Идеальный размер

ЗАВИСИМОСТЬ

Сегодня доктор сам сделал нам кофе. Такое случалось нечасто. Обычно напитки приносила Пенни, его ассистентка. За все то время, пока я хожу к доктору, она целых пять раз наливала мне в чашку сливок. Интересно, она делала это по просьбе доктора, чтобы проверить мою реакцию? Может, он надеялся, что я в конце концов сдамся и все-таки выпью кофе со сливками? С другой стороны, вполне возможно, что доктор тут ни причем, а просто Пенни не очень сообразительная девушка.

–Где Пенни?

–У нее выходной.

–Значит, вы ее не уволили?

–Нет. Она никогда не работает по вторникам.

–Почему?

–Она на неполном рабочем дне.

–А почему вы не сможете принять меня в следующую пятницу?

–У меня начинается отпуск.

–Здорово. Едете куда-нибудь?

–В Индию.

–Классно. А почему вы решили встретиться со мной сегодня? Две встречи за одну неделю – это как- то чересчур. Мы вполне могли бы пропустить пару недель. У меня такое чувство, что я приходила к вам всего пять минут назад.

–Я надеюсь, что вы захотите все-таки поговорить о том происшествии.

–Да забудьте вы о нем! У меня есть новости... Насчет Эдриана. Мы теперь что-то вроде пары.

Доктор смотрит на меня и молча ждет продолжения.

–Мы с ним несколько раз встречались. Честно говоря, я не ожидала, что он будет приходить так часто. Я вам не рассказывала, сама не знаю почему. Наверное, боялась, что все это ненадолго. Он ведь один раз приходил пьяным... Короче говоря, последний раз он пришел в понедельник и сказал: «Мы с тобой», как будто мы настоящая пара... Что вы об этом думаете?

–А что вы об этом думаете?

–Я первая спросила.

–У меня определенного мнения нет.

–Ага... Ясно...

–Ну так что вы об этом думаете, Санни?

–Яне знаю...

Из меня как будто выпустили воздух. Я надеялась, что доктор порадуется за меня. Надеялась, что частичка его радости передастся мне самой. Странно, доктор совершенно спокоен.

–Как вы себя чувствуете с тех пор, как это произошло? Вы готовы поговорить о случае с ребенком? В понедельник вы согласились о нем побеседовать, но нам не хватило времени.

–Если честно, я совсем забыла про тот случай.

–Вы что, совсем о нем не думали?

–Совсем не думала. Хотя нет... Я думала про тот несчастный ужин, будь он неладен. Я иду туда завтра вечером.

–Ужин?

–Нуда. Я вам не говорила? Родители малыша пригласили меня на ужин. В качестве, так сказать, благодарности. Ужас какой-то, правда?

Доктор обеспокоенно хмурится, но тут же берет себя в руки и невозмутимо замечает:

–Действительно, странное приглашение. Хотя мне трудно судить, поскольку я до сих пор не знаю, что именно произошло с вами в то утро.

Я прижимаю колени к груди и устало зеваю. Я не привыкла к тому, чтобы посреди ночи чья-то блуждающая рука прерывала мой сон. Мои биологические часы только приноравливались к такому режиму.

–Ну ладно, чувствую, вы не отстанете, пока я вам все не расскажу. Слушайте. Я сидела за столиком, пила кофе. Тут появилась та женщина с тремя детьми – все мальчики. Они сели рядом. Дети начали играть и бегать между столиками. Женщина отвлеклась на младшего ребенка. В этот момент появился какой-то мужчина... – Я делаю паузу. – Ну вот... Этот мужчина проходит мимо и подхватывает одного из мальчиков... Дугала... – Я судорожно сглатываю. – Подхватывает и уносит его с собой. Мать мальчика, естественно, в шоке. Ей приходится остаться с двумя другими сыновьями, а я бегу за похитителем...

Снова делаю паузу, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Доктор смотрит на меня без всякого выражения и ждет.

–Не знаю, зачем я побежала. Я просто не могла спокойно сидеть и смотреть, как он уносит малыша. Я догнала того человека, и он пнул меня ногой.

–Он пнул вас в лицо? – потрясенно спрашивает доктор.

–Что? Нет! Господи, ужас какой. Как вы могли такое предположить?

–У вас синяк под глазом.

–Ах да. Синяк. А я-то думаю, что вы себе навоображали. Про синяк я и забыла. Синяк, потому что сначала он ударил меня кулаком в лицо.

–Значит, он вас избил?

Я морщу нос.

–Ну, избил – это сильно сказано. Скорее дважды стукнул. Как бы то ни было, мне удалось отобрать у него ребенка.

–Каким образом?

–Я бросилась ему на спину... Господи, это было ужасно глупо. Я даже не думала в тот момент, что делаю... – Я судорожно сглатываю.

–Похитителя поймали?

–Да. Там был еще один парень, и он его схватил.

Я мысленно представляю Кэгни Джеймса. Последние часы я старалась вообще о нем не думать. Завтра вечером мне придется встретиться с ним снова. По правде говоря, меня это несколько... беспокоит. Я даже не могу внятно объяснить, что именно чувствую. Если бы меня под страхом смерти заставили дать определение этому чувству, я назвала бы его «нервным возбуждением», хотя не считаю данную формулировку абсолютно верной. Такое ощущение, что мне предстоит сдать какой-то жизненно важный экзамен. Я знаю, что готовилась к нему и прекрасно изучила предмет, но все равно боюсь в самый ответственный момент растеряться и все безнадежно испортить. Для меня очень важна предстоящая встреча, хотя я не понимаю почему. Кэгни Джеймс вел себя резко, даже вызывающе. Мне не из-за чего волноваться, все равно предстоящий вечер ничего хорошего не сулит.

–Он странный, – говорю я вслух.

–Кто? Мужчина, который похитил ребенка?

–Нет. То есть да. Похититель тоже был странный, но я говорила про того, кто его поймал. Я разговаривала с этим парнем, после того как нас отпустили из участка, и он показался мне каким-то... особенным, что ли.

–В каком смысле особенным?

–Не знаю. – Я провожу рукой по волосам. – Мне показалось, что я как будто знала его. Или он меня знал.

Так или иначе, он начал на меня кричать. Ни с того ни с сего. По-моему, ему вообще женщины не нравятся. Наверное, встретился в свое время с какой-нибудь непорядочной особой, вот и ненавидит теперь весь женский пол. А может, он просто голубой. Я в тот момент об этом не подумала, однако на нем был свитер с высоким воротником и...

–Он вас разозлил?

–Разве гетеросексуальные мужчины носят свитера с высоким воротником? Не такие, знаете, толстые, шерстяные, а именно...

–Как он вас разозлил?

–А у вас есть свитер с высоким воротником?

–Я спрашиваю, как он вас разозлил?

–Что? Ах да. Ну, мы кричали друг на друга. Спорили насчет... Господи, даже не помню, из-за чего мы спорили. Помню только, что ужасно разозлилась, а потом пришла мать Дугала.

–Он тоже злился?

–Ужасно злился! Безо всякой причины! Вел себя просто оскорбительно.

–Ну что ж, в вашей стычке не было ничего странного. Очевидно, вы просто выместили друг на друге весь тот гнев, который чувствовали к похитителю.

–О... Ну да... Наверное, вы правы. Он жутко рассвирепел... Хотя... У меня было такое чувство, что я готова чуть ли не убить этого Кэгни Джеймса. Он ужасно меня разозлил. До безумия!

Я издаю короткий смешок, удивленная собственными словами. Странно. Мне первый раз пришла в голову эта мысль. Хотя нет. Неправда. Я просто не позволяла себе думать об этом. Мысль о безумии нашей взаимной злости несколько раз приходила мне в голову, но я гнала ее прочь. Делала вид, что не замечаю.

–Значит, до безумия? – переспрашивает доктор.

– Нет, это неправильное слово. Нет, правильное! Я безумно разозлилась! Я очень хотела доказать ему, что права. Хотела... хотела схватить его и... и заставить слушать меня. Он выглядел таким самоуверенным! Как будто точно знал, что я не права, а он прав... Даже не помню, в чем я собиралась его убедить...

Доктор поворачивается и начинает писать что-то в блокноте, а я делаю глоток кофе. Через пять минут я замечаю, что доктор все еще пишет, а моя чашка совершенно пуста.

–Что, роман сочиняете?

Доктор усмехается:

–Нет. Делаю кое-какие пометки, чтобы вернуться к нашему разговору, когда я выйду из отпуска.

–А сейчас вы просто тратите мое время? Я имею в виду, что плачу за это ваше время...

–Я пишу не о чем-то постороннем, а о вас.

–И что вы там написали?

–Несколько слов о вашем повествовании.

–Ясно. Давайте теперь поговорим об Эдриане.

–Вы хотите о нем поговорить?

