ГЛАВА 9

Нелл так и не поняла, из-за постельных ли утех с Дэйвидом или после морского путешествия с Маком началась ее рвота. Может, из-за того и другого вместе, в сочетании с ее усиливающимся комплексом неполноценности. Что бы ни было причиной, а теперь она обнаружила, что смогла избавиться от недомогания, облегчив желудок, и насладиться радостным чувством опустошенной легкости, которое появилось после этого. Никогда прежде даже от кишечной формы гриппа у нее не было ничего, кроме болей и постоянной тошноты — без рвоты, а физическое облегчение от внезапного освобождения желудка принесло ей неожиданное чувство радости и хорошего настроения.

Отправляясь в воскресенье на экскурсию по проливу, Нелл пребывала в плохом расположении духа, которое она объясняла тем, что перепила шампанского после бурной ночи с Дэйвидом и не выспалась. Спотыкаясь, она вышла из комнаты Дэйвида еще до рассвета, одетая в тот же мятый шелковый брючный костюм, и не удивилась бы, что и лицо, и тело ее выглядят так же, как и чувствуют себя, — крепко потрепанными. Готовя завтрак для двадцати человек, Нелл почувствовала во рту сильную горечь, а запах яиц и бекона впервые вызвал у нее не волчий аппетит, а сильное отвращение. В начале одиннадцатого утра Нелл попрощалась с матерью, поцеловав ее с той теплотой, какую позволили слабый желудок и ужасная головная боль. Нелл постаралась укрепить свой дух при виде сильного страдания на худом, бледном лице матери, когда она выглянула в окошко отъезжающей машины. На Тэлли, видимо, эмоциональные встряски прошедшей ночи не повлияли, однако Нелл не собиралась мириться с братом, особенно после его примирительного предложения отвезти Гэла с Дональдой в аэропорт Глазго, повесив на Нелл всю ответственность по организации прогулки на лодке Мака — пикник, на который Тэлли пригласил гостей, не предупредив ее об этом, что Нелл сочла верхом неприличия в обращении с собой. Она со злорадством думала, что, когда Тэлли придется проезжать мимо путешественников Нового Века, ему придется потратить немало времени, выторговывая себе проезд за ворота. И это научит его быть не таким самодовольным!

Пока Нелл упаковывала пакеты для пикника, Мак завтракал на кухне, и она подумала, а состоится ли вообще прогулка на боте? Оубен — родной порт Мака, но если он не придет в чувства после вчерашней ночной попойки, прогулка на боте не доставит никакого удовольствия. К счастью, после нескольких чашек крепкого кофе и двух булок с беконом, кажется, у Мака открылось второе дыхание, и он достаточно ловко взобрался в кабину вездехода, когда Нелл предложила довезти его до пристани вместе с дневным запасом еды и напитков.

— А ваша жена с нами не поедет, Мак? — спросила она, с завистью представив, как он оставил Флору в постели, свернувшуюся в клубочек и добирающую сна после прошлой ночи.

— Нет, она поедет проведать своего папу в Оубене. И у нее морская болезнь, — добавил коротко Мак.

— Даже в такую погоду, как сейчас? — не поверила Нелл. При тихой весенней солнечной погоде течение усилилось с приливом; пролив сверкал, как серебряный поднос, на его зеркальной поверхности была чуть-чуть заметна рябь.

— Вы, должно быть, смеетесь, — пробормотал он.

Невзирая на морскую болезнь жены, Мак назвал свой бот ее именем. «Флора» была маленькой, но очень прочной одномачтовой рыбацкой лодкой из дубовых досок, с рубкой, размещенной в середине корпуса и напоминающей поставленный стоймя спичечный коробок перед короткой толстой мачтой, которая держала весь рангоут под углом в сорок пять градусов. Как большинство ботов для прибрежного плавания, «Флора» отличалась слабой устойчивостью в непогоду, а рубка вмещала в себя только шкипера и команду, так как помещение под палубой предназначалось для того, чтобы складывать улов.

Людям, взошедшим на судно в это воскресенье, погода обещала быть хорошей.

Бабушка Кирсти решила остаться на острове вместе с Лео, который заявил, что он не мореплаватель и хочет поработать над картиной на стене. У Калюма с Крэгом был на утро выходной, но они обещали приготовить для тех, кто отправляется на прогулку, ростбифы. Что касается остального персонала, то Роб был вместе со всеми, а Мак (у которого постоянная команда в воскресенье не играла) пошел поработать плотником, тогда как Либби с Джинни просто не могли пропустить свой первый шанс увидеть в Шотландии что-нибудь еще, кроме столовой и спален на Талиске.

