Часть 2

Точно не помню, что мне снилось. Какой-то сплошной бред из бессвязных образов, неразборчивых голосов и по большей части очёнь мрачных картинок. Но, как ни странно, страхов они у меня не вызывали. Скорее, я относилась к ним как к нечто само собой разумеющемуся и естественному.

Кажется, я бродила по какому-то чёрному лабиринту из монолитных плит, то ли полностью голая, то ли в какой-то невесомой одежде, слышала чей-то шёпот, странную монотонную музыку, а после как будто переходила из одной тёмной комнаты в другую.

Как долго это продолжалось? — по ощущениям даже не скажу. И на обычные сны это тоже мало чем походило. Кроме, наверное, последнего эпизода, в котором я вдруг оказалась на берегу океана и увидела вдалеке… свою маму. Не знаю, почему я решила, что это она, поскольку она стояла ко мне практически спиной и немного боком, а её голову скрывала широкополая соломенная шляпа. Вот тогда я испытала какой-то необъяснимый страх и почему-то именно к ней. Может оттого и не смогла сойти с места, чтобы приблизиться. Как и позвать. Словно испугалась увидеть, какое у неё будет лицо. Она же мертва уже больше двенадцати лет. А вдруг я её не узнаю? А вдруг… с ней что-то сделали очень плохое…

Я и проснулась от жуткого нежелания не видеть её и не подходить к ней ближе, чем уже было. Не могу объяснить, почему меня вдруг накрыло столь сильным страхом, на грани панического ужаса, но именно он стал главной причиной моего окончательного пробуждения.

Увы, но открыв глаза, я буквально через пару секунд подскочила с подушек, перепугавшись уже по-настоящему и едва не до крика. Ибо вместо привычных для глаза занавесок из дешёвого плотного льна вокруг моей отдельной кровати в общем интернатовском дормитории я увидела вначале огромное, почти на всю стену окно из сплошного тонированного стекла, а потом уже и саму комнату. И последняя мало чем походила на длинную галерею старого помещения, поделённую двумя идеально выстроенными рядами кроватей с балдахинами, как в католических монастырях или госпиталях. Она даже не была похожа на мою собственную спальню в доме отца. Вернее, совершенно ничем непохожа.

Тёмно-антрацитовые стены с матовой, будто бархатной поверхностью, и почти чёрная хай-тековская мебель с более гладким глянцевым покрытием. Никаких рюшечек, декоративных розеток, лепнины и прочих привычных глазу классических элементов декора, присущих именно дорогим интерьерам в человеческом жилище. Скорее, спартанская строгость и лаконичность во всём, но только не в материалах. По крайней мере, ничего дешёвого вокруг себя я так и не увидела, как и ничего знакомого. Даже не сразу рискнула встать с кровати и ступить босыми ногами на пол из тёплого и очень гладкого «ламината», обнаружив себя одетую лишь в одну кружевную комбинацию телесного цвета.

Вспомнила я всё о случившемся со мной за последнее время практически сразу, ещё несколько раз оглядев всю окружающую меня комнату в поисках возможных наблюдателей или тех нелюдей-монстров, которые меня похитили. А я почему-то была уверена, что меня именно похитили, тем более против моей воли.

Но, как ни странно, я была здесь совершенно одна. И как в предыдущей камере, где меня продержали до этого несколько часов, сюда тоже не приникало никаких внешних звуков. Даже из-за окна!

Кстати, именно из-за окна я и рискнула встать с кровати и, крадучись, будто пугливая кошка, прошла все пять-шесть ярдов к огромному тонированному экрану с очень мутным отражением и комнаты, и меня. Хотя как раз в нём я и увидела себя в неестественном образе, будто невесомого призрака в воздушном «платьице» с распущенными по плечам и спине, чуть спутанными молочно-пепельными волосами. Я даже было сперва решила, что это двустороннее зеркало, и сейчас, по его другую сторону за мной кто-то наблюдает из соседнего помещения. И то, что оно было бронированным, я нисколько не сомневалась. Разве что ошиблась в своём первом предположении.

Как только до стекла оставалось дойти меньше шага, а я уже было приподняла руку, чтобы коснуться его поверхности