Идеальный размер

ЗАГОРОДНАЯ ПОЕЗДКА И СТИМУЛЯТОРЫ СОСКОВ

Мы с Лайзой сидим в стильном итальянском ресторанчике под названием «Прицци» и потягиваем содовую с лаймом. Ресторан оформлен фонариками в виде маленьких перчиков синего цвета. Я никогда в жизни не видела настоящий перец синего цвета. Может, это очень редкий сорт, отличающийся особой остротой, и растет на одной-единственной ферме, затерянной где-то в дебрях Перу? Я представляю себе хозяина фермы – семидесятилетнего крестьянина ростом чуть больше полутора метров, в ковбойских сапогах и шляпе, с мачете за ремнем; его кожа напоминает старую автомобильную покрышку.

Напротив ресторана «Прицци» расположился один регби-клуб, направо наискосок – второй и за углом – третий. Входные двери в «Прицци» двустворчатые, чтобы пропускать широкоплечих спортсменов. Наш с Лайзой тренажерный зал тоже всего в двадцати метрах отсюда. Мы с ней потягиваем содовую с лаймом и одновременно думаем о том, о чем категорически не хотим говорить вслух. Мы обе знаем, что в эту самую минуту должны не сидеть в ресторане за обедом, а находиться на занятиях – тренироваться на беговой дорожке, потеть, сжигать калории, полученные с завтраком. В качестве наказания мы жуем пластиковые соломинки в наших напитках, а не угощаемся сырными палочками, которые стоят в корзинке посреди стола. Только что завершился обстоятельный разговор о преимуществах того или иного способа похудения. Я даже устала, пространно рассуждая о зонах сжигания жира, о калориях, о способах развития и поддержания в тонусе мускулатуры.

Разговаривая, я все время понижала голос и оглядывалась по сторонам, стараясь убедиться, что нас никто не слышит, словно мы обсуждали нечто постыдное, и если управляющий рестораном узнает об этом, то больше не пустит нас на порог своего заведения. У меня было такое чувство, будто я закурила огромную кубинскую сигару в зале для некурящих и своим антиобщественным поведением испортила всем обед.

Посреди разговора я в очередной раз вспомнила, что Лайза совершенно не умеет беседовать, она умеет только спорить и каждое мнение, отличающееся от ее собственного, каждый факт или аргумент воспринимает как личную обиду. Она использует фразы типа «Придется согласиться, что к согласию мы не придем», а когда не может убедительно опровергнуть какой-то довод, с укором качает головой и заявляет: «Именно это я и имела в виду». Меня такое ее поведение всегда раздражало. Если человек не в силах толком выразить то, о чем думает, значит, он думает не то, о чем говорит.

Сейчас мы с Лайзой сидим и ждем Анну. Ребенка Анна оставит со своей матерью – когда мы встречались в прошлый раз, ей показалось, будто малыш неодобрительно смотрит на то, как она потягивает вино.

– Ну, а как тебе понравились новые рисовые кексы с ароматом ананаса и сыра? – спрашивает меня Лайза.

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут дверь в ресторан распахивается, и с улицы влетает Анна.

– Наконец-то, – бормочу я себе под нос.

Анна до сих пор не пришла в форму. Она значительно полнее, чем была до беременности и родов, хотя с прошлой нашей встречи ей все-таки удалось сбросить несколько килограммов. У нее уже не такое круглое лицо, и живот выпирает гораздо меньше. Я поднимаюсь, чтобы поприветствовать подругу дружеским поцелуем.

–Привет, Анна. Отлично выглядишь.

–Спасибо, дорогая, – отвечает Анна с ослепительной улыбкой, и я понимаю, что сегодня она очень довольна тем, как выглядит.

Лайза тоже поднимается с места и целует Анну в обе щеки.

–Вы не представляете, как я работаю над своей новой диетой! Точнее сказать, в последние дни я почти вообще ничего не ем. Чувствую себя просто великолепно!

–Анна, это все просто замечательно, но нельзя совсем ничего не есть! Имей в виду, у тебя резко замедлится обмен веществ, и организм решит, что ты собираешься голодать очень долго. В результате он начнет откладывать про запас все, что только можно, в особенности жиры.

Я говорю озабоченно, но в то же время чувствую себя как последняя зануда. Мне и самой приходилось выслушивать подобные сентенции. Я слышала их сотни раз в самых разных вариациях и могу воспроизвести наизусть, даже если меня разбудить глубокой ночью.

–Ну конечно, – отвечает Анна. – Можно подумать, ты сама ешь много.

Она говорит с улыбкой, однако в ее голосе звучит едва заметная враждебность.

–Я, между прочим, не голодаю. – Я даже не пытаюсь скрыть обиду. – Я перешла на здоровую пищу, только и всего.

–И как тебе соломинка, которую ты сейчас грызешь? Очень питательная?

Анна с довольной улыбкой открывает меню, которое она прихватила по пути к нашему столику. Продолжая бросать на меня быстрые взгляды, она делает вид, будто читает меню. К нам подходит официант.

–Мне, пожалуйста, зеленый салат и порцию оливок, – говорит ему Анна и захлопывает меню.

–А мне принесите суп из курицы, – заказывает Лайза. – Только без гренок, пожалуйста.

–А мне салат «Никосия». Без хлеба и без заправки, – говорю я последней и с улыбкой отдаю официанту меню.

–Итак!

Лайза подается вперед и смотрит на меня с многозначительной улыбкой. Меня внезапно охватывает такое чувство, будто я перенеслась в восьмидесятые, когда мы были подростками. Похоже, мне предстоит экзамен, а я ничего не знала и не приготовилась.

–Расскажи нам про своего парня, – просит Лайза как бы ненароком.

–Его зовут Эдриан, – отвечаю я без всякого энтузиазма.

–Эдриан, – повторяет Анна с выражением и поднимает глаза, словно оценивая услышанное. – Ну так расскажи нам о нем. Все равно сплетни поползут, никуда не деться.

–Он помолвлен, – признаюсь я.

Над нашим столиком повисает напряженное молчание.

–Он уже попросил тебя выйти за него замуж? – спрашивает Анна после паузы.

Ей самой понадобилось четыре года, чтобы исподтишка заставить Мартина оформить их отношения. Причем три года из этих четырех она делала намеки практически в открытую, не скрывая своих намерений.

–Нет, он помолвлен не со мной, – говорю я, пожав плечами и всем видом показывая, что, дескать, жизнь – штука поганая и ничего тут не поделаешь.

Анна пораженно открывает рот, но Лайза реагирует мгновенно:

–Ох, бедная Санни! Мне ужасно жаль, что все так получилось. Я знаю, Эдриан тебе очень нравился.

Она сочувственно пожимает мне руку.

–Он и сейчас мне нравится, – отвечаю я, вытирая внезапно набежавшую слезинку.

Не знаю, с какой стати я вдруг решила расплакаться перед своими подругами. Честно говоря, я даже не понимаю, из-за кого плачу. Во всяком случае, не из-за Эдриана. В этом я уверена на все сто.

–Тебе, наверное, ужасно трудно, – замечает Анна и пожимает мне руку точно так же, как Лайза.

Прикосновение и даже сила, с которой Анна стиснула мои пальцы, кажутся в точности скопированными с сочувственного пожатия Лайзы и от этого становятся похожими скорее на издевку, чем на проявление искренней заботы.

–Он ведь первый парень, который понравился тебе по-настоящему, верно? – продолжает Анна. – Я имею в виду, первый из тех, кто ответил тебе взаимностью. Наверное, трудно было его бросить...

Анна показывает официанту пустой стакан и одними губами произносит: «Повторите, пожалуйста». Поблагодарив официанта, она вытирает помаду в уголках губ и поправляет прическу, даже не подозревая, насколько злорадно звучат ее слова.

–Я этого пока не сделала, – говорю я самым непринужденным тоном, на какой способна.

–Чего ты пока не сделала? – рассеянно переспрашивает Анна.

Ее внимание уже сосредоточено на другом объекте. Она рассматривает компанию из нескольких женщин, сидящих за соседним столиком. Оценивает их прически, макияж, обувь, одежду – все, что видно невооруженным взглядом.

–Я пока не бросила Эдриана.

–Прости...

Анне требуется несколько секунд, чтобы переварить полученную информацию, после чего ее внимание обращается на меня с тяжестью бетонной плиты.