— Ты как, о’кей? — с участием спросил Дэйвид у Нелл, когда помогал ей выгрузить пакеты, сумки-холодильники и пледы из багажника вездехода. Он вместе с остальными гостями пришел из отеля пешком к пристани, готовый отправиться на прогулку в одиннадцать часов, как договорились. — Ты что-то бледная.

Нелл выпрямилась и печально улыбнулась, глядя на милое лицо человека, которого этим утром она оставила лежащим на подушке и тихо посапывающим. Одетый в джинсы и свитер, Дэйвид выглядел отдохнувшим и довольным собой — «выглядел так, как всякий мужчина, когда проведет такую ночь, как провел он, — подумала Нелл смущенно. Конечно, у него к тому же было еще четыре часа сна».

— Прекрасно, — соврала она. — Даже могу сдуть несколько паутинок с помощью сильного морского ветра.

— Не думаю, что это тебе удастся там сделать, — заметил Дэйвид, посмотрев на пролив. Было самое начало апреля, но на улице было так тепло, что Дэйвид уже снял пиджак из провощенного хлопка. — Посмотри, как там спокойно, как на мельничной запруде. Фантастика.

Наэм и Найниэн спорили между собой, кто займет место на носу судна. Мальчик вооружился биноклем и справочником птиц и спрашивал Мака, смогут ли они во время прогулки увидеть каких-нибудь пернатых.

— Может быть, — пробормотал Мак, которого Нелл несколько раз застала на том, что он жадно пьет из треснувшего стаканчика от термоса — уж, конечно, не чай, как она догадалась. — Птицам еще рановато гнездиться на побережье. Что же, посматривай внимательно. Там, где мы будем проходить — множество морских птиц!

«Сейчас он выглядит подобрее», — подумала Нелл, решая, может ли и она попросить у него глоток из термоса.

— Куда мы направляемся? — допытывалась Наэм.

— Надеюсь, мы не будем просто кататься кругами? Мы сможем выйти в открытое море?

— Нет, этого мы не можем, — твердо ответил Мак, окинув взглядом своих пассажиров. — Я не могу так рисковать, когда на борту столько народу.

— Хорошо. Тогда куда же мы направляемся? — вслед за сестрой повторил вопрос Найниэн. — Где-то здесь поблизости скалы, а там могут быть гнездовья птиц!

В этом месте в разговор вмешалась Нелл:

— Куда мы поплывем, Мак?

— Нас ждет очень приятная прогулка вокруг мыса Лисмор, и мы можем на пару часов заскочить в Порт Рэмсей. У вас будет время перекусить и отдохнуть.

Нелл кивнула, облегченно приняв предложение, как дело решенное.

— Великолепно, — сказала она. — Звучит отлично.

Путешествие было не богато событиями. Дизельный мотор монотонно стучал, и «Флора» неслась по стеклянной поверхности пролива, и через час все на борту, как казалось, привыкли к специфическому морскому запаху. Конечно, привыкли все — кроме Нелл, которая сомневалась, сможет ли она когда-нибудь взглянуть на омара. Найниэн был в своей стихии — он определял морских птиц, которые над ними пролетали, качались на кильватерной волне за «Флорой» или чистили перья, сидя на камнях маленьких островков или же на скалах, мимо которых пролегал их маршрут.

— Чайки обыкновенные, — безапелляционно кричал он, рассматривая их в бинокль. — Но вон те птицы, должно быть, глупыши. — Посмотрите, они играют в воде, как птенцы. А впрочем, они могут быть и маевками.

— Что ж, а тупика ни одного? Похвастайся, похвастайся, — надоедала брату Наэм, втайне тоже интересуясь ими, но не желая в этом признаваться.

— Ни одного среди тех, которых я видел. Они не могут летать где попало. Они ловят рыбу с поверхности. А те большие черные точки на скалах, должно быть, бакланы, а вон те, что качаются на воде, это кайры, или гагарки, но не могу сказать, какого вида.

— Ну, разве у них не красавчики-названия? — задумчиво проговорила Джинни, которая слушала Найниэна, свесившись над крепежной планкой на носу судна с подветренной стороны. — Гагара и кайра! Сразу себе представляешь больших красивых птиц..

— Но все они из семейства чистиковых, — бросил, проходя мимо, Алесдер.

После того как он помог погрузить на борт вещи для пикника, он отошел и, прислонясь к рубке, указывал Кэролайн ориентиры на местности. А Кэролайн, казалось, старалась избегать Дэйвида и Нелл.

— …Которое, возможно, и не такое название — «красавчик»! — И он со смехом выделил австралийское сленговое слово.

— Кто же чистиковые? — спросила Наэм, совершенно запутавшись.

— Гагарки и кайры.

— И тупики тоже?

— Да, тупики тоже относятся к чистиковым, — обрадовался Алесдер ее интересу.

Нелл заинтересованно следила, чем же закончится беседа.

