Глава 16. Ложь и дружба

Глава 16. Ложь и дружба

«…Давай придумаем забаву:

Ты будешь верить, а я — врать.

Ты будешь брать своё по праву,

А я — всё это отбирать.

Я буду в жизни твоей главной,

Вокруг построю миражи.

Не будут игры эти правдой -

Они лишь капли в море лжи…»

— Ты серьёзно? — воскликнула Глара, уставившись на меня, будто я, как минимум, житель дружественной планеты Марс. — Нет, Рина, если это шутка, то она не удалась.

Я смотрела на неё со снисходительной улыбкой и вяло размешивала сахар в чашке с чаем. Когда решила рассказать всё подруге, то представляла себе разную реакцию с её стороны, но даже не подозревала, что она мне просто не поверит.

— Арин, а ты вообще понимаешь, что сделала? — в голосе Кати звучал упрёк. — Ты ведь не только Тимура наказываешь, но и себя. А больше всех — вашего ребёнка.

Глара перевела взгляд на серьёзную Катю, затем на меня и только потом возмущённо покачала головой.

— Это правда, — сказала она самой себе, а потом резко поднялась с места и прошла к холодильнику. — Но ты не права, — продолжала причитать Глафира. — Даже такой, как Тим не заслуживает подобного.

— Да что я такого сделала? — выпалила, сверля раздражённым взглядом её затылок.

— Ты соврала! — опять «включила проповедника» Катя. — Более того, ты продолжаешь врать. Отцу, матери, Оксане… Да всем! — она кинула взгляд в сторону роющейся в холодильнике Глары и добавила: — Подозреваю, что правду знаем только мы втроём.

— Угу, — кивнула я, отхлёбывая из чашки горячий чай. — И надеюсь, что дальше вас она не уйдёт.

Катя опустила взгляд на свои руки. И для меня не было секретом, что под влиянием своих убеждений и ради всеобщего блага она может сказать Тиму правду, но я очень надеялась на её понимание. Наверно поэтому и затеяла весь этот разговор. А Глару позвала, потому что хотела, чтобы она узнала обо всём именно от меня.

За последние две недели мы встретились с ней в первый раз. После дня рождения Кармина, где он сделал моей подруге предложение, она решила пока не возвращаться на побережье. Теперь они с Лером и его маленькой дочкой жили вместе, и как мне казалось, были счастливы.

И так уж получилось, что все эти две недели я провела с… Тимуром.

В ту ночь, когда я призналась ему что жду ребёнка от неизвестного парня, он предложил мне дружбу. Но я-то думала, что это просто слова. А вот Тим решил иначе. И теперь он как заботливая «мамаша» сопровождал меня почти везде, даже пару раз ездил со мной в больницу. Ежедневно мы встречались в студии, потом ехали в мою квартиру, и до позднего вечера занимались всякой ерундой. Он даже попытался научить меня готовить. Наивный! Думал, что я просто не пробовала освоить кулинарию. Но довольно скоро убедился, что у меня настоящий талант… портить продукты.

Часто мы просто валялись на диване и смотрели разные фильмы. Бывало, что он засиживался за своим ноутбуком, а я устраивалась у него под боком с какой-нибудь книжечкой. Иногда он играл для меня на гитаре, и в такие моменты я едва сдерживала себя, чтобы промолчать и не признаться ему во всём.

Всё было почти так же, как и в то время что мы жили вместе, за тем лишь исключением, что теперь в нашей жизни полностью отсутствовали поцелуи и секс. Зато появились ссоры. Мелкие, глупые, но иногда такие забавные. Мы всё так же препирались, но теперь делали это как-то по-доброму. Я ворчала, что он не даёт мне пить колу, утверждая, что это вредно. И в отместку запретила ему употреблять при мне любой алкоголь. А ещё Тим попытался запретить мне ездить за рулём, якобы это тоже вредно беременным, но тут я осталась непреклонна.

