Идеальная ложь

Глава 33

Той ночью Люсинда так и не вернулась. Не вернулась и на следующее утро. Мэг позвонила Франсин. Мэта тоже дома не оказалось. Полиция составила на обоих подростков словесный портрет. Люсинда, которая считалась официально выпущенной под залог, превратилась теперь в разыскиваемого беглеца.

— Вы бы оставили меня в покое, Мэг, — позже в тот же день сказала ей пастор, когда перед ее домом остановилась полиция. Это был голос изможденного и глубоко потрясенного человека. — Если бы Люсинда оставалась под стражей, она была бы защищена от города, а мы — от нее. Люди здесь очень взволнованы. Озабочены тем, что она может вернуться и принести беду. Пола Йодер требует от полиции защиты. Том Хадлсон только что спросил меня, не считаю ли я Мэта опасным. Они относятся к моему сыну, как к преступнику, и — мне жаль, что приходится это говорить, — я виню во всем этом вас.

Следующие несколько дней представляли собой бесконечную серию телефонных звонков: Бордман, Хадлсон, двое других детективов штата, Франсин каждые несколько часов проверяли, нет ли у Мэг каких-то новостей о Люсинде. В течение этого ужасного периода Мэг видела, как исчезает филантропическая маска Франсин, обнажая ее истинную, болезненную, мощную любовь к сыну.

— Я просто хочу, чтобы он вернулся, — однажды сказала Франсин Мэг. — Если Мэт и Люсинда позвонят вам, скажите ему от моего имени, что для меня не имеет значения, что он сделал. Я буду с ним. Невзирая ни на что… если только он придет домой.

Хотя Мэг и не была матерью, она понимала, что приходится переживать Франсин — чувство вины, беспомощность, внутренние сомнения. Мэг пообещала взять на себя ответственность за Люсинду и потерпела неудачу. Она позволила подростку спровоцировать себя, дала своему характеру встать на пути здравых суждений. Она упустила Люсинду, и теперь, как и Франсин, ей хотелось только одного: чтобы она вернулась невредимой. Но, она мало что могла сделать, разве что постоянно справляться о ней в полиции. Только ждать и беспокоиться.

Сейчас Мэг, как никогда, чувствовала себя отрезанной от нормальной жизни. Эйб тоже не звонил. Был ли он так занят на своем процессе в Лос-Анджелесе? Или он узнал о последнем случае с Люсиндой и решил умыть руки по отношению одновременно и к ней, и к ее проблемам? Конфискация залоговых денег только усугубляла ее финансовые трудности. Новая презентация фирмы «СпортсТек» была отложена на начало января. Все в ее жизни, казалось, пребывало в состоянии какой-то кошмарной неопределенности.

Это был неудачный момент, чтобы думать о ежегодной рождественской вечеринке агентства «Хардвик и партнеры», но Оливер продолжал намекать, где они могли бы устроить ее в этом году. Стремительно приближалось Рождество. Мэг обычно организовывала для своих сотрудников интересные вечеринки в разных популярных местах Нью-Йорка. В прошлом году она пригласила всех на рождественское шоу в «Рейдио-сити Мьюзик-холл», а потом на коктейль в «Радужную Комнату» с великолепным видом на город на фоне неба.

В четверг вечером, за три дня до Рождества, в дверь офиса Мэг постучал Оливер с целой пачкой меню в руках.

— Я прошу прощения, что врываюсь к вам без приглашения, мистер Скрудж. Но знаете ли, завтра у вас будет последняя возможность признать, что данное время года традиционно рассматривается как праздничное. Можно нам заказать в закусочной хотя бы пару двухметровых бутербродов?