–Что ты имеешь в виду?

–То, что сказала. Я его не бросила.

–Ну и когда ты собираешься это сделать? – спрашивает Анна с преувеличенным изумлением на лице, как будто она желала знать, сколько будет один плюс один, а я не смогла ответить.

–Может, вообще никогда...

Лица Анны и Лайзы искажаются какой-то непонятной яростью.

–Чего ты ждешь? Ты с ним всего неделю! – восклицает Лайза, всем своим видом показывая, что я веду себя, как ребенок. – Я бы поняла, если бы вы были женаты, но ты только-только начала с ним встречаться!

–Я знаю Эдриана пять лет, это тебе не неделю назад познакомились на улице. Кроме того, ты ведь понятия не имеешь, как я отношусь к нему, Лайза. Может, я его люблю? Что ты вообще знаешь?

Я стараюсь говорить как можно спокойнее. Сначала я хотела добавить: «Хотя, конечно, Эдриан мне безразличен», но в последнюю секунду передумала. Мне показалось, что в таком случае наш спор потеряет всякий смысл.

Тут к столику подходит официант и расставляет перед нами заказанные блюда. Расставил он их неправильно, и мы трое, не поднимая друг на друга глаза, обмениваемся тарелками.

–Должна признаться, Санни, я не понимаю, как ты можешь поступать таким образом. Вот уж не думала, что ты относишься к подобному типу женщин.

Анна подхватывает на вилку немного салата и отправляет его в рот. Затем берет из другой тарелки оливку и отправляет ее вслед за салатом. Затем, немного подумав, высыпает оставшиеся оливки в тарелку с салатом, чтобы придать ему хоть немного остроты.

–Ну и что это за женщины такие? – спрашиваю я, глядя на Анну. – К какому типу ты меня отнесла?

Для пущего эффекта я откладываю в сторону вилку, которую взяла было в руки, демонстративно выпрямляю спину и жду ответа – естественно, растерянного и немного смущенного.

Однако Анна ничуть не смущена и не растеряна. В ситуациях такого рода она чувствует себя очень даже комфортно – как рыба в воде. Или как свинья в глубокой луже.

–Я имею в виду тех женщин, которые отбивают чужих мужчин, потому что не способны найти себе собственных.

Она насмешливо фыркает, а на ее лице написано: «Ну давай, шлюха, попробуй доказать, что я не права».

–Не говори глупостей, Анна. Ты сама прекрасно знаешь, что на самом деле все совсем не так. Нам не по восемнадцать лет, пора смотреть на жизнь трезво. Люди не принадлежат друг другу. Они сами решают, что им делать.

–Ничего не скажешь, удобная позиция! – восклицает Анна и дополняет свой аргумент коротким фальшивым смешком.

–Никакая это не позиция, – отвечаю я, устало потирая глаза.

Лайза сидит тихо, стараясь не привлекать к себе нашего с Анной внимания. Она тайком цепляет на вилку зелень с кусочками курицы и жует, надеясь, что мы не заметим, насколько ей безразличен наш спор.

–Знаешь, Санни, – говорит Анна, – я бы поняла, если бы это случилось год назад. Поняла и не стала бы осуждать. Но с тех пор очень многое изменилось. Ты сама изменилась. Почему бы тебе не найти свободного парня, вместо того чтобы уводить чужого? Ему ведь надо от тебя только одного. Он получит то, чего хочет, а потом все равно уйдет.

Я срываю салфетку со своих колен, бросаю ее на стол и, подавшись вперед, смотрю Анне прямо в глаза.

–Даже не верится, что ты всерьез, Анна. Точнее, не верится, что ты специально говоришь это с такой злобой.

–А если бы на месте той несчастной оказалась я? Ты увела бы у меня мужа? – спрашивает Анна, хитро прищурившись. Она явно предвкушает скорую победу.

–А разве у Мартина собственной головы на плечах нет? Разве он не должен сам думать о том, что делает?

–Санни, ответь на мой вопрос, пожалуйста. Если бы этим мужчиной оказался Мартин, ты отнеслась бы к интрижке с ним так же легкомысленно?

–Ответить на твой вопрос? Ты мне не мать, Анна, чтобы требовать ответов. И я совсем не легкомысленна!

Я повышаю голос. Сидящая за соседним столиком компания поворачивается в нашу сторону, чтобы посмотреть, из-за чего сыр-бор. Анна, которая на протяжении всего разговора бросала на них неодобрительные взгляды, отвечает злобной гримасой.

–Пойми, Анна, если такое случится, то обманщиком будет Мартин, а не женщина, с которой он тебе изменяет.

– Ладно, Санни. Если тебе так необходимо цепляться к словам, пускай будет по-твоему. Главное, ответь, смогла бы ты подложить мне такую свинью или нет?

Я смотрю на поджатые губы Анны, на огромные мешки под ее глазами, которые она пытается замаскировать специальными средствами, отчего они становятся еще заметнее и тяжелее. Анна выглядит усталой, выбившейся из сил. Наверное, это голодание так плохо действует на ее внешность. Наверное, она наговорила мне столько гадостей из-за усталости и оттого, что совсем недавно родила ребенка и не успела восстановить силы и подлечить нервы. Однако сегодня я не собираюсь быть снисходительной. Не собираюсь проглатывать обиду ради того, чтобы не ссориться.

–Думаю, если бы Мартин решил тебе изменить, – заявляю я, вызывающе приподняв брови, – то не без причины.

Анна несколько раз подряд стискивает зубы. Эта привычка появилась у нее много лет назад. Она делает так всякий раз, когда нервничает или сердится. Я понимаю, что мне удалось-таки проделать трещину в ее броне. Что касается моей брони, то она давно разбита вдребезги. Годы постоянных насмешек и унижений даром не проходят.

–Я хотела сказать, Санни, что следует проявлять больше самоуважения. Теперь тебе не приходится бегать за первым попавшимся парнем. Тем более что он наверняка использует тебя только для секса – ради всяких грязных штучек, которые отказывается делать его невеста. Маленькая интрижка.

Последние слова Анна чуть ли не выплевывает мне в лицо, как что-то постыдное.

–Ты ничего не знаешь ни об Эдриане, ни о наших с ним отношениях, – говорю я спокойно, стараясь не поддаться на провокацию.

Я беру вилкой несколько кусочков тунца и подношу их ко рту.

–Ну что ж. – Анна смотрит на Лайзу до тех пор, пока та не поднимает голову от тарелки. – Именно поэтому мы с Лайзой и хотели с тобой поговорить, Санни. Твое поведение отлично иллюстрирует то, как ты в последнее время изменилась.

–Изменилась? Что ты имеешь в виду?

Я замираю с поднятой над тарелкой рукой, и тунец падает с вилки в салат. Лайза смотрит на меня виновато, а Анна прямо-таки светится от торжества и осознания собственной правоты.

–Мы с Лайзой за тебя беспокоимся, – говорит она тоном, в котором лично я не улавливаю ни грамма беспокойства.

–Значит, беспокоитесь? – переспрашиваю я, прищурившись.

Я не собираюсь принимать ее слова всерьез.

–Совершенно верно. Я не буду морочить тебе голову. Скажу все, как есть. Мы знаем друг друга очень давно, и ты всегда могла рассчитывать на мою честность. Если я хотела что-то сказать, я всегда говорила тебе прямо в лицо.

Анна будто ждет аплодисментов. Даже не верится, что она может быть настолько самонадеянной! Неужели она и правда считает, что кого-то, кроме Мартина, волнует ее мнение? Впрочем, вряд ли и Мартина волнует ее мнение. Скорее всего он просто затыкает уши, когда Анна разражается своими сентенциями. Я тем более не собираюсь обращать на них внимание.

–Ты сейчас в гораздо лучшей форме, чем была прежде, – продолжает Анна с едва скрываемой завистью.

–И что?

–А то, что в последнее время ты стала какой-то поверхностной, Санни, – объявляет Анна достаточно громко, чтобы услышал весь ресторан. – Я бы даже сказала, очень поверхностной.

Она откидывается на спинку стула и смотрит на меня с возмущенным и одновременно торжествующим видом, готовая к схватке, которую сама же старательно провоцирует.

–Ив чем же это заключается? – спрашиваю я с неподдельным любопытством и подпираю подбородок рукой.