— Но мы еще не видели ни одного тупика, или видели? — Глаза Наэм искрились озорством. — Или видели, братец? — нетерпеливо спрашивала она.

Бросив на сестру возмущенный взгляд, Найниэн согласился, что пока ему не удалось увидеть ни единой из обожаемых им птиц с яркой клоунской окраской — красного, синего и желтого цвета около клюва.

— Но держу пари, что увижу их еще до захода солнца, — заявил он вызывающе.

— О да, уверена, что увидишь, потому что мы все тебе поможем. Мы одного выследим и поймаем, закричала возбужденно Наэм. — И кем мы после этого станем?

И Дэйвид с Нелл сказали в один голос, проследив за ходом ее мысли:

— Рейдерами — участниками Облавы На Потерявшегося Чистика!

А Наэм ужасно рассердилась:

— Это я должна была сказать, — закричала она.


Порт Рэмсей, хотя и был самым большим поселением на Лисморе, занимал территорию на склоне горы и насчитывал двенадцать каменных домов (или около того), расположенных по одной стороне довольно заиленной бухты. Некоторые дома имели опрятный вид, их двери и окна были выкрашены в веселые цвета — охры, красный и зеленый, а на других краска от времени стала серой и безобразно облупилась. Как объяснил Алесдер, такая разница была между ухоженными домами городских жителей и домами фермеров, сводящих концы с концами только тем, что дают им земля и море. На открытых склонах, ведущих к гавани, повсюду виднелись обрушившиеся стены заброшенных ферм. Мак с большим мастерством поставил «Флору» у наружной стороны гавани, не желая заводить бот в саму гавань, где фарватер преграждали заросли тростника и камыша. Деревня казалась пустой, хотя один или два небольших бота лежали на илистом галечном берегу, а под навесом у гавани стоял «лендровер».

— Для городских богачей в этому году еще слишком рано, все островитяне в церкви, — объяснил Мак. — У них она прямо-таки огромная, выше на холме, мили за две отсюда. Они обычно называют ее кафедралом.

— Верно, — подтвердил Алесдер. — Ведь Лисмор еще в тринадцатом веке был домом епископов Аргилла.

Все пассажиры собрались на корме, готовые высаживаться и выгружать вещи для пикника.

— Кафедральный собор! — воскликнула Кэролайн, прикрыв ладонью глаза от солнца. — Но, судя по тому, что я вижу, не подумаешь, что здесь достаточно народу, чтобы заполнить даже часовню.

Алесдер засмеялся:

— Конечно, с тех времен население Лисмора немного сократилось. Сейчас здесь живет всего сто двадцать человек, а когда-то проживало две тысячи жителей. Здесь много развалин — на южном побережье большой монастырь и три замка. Этот остров стоит осмотреть.

— Жаль, что у нас немного времени, — заметила Нелл, которая уже рассмотрела поросшую примулой, залитую солнцем поляну в лесистой части острова пониже деревни. Пока что она намеревалась только расстелить здесь плед и подремать. А осмотр может подождать до другого раза.

— Что же, я уже готов идти, — с энтузиазмом сказал Найниэн. — Кто со мной?

После того как пакеты и пледы для пикника перенесли, освободившаяся Нелл радостно наблюдала, как ее спутники, нагрузившись вещами и едой, взбираются по каменистой обваливающейся дорожке, ведущей от берега моря. Даже Айэн и Сайнед решили, что небольшая прогулка пойдет им на пользу, тем более что Алесдер обещал великолепные виды, открывающиеся с гребня в центральной части острова. Мак пошел прочь, не объяснив, по какому делу, а Дэйвид от прогулки отказался, решив помогать Нелл организовывать пикник, на что Кэролайн, насмешливо хмыкнув, заявила:

— Да от тебя никакого толку не будет! — И, капризно развернувшись, поспешила догнать остальных.

Раньше Нелл кинулась бы успокаивать приятельницу, но сейчас она чувствовала себя слишком опустошенной, чтобы принимать близко к сердцу еще и переживания Кэролайн.

— Я при последнем издыхании, — заявила Нелл, развалясь на солнце и закрыв глаза от головокружения. Перед ее закрытыми глазами плясали черные точки и переливались яркими красками цветные кольца и завитки.

— Думаю, я должен быть польщен, — заметил Дэйвид, спокойно усаживаясь рядом с ней.

Не открывая глаз, Нелл помахала укоризненно рукой.

— Зверь! Ты был дикий, бешеный зверь, Дэйвид Гедалла!

Он наклонился к ней, рыча как тигр и делая вид, что хочет укусить ее.

— И он тебе нравится, моя красавица, ты его любишь!

Нелл яростно оттолкнула его и прокричала:

— Идиот — отодвинься! Ты намного больше моего спал!

Дэйвид уставился на нее, внезапно испугавшись. Нелл была очень бледна, а ее губы кривились, как от боли.

