И телом, и душой

12 глава

Пасмурное утро, противное.

Свинцовые серые тучи сгустились над городом, укрывая его, словно саваном, и не пропуская тусклый солнечный свет, стремящийся озолотить верхушки старых елей, сосен и дубов своим сиянием. Накрапывал мелкий моросящий дождь, колкий и гадкий, острыми иголочками бьющий в лицо и скользкими влажными струйками стекающий по бледной коже, вызывая дрожь во всем теле.

Лена вздрогнула, почувствовав охвативший ее озноб, но, словно не обратив на него внимания и плотнее закутавшись в пальто, склонилась над могилой и опустила голову вниз.

Холодный северный ветер развевал выбивавшиеся из-под берета светлые волосы, и они лезли в глаза, в которых застыли слезы. Смахивая слезы замерзшими пальцами, не облаченными в перчатки, девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула затхлый запах кладбища, перемешанный с запахом хвои и земли.

Здесь всегда становилось легче, несмотря на то, что слезы всегда против воли стекали по щекам. Сердце билось спокойнее и глуше, дышать было легче и глубже, какое-то блаженное умиротворение и спокойствие окутывали своим теплом, словно щупальцами, и руки не дрожали так сильно.

Лена посмотрела на застывшую на гранитном камне старую, уже пожелтевшую фотографию, и ощутила подступивший к горлу толстый густой комок, сглотнув который, почувствовала боль.

Бабушка… Дорогая, любимая, родная, самый близкий человек на всем земном шаре!

Умерла. Восемь лет назад. Именно в тот момент, когда ее внучке больше всего нужна была ее помощь, поддержка и совет. Именно тогда, когда Лене так хотелось почувствовать ее тепло и яркий свет, сияющий в груди, услышать нежный, ласковый, чуть хрипловатый голос, увидеть морщинистое лицо и потускневшие со временем голубые глаза, ощутить себя нужной кому-то.

Именно тогда, когда Лене так важно быть знать, что она не одна в этом мире, бабушка покинула ее.

Как она скучала по ней! Как молилась восемь лет назад, чтобы она выжила, когда та заболела и слегла в больницу без надежды на скорое выздоровление! Как надеялась, как ждала чуда! Как верила в то, что она не покинет ее в трудный момент, ведь никогда не покидала. Всегда обещала, что будет рядом, что поможет советом, что не уйдет и не оставит ее. Не обманула, — ошиблась.

Если бы тогда восемь лет, она была рядом, возможно, не было бы этих девяти лет ада и кошмара, не было бы раздирающего грудь чувства вины и ответственности за содеянное, не было бы острого комка в горле, слез по ночам, боли в сердце и давящих на грудь сожаления, обиды и горечи.

Она бы не допустила, она бы подсказала, как правильно, она бы не позволила случиться кошмару.

Лена ощутила, что слезы скользнули из глаз и заструились по щекам, проникая в рот и попадая на язык.

Восемь лет без нее. Она их пережила. Вытерпела и выстрадала право на завтрашний день.

Жаль только, что на то, чтобы осознать, как правильно, ей потребовалось много лет боли и обиды. Ей нужно было самой пережить свою боль, чтобы понять свою ошибку и не повторить ее.

Лена шмыгнула носом, дрожащими пальцами смахнула с лица слезы и уставилась на бабушкин портрет.

Только почему-то вместо такой родной приветливой улыбки перед глазами всплыло жесткое лицо с плотно сжатыми губами, сведенными бровями и волевым подбородком. Синие глаза с горящими внутри искорками укора сощурились и смотрят на нее, не отрываясь, словно наблюдают за ней. А острый орлиный взгляд словно предупреждает, словно уведомляет, словно говорит, что ей нигде от него не скрыться.

Лена приподняла уголки губ в горькой усмешке.

Она бы никуда не смогла уйти, даже если бы у нее и было подобное желание. Ей некуда было идти.

А вот Максим… Максим мог позволить себе многое, тогда как у нее прав не было. Она не додумалась за эти годы потребовать от него прав. Она упустила тот момент их отношений, когда нужно было настоять, заставить, отстоять свою позицию и высказать свои интересы.

А теперь оставалось пенять лишь на себя, сетуя на то, что она лишилась того, о чем сама не попросила, чего когда-то не потребовала. Она не могла теперь сделать тот шаг вперед, который увел бы ее в прошлое.

Прошлое нужно было перечеркнуть, перевернуть протертую с годами страницу и начать жить сначала.

Научиться мечтать, надеяться, верить в чудо. Нужно было заявить о том, что и у нее тоже есть права.

А Максиму никогда не нужно было много. Ему нужно было ровно столько, сколько он мог бы снести.

Золотая медаль в школе, красный диплом в институте, собственный бизнес, реализация мечты и успех.

Он всего этого достиг. Потому что всегда достигал поставленной цели.

С некоторых пор ему нужна была она.

И в тот вечер встречи с партнерами Лена отчетливо поняла, словно сквозь приподнятую вуаль увидела, осознала, что Максим никому ее не отдаст. Будь то друг, просто знакомый или случайный встречный.

Не отдаст, и заявил об этом напрямую. Не словами — взглядом, жестом, касанием.

Она не понимала подобной позиции по отношению к себе. Она никогда не давала повода в себе усомниться, даже если бы у нее и было желание уйти…

Лена покачала головой и закрыла глаза.

Боже, если и нужно было уходить, следовало сделать это еще девять лет назад. Тогда, когда они еще не ступили на роковую дорогу, ведущую в никуда.

Ей нужно было найти в себе силы и уйти от него.

Ему нужно было смирить свою гордость и отпустить ее.

А сейчас… сейчас было слишком поздно.

Слишком поздно что-то решать, что-то менять, что-то осознавать и понимать. Потому что привычка — вторая натура, и очень сложно исправить то, что было заложено в тебя годами, и искоренить это в один миг. Она привыкла жить рядом с ним и быть его женщиной во всех смыслах этого слова.

Он привык к тому, что она всегда с ним, всегда его.

И все же, все же… девять лет это слишком много для того, чтобы принимать устоявшееся положение вещей и не пытаться что-то изменить. Потому что та медлительность и даже статичность, что закутала их в свой кокон, не давая и мгновения, чтобы вздохнуть свежего глотка, вдохнуть полной грудью, не урывками, не украдкой, порабощала и угнетала, подводя их к той черте, за которой уже может быть слишком поздно что-то менять. Туда, где уже не будет правых и виноватых — где будут лишь руины оттого, что когда-то еще можно было спасти. Туда, где будет взрыв эмоций, чувств, характеров и положений. Где уже не будет достаточно глухого «прости», где будет мало «люблю». Туда, где жизнь начинается с чистого листа. И где слишком больно и страшно будет замереть в объятьях друг друга, чтобы начать все сначала друг с другом.

