Глава 11

Первым пунктом на повестке дня, когда Стоуни и Эллианна перестали сердито сверлить друг друга взглядами, стало представление мисс Кейн Гвен, леди Уэллстоун. По крайней мере, Стоуни решил, что именно это следует сделать в первую очередь. Он не мог водить с собой повсюду женщину брачного возраста — не важно, хочет она выходить замуж или нет, и не вызвать при этом град сплетен. Тот факт, что мисс Кейн далеко не юная мисс, но уже почти на полке, превратит дождь с крупными градинами. Черт, а когда станет известно, что она — наследница, а он — виконт с пустыми карманами, то за этим последует потоп, который может утопить их обоих.

Уэллстоун попытался объяснить, что как только они устроят мисс Кейн под крылышком его респектабельной вдовой мачехи, то тогда и только тогда Стоуни сможет брать ее на прогулки вдвоем, разговаривать с ней наедине, сопровождать ее неизвестно куда. Высший свет может косо смотреть на незамужнюю женщину, даже в почтенном возрасте Эллианны, которая появляется на людях без компаньонки, но одобрение Гвен задушит сплетни. Кроме того, Стоуни предсказал, что Эллианну немедленно назовут «Оригиналкой», что является вежливым наименованием женщины, которая достаточно богата, чтобы вести себя настолько эксцентрично, насколько она пожелает. Женщина без средств, или без подобных связей, именовалась бы «Или нет». То есть: ее приглашали бы куда-нибудь, если возникнут пустые места — или не приглашали бы. Ее представляли бы подходящим холостякам, если бы другие девушки не нуждались бы в партнерах, или ее вообще не замечали бы.

Мисс Кейн не смогла бы остаться незамеченной.

Со своей стороны, Эллианна не видела смысла в том, чтобы посещать магазины с леди Уэллстоун, пробовать мороженое у «Гантера» в компании виконтессы, наносить вместе с ней утренние визиты. Это всего лишь напрасная трата ее времени. Если она не будет искать сестру, то предпочтет почитать газеты, посетить новые фабрики, заняться своими инвестициями.

Чем она на самом деле занялась бы, в чем, по ее мнению, ей должен был помогать лорд Уэллстоун — это проникновение в дом лорда Стрикленда, чтобы узнать, не прячется ли этот негодяй под кроватью. Или не прячет ли он там Изабеллу.

После продолжительного рычания и скрежетания челюстями — Атлас присоединился к ним, но у мисс Кейн в кармане оказалась вареная морковь — Эллианну удалось убедить в том, что выслеживание барона нужно поручить Уэллстоуну, в то время как она позволит себе осмотреть город. Кто-то может узнать ее и справиться о сестре, но только если она не станет прятаться внутри черной шляпы, напоминающей панцирь черепахи.

— Да будет вам известно, что за эту шляпку я заплатила довольно много денег.

— Что только доказывает: не все можно купить за деньги.

Эллианне пришлось прикусить язык прежде, чем она напомнила виконту, что деньги смогли купить его компанию и сотрудничество. Уэллстоун, кажется, был особенно чувствителен, когда дело касалось денежных вопросов, хотя Эллианна не могла понять почему. Она не видела ничего постыдного в том, чтобы зарабатывать себе на жизнь, получать честно заработанную плату. В том, что будет делать лорд Уэллстоун, нет ничего подлого, особенно потому, что он не согласился на взлом и проникновение, как она того хотела. Так что с того, что ему платят за то, что он сопровождает женщину на бал? Уэллстоун мог бы стать кучером, или лакеем, подметающим улицы после того, как проедет экипаж. Конечно же, он мог бы вступить в армию, или служить церкви, или изучать право — все эти профессии считались достаточно благородными для аристократов, но он, по крайней мере, проявил инициативу. Эллианна не стала меньше уважать его из-за этого. Но не стала уважать и больше, потому что виконт вел себя как спесивый, назойливый, приводящий в ярость представитель мужского пола.