Нелл подумала, что вот-вот потеряет сознание. По коже побежали мурашки, как от холода, несмотря на жаркое солнце, а головокружение усилилось. Рот наполнился слюной, и она ничком повалилась на плед, лежащий на траве, и несколько томительных минут ее терзали позывы к рвоте, а потом и сама рвота.

Никогда прежде Дэйвид не видел таких приступов. Как и у большинства добропорядочных еврейских мальчиков, у него не было опыта по уходу за больным. И он не знал, как утешить больного или помочь ему в борьбе с недугом нежной любящей опекой. Дэйвид совершенно растерялся.

Когда, наконец, кровь от живота побежала к другим частям ее тела и казалось, прошла не одна долгая минута, Нелл присела на корточки и несколько раз глубоко вздохнула. И тут же стала кашлять. Каждый, кого хоть раз вырвало, знает, как ударяет в нос то, что прошло через рот, и, когда выпрямишься, все это идет удушливой и отвратительной по ощущению струей в носовые пазухи. Но с Нелл это было впервые, и она с яростью произнесла слова, обращенные к Дэйвиду, который, казалось, застыл в неподвижности:

— Там есть какая-то бумага для кухни. Вон в той корзинке — пожалуйста!

Спустя несколько минут он разыскал нужный рулончик бумаги и молча подал ей. Высморкавшись и вытерев глаза и рот, Нелл снова легла на плед в полном изнеможении.

Наконец, борясь с отвращением, Дэйвид спросил:

— Тебе чем-нибудь помочь?

Вонь от рвоты начала примешиваться к запаху свежей земли и примул. Нелл покачала головой, крепко зажмурив глаза и так зажав рукой рот, будто старалась предотвратить повторение происшедшего.

— Вода, — пробормотал Дэйвид, поспешно перебирая коробки и корзинки. — Где-то тут должна быть вода. — Наконец он нашел бутылку родниковой «Горной Шотландии» налил в чашку и немного на бумажную салфетку.

— Вот, — сказал он Нелл, распростершейся на пледе.

Вернувшись через час с лишком, экскурсанты увидели, что на поляне приготовлено все для пиршества: на яркой клетчатой скатерти, расстеленной около пледов, разложена еда. А так как никто из них не обратил внимания на место для пикника, то они не заметили, что скатерть была передвинута подальше от места бедствия, случившегося с Нелл, где камнями и травой прикрыли все следы ее приступа рвоты. А сейчас Нелл чувствовала себя замечательно, как будто приступ рвоты освободил ее и от всех душевных невзгод. У Нелл было такое ощущение, будто она похудела на стоун и наполнилась новой энергией; будто выпила не стакан-два газированной минеральной воды, а полбутылки шампанского.

Дэйвид оставался немного подавленным и смущенным от того, что был свидетелем ее недомогания, и к тому же он считал, что, может, частично был причиной этого.

— Ты выглядишь совершенно другим человеком, — сказал он незадолго до возвращения остальных.

— Это оттого, что я уже больше не девственница, — воскликнула Нелл, встряхивая скатерть. — Нет, не с прошлой ночи, не волнуйся, — добавила она, улыбнувшись при виде выражения сильного недоверия на его лице. — Для дефлорации поздновато — у меня уже слишком длинные зубы. Хотя, возможно, отчасти из-за тебя. Видишь ли, меня никогда в жизни не рвало — а теперь вырвало. Очень похоже на освобождение из тюрьмы.

— А это похоже на то, что ты почувствовала, лишившись девственности? — спросил он таким тоном, который объяснялся, по ее мнению, мужской похотливостью.

Нелл отрицательно покачала головой.

— Нет, то событие не так взволновало меня, как это. Теперь ты видишь, что ты со мной сотворил? Можешь собой гордиться. — Она широко раскинула руки и стала дико пританцовывать. С одной стороны, ему хотелось ее обнять и разделить с ней ликование, а с другой — он еще не мог отрешиться от воспоминания об ее отправлении. И, чувствуя, что неспособен поцеловать губы и рот, из которого только что текла такая гадость, Дэйвид очень обрадовался приходу экскурсантов.

— Вам нужно было пойти с нами, — сказала Сайнед, обращаясь к Нелл и Дэйвиду и с удовольствием усаживаясь на плед. — Алесдер был прав: с вершины виды были просто головокружительные.

— Мы видели шесть Манро! — закричал Найниэн.

— Вы знаете, что это такое? — важно спросил он у Дэйвида. — Это горы высотой в три тысячи футов, и там наверху можно увидеть их все сразу, включая и Бен-Невис. Это самая высокая гора в Британии!