В общем, было весело. Мне даже начала нравится наша странная дружба. Глядя на всё это, Катя тихо посмеивалась, а остальные — искренне удивлялись. И всё бы и дальше оставалось так же спокойно и хорошо, если бы ни очередной бзик Тима.

Два дня назад, он заявил Кармину, что нам нужно сократить время репетиций и на неопределённое время прекратить выступления. На вопрос Валеры о причинах такого требования, Тимур ответил просто: «Рина беременна».

А дальше начался хаос.

На самый популярный вопрос об отце ребёнка я с улыбкой отвечала, что сделала искусственное оплодотворение. Особенно любопытным пришлось пояснять, что после того, как я окончательно разочаровалась в мужчинах, мне в голову пришло решение завести малыша. Не уверена, что мне поверили, но больше спрашивать никто ничего не стал.

Хуже всего обстояли дела с папой. Он-то отлично знал, что никакого ЭКО я не делала, и потребовал от меня правду. Пришлось соврать ему почти то же самое, что и Тимуру. И так моя ложь покатилась по миру, как снежный ком.

Теперь про мою беременность знали все, в том числе и поклонники группы. В двух молодёжных журналах даже появились небольшие статьи о неминуемых изменениях в составе группы «ОК», но Кармин заявил, что заменять меня никем не станет. И я была ему за это очень благодарна.

Неумолимо приближался Новый год. Сейчас до него оставалось чуть больше суток, и по всему получалось, что этот праздник я буду встречать одна. Гларка сказала, что они с Кармином пойдут к его родителям, Катя с Егором тоже собирались праздновать с роднёй. Толик с Оксаной ещё вчера укатили в Эмираты, а в компании друзей Феликса я просто сойду с ума. Тим тоже собирался провести этот вечер со своей семьёй, и звал меня пойти с ним, но… я пока отказывалась. Если честно, мне было стыдно смотреть в глаза его отцу и матери. Ведь, получалось, что обманывая Тимура, врала и им тоже. Отчего я снова начинала сомневаться в правильности своего поступка.

Наверно, именно эти сомнения и заставили меня рассказать обо всём Гларе и пояснить — Кате. Мне нужен был от них совет, их поддержка и понимание. Но пока я получила только упрёки.

— Знаешь, — Глара, наконец, выудила из недр холодильника приготовленный Катей салат и снова вернулась за стол. — Даже учитывая то, как с тобой поступил Тим, ты ведёшь себя с ним слишком жестоко.

— Почему? — возмутилась я. — Мы же не встречаемся, просто дружим. Какие-то более близкие отношения у нас невозможны по многим причинам. А если он узнает что я ношу его ребёнка, то может по глупости уговорить меня связать с ним жизнь.

— Да, по-моему ты, Риночка, окончательно ослепла, если не видишь, как он с тобой носится, какими взглядами провожает, — всё тем же суровым тоном проговорила Катя. — Думай что хочешь, но я уверена — он любит тебя.

Я подавилась чаем, а, откашлявшись, начала громко смеяться. Девочки же моего веселья не разделяли. Глара лишь хмуро качала головой, а Катя и вовсе отвернулась к окну и выглядела при этом очень подавленной.

— Глупая ты, — бросила она, не глядя в мою сторону. — Сама свою жизнь ломаешь.

Почему-то эта её фраза, сказанная, как упрёк, вывела меня из себя.

— Это моя жизнь, — выпалила, без капли былого веселья. — И я сама буду решать, ломать её или нет.

— Теперь это ещё и жизнь твоего малыша, которого ты из-за собственной гордости лишаешь родного отца, — не сдавалась Кэт.

— Хватит, Катя! — в моём голосе стало проявляться раздражение. — Ничего я не ломаю. Совсем наоборот. Не даю нам с Тимом совершить ошибку. Он любит свою Женю. Ему нужна только она. Ты сама говорила, что Тим болен ею уже не первый год. Что бежит к ней по первому зову. А я не хочу привязывать его к себе ребёнком. Пусть живёт как жил. Всем от этого будет только лучше.