Мэг сходила за огромными бутербродами, она же заплатила за содовую, пиво, чипсы и конференц-зал, полный веселых ярких рождественских украшений, которые Оливер нашел в магазине распродаж товаров для вечеринок. Благодаря Оливеру на стенах агентства висели сияющие пластиковые Санта-Клаусы и гирлянды елочных лампочек. Изюминкой декорации стал фриз с изображением восьми северных оленей, запряженных в сани, причем олень Рудольф с огромным горящим носом, мерцающим ярким красным светом, бежал впереди.

Несмотря на свою депрессию, Мэг не могла не втянуться в атмосферу праздника. Они работали все вместе в связке, и часто под таким прессингом, что их товарищеские узы вполне напоминали отношения в пехотном взводе. А этой осенью в группе к тому же выработался определенный «осадный» менталитет. Хоть Мэг и старалась замалчивать, насколько серьезно банкротство Жарвис повлияло на ее бизнес или сколько личных проблем отнимает ее время и внимание, — у нее было ощущение, что они все знают. Оливер не умел хранить секреты, а художественный отдел, часто хитрый и конфликтный, умудрялся распространять слухи с щедрой развязностью творческих людей. В любом случае, они все старались выпутаться из этой ситуации — работая внеурочно, сохраняя самообладание, когда ломались компьютеры, отчего рутинная ежедневная работа начинала казаться развлечением. Учитывая проблемы с Жарвис, компания в этом году едва заработала прибыль, но Мэг сумела выплатить каждому премию, урезав свою зарплату.

Вечеринка началась в четыре и только после шести начала сходить на нет.

— Все в порядке, я закончу сама, — сказала Мэг Оливеру, после того как он помог ей собрать пустые банки и бутылки и упаковать мусор в пакеты. — Я в любом случае еще немного побуду здесь.

— Зачем?

— О, просто нужно еще закончить дела…

На самом деле ей больше было некуда пойти. Последний десяток лет она встречала Рождество в Ред-ривере. Традиции этих длинных, укрытых снегом уик-эндов сейчас настолько стали частью ее мыслей и воспоминаний, что сама идея находиться на эти праздники где-либо еще казалась ей невозможной. Закончив убирать, Мэг вернулась в свой офис и попыталась сконцентрироваться на лежавших перед ней документах. Вместо этого мысли ее поплыли… в город, который ее теперь презирал.

Передняя веранда магазина Йодера, должно быть, уставлена рождественскими елками и увешана праздничными венками из остролиста. Газовые фонари на Мейн-стрит перевязали красными лентами, чтобы придать им сходство с огромными конфетами. Старая голубая ель рядом с «Мемориалом павшим» украшена «Ассоциацией ветеранов иностранных кампаний», а перед Конгрегационной церковью установлены рождественские ясли из библейского сюжета почти в натуральную величину и все основные персонажи из папье-маше одеты в реальную одежду, пошитую вручную женщинами-прихожанками. В прошлом году паства, приехавшая на рождественскую утреннюю службу, была возмущена, увидев на голове у Иосифа шлем монтвильской футбольной команды.

Хотя снега не было уже неделю или две, прогноз обещал сильную бурю. В канун Рождества Ред-ривер обычно оказывался брошенным на произвол судьбы: голоса и звуки шагов приглушены, город кажется на время отрезанным от остального мира и при этом находится в полной безопасности. В канун Рождества Франсин совершает семейную службу. Последний рождественский гимн всегда «Тихая ночь», а потом Клинт приглушает огни, окружающие алтарь горящие свечи подрагивают, и высокие, хрупкие голоса взволнованных детей заполняют маленькую церковь. В такой момент Мэг, прямая и настойчивая бизнес-леди, неизменно испытывала внутренний трепет. А в этом году она всего этого не увидит — не увидит Брук и Фиби в новых платьях, которые Ларк шьет им к каждому Рождеству, не увидит их лиц, чистых и изумленных, когда они будут петь знакомые слова…

Примерно в половине восьмого Мэг услышала шум у входной двери. Обычно по вечерам уборщики не добирались до этажа Мэг раньше восьми, и, хотя здание вообще считалось безопасным, Мэг, уходя домой позже обычного, частенько видела, как ночной охранник дремлет, поклевывая носом. Мэг привыкла жить одна, ее ментальный радар был высокочувствительным к постоянным предупредительным сигналам опасности городской жизни. Ее кабинет был единственным, где горел свет, и его легко было увидеть из коридора. Поэтому, когда она услышала, что кто-то идет по холлу, она почувствовала страх и прилив адреналина в крови.