–Ну, хотя бы в том, – отвечает Анна с таким видом, словно готовится выдать самый тщательно охраняемый секрет на свете, – что за последние два месяца ты ни разу не предложила мне помощь с ребенком.

Она многозначительно распахивает глаза, словно говоря: «Подумай только, какое безобразие! Подумай и признай, что была сто раз не права!»

–Ладно, – соглашаюсь я покорно, – будем считать, что тут я виновата. Преступление действительно тяжелое. Практически геноцид. Что еще?

Анна смотрит на меня с подозрением, но продолжает:

–Еще ты совсем перестала спрашивать, как у нас дела. Ты говоришь только о себе, никто другой тебя не интересует. Наверное, считаешь, что раз теперь ты влазишь в брюки двенадцатого размера и пользуешься каким-никаким успехом у мужчин, то стала лучше нас.

Анна говорит уверенно, однако моего взгляда не выдерживает. В поисках поддержки она поворачивается к Лайзе, которая вообще немногословна. Я не сомневаюсь, что они обговорили все заранее и Лайза согласилась с Анной, пусть и по принуждению. И туту меня в голове как будто загорается лампочка. Они ведь не всегда были такими. Личная жизнь Анны протекала гораздо интереснее, чем моя собственная. Я впитывала смачные подробности ее приключений, как губка, потому в моей жизни романтики не хватало. Раньше я заполняла эту пустоту, разговаривая с Анной. Наверное, теперь она очень скучает по временам, когда я безоговорочно ею восхищалась.

–А по-моему, – говорю я после паузы, – дело обстоит с точностью до наоборот. Это не я считаю, что стала лучше вас. Это ты так считаешь, Анна. Следовательно, раньше ты считала, что я хуже вас.

–Неправда. – Анна качает головой, но больше из ее идеально очерченного рта не вырывается ни звука.

Я продолжаю:

–Меня волнует только моя собственная внешность, Анна, и больше ничья. Я не разглядываю твои туфли, волосы или складки жира. Ты моя подруга, и этого достаточно. Мне безразлично, как ты выглядишь. Почему же тебя так волнует моя новая внешность? Почему ты не можешь принимать меня такой, какая я есть? Наконец-то у меня появилась возможность получить от жизни хоть немного удовольствия. Ты считаешь, я его не заслужила?

Однако Анна слышит только то, что хочет услышать. Она цепляется к одной-единственной фразе, чтобы бросить мне очередное обвинение:

–Вот видишь! Ты сама сказала, что тебя интересует только собственная внешность! На нас тебе плевать!

–Я имела в виду, что вы мои подруги, поэтому мне не важно, как вы выглядите. Я не хочу сравнивать себя с вами и радоваться, если выигрываю от этого сравнения. И я не хочу иметь друзей, которым нужно только одно – выглядеть хорошо на моем фоне...

За нашим столом воцаряется молчание. Я, будто очнувшись, замечаю, что в зале полно других людей, которые болтают и смеются, довольные жизнью, собой и своими спутниками. Похоже, они очень неплохо проводят время. Я поднимаюсь из-за стола, беру со спинки стула жакет и сумку.

–У меня пропал аппетит.

И это чистая правда.

Отодвинув стул, я спокойно направляюсь к выходу.

–Вот видишь, Лайза, – говорит за моей спиной Анна. – Все именно так, как я предполагала.

Я выхожу на улицу и, пройдя шагов двадцать, останавливаюсь. Главное, не заплакать. Хочется кричать во весь голос, но я сдерживаюсь. Сдерживаюсь не ради людей, которые идут мимо, а ради самой себя.

Вернувшись домой, проверяю, все ли в порядке с сайтом. Меня до сих пор не оставляет раздражение. В корзине для входящих документов накопились письма за целую неделю, никак не могу их разобрать. Я еще никогда не бывала такой рассеянной и не отвлекалась от работы так часто. Все эти романтические приключения и дружеские перепалки здорово сбивают с толку. Хорошо бы пойти в тренажерный зал и, усердно занимаясь, выбросить из головы свои неприятности – проблемы с Эдрианом, желанием снять телефонную трубку и наорать на подруг, Кэгни...

Кто-то звонит во входную дверь. Я ковыляю в коридор прямо в носках, снимаю трубку домофона и спрашиваю:

–Кто там?

–Ты со мной разговариваешь? – спрашивает Эдриан несчастным голосом.

–Разговариваю.

–Может, впустишь? Нам надо поговорить.

Голос у Эдриана очень серьезный.

–Только больше никаких признаний, пожалуйста!

Я нажимаю кнопку, чтобы открыть входную дверь. Вряд ли у Эдриана припасен для меня еще один сюрприз, если только он не явился сюда с ребенком, который будет трогательно держать его за руку и спросит, увидев меня: «Папа, а что это за тетя?».

Я бросаю взгляд в зеркало и поправляю прическу. На мне та же самая одежда, в которой я ходила в ресторан с Анной и Лайзой, я успела снять только ботинки на высоких каблуках, надев вместо них уютные кашемировые носки. Короче говоря, просто куколка, а не сонная тетеря, которая только что выбралась из кровати – заспанная, с полосками от подушки на щеке. Хотя в полосках тоже нет ничего страшного.

Эдриан появляется на площадке моего этажа. Я открываю ему дверь и сразу же иду в комнату, чтобы избежать поцелуя. Эдриан успевает схватить меня за локоть, поворачивает к себе и прижимает к стене рядом с фотографией моих родителей в Австрии – они ездили туда в прошлом году в отпуск.

–Неужели ты меня не поцелуешь? – спрашивает он грустно.

–Не знаю. Может быть...

Поцеловать Эдриана гораздо проще и удобнее, чем оттолкнуть. Если я отвернусь, он обидится, и мне придется долго и нудно объяснять причину своей холодности. Кроме того, какая-то частичка Санни Уэстон хочет этого поцелуя. Я хочу почувствовать руки Эдриана на своих бедрах и груди, хочу ощутить его язык на своей шее. Хочу, чтобы он прижал меня к себе...

Правда, это только физиологическое желание, к самому Эдриану оно не имеет прямого отношения. Он всего-навсего оказался в нужном месте в нужный час. Я позволяю ему прижаться ко мне всем телом и губами. Эдриан, целуя, засовывает язык мне в рот. Хочется оттолкнуть его и как следует откашляться, однако я терплю до тех пор, пока Эдриану самому не надоедает целоваться.

–Я весь день мечтал поцеловать тебя, Санни. Эта мысль помогла мне продержаться до вечера.

Такому признанию поверить нелегко. Я не представляю, чтобы мысль обо мне помогла кому-то продержаться хотя бы до обеда, а уж весь день... Маловероятно. В то же самое время в голову приходит другая неприятная мысль. Он думал обо мне только сегодня, хотя мы не виделись целую неделю!

–Хочешь чаю? – спрашиваю я вслух.

Я прохожу на кухню и ставлю чайник на огонь. Эдриан останавливается в дверном проеме между кухней и коридором и, навалившись плечом на косяк, смотрит себе под ноги. Через пятнадцать секунд я обнаруживаю, что все еще жду ответа на свой вопрос.

–Эдриан? – повторяю я. – Чаю хочешь?

Эдриан поднимает голову и со вздохом заявляет:

–Я порвал с Джейн.

У него на лице появляется такое серьезное выражение, что мне хочется расхохотаться в голос.

–Зачем?

–Я подумал, так будет правильно.

Скажите пожалуйста! Эдриан, оказывается, считает, что стать порядочным лучше поздно, чем никогда.

–Ты уверен?

Я неторопливо кладу Эдриану в кружку чайный пакетик.

–Кажется, да. – Он кивает мне со слабой улыбкой.

–Ты вроде бы не очень переживаешь, а?

Я стою на своей стороне кухни и пока не тороплюсь подойти к Эдриану поближе.

–Нуда... То есть я расстроен, конечно, но, по-моему, так будет лучше для всех... Хотя я не собираюсь об этом говорить. Я просто хотел, чтобы ты знала...

–Ну ладно. Спасибо за информацию. Правда, не понимаю, чего ты от меня хочешь...

–Можно я приду к тебе в субботу вечером?

Я наливаю Эдриану в кружку кипятку и добавляю немного сливок.

–Пожалуй... Кстати, а почему именно в субботу? Где ты сейчас живешь?