— Нам повезло, что мы ее увидели, — добавил Алесдер, принимая протянутый Нелл металлический серебристый бокал белого вина. — Благодарю вас. Обычно Бен-Невис закрыт шапкой облаков, но сегодня он сказочно выглядел. Сайнед права, вам нужно было пойти. — Он улыбнулся ей и поднял стаканчик.

Нелл тоже улыбнулась:

— Надеюсь, что увижу в другой раз, — счастливым голосом ответила она. — Старый Бен не осмелится от меня спрятаться. — И когда Нелл это говорила, она чувствовала, что права. Несмотря на пращи и стрелы, попавшие в нее за последние двадцать четыре часа, она вдруг уверилась, что происходит отсюда, из этой части мира. В конце концов — на эту землю она вылила свою собственную особенную жертвенную жидкость!

— Нет, конечно, — ответил Алесдер, инстинктивно распознав ее новое понимание вещей. — Он не спрячется, я в этом уверен. — Сам он выглядел естественной частью ландшафта, в своих хорошо послуживших ботинках для походов, клетчатой рубашке и довольно потрепанных вельветовых брюках.


Аэропорт в Глазго был набит людьми. Это был первый уик-энд школьных каникул, и были организованы дополнительные рейсы, чтобы на Пасхальные каникулы перевозить семьи под испанское солнце. Кроме того, перестраивалось и расширялось здание аэропорта, и все это доставляло дополнительные сложности людям, проходящим от входа и до посадки.

Беспорядок привел в растерянность Дональду и Гэла, обрушившись на них сразу же после такого чудесного уик-энда, и наложился на довольно неприятный случай при отъезде с острова. Несмотря на то что было только десять часов утра (то время суток, когда путешественники Нового Века никого не беспокоят), многие из тех, кто припарковался на поле Мак-Кэндлиша, поднялись и бродили по лагерю, недовольные и разбитые — по какой-то неизвестной причине. Поднялся крик и визг, когда «БМВ» выехал из ворот, а особенно старался непереносимый маленький головорез, в котором Тэлли признал одного из лидеров компании детей доподросткового возраста и который кинул в машину что-то вязкое и коричневое; оно ударилось в затемненное стекло прямо перед Дональдой. Она непроизвольно пригнулась, но до этого снаряд успела разглядеть.

— Ух! — с отвращением крикнула она. — Тэлли, это же… — Она не могла заставить себя выговорить.

И Тэлли договорил за нее:

— Говно — да, я знаю. Проклятые идиоты. Надеюсь, что однажды они угодят этим в свою пищу.

Он бешено надавил на руль и, по счастью, вышеупомянутые идиоты оказались достаточно проворны и уступили дорогу. Но прочное коричневое вещество намертво прилипло к оконному, стеклу, закрывая Дональде вид на Лох-Ломонд, пока они ехали вдоль него.

— Я буду очень рада вернуться назад, в Лондон, — объяснила она, когда регистратор дважды спросила ее: нужно ли ей место для курящих или для некурящих, а она была не в состоянии ничего понять из-за явного акцента девушки. — Во всяком случае, люди, речь которых я не понимаю, — это иностранцы.

Тэлли, в отличие от Нелл, не стал напоминать матери, что она сама жила в Глазго несколько лет в начале первого замужества и что ей приходилось бегло говорить на местном диалекте. Он знал, что уже много лет назад Дональда подчистила такое, как она считала, «засорение памяти».

— Ну что ж, мы как-нибудь избавимся от путешественников к тому времени, как вы приедете к нам в следующий раз, — угрюмо сказал Тэлли. — И у нас в гостинице будут жить настоящие знаменитости, чтобы вы могли с ними познакомиться.

— Это будет отлично, Тэлли, — заметил Гэл, пытаясь сгладить впечатление от упорного молчания Дональды на каждое упоминание о вторичном визите. — Кто у вас соберется на открытие?

— О, это будут в большинстве своем люди денежные. Председатель Шотландского туристического совета собирается у нас перерезать ленточку, приедут банкиры с женами, местный представитель ЕС, председатель местного Совета предпринимателей.

— Что же, всего наилучшего, мой мальчик. Надеюсь, что все пройдет с помпой и на ура.

Тэлли не нравилось быть «моим мальчиком» у отчима, но ему так хотелось наконец попрощаться, что он не обратил на это внимания. Дональда быстро чмокнула его в щеку и твердо сказала:

— Увидимся в Лондоне, дорогой. — А потом, взяв Гэла под руку, взошла осторожно на своих высоких каблуках на эскалатор, который доставил их в холл на выход к «челноку».

«Не нужно быть ясновидящим, чтобы понять, что ей тут не понравилось», — подумал Тэлли.

Он взял из мужской уборной несколько бумажных полотенец, вернулся на автомобильную стоянку и быстро очистил окно для пассажиров на «БМВ».

