Идеальный джентльмен (ЛП) часть 1

Глава 4

Как признал Стоуни, его теории о мисс Кейн, — всего лишь праздные домыслы. И путь к тому, чтобы на самом деле избежать визита к этой женщине.

Он даже убедил себя, что ему нужно провести более тщательное исследование перед тем, как принять предложение этого потенциального работодателя, что антипатия к мисс Кейн — всего лишь продукт его раздражения из-за собственной ситуации. Стоуни никогда не нравилось зависеть от капризов других людей — хоть мужчин, хоть женщин. А еще хуже, когда всем заправляет женщина, признался он себе, но ему не следовало ставить это в вину мисс Кейн.

Как он ни пытался, виконт не мог убедить себя с нетерпением ждать встречи с ней. Нет, по правде говоря, он чувствовал, что на самом деле мисс Кейн чертовски уверена в себе. Она с таким же успехом могла подождать еще один день до того, как Стоуни послушно появится у нее в гостиной. Если только мисс Кейн не ожидает, что он явится через вход для слуг. Стоуни воспользуется этим временем, чтобы собрать информацию, точно так же, как это, кажется, сделала она. В платной библиотеке можно было найти кучу справочников, но самая лучшая, самая надежная информация добывается в пабах, куда постоянно ходят слуги, в курительных комнатах, посещаемых джентльменами, и в любом месте, где собираются вместе три или большее количество женщин. Стоуни отправил камердинера в таверны и сопроводил Гвен на бал в честь лорда Чарльза и его новоявленной невесты, леди Валентины Паттендейл.

Перед тем как приступить к серьезному делу и разыгрывать из себя детектива, Стоуни пришлось станцевать с почетной гостьей. Гвен настояла, чтобы он пригласил леди Валентину и к тому же выглядел так, словно получает удовольствие от танца, чтобы положить конец любым слухам о ее помолвке. Его собственная репутация тоже может немного улучшиться, заявила его мачеха, если Стоуни покажет, что не обижается и не таит неприязни.

Стоуни не пришлось притворяться, что он получает удовольствие, пока розовощекая нареченная Чарли хихикала и заливалась смехом во время их контрданса. Девушка была веселой, бойкой и жизнерадостной, и станет нескучной партнершей для Чарли, когда они начнут вместе танцевать по жизни.

Леди Вал, как она попросила Стоуни называть ее, танцевала быстро, говорила быстро и с такой же быстротой стремилась устроить свою свадьбу.

— Мне бы не хотелось передвигать дату на такой ранний срок, чтобы кто-то начал задавать вопросы о спешке, но лучше бы это произошло как можно быстрее, как только позволят приличия.

Стоуни прекрасно понимал ее. Странно, но сам он никогда не считал обладающего слабым подбородком лорда Чарльза мужчиной, который может вызвать жгучее, настойчивое томление в груди юной девушки. Этого с Чарли и не произошло, или, по крайней мере, леди Валентина не стала делиться со Стоуни такими интимными подробностями, слава Богу. Нет, коварная девица пыталась убедить родителей сыграть свадьбу как можно раньше совсем по другой причине.

— Тогда я смогу избавиться от этих невзрачных белых и пастельных платьев, требуемых этикетом для незамужних девушек. Чарли собирается помочь мне выбирать приданое. — Она ухмыльнулась лорду Чарльзу, лучезарно улыбавшемуся им со стороны зрителей. Чарли был наряжен в желтые панталоны и бальные туфли с красными каблуками. Его зеленый жилет украшала вышивка — по меньшей мере, одна стая колибри, а фрак оттенка шпината имел осиную талию. О, это брак, заключенный на небесах, полных галантерейных товаров!

Стоуни вышел из бального зала со знаменитой улыбкой Уэллстоуна на привлекательном лице. Одна юная мисс упала в обморок, считая, что эта улыбка была предназначена для нее. Одна женщина постарше едва не порвала себе платье, подтягивая лиф пониже — на тот случай, если это может произойти. Виконт не заметил ни одну из них. Он улыбался просто от счастья. Стоуни был счастлив потому, что не обрек своего друга на несчастную жизнь с хитроумной плутовкой. Он был еще более рад тому, что не ему придется жениться на этой лукавой титулованной малютке. Но что по-настоящему заставило его улыбнуться, так это то, что теперь Стоуни мог пойти и поискать собственных удовольствий. У него нет служебных обязательств, нет договоренности составлять компанию непопулярным особам, и теперь, когда его долг на танцевальной площадке выполнен, он может покинуть бальный зал.