Лена наделась, что они не подойдут к этой невидимой грани, что словно бы разделяла их миры, но понимала, что изменения, которые стали происходить в их жизни — резко, стремительно, молниеносно, не смогут не оставить следов, остаться незримыми и блеклыми. Последствия будут носить взрывной характер. Потому что статичность не будет мириться с ворвавшимся в ее мир движением к переменам, она воспротивится, и, в конечном счете, это противостояние дойдет до своего логического финала.

Лена втянула в себя кладбищенский воздух и огляделась по сторонам.

Максима на кладбище еще не было. Он ушел рано утром, не разбудив ее, не предупредив о своем уходе, хотя раньше всегда будил, желая, чтобы она проводила его до двери. Она проснулась в холодной пустой постели и долго еще лежала с открытыми глазами, разглядывая потолок, и сотни раз прокручивая в памяти события вечера встречи с партнерами Максима. Вечера встречи с Андреем.

Она не ожидала, что встретит там его, никогда бы не подумала, что судьба решит посмеяться над ней еще раз. Посмеяться так зло, так подло, так… неоправданно жестоко. Андрей партнер Максима! Даже в самом страшном кошмаре не могло бы привидеться подобного. Максим никогда не должен был узнать о том, что они с Андреем виделись! И он не узнает, Лена верила тому, что Андрей будет молчать. И все же… странное предчувствие неминуемой беды не оставляло в покое.

Хотя, конечно, не стоит лгать себе и утверждать, что она была не рада увидеть его. Совсем наоборот. Среди этого тусклого разнообразия, безразличия, сплетен, равнодушных взглядов и немых вопросов, которые никогда не сорвутся с губ по причине их интимности, Андрей выделялся на этом фоне ярким привлекательным пятном. Он был для нее тем лучиком света, к которому она тянулась, которого ждала эти годы. Тот свет, к которому нужно идти, чтобы не исчезнуть во мраке пустынных, одиноких, серых улиц вчерашнего прошлого. Человек, которому, очевидно, было не все равно, что с ней происходит.

Она рада была его видеть. И в тот момент ей было действительно все равно, что может подумать Максим, что он скажет ей потом, как он вообще отреагирует на появление рядом с ней старого друга.

Она была счастлива, что на этом островке шумного молчания и глухого равнодушия нашла родственную душу.

Она уважала Андрея. Не только за то, что он пообещал помочь ей с работой, хотя за это была ему отчаянно благодарна, но и за то, что он не пасанул и не испугался встречи с Максимом, хотя она, по правде говоря, был охвачена какими-то противоречивыми чувствами, когда муж подошел к ним.

Андрей держался сдержанно и стойко, ни на миг не поддавшись охватившему его неприятному чувству.

Она увидела по его лицу и глазам, что он понял, кто это, еще до того, как Максим представился. Ей хватило и мгновения, чтобы это осознать, как и ему хватило лишь секунды, чтобы понять, кто перед ним.

Ее словно молнией ударило, когда она услышала голос мужа за своей спиной, и выпрямилась, натянутая, словно гитарная струна, когда увидела его силуэт рядом с собой, его грозное лицо с застывшей на нем каменной маской и угрозой, с глазами, пылающими синим пламенем, она вздрогнула.

Не в силах пошевелиться или что-то сказать, она просто молчала, не отводя от него взгляда.

Андрей застыл рядом, твердо встречая грозный взгляд, направленный на него.

От этого взгляда даже Лену пронзило острой стрелой, но Андрей держался очень стойко.

Минутное молчание стало давить на них тишиной, неопределенностью и горькой слизью. А мгновения все бежали, перетекая из одной минуты в другую.

— Максим Колесников, — проговорил Максим, наконец, сузив глаза, превратившиеся в острые льдинки, и протянул руку вперед. — Муж Лены.

Лена вздрогнула, слушая громкие монотонные удары сердца в грудь.

Как-то странно прозвучало это слово из его уст. Муж…

Андрей долго смотрел на Максима прямо в глаза. Не испугавшись, не отстранившись, не смутившись.

Он не сделал ничего такого, за что ему пришлось бы краснеть, хотя Максим и смотрел на него взглядом хищника, у которого отняли его добычу. Но Андрей… он вел себя по-мужски.

Решительно протянул вперед твердую ладонь, не отводя от Макса твердого взгляда, и проговорил:

— Андрей Порошин, — его голос не дрогнул ни на миг. — Друг Лены.

Максим пронзил его колким взглядом, оценивая противника и последствия его вмешательства в их с Леной жизнь, а потом, плотно сжав его руку, поджал губы и выдавил сквозь зубы:

— Понятно.

Лена повела плечами, окутанная ознобом.

Сухо, коротко, безэмоционально. Она никогда не слышала в тоне его голосе подобных тонов.

Максим резко выпустил руку Андрея из своего захвата, сделал уверенный полушаг, что отделял его от Лены, и захватил ее в плен своих рук, обнимая за талию и прижимая к себе.

— Ты не устала? — совсем другим, нежным и ласковым голосом прошептал он, наклонившись к ее уху.

Поборов стеснение, смущение и колючую, но сладкую дрожь, вызванную его теплым дыханием на шее, Лена опустила взгляд в пол и покачала головой.

— Нет, — прошептала она, едва дыша.

Максим уткнулся носом ей в затылок, вдыхая аромат волос и шелковистой кожи.

— Ты уверена?… — его шепот обжег ее кожу, словно щупальцами захватывая в плен.

— Да, все хорошо, — пробормотала она, поднимая глаза на Андрея.

Боже, как неудобно! Какое острое смущение разливается к щекам! И сердце колотится в груди, словно сумасшедшее! А пульс участился в несколько раз, разнося кровь, наполненную адреналином, по венам.

Почему Максим так поступает? Что он делает и зачем?! Он никогда — никогда за девять лет! — так не поступал, всегда ограничиваясь тем, чтобы подхватить ее под локоть и осведомиться о ее самочувствии или увести с мероприятия. А сегодня… Почему сегодня он решил проявить подобную нежность?!

Лена осмелилась бросить на Андрея быстрый взгляд.

На его лице застыла равнодушная маска. Плотно сжатые губы, сведенные брови, бокал в руке дрожит от сдерживаемых чувств, на щеках легкая краска… Но его глаза! Эти зеленые глубины сказали ей все!

Разочарование, удивление, обида, недоумение, гнев, непонимание и неверие. Тоска. Безграничная тоска.

Проследив за ее взглядом, Максим, поднял глаза на Порошина, зло сощурившись.

— А что, Андрей… Николаевич, — обратился Максим к Андрею с неохотой, — вы здесь представляете Потапова?

Андрей нахмурился, вызывающе поднял подбородок и проговорил:

— Да, Максим… Александрович, верно? — бросил быстрый взгляд на Лену, что не ускользнуло от Максима — Это так. Вас что-то смущает? — усмехнулся, едва заметно скривив губы. — Я хороший партнер, никто раньше не жаловался, можете не беспокоиться.

Лицо Максима помрачнело, Лена почувствовала, что его пальцы стиснули ее талию.

— Надеюсь, и нам не придется.