–Да нет, не особенно. Даже не знаю, с какой стати я о нем вспомнила. Наверное, потому что я не понимаю, что мне делать дальше. Я пригласила Эдриана пойти со мной завтра вечером на ужин к родителям Дугала.

–По-моему, вы не слишком-то довольны, Санни. Что странно, учитывая то, сколько времени вы говорили об Эдриане на наших сеансах.

–Так обычно и случается. Сначала ты очень сильно о чем-то мечтаешь, затем перестаешь мечтать, поняв, что никогда в жизни этого не получишь, а потом твоя мечта внезапно сбывается, и ты не знаешь, как реагировать. Понятия не имею, что со мной происходит. Нам надо было чаще все это обсуждать! Мы бы давно во всем разобрались, и я уже не чувствовала бы себя такой растерянной. Я запуталась.

–Санни, я не могу объяснить вам, что такое любовь. Она просто приходит к человеку и все. Вы сами поймете, когда влюбитесь.

–Лично я с вами не согласна. Ну да ладно.

–А что насчет вашего нового знакомого?

–Кэгни Джеймса? Скажите, доктор, разве это не самое дурацкое имя из всех, что вы когда-либо слышали?

Доктор поднимает на меня глаза и выразительно молчит, по всей видимости, подразумевая, что не видит необходимости отвечать на вопрос. Почему? Я же не собираюсь обвинять его в нарушении профессиональной этики, если он немного позлословит!

–Ну, Санни, так что там насчет Кэгни Джеймса?

Доктор улыбается, произнося мое имя, но меня это не обижает. Конечно, мое имя тоже довольно необычное.

–Да ничего! Он просто грубый, неприятный человек. И спровоцировал меня на ответную грубость.

–Вы не думаете, что та ярость, которую вы испытывали друг к другу, могла выражать ваше обоюдное притяжение?

–Что?!

–Я имею в виду сексуальное притяжение.

Я выпрямляю спину, скрещиваю руки на груди и закидываю ногу на ногу.

–Вы что, с ума сошли? Или успели перестроиться на индийское время? Какое еще притяжение?! Он просто отвратителен!

–В каком смысле?

–Ну, для начала он был одет во все черное!

Доктор окидывает меня взглядом с ног до головы.

Дело в том, что сегодня я тоже одета во все черное.

–Для девушки это вполне допустимо, а когда мужчина одевается во все черное, возникает такое чувство, будто он изображает из себя Роберта Палмера или

Джека Керуака. Не самые достойные примеры для подражания.

–Согласен. Кстати, черное вам идет. Вы сегодня прекрасно выглядите.

–Что?

Я успела снять одну ногу с другой, но тут снова их скрещиваю. Доктор никогда раньше не делал мне комплиментов. Любопытно, он всегда такой странный по четвергам? Раньше я приходила к нему на прием только по понедельникам.

–Я сказал, что вы прекрасно выглядите, – повторяет доктор. – Вам нравится ваш нынешний облик?

–Я принимаю его. Благодарю за комплимент и все такое, но не могли бы мы поговорить об Эдриане? Я хочу понять, что мне нужно делать, пока вы будете в отпуске.

–Я не знаю, что посоветовать вам относительно Эдриана. Позвольте сделать вам один комплимент?

–Пожалуйста, – отвечаю я тихо.

–Вы сегодня прекрасно выглядите.

–Перестаньте повторять одно и то же! Я не глухая. Знаете, вы сегодня очень странно себя ведете.

–Вы не можете просто сказать спасибо за комплимент? Вы считаете, что комплимент непременно несет в себе какую-то сексуальную нагрузку? Вы думаете, что если я говорю комплимент, значит, чувствую сексуальное влечение? Вас смущает сексуальное влечение, и поэтому вам так трудно принять комплимент, верно?

–Я занималась сексом с Эдрианом три или четыре раза. Поэтому подобные вещи не вызывают у меня дискомфорта. Более или менее.

–Как вы себя чувствовали, когда Эдриан сказал, что вы прекрасно выглядите?

–Он мне этого не говорил.

–А как вы отнеслись к тому, что он сказал: «Мы с тобой», как будто вы с ним настоящая пара?

–Мне показалось, что сначала он должен был спросить у меня.

Доктор снова начинает строчить что-то в блокноте, а я прижимаю колени к груди. Через минуту доктор откладывает ручку в сторону и смотрит мне прямо в глаза.

–Вы сердиты на Эдриана за то, что он так уверен в вашем желании стать его девушкой, тем не менее вы пригласили его пойти вместе с вами в пятницу на ужин. Объясните, зачем вы позвали его с собой?

–Ну, наверное, я подумала, что... Не знаю... Та женщина сказала, что я могу кого-нибудь с собой привести. Раньше у меня никого не было... А тут появился Эдриан, я и подумала, что стоит воспользоваться такой возможностью. Да и не бывает так, чтобы ты очень долго испытывала к человеку сильные чувства, а потом эти чувства взяли и разом испарились. Кэгни наверняка кого-нибудь с собой приведет. Не хочу оказаться на этом ужине единственной унылой одиночкой среди счастливых пар. Я обязательно должна пойти туда со спутником.

–Санни.

Когда доктор называет меня по имени, я неизменно чувствую оживление. Словно он вот-вот наконец- то объяснит, в чем моя проблема и как ее решить. Увы, до сих пор он так ничего и не объяснил мне.

–Санни, вы должны смириться с тем, что любовь к Эдриану прошла. Думаю, когда-то вы действительно его любили, но ваши чувства постепенно изменились. Запомните, это ничуть не преуменьшает то, что вы чувствовали к Эдриану прежде, просто все в жизни меняется. Не исключено, что сейчас вы, сами того не осознавая, симпатизируете новому знакомому – Кэгни Джеймсу. Возможно, это проявление благодарности за то, что он помог вам, и вообще за ту роль, которую мистер Джеймс сыграл в истории с похищением. Подумайте над моими словами, пока я буду в отъезде, а потом поговорим.

–Господи Боже! Вам придется отдыхать в Индии месяца два. Раньше мне никак не справиться.

Доктор улыбается.

–Увидим. – Посмотрев на часы, он удивленно добавляет: – У нас осталось еще полчаса.

Действительно, странно. Мне тоже казалось, что мы успели обсудить очень многое.

–Ну, давайте снова поговорим о том, что мы уже обсудили. Конечно, если у вас не появилось какой-то новой темы для беседы.

Я провожу рукой по волосам и проверяю, все ли в порядке с моим маникюром. Хватит ли у меня смелости завести разговор о том, о чем я с самого утра собиралась поговорить с доктором?

–Давайте поговорим о моей диете, – предлагаю я шепотом.

–Хорошо, – соглашается он. – Что именно вы хотели бы обсудить?

–Сначала пообещайте, что не будете по всякому поводу спрашивать, как я отношусь к тому или сему.

–Не спрашивать? Почему?

–Потому что! Меня это раздражает. Если у меня будет к чему-то какое-то особое отношение, я сама вам расскажу. Идет?

Доктор снова улыбается.

–Идет. Кстати, я считаю отличным знаком то, что вы самостоятельно подняли тему о своей диете. Даю честное слово, что в следующие полчаса не стану спрашивать, как вы относитесь к чему бы то ни было.

–Хорошо. И спасибо.

–Итак, когда вы решили сесть на диету?

–Я точно не помню. Просто взяла и в один прекрасный день села. К тому времени я поправилась, как никогда в жизни. У меня начиналась депрессия. Вот я и решила заняться собой.

–А как вы пришли к такому решению?

–Я сама не раз задавала себе этот вопрос. Я и раньше пробовала голодать, но у меня ничего не получалось. Наверное, просто собрала всю свою силу воли в кулак. Диета стала чем-то вроде благого дела – моего личного благого дела. Конечно, это вам не то, что помогать бездомным или ехать в Африку спасать голодающих... Такое, знаете ли, очень поверхностное благое дело.

–Благое дело? Интересная формулировка. Почему вы выбрали именно ее?

–Потому что диета – длительный и болезненный процесс. Как в той поговорке: хочешь пить шампанское и носить высокие каблуки, готовься страдать.

–И как вы действовали? Каким образом вам удалось сосредоточиться на цели? Кстати, напомните мне, сколько килограммов вы решили потерять?

–Пятьдесят с лишним килограммов. Мне до сих пор трудно называть эту цифру. Я чувствую себя уродиной.

–Вы не против, если я спрошу, сколько вам еще осталось сбросить?

–Около двенадцати килограммов.

–Так много?

–Ну, не так много, как кажется. Просто вы не видели меня голой.

–Ага.

Доктор сконфуженно откашливается. Я смутила его своими словами. Мой отец отреагировал бы точно так же, если бы какая-нибудь девушка заявила ему нечто схожее. Теперь доктор нравится мне чуть больше, чем прежде.