Однако она позволила убедить себя. Уэллстоун знал бомонд намного лучше нее; иначе ей не пришло бы в голову нанять его. Поэтому Эллианна покорно отправилась на встречу с Гвен, а затем за покупками. Тетя Лалли отказалась ехать, когда это не мог услышать Стоуни, конечно же. Как, сидеть молча, пока аристократишки будут распивать чаи? Или платить какой-нибудь обманщице с французским акцентом в шесть раз больше, чем на самом деле стоит шляпка? Она поклялась причиндалами святого Тарцизия, что ей вполне достаточно одной шляпки, и кроме того, она сможет приобрести товары лучшего качества — и по лучшим ценам — у друзей своего покойного мужа.

Эллианна отправилась одна и, к собственному удивлению, получила массу удовольствия. Леди Уэллстоун оказалась очаровательной компаньонкой, такой же глуповатой, как и предсказывала тетя Лалли, но при этом знающей о моде намного больше, чем кто-либо из тех, с кем девушка встречалась раньше. Виконтесса на самом деле полагала, что женщина в любое время должна выглядеть наилучшим образом — ради себя, а не для того, чтобы угодить кому-то. Эллианна решила, что такая привлекательная молодая вдова могла бы давно снова выйти замуж за эти годы, следовательно, она одевается не просто чтобы привлечь мужчину — и девушка одобрила это. При этом Гвен — потому что, по крайней мере, они быстро стали звать друг друга по именам, — была, без сомнения, предана своему пасынку: пела ему дифирамбы, перечисляла его достоинства, ссылалась на его мнения… и, вероятно, планировала его свадьбу. Что вполне устаивало бы ее, заявила Эллианна, несмотря на непривычный приступ боли, если бы она не являлась выбранной невестой.

Ей пришлось пресечь подобный необоснованный оптимизм на корню, особенно если они с Гвен собирались стать подругами.

— Вы знаете, что лорд Уэллстоун находится у меня на службе?

— О, мне хотелось бы, чтобы вы не говорили так об этом. Высшее общество не одобряет упоминания о ремесле, вы же знаете. Что ж, вы можете и не знать, моя дорогая, потому что вы могли и не мечтать о том, что вас сочтут… Боже, все же знают, что ваш отец был… так я полагаю…

Эллианна начала понимать свою новую знакомую, как бы уклончиво та не выражалась.

— Но они притворятся, что я — одна из них, если я не стану постоянно напоминать им о моем происхождении.

Гвен расплылась в улыбке.

— Вы так умны. Прямо как мой дорогой пасынок. Это так унизительно, что дорогому Обри пришлось… То есть, его отец был не настолько осторожен, как ему следовало. И мы пытаемся игнорировать то, что необходимо, потому что есть те, кто может оказаться не таким понимающим. Конечно же, они никогда не сталкивались с тем, что модистки напоминают им о долге, или о том, что ради экономии приходится закрывать комнаты, так что чьи-то кузены вынуждены… — Гвен позволила себе слегка нахмуриться, исказив красоту ее все еще молодого лица, но только на мгновение. Она потрепала Эллианну по руке. — Но я уверена, что дорогой Обри все равно помог бы вам, из любезности или джентльменского долга, потому что он так добр и заботлив.

Эллианна ни на секунду не поверила, что член высшего общества причинит себе неудобства ради дочери Эллиса Кейна, если только не увидит в этом какую-то выгоду для себя. Стараясь не ранить чувства хозяйки, Эллианна только улыбнулась.

— Лорд Уэллстоун — в самом деле прекрасный джентльмен, но говорим ли мы вслух об этом или нет, но наше соглашение носит деловой характер. Надеюсь, что вы не увидите нечто большее в нашей договоренности.

В груди матери — или мачехи — надежда всегда умирает последней.

— Ах, но вы будете проводить много времени в компании друг друга.

— Но не водить компанию, как обычно говорят о паре влюбленных. — Эллианна твердо стояла на своем. — Мы не станем ходить на свидания друг с другом.

— Но ваши шаги так хорошо подходят друг другу. Большинство леди едва достает ему до ключицы. Хотя мне и не следовало упоминать об анатомии джентльмена.

Тетушке Лалли тоже не следовало этого делать, но ее это никогда не останавливало. Эллианна снова улыбнулась и согласилась, что высокий рост у мужа — всегда желанное качество, особенно для такой женщины-каланчи, как она.