Он притянул Лену к себе, крепче прижимая ее к себе. Она услышала бешеное биение его сердца, частое дыхание, касавшееся ее волос и щеки, и дрожала от ощущения его такой обезоруживающей близости.

Лена знала, что Максим всегда демонстрировал, какая у него замечательная жена, показывал ее друзьям, как красивую статуэтку, но вместе с тем держался прохладно и отстраненно, словно не желая выносить сор из избы и показывать, какие у них отношения за пределами празднества. Он никогда раньше не проявлял своих чувств по отношению к ней на людях. Редко целовал даже в щеку, и уж конечно же, никогда не проявлял такой всепоглощающей нежности, захватывая в свои объятьях и нашептывая ласковые слова.

Сегодня он был другим, словно убаюкивая и успокаивая своим голосом. И Лена не могла не признать, что подобная перемена, чем бы она не была продиктована, была ей приятна.

Он никогда не запрещал ей общаться с его партнерами и друзьями, с тем же Петром Беркутовым, который, как ей казалось, знал всю правду о том, что между ними происходит, и не потому, что Максим мог рассказать ему об этом, он бы никогда этого не сделал, а потому, что, будучи по натуре очень внимательным и проницательным человеком, он видел и подмечал даже то, что ускользало от других глаз.

Но сегодня, сейчас Максим вел себя странно, неожиданно.

Почему он вмешался в разговор?…

Потому что она разговаривала не просто с его партнером, а со своим старым другом? С Андреем?!

Предположить, что в Андрее Максим заметил соперника, было столь же неожиданно и странно, как и чувствовать его крепкий захват на своем теле и нежные слова, смешанные с теплом дыхания на коже.

Лена знала, интуитивно чувствовала, что Макс никогда не отпустит ее, не позволит флиртовать, если бы она была способна на это, не позволит почувствовать себя уязвленным ревностью… Но никогда до того вечера Максим так открыто не демонстрировал то, что все права на нее принадлежат ему, как мужу.

Неужели действительно все дело в том, что она разговаривала с Андреем?… Но ведь он просто друг.

Тем не менее, в тот вечер с Андреем она больше не общалась, Максим увел ее в сторону под каким-то нелепым предлогом, и оставшуюся часть вечера провел рядом с ней, вызвав тем самым град удивленных взглядов, направленных на них. А когда они ехали в машине, выпытывал, о чем они с Андреем беседовали, но, наткнувшись на ее нежелание отвечать откровенно, просто замолчал, хмурясь и стискивая зубы.

В тот вечер он, едва они попали в квартиру, поцелуями, скольжениями руки вдоль тела, горчим шепотом в губы и частым дыханием, поднимавшим волоски на ее коже, пытался доказать — ей? или себе?! — что она принадлежит ему, и не отпустил ее до того момента, пока с ее губ не сорвался стон подтверждения…

Порыв холодного ветра, заставший ее врасплох, заставил Лену поежиться и втянуть плечи.

Она тяжело вздохнула и посмотрела на часы. Без четверти одиннадцать.

Приедет Максим или нет?… Они, даже не договариваясь, в этот день всегда встречались на кладбище.

Потянулась за телефоном, долго смотрела на него, не решаясь набрать заученный наизусть номер, а потом все же рискнула. И стала ждать ответа, слушая монотонные длинные гудки.

— Да? — послышался встревоженный голос мужа. — Лена? Что-то случилось?

Лена опешила, а потом, переборов смущение и удивление, проронила:

— Ты приедешь?

— Куда? — кажется, он озадачен?

— На кладбище, — запинаясь, проговорила она, а потом, взяв себя в руки, добавила: — По бабушке восемь лет, — на мгновение прикрыла глаза и тихо спросила: — Ты забыл?

Молчание, тяжелый вздох. Она почти явственно ощущала его смущение и сожаление. Забыл…

— Я… честно говоря, — пробормотал Максим, — да, забыл.

Лена прикрыла глаза, сводя брови, сглотнула.

— Так ты приедешь?

Она услышала, как он чертыхнулся себе под нос. Сердце в ее груди болезненно сжалось.

— Я не могу сейчас, — пробормотал он. — Черт, Лена… У меня… у меня важные переговоры.

Важные переговоры…

Лена прикрыла глаза, зажмурившись сильнее. Она даже догадывалась — какие именно!

Но почему именно сегодня — в этот день?!

Дрожь обдала ледяным холодом, скользкой змейкой метнувшись в кончики пальцев и ударив в сердце, вынуждая его биться сильнее и чаще.

— Понятно, — прошептала она через силу.

Глубокий вздох, затем тяжелый выдох. Она услышала достаточно, но все еще сжимает телефон дрожащими пальцами не в силах отключиться.

— Лена! — воскликнул Максим встревоженно. — Прости, что я забыл. Черт, я замотался, и… — секундная пауза, а потом: — Я бы приехал, ты же знаешь, просто… — вновь грязно выругался в полголоса. — Я не могу отменить эти переговоры. Если бы мог, я…

— Все ясно, Максим, — тихо, но настойчиво перебила. — Я все понимаю.

Он вновь чертыхнулся, и она повела плечами, вздрогнув всем телом.

— Черт, Лена!

Она могла бы предположить, что сейчас он, скорее всего, ходит по кабинету, яростно сжимая телефон, ругается, конечно, щурится и злится. Злится на себя, не на нее. За то, что забыл, что упустил что-то из виду, что она сейчас стоит одна на ветру, а он не сможет подъехать и спасти ее от его порывов.

— Что, Максим? — проговорила она, не желая слушать его ответ.

Сердце кольнуло острой болью, отдававшейся в висках.

— Если бы я мог, я бы приехал, — сдержанно выговорил он, очевидно, пытаясь не сорваться.

— Я знаю, — коротко бросила Лена, сжимая руки в кулаки и оставляя на ладонях следы от ногтей.

И тут он взорвался. От ее спокойного, почти равнодушного тона голоса.

— Черт!! Ничего ты не знаешь! — закричал он. — Что ты себе уже напридумывала?!

Не больше того, что есть на самом деле, горько подумала девушка, но промолчала.

— Лена, у меня переговоры с твоим… — он вновь чертыхнулся, сцепил зубы и выдавил со злостью: — С Порошиным.

— С Андреем?

Ему удалось ее удивить.

— Да, — выдавил он из себя, — с Андреем Николаевичем.

Лена покачала головой.

Она может позвонить Андрею и узнать, правда ли это, но… вдруг стало все равно.

— Тебе не нужно передо мной отчитываться, — проговорила она, — я же понимаю, что ты работаешь…

— Лена! — воскликнул он, перебив ее. — Что я слышу? — а потом подозрительно глухо добавил: — Это упрек?

Она знала, что сейчас он, очевидно, застыл посреди кабинета и, щурясь, вглядывается в пространство. Руки сжимает в кулаки, чтобы не втемяшить их в стену или не разнести по кусочкам полкабинета, но ей по-прежнему было все равно.

— За что мне упрекать тебя? — проговорила она едва ли не с вызовом. Она могла бы предъявить ему целый список упреков, если он пожелал. Решительно она добавила: — Нам нужно будет поговорить.