Эдриан некоторое время смотрит на меня молча, затем тихо отвечает:

–У Марка в Брентфорде. Он выделил мне диван.

Эдриан отпивает из кружки глоток чаю и, глядя на меня, что-то неразборчиво бормочет.

–Что? – переспрашиваю я, добавив себе в кофе немного холодной воды, чтобы не обжечься.

–Ты сегодня отлично выглядишь, – повторяет Эдриан.

Я не соглашаюсь, не отрицаю и не говорю спасибо. Эдриану надоедает ждать, когда я наконец-то подойду к нему, поэтому он решает взять инициативу в свои руки – медленно приближается и берет меня за запястья. Наши пальцы переплетаются, как будто мы собираемся переломать их друг другу.

–Теперь мы сможем видеться гораздо чаще, – шепчет Эдриан, целуя мне шею.

–Почему бы и нет, – отвечаю я, чувствуя странное оцепенение.

Я понимаю, что еще немного и инициатива совсем выскользнет у меня из рук.

–В субботу вечером я на вечеринке, – говорю я, в то время как Эдриан облизывает мне правое ухо.

–Я пойду с тобой, – шепчет Эдриан и проводит пальцами по моей левой груди. – Я не имею в виду, что мы теперь постоянно будем вместе. Мне надо время – подумать, что делать, как жить дальше... но в субботу вечером я обязательно приду. Хочу видеть тебя как можно чаще, Санни...

–Ладно, – отвечаю я, позволяя себя целовать.

Я не сопротивляюсь напору Эдриана, хотя никаких особых чувств от его близости не испытываю. У меня нет желания взобраться на него верхом или просто проверить, возбудился ли он. Эдриан тем временем опускает руку и расстегивает пуговицу на своих джинсах.

Я делаю вид, что ничего не замечаю.

–Ты такая сексуальная, – бормочет он мне в ухо.

Я делаю вид, что ничего не слышу.

–У меня сегодня выдался трудный день, – жалуется Эдриан с мальчишеской улыбкой.

–Не у тебя одного, – отвечаю я, высвободив руку из его пальцев.

–Постоянно думал о тебе. Представлял, как ты отсасываешь у меня...

–Очень мило, – прерываю я, сделав шаг назад. – Просто очаровательно, Эдриан. У меня нет слов.

–Санни, послушай... Я не имел в виду ничего плохого. Мне нравится такой способ, только и всего...

–Я понимаю, что ты имел в виду. Эдриану сейчас плохо, и он хочет, чтобы Санни сделала ему хорошо. Только ты не имеешь права заявляться ко мне в дом и требовать, чтобы я организовала тебе минет. Я не шлюха.

–Эй! Никто не называл тебя шлюхой! – возмущенно восклицает Эдриан.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Эдриан успевает схватить меня за руку и разворачивает.

–Я не имел в виду ничего подобного.

–Знаю, знаю. У меня сейчас неважное настроение. Я ходила в ресторан с Лайзой и Анной и разругалась с ними в пух и прах. Вот и сорвала раздражение на тебе. Извини.

Я легонько провожу пальцами по его щеке и виновато улыбаюсь.

–Не надо извиняться, – отвечает Эдриан.

На его лице ненадолго появляется виноватое выражение.

–Пойдем в спальню, – добавляет он через секунду.

Не думаю, что мне следует соглашаться. Это запутает наши отношения еще сильнее. Я смотрю на часы – половина второго. Вряд ли стоит ложиться в постель с мужчиной во втором часу дня.

–Что, опаздываешь на автобус? – с улыбкой спрашивает Эдриан и притягивает меня к себе.

По-моему, сейчас не время для шуток. Почему он не сказал что-нибудь серьезное? Почему не сказал то, что не оставило бы меня равнодушной? Что-нибудь настоящее, а не фальшивое и легкомысленное. Что- нибудь, касающееся чувств, а не только секса...

Однако Эдриан снова повторяет:

–Пойдем, солнышко. Пойдем в спальню.

Я иду за ним, хотя понимаю, что делать этого не стоит. И дело не в том, что я не могу отказать Эдриану. Наверное, мне самой интересно будет заняться любовью посреди белого дня. Я никогда прежде не делала ничего подобного. Мы займемся сексом не ради самого секса, не потому, что сейчас ночь и все лежат в своих постелях. Это будет проявление настоящей страсти. В то время как остальные люди работают, ходят по магазинам или печатают что-то на клавиатурах своих компьютеров, мы с Эдрианом... При мысли об этом я чувствую себя совсем большой девочкой, однако ребенок, который еще живет во мне, все-таки немного смущен. То, что мы с Эдрианом собираемся сделать, кажется мне дурным. И поэтому возбуждает меня.

Получилось хорошо и одновременно плоха

Хорошо, потому что я забралась на Эдриана верхом, обхватив его ногами и уткнувшись лицом в шею, а он держал меня за бедра. Я испытала быстрый и слабый, но все-таки оргазм. Плохо было, потому что во время секса я думала не об Эдриане.

Мы лежим на кровати, я смотрю на Эдриана и молчу. Вокруг нас – мешанина из одеяла, подушек и нижнего белья. Все вместе это похоже на белого слона, который непонятным образом забрался ко мне в постель. Пусть я не имею большого опыта в общении с мужчинами, однако даже мне известно – нехорошо думать об одном мужчине, когда встречаешься с другим. Ужасно то, что именно этим я и занимаюсь – думаю о Кэгни, едва начав встречаться с Эдрианом.

Черт побери! Ведь Эдриан бросил свою невесту!.. У меня появляется такое чувство, будто я успела заснуть и теперь отчаянно пытаюсь вырваться в реальность из кошмара, где стою на самом краю пропасти и держу в руках веревку. К другому концу веревки привязана корзина, в которой находятся наши судьбы, и стоит мне проявить нерешительность, как она полетит вниз, в пропасть.

Я поворачиваюсь к Эдриану, замотавшись в простыню по самую грудь.

–Значит, в субботу у нас будет первое настоящее свидание? – спрашиваю я.

–Что значит первое? У нас уже были свидания.

Глаза у Эдриана закрыты, но я замечаю, что одна бровь у него удивленно изогнулась.

–Раньше, Эдриан, все было не по-настоящему! Теперь мы...

Эдриан прерывает меня негромким храпом.

В два часа десять минут Эдриан машет мне на прощание рукой и удаляется вниз по улице. Я задергиваю шторы и, отвернувшись от окна, смотрю на беспорядок, который остался после его ухода. Удивительно, как быстро я меняюсь сама и меняю свое отношение к происходящему. То, что всего несколько минут назад казалось отличным, теперь выглядит ужасной глупостью.

Я трижды оборачиваюсь вокруг собственной оси и провожу руками по волосам. Пальцы застревают в спутанных прядях. Когда мы с Эдрианом занимались любовью, я терлась головой о подушку, поэтому в волосах появились колтуны. Я расчесываю их пальцами, тяжело вздыхая. Мне удается сдержать сначала слезы, а потом смех. Заканчивается тем, что я шепчу себе под нос:

–Не знаю, что мне делать дальше... Не знаю, что мне делать дальше... Не знаю, что мне делать дальше...

Я больше не могу оставаться в спальне. Не могу сидеть в четырех стенах. Я разворачиваюсь и прижимаюсь носом к стеклу. Надо поскорее выбраться куда- нибудь из квартиры.

Я врываюсь в «Королеву экрана» и с порога кричу:

–Кристиан, помоги мне! Я совсем запуталась!

Кристиан обслуживает посетителя, заполняя карточку клиента, и поворачивается ко мне только тогда, когда я подхожу к прилавку. Прижав палец к губам, он шепчет:

–Тсс...

Посетитель одет в белую футболку и джинсы, из заднего кармана которых небрежно свисает носовой платок. Наверняка это какой-то знак, понятный только гомосексуалистам. Я незаметно показываю на платок и, подняв вопросительно брови, смотрю на Кристиана. Тот вместо ответа бросает на меня преувеличенно разгневанный взгляд и снова обращает все внимание на клиента.

–Назовите ваше имя, пожалуйста, – просит Кристиан очаровательным тоном истинного профессионала.

–Даллас, – отвечает молодой человек.

Мы с Кристианон недоуменно поднимаем на него глаза. Я неловко ставлю на полку видеокассету, которую только что вертела в руках. Фильм называется «Основной инстинкт».