— Однако мне не нужен муж. Я не собираюсь выходить замуж.

— Что, никогда? — Гвен пришла в ужас. Ее глаза наполнились слезами. — Все эти красивые детки! Мои внуки!

— О, Боже, я не хотела расстраивать вас, только предупредить, что не стоит практиковать на мне навыки свахи.

Гвен промокнула глаза.

— Знаете, у меня это неплохо получается. А Обри — он…

— Просто относится к тому типу мужчин, которых я рассматривала бы в последнюю очередь: высокомерный, упрямый, раздутый от собственного воображаемого всемогущества.

— Боюсь, эти слова описывают большинство мужчин. Полагаю, матери учат их этому с рождения, или это делают кормилицы, потому что они становятся задирами в очень юном возрасте, знаете ли. Мальчики моего кузена… Но это неважно. Если не дорогой Обри, то как насчет…

— Нет. Никого. Я довольна своей нынешней жизнью и не испытываю желания оказаться в подчинении у какого-нибудь джентльмена.

— О, дорогая, но это подчинение бывает приятным. — Леди Уэллстоун охнула, а затем приложила руку ко рту. — Мне не следовало говорить и это тоже. Дорогой Обри говорит, что мой язык без костей, а вы же не замужем… и собираетесь остаться таковой. — Она начала всхлипывать.

Любимым средством избавления от тоски у леди Уэллстоун являлась прогулка по магазинам, особенно тогда, когда у нее была цель. Боже, одного взгляда на ансамбль Эллианны было бы достаточно, чтобы отправиться в крестовый поход.

Эллианна никогда не видела столько шляпок, сколько было надето и снято с ее головы этим утром. Наконец, они с Гвен сошлись на кусочке кружева за непомерную цену, черном, как и полагалась, но с красными вишенками сбоку, что привлекало внимание к ее ярким волосам вместо того, чтобы пытаться спрятать их из вида. Гвен не позволила ей скрыть и другие женские прелести под платьями с глухим воротом, которые предпочитала Эллианна.

— Как, позволить, чтобы мою подругу назвали безвкусно одетой? — Гвен выглядела глубоко оскорбленной. — Ваш внешний вид отразится на мне, вы же знаете. Когда я стану представлять вас как свою молодую подругу, то буду сгорать от стыда, услышав, как кто-то хихикает, прикрывшись веером. Они и так уже будут сплетничать о вашем состоянии. То есть, о состоянии вашего отца. А вы и дорогой Обри, что окажется еще одной порцией зерна на мельнице слухов, особенно если вы вместе… Что ж, вы захотите выглядеть как можно лучше, когда встретитесь с миром лицом к лицу.

Итак, новые платья Эллианны оказались с более низкими вырезами, в насыщенных цветах изумруда, сапфира или янтаря, с черной отделкой в память о тете Августе. Также она заказала черное вечернее платье, которое никто не смог бы спутать с траурным. Конечно же, к новым платьям требовались подходящие туфли-лодочки, и новые чулки, и перчатки в тон. И новые корсеты, чтобы фигура Эллианны соответствовала современной моде. А пока она выбирала их, то с таким же успехом могла заказать себе и новые ночные рубашки. Даже если никто не увидит ее ночную одежду, Гвен настояла на том, что Эллианне в них будут сниться более приятные сны, чем в прочной фланели.

Эллианна обнаружила, что делать покупки — это утомительное занятие, гораздо более сложное, чем складывать в голове колонки чисел или вычислять банковские проценты. И более веселое, особенно когда владельцы лавок узнавали, что она собирается расплачиваться наличными.

— Моя дорогая, леди не спрашивает о цене вещей, — прошептала Гвен в первом же ателье. — И они платят сразу только за то, стоимость чего не превосходит их карманных денег.

— Как же леди умудряются подводить баланс, если не знают стоимость вещей?

Единственный баланс, которым когда-либо удавался Гвен — это держать на голове книгу, когда она еще училась в школе, чтобы выработать идеальную осанку.