Молчание. Ему не понравился тон ее голоса. Вновь. И она поняла это.

— О чем? — жестко выдавил он

— О моей работе.

— Ты нашла работу? — сдержанно выдохнул он.

— Нет, еще нет… — проговорила она тихо. — Просто я подумала, что…

— Что?…

— Я хочу работать, — уверенно заявила девушка. — Не хочу больше сидеть на твоей шее.

Он чертыхнулся, и ее сердце задрожало.

— Ты не сидишь на моей шее! — укоризненно воскликнул Максим.

— Девять лет я не работаю, — словно не обращая внимания на его слова, проговорила Лена. — Эти стены убивают меня. Мне нужно чем-то заняться.

Он тяжело задышал, с трудом втягивая в себя воздух. Данная идея, видимо, не очень-то ему и нравилась.

— Это не твой… старый друг навел тебя на эту мысль? — сквозь зубы выдавил он.

Лена вскинула вверх подбородок.

— Нет. К тому же мы уже говорили с тобой об этом, но ты, как всегда, ушел от разговора, — проговорила она, почувствовав в себе уверенность. — И я сейчас хочу поставить тебя перед фактом: я хочу работать.

Она ожидала взрыва от него, того, что он сорвется, закричит. Возможно, на это его и провоцировала, но так и не дождалась. Он со свистом втянул в себя воздух, а потом зашипел.

— Мы поговорим об этом вечером, — сказал он резко, — когда я приеду.

— Хорошо, — согласилась девушка. — Поговорим.

Вечером, так вечером… Это будет интересный разговор…

— Лена… — выдавил вдруг Максим.

— Да?…

Неужели это его голос, такой неуверенный, тихий, глухой?…

— Да так… ничего, — неуверенно протянул он. — Ничего, — повторил он тише. — Ты же знаешь, что я приехал бы, если бы смог. Маргарита Ивановна была мне так же близка, как и тебе.

Лена опустила голову вниз, надеясь сдержать непрошенные слезы. Подбородок задрожал, а в горле мгновенно пересохло. Она это знала. Так же, как знала и то, что простит ему то, что он не приехал.

— Да, — прошептала она, — я знаю.

— Ты не обижаешься на меня за это? — нерешительно проговорил он.

Удивленная его вопросом, Лена прошептала:

— Все хорошо, не переживай.

— Мы поговорим вечером, — клятвенно заверил ее Максим, а потом виновато: — Прости, мне нужно идти.

Она выдохнула и посмотрела вдаль невидящим взглядом.

— Да, да, конечно, — выдавила она, скривившись. — Иди.

— Хорошо, — пробормотал он, — пока…

— Пока…

Ниточка связи готова была вот-вот разорваться, и вдруг…

— Лена! Подожди! — вдруг воскликнул он громко, настойчиво, заставив ее вздрогнуть.

— Да?…

Молчание, глубокое и затяжное, оно разрывало нервы от напряжения и страха, сковывало, не позволяло дышать полной грудью, вытягивало нервы в одну стройную полоску, напряженную и надрывную.

Лене казалось, что еще чуть-чуть и она упадет в обморок от нехватки кислорода, потому что так и не смогла вдохнуть.

— Я… я… — проговорил, наконец, Максим, сглотнув. — Целую тебя…

Лена прикрыла глаза, чувствуя, как стучит в груди сердце, а потом выдавила из себя:

— Я тебя тоже, — тихо, почти шепотом. — Пока…

— Пока.

И отключилась. Долго смотрела на телефон, не решаясь положить его в сумку, а потом закрыла глаза.

Что-то изменилось. И это не пустые слова, не просто звук. Реальность. Она ощущала изменения в воздухе, в каждом новом глотке воздуха, которые она совершала, в каждом слове и жесте, в том неуютном мире, что окружал ее, а сейчас стал менять, словно по мановению волшебной палочки.

Что-то безвозвратно изменилось.

Накинув сумку на плечо, Лена бросила последний взгляд на надгробие.

— Если бы ты только могла подсказать, что мне делать, — проговорила она, глядя на фотографию бабушки.

Губы ее дрогнули, по щеке скатилась слеза, и она смахнула ее пальцами.

Резко повернувшись, Лена вышла за ограду, прошептала слова прощания и медленно направилась прочь, засунув руки в карманы пальто и низко опустив голову.

Он еще долго смотрел на телефон, зажатый в руке, словно надеясь на то, что он вновь может зазвонить. Затем, поджав губы, мучительно медленно отложил его в сторону, сцепил пальцы и поджал дрожащий подбородок, стараясь унять дрожь, охватившую все тело. Закрыл глаза и тяжело вздохнул.

Как же он испугался за нее!! Боже, он почти чувствовал липкий, удушающий страх, расползающийся по телу и холодной струйкой стекающий вдоль позвоночника. Ощущал его в себе, в бешено бьющемся сердце, когда отвечал на звонок. Помнил, как кровь стучала в висках, когда увидел ее имя на дисплее телефона!

Он никогда не думал, что сможет когда-нибудь еще раз так волноваться за нее!! Он думал, что все страхи должны были остаться в прошлом, когда они похоронили их девять лет назад. Да и сейчас причин для волнения не было, и все же…

Внутри него все кричало о том, что что-то случилось.

Случилось. Он забыл о годовщине смерти Маргариты Ивановны!

Максим зло чертыхнулся сквозь плотно сжатые зубы.

Как он мог забыть?! Назначил встречу с партнерами именно на этот день!?

Он ощущал, что Лена обижена на него за это. Она не сказала вслух, не произнесла ни слова обвинения в его адрес, не подала это вздохом или всхлипом. Она как-то… равнодушно приняла тот факт, что он не приедет. И он понял — он ее задел. Обидел. Оскорбил память бабушки. И ему не было оправданий.

Она хотела отключиться, чтобы страдать в одиночку и плакать за его спиной, пока никто не видит, униженная и оскорбленная, но он не хотел, чтобы она страдала! Чтобы плакала — не хотел! Чтобы страдала из-за него — не хотел! И отпускать ее — тоже не хотел! И он сказал… эти слова. Сам не осознал, как они сорвались с его губ, из каких глубин вырвались во вне, обжигая своей искренностью и воздушностью.

Он сказал… и стало легче. На какую-то сотую долю мгновения. Пока Лена, не придя в себя, проговорила в ответ тихое «я тебя тоже».

Он не этого ждал. Не это хотел услышать. Не на это наделся.

Секундная легкость уступила место тягучему и вязкому чувству разочарования и обмана в своих ожиданиях.

Холодный пот выступил на лбу, и Максим смахнул его пальцами, ощущая скользкую влажность почти так же явственно, как и это гнетущее разочарование.

Мужчина распахнул глаза и невидящим взглядом уставился в пространство.

