да шуршание гравия под ногами. Алина чувствовала себя неуютно, испытывая боль, не говоря уже о холодной липкости между ног. Ее шрамы заявляли о себе все с большей настойчивостью... Никогда в жизни она так не мечтала о горячей ванне. Ей оставалось только молиться, чтобы Маккена не заметил ее мучений.
В доме было темно и тихо, горело лишь несколько фонарей, которые оставили для гостей, решивших продлить прогулку. Маккена повел Алину через половину слуг, где вероятность быть увиденными была меньше. Любой, кто встретил бы Алину в помятом платье и с растрепанными волосами, легко бы догадался, что с ней произошло.
– Тогда до завтра, – сказал Маккена, стоя в холле и наблюдая, как она медленно поднимается наверх.