–Итак, как вам удалось сосредоточиться на задаче?

–Ну, для начала надо сказать, что в первые два месяца или около того было очень трудно. Сама не знаю, как мне удалось заставить себя не есть. То есть я не совсем не ела, конечно, просто отказалась от некоторых продуктов. Стала следить за тем, что кушаю. В конце концов, стало помогать. Потом я записалась на занятия в тренажерный зал. Сначала никто не замечал, что со мной происходит, а когда заметили, я отнеслась к диете еще серьезнее. Я почувствовала, что начинаю выигрывать.

–Что говорили окружающие?

–Они не говорили ничего особенного. Подействовало скорее то, как они смотрели. По мере того как я худела, люди на улицах и в тренажерном зале начали смотреть на меня по-другому. Как аплодисменты, понимаете? Я стала гордиться – собой и своими успехами.

–А ваше отношение к еде серьезно изменилось?

–Да оно, собственно, и не менялось. Я по-прежнему все время думала о еде. Я и сейчас думаю. Думаю о том, что съела сегодня на завтрак. Думаю о том, что съем на обед и на ужин. Вспоминаю, как занималась утром в тренажерном зале и над какими мускулами работала. Подсчитываю, сколько сожгла калорий. Решаю, когда мне в следующий раз идти на занятия. Вспоминаю, сколько весила на прошлой неделе, и прикидываю, сколько буду весить на следующей неделе и через месяц. Думаю, какую одежду не могу носить сейчас и какую смогу носить через месяц.

Я говорю легко, без труда формулируя свои мысли, хотя впервые рассказываю о себе такие вещи.

–Как видите, я по-прежнему помешана на еде, только теперь это иначе проявляется.

–Похоже, вы стыдитесь этого.

–Конечно, стыжусь! Что тут странного? Большинство людей практически не думают о том, что едят. Почему же я постоянно озабочена только едой и ничем, кроме еды? Вы не представляете, как это ужасно!

Я чувствую себя... каким-то животным... самым примитивным животным. В то воскресное утро, когда с мальчиком случилось несчастье, когда все уже закончилось, я ехала в патрульной машине в участок, чтобы рассказать обо всем полиции, дать показания... и о чем я думала в такой момент, после такого ужасного происшествия? Подсчитывала в уме, сколько калорий сбросила за то время, пока бежала за похитителем!

–И как вы к этому... Простите.

–Вы хотели спросить, как я к этому отношусь?

Я делаю глубокий вдох, чтобы остановить набегающие на глаза слезы, однако голос у меня все-таки предательски дрожит:

–Я кажусь себе отвратительной. Единственное, что меня сейчас волнует, это потеря веса. Ничто больше меня не интересует – ни люди, ни чувства, ни все остальное. Я стала равнодушна к Эдриану. Меня совсем не радуют его слова про нас как про пару, а ведь я так давно мечтала их услышать! Неужели в наших отношениях все в прошлом? Почему меня совсем не интересуют его чувства? Неужели я всего за один год стала пустой и мелкой? Меня не волнует даже то, что я спасла ребенка...

Я никак не могу остановить льющиеся из глаз слезы и стараюсь не встречаться взглядом с доктором – смотрю вниз, в сторону, куда угодно, лишь бы не ему в глаза. Стоит мне заметить в них сочувствие, и я совсем расквашусь.

–Санни, вам страшно?

–Да, очень страшно. Я не могу остановиться. Я стала зависимой от своей диеты. Я обязательно должна сбрасывать каждую неделю очередные граммы и получать какое-то одобрение от практически незнакомых мне людей – от кассирши на станции метро, от продавца в киоске, в котором покупаю журналы. «Вы что, похудели? И много сбросили? Наверное, трудно было?» Раньше я никогда и ни от кого не слышала столько одобрительных слов... И теперь мне страшно, что в один прекрасный день все это закончится.

– Вы никогда не думали, что другие люди, другие женщины испытывают в подобной ситуации точно такие же чувства? Может, вам не будет так страшно, если вы поймете, что не одиноки в своих переживаниях?

–Но не все же люди так живут, правильно? Стройные женщины не помешаны на своем весе так же, как полные.

–Откуда вы знаете? Полагаю, всякое случается,

–По-моему, это неправильно, когда человек озабочен только собой.

–А если бы вы узнали, что все люди сосредоточены на своих проблемах не меньше вашего, вы прекратили бы голодать?

–Нет.

Я отвечаю тихо, почти шепотом, и доктору приходится напрягать слух, чтобы меня расслышать.

–Единственное, чего мне хочется, – продолжаю я, – это стать стройной. Я всю жизнь была толстой. Всю жизнь большинство мужчин не замечали меня в упор, а другие замечали так, что лучше бы и не замечали, – то услышишь какую-нибудь гадость, то насмешку, то еще что-нибудь. И всегда мне приходилось справляться со всем этим в одиночку. Я больше не хочу быть одинокой. Я хочу, чтобы обо мне кто-нибудь заботился.

Доктор поворачивается и берет со стола упаковку бумажных носовых платков, которую я никогда прежде не замечала. Слезы текут у меня по лицу так сильно, что придется вытирать не только глаза, но и нос, и щеки, и подбородок.

–Вы считаете, вас никто не полюбит, пока ваша внешность не станет идеальной?

–Не знаю. Я пока что только средней стать пытаюсь и то практически свихнулась.

–Вы не свихнулись, Санни.

Как ни странно, в устах доктора слово «свихнуться» звучит вполне естественно. Оно его совсем не смущает. Его вообще ничто не смущает. Мой отец наверняка почувствовал бы себя очень неловко, разговаривая на таком языке.

–Вы можете бросить свою диету хоть завтра, Санни. Я уверен, что вам больше незачем худеть. Сейчас у вас совершенно нормальный, здоровый вес. Вам не обязательно становиться худой. Достаточно того, что теперь вы избавились от нездоровой полноты. Возьмите себя в руки и примите решение.

Доктор протягивает мне еще один носовой платок. Я громко сморкаюсь и, глядя доктору в глаза, отвечаю уже довольно спокойно:

–Я не смогу отказаться от диеты. По крайней мере с завтрашнего дня не смогу. Я стала зависимой от нее.

Часы доктора издают обычный отрывистый сигнал, сообщающий, что сеанс подходит к концу.

–Если хотите, мы можем продолжить наш разговор, – говорит доктор. – Следующая встреча у меня только через полчаса. По-моему, у вас случилось нечто вроде нервного срыва. Надо серьезно все обсудить. Если угодно, я научу вас справляться с такими ситуациями, когда кажется, что все выходит из- под контроля. Научу оценивать собственное поведение. Это называется когнитивно-поведенческая терапия. Вы сумеете разорвать некий порочный круг, который...

Я вытираю с глаз последние пару слезинок.

–Нет, спасибо. Со мной все в порядке. Обещаю, что, когда вы вернетесь, я буду здесь. Не успею к тому времени истаять полностью.

–Хорошо, Санни. И последнее. Я хочу, чтобы, кроме всего прочего, вы подумали об одной очень важной вещи. Возможно, вы одиноки не из-за излишнего веса или каких-то других несовершенств. Вы одиноки, потому что не позволяете никому себя полюбить.

– Ладно, подумаю. Правда, я ничего не поняла, но подумать обещаю.

Домой я иду мимо стены, огораживающей наш местный сад. Разросшиеся ветви деревьев свисают над тротуаром, выглядывая из-за высокого ограждения. Похоже, будто они не хотят сбежать из своего зеленого рая, а просто любопытствуют, пытаясь разузнать, что находится за его пределами. Приятно, что хотя бы деревья понимают: хорошо не там, где их нет, а дома. Поток автомобилей течет в сторону Ричмонда, а я вспоминаю, что меня ждут две дюжины упаковок с хлыстами, которые необходимо отправить клиентам по почте. Сейчас довольно прохладно, поэтому я затягиваю пояс поплотнее. Мимо проезжает фургон с дорожными рабочими. Поравнявшись со мной, водитель сигналит, а один из рабочих – наверняка чей-то муж или отец – высовывается из окна машины и кричит:

– Классные сиськи!

Я отворачиваюсь. Я хочу крикнуть им вслед, чтобы они замолчали, чтобы оставили меня наконец в покое. Раньше, когда такое происходило с другими девушками, я им завидовала. Я расстраивалась, что мужчины не сигналят мне из своих автомобилей и не кричат вслед какие-нибудь глупости. Теперь я не хочу такого внимания. Я понимаю, что все это просто секс, не больше.

Хорошо, что доктор уезжает в отпуск. Я не уверена, что готова обдумывать и обсуждать с ним ту тему, к которой он меня подталкивает. Дело в том, что я давно поняла: проблема не только в лишних килограммах. Все гораздо сложнее. Я не знаю, как обычный слой жировых клеток способен определять, что представляет собой человек. Однако одно это слово – «жир» – заставляет меня, Санни Уэстон, чувствовать себя полным ничтожеством.