И сейчас Лена стоит на кладбище. Одна. На ветру, под мелким моросящим дождем, который он уловил взглядом, когда выглядывал в окно. Она смотрит на зажатый в руке телефон несколько минут, а потом дрожащими пальцами кладет его в карман. Плачет?… Всхлипывает?… Негодует и обижается?…

Черт возьми, как же он мог забыть о том, что встреча назначена именно на сегодняшний день?!

Встреча с Порошиным. Андреем Николаевичем.

Максим напрягся, натянулись нервы, выпрямился позвоночник.

Встреча с Лениным другом детства. Партнером Потапова. А теперь и его партнером тоже.

Слишком опасный, чтобы держать его на расстоянии.

Слишком опасный, чтобы позволить ему приблизиться к Лене на расстояние вытянутой руки.

Слишком опасный, чтобы забыть о его существовании и пропустить мимо себя те взгляды, которые он украдкой бросал на его жену! Чтобы поверить в то, что он просто друг. Чтобы не усомниться в том, что ему больше ничего от нее не нужно!

Андрей Порошин был самым опасным мужчиной из Лениного окружения, с которым когда-либо приходилось Максиму встречаться. И позволить ему ускользнуть… сейчас, когда велика вероятность того, что он не остановится и не уступит?… Это было бы самоубийством.

Максим прочитал в его глазах слепую уверенность, решимость, настойчивость. Он не был смущен или сконфужен, хотя и подобрался, едва Максим подошел к ним. Он смотрел твердо, прямо, внимательно, словно оценивая и раскладывая по полочкам следующие шаги по достижению цели…

Максим грубо выругался и вскочил с кресла, метнувшись к окну.

Черт возьми, он просто себя накручивает!

Облокотился локтями о подоконник, опустив голову вниз и прикрыв на мгновение глаза.

Лена любит ЕГО. Только его. Порошин для нее просто друг. И если он хочет рассчитывать на что-то большее…

Максим стиснул зубы, резко поднимая голову и вглядываясь в стекла, заволоченные дождевыми струйками, и сжал руки в кулаки.

Он никогда не получит то, что хочет!! Лена любит его и принадлежит ему. А Порошин… просто друг и, даже если рассчитывает на что-то большее, никогда не получит то, что хочет.

Мгновенный сигнал телефона ворвался в его сознание, заглушая горькие мысли.

Максим, бросив на телефон раздраженный взгляд, с тяжелым вздохом подошел к столу.

— Да, Марина?

— Максим Александрович, все уже собрались в конференц-зале, — проговорила девушка, — ждут только вас.

— Петр Михайлович уже там?

— Да, он появился пять минут назад.

Максим устало вздохнул. Хотелось послать все к черту. Эти переговоры, партнеров, Порошина… Просто послать все к черту и мчаться на всей скорости к Лене. Обнять ее, крепко прижав к груди, заглушить слезы, которые, очевидно, скользят по ее бледным щекам, вдыхать сладкий аромат волос, действующий на него, как наркотик, слушать частое прерывистое дыхание, успокаивать ее и шептать, заверять, кричать о том, что он никогда ее не оставит.

А вместо этого…

— Максим Александрович?…

Мужчина вздрогнул, нахмурился, недовольно посмотрел на телефон.

— Да, Марина?

— Вас тут… просит к телефону Лика Нуварова, — осторожно проговорила девушка. — Что ей сказать?

Чертыхнулся себе под нос. Только ее и не хватало!

Неужели когда они разговаривали в последний раз, она так ничего не поняла?! Идиотка!

— Она уже не в первый раз звонит, — подала голос Марина. — Может, ей что-то…

— Меня нет, — выдохнул Максим с едва сдерживаемой злобой. — Для нее меня нет.

Марина не стала спорить или переспрашивать, сразу все поняла.

— Хорошо, я передам, что вас сегодня не будет, — тихо и спокойно заявила она

— Да, — кивнул мужчина. — И сообщи всем, что я скоро буду.

— Да, конечно, — заверила она его, и он отключился.

Нуварова. Черт ее побери! Как она посмела…? Как она решилась…?

Глаза зло сощурились, но он приказал себе успокоиться.

Набрал в грудь больше воздуха, накинул пиджак, застегнув его на все пуговицы, и вышел в конференц-зал.

Он освободился, как только смог. Почти два с половиной часа потребовалось на совещание. Затем еще пару часов на то, чтобы осмотреть предприятие, уточнить и уладить некоторые детали. Затем пришлось созвониться с поставщиками и уладить вопросы перевозки.

В результате Максим освободился только к пяти.

Дав указания Марине и попрощавшись с Петром, который решил остаться в офисе еще на час, он стремительно выскочил из офиса, подгоняемый порывами хлесткого промозглого ветра, теребящего полы его черного пальто, и направился прямиком к машине, мечтая лишь о том, что через какие-то двадцать минут он окажется в тепле и уюте собственной квартиры, где его ждет Лена.

Его Лена. Его дорогая, родная, самая лучшая женщина в мире!

В глазах блеснул огонек предвкушения встречи с ней, и мужчина ускорил шаг. Утром он не стал будить ее, накрыв одеялом обнаженные плечи, поцеловал ее в висок, затем нежно коснулся губами щеки, шеи, оставил след поцелуя на губах и, на мгновение задержав подрагивающие пальцы в волосах, поразился их гладкости и шелковистости.

Ангел. Его светловолосый нежный ангел!!

Она, конечно же, обиделась за то, что он не пришел на кладбище. Он и сам понимал, что поступил очень плохо. Но черт, он уважал Маргариту Ивановну, действительно, уважал, он считал ее мудрой женщиной, и в тот год, что был знаком с ней, он не мог бы сказать о ней ни одного плохого слова.

Ее внезапная смерть стала ударом и для него тоже, что уж говорить о Лене!? И он бы обязательно приехал «повидать» ее, если бы смог. Но он не смог. Переговоры с Потаповым, а точнее, с Порошиным невозможно было ни отменить, ни отложить. И в этом была, конечно же, его вина. Нужно было заранее выделить место в своем расписании для Лены и Маргариты Ивановны, а он… Черт, он поступил, как бизнесмен, поставив работу на первое место. Сглупил. Тогда, когда семья стояла на грани краха, он должен был ее спасать.

Покачав головой, словно отгоняя от себя дурные мысли, Максим двинулся вперед.

Он приедет домой, поговорит с Леной, все объяснит ей…

Она поймет. Она не осудит, она должна понять.

Он щелкнул сигнализацией, подходя к машине, и тут же застыл на месте, как вкопанный, когда прямо перед ним, словно из ниоткуда, словно из тумана возникла невысокая женская фигурка, облаченная в бежевое пальто, с большим шарфом, без шапки, с распущенными по плечам золотистыми локонами.

Улыбнулась улыбкой, которая ему не понравилась, и Максим побледнел.

— Лика? — выдавил он сквозь зубы, зло сощурившись.

Она скривилась, приподняла тонкие бровки и проговорила:

— Что, не ждал, дорогой? — усмехнулась девушка, внимательно окинув его взглядом. — Спешишь домой к любимой женушке? — ехидно хохотнула, подходя ближе — Ты ей не рассказал про наш маленький секрет?