— Эйб!

Он был одет как будто собирался на работу: расстегнутое черное кашемировое пальто, строгий темно-синий костюм, сшитая на заказ рубашка, шарф, как у школьника, накинутый на плечи. Его волосы были немного влажными, и Мэг догадалась, что пошел снег. Она поняла и то, что очень рада его видеть. Слишком рада. Она сделала шаг назад.

— Ты меня до смерти напугал!

— Прости. — В руках он держал брезентовую сумку, которую теперь поставил у дверей. В ней лежали три свертка одинакового размера в подарочной упаковке. — Мне бы лучше позвонить, но я только утром появился в городе. Все пытался с тех самых пор… Я развозил подарки и заезжал на вечеринку к Спелмену. — Он окинул взглядом ее офис: бумаги на столе, а рядом с ними — наполовину пустой стаканчик колы и маленькая пачка соленого печенья, оставшегося после вечеринки. Мэг сняла туфли на каблуках и была в очках для чтения, которые тщеславие позволяло ей носить только, когда она оставалась одна. Ей показалось, что в глазах его была жалость.

— Ты одна? — спросил он.

— Мы были так загружены, — сказала она, снимая очки и надеясь, что без них будет выглядеть более беспечно. — Я пытаюсь сделать что-нибудь с этими чертовыми бумажками.

С того дня, когда он поцеловал ее в парке, они больше фактически не виделись. Мэг поразило, насколько сдержанным и собранным он выглядел — полностью контролирующий себя и сознающий, что происходит вокруг. Этан был очень экспрессивен в своих движениях — сплошные мышцы и грубая мощь, — часто не отдавая себе отчет в собственной силе. Эйб каждую секунду осознавал, где находится и с кем. Его жесты были сдержанны. Его поднятые брови в зале суда могли посеять сомнение в голове самого упорного присяжного. Рука сгибается, предваряя вопрос, — потом резко падает в сторону: слишком много вопросов, чтобы на них можно было ответить.

Она ощутила, как сильно ей хочется почувствовать эти руки на своем теле, и защитным движением прижала ладони к груди. Где же он был эти последние две недели, когда она нуждалась в нем больше, чем в ком-либо еще в своей жизни? Мэг не привыкла хотеть того, до чего не могла дотянуться, не привыкла быть зависимой от другого человека — и от этого чувствовала себя уязвимой и смущенной. Она хотела потребовать от него объяснений — полный отчет о его «ненадежном» поведении и одновременно ей хотелось попасть в теплое уютное убежище его рук.

Он вынул один из запакованных подарков. Из опыта предыдущих лет Мэг знала, что это должно быть очень хорошее шампанское.

— Бордман рассказал мне про Люсинду несколько часов назад, — сказал он, протягивая ей подарок. — Мне очень жаль.

— Но ты не можешь сказать, что не предупреждал меня. — Мэг попыталась улыбнуться, но подозревала, что это выглядит не слишком убедительно.

— Как ты справляешься?

— Прекрасно, — Мэг повернулась и положила подарок на стол. Она не хотела, чтобы он видел ее лицо, когда она лжет. — А ты? Ты выиграл дело в Лос-Анджелесе?

— Между прочим, да, — сказал Эйб, делая шаг к ней. — Но не благодаря мне. Я не вкладывал в это свое сердце. Просто, слава богу, адвокат с противоположной стороны оказался полным идиотом.