С другой стороны, я кажусь себе трусихой и чуть ли не предательницей из-за того, что сдаюсь, следую правилам, которые в глубине души сама считаю несправедливыми. Я пытаюсь соответствовать стандартам, вместо того чтобы оставаться собой. Я хочу, чтобы окружающие приняли меня в свой круг. Вместо того чтобы гордо и одиноко стоять в стороне – на ветру и морозе, без любви, уважения и человеческого участия, – я стараюсь подстроиться под других, соответствовать их представлениям о норме.

В прошлом году я смирилась и начала прилагать усилия к тому, чтобы стать не только худой, но и красивой. Худые и красивые женщины получают от жизни больше остальных. Это самое лучшее сочетание! Теперь-то я знаю, что иметь стройное тело и смазливое лицо далеко не достаточно. Как только вы получаете и то, и другое, в дополнение требуются подходящая прическа, подходящий загар, подходящий макияж, подходящая одежда... Когда у вас появляется масса перспектив и возможностей, от них очень трудно отказаться. Я пьяна от данного самой себе обещания стать красивой и не хочу протрезветь, потому что устала от той жизни, которую вела все время, пока была толстой. Я решила соответствовать чужим стандартам, хотя иногда и виню себя в этой слабости.

Когда Анна открывает дверь, я сразу замечаю, что на правой стороне ее головы волосы сухие, а на левой – мокрые. Под глазами у Анны такие темные и большие мешки, что все лицо выглядит как будто обвисшим под их тяжестью. Ее живот, щеки и бедра словно наполнены водой – как будто она утонула в своем материнстве, а потом все-таки выплыла и выжила. Лицо у Анны напоминает воздушный шарик, из которого надо выпустить немного воздуха, чтобы он не взорвался.

Одета она в темно-красный спортивный костюм. Этот же самый костюм был на Анне и в прошлые три раза, когда я заглядывала ее проведать. Он не плотный, зато хорошо обтягивает ее не так давно округлившуюся фигуру.

На мне надеты узкие джинсы с широким черным ремнем, застегивающимся на старинную пряжку, высокие черные ботинки и малиновая дизайнерская рубашка без рукавов.

–Привет, Санни! – говорит Анна с усталой улыбкой на лице. – Отлично выглядишь.

Я слышу, как за спиной у нее плачет ребенок, и вхожу вслед за подругой в дом. Как только я наклоняюсь над детской кроваткой, широко раскрыв глаза, малыш затихает. Он очень похож на Анну – темные волосы, темные глаза, красиво очерченные губы.

–Он вырастет и разобьет тысячи сердец, – говорю я, улыбаясь.

–Это точно, – отвечает Анна так изможденно, как будто ей уже приходится отваживать рыдающих девочек-подростков, которые названивают сыну по телефону или стучатся к ним в дверь.

Она грузно опускается на диван, кладет голову на подушку и закрывает глаза. Я замечаю, что часы показывают уже шесть тридцать, и спрашиваю:

–Мартин еще на работе?

–Нет, он играет в футбол, – отвечает Анна монотонным голосом. – Везет же некоторым.

Она проводит ладонью по волосам и чувствует, что с одной стороны они влажные.

–Первый раз за полтора месяца попыталась высушить волосы феном, – объясняет Анна скорее себе, чем мне. – Только половину высушила, и ребенок проснулся.

Я открываю свою сумку.

–Я тебе орешков принесла и темного шоколада. Отличная марка!

Заговорщически улыбаясь, я отдаю Анне пакетик с орехами и плитку шоколада.

–Здорово... Спасибо, – откликается подруга и, взяв гостинцы, бросает их на диван рядом с собой. – Хотя мне стоило бы полностью отказаться от пищи на год, не меньше.

Анна открывает глаза и смотрит на свой живот.

–Ну что ты, Анна! Ты ведь кормишь грудью. Ты обязательно похудеешь, и очень скоро.

Я говорю так уверенно, словно это самая очевидная вещь на свете и Анне не следует даже сомневаться в ее истинности.

–Кормление грудью тут ни при чем. У меня нет молока. Пришлось перейти на искусственное питание.

–Значит, подождешь, пока малыш не начнет ползать. Тогда тебе придется бегать за ним кругами по всему дому, купать, ходить с коляской в парк. Вот увидишь, ты глазом моргнуть не успеешь, как вернешься к своему обычному размеру.

–Не знаю, Санни.

Она говорит холодно, словно это я во всем виновата. Наверное, если бы я не похудела, Анна не чувствовала бы себя так ужасно в своем нынешнем состоянии. Ее глаза наполняются слезами, но плакать в голос начинает не Анна, а Джейкоб. Я наклоняюсь над кроваткой, вытаскиваю ребенка и начинаю его покачивать, осторожно обходя разбросанные по полу мягкие игрушки, коврики, тряпки и подгузники. Малыш перестает плакать, и я слышу его тихое сопение возле своего уха. Головка Джейкоба чудесно пахнет, а его крохотные пальчики сжимаются и разжимаются на моей щеке.

–Зато у тебя есть такое сокровище, – говорю я очень тихо и глажу ребенка по головке.

Анне внезапно удается взять себя в руки.

–Да, Санни, ты права. Я нисколько не жалею, что теперь у меня нет времени сделать маникюр или педикюр. Раньше моя жизнь была совершенно бесцельной, Санни. Беготня по магазинам, тренажерные залы – все это теряет смысл, когда у тебя есть ребенок.

Я улыбаюсь Анне и снова поворачиваюсь к Джейкобу, который отчаянно силится удержать головку. Он совсем успокоился и молча рассматривает комнату поверх моего плеча.

– Господи, – говорит Анна, – он первый раз за весь день перестал хныкать. Наверное, ты ему нравишься, Санни.

Она протягивает руку и берет с дивана полупустую пачку шоколадного печенья. Положив в рот пару печений, протягивает пакет мне:

–Хочешь штучку?

Изо рта у Анны вылетает несколько шоколадных крошек.

–Нет, спасибо, – отказываюсь я, надувая щеки. – Я недавно поела.

–Недавно – это когда? В прошлом месяце?

У Анны изо рта вылетает еще несколько крошек. Я не могу скрыть, что обиделась на ее слова, и Анна смущается.

–Прости, Санни, я не имела в виду ничего плохого. Просто не хочу, чтобы ты зациклилась на этой своей диете. Неужели не можешь съесть хотя бы одно печенье? Оно ведь не убьет тебя, в конце-то концов.

–Одного печенья мне не хватит, – отвечаю я, прижимаясь щекой к головке Джейкоба.

Ребенок затих, опустив голову на мое плечо.

–По-моему, он заснул, – говорю я шепотом.

Анна поднимается с дивана и, осторожно забрав у меня сына, привычно укладывает его обратно в кроватку. Мы садимся на диван, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить малыша.

–Как у тебя с личной жизнью? – спрашивает Анна и берет еще одно печенье. – Есть кто-нибудь на примете?

–Есть кое-кто. – Я киваю, пожав плечами.

–Молодец. – Заметив у себя на брюках пятно, похожее на след от томатного сока, Анна начинает оттирать его пальцем. Немного помолчав, поворачивается ко мне и добавляет: – Ты прекрасно выглядишь, Санни. Честное слово. Только не надо больше худеть.

– Обещаю, – отвечаю я с улыбкой, надеясь, что мы не будем продолжать этот разговор.

–Не надо быть совсем худой, – продолжает Анна. – Черт побери, я тебя почти не узнаю!

–Если я похудела, это еще не значит, что я стала другой. Я просто стала иначе относиться к еде. Я хочу быть здоровой, только и всего.

–Когда человек помешан на диетах, в этом нет ничего здорового. Такие люди очень быстро утомляют, а мужчинам не нравятся женщины, которые говорят и думают только о еде.

Может, Анна действительно хочет как лучше? Может, она устала, и только поэтому ее слова звучат неприветливо и даже зло? Или ее раздражает тот факт, что в данный момент она не самая привлекательная женщина из находящихся в комнате? Она привыкла выглядеть великолепно, а я привыкла выглядеть ужасно, поэтому мы обе находимся сейчас не в своей тарелке. Нам обеим приходится привыкать к новой роли, что совсем непросто. Не стоит ли нам обеим присмотреться к ситуации повнимательнее?

–Давай сходим в парк на следующей неделе? Погуляем вместе, если погода не испортится, – предлагаю я, взяв с дивана свою сумку, и иду в коридор.

–Можно, – отвечает Анна.