Максим сжал руки в кулаки, начиная терять терпение, стиснул зубы и выдавил:

— Что ты здесь делаешь?!

Она приторно сладко улыбнулась, легко повела плечами, и, подойдя к нему ближе, почти коснувшись грудью его груди, прошептала, заглянув в глаза:

— А ты разве не догадываешься?

Ему не понравилась хрипотца, звучавшая в ее голосе. И этот блеск в глазах. Частое дыхание и плотоядная улыбка.

Максим с силой схватил девушку за руку и оттолкнул от себя, увеличивая расстояние между ними.

— Нет! — отрезал он, делая резкий шаг к машине. — Не догадываюсь.

Лика схватила его за локоть, вынуждая посмотреть на нее, но Максим не шелохнулся.

— Так я тебе напомню! — выдохнула она злобно. — И женушке твоей тоже напомню. Хочешь этого?

Максим застыл, сжав зубы так, что на скулах заходили желваки, резко обернулся к ней и напрягся всем телом, выпрямилась спина, натянувшись, как гитарная струна, а глаза, злобно сощуренные, пронзили ее адским синим пламенем.

— Что тебе надо?! — процедил он сквозь зубы.

Лика бросила быстрый взгляд на него, потом на машину, потом вновь посмотрела на него.

— Может быть, поговорим в салоне? — пожав плечами, предложила она. — Здесь холодно.

— А мне плевать! — грубо отрезал Максим. — Что тебе нужно?!

Лика поджала губы, обиженная его протестом, светлые бровки взметнулись вверх, уголки губ опустились. Блеснувший в глазах ядовитый огонек обжег его кожу.

— Ну, если ты настаиваешь… — протянула она, делая быстрый шаг к нему. — Ты.

Максим уставился на нее, широко раскрыв глаза.

— Не понял… что?!

Она сделала вперед последний, разделяющий их шаг и застыла, прижавшись к нему грудью.

— Мне нужен ты, — выдохнула она и стремительно прижалась горячими губами к его губам.

Он не успел отклониться или увернуться, не успел даже среагировать на ее резкий, неожиданный выпад, просто застыл, принимая женскую ласку мягких губ, бархатистого языка, пытавшегося исследовать его рот, а потом… резко оттолкнул ее от себя, зацепив губу зубами и почувствовав привкус крови на языке.

— Ты что творишь?! — закричал он, отшатнувшись от нее.

— А что? — невозмутимо воскликнула девушка, смело заглянув ему в глаза. — Тебе это нравится!

— Нравилось! Нра-ви-лось! Уясни, наконец, разницу! — закричал он. — Между нами все кончено!

Ее глаза сощурились, губы насмешливо дрогнули.

— Мне так не кажется, — упрямо заявила Лика и, пытаясь вновь коснуться его руками, приблизилась.

— Зато я знаю это наверняка! — прошипел Максим, грубо отталкивая девушку от себя.

Она застыла рядом с ним, пронзая его гневным взглядом, руки ее сжались в кулачки, губы сомкнулись в плотную линию. Золотистые волосы трепал холодный ветер, вынуждая его вдыхать аромат ее духов.

— А ты не боишься, дорогой?! — выплюнула девушка с издевкой.

Максим напрягся и, не шелохнувшись, с угрозой проговорил:

— Чего именно?

— Того, что твоя очаровательная женушка узнает о том, что ее муж самый настоящий кобель?!

Она не успела отреагировать, сделать хотя бы шаг назад или защититься, он, мгновенно изменившись в лице, схватил ее за локти, одним резким движением прижав к своей груди, впился гневным, прожигающим взглядом в нее и выдохнул страшным голосом:

— Не смей даже заикаться об этом, ясно? — с угрозой прошипел он ей в лицо, спокойно, без крика, а оттого еще более зловещими казались его слова. — Если ты попробуешь, б**ь, сунуться в мою семью, то поплатишься за это! — глаза налились кровью, губы плотно сжались, горячее дыхание обжигало кожу. — Еще раз заикнешься о том, что можешь сообщить обо всем Лене… и, считай, что нажила себе врага в лице меня! — навис над ней. — А это тебе не маленькие мальчики, с которыми ты общалась, помыкая ими, вертела, как марионетками! Ты, б**ь, узнаешь, на что я способен, и, поверь, тебе не понравятся последствия! — он нагнулся над ней, почти приподнимая над землей и заглядывая в самые глубины глаз испуганных глаз. — У нас с тобой был секс, и не больше, уясни это раз и навсегда. Я не тот, с кем можно шутить подобным образом. Не смей мне угрожать! — он почувствовал ее дрожь, но навис над скалой. — Это ясно?!

Она сглотнула, кивнула, дрожа всем телом, и уставившись на него во все глаза.

Так же резко и стремительно, как схватил, он отпустил ее, и она едва удержалась на ногах, чтобы не упасть, испуганно и как-то затравленно глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Ты просто сумасшедший, Колесников, — прошептала она, отходя от него на достаточное расстояние.

Почти равнодушный взгляд в ее сторону и он, открывая дверцу, забирается в салон:

— Так не стой на пути у сумасшедшего, дорогуша, — захлопнул дверцу, и она услышала, как он холодно добавил: — Это чревато последствиями.

Через мгновение машина рванула с места, оставляя после себя клубы серого дыма и одинокую женскую фигурку, закутанную в бежевое пальто.

Максим был вне себя от ярости, слепившей глаза.

Как она могла?! Как посмела угрожать?! Снова?! Пришла к нему, поджидала на стоянке, решила, что имеет право на то, чтобы ставить ему ультиматумы!? Подлая стерва!

Он мчался вперед, почти не различая дороги, лишь сильнее вдавливая педаль газа в пол. Гнев и ярость застилали глаза, губы сжались в плотную линию, на скулах появились желваки, он сжимал руль так сильно, что побледнели костяшки пальцев. Сердце билось громко, отчаянно, учащенно, оглушающей болью проникая в виски, а кровь пульсировала в венах, разгоняя раздражение и злость по всему телу.

Стерва! Наглая, жалкая, эгоистичная стерва!

Максим голов был разорвать ее в клочья прямо на стоянке, едва сдерживаясь оттого, чтобы не ударить ее, выбивая всю ту дурь, что засела в ее голове.

Она посмела ему угрожать, надо же! Посмела заикнуться о том, что расскажет все Лене! Тварь.

Максим покачал головой в разные стороны, словно отгоняя дурные мысли прочь.

Стерва! Если только она попробует сунуться в его семью, он сотрет ее в порошок, не задумываясь!

В попытке успокоиться он прикрыл глаза, когда остановился на светофоре, сосчитал до пятнадцати, затем до двадцати… Слабо помогло, поэтому, когда светофор мигнул зеленым, он рванулся вперед так резко и стремительно, словно за ним гналась смерть.

Через пятнадцать минут он подъехал к дому, выскочил из машины, щелкнув сигнализацией, и бегом направился внутрь. Пешком, перепрыгивая через две ступеньки, не дожидаясь лифта, поднялся на свой этаж и, на несколько мгновений застыв у двери, успокаивая сбившееся дыхание, позвонил.