— А где… — Мэг продолжала стоять спиной к нему, теребя пластиковую ручку коробки. — Где было твое сердце?

— Я думал, ты должна это знать.

Она почувствовала его руки на своей талии, тепло его губ на своей шее. Он притянул ее к себе за спину, а потом медленно повернул к себе лицом. Ей казалось, что она видит его насквозь — его страстное желание, его разочарование. Когда она сейчас смотрела на него — в его глаза, слишком знающие, слишком старые для этого подвижного мальчишеского лица, — ей пришло на ум, что все, что он отдавал Бекке, — это блеск его любви, чистой и идеализированной, и что он не допускал ее в темные уголки своей психики. Он отдал ей все — а она швырнула все это назад на глазах у всего света.

Возможно, именно этого он боялся и сейчас, именно поэтому сдерживался. Любовь для Эйба означала поклонение. Он вознес Бекку на пьедестал — он боготворил ее, но всегда на расстоянии вытянутой руки. В течение долгих лет Мэг и сама не хотела от мужчины большего. Но убийство Этана все изменило. Она уже не могла получать удовлетворение только оттого, что брала.

Мэг ничего не сказала, когда он снимал пальто. Она услышала звук удивления — быстрый шумный вдох, — когда, держа его за руку, отступила к двери и щелкнула выключателем. Отраженный свет из приемной освещал некоторые предметы в комнате: верхушку стэплера, телефонную трубку, металлические ручки на ящиках картотеки. В подступившей темноте стал виден падающий на улице снег — мягкие хлопья, бессистемно плывущие во тьме. Где-то слышался отдаленный шум пылесоса, приглушенные звуки улицы.

— Мне нужно кое-что спросить, Эйб, — сказала она, убирая волосы с его лба. — Почему ты не рассказал мне об Этане и Бекке?

Он долго смотрел на нее. Сначала прямо в глаза. Потом на ее губы. Это был задумчивый взгляд, озабоченный и испытывающий.

— Я думал, что ты уже слышала об этом, — сказал он наконец. — Предполагал, что Ларк говорила тебе. А когда я понял, что ты не знаешь про Этана, я просто не мог себя заставить. Мне хотелось этого избежать. Двигаться дальше, Мэг. С тобой.

В полутьме она рассматривала его лицо, надеясь увидеть на нем правду. Но это был человек, представлявший аргументы, от которых зависела жизнь людей, который знал, как манипулировать фактами, как спрятать реальность ради достижения своих собственных целей. Видел ли он сомнение, мелькнувшее в ее взгляде?

Эйб склонил голову и поцеловал ее, прижав к себе. Было что-то страстное и требовательное в том, как он перевел свои руки с ее волос вниз по спине, сжал ее ягодицы.

— Эйб… — Мэг отстранилась, встревоженная силой его желания. — Что случилось?

— Мне не хотелось с этим торопиться.

— Почему?

— Потому что сейчас все стало очень запутанно, — сказал он несчастным тоном. — Я хотел, чтобы мы пришли к этому постепенно. Я так хотел… чтобы это сработало.

— А теперь не сможет?

— Не знаю. Есть столько других вещей, о которых надо подумать. Так много опасностей…

Но еще до того, как он закончил свою мысль, она своими губами вновь жадно нашла его губы. И несмотря на то, что он был прав — для того, что с ними происходило, было не время и не место, — очень скоро они позабыли обо всем, кроме прикосновений и дыхания мужчины и женщины, которые вновь открывали друг друга, наслаждались друг другом.

— Без тебя там будет одиноко.

— Будет одиноко и здесь. Прошло уже не помню сколько лет с тех пор, как я проводила праздники где-то еще. Мне необходимо быть в городе — на случай, если позвонит Люсинда. В любом случае, там меня явно не ждут с распростертыми объятиями.

— Я бы остался в городе, Мэг, но я обещал Ларк, что приеду на обед — ради Брук и Фиби, как ты понимаешь. Кроме того, у Линдбергов прием.