Я снова замечаю в ее глазах слезы. Анна открывает мне дверь и ждет, когда я выйду. Я выхожу и замечаю Мартина, который подъезжает к дому на своей служебной «ауди». Мартин машет мне рукой, а я машу в ответ. Анна отворачивается.

–Ух ты! Санни! – кричит Мартин, выбравшись из автомобиля. – Классно выглядишь! Все ходишь в тренажерный зал? Ты в отличной форме!

–Спасибо, Мартин. Рада тебя видеть, – отвечаю я, смущенно подставляя щеку для поцелуя. – Джейкоб у вас такой милашка! Просто красавчик.

Я говорю торопливо, чтобы не дать Мартину продолжить разговор о моей внешности.

–Ну еще бы не красавчик! – подхватывает он с улыбкой и подмигивает мне. – Весь в отца! Настоящий великан, а какой обжора! Они на пару меня просто объедают! – Мартин кивает в сторону Анны и хохочет. – Честное слово, Санни, ты бы сводила мою женушку в спортивный клуб, заставила бы ее позаниматься хоть немного.

Он снова хохочет от всей души, но тут из глубины дома раздается плач Джейкоба. Мартин машет мне на прощание рукой и пробегает мимо Анны в дом, чтобы взглянуть, как там дела у его сына и наследника.

–Он пошутил, – говорю я Анне, обняв ее на прощание.

–Как бы не так, черт подери, – отвечает она тихо.

Я не хочу, чтобы Мартин обижал Анну, ссылаясь на меня. Я просто хочу быть стройной. Для самой себя, не для кого-нибудь. Я не хочу причинять людям боль. Не хочу, чтобы другие люди чувствовали то, что чувствовала я, когда была толстой.

Конечно, я согласна, что всем – и мне, и Мартину, и Анне – требуется какое-то общее определение слова «привлекательный», не зависящее от внешнего вида. Не может быть, чтобы все мечтали и стремились только к одному – к десятому размеру одежды, к идеальному размеру. Идеал не может определяться объемом талии. Какой размер одежды носила мать Тереза? Хотя нет, это плохой пример, потому что мать Тереза была очень худой. А как насчет святой Девы Марии? Даже если предположить, будто до непорочного зачатия она и носила десятый размер, где гарантии, что во время беременности и после родов Богоматерь не набрала пару килограммов? Кто знает, какой ее увидели трое волхвов?

И разве не странно, что злополучный десятый размер требуется только от женщин? Есть ли у мужчин свой идеальный размер, или в их случае действуют другие критерии?

По крайней мере женщинам образ Идеального Размера нужен скорее для души, чем для тела. Мы нуждаемся в некоей цели, в стремлении к чему-то совершенному, а когда достигаем идеала, чувствуем себя вознагражденными. Нам недостаточно просто сходить к пластическому хирургу и купить новинку от месье Армани или мистера Кляйна.

Кэгни Джеймс смотрит на фотографию юной особы, похожей на двадцатилетнюю Грейс Келли. Снимок сделан на побережье Карибского моря. Девушка сидит на борту яхты. Ветер играет с ее волосами, а она загораживает глаза от слепящего солнца. У нее за спиной в отдалении виден пустынный пляж. Кэгни как завороженный смотрит на снимок. Именно об этом он всегда мечтал. Не о женщине, конечно, а о таком пустынном пляже, о яхте, об уединении и покое. Однако его глаза невольно обращаются к стройным ногам девушки и ее рубашке, завязанной под грудью. Она кокетливо вытянула ноги в сторону фотографа, и Кэгни вспоминает, почему он, собственно, держит в руках этот снимок. Кэгни бросает фотографию на стол, словно она обожгла ему пальцы.

Жертва стоит прямо перед Кэгни. Зовут жертву Шелдон Янг. Девицу, похожую на Грейс Келли, зовут София, и она приходится Шелдону женой. Мистер Шелдон Янг – настоящий дурак. Кэгни понял это по его вялому рукопожатию и извиняющейся ухмылке. Кэгни устраивается в кресле за столом, а мистер Янг некоторое время ищет второй стул, которого в комнате нет, затем стоя начинает рассказывать свою историю, хотя никто его об этом еще не просил. Кэгни знает, что таким, как его новый клиент, всегда хочется в чем-то объясниться.

–Мы с Софией женились два года назад, мистер Джеймс, в день, когда ей исполнилось восемнадцать. Мне на тот момент было сорок пять.

Шелдон неплохо выглядит для своего возраста. Неплохо, если не принимать во внимание поредевшие волосы и чересчур маленькие руки. Кэгни искренне жаль этого типа. Как он мог подумать, что способен удовлетворить женщину?

–Я работал в области банковских инвестиций, успел заработать миллионы, но никогда не думал о том, чтобы оставить службу, до тех пор пока в моей жизни не появилась София. Моя секретарша, Маргарет, катаясь на горных лыжах, сломала обе ноги. Я обратился за помощью в агентство по подбору временных сотрудников... ну, и мне прислали настоящего ангела...

Шелдон просиял от чудесного воспоминания, а Кэгни вздрогнул от отвращения.

–Мы с ней оба влюбились с первого взгляда, мистер Кэгни. София только три месяца назад окончила колледж и еще не знала, чем займется дальше. Она подумывала о путешествиях, однако была слишком молода и невинна, чтобы принять решение самостоятельно. В первый же день знакомства я пригласил ее пообедать. Она из бедной семьи, ее родители – простые рабочие. Даже не знаю, как им удалось вырастить такое очаровательное существо. Четыре недели спустя мы с Софией объявили о своей помолвке.

–Правильно, – говорит Кэгни. – В таких вещах лучше не торопиться.

Мистер Янг согласно кивает.

–Продолжайте, Шелдон, продолжайте, – подбадривает его Кэгни. – Крайне интересная история.

–Я знаю, мистер Джеймс, это звучит как сказка, но любой мужчина, который хоть раз в жизни влюбился, поймет, что я имею в виду. Я не ведал, что такое настоящее счастье, пока не увидел Софию.

–О таком можно только мечтать.

–Это и было самой настоящей мечтой – удивительной, всепоглощающей. Мы вместе строили планы и решили, что проведем всю жизнь, плавая по неизвестным морям, потягивая шампанское и наслаждаясь собственным маленьким раем... Увы, теперь рай потерян.

–Боже правый.

Улыбка мистера Янга блекнет, но он все еще чересчур погружен в себя, чтобы заметить ужас на лице Кэгни.

–София считает, что влюбилась в другого мужчину. Понимаете, мистер Кэгни, она хочет детей, а мне они не нужны. Я знаю, это эгоистично с моей стороны, однако я не желаю ограничивать свою свободу. И не желаю делить жену с кем-то еще, даже с ребенком. За последние полгода она стала очень беспокойной. София прекрасный человек, мистер Джеймс, прекрасный как внешне, так и внутренне. Она напоминает мне крохотного беспомощного олененка. Просто мы хотим от жизни разного, понимаете? В последнее время она совсем отстранилась, не позволяет прикасаться к себе, хотя я вижу по глазам, что ей самой больно причинять мне страдания. Я вижу, что это убивает ее, мистер Джеймс. Она такая милая, такая добрая девочка. Она похожа на маленького крольчонка с широко раскрытыми глазами.

У Кэгни кончается терпение. Просто ферма какая- то, а не девушка!

–Если она истинный ангел, мистер Янг, с чего вы взяли, что этот кролик трахается с кем-то другим?

Мистер Янг морщится от грубого слова.

–Она хочет детей, а я не соглашаюсь. Я знаю, что сам во всем виноват! Надо было сказать ей до свадьбы, что я не хочу детей. София достойна того, чтобы иметь детей и дарить им свою любовь. Просто я не тот мужчина, который может дать ей все это.

Кэгни приходит в замешательство.

–Я не понимаю, мистер Янг. Если вы так сильно любите жену и считаете, что она заслуживает счастья, то зачем пришли ко мне? Скажите своей супруге, что согласны на развод, и отпустите ее на все четыре стороны.

Шэлдон смущается, смотрит вниз, в сторону, куда угодно, лишь бы не Кэгни в глаза. Наконец он тихо отвечает:

–Видите ли, я не хочу платить ей деньги. Мы не заключали брачный контракт, а я боюсь, что мужчина, в которого она влюбилась, не самая лучшая партия. Это наш подсобный рабочий. Понимаете меня? Мне кажется, София считает, что влюбилась в него. Он совершенно неотесанный, совершенно. София больше не хочет жить со мной, поэтому я не стану стоять на ее пути, но отдавать свои деньги проходимцу я не собираюсь. Я много работал, чтобы сколотить состояние. Это цель всей моей жизни, мистер Джеймс. Деньги позволяют мне делать то, чего я хочу.

–Мистер Янг, насколько я понимаю, у вас достаточно денег и для самого себя, и для своей жены. Вы и дальше сможете и плавать на яхте, и оплачивать счета бывшей супруги.