Когда — если — он примет предложение мисс Кейн, Стоуни будет всецело в ее распоряжении. Сегодня он не на службе. Свободен. Ему не нужно страдать от удушающей жары, избыточных ароматов, от толчков или от танцев вроде джиги и рила. Он может провести остаток вечера, пока Гвен не захочет уехать, подпирая колонну и наблюдая за тем, как другие прыгающие джентльмены делают из себя дураков. Или виконт может стоять у стола с угощениями и съесть все пирожки с омарами и напиться до бесчувствия. Он может выкурить сигару или заключить пари на то, какого пола будет первый ребенок Чарли, или проиграть в карты свои карманные деньги. Стоуни даже может дождаться вальса и какой-нибудь готовой на все вдовы.

Ей-Богу, он может оставить экипаж Гвен и отправиться навестить тот новый публичный дом или артистическое фойе или игорный притон с изящными, доступными крупье. Вместо того, чтобы провести время с женщиной он может пойти в клуб и послушать, как джентльмены разговаривают о политике, военном деле и о времени, проведенном с женщинами.

Но, так или иначе, ни одно из этих времяпровождений не выглядело привлекательным для Стоуни. Хорошая книга и собственный камин казались ему более заманчивыми. Возможно, он начал стареть, как и намекала Гвен. Может быть, ему на самом деле следует остепениться, прежде чем он впадет в старческое слабоумие, станет слишком дряхлым, чтобы потанцевать на собственной свадьбе. Стоуни решил, что задумается над этим, сразу же после того, как покончит с делом мисс Кейн.

Он забрел в комнату, отведенную для игр, но не занял место ни за одним из карточных столов. После того, как виконт отказался зарабатывания картами на жизнь, азартные игры больше не представляли для него интереса. Вместо этого он обошел комнату по кругу, с бокалом в руке, разговаривая с различными друзьями и знакомыми, посмеиваясь над тем, что Чарли попался в мышеловку священника, как это обычно делают холостяки, словно их собственное время жениться никогда не настанет.

Время от времени Стоуни спрашивал того или иного джентльмена, знают ли они что-нибудь о резиденции Чансфорда на Слоан-стрит. Теперь, когда леди Августа покинула этот мир, добавлял он, ему интересно, будет ли дом продан или сдан, как просили его узнать кузены Гвен.

Виконт узнал о трех других домах, недавно выставленных на продажу, имена двух агентов с хорошей репутацией, одного мошенника, которого следовало избегать, и адрес поверенного леди Августы. Кроме этого, никакой полезной информации раздобыть не удалось.

Один из игроков, Годфри Бланшар, высказал предположение, что дом, должно быть, унаследовала племянница.

Стоуни отпил из бокала.

— О? Я никогда не встречал племянниц леди Августы. Думал, что знаю большинство юных леди в Лондоне.

Бланшар, ожидавший, пока ему сдадут следующие карты, рассмеялся.

— Не знаю насчет других, но чертовски уверен в том, что ты не знаешь именно эту девицу. Леди Августа не отпускала ее от себя ни на шаг. Полагаю, боялась таких, как мы с тобой.

У Бланшара в карманах было еще меньше, чем у Стоуни. Единственная причина, по которой он сумел остаться в Лондоне — это то, что его семья готова была заплатить долги, чем позволить ему жить дома. Бланшар бросил несколько фишек на стол и продолжил:

— Думаю, что в любом случае рука этой девицы уже кому-то обещана. По крайней мере, именно так экономка старой скряги сообщила моей квартирной хозяйке, объясняя, почему та не представила девчонку в свете должным образом. Так вышло дешевле, по всей вероятности, если подсчитать расходы.

— Есть какая-нибудь идея насчет того, кем может оказаться этот счастливчик?

Бланшар пожал плечами.

— Ничего не слышал. Во всяком случае, старая леди слишком сильно болела, чтобы часто вывозить девушку. А затем и вовсе отправилась на тот свет.

— Я слышал, что и насчет этого были какие-то сомнения.

Один из мужчин за столом ответил, тасуя колоду.

— Припоминаю, что судья занимался этим делом. Но он решил, что у леди Августы все равно было слабое здоровье, и поэтому не имеет значения, ударилась ли она головой и у нее остановилось сердце, или наоборот, ее сердце остановилось и из-за этого она ударилась головой. Полагаю, никому все равно не было до этого дела.

— Это должно было интересовать ее племянницу.

Крупье не ответил, а Бланшар снова пожал плечами и обратил внимание на пришедшие к нему карты. Если наследница вне пределов досягаемости, то она не имеет для него интереса. А хорошие карты — имеют.

Стоуни подождал до конца раздачи карт, на тот случай, если кто-то вспомнит что-то еще. Когда в игре снова возникла пауза, он повернулся, чтобы уйти, но Бланшар окликнул его.

— Постой, Уэллстоун. Весь этот интерес к дому и наследнице… Неужели ты слышал что-то, что мне тоже следует знать, а?