— Да он плевать хотел на Женю! — Стараясь доказать мне свою точку зрения, Катя перешла на крик. — Тим всё время проводит только с тобой, а её просто вычеркнул из жизни. Он не отвечает на её звонки, игнорирует сообщения. А при встрече делает вид, что они просто старые знакомые и не более того, — она выдохлась, и только поэтому была вынуждена сделать паузу в своей тираде. — С тех пор, как вернулся с побережья, он стал смотреть на Женю совсем иначе. А всё, потому что у него появилась ты.

— Перестань! — я тоже перешла на крик. — Хватит! Ты ведь не знаешь ничего! Он со мной только потому, что его мучает чувство вины.

— Нет!

— Да!

— Рина, это же верх идиотизма! — Кэт поднялась на ноги и возмущённо всплеснула руками. — Ну, разуй же ты глаза! И перестань смотреть на всё через призму своего больного скепсиса.

— Пойми, однажды я уже поверила ему. И это стоило мне очень дорого. Кем я буду, если решу повторить тот свой «гениальный» подвиг?

— Ты будешь просто женщиной… к тому же влюблённой, — добавила она тише. — Да ещё и взаимно.

— Пф! — ну не могла я нормально реагировать на подобные слова. — Ты говоришь абсурдные вещи.

— Это ты не желаешь принимать очевидное!

Катя переплела руки перед грудью и всем свои видом только подтверждала мои догадки о том, что переубедить её не удастся.

И тут вдруг активизировалась молчавшая до этого Глафира.

— Рин, а если спросить у него прямо? — выдала она, отвлекаясь от поглощения салата.

— Что спросить? — до меня даже не сразу дошёл смысл её фразы.

— Ну, любит или нет?

— Пф! — фыркнула я второй раз.

Нет, эти две девушки точно сведут меня с ума своими безумными идеями.

— Ага, может мне сразу предложить ему руку и сердце? — моя ирония начала подбираться к грани абсурда.

— Да ты просто спроси, как он к тебе относится, — встряла со своими нравоучениями Кэт.

— Да что вы ко мне пристали?

Вероятно, этот разговор окончательно бы нас всех рассорил, если бы не очень кстати заигравший домофон. Трубку пошла снимать Катя, так как находилась к нему ближе всех. Но стоило ей скрыться в коридоре, как Глара тут же позабыла про свой салат и перешла в наступление.

— Рин, а теперь давай честно, — спокойным тоном начала она. — Ты ведь любишь его. Судя по всему, он тоже к тебе крайне неравнодушен. У вас в скором времени появится общий ребёнок. Может, тебе на самом деле стоит дать ему шанс?

Я уже настолько устала от этого разговора, что решила промолчать. Да и что здесь скажешь? Что я попросту боюсь? Да и вряд ли Глафиру бы устроил такой ответ. Она бы начала читать мне мораль о том, что нужно бороться со своими страхами, что люди заслуживают второй шанс и всё такое. Я и сама всё это прекрасно знала. Но решиться на такие изменения всё равно не могла.

Глубоко вздохнув, подтянула стопы на подоконник, на котором сидела, и отвернулась к окну. В голове шумел целый рой из жужжащих мыслей. Они цеплялись одна за одну и совершенно не давали сосредоточиться. Ведь, несмотря на все свои протесты и эмоции, я понимала, что должна сказать Тимуру правду. Хотя бы ради ребёнка.

Когда моей спины коснулась тёплая рука, я уже знала, кто именно пожаловал в гости. Почему-то, всего от одного этого прикосновения мне сразу стало легче. Будто этот человек и впрямь обладал волшебной силой. Хотя скорее дело было в моих к нему чувствах.

— Тим, — выдохнула я, не в силах скрыть счастливую улыбку.

Он убрал руку и резво запрыгнул на подоконник. А оказавшись рядом со мной, лёгким движением развернул моё тело, как ему было удобно, и обнял за плечи.

— Привет, красавица, — он легко коснулся губами моего виска. Именно таким образом этот человек теперь приветствовал меня при каждой встрече.