–Имейте в виду, мистер Джеймс, что София вовсе не транжира. Она почти ничего не стоила мне со дня нашей свадьбы. Она не какая-нибудь искательница богатых мужчин. А вот ее новый дружок хочет именно денег. Кроме того, я недавно сделал несколько неудачных вложений, поэтому у меня на счетах осталось не так много. Если мы с Софией разведемся, я не смогу обеспечивать нас обоих.

Шелдон смущенно смотрит себе под ноги. Кэгни переводит взгляд на дорогие часы мистера Янга, на его запонки и недавно сделанный маникюр. Похоже, мистер Янг говорит неправду.

–Тогда давайте подытожим, мистер Янг. Вы любите свою жену, но, если она уйдет, денег ей давать не намерены. Правильно?

Шелдон смущенно откашливается.

–Мистер Джеймс, мне просто нужны доказательства. Получить их будет несложно. Я сам дважды чуть не поймал их на месте преступления. София чересчур искренна, она не умеет хранить тайны. Сделайте пару фотографий, и вся эта грустная история закончится к всеобщему облегчению. Я очень хочу, чтобы София была счастлива, но платить за это не собираюсь.

–Что ж, мистер Янг, рад бы вам помочь, однако не могу. Я не занимаюсь слежкой за женщинами, у которых уже есть любовник. Может, прелестная миссис Янг и ее друг действительно любят друг друга. Кто я такой, чтобы портить им жизнь?

Кэгни всегда удивлялся, как ему удается произносить эту фразу с совершенно невозмутимым выражением лица.

–Мое агентство занимается только теми случаями, когда есть подозрения в гипотетически возможной неверности. Я отправляю сотрудников, они устраивают якобы случайную встречу и проверяют, изменит женщина нашему клиенту или нет. Я не частный детектив, мистер Янг. А вам, по-моему, нужен именно такой специалист. Их услуги стоят дороже, чем мои, но если хотите, я могу дать вам пару телефонов.

Шелдон прерывает Кэгни, когда тот тянется к листку бумаги с номером Ричарда Хилла – частного детектива с соответствующей лицензией. Они с мистером Хиллом уже несколько лет направляют друг к другу клиентов, и, хотя Ричард получает от такого обмена гораздо больше выгоды, Кэгни это устраивает.

–Нет-нет, мистер Джеймс, вы меня не поняли. Подстройте для Софии именно такую ловушку, про которую говорили. Я уверен, что она в нее попадется. Увидит, что на свете есть много достойных мужчин, придет в чувство и бросит наконец эту неотесанную деревенщину. Я все равно получу развод, а капитал останется, так сказать, нетронутым.

–Вы, Шелдон, наверное, очень сильно любите свою жену, если готовы ради нее на такое.

–Вы правы.

–В таком случае мне надо знать, куда ходит ваша супруга в течение дня, где она пьет кофе, с кем встречается, где стрижется, что ей нравится, какие у нее увлечения и тому подобное. Вся операция займет примерно неделю... Или больше. На один из заказов нам пришлось потратить три месяца. Стоимость будет зависеть от общего времени работы и от того, сколько часов потратит на вашу супругу мой человек. Имейте в виду, что получится от ста фунтов до десяти тысяч.

–Деньги не имеют значения.

–Скажите это своей жене!

–Когда вы начнете?

–Предоставьте мне все детали, и мы сразу возьмемся за работу.

Мистер Янг, изложив всю необходимую информацию, уходит, а Кэгни снова откидывается на спинку кресла, достает из ящика пакетик с орешками и берет в руки фотографию Софии Янг. Она определенно хороша собой. Впрочем, Кэгни видал в своей жизни и не таких красавиц. В выражении глаз у Софии действительно есть что-то невинное, но какое это имеет значение? Она изменяет старому мужу с молодым парнем. По всей видимости, она с самого начала планировала выжать из богатого супруга все возможное, а потом закрутить с кем-нибудь помоложе и попривлекательнее. Черт возьми, они с тем подсобным рабочим могли стать любовниками еще в колледже и вместе задумать эту аферу. Бедняга Шелдон! Он слишком поздно догадался, в чем дело. Ну что ж, лучше поздно, чем никогда.

Кэгни снова смотрит на снимок. С другой стороны, это ведь не самое худшее, что могло случиться с мужчиной, – иметь такую женщину, на такой яхте... Кэгни даже вздрогнул, когда мистер Янг подал ему фотографию. Эта женщина удивительно похожа на Грей- си, а яхта и пляж – они как будто из прекрасной мечты. Через три месяца Кэгни и сам собирался отправиться в путешествие по такому же самому морю и на такой же самой яхте, на которой очаровательная миссис Янг пристроила свой зад – великолепный зад, насколько можно судить по фотографии. Скорее всего Кэгни не сможет позволить себе дорогую яхту; и ладно, он согласен на любое суденышко. Главное – убежать от городского шума, обрести покой. На море его будет окружать только шум волн, бьющихся о борта судна. В компании с волнами Кэгни не испытает одиночества. В каждом новом порту его будут встречать дружелюбные аборигены, высыпавшие на берег, чтобы посмотреть на странного одиночку капитана и его крохотное судно. Они все вместе выпьют в каком-нибудь местном баре, а потом будут любоваться звездным небом над бесконечным песочным пляжем...

Кэгни вновь смотрит на снимок. Разве плохо было бы иметь в попутчиках кого-нибудь вроде Софии Янг? Ее глаза немного похожи на глаза Энни...

Размышления прерываются телефонным звонком. Кэгни поднимает трубку:

–Джеймс слушает.

–Босс, это Говард.

–Ну, и сколько костей у него сломано?

–Всего три.

–А ты ставил на сколько?

–На пять. Я должен вам десятку.

–Отлично.

–Ему сейчас гипс накладывают.

Кэгни трет глаза и думает, что делать дальше. Айан закончил предыдущую работу только вчера, а к следующей должен был приступить завтра утром. Клиентка – довольно моложавая особа, и в принципе Кэгни мог отдать ее Говарду. Правда, имелась одна проблема – когда Айан показал другу фотографию дамы, Говард издал крик ужаса. В связи с этим Кэгни сомневался, что Говард сумеет выполнить задание. Они всегда так работали: Говарду доставались самые молодые, Айану – самые страшненькие.

Айан брался за дело, не жалуясь. Он отлично понимал, что все определяется тем, как выглядит жертва. Отправить привлекательного мужчину к не очень красивой женщине – то же самое, что дать крестьянину ключ от роскошного дворца. Не стоит удивляться, если крестьянин попытается воспользоваться этим ключом. Агентство занималось очень щекотливым делом, иногда балансируя на самой грани. В случае провала Кэгни грозило лишение лицензии. К счастью, Говард и Айан не имели привычки болтать лишнего.

Теперь Айан в больнице, а Кэгни не может просто взять и поместить в газете объявление о приеме на работу. И Говарда, и Айана он нашел случайно. Тогда все получилось очень удачно. Айан появился в Кью через год после того, как сюда переехал Кэгни. Он работал инспектором дорожного движения и около четырех месяцев еженедельно штрафовал Кэгни за парковку в неположенном месте. Кэгни всякий раз приходил в ярость, но все-таки восхищался тем, как равнодушно инспектор реагировал на его гнев. Уэльсец всегда пребывал в прекрасном расположении духа и выглядел очень забавно. Кэгни обратил на это внимание, после того как один из клиентов отказался от услуг агентства, сказав, что он чересчур привлекателен для его жены. Клиент утверждал, что супруге просто не останется ничего другого, как пожирать Кэгни глазами, и результаты такой проверки не будут честными. Кэгни предложил Айану те же самые деньги, которые тот получал, работая инспектором, плюс возможность зарабатывать на жизнь, целуя женщин.

Говарда Кэгни нанял по необходимости только шесть лет спустя. Как-то раз он сидел в офисе, потягивая виски, ждал, когда доставят пиццу, и пытался решить головоломку. В тот момент он уже неделю исполнял заказ Пола Тейлора – семнадцатилетнего парня, который подозревал, что Джанин, его ровесница подружка, вовсю крутит с другими. По крайней мере так утверждали друзья Пола. Кэгни провел всю подготовительную работу, но дальше двигаться не решался. Ему было почти тридцать семь – в два раза больше, чем Джанин. Проблема заключалась не в том, как познакомиться с девушкой в местном ночном клубе; Кэгни боялся того, что могут подумать окружающие, если он станет заигрывать с такой юной особой. Затем в дверь позвонил разносчик пиццы. Кэгни открыл и увидел на пороге гавайца – огромного и глупого как пробка.

Кэгни предложил Говарду больше денег, чем тот зарабатывал на пицце, плюс возможность зарабатывать на жизнь, целуя женщин. В тот вечер Говард отдал Кэгни все три оставшиеся пиццы и на следующий же день принялся за новую работу.