Проезжая назад вдоль Лох-Ломонда, Тэлли заметил, что денек выдался просто отличный. Залив переливался, как корзинка с бриллиантами, временами темнея от теней густых облаков в чистейшем небе. Справа от залива возвышался над покрытыми лесом холмами Бен-Ломонд, так как залив сужался, направляясь на север, между пиками Бен-Луи и Бен-Мор, окруженных собратьями помельче. После деревень Краинларих и Тиндрам дорога разделилась, направляясь на севере к Рэннох-Муру и известному из сказок Глен-Коу, а на запад пошла в сторону Оубена и островов. Вскоре после поворота налево Тэлли свернул направо к вершине холма, и сразу же перед ним открылось все богатство захватывающих дух видов. Раньше, в течение нескольких месяцев, он проезжал по этой дороге много раз, но никогда прежде ему не доводилось увидеть красоты такого сочетания облаков и солнца. И у Тэлли даже возникло желание остановить машину на этом удачно расположенном месте обозрения.

Холмы и узкие долины тянулись далеко и широко под волнующейся картиной кучевых облаков, которые то медленно соединялись, то расходились, позволяя ярким косым солнечным лучам освещать то вересковые пустоши, то участки соснового леса внизу. Пятна золотого света разливались по местности, будто в огромной небесной дискотеке сказочные боги устраивали лазерное шоу. Тэлли подумал, что это напоминает «Судный День» в изображении художников эпохи Ренессанса, когда через облака с небесным сиянием протягивается рука Бога, чтобы вершить суд над всеми людьми… Тэлли долго просидел, глядя сквозь ветровое стекло, а облака тем временем медленно плыли по небу, то словно открывая окна для новых потоков солнечных лучей, то задергивая в них занавески.

— Большие шары огня[18], — пробормотал сам себе Тэлли, вернувшись к привычному выражению своих представлений. — И что бы там ни говорили, я уверен, эти боги хватили немного «экстази»[19].


Когда он проезжал деревню Салак, день близился к вечеру, Тэлли проголодался и устал, но его пугала перспектива проезда через стоянку путешественников. Он поймал на себе взгляды нескольких людей, собравшихся около бензоколонки и универмага с наглухо закрытыми дверями и витринами (местные жители строго чтили христианские правила). Людей из лагеря было легко узнать по их длинным волосам: у мужчин обычно связанным сзади в хвост, а у женщин — висящим непричесанными в совершенном беспорядке. «Странно, — подумал Тэлли, — при их образе жизни им бы больше подошли джинсы или шорты, а у них почти все женщины носят рубашки длиной до щиколотки, и своих дочерей одевают в балахоны огромных размеров. Видимо, среди этих бродяг без рода-племени правит грубая женственность, а не яростный феминизм».

Тэлли размышлял, не заехать ли ему в «Оссиан», но не был настроен на дарты или бильярд и (после видения Божественной Десницы на холмах) не чувствовал желания сидеть в дымном баре с кислым запахом. Увидев аккуратный современный дом рядом с хозяйственным магазином, Тэлли решил зайти туда.

— Ладно, а почему бы и нет? — спорил он сам с собой. — Чашка горячего чая из рук Флоры — это как раз то, что мне нужно.

В ответ на его звонок она осторожно открыла дверь и, казалось, была удивлена, но не недовольна. Смущенно улыбаясь, Флора провела гостя в уютную кухню — жилую комнату в задней части дома, из которой открывался чудесный вид на усыпанную дроком лужайку, спускающуюся к заливу. От угольной печи с духовкой шло приятное тепло, и на ней тихонько шумел чайник.

— Надеюсь, вы не возражаете, что я заскочил на минутку, — сказал Тэлли, приняв предложение занять удобное кресло из шотландской сосны на конце стола, стоящего посередине комнаты.

— Конечно, нет. Но я боялась, что это могут быть путешественники. Иногда они приходят сюда, пытаются нам что-нибудь продать. Мак говорит — ничего страшного, но… Не хотите ли чаю?

Флора возилась с заварным чайником и чайницей:

— Я как раз хотела выпить чайку. Я только что вернулась из Оубена.

— Конечно. — Тэлли вспомнил, что ему рассказывали о ее регулярных воскресных визитах. — Как ваш отец?

Казалось, Флора не заметила его неуклюжей формальности. Для нее это был вопрос человека с хорошими манерами.

— Неплохо. Стал немного повеселее. Он стал ужасно болезненным, когда уехал с Лисмора.

— Тяжело привыкать к новому образу жизни, — вставил Тэлли, с радостью отметив появление на столе щедро заполненных тарелок с песочным печеньем и рулетом с джемом.