От Ханны Мэг уже знала о приеме — вино, сыр, — в день Рождества, который Клинт и Жанин решили устроить в обновленном помещении погребка по поводу открытия новой мастерской и небольшой галереи. Ханна давала этой супружеской паре советы, как лучше разместить экспонаты и, действительно, проявила реальный интерес к их предприятию. Ханна даже планировала посетить их. Мэг пришло в голову, что там будет кто угодно, кроме нее и Люсинды с Мэтом.

— Как все? Я по ним так скучаю! Просто не могу тебе описать.

Они сидели на маленьком округлом диванчике в ее офисе и смотрели на увеличивающиеся хлопья снега за окном. Его рука обнимала ее за плечи. Он нагнулся и поцеловал ее в висок. Его губы все еще находились там, когда он сказал:

— Они по тебе тоже скучают, я уверен.

— Франсин сказала мне, что девочкам запрещено даже упоминать мое имя.

— Я не собираюсь стоять между вами. Особенно сейчас.

Она знала, что он прав, когда говорит это, но услышать она хотела совсем другое.

— Ты знаешь, я также виновата в том, что Люсинда ушла, как и…

— Даже не говори об этом, — предупредил Эйб. — Она поступила бессовестно.

— Мы поссорились, — постаралась объяснить Мэг. — И я наговорила такого, чего, вероятно, не следовало бы.

— Прошу тебя, Мэг, — рассмеялся Эйб, но как-то невесело. — Я знаю, что ты до боли беспокоишься о ней, но не обманывай себя. Она втянула тебя и себя в этот процесс.

Ее голова лежала на сгибе его руки, и она могла слышать, как через рубашку бьется его сердце. Боль между ног затихла. В этот раз он удивил ее, правда, она и сама себя удивила. Ей казалось, что между ними опять произошло нечто сверхъестественное, что секс был лишь малой частью этого чуда. Мэг было интересно, что он чувствует, но она решила не спрашивать.

Ее тело было легче воздуха. Она, должно быть, ненадолго задремала, хоть это и казалось невероятным, учитывая то, насколько живой она себя ощущала. Она услышала только самый конец какого-то его вопроса.

— Что?

— Мы можем оставить у тебя на автоответчике мой номер на случай, если она позвонит. Из Монтвиля мы поедем по грунтовой дороге.

— В Ред-ривер?

— А почему бы и нет? Никто даже не узнает, что ты там.

— Я бы с удовольствием, Эйб, но…

— Почему бы и нет? — продолжил Эйб. — Бесполезно сидеть в своей квартире в одиночестве. Ты у меня уже бывала. За эти дни я так замотался с этим проклятым делом! А у меня там есть целая гора, куда зимой никто не приходит. Подышим свежим воздухом, может быть, покатаемся на лыжах и попытаемся вычислить, куда подевались Люсинда с Мэтом.

Хотя Мэг скорее предпочитала старые постройки — фермерские дома, как у Ларк, или большие коробки строений в колониальном стиле, усевавшие ландшафт Новой Англии, — если бы ей пришлось поселиться в современном здании, она бы выбрала такое, как у Эйба. Дом, представлявший собой прямоугольную конструкцию из стекла и дерева, был построен на вершине холма, откуда открывался максимально широкий вид на речку, город и высившиеся позади него горы. Небольшие закругленные террасы и защищенные веранды обрамляли северное и южное крыло здания, а с восточной стороны была стеклянная стена высотой в два этажа, неограниченная ничем, кроме манящего горизонта. С того единственного раза, когда Мэг была здесь с Ларк и Этаном, она помнила, как пах чистый ночной воздух, какими близкими казались звезды.

Расценив ее молчание как колебание, он добавил:

— Это как если бы ты оказалась «неизвестно где», Мэг. Никто не узнает, что ты там. Ты будешь в полной безопасности, я обещаю.