Лена открыла через долгие секунды, когда он в томительном ожидании переминался с ноги на ногу.

Распахнула перед ним дверь с застывшим на лице выражением боли, и он понял — что-то случилось.

Сердце глухо забилось в груди. Он сделал стремительный шаг вперед, закрывая за собой дверь.

— Лена? Что-то случилось? — проговорил он быстро и, не снимая пальто, схватил ее за руку.

Она проследила за его движением, долго смотрела на его ладонь, а потом устремила на него взгляд, полный противоречивых эмоций.

— Как прошли переговоры? — выдохнула она, не отвечая на его вопрос, аккуратно освободила свою руку из его захвата и отошла от него, остановившись в нескольких шагах.

Шокированный ее поведением, Максим застыл на месте не в силах пошевелиться.

— Хорошо, — пробормотал он и, опомнившись, стянул с себя пальто, снял туфли.

Лена молчала, пристально глядя на него, словно изучая. Он подошел к ней и застыл в шаге от ее тепла.

— Что-то случилось? — заглянув в ее глаза, прошептал он и приподнял ее за подбородок, вынуждая не отводить взгляда.

Девушка молча смотрела на него, не отводя взгляда, и он содрогнулся от искр, мелькнувших в ее глазах. Она сглотнула и поморщилась, отшатнулась от него, скрестив руки на груди, и проговорила:

— Ничего, Максим, — опустила взгляд, горько усмехнулась. — Что могло еще случиться?

Ему не понравился тон ее голоса. Он ощущал, что сердце с грохотом стучит в груди, пытаясь вырваться из оков грудной клетки, и он не мог приказать ему стучать умереннее.

Что-то рвало его на части, что-то вопило и кричало о том, что нечто ускользает от него. Сейчас, в это самое мгновение просачивается сквозь пальцы и уплывает в небытие. И он ничего не может с этим сделать.

— Ты злишься из-за того, что я не приехал на кладбище? — тихо спросил он.

Лена внимательно посмотрела на него, вновь поморщилась, раздулись ноздри, вдыхая едкий воздух, поджала губы и повернулась к нему спиной, холодно проговорил:

— Не будем об этом.

То есть как это — не будем?! Он не мог оставить это просто так! Она нуждалась в нем сегодня. Черт, она всегда в нем нуждалась, все эти годы, а он, как слепой, как безумный, не замечал этой ее потребности!

И сейчас он настойчиво и уверенно двинулся следом за ней, направляясь в гостиную.

— Лена, послушай…

— Я все понимаю, — тихо перебила его она, — ты был занят. Все ясно, ты же работаешь.

Он попытался развернуть ее к себе, удержав за локоть, она поддалась, устремив на него тяжелый взгляд.

— Лена, — тихо попросил мужчина, — давай поговорим об этом.

Она отшатнулась от него, и он, поджав губы и стиснув зубы, зло сощурился. Руки сжались в кулаки.

— О чем? — нарочито медленно и словно бы устало выдавила она из себя.

Эта перемена в ее настроении не просто испугала его, она привела его в ужас.

Максим в нерешительности застыл рядом, не зная, что сказать, и лишь глядя на нее взглядом безумца.

Она никогда так с ним не разговаривала. Даже девять лет назад ТАК не разговаривала…

— Обо всем, — проговорил он нерешительно и, запустив пятерней в волосы, провел по ним дрожащими пальцами. — О том, почему я не приехал. О твоей работе…

— О! — воскликнула Лена, глядя ему в глаза. — И что же нового ты мне скажешь?!

Ее язвительность поразила его.

С подозрением он уставился на нее. Неужели Лика…?

— О чем ты?…

— О том, почему ты не приехал к бабушке! — выплюнула Лена, не пытаясь скрыть свое отвращение.

Его глаза сузились, превратившись в щелочки — черные точки.

— Я бы приехал, если бы смог! — воскликнул он, стараясь поймать ее взгляд, и сделал шаг вперед, но она отступила. Он грязно выругался, опуская взгляд, а потом вновь посмотрел на нее. — У меня были переговоры! — воскликнул он в последней попытке защититься.

И тут она устремила на него полный нескрываемого отвращения взгляд.

Он уловил эти изменения.

Она никогда ТАК на него не смотрела.

Максим внутренне вздрогнул. Сердце сжалось до размеров игольного ушка, оглушала пульсирующая боль в висках и груди. Дыхание сорвалось и понеслось вскачь.

— Я чувствую, какие у тебя были переговоры! — выдохнула Лена с презрением, окатив его гневом.

Он нахмурился. Она никогда так не смотрела на него…

— О чем ты? — не понял Макс, делая шаг к ней в попытке схватить за руку.

Лена отшатнулась от него, как от удара, бросила на него острый взгляд, прямой, укоряющий, без испуга.

— Ты пахнешь чужими духами, — выплюнула она и поджала губы.

Сердце перестало биться, а потом забилось, как сумасшедшее.

Максим чертыхнулся в голос. Лика!

Он грязно выругался сквозь плотно сжатые зубы и попытался схватить Лену за руку.

— Лена…

— Ты совсем меня не уважаешь, да?! — воскликнула она с едва сдерживаемой яростью. — Совсем?! — сорвавшись, кричала она, не обращая внимания на его попытки оправдаться. — В годовщину бабушкиной смерти! Как ты посмел?!

— Я могу это объяснить! — воскликнул Макс, пытаясь схватить ее за руку и притянуть к себе.

— Не нужно ничего объяснять! Мне и так все ясно! — воспротивилась девушка, отшатнувшись от него.

Мир начал рушиться, и Максим в бессилии смотрел на то, как он увлекает их в свою бездну.

— Лена!

Она не желала слушать, выплескивая на него все свое негодование и обиду, свою девятилетнюю боль.

Впервые за девять лет она не послушала его.

— Мне надоело быть верной безропотной женой, которая терпит твои измены и закрывает на все глаза! — не сдерживаясь, выкрикнула она. — Надоело, ясно?! — она испепелила его взглядом. — У меня аллергия на цитрусовые, чтобы ты знал! А у твоей любовницы духи именно цитрусовые!

— Лена, послушай…

— Не хочу ничего слушать! Опять ложь! Снова, снова, снова! — истерически закричала она. — Сколько можно?! Сколько ты еще будешь пытать меня?! Сколько, черт побери, нужно времени, чтобы ты перестал причинять мне боль?! — кричала она, пронзая его ядовитыми стрелами глаз. — Ты и твои шлюхи хотите свести меня в могилу?!

— В тебя что, бес вселился? — изумленно выдохнул Максим. — Что ты такое говоришь?!

Она не могла остановиться. Обида и боль, накопленные за годы ада, вырывались на свободу против ее воли, и она давала выход эмоциям, бушевавшим в груди, не задумываясь ни о словах, ни о действиях.