— Это не потому, — отозвалась Флора из-за облака пара, поднявшегося, когда она наливала воду в заварной чайник. — Ему не по душе, что я замужем за Маком. Мой отец с ним и посейчас почти не разговаривает. — Флора принесла чайник на стол и села. Ее лицо разрумянилось от пара и смущения, но, казалось, в своем собственном доме она собой полностью владеет. Не было даже признака вчерашней стыдливой сдержанности.

Тэлли подумал, что при слабом освещении в собственной комнате она выглядит даже более очаровательной, чем в Талиске при свете свечей. Флора была одета в свитер с короткими рукавами оттенка мягкого синего гиацинта, который почти точно соответствовал цвету ее глаз. У свитера были слегка присборенные рукава и отделанный фестонами вырез, и от этого, как казалось Тэлли, она становилась похожей на школьницу. Ему захотелось посадить ее на колени и угостить сладостями.

— Я просто капельку его настою, — сказала Флора, покрывая чайник полотенцем. — А вы пока попробуйте печенья: — И она подвинула через стол тарелку.

Тэлли с большой готовностью взял кусок. Он ничего не ел после завтрака и испытывал чувство настоящего голода.

— Это вы сами пекли? — спросил он с набитым ртом. — Очень нежное!

Флора еще больше разрумянилась и благодарно улыбнулась.

— А Мак говорит, что я делаю его хуже, чем делала его мать, — сказала она.

Тэлли нахмурился:

— Да он вас не ценит.

Она смутилась:

— Он не так уж хорошо выглядел сегодня утром. Надеюсь, что у него все хорошо.

— Он знает свою меру выпивки, не волнуйтесь, — произнес Тэлли. — Будет о’кей.

Флора налила чаю и предложила гостю рулет, отрезав и себе. Тэлли наблюдал, как она его ест, отметив аппетит Флоры и развеселившись, когда она слизала с пальцев растаявший сахар. Флора была так непохожа на Джемму, и даже на Либби. Она словно появилась из другой эпохи, когда женщины были нежными и преданными и не были развращены цивилизацией. Никогда прежде Тэлли не встречал похожих на нее.

— Это не только выпивка, хотя — кто знает? — сказала Флора внезапно, прервав размышления Тэлли.

— Что вы хотите сказать? — недоумевая, спросил он, сбитый с толку.

— Мы все здесь, в Шотландии, умеем выпить. Это наш образ жизни, — сказала Флора таким тоном, как будто это была общеизвестная истина. — Но вот с недавних пор, иногда кое-что насчет Мака я не понимаю. Что-то изменилось. А вы ничего не замечали?

Тэлли, сжав губы, покачал отрицательно головой.

— Нет, не могу сказать, что заметил.

Флора доверительно наклонилась вперед, так, будто хотела в комнате, полной народу, прошептать что-то по секрету.

— Я могу вам довериться? — спросила она. — Вы никому ничего не скажете?

Тэлли совсем растерялся:

— О чем? О ком?

Чаепитие неожиданно превращалось черт-те во что.

— О Маке. Не хочется, чтобы люди болтали, а мне нужен чей-нибудь совет. Поможете мне?

— Конечно, помогу, если смогу, — заверил ее Тэлли. — Но с Маком, как я мог заметить, ничего страшного не происходит.

— Я думаю, он принимает наркотики, — сказана Флора в сильном волнении. — Не знаю что, но он на чем-то сидит.

— Что? Нет! — От изумления он даже стал заикаться. — Разве здесь употребляют наркотики?

Она покачала головой:

— Нет, насколько мне известно. Многие здесь просто напиваются. Но, может быть, около гавани, среди рыбаков. Сплетни я слышала.

— В эти дни вряд ли Мак заходил в гавань, — размышлял Тэлли вслух. — Почти весь улов он продавал нам, и бот он держал на пристани. В общем, я уверен — вы ошибаетесь. А почему вы его подозреваете — объясните.

Это ее озадачило и обеспокоило:

— Не очень-то хорошо этак выражаться. Женщине не положено «подозревать» своего мужа.

— Ладно, тогда почему вы о нем волнуетесь?

Флора поколебалась и, наконец, сказала:

— Вы знаете, какой Мак бывает раздражительный, особенно если накануне вечером переберет?

— Да, он может быть немного не в настроении, — согласился Тэлли, не желая позволять себе чрезмерную критику.

— Так вот, потом он был не просто сердитый, а сорвался с привязи! Несколько дней тому назад ни с того ни с сего. Я от него двух слов связно не добилась.

— Может, он марихуаны накурился с путешественниками до одури.

Флора снова отрицательно покачала головой:

— Нет, это началось до их приезда, — сказала она уверенно. — Где-то в начале марта. Вначале я думала, что, должно быть, вы ему наркотики даете, потому что это было вскорости после вашего приезда, когда он начал встречаться с вами в «Оссиане».