–Фамилия? – спрашивает Кристиан.

Его голос от удивления стал чуть ли не на октаву выше.

–Кол, – отвечает молодой человек.

Шариковая ручка зависаете нескольких миллиметрах от бумаги.

–Род занятий? – спрашивает Кристиан, не поднимая глаз.

–Заклинатель псов.

–Как, простите?

Кристиан поднимает голову и смотрит на клиента. В его широко распахнутых глазах плещется плохо скрываемое веселье.

–Заклинатель псов, – повторяет молодой человек. – Я укрощаю злых собак. Подсмотрел эту идею в одном фильме.

У юноши эссекский акцент. Я узнаю этот говор, потому что одно время работала вместе с девушкой из Эссекса.

–Ваше имя? – спрашивает Кристиан.

–Даллас Кол. Я же только что вам сказал, – растерянно говорит молодой человек. – Что-то не так?

–Ив каком фильме вы его подсмотрели?

–Ни в каком...

–Тогда откуда вы его взяли?

–Как откуда? – Молодой человек озадачен. – Родители дали, естественно...

–Вот как, – бормочет Кристиан и опускает голову, продолжая заполнять карточку.

Даллас Кол берет кассету с фильмом «Отчаянно ищу Сьюзан» и поворачивается к выходу.

–А собаки вас часто кусают? – спрашивает Кристиан.

–Я надеваю костюм из гальванизированной резины. Собакам его не прокусить.

Молодой человек уходит. Кристиан недоуменно смотрит на его карточку.

–Я даже не знаю, что тут сказать, – признается Кристиан. – Даже не знаю.

–Он тебе понравился? – спрашиваю я.

–Я что, похож на ненормального? – возмущенно интересуется Кристиан. – Итак, милая, что у тебя стряслось?

–Мне надо срочно выбраться из города, – говорю я, схватив Кристиана за рубаху и сделав вид, что плачу у него на груди. – Меня здесь все сводит с ума. В голове самая настоящая каша. Я так больше не могу, Кристиан!

–Что ты больше не можешь, дорогая?

–Ничего!

Я наваливаюсь на прилавок и прижимаюсь правой щекой к гладкой блестящей поверхности. От нее исходит успокаивающая прохлада.

–С чего вдруг такое уныние? – спрашивает Кристиан, прищурив глаза.

–Мне здесь тесно! Тесно и душно! На меня даже незнакомые люди на улицах пялятся. Следят за мной. Глаза у всех, как у горгулий! Как будто я выгляжу как- то не так или веду себя неправильно... Они все меня осуждают!

Я поднимаю голову, когда начинаю говорить, и снова опускаю ее на прилавок, когда замолкаю.

–Но сама-то ты понимаешь, что за тобой никто не следит? Или ты сидишь на каких-то таблетках?

–Нет, Кристиан, таблетки здесь ни при чем.

Я качаю головой, не отрывая щеку от прилавка.

–Никто за тобой не следит, милая, и никто тебя не осуждает. Это все твое воображение. Так иногда случается. Повторяй себе почаще, что никому на улицах нет до тебя дела. Даже если кому-то и есть, все равно повторяй, что нет. Помогает.

–Так нельзя! Это какое-то нездоровое отношение – отрицать и все.

Я прижимаюсь к прилавку другой щекой.

–Никакое это не отрицание, дорогая моя. Таким образом ты просто-напросто подслащаешь жизнь. Нельзя принимать ее такой горькой, какая она есть на самом деле. Надо хоть иногда разбрасывать на своем пути розовые лепестки.

Кристиан с улыбкой треплет меня по волосам. Его пальцы тут же застревают в спутанных прядях.

–Это еще что такое? – с подозрением спрашивает он.

–Не важно.

–Кто это был?

Кристиан запускает пальцы еще глубже мне в волосы.

–Ой! Кристиан! Больно же...

Он убирает руку и упирается кулаками в бока.

–Я сделала одну очень большую глупость, – признаюсь я.

–Вот что, милая, нам надо поговорить. И чтобы снять стресс, никуда ехать не придется. Пойдем ко мне, возьмем бутылку шампанского, плитку темного шоколада с апельсиновой начинкой и фильм «Какими мы были» – я как раз сегодня утром получил кассету. Устроимся поуютнее на диване, поболтаем. Ну и поплачем, если будет настроение. Как тебе такая перспектива?

Кристиан легонько треплет меня по подбородку. Я выпрямляюсь, оторвавшись от прилавка.

–Как-то снисходительно...

Кристиан обиженно сдвигает брови.

–И очень заманчиво! – добавляю я.

На его лице расплывается широченная улыбка.

–К сожалению, я не могу принять твое предложение. Я только сейчас вспомнила – на портсмутской таможне лежат четыре коробки с товаром; если я их сегодня не заберу, то не знаю, заберу ли вообще когда-нибудь. Ну, и кроме того, у меня такое мерзкое настроение, что лучше я проведу остаток дня в машине. Подумаю о жизни, а заодно ни на кого не наору.

Кристиан вскидывает голову.

–Ты собираешься в загородную поездку?

–Нет, я собираюсь в Портсмут, чтобы...

–Ты собираешься в загородную поездку? – повторяет Кристиан, яростно кивая головой и понуждая меня ответить утвердительно.

Мне приходится согласиться.

–Ну ладно, собираюсь в загородную поездку... Ты хочешь поехать со мной?

–Ну еще бы, черт побери! За магазином присмотрит Айан. Он все равно ничем не занят, сидит, наверное, с телефоном балуется.

Кристиан распахивает дверь на лестницу и кричит в коридор:

–Айан! Спускайся сюда, парень, ты мне нужен! Чтобы через десять минут был здесь!

–Значит, Кэгни нет? – спрашиваю я с самым невинным видом.

–Нет... Ушел куда-то по делу.

Надеюсь, Кристиан не заметил, как тяжело я вздохнула. Он хватает меня за руку и, притянув к себе, очень серьезно говорит:

–Даже не смей думать, милая. Он никогда не спит с этими женщинами. Они – часть его работы, не больше. Кэгни занимается этим делом больше десяти лет и еще ни разу не заводил служебного романа.

Я смущенно улыбаюсь и киваю.

–Итак, – восклицает Кристиан, – мы едем в загородную поездку! Будем петь, играть в слова и сплетничать! И обязательно наденем летние шляпы!

–Кристиан, на дворе октябрь!

–А я сказал, наденем шляпы! Итак, во-первых, надо взять одеяло.

Кажется, дело принимает серьезный оборот.

–Кристиан, нам не понадобится одеяло. Мы...

–Мы едем не куда-нибудь, а в загородную поездку! Надо обязательно взять одеяло!

Кристиан говорит таким звонким и взвинченным голосом, что мне становится немного страшно. Бели бы он был актером, то запросто мог бы сыграть маньяка- убийцу нетрадиционной сексуальной ориентации.

–Ладно, – говорю я с мрачным видом. – Только не надо закатывать истерики.

–Никогда не пренебрегай двумя вещами, Санни, Во-первых, не пренебрегай подготовкой к загородным поездкам.

–А во-вторых? – спрашиваю я.

–Уитни Хьюстон.

–Договорились, – отвечаю я. – Пойду возьму одеяло и найду диск с лучшими хитами Уитни.

–Вот и умница.

Кристиан благодарно прижимает руку к сердцу.

Сорок минут спустя, когда мои часы показывают двадцать минут четвертого, мы с Кристианом отправляемся в нашу совместную загородную поездку. Сегодня со мной уже случилось много самых разных вещей – я впервые в жизни занималась любовью среди белого дня, познакомилась с заклинателем псов по имени Даллас Кол, а теперь направляюсь в Портсмут, чтобы забрать с таможни свои товары.

Кристиан отказался включать диск Уитни Хьюстон до тех пор, пока мы не выедем на автостраду.

–Уитни нужна скорость, – объяснил он мне.

Я не решаюсь спорить и ставлю кассету, которая давно лежит у меня в машине. Это самые популярные мелодии из разных мюзиклов.