Стоуни не был готов бросить мисс Кейн на съедение волкам, и не важно, каковы были его чувства в отношении этой женщины. Бланшар и подобные ему скользкие типы всегда слишком голодны, слишком быстро распускают слюни на лакомые кусочки. Именно от таких негодяев Стоуни уводил подальше мисс, доверенных его заботе, когда заботливо пас овечек — то есть юных леди. Виконт небрежно махнул рукой в знак прощания.

— Нет, ничего, что тебе следовало бы знать, я уверен, Бланшар. Просто я недавно кое-то прочитал.

Гвен, к ее разочарованию, не выяснила ничего, что Стоуни уже не узнал. Камердинер Стоуни тоже почти ничем не помог. В молчаливом доме на Слоан-стрит, сообщил он, работала в основном женская прислуга, как и подобает жившей в одиночестве благородной леди. Большинство нашли себе новое место после смерти хозяйки. Естественно, там не было камердинера, с которым слуга Стоуни мог бы поболтать, а старый дворецкий, говорят, очень странный тип, который ни с кем не общается после кончины леди Августы. Все соседская прислуга, раздосадованная его — и своим собственным будущим — сошлась на том, что старику должны были назначить пенсию. Но старая леди Скряга умерла так же, как и жила, приберегая каждый шиллинг.

Камердинер Стоуни также узнал, что мисс Изабелла Кейн покинула дом на Слоан-стрит в ту же ночь, когда было обнаружено тело ее тети, и этот факт вызвал множество предположений со стороны слуг. Время, а не вердикт коронера о смерти от естественных причин, уменьшило мощный поток сплетен до небольшого ручейка. О, и слуга Бланшара признался, что когда этот игрок попытался нанести визит леди Августе, дверь захлопнули прямо перед его носом.

Ни тесный кружок сплетниц Гвен, ни секретные сведения слуг не располагали ни малейшей информацией о прибытии в Лондон мисс Эллианы Кейн.

Что ж, сейчас она здесь, и ждала, когда Стоуни нанесет ей визит. На следующий день он воспользовался всеми затягивающими тактическим приемами, которые только смог придумать: выездил своего мерина, а затем принял ванну; оставил визитную карточку с благодарностями у хозяйки прошлого вечера и букет — у леди Валентины; отправил письмо управляющему Уэллстоун-парка, и еще одно, школьному приятелю, которого он не видел десять лет; еще раз побрился, после чего пришлось повязать свежий шейный платок; выбрал букет цветов, чтобы принести с собой и не выглядеть так, словно претендует на должность, а затем отложил половину бутонов, чтобы не показаться поклонником; затем решил, что сделает бутоньерку из одного лишнего цветка.

О, виконт мог бы потратить еще целый день, размышляя, следует ли ему сначала отправить записку, должен ли он приехать верхом, в экипаже или прийти пешком, и не стоит ли взять с собой Гвен. Он с радостью послал бы Гвен одну, если бы мог, что вполне соответствовало приличиям — одна леди приветствует другую после приезда в город. К несчастью, мисс Кейн не вполне урожденная леди — а Гвен слишком стремится к тому, чтобы заковать его в кандалы брака прежде, чем он сумеет опомниться.

Стоуни пришлось отправляться. Он вынужден был принять предложение наследницы. Эту сотню фунтов стерлингов можно использовать на сто полезных целей.

Виконт ненавидел нужду, во всех ста ее проявлениях, и начинал ненавидеть и мисс Кейн тоже, зная, что эта женщина уверена: он примет ее условия.

Стоуни проглотил свою гордость, и со шляпой и букетом в руках отправился к мисс Эллиане Кейн, чтобы узнать, как он сможет услужить ей. Его единственным утешением стало то, что головным убором ему служила прекрасная касторовая шляпа с изогнутыми полями, а не маленький красный колпак с колокольчиками, как у обезьянки шарманщика. Ей-богу, он станет танцевать под ее дудку, но сделает это как джентльмен.

Сутулый дворецкий, открывший дверь дома номер десять по Слоан-стрит оказался таким тщедушным, что Стоуни испугался, как бы его касторовая шляпа не опрокинула старую развалину. Дряхлого слугу на самом деле нужно было отправить на пенсию, и от этого упущения презрение Стоуни к мисс Кейн только возросло. Тетушка, может, и была скрягой, или просто отправилась на небеса прежде, чем смогла вознаградить своих верных слуг, но мисс Кейн должна понимать что к чему. Она должна поступать правильно. Настоящая леди, титулованная или нет, так бы и сделала.

Однако старик, кажется, знал свое дело: он осторожно положил шляпу и перчатки Стоуни на хорошо отполированный стол и протянул дрожащую руку за визитной карточкой виконта. Его напудренный парик, черный костюм и белые перчатки выглядели так же прилично, как и у любого другого дворецкого в Мэйфере. Он склонился над монетой, которую протянул ему Стоуни, с такой же церемонностью, как и любой из прислуги принца, если проигнорировать легкие хрипы и стоны, когда тот выпрямлялся.