Кэгни вздыхает. Сейчас у них появился новый заказ – София Янг. В обычной ситуации Софией занялся бы Говард, но теперь ему придется взять на себя клиентку Айана. Весь план работ летит к черту. Получалось, что Софией Янг Кэгни придется заняться лично. При этой мысли у него по спине побежали мурашки.

–Говард, проследи, чтобы Айан обязательно взял костыли, даже если они не будут подходить к его костюму. И скажи ему, что, пока не поправится, будет работать только в офисе. Конечно, плохо, что он временно выбыл из строя, но мы как-нибудь справимся. Будет помогать в тылу.

–Классно, босс! Обожаю, когда вы говорите языком военных! Обожаю! Сейчас все передам Айану. Мы вернемся через час.

Кэгни смотрит на часы. Уже половина пятого.

–Не надо приезжать, Говард. Приходите оба завтра. К восьми часам утра.

–Отлично! Вы настоящий ястреб!

Говард бросает трубку, пока Кэгни не успел передумать.

Кэгни какое-то время крутит телефонную трубку в руках, но короткие злые гудки заставляют положить ее на место. В комнате начинает понемногу темнеть. На улице загораются первые фонари. Не включая свет, Кэгни открывает верхний ящик стола и достает оттуда бутылку и стакан.

Налив себе изрядную порцию виски, Кэгни поворачивается к окну и наблюдает за тем, как из станции метро выходят пассажиры, а в витринах магазинов загорается свет. Через некоторое время Кэгни снова поворачивается к столу и вытаскивает из-под кипы бумаг фотографию. Он рассматривает снимок, закинув ноги на подоконник, и в два огромных глотка опустошает стакан.

Затем наливает себе еще виски. Держа фотографию в руке, смотрит в окно и мысленно признается себе в том, чего так не хотел замечать последние несколько дней.

Он снова чувствует влечение к женщинам. Оно вернулось совсем недавно, разбуженное кем-то или чем-то. Его кровать пуста, а подушка не приносит ни покоя, ни отдыха. Всякий раз, просыпаясь среди ночи, он открывает глаза и думает о том, что ему нечего делать и некого обнять. Ему не хватает чего-то очень важного...

Кэгни переводит взгляд на фотографию Софии Янг. Она похожа на всех женщин, которых он когда-либо любил, – на Грейси, на Лидию, а больше всего на Энни. Такие же светлые глаза и такая же полная нижняя губа, и она такая же юная.

Кэгни было без трех месяцев двадцать пять, когда он встретил восемнадцатилетнюю Энни. В момент знакомства она держалась за буек в бухте Линдос-Бэй. Кэгни к тому времени уже целый год путешествовал по Европе в одиночку, рассматривал горы и моря, размышлял о своей судьбе. Год назад его первый брак закончился настоящей катастрофой. Кэгни понимал, насколько наивен был, принимая решение жениться, во всем винил собственную глупость и со страхом смотрел в будущее. В его молодой и глупой голове, набитой какими-то идеалистическими бреднями, внешняя красота автоматически сочеталась со всеми возможными добродетелями. Кэгни обманули, обвели вокруг пальца, заставили танцевать брачный танец, и сделал это не какой-нибудь коварный обманщик, а его собственные глаза. Он женился на Грейси, завороженный изгибом ее спины и прядями золотистых волос. После развода Кэгни дал себе слово, что, когда он женится во второй раз, его глаза будут широко открыты. Он был твердо нацелен найти жену прекрасную не только внешней, но и внутренней красотой.

В тот день Кэгни решил переплыть бухту и перебраться на другую сторону – с большого пляжа на маленький. Он плыл, с удовольствием нагружая молодой организм и наслаждаясь греческим солнцем, которое светило ему в спину, и ярко-синей морской водой. Кэгни преодолел две трети пути, когда от небольшого пирса отчалило свадебное судно и сделало круг вдоль берега бухты, чтобы гости могли помахать загорающим туристам. Туристы махали в ответ, счастливые тем, что могут ходить в шортах и купальниках, а не париться в костюмах и платьях на чьей-то свадьбе в полуденную жару. Кэгни тоже махал руками и кричал: «Мои поздравления» и «Ура», а гости в знак признательности подняли бокалы. Через десять минут судно со свадьбой на борту скрылось за скалами. Кэгни заметил метрах в пятидесяти от себя буек и поплыл к нему, чтобы немного подержаться и дать отдых ногам, прежде чем вернуться к берегу. Когда до цели оставалось всего футов десять, Кэгни поднял голову и заметил, что возле буйка уже кто-то есть. Кэгни прибавил скорости, обрадованный, что у него появилась компания. Сегодня он еще ни с кем не разговаривал, если не считать продавщицу в местном супермаркете, в котором туристы по дороге на пляж покупали фрукты и хлеб. Кэгни хотелось с кем- нибудь поговорить. Он всю неделю чувствовал себя очень одиноко.

–Я знаю капитана этого судна, – сказала Энни, высунув голову из-за буйка, чтобы Кэгни мог ее видеть. – Он каждое утро начинает со стакана анисового ликера. Я подумала, будет лучше подержаться за что-нибудь большое, пока он не уплывет.

–Меня зовут Кэгни. Здесь красиво, правда?

–Да, ты прав, очень красиво. Меня зовут Энни. Я бы пожала тебе руку, но боюсь пойти ко дну.

–Рано или поздно все равно придется отпустить буй. Ты же не собираешься провести здесь ночь.

–Конечно. Кто-нибудь из моих друзей приплывет сюда с пляжа и поможет добраться до берега.

–А если никто не приплывет?

–Кто-нибудь обязательно приплывет. Они знают, что у меня хватает сил только в одну сторону. Обратно мне самой ни за что не добраться. Честно говоря, я не очень хорошая пловчиха.

–Тогда почему ты не проплываешь половину дистанции и не возвращаешься обратно к берегу?

–Потому что здесь красиво.

Она посмотрела на Кэгни, и ее необычно полные губы растянулись в широкой улыбке.

–Тебе, наверное, самой известно, что ты очаровательная, – сказал Кэгни.

–Известно, – ответила Энни. – Думаю, надо будет подстричься на Рождество.

–Ты еще учишься в школе?

Кэгни прикинул, что ей должно быть между шестнадцатью и двадцатью, однако мокрое лицо и волосы могли ввести в заблуждение.

–Мне восемнадцать, – ответила Энни. – Я только что окончила курсы секретарей, правда, работать не собираюсь.

–А что собираешься делать? – спросил Кэгни с улыбкой.

–Да ничего особенного, – честно призналась Энни, пожав плечом. – Просто не работать и все.

Кэгни рассмеялся.

–А ты чем занимаешься?

–Тоже ничем особенным. Я недавно вернулся из армии. Когда приеду домой, думаю поступить на службу в полицию.

–Ужас какой, – сказала Энни, неодобрительно сморщив нос.

–Почему?

Кэгни испугался, что разочаровал ее. Что, если она совсем из другого круга и он упустил единственный шанс ей понравиться?

–Полицейский шлем будет смотреться на тебе отвратительно! – заявила Энни не терпящим возражений тоном.

Кэгни снова рассмеялся. Несмотря на все свои старания и обещания, он опять влюбился чуть ли не с первого взгляда.

–Похоже, твои друзья сегодня не появятся, – сказал он, прикрыв глаза от солнца и глядя в сторону пляжа.

–Наверное, они про меня забыли, – ответила Энни, нахмурившись.

–Вряд ли. Скорее на пляже нет свободных лодок, поэтому они и не плывут. Хочешь, я помогу добраться до берега?

–Было бы здорово. Мне надо держаться за твою спину? Слава Богу, я вешу совсем немного, иначе мы вместе пошли бы на дно. Хотя я сомневаюсь, что ты был бы так любезен, если бы я оказалась заметно крупнее.

–Тебе понравилась свадьба на том судне? – спросил Кэгни, двигаясь к берегу мощными гребками.

–Очень понравилась. Чудесная свадьба. Такой красивый пляж, и все вокруг просто идеальное.

–Значит, ты хотела бы, чтобы твоя свадьба была такой же?

–Конечно. При условии, что на ней не будут присутствовать мои родители.

–Ты не хочешь приглашать родителей на собственную свадьбу? Почему? Я очень жалею, что мама не дожила до дня моей свадьбы.

–Когда она умерла?

–Шесть лет назад.

–Вы были близки?

–Очень.

–Ну и плохо. Мне не нравятся мои родители. Точнее, они друг другу не нравятся. Они все время угрожают оставить меня без денег, и я иногда жалею, что они этого никак не сделают. Тогда я могла бы заняться чем-то всерьез. Стала бы самостоятельной, зарабатывала бы себе на жизнь. Правда, я боюсь, что они никогда не исполнят свою угрозу – исчезнет повод постоянно цапаться друг с другом. Они используют меня в своих ссорах как пешку. Хотя, наверное, я тоже их использую...