На голове у Кристиана обещанная соломенная шляпа с лентой в синюю и красную полоску. Еще он надел голубой свитер с V-образным воротом и большие солнцезащитные очки. У меня такое чувство, что Кристиан появился в салоне моей машины прямиком из восьмидесятых годов. Я надела в дорогу единственную соломенную шляпу, которую нашла у себя в гардеробе – розового цвета, с мягкими полями и широкой оранжевой лентой на тулье. Поля шляпы то и дело опускаются чересчур низко, загораживая обзор, поэтому время от времени автомобиль бросает из стороны в сторону. На носу сидят огромные солнцезащитные очки от Шанель в стиле Жаклин Кеннеди. Правда, солнце сегодня спрятано за тучами, поэтому у меня не всегда получается разглядеть, красный на светофоре свет или зеленый. Чует мое сердце – нелегкая будет поездка!

Из всех песен на кассете Кристиану понравилась только одна – «Все проходит». Он пытается запомнить слова и прокручивает ее несколько раз подряд. На четвертый раз я не выдерживаю, достаю кассету из автомагнитолы и бросаю подальше, на заднее сиденье.

–Какой ты, оказывается, иногда бываешь врединой, – говорит Кристиан.

–Не ворчи, – отвечаю я. – Подъезжаем к автостраде. Сейчас начнется время Уитни.

–Считай, что тебе повезло.

Кристиан вставляет диск с хитами Уитни Хьюстон. Мы натри голоса поем «Откуда мне знать», «Меня зовут не Сьюзан», «Хочу потанцевать», «Храню любовь лишь для тебя» и «Любовь все исправит».

–Итак, о чем будем разговаривать? – спрашиваю я. – Или лучше в слова поиграем?

–Или?

Кристиан смотрит на меня искоса с озорной улыбкой.

–Или что? – Не понимаю, куда он клонит.

Я пытаюсь повернуться к Кристиану, не выворачивая следом руль, но неудачно. Машина резко дергается в сторону.

–Следи за дорогой, – говорит Кристиан строгим тоном, указывая рукой вперед. – Или поговорим... об Эдриане?

–Господи Боже! Опять! Просто невероятно. Я-то надеялась оставить свои проблемы дома, пережить маленькое романтическое приключение, провести день интересно. Мне надоело думать и говорить об одном и том же! Я устала! И вообще понятия не имею, что мне делать дальше.

–Ты собираешься привести его с собой в субботу? – спрашивает Кристиан и поправляет шляпу, глядя в зеркало и стараясь повернуть поля под таким углом, под которым они лучше всего гармонируют с его профилем.

–Не знаю. Наверное.

–Но зачем? – спрашивает Кристиан и с глубоким вздохом роняет руки на колени. – Зачем, зачем, зачем, зачем, зачем?

–Дело сделано, Кристиан.

–Ты ведь знаешь, что Кэгни опять расстроится, вы, ребята, надуетесь друг на друга, а потом...

–А потом не случится ровным счетом ничего. У меня с Кэгни нет никаких отношений, а с Эдрианом есть. Я не могу просто взять и оттолкнуть его, не дав ни малейшего шанса. Тем более что он ушел от невесты. Тем более что я переспала с ним не далее как сегодня днем. Я не хочу чувствовать себя шлюхой.

–Ты не шлюха, Санни.

–Я знаю. Я говорю, что не хочу чувствовать себя шлюхой.

Я перестраиваюсь в правый ряд и включаю поворот, давая понять другим водителям, что собираюсь свернуть с автострады.

–Может быть, тебе просто нравится секс, – вслух размышляет Кристиан.

–Может быть, может быть... Как по-твоему, не выключить ли Уитни, раз мы съезжаем с автострады?

–Пожалуй, лучше выключить. Скажи-ка, что ты сейчас видишь в Эдриане, помимо того, что тебе нравилось с самого начала?

–Он очень неплохой экземпляр бойфренда.

–Ничего подобного! Твой Эдриан – жалкий компромисс, завернутый в подарочную бумагу. Ты всю жизнь прождешь от него романтических слов или поступков, а их не будет. И не потому, что Эдриан такой стеснительный, а потому, что он на подобные вещи не способен.

–Ну, а Кэгни, конечно, гораздо романтичнее, чем Эдриан!

–Если Кэгни тебя полюбит, милая, ты будешь видеть это в его глазах всякий раз, когда он на тебя посмотрит. Он никогда не выставит тебя дурой и никогда не обидит. Ты всегда будешь чувствовать себя единственной и неповторимой. Эдриан может стать максимум второсортным бойфрендом, а Кэгни – первосортным мужем.

–Ну разумеется! В семейной жизни у него завидный опыт.

Я изо всех сил стараюсь не думать о Кэгни так, как меня заставляет Кристиан. Если я дам слабину и поверю, что удастся заполучить Кэгни Джеймса, Эдриан на его фоне совсем поблекнет.

–Нет, Санни, его предыдущие браки значения не имеют. Он мог бы стать идеальным мужем именно для тебя.

–Кристиан, ты совсем выжил из своего блестящего ума! Подозреваю, что виновата шляпа: она удерживает глупые мысли в голове, вместо того чтобы дать им улететь в космос.

–Ну почему я один вижу то, чего не видят остальные? – грустно спрашивает Кристиан и снимает шляпу, а заодно и очки.

–А чего не видят остальные?

Кристиан поворачивается ко мне:

–Того, что вы с Кэгни могли бы влюбиться друг в друга, если бы захотели.

Он говорит очень тихо, однако его слова заполняют салон автомобиля до отказа.

–Я тоже это вижу, – признаюсь я негромко и, стянув с головы шляпу, забрасываю ее на заднее сиденье вместе с солнцезащитными очками.

–Тогда почему вы оба так упорствуете и сопротивляетесь? – спрашивает Кристиан со страдальческим и совершенно искренним недоумением в голосе.

–Потому что! Ты не представляешь, как трудно почти всю свою жизнь провести в одиночестве, а потом вдруг оказаться... в ином мире! Я надеялась совсем на другое! Я думала, что похудею и превращусь в Бритни Спирс или Кристину Агилеру. И не смейся, пожалуйста, я говорю серьезно! Я думала, что буду выглядеть как кинозвезда. Надеялась, что стану сногсшибательной...

–Ты и так очень красивая, Санни, – с грустью говорит Кристиан.

–Я знаю. Знаю, что я не уродливая, а весь этот звездный блеск, как правило, искусственный. Я уже начинаю принимать себя такой, какая есть. Мне больше не хочется стать красивее, идеальнее, стройнее. Я собой довольна.

–Ты более чем в порядке, Санни.

Кристиан сжимает мою руку, лежащую на рулевом колесе.

–Внешность – не самое главное в жизни. Конечно, я счастлива, что похудела и поправила здоровье, но большего мне не надо. Я не стремлюсь к идеалу. Я только недавно поняла, что не хочу заменять одну зависимость другой. Не хочу заразиться тщеславием. Лучше я буду счастлива тем, что у меня есть. Сейчас я понимаю, что больше всего вреда причиняет сама зависимость, причем не важно, от еды ты зависишь или от стремления к идеальной внешности...

–Вот и прекрасно, – вздыхает Кристиан, разглядывая себя в зеркале. – Прекрасно, что ты поняла это, потому что многие люди всю жизнь проводят в погоне за идеальной внешностью.

–Меня не обязательно успокаивать, – говорю я, сворачивая налево.

–Я тебя не успокаиваю. Я говорю правду. Некоторые люди – не больше, чем сумма своих внешних данных.

–Ничего удивительного. В наши дни многие словно помешались. Как будто их ничто не волнует в человеке, кроме его веса или формы носа.

–Кэгни ненавидит «наши дни», – тихо говорит Кристиан.

–И правильно делает.

–Согласен, – подтверждает Кристиан и снова надевает темные очки.

Мы продолжаем ехать по направлению к Портсмуту на скорости, недопустимо высокой даже для автострады. Мимо проносятся сосны, уходящие кронами в свинцово-серое небо. Наверное, мир устроен неправильно, если живущим в нем созданиям чаще всего приходится судить друг о друге по внешности. Цветы щеголяют яркими душистыми бутонами, привлекая пчел,павлины распускают хвосты, привлекая самок. Таков закон природы, но не ошибка ли полагаться исключительно на него?

Следующие двадцать минут проходят в благословенном молчании. Портсмут, к счастью, все ближе и ближе. Наконец, Кристиан со вздохом спрашивает, не могли бы мы по пути на таможню заехать в военно-морскую академию. Ему очень хочется там побывать. Вместо ответа я прошу его о том, о чем хотела попросить очень давно:

–Расскажи мне о его женах, Кристиан.