Затем слуга вытащил пару очков с толстыми линзами из кармана сюртука. Даже в очках ему понадобилось очень много времени, чтобы прочитать текст на маленькой визитной карточке.

— Обри, виконт Уэллстоун, — произнес Стоуни, чтобы избавить старика от усилий и унижения, — к мисс Эллиане Кейн. Она ожидает моего визита.

Тиммс, как представился дворецкий, опустил очки на столик в вестибюле, промахнувшись на несколько дюймов. Он улыбнулся, когда Стоуни наклонился, чтобы поднять очки, продемонстрировав два ряда блестящих искусственных зубов. Затем слуга выпрямился, отчего стал выглядеть моложе на десяток лет — примерно на девяносто вместо ста. Он уставился куда-то поверх левого плеча Стоуни и начал восхваление. Но восхвалял он не лорда Уэллстоуна, а Господа Бога.

— Ах, наши молитвы услышаны. Благодарю, благодарю тебя наверху. На нас снизошло твое благословение.

Стоуни огляделся. Наверху или внизу, но они с Тиммсом были совершенно одни в выложенном мрамором вестибюле.

Тиммс заметил это.

— Ах, но Он повсюду. Его милость не знает границ. Его мудрость и доброта равны друг другу.

— Он?

— Господь Всемогущий, который счел нужным привести вас в нашу жизнь во времена нужды и отчаяния.

Всемогущие боги, неужели они здесь настолько религиозны? Не удивительно, что эта женщина не появлялась в опере или на карточных вечерах, если на то пошло. Черт, она никогда не найдет себе мужа, если так привязана к Библии. Трезвость в воскресное утро — вот и все, что высшее общество позволяло себе в угоду благочестию.

— Пусть Он прольет свой свет на ваши плечи. Пусть Его безграничная мудрость ведет вас на пути к добродетели. Пусть…

— Могу я увидеть мисс Кейн? — торопливо спросил Стоуни, взмолившись — но не буквально, чем, кажется, занимался Тиммс, — чтобы эта женщина не оказалась ярой сторонницей религии. Он скорее станет танцевать с не пользующейся успехом девицей в «Олмаке», чем таскать фанатичку по всем церквям в Лондоне. Черт побери, если он станет опускаться на… то есть, будь он проклят, если ему снова придется штопать брюки на коленях.

Дворецкий положил карточку на маленький серебряный поднос.

— Если вы будете любезны подождать здесь, милорд, то я узнаю, принимает ли мисс Кейн, — Тиммс повернулся, но не смог устоять против прощального «Благослови вас Бог» по пути.

Стоуни не чихнул, но у него определенно возникли проблемы с дыханием.

Он воспользовался возможностью оглядеться вокруг. Леди Августа, как оказалось, не скупилась там, где дело касалось ее комфорта. Вестибюль выглядел элегантно, обставленный дорогой мебелью, отполированной до блеска. На одном столе стояла бесценная восточная ваза с таким количеством экзотических бутонов, что его собственный букет казался кучкой придорожных полевых цветов. Два небольших портрета, которые Стоуни с удовольствием изучил бы поближе, висели рядом с изящной — и, без сомнения, дорогостоящей, — мраморной статуей Аполлона, обнаженного Аполлона. Стоуни с облегчением подумал, что здесь никакого пуританства не проявлялось.

Он готов был потянуться за лорнетом, чтобы определить, какой именно знаменитый художник нарисовал портреты, когда услышал медленную, величественную поступь Тиммса, возвращавшегося обратно по коридору. На самом деле поступь была гораздо более медленная, чем величественная, и время от времени дворецкий шаркал ногами, а затем остановился отдохнуть рядом с резным столбиком перил у подножия лестницы.

Стоуни услышал и другие звуки, доносящиеся с той стороны. Поначалу он не смог различить слова; а затем он не смог поверить собственным ушам.

— Безмозглая аристократия, вот так так! Безмозглая аристократия.

Слух у дворецкого, должно быть, оказался лучше, чем зрение, потому что на его впалых щеках появились красные пятна.

— Прошу прощения, милорд. Это все, гм, попугай. Неизвестно, что они могут произнести, не так ли? Знаете, мы все Божьи твари.

Тиммс выглядел так, словно с радостью задушил бы именно это свидетельство наличия у Создателя чувства юмора, но произнес только:

— Следуйте за мной, милорд, пожалуйте сюда.

Стоуни не шаркал ногами, но двинулся вперед так же медленно, как Тиммс, словно уставший старик, или как приговоренный преступник, которого ведут на виселицу.