— Как бы ты отнесся к тому, если бы я пришла к тебе после другого мужчины?! — с вызовом воскликнула она и сама метнулась к нему.

Пряча слезы, застывшие в уголках глаз, она не заметила, как муж мгновенно помрачнел, насупился, поджал губы, застыл, подобрался

— Что бы ты мне сказал?! — продолжила Лена, пристально глядя на него. — Как бы отреагировал?! Сидел и

ждал моего возвращения из объятий другого мужчины, да?!

Он метнулся к ней навстречу и схватил за локти, притянув к себе.

— У тебя никогда не будет никого, кроме меня, — резко выдавил он.

— Откуда такая уверенность?! — гордо вскинула она подбородок вверх.

Ее острый взгляд обжег даже его внутренности.

— Ты спишь с какими-то девицами уже пять лет подряд, а я?! Чем хуже я?! — воскликнула она неистово и яростно. — Вокруг очень много мужчин, так, может, мне тоже стоит…?

Он резко притянул девушку к себе, приподняв над полом и, злобно, с яростью глядя в глаза, прошипел:

— Не смей так говорить! Ясно?! Ты моя. И никому больше принадлежать не будешь.

Лена тяжело вздохнула, попыталась вырваться из его стальных объятий, что не укрылось от него, и он в ответ лишь сильнее и крепче сжал ее локти. Она забилась в его руках, требуя свободы, но он не отпустил.

Она пригвоздила его к месту удушающим взглядом.

— А ты не задумывался над тем, что своими изменами сам толкаешь меня на достойный тебе ответ?! — выпалила она сквозь зубы.

— Ты ничего не знаешь о моих изменах! — выдохнул он, опаляя ее лицо горячим дыханием, почти касаясь губами ее приоткрытых губ.

Она дышала тяжело и часто, не успевая глотать кислород и насыщаться им.

— Я знаю о них достаточно! — выдохнула она и вновь попыталась вырваться, забившись в его стальных объятьях пойманной птичкой. — Достаточно, чтобы решить для себя, что больше терпеть их не намерена!

— Лена… — с угрозой прошипел он, в глазах загорелся опасный огонек.

— Что — Лена?! — закричала она, ударяя кулачками по его груди и не сдерживая слез, струящихся по щекам. — Вокруг полно мужчин, как и у тебя каких-то шлюх, с которыми я смогу…

— НЕТ! НИКОГДА! — закричал он, прижимая ее к себе. — Ни при каких обстоятельствах ты не сделаешь ничего подобного! Ясно?!

И тут она испугалась. Себя. Своих необдуманных слов. Его реакции на них.

И сжалась в комочек в его руках, тяжело дыша, ртом хватая воздух и не чувствуя насыщения.

— Ты — МОЯ! — яростно прошипел Максим ей в губы. — МОЯ!

И жестко прижался губами к ее губам, глубоко проникая языком в рот, словно стараясь доказать свое превосходство, словно пытаясь грубым поцелуем доказать, что он прав.

Она вначале застыла в его руках, ослепленная, удивленная, напуганная его напором. Затем попыталась оттолкнуть его, надавливая руками на грудь, ударяя по ней кулачками. А когда его яростный поцелуй проник в кровь, наполняя страстью и желанием тело, она обхватила его руками, прижимаясь к нему сильнее и плотнее, и накинулась на его рот с той же яростью и напором, что и он.

Максим отстранился от нее на мгновение. Их тяжелое дыхание смешалось. Обезумевшие и ослепленные желанием и страстью взгляды скрестились в безумной схватке.

— Никогда не повторяй тех слов, — прошептал он ей в губы и вновь набросился на ее рот.

Он подхватил ее на руки и, продолжая жадно целовать, поглощая своим поцелуем, понес ее в спальню.

Она пыталась воспротивиться, но не смогла. Принимая его поцелуи, как должное, и отвечая на них.

Он сорвал пуговицы на ее блузке, обнажая шелковистую кожу, сдвинул в сторону черное кружево бюстгальтера и припал к возбужденному соску, всасывая его в себя и сминая горошинку губами. Лена застонала, подавшись вперед, к нему, источнику наслаждения и сильнее схватила его за плечи.

Его руки скользнули вдоль ее тела, стаскивая с девушки остатки одежды. Настойчивые губы сминали сначала один сосок, затем другой, оставляли влажную дорожку на теле, касаясь чувствительных точек на груди, шее, предплечье.

Он осторожно уложил ее на кровать, подминая под себя. Рука скользнула к ее трусикам, резко стянула их, и горячие пальцы нырнули вдоль сосредоточия ее женственности, провели по нежным складкам. Один палец скользнул внутрь, и Лена со сладостным криком, вырвавшемся из груди, выгнулась ему навстречу. Совершая круговые движения, палец умело скользил внутри нее, вынуждая цепляться за мужское тело, как за источник удовлетворения желания, повисшего на острие ножа.

Максим тяжело дышал ей в шею, спустился губами вдоль ее тела, поцеловал грудь, спустился к пупку и захватил нежную кожу губами, затем зубами. Лена выгибалась ему навстречу, не в силах контролировать возросшую потребность удовлетворения пламени, разгоревшегося внутри нее.

Максим незаметно избавился от одежды и, продолжая целовать ее тело, наклонился над ней. Шире раздвинул ее ноги, устраиваясь между ними, резко прижался к ее губам, глубоко и жестко погружая в рот язык, и одновременно высунул из нее палец, место которому тут же уступило нечто более горячее и пульсирующее.

Лена застонала, неудовлетворенная и жаждущая ласки, завершения пожара, кульминации, дрожи кончиков пальцев и покалывания кожи.

— Ты всегда будешь со мной, — выдохнул Максим ей в губы. — Повтори.

— Я всегда… буду с тобой… — прошептала она, покачивая бедрами и стремясь навстречу удовлетворению своего дышащего огнем желания.

— Я тебя никому не отдам, — прошептал мужчина, с силой прижимаясь к ее рту, одновременно наполняя ее собою, и поглощая губами первобытный крик ее страсти.

Он двигался резко, быстро, настойчиво, и она выгибалась, желая получить все, что он ей собирался дать. А потом вдруг замедлил темп, проникая в нее глубоко, размеренно, монотонно. Застывая на входе и резко проникая внутрь. Она извивалась под ним, приподнимая бедра, царапала кожу спины ногтями, пытаясь прижаться к нему еще сильнее. Максим тяжело дышал, продолжая погружаться в нее с неистовым рвением, глубоко, горячо, до конца. Потом совершил еще один резкий выпад, погружаясь в нее на всю длину, и застонал, тяжело задышал, уткнувшись ей в шею, касаясь губами атласной кожи, и все повторял, как заведенный:

— Ты моя… никому, никогда… моя… Ты меня любишь… Любишь!

А у нее не было сил, чтобы противиться, чтобы сопротивляться, чтобы возражать…

— Люблю… — прошептала она, едва шевеля языком. — Я… тебя люблю…

И на какое-то короткое мгновение они осознали, что значит быть по-настоящему счастливыми.