— Не уверена, что я знаю это. Дорогой Обри…

Эллианне чертовски надоело слышать о «дорогом Обри».

— Тогда нам повезло, что я не леди. Посмотрите хотя бы на то, как нас обслуживают. Мадам Журне никогда не показала бы нам этот муаровый шелк, который держит в задней комнате, если бы не мои деньги в ее руках. Готова поспорить, что с нами обращаются намного лучше, чем с той дамой, которая ждет три месяца, чтобы расплатиться по счетам — если только она уже не превысила свое месячное содержание. И это еще одна причина оставаться незамужней для женщины с независимыми средствами. Все, что она имеет, станет принадлежать ее супругу. Вы можете представить, что муж строгим голосом будет сообщать мне, сколько собственных денег мне позволено потратить? Ерунда какая-то.

— Нет, дорогая. Это бомбазин.

Так что Эллианна наполнила сердца лавочников надеждой, сделав у них заказы, а свой экипаж заполнила свертками, включая новую шаль для тети Лалли и серебряный филигранный веер для Гвен, за ее помощь. Еще два платья доставят к леди Уэллстоун, когда их закончат, но это будет сюрприз. Еще мисс Кейн приобрела отрезы ткани на платья для Изабеллы, когда та вернется, более легкий материал на новую летнюю униформу для горничных на Слоан-стрит, и пару мягких тапочек для Тиммса.

Эллианна восхитительно провела время. Делать покупки — это непривычное для нее занятие провести часы, но оно оказалось и вполовину не таким скучным, как девушка ожидала.


Стоуни, тем временем, сам провел день, заполненный приключениями. Он даже позаимствовал страницу из книги мисс Кейн[5] — в прямом смысле, ожидая в библиотеке, пока она поправит прическу и наденет ротонду — и составил список возможных мест, которые стоит исследовать. К настоящему времени он не мог похвастаться какими-то результатами.

Сперва Стоуни нанес визит на Боу-стрит, чтобы побеседовать с Эдвардом Латтимером. Парень оказался русоволосым, с торчащими ушами. Он выглядел не намного моложе Уэллстоуна, но его энтузиазм заставил виконта почувствовать себя старым. Сыщик напоминал нетерпеливого щенка, который рвется с поводка сразу во всех направлениях. Во всех тех направлениях, которые Стоуни записал в список, ощущая себя очень умным.

Латтимер сперва захотел удостовериться в связях его сиятельства с пропавшей девушкой, в чем Стоуни совершенно не винил его. Он сам пожаловался бы начальникам Латтимера, если бы тот выдавал информацию любому любопытствующему человеку с улицы, или репортеру из скандальных газет. Стоуни подтвердил свою добропорядочность, показав молодому человеку чек от мисс Кейн, выписанный на его имя. Латтимер изучил подпись, присвистнул при виде суммы, сравнил имя с тем, что напечатано на визитной карточке, которую вручил ему Стоуни, и, наконец, сверился со своим журналом для записи ежедневных событий. Записи в нем были такими же беспорядочными и неразборчивыми, как и схемы мисс Кейн.

Согласно расследованию Латтимера, в последнее время ни один женский труп с рыжими волосами не плавал в Темзе. Никакие рыжеволосые женщины в бессознательном состоянии или потерявшие память не оказывались в близлежащих больницах или психиатрических лечебницах. Никто не припоминал, чтобы рыжеволосая леди сама по себе нанимала кэб на Слоан-стрит. Или садилась на корабль. Или покупала билет на одной из почтовых станций в ту ночь, когда все произошло.

— Я вижу, что вы очень тщательно провели свое расследование, — признал Стоуни, ощущая себя далеко не таким умным, как час назад, и в два раза старше собственного возраста.

— Я обещал мисс Кейн сделать все, что в моих силах, а я всегда держу слово.

— Я уверен, это качество достойно восхищения. Денежное вознаграждение не имеет никакого отношения к вашей преданности своему долгу, не так ли?

— Леди уже щедро заплатила мне. Не так щедро, как вашему сиятельству, как оказалось, но, как я предполагаю, что вы сможете оказать ей некие другие услуги.