Я же, довольно щурясь, удобней устроилась в его объятиях.

— Привет, — отозвалась с улыбкой. От плохого настроения не осталось и следа. — Спасибо, что ты так вовремя появился. А то эти две фурии уже замучили меня своими нравоучениями.

Он с любопытством посмотрел на Катю, которая с суровым выражением лица подпирала спиной холодильник. Потом перевёл взгляд на притихшую Глафиру, и только потом снова вернулся ко мне.

— И по какому поводу была проповедь? — спросил, обращаясь к девочкам.

— Да так, — отмахнулась Гларка, — всё равно она ничего не желает слышать.

Тим встретил напряжённый взгляд Кэт и нахмурился сам.

— Кать, расскажи, о чём вы говорили, — теперь в его голосе явно проскальзывало беспокойство.

— О тебе, — раздражённо бросила Катя, а я вмиг напряглась.

Что-то подсказывало мне, что в нынешнем состоянии Катерина вполне способна выдать Тимуру всю правду. И ей будет плевать на моё мнение. Ведь эта девушка, возомнившая себя послом мира, на сто процентов убеждена в своей несомненной правоте.

— Интересно, — протянул Тим, склоняя голову чуть набок. — А можно подробнее?

— Нельзя, — отозвалась я, только сейчас ловя себя на том, что непроизвольно вцепилась в ладонь Тимура.

— Отчего же нельзя? — возмутилась Кэт. — Можно. И даже нужно. Может, хоть ты сможешь её переубедить.

— Катя, не смей! — воскликнула я, едва не спрыгивая с подоконника. Но Тим не дал мне этого сделать, сильнее прижав к себе.

К тому же, Катя явно не собиралась останавливаться.

— Я всё равно скажу, — отмахнулась она. — Пусть и не всё… не переживай.

Как ту не переживать?!

Глара отставила салат, с воодушевлением наблюдая за разворачивающимся действом.

— В таком случае, я внимательно тебя слушаю, — протянул Тим. — Говори.

— Вы два упёртых барана! — начала Катя, даже не пытаясь сдержать свои эмоции. — Натворили дел и никак не можете переступить через прошлое. Вот и в дружбу эту непонятно зачем играете. Все же прекрасно видят, что смотрите вы друг на друга совсем не по-дружески.

Мы молчали, старательно отводя глаза. И тогда Кэт выдала то, что повергло в шок даже меня.

— Тим, признайся мне, как своей подруге, ты любишь Рину?

Ну что за топорная работа? Эх, нет в Кате таланта к интригам. Кто ж так правду выманивает? Тем более при посторонних.

Я почувствовала, как он напрягся. В одно мгновение каждая мышца его тела окаменела, а пальцы на руке сжались в кулак. Он явно не ожидал от тихони Кэт такой подставы. Ведь чего бы он сейчас ни сказал — любой его ответ обязательно будет иметь последствия.

Почему-то её напор просто вывел меня из себя. Да и какое она имеет право ставить моего Тима в такое положение?!

— Катя, я уже говорила, что ты лезешь не в своё дело! — мой голос звучал угрожающе. — Хватит! Достало!

— А как иначе, если вы уже показали всем, что сами с этим справиться не в состоянии? — не сдавалась она.

— Катя! — мой тон становился всё более грубым. — Уймись! Наводи порядки в своей семье, а к нам не лезь!

— Но Тим тоже моя семья, как и ты! И я не могу просто так смотреть, как вы друг друга мучаете.

— А тебе не кажется, что это только наше дело? — я уже почти не контролировала собственную речь. Слова вылетали из меня, не проходя через фильтры собственной цензуры. Я просто говорила то, что думала в этот момент. — Мы уже большие и сами в состоянии решать, что нам делать! Хотим — живём вместе, а хотим — и поливам друг друга грязью. И если сейчас нам взбрело в голову поиграть в друзей, то это тоже только наше дело! Моё и Тимура!