Я смотрю на дорогу, ни на секунду не отводя взгляд в сторону, и чувствую, что в моем голосе звучит не столько просьба, сколько требование. Мне очень важно, практически необходимо узнать то, о чем я спрашиваю.

–По-моему, – произносит Кристиан, глядя на меня искоса, – это не очень хорошая идея.

Я смотрю на Кристиана, затем на дорогу, затем снова на Кристиана и снова на дорогу.

–Расскажи мне о его женах, – повторяю я с улыбкой.

Кристиан выглядит раздосадованным.

–Ну ладно, ладно. Хотя о первых двух я знаю не особенно много: одна была моложе Кэгни, а другая старше, и обе бросили его через неделю после свадьбы.

–Через неделю?

Движение на дороге замедляется, и я сбавляю скорость, чтобы ни в кого не врезаться. Время подходит к четырем часам. Мы опаздываем.

–Если не ошибаюсь, – говорит Кристиан, – одна ему изменила, а у другой возникли какие-то проблемы с родителями. Кэгни старикам не понравился. Та девушка была очень богатой.

Кристиан говорит про богатство так, будто оно извиняет все что угодно.

–Ну а что последняя? – спрашиваю я ровным голосом.

Мы двигаемся на первой скорости. Я не отрываю взгляд от дороги и держу ногу на сцеплении, а Кристиан, разговаривая со мной, смотрит из окна – разглядывает пассажиров в проезжающих мимо автомобилях, водителей с мобильными телефонами возле уха, собак с высунутыми набок языками и детей, корчащих рожицы.

–Третью звали Лидия.

–Ну и что она?

–Я с ней встречался, – говорит Кристиан удивленно, как будто сам не ожидал от себя такой похвальной осведомленности.

–Не может быть! – отвечаю я недоверчиво. – Не мог ты с ней встречаться!

Сама не знаю, с какой стати меня так шокировала новость о том, что Кристиан был знаком с Лидией. Что тут такого? Все эти женщины существуют в реальности. Они не какие-нибудь мифические создания, как ведьмы или русалки, и Кристиан рассказывает мне не сказку под названием «Три злые жены Кэгни Джеймса». По крайней мере насколько мне известно.

–Я знаком с ней, – настойчиво повторяет Кристиан и кивает головой, давая понять, что ему незачем меня обманывать.

–А как вы познакомились? Ты же говорил, что познакомился с Кэгни, когда он переехал в Кью, а в Кью он переехал уже после того, как расстался с третьей женой. Разве не так?

–Так. Он расстался с Лидией до того, как сюда переехал. Когда мы с ним впервые встретились, он жил в Кью уже месяцев шесть. Да, точна Как сейчас помню – был июль, жара стояла страшенная, как на Ямайке. Я в то лето почти ничего, кроме шорт, не носил...

–Ну а Лидия? – напоминаю я, пока Кристиан не отвлекся окончательно.

–Она заявилась ко мне в магазин как-то днем, в том же самом июле. Помню, когда она вошла, на меня прямо-таки повеяло холодом. Она спросила, не знаю ли я, где сейчас Кэгни, потому что в офисе никто не берет трубку. Он в то время мало-помалу начинал отходить от разрыва. Вел себя очень тихо, иной раз за целый день не скажет ничего, кроме «здрасьте», но по лицу было видно, что он успокаивается и уже не так сильно страдает. Кэгни в то время очень много работал... Ну, а тут появилась эта ведьма...

Кристиан снова вздыхает.

–Знаешь, Санни, я считаю, что в тот день она забила последний гвоздь в эмоциональный гроб Кэгни. Причем сделала это без всякого сомнения или сожаления. Наверное, термин «эгоизм» был изобретен специально для того, чтобы описать Лидию, когда она появится на свет. Клянусь тебе, я проклял эту женщину так, что ей будет ой как несладко.

–Ну и?.. – прерываю я Кристиана.

Конечно, все эти детали крайне любопытны и поучительны, а Кристиан прекрасно умеет рассказывать сказки, но меня интересует совсем другое.

–Ну и?.. – переспрашивает Кристиан.

–Расскажи, как она выглядела, – прошу я тихо и немного смущенно.

Кристиан качает головой и несколько раз цокает языком.

–Санни, милая, не становись одной из тех женщин, о которых ты так красноречиво говорила сегодня утром и которые судят о людях только по внешности.

–Как она выглядела?

Мы проезжаем мимо двух столкнувшихся машин; из-за них и образовалась пробка. Кристиан внимательно разглядывает разбитые автомобили, а я смотрю только на дорогу.

–Ну разумеется, она была блондинкой, – говорит Кристиан рассеянно и в то же время таким тоном, словно сообщает истину, записанную на каменной скрижали и переданную людям на горе Синай.

–Почему разумеется?

–Потому что они все были блондинками, – объясняет Кристиан, по-прежнему глядя в окно.

–Ясно, – говорю я уныло»

–Еще она была очень бледная.

–Ясно, – повторяю я, бросив взгляд на свои руки, лежащие на рулевом колесе. Они у меня довольно загорелые. Бледные лица всегда казались мне очень скучными. По-моему, бледный – то же самое, что бесцветный.

–Санни, дорогая, может, не стоит продолжать, а? – спрашивает Кристиан, бросив на меня косой взгляд.

–С какой стати?! – возмущенно спрашиваю я. – Конечно, продолжай.

–Еще у нее были яркие светло-голубые глаза.

–Все ясно. Эта Лидия выглядела, как мисс Вселенная из Швеции. Давай дальше. Сколько ей было лет? Больше, чем Кэгни, или меньше?

Я невольно стискиваю пальцы на рулевом колесе.

–Нет-нет, они с Лидией были ровесниками. То есть ровесниками день в день. Так и познакомились: оба сидели тридцатого декабря в одном и том же баре и отмечали свой двадцать девятый день рождения отдельно друг от друга, заливая горе спиртным.

–Какое же горе они заливали? – Пересекая кольцевую дорогу, я замечаю указатель, который направляет автомобилистов в центр Портсмута.

Я смотрю на часы. Еще можем успеть.

–Насколько мне известно, Лидия тогда только- только сдала последний экзамен на юрисконсульта и поняла, что теперь она должна будет сидеть и выслушивать стенания и жалобы людей, которые ей совершенно безразличны. Надо сказать, поздновато она это поняла. По словам Кэгни, первое, на что он обратил внимание – кроме внешности, разумеется...

–Ну разумеется! – восклицаю я, закатив глаза.

–...это то, как она сидела за стойкой с бутылкой бурбона, опрокидывала порцию за порцией и повторяла себе под нос: «О чем я, черт побери, думала? О чем я, черт побери, думала?» Кстати, Лидия не была завсегдатаем бара, а вот Кэгни жил где-то неподалеку и заходил туда частенько. Санни, я видел фотографии этого бара. Тихий ужас, а не заведение! Только представь – выцветшие коричневые обои напоминают засохший пустынный оазис, а кожаные кресла выглядят так, будто к ним можно прилипнуть, если сядешь или случайно прикоснешься, причем отодраться получится только с помощью специально вызванных спасателей.

–Значит, они познакомились у стойки грязного бара? – подытоживаю я рассказ Кристиана. – И ее звали Лидия... – Я повторяю имя, как будто пытаюсь вспомнить, не знакома ли мне эта женщина. – Она ирландка?

–Да, хотя по говору было почти не определить. Вообще она напоминала какую-то красивую картину или фотографию с Альпами, или швейцарским озером, или антикварным стулом, которые всегда видны только с одного ракурса. То есть ее красота была двухмерной. Лидия – пустышка.

–Пустышка? То есть скучная? – спрашиваю я с надеждой в голосе.

–Нет, не скучная, – задумчиво говорит Кристиан. – Хуже, чем скучная. Она была холодной. К ней будто ни разу в жизни не прикасалась человеческая рука.

–Значит, она выглядела холодной, – повторяю я, не скрывая удовлетворения.

–Совершенно верно. Как ледяная скульптура, которую нельзя обнимать, потому что она может растаять.

–Поэтому она Кэгни и понравилась? – спрашиваю я немного озадаченно. – Ему хотелось завоевать недоступную женщину?