Стоуни, сжав кулаки, приготовился выслушать, какие именно услуги, по мнению сыщика, он сможет оказать.

— Да?

Латтимер и не собирался оскорблять виконта двусмысленностями.

— С вами будут разговаривать другие франты.

Стоуни кивнул, снова откинувшись на спинку стула за столом сыщика. Проклятие, ему придется привыкнуть к тайным подмигиваниям и понимающим взглядам, или он будет защищать свою честь — и честь мисс Кейн — с утра до ночи.

Но Латтимер еще не закончил.

— Кроме того, — с тяжелым вздохом произнес он, — деньги или нет, но я сделал бы все, что угодно для мисс Кейн.

Боже, этот круглолицый парень полон сил, честен и наполовину влюблен в эту женщину! Вот почему он не заподозрил Стоуни в безнравственном поведении: он не мог допустить, что его возлюбленная окажется виновной в подобной распущенности.

— Полагаю, что для того, чтобы описать свою пропавшую сестру, мисс Кейн снимала с себя шляпку?

— О да. — Лицо сыщика сделалось мечтательным, и он совсем забыл о многочисленных записях, высокопоставленном госте или пропавшей сестре. Видение длинных рыжих волос, рассыпавшихся по белоснежным простыням, должно быть, вытеснило все рациональные мысли из головы молодого человека. Нет, такая картина возникла в голове у Стоуни. Латтимер, вероятно, представлял мисс Кейн в свадебном платье, добродетельный олух.

— Она распускала волосы? — вынужден был спросить Стоуни.

— Конечно, нет. Ни одна леди не окажется настолько нескромной, — ответил сыщик, подтвердив мнение виконта о его влюбленности и намерениях. И попутно избавив Стоуни от неожиданной и ничем не мотивированной ревности от того, что другой мужчина видел мисс Кейн в подобном состоянии. Господи, не может же он ревновать! Только не тощую дочь банкира. Должно быть, он страдает от воспаления мозга или, в ином случае, слишком рано поднялся с постели.

Ревновал он ее или нет, но Стоуни нес теперь ответственность за эту женщину. Теперь настала его очередь вздохнуть. Латтимер оказался только первым из многих, предположил он.

— Рискну предположить, что она может метить так высоко, как этого пожелает, — намекнул виконт.

Кончики больших ушей Латтимера покраснели.

— О, я знаю, что леди намного выше меня по положению. Что не означает, будто любой денди с титулом перед именем с легкостью может злоупотребить ее мягким характером. — Он бросил взгляд на черную дубинку у себя на столе, с практически неприкрытым предупреждением.

Воспаление мозга, должно быть, очень заразно. Мягкий характер? Неужели они говорят об одной и той же женщине?

— Не беспокойтесь. Со мной леди в безопасности.

И от меня тоже, добавил Стоуни, но только про себя.

Следующий визит Стоуни нанес лорду Чарльзу Хэмметту, своему другу, который недавно — и без особого сопротивления — обзавелся невестой. Виконт чувствовал, что Чарли станет одним из немногих джентльменов, которых он может расспрашивать о пропавшей девушке, не вызывая особого интереса и встречных вопросов. Без сомнения, Чарли слишком занят приготовлениями к свадьбе и будущей новобрачной, чтобы беспокоиться о какой-либо другой женщине.

Он не помнил ни одной потрясающей рыжеволосой девушки, ни подходящих наследниц, ни племянницы леди Августы Чансфорд. Чарли едва вспомнил о том, что нужно поблагодарить Стоуни за подарок к свадьбе, ведь он тропился на встречи с невестой у ювелира, а затем — с будущим тестем в «Уайтс», а потом еще и с поверенным в банке. Виконта это вполне устраивало. Он был рад тому, что его друг чувствовал себя в качестве будущего зятя графа намного лучше, чем в роли младшего сына герцога. Чарли полагал, что может даже заняться политикой — с помощью графа. Конечно же, это будет только после свадьбы и годичного свадебного путешествия, которое они с леди Валентиной планировали на деньги графа.