— Да делайте, что хотите! — воскликнула Катя, нервно теребя салфетку. — Только вам обоим, видимо, не хватает ума понять, что от ваших глупых игр может пострадать ребёнок, который ещё даже не родился!

— Это мой ребёнок! — я уже почти кричала. — Я его мать, и никогда не допущу, чтобы он страдал!

— Но сейчас своим больным упрямством ты только к этому и ведёшь! — Катя уже начала задыхаться от собственного гнева. — Пойми же, что так всё только усложнится.

— Слушай, не тебе меня упрекать! Ни ты ли до сих пор отказываешься переехать к Егору из-за сомнительной обиды? А? — осознав, что имею в своём арсенале весомый козырь, я заметно успокоилась.

Но Катя не собиралась сдавать позиции.

— Я, в отличие от некоторых, хотя бы дала отцу своего ребёнка шанс всё изменить, — рявкнула она, отворачиваясь к тёмному окну, за которым давно стояла ночь. Затем снова бросила в мою сторону обвиняющий взгляд и молча скрылась в коридоре.

После её ухода в кухне повисла тяжёлая напряжённая тишина, которую никто не стремился нарушать. Дабы сделать уже хоть что-то, Глара начала убирать со стола пустые чашки, а потом и вовсе вызвалась вымыть посуду. Я усиленно прогоняла в голове всё сказанное, искренне надеясь, что Тим не сделает из нашей с Кэт перепалки ненужные мне выводы. А сам Тимур выглядел так, будто на нём висит трехмиллионный долг, через час его необходимо вернуть, а денег нет. Наверно именно с таким выражением лица опоздавшие пассажиры смотрят вслед последнему вагону отъезжающего поезда.

Я тяжело вздохнула и сжала пальцами его ладонь.

— Не обращай внимания, — попыталась объяснить. — Мы с Кэт всегда крайне эмоционально общаемся, если в каком-то важном вопросе наши мнения расходятся.

Он поднял на меня взгляд, и я даже не сразу осознала чего в нём больше, страха или надежды. Его синие глаза были настолько обеспокоенными, что у меня возникло просто безумное желание его утешить. Я уже собиралась сказать какую-нибудь сочувственную чушь, но меня перебила Глара.

— Я пойду, — проговорила она, вытирая руки полотенцем. — Валера будет беспокоиться, если я сильно задержусь.

— Да, конечно, — отозвалась я, поворачиваясь к подруге. — Тебе такси вызвать?

— Нет, я уже вызвала. Оно как раз должно приехать.

Через несколько минут Глафира ушла. Кэт демонстративно закрылась в своей комнате, и выходить оттуда не желала. А мы же с Тимуром продолжали сидеть в тишине. Но если раньше, в другие дни, я бы даже не обратила на это внимание, то сейчас чувствовала, будто это молчание делает атмосферу слишком напряжённой.

— Что тебя мучает? — не выдержав, выдала я. — Если дело во мне, то ты скажи.

После ухода девочек, мы переместились за стол, но ни он, ни я так и не притронулись к чаю.

Было видно, что Тим хочет что-то у меня спросить, но почему-то сомневается. Будто бы, возможный ответ слишком его пугает. И всё-таки он решился:

— Рин… — начал Тимур, глядя мне в глаза с едва сдерживаемой нервозностью. — Можешь мне объяснить, что случилось между тобой и Катей? Какой такой вопрос настолько вывел вас двоих из себя? Потому что мои догадки мне слишком не нравятся.

Я напряглась, но искренне старалась не показать этого.

— Она просто пытается убедить меня в том, чтобы я рассказала предполагаемому отцу моего малыша, что он скоро станет папой, — говоря всё это мне было очень важно, сделать вид, что данная тема меня ни капли не цепляет. Что мне попросту всё равно.

Но Тима мой ответ не только не успокоил, но даже почти напугал. Что мне было вообще категорически непонятно.

— А ты, не хочешь, чтобы он знал? — поинтересовался он с какой-то странной осторожностью.