Тэлли это изумило. Он когда-то покуривал сигареты с марихуаной и глотал одуряющие таблетки, но предпочел традиционные алкогольные стимуляторы.

— А почему вы переменили мнение? — спросил он спокойно.

Флора проницательно посмотрела на своего собеседника.

— После того как я с вами познакомилась, я решила, что вы не можете сидеть на наркотиках, — откровенно призналась она.

— Слишком много к бутылке прикладывался, это вы хотите сказать? — весело спросил он.

— Нет. Просто я так решила.

— Ну, что ж. Я рад, что вы почувствовали, что можете мне довериться, — сказал Тэлли. — Но я не знаю, чем я могу вам помочь, что мне сделать.

— Просто понаблюдайте за Маком и скажите мне, что вы думаете. Тогда уж я решу, что нужно делать.

«А она не дурочка, эта женщина, фермерская дочь, — подумал Тэлли с невольным уважением. — Когда же она решит, что должна делать, тогда держись, Мак, старина!»


Когда участники пикника стали собирать вещи, чтобы спуститься к гавани порта Рэмсей, как часто бывает ближе к вечеру, подул ветер, и сердитые невысокие волны стали биться о борт «Флоры». Все экскурсанты были сыты блюдами Калюма, лососем, выловленным в море, холодным суфле «Драмбуйе», и к тому же выпили изрядное количество спиртного, поэтому беседа стала оживленной и нескончаемой. Весь день бросавшая на Дэйвида и Нелл косые взгляды, Кэролайн наконец прямо спросила Нелл: «поладила ли» она с Дэйвидом.

— Да, мы с ним неплохо поладили, — храбро призналась Нелл, ожидая, что же за этим последует. Она не могла не заметить, что, услышав известие, подруга погрустнела. — А что? Не надумала ли ты его вернуть?

— Вот уж нет, забирай его себе! — Кэролайн говорила бодро, и ее тон заставил Нелл нахмуриться. «Кэролайн, потеряв Дэйвида, надулась, а сама держала его столько времени в неопределенности», — подумала Нелл. Она не настолько была уверена в своих чувствах к Дэйвиду, чтобы подвергать их испытанию завистью или ревностью подруги. Перед Нелл и Кэролайн шли и посмеивались над своей ношей Роб и Либби. Эта парочка почти весь день весело подшучивала и поддразнивала друг друга.

Когда вещи для пикника и пассажиры благополучно погрузились, Мак осторожно вывел «Флору» в открытые воды пролива. Море уже очень сильно отличалось от мельничной запруды утром: вздымались волны, и лодка то опускалась, то поднималась на воде.

Мак, стоя на возвышении внутри рубки, казался совершенно невозмутимым и пристально смотрел на отражение заходящего солнца. Небо перед ним было светлого лавандового цвета, а за ним переходило в фиолетовое, фуксиново-красное и оранжевое; в облака величественно опускалось солнце. О скалы на северном мысе Лисмора в яркую зелено-белую пену разбивались морские волны. Теперь птиц стало совсем мало — только летящая на восток стая уток да случайные запоздалые серебристые чайки, возвращающиеся в темные скалы полуострова.

Когда «Флора» обогнула внешнюю линию шхер и повернула домой, волны стали перехлестывать через борт. Изменилось и движение бота: его стало вертеть и подбрасывать вверх-вниз, и второй раз за день Нелл почувствовала боль в желудке и горечь во рту. Она молниеносно наклонилась над бортом. Мак включил сильный прожектор, чтобы освещать перед собой темнеющие волны, но Нелл находилась под ним в тени, так что никто этого не заметил, кроме Дэйвида, который сидел рядышком, а теперь крепко схватил ее за плечо, чтобы она не упала за борт. Звуки, издаваемые Нелл, заглушались стуком дизельного мотора. Через какое-то время, хотя боль утихла, она продолжала сжимать планшир ныряющей носом лодки и подставлять лицо потоку брызг носовой волны, чтобы вода смыла все последствия недомогания и освежила лицо. Потом Нелл выпрямилась, тяжело дыша.

— Я в порядке, — сказала она перепуганному Дэйвиду. — В самом деле — все прекрасно.

— Что же, во всяком случае вы действовали в соответствии с заповедью моряков, — произнес голос над их головами.

Нелл взглянула на Алесдера, который стал свидетелем заключительной сцены ее тигриного броска к борту, — он предлагал ей чистый белый носовой платок как знак перемирия.

— Знаете, что они говорят? Когда травишь, стань с подветренной стороны. — И он усмехнулся, глядя на Нелл и сочувственно скривив рот.

Второй раз Алесдер застал ее в компрометирующем положении, но сохранял невозмутимость. И он не был, оказывается, таким сухарем, как его считали. Благодарно взяв у Алесдера платок и прикрыв им рот, Нелл тихо засмеялась.

Загрузка...