–Они у тебя богатые? – спросил Кэгни.

–Очень богатые.

–И ты не хочешь, чтобы они давали тебе деньги?

–Конечно, хочу, просто мне кажется, что это делает мою жизнь какой-то бессмысленной. Мне кажется, я не найду себе любимого занятия или любимого человека, пока не забочусь о себе сама.

–Это не так интересно, как выглядит со стороны.

Кэгни встал ногами на песчаное морское дно и осторожно помог Энни спуститься со своей спины. Вода доставала ему чуть выше талии. Энни стояла в трех футах от него, прикрывая глаза рукой от яркого солнца и прикусив полную нижнюю губу. На ней был белый купальник-бикини, длинные белокурые волосы касались воды, которая мягко плескалась вокруг ребер девушки.

–Встретимся сегодня вечером? – спросила она.

Кэгни почувствовал, как его сердце с силой ударилось в грудную клетку, вызвав приливную волну на какой-нибудь пляж в тысячах миль от их бухты.

–Конечно, встретимся.

–Ты на сколько планируешь задержаться в Линдосе? – спросила Энни, когда они тем же вечером сидели на пляже, пили красное вино, которое Кэгни купил в местном супермаркете, и ели на ужин зеленый виноград и греческий сыр из овечьего молока.

–Собирался уехать завтра.

–А теперь решил остаться? – спросила Энни. – Надолго?

– Пока тебе не надоем.

Неделю спустя Кэгни сделал ей предложение. В тот момент они снова находились у того самого буйка, возле которого познакомились. Когда они добрались до берега, и Кэгни опустил Энни на песок, она приняла предложение.

Через два дня они поженились на свадебном судне. Капитан-грек посыпал молодоженов рисом, а они держались за руки и пили анисовый ликер из бутылки, припасенной капитаном для особых случаев. Как Энни и надеялась, ее родителей на церемонии не было, хотя она заранее им позвонила, предупредив, что собирается выйти замуж, и пригласила приехать, познакомиться с будущим зятем.

Кэгни готов поклясться, что в первую брачную ночь он спал с улыбкой на лице, совершенно обнаженный, откинув в сторону простыни и крепко обняв свою прекрасную молодую жену.

На следующее утро родители Энни все-таки приехали. Они ворвались на виллу, которую Энни на их деньги снимала вместе с тремя друзьями, и стали барабанить в дверь спальни, требуя объяснить, что здесь, собственно, происходит.

Энни завернулась в простыню и выскользнула из спальни, попросив Кэгни не выходить, пока она не поговорит с родителями и не решит, что они готовы с ним познакомиться. Кэгни просидел в спальне все утро. Наконец, когда часы пробили час дня, он все-таки вышел. Вилла была совершенно пуста. Кэгни так верил новой жене, что не стал размышлять о том, куда она делась вместе со своими родителями, а взял томик Пушкина, который читал еще до встречи с Энни, сел на террасе и, закинув ноги на перила, любовался видом на бухту, ожидая возвращения новой семьи.

В восемь часов вечера они наконец вернулись. Родители Энни не стали представляться, а молча сели рядом с дочерью, когда та устроилась за большим деревянным столом напротив Кэгни. Террасу освещали только несколько свечей, расставленных в линию посреди стола и отбрасывающих таинственные тени.

–Мама с папой хотят знать, что ты собираешься делать, – сказала Энни.

–В каком смысле?

–В смысле как ты собираешься нас обеспечивать, – ответила Энни таким раздраженным тоном, словно смысл ее вопроса совершенно очевиден, а Кэгни зачем-то строит из себя идиота.

–Ну, когда мы вернемся в Англию, я могу поступить на службу в полицию, – сказал Кэгни с энтузиазмом.

Он искренне считал, что на свете нет таких родителей, которые не хотели бы иметь своим зятем полицейского, поскольку полиция – оплот общества.

–Нет, – отрезал отец Энни.

В тусклом свете свечей Кэгни видел только венчик его седых волос высоко над столом, а чуть ниже выступал крупный нос.

–Нет? – переспросил Кэгни.

–Папе не нравится идея насчет полиции, – пояснила Энни. – Что еще?

–Ну... наверное, я мог бы снова поступить на службу в армию...

Кэгни растерялся. Ему очень хотелось понравиться тестю, но как это сделать, он не знал.

–Что еще? – спросила мать Энни, копия собственной дочери, только постаревшая и похудевшая на джине и зеленом салате.

–Больше ни... то есть еще я мог бы пойти работать в службу охраны... – Кэгни старался из последних сил.

–Боже правый, – пробормотала мать Энни, прикрыв глаза сухощавой ладонью.

–Кэгни, если ты хочешь понравиться маме с папой, надо приложить усилия, – строго сказала Энни.

–Я прилагаю! Я просто не пойму, чего вы от меня хотите! – воскликнул Кэгни, широко распахнув глаза. Он пришел в полное отчаяние, стараясь дать хоть один ответ, на который не будет сказано «что еще?».

–Мы хотим что-нибудь получше, – отрезала Энни.

Кэгни повернулся к ее отцу:

–В первую же секунду, когда я увидел вашу дочь, я потерял голову от любви. Не важно, кем я буду работать, отныне вся моя жизнь будет посвящена ей одной. Я оставлю ее, только если она сама меня прогонит. В ней смысл моей жизни. – Он повернулся к Энни. – Сотни подруг не ищу, никогда волокитою не был, верь, ты навеки одна будешь любовью моей.

–Овидий? Это Овидий? Вы цитируете в присутствии моей жены отрывки из эротической поэзии и думаете, что я позволю вам жениться на нашей дочери?!

–Извините, сэр, вы забываете, что мы с вашей дочерью уже женаты...

Отец Энни вскочил из-за стола и быстрым шагом ушел с террасы. Его супруга, немного помедлив, ушла следом.

Следующие полчаса Кэгни и Энни просидели за столом друг напротив друга, не произнося ни слова. Наконец Энни прервала молчание:

–Сомневаюсь, что этого будет достаточно.

Она удалилась в спальню, а Кэгни остался ночевать на террасе. Проснулся он в пять часов утра, разбуженный целым хором звонкоголосых петухов. Кэгни прошел в спальню и увидел свою прекрасную жену, свернувшуюся калачиком на их брачном ложе. Стянув с себя одежду, он забрался в кровать, лег рядом с Энни, крепко обнял ее и задышал в теплую шею.

–He думала, что они все-таки приедут, – прошептала Энни.

–Как ты думаешь, я справился?

–Нет.

–Надолго они приехали?

–Завтра улетают домой.

–А ты?

–Вилла оплачена до конца месяца. Я останусь здесь до тех пор, пока не кончится срок аренды.

–Как я должен ответить на их вопрос? В случае, если у меня появится еще один шанс.

–Надо было сказать, что хочешь заниматься финансами.

–Что, если я сейчас это скажу?

–Они поймут, что я тебе подсказала. Уже поздно.

–А ты не хочешь объяснить им, что не можешь без меня жить?

–Нет, не хочу.

–Зачем ты согласилась выйти за меня замуж?

–Я не думала, что они приедут.

–А если я скажу, что люблю тебя?

–Я это и так знаю.

–И ты не передумаешь?

–Прости, Кэгни, я поняла, что мне нравится моя бесцельная жизнь.

–Неужели тебе нисколько не жаль, что все так получилось?

–Почему мне должно быть жаль? Ты с самого начала знал, что именно так все и закончится. Я просто играла в любовь, как в игру. Я ведь еще ребенок. Ты не дурак, должен сам понимать.

–Неправда. Я дурак. Еще какой дурак.

Кэгни провалился в сон. Через три часа он проснулся. Не будя юную супругу, он встал с кровати, написал на клочке бумаги лондонский адрес своего отца и оставил его, придавив камнем, на краю постели. В тот же день он добрался на попутках до Родоса и целый месяц работал в барах, чтобы скопить денег на авиабилет до Лондона.

Вернувшись в Англию, Кэгни какое-то время жил вместе с отцом. Совершенно запутавшись, он впал в странный ступор. Время от времени ему даже приходилось щипать себя, чтобы удостовериться, что он не спит. В конце концов, он поступил на службу в местное отделение полиции, где его приняли стажером. Когда пришли документы на развод, отец передал их Кэгни, и тот подписал бумаги на следующее утро, проведя перед этим последнюю мучительно бессонную ночь. Поставив точку, Кэгни решил, что пора двигаться дальше.

В конце концов, она просто играла в любовь.

Кэгни шепчет в темноту:

– Господи, неужели опять началось?

И засыпает прямо в кресле.