Стоуни отправился вместе с Чарли к ювелиру, чтобы изучить обручальные кольца. Порхая между бархатными футлярами, заполненными драгоценностями всех размеров, форм и цветов, невеста Чарли предположила, что однажды видела мисс Кейн, но никогда не была ей формально представлена. Этой женщины определенно не было в списке гостей, приглашенных на свадьбу. Должно быть, это было днем, во время чаепития, предположила леди Вал. Насколько она может припомнить, ни один джентльмен не присутствовал, а какую форму предпочитает Стоуни: квадратную или овальную?

Что оставляло надежду только на Стрикленда, который определенно покинул собственную городскую резиденцию. У барона не было загородного поместья — с тех пор, как он потерял его больше двадцати лет назад — так что он мог быть где угодно. Стоуни попытал удачи в клубах для джентльменов, особенно в тех, где члены могли воспользоваться свободными комнатами в случае временной необходимости. Швейцар видел Стрикленда, так что он все еще оставался в городе, но никто не мог сказать, где барон остановился, даже ради тех монет, которые предлагал Стоуни.

— Я сам ищу этого эксцентричного обормота, — заявил один из пожилых членов клуба, после того, как Стоуни развязал ему язык бокалом коньяка. — Что, этот пройдоха задолжал и вам тоже?

Стоуни запомнил информацию о том, что Стрикленд, кажется, по уши в долгах. Отчаявшийся человек может пойти на отчаянные меры.

— Мне просто нужно побеседовать с ним по одному незначительному вопросу. Его дом закрыт, по всей вероятности, кишит паразитами. Вы знаете, какой отель он предпочитает?

— Отель? Вам лучше стоит поискать его в публичных домах!

Сотни фунтов, или того, что от них осталось, после того, как Стоуни выкупил свои часы и заплатил по просроченным счетам, не хватит надолго, учитывая то, как часто Стоуни совал монеты в руку привратникам, чтобы те рассказали о клиентах заведения. Эти люди поставлены у дверей специально для того, чтобы сохранять тайну личности посетителей.

Стоуни перемещался из благоухающего духами публичного дома в пропитанный джином бордель, от элитного частного клуба к получасовым проституткам. Он выпил за компанию больше бокалов вина, чем ему хотелось, и засунул за лифы платьев больше монет, чем испытывал желание сделать это, и все зря. Виконт получил много приглашений и предложений, многие из них — бесплатно, что порадовало его, но никакой нужной информации. Конечно же, в Лондоне почти столько же публичных домов, сколько булыжников на мостовых, так что он не упал духом. Стрикленд где-то появится, может быть, в коттедже своей любовницы в Кенсингтоне. Кто-то узнает об этом. Кажется, Стоуни оставил монеты и свой адрес у половины проституток в Лондоне. Во всяком случае, им монеты нужны больше, чем ему — или мисс Кейн.

Тем временем, ему нужно было явиться с отчетом к нанимателю. С гудящей от вина головой, с дурным привкусом во рту, словно там побывал вонючий бульдог, Стоуни нанес визит на Слоан-стрит. Там его ждала мисс Кейн, все ее волосы снова были убраны под тот черный кружевной саван. Она сидела прямо, словно шомпол проглотила, и так же обрадовалась ему, как и визиту зубодера. Попугай верещал его имя, или что-то там про стоуны[6], из соседней комнаты. Виконт не мог сообщить хороших известий, у него не было новостей о ее сестре или Стрикленде — никакой возможности избавить ее от хмурого вида или теней под глазами. Что еще хуже, Стоуни не собирался рассказывать ей, где побывал. И самое худшее — у него не было денег.

Проклятие, он привык к тому, что расходы по сопровождению леди оплачивались ее опекунами, без всякого напоминания. Стоуни платил за цветы, поездки в экипаже и давал чаевые лакеям — но не тратил целое состояние на подкуп. Как он мог рассказать этой чопорной мегере, освещаемой утренним солнцем, что раздал ее деньги ночным бабочкам? Дьявол, как он может попросить денег у женщины, у любой женщины, особенно у этой холодной и осуждающей особы?

Так что Стоуни сделал свой доклад, солгав ей сквозь зубы, и вместо мисс Кейн поговорил с Тиммсом.

Загрузка...