–Нет, Санни. Просто ему понравилось, как она сидит в баре, в полном одиночестве пьет бурбон и чертыхается. Он решил, что отыскал наконец родственную душу. Ну и, кроме того, красивая блондинка...

–Ты ведь сказал, что она юрисконсульт?

–Ага.

Кристиан выразительно кивает головой и делает вид, что жует резинку.

–Разве Кэгни могла понравиться женщина-юрисконсульт?! – восклицаю я с недоверием. – О чем он думал?

–Я понимаю, дорогая, понимаю. Но Кэгни не всегда был таким угрюмым, как сейчас... Хотя разговаривать он всегда не особенно любил... К тому времени, как он встретил Лидию, у него за плечами уже было два неудачных брака, да и служба в полиции не задалась...

–Кэгни хотел служить в полиции?

Я не знаю, верить ли собственным ушам. За одну поездку нелегко переварить такой объем информации.

–Похоже, Кристиан, нам понадобится еще не раз съездить вместе за город.

–А я тебе что говорил? – торжествующе спрашивает Кристиан и улыбается с мудростью старого индийского гуру.

–Ну и что случилось дальше?

–С Лидией или с работой в полиции?

–И с тем, и с другим.

–Лидия была на грани нервного срыва и не позволяла мужчинам к себе прикасаться.

–О Господи, – говорю я в ужасе.

–Согласен. Она прочитала в какой-то умной книжке, что если женщина убедит мужчину не торопить ее с близостью, то между ними установятся какие-то удивительные отношения, и они будут счастливы до конца своих дней. Она просто помешалась на этой идее, а тут и Кэгни подвернулся. Они поцеловались прямо там, в баре, и Лидия сказала, что переспит с ним, если он заслужит этого терпением. Не знаю, почему Кэгни согласился.

–Получается, он позволил ей диктовать условия их отношений. С какой стати?

Вдруг я вспоминаю, что Эдриан проделал со мной то же самое, и смущенно замолкаю. О чем тут говорить?

–Понимаешь, Санни, она дала ему слово: если у них получится достичь каких-то там невероятных духовных высот, то они будут вместе до конца жизни. Очевидно, он клюнул именно на это. Ему хотелось устроить наконец свою жизнь. Он не хотел упустить шанс после двух неудачных попыток создать нормальную семью. Лидия мучила его целый год. Расспрашивала его каждый божий день. Что он чувствует по отношению к ней? Что он чувствует по отношению к себе? Зачем он сказал то, что сказал? Почему он сделал то, что сделал? В конце концов, у Кэгни никаких сил не осталось! Лидия обрушивала на него всякие философские теории – Декарта, Сократа, Канта, Фрейда, Юнга. Причем все свои знания она почерпнула из популярных книжек и толком не понимала, о чем говорит. Кэгни уже начинал тихо сходить с ума. Лидия твердила, что он должен самосовершенствоваться, заглянуть к себе в душу, открыть свое сердце и тогда Господь обязательно его полюбит. Она заставил» Кэгни открыться так, как он никогда не открывался. Она привязала его к себе. Сначала привязала, а потом взяла и бросила... Однако перед тем как бросить, решила, видимо, развлечься и вышла за него замуж. К тому времени они встречались уже целый год. Она уговорила его зарегистрироваться перед рождественскими праздниками, и очень скоро Кэгни оказался женат на очередной блондинке.

–И что случилось потом? – спрашиваю я потрясенно и глушу двигатель, готовясь услышать продолжение истории.

Мы уже в Портсмуте, сидим в автомобиле на стоянке у пристани. Перед нами расположились складские помещения. На здании огромными буквами написано: «Таможенное и акцизное управление. Склады».

–Лидия бросила его на второй день Рождества, – говорит Кристиан.

–О Господи... Но почему?!

–Завязала интрижку с барменшей из того мерзкого заведения, где они с Кэгни познакомились.

Я смотрю на Кристиана, не веря собственным ушам.

–Не. Может. Быть, – говорю я медленно, чеканя каждое слово.

–Может, – отрезает Кристиан. – Она заявила Кэгни, что заглянула себе в душу и поняла, какую совершила ошибку. По словам Лидии, она открыла в себе лесбиянку в их первую брачную ночь.

–Бедный Кэгни. – Я качаю головой. – Что он сделал?

–Запил, естественно. Никуда не ходил, а только сидел в баре – в другом баре, понятное дело, – и накачивался спиртным.

–Понятно... Бедный Кэгни.

–И с тех пор он совершенно одинок.

–Ну, а почему Лидия вернулась? Ты сказал, она вернулась через полгода.

–Конечно, вернулась! Ей, видите ли, понадобился развод!

–Чтобы жениться на барменше? – спрашиваю я наивно.

–Вот еще! Рут она к тому времени уже бросила и собиралась замуж за какого-то богатого бизнесмена, торговавшего автомобилями.

Кристиан поворачивается и берет меня за руку.

–Ему было всего двадцать девять лет, Санни. Он ждал целый год, чтобы ее поцеловать. Она сказала, что обещание того стоит, и поклялась быть с ним до конца жизни. И оказалась очередной пустоголовой блондинкой. Вечно Кэгни вляпывается в неприятности с этими, блондинками.

–Ясно, – говорю я с вытянувшимся лицом.

–Но это не любовь, милая, – успокаивает меня Кристиан. – Это не любовь.

–Нуда.

Я незаметно смахиваю слезинку с левого глаза.

–Итак! – Кристиан хлопает в ладоши. – Вот мы и на месте! Что ты там собиралась получить на своей таможне?

Я сбрасываю охватившее меня оцепенение. Мы выбираемся из машины и тут же получаем в лица порцию холодного морского ветра.

–Господи Боже!

Я засовываю руки поглубже в карманы и направляюсь к зданию таможни. Кристиан семенит следом.

–Нам надо забрать четыре коробки, – объясняю я ему.

–Это понятно, но что в самих коробках? И главное, могу ли я притвориться, что мы с тобой любовники и все эти штучки предназначены для нас?

–Там всякие приспособления в стиле садо-мазо. Шелковые, очень красивые, украшенные лентами. И не надо притворяться, что мы с тобой любовники!

–Насчет садо-мазо звучит неплохо, – одобрительно замечает Кристиан.

Он распахивает входную дверь, и мы наконец-то входим в тепло.

–Напоминает сериал «Династия», – добавляет Кристиан. – Что-нибудь еще?

–Еще стимуляторы сосков.

–Извини? – Кристиан ошеломленно останавливается и хватает меня за руку. – Стимуляторы чего?!

–Сосков. Я пока не знаю точно, что они собой представляют, но попробовать интересно. Вроде бы это такой маленький приборчик, который надеваешь, включаешь, и он начинает втягивать сосок, как будто сосет его, а внутри там такие маленькие резиновые пипочки, и они щекочут...

Я показываю пальцами, как должны щекотать «резиновые пипочки».

–Можно сделать давление посильнее или послабее. Можно подключить холодную воду, и она будет подаваться внутрь...

–Хватит! – восклицает Кристиан. –Достаточно, Санни! Есть такие вещи, которые нельзя заменить никакими приборами. Язык ничем заменить нельзя. Вообще человеческое тело не заменяемо. Пластмасса не способна выполнять его функции!

–Я знаю. Хотя надеюсь, что продаваться будет хорошо.

Мы входим в просторный зал с длинной конторкой в самом дальнем конце, что делает его похожим на бар или магазин, только без каталогов, разложенных по прилавкам. Перед конторкой стоит очередь.

–Я не хотел напугать тебя, Санни, – говорит Кристиан, взяв меня за руку. – Я имею в виду там, в машине. Насчет Кэгни.

–Ты меня не напугал. Не волнуйся.

Я качаю головой. Очередь движется очень медленно.

–Мне нравится Кэгни, – признаюсь я тихо. – Очень нравится. Просто я боюсь, что с таким жизненным опытом, какой имеется у нас обоих, мы друг друга очень скоро возненавидим.

–А может, и не возненавидите, – возражает Кристиан, сжав сильнее мою руку. – Может, вы будете понимать друг друга лучше, чем кого бы то ни было другого.

–Не знаю. Может быть. Он мне очень нравится, Кристиан. Очень. И я даже не понимаю почему.

Кристиан поворачивается и треплет меня по щеке.

–Так оно и должно быть, дорогая. Так оно и должно быть.