— Нет. Не хочу.

— Но почему? — не понимал мой, так называемый друг.

— Я не нужна ему. И ребёнок мой не нужен.

— Но ты ведь не можешь знать наверняка, — мрачным тоном добавил Тимур.

Я закатила глаза.

— Ты что тоже будешь мне мораль читать? Хочешь, чтобы я отправилась к нему и заявила: «Милый, помнишь наш единственный секс? Так вот, я беременна!»

— Нет, — он снова нахмурился, и казалось, весь сжался. — Совсем наоборот.

— То есть? — не поняла я.

Тогда Тим вздохнул и всё-таки посмотрел мне в глаза. И в них было столько мольбы, что мне даже показалось, будто у меня галлюцинации.

— Может это и неправильно по отношению к твоему ребёнку и его отцу, но… — он вздохнул и крепче сжал мою руку. — Я не хочу, чтобы он знал. И ещё больше не желаю, чтобы появлялся здесь и заявлял свои права на тебя.

— Ох, ничего себе! — я не смогла сдержать улыбки. — А это у нас что такое? Неужели, ревность? Или страх, что я могу снова покинуть группу?

Только Тиму явно было не до веселья. Он выглядел предельно серьёзным, и просто прожигал меня своим хмурым взглядом. Потом выпустил из рук мою ладонь и поднялся с места.

— Уходишь? Так быстро? — только теперь я осознала, что в своих насмешках явно переступила черту. По каким-то неизвестным мне причинам, для него тема нашего разговора была очень важна, а я посмела шутить над этим.

Я прошла за ним в коридор, где он поспешно натягивал свою куртку, и поймала его за рукав.

— Тим, — позвала, надеясь, что он всё-таки соизволит хотя бы попрощаться. — Ну, прости, если ляпнула что-то не то. Я ещё после перепалки с Кэт не совсем адекватна.

Он остановился, посмотрел на меня долгим совершенно непонятным взглядом, и как-то натянуто улыбнулся.

— Ты не передумала на счёт завтрашнего вечера? — спросил совершенно спокойным тоном. — Мама с папой были бы рады, если бы ты встретила праздник с нами.

— Нет, — я отрицательно качнула головой и прислонилась спиной к стене напротив него. — Хочу тишины. Дождусь боя курантов и лягу спать.

— Ну ладно, — он снова попытался улыбнуться, но в этот раз у него даже отдалённо не получилось изобразить улыбку. — В таком случае, я отдам свой подарок сейчас, — и, достав из кармана маленькую коробочку в праздничной упаковке, протянул её мне.

— Спасибо, — я, честно говоря, не ожидала от него ничего подобного, и по-настоящему растерялась.

А Тим тем временем уже открыл дверь и почти перешагнул порог. А когда я подняла голову и поймала на себе его взгляд, от его растерянности и сомнений не осталось и следа. Теперь он выглядел как человек, который всё чётко для себя решил.

— Спокойной ночи, Рина, — сказал он, вместо прощания, а потом усмехнулся сам себе и добавил: — И да, я просто ревную. Дико, и до умопомрачения.

И с этими словами скрылся на лестнице.

Я стояла у распахнутой входной двери, и вслушивалась в постепенно стихающий звук его шагов. Он быстро сбегал по ступенькам, ни на секунду не останавливаясь и не замедляя ход. Когда же всё стихло, взгляд сам собой упал на красиво завёрнутый подарок, и на душе у меня стало как-то слишком тяжело.

«Ревную…» — звучало в моей голове.

Это было так странно — слышать от Тима нечто подобное, причём столь откровенно. Но почему-то я ни капли не сомневалась, что так и есть. Ведь теперь мне стало предельно ясно, почему его так зацепил наш с Катей разговор. Ведь он считает, что она уговаривала меня открыться другому — какому-то там неизвестному, с которым я когда-то по глупости переспала.

От понимания всего этого мне стало одновременно и горько, и смешно. А в душе снова поселились сомнения, что может, у нас с Тимуром действительно может что-то получиться?

Отмахнувшись от столь нереальных и даже утопических мыслей, я снова вернулась на кухню, клацнула выключатель на электрическом чайнике и забралась на свой излюбленный подоконник. Больное любопытство не дало даже шанса на сомнение, и спустя какие-то секунды, я со страхом сжимала в руках две извлечённых из подарочной коробочки вещи. И как ни странно, глядя на них, я даже не могла сказать, какая из них пугает меня больше.

И вроде бы, чего страшного может быть в маленьком безобидном конвертике? Но в сочетании с ювелирным футляром для кольца… ещё и подаренного Тимом, это было действительно пугающе.

В итоге, помявшись несколько минут, я всё же решила начать с конверта. Он выглядел довольно пухлым, но сама записка оказалась небольшой.

«Рина, — начал Тим своим размашистым почерком, — я знаю, что виноват. Знаю, что вёл себя с тобой как негодяй и, возможно, не заслуживаю прощения. Но… я хочу, чтобы мы попробовали снова. Ты очень дорога мне. Настолько, что схожу с ума, когда не имею возможности быть рядом с тобой.

Когда-то я не принял твоих искренних чувств и знаю, что сейчас ты имеешь полное право отвергнуть мои. Но… всё равно хочу, чтобы ты знала о них.

Я люблю тебя»

На этом моменте я откинула голову назад и зажмурилась. Сердце забилось, как бешенное. Руки начали дрожать, а губы, словно заколдованные, повторяли последнюю прочитанную фразу… «Я люблю тебя».

Когда-то я была готова на многое, чтобы услышать это от Тима. И вот… дождалась. Но нужны ли мне его чувства? Что, чёрт возьми, мне теперь со всем этим делать?

Взгляд снова упал на письмо, и мне стало ещё хуже.

«Уверен, что смогу полюбить твоего ребёнка, как своего собственного, если только ты позволишь мне быть рядом. Если не оттолкнёшь, — продолжал Тимур. — Ты нужна мне. Очень нужна…

P.S.: надеюсь, тебе понравится кольцо. Оно ни к чему тебя не обязывает. Это просто подарок. Я ведь ещё ни разу ничего тебе не дарил. Пусть оно будет первым»

Больше не медля ни секунды, распахнула футлярчик, и уставилась на его содержимое. Подарком Тимура оказался широкий ободок серебристого цвета, вот только я слишком хорошо разбиралась в серебре, чтобы знать — это точно не оно. Но и на золото этот металл не походил… Скорее уж это была платина.

По абсолютно гладкой поверхности тянулась витиеватая надпись: «Tu mea vita». И я бы сразу пустилась искать на просторах интернета перевод этой фразы, если бы мой взгляд не заметил ещё одну надпись, правда теперь уже на внутренней стороне. К счастью, здесь красовались знакомые русские буквы, которые мягко складывались именно в ту самую фразу, которую я даже в мечтах не ожидала услышать от Тима. Всего три слова… десять букв… и вся жизнь, которую они были способны изменить. Так просто и так сложно, одновременно.

«Я тебя люблю».

Теперь мне стало до безумия любопытно, что же означала фраза на внешней стороне. Вот только ни яндекс, ни гугл, так и не смогли помочь найти точный перевод. Всюду выходила какая-то белиберда. Но ведь никто бы ни стал писать непонятную несуразицу на платиновом кольце, причём, довольно массивном. И уж точно недешёвом.

В итоге я всё-таки определила, что надпись сделана на латыни. И означала она буквально — «ты моя жизнь».

Вот теперь я окончательно выпала в осадок, причём куда сильнее, чем от записки и от содержащегося в ней признания в любви. Почему-то, когда увидела перевод, меня в буквальном смысле окатило странной тёплой волной. Будто эта фраза была не просто словами, а каким-то магическим заклинанием, написав которое, Тим вручал себя и свою судьбу в мои руки.

Вот только… что теперь со всем этим делать мне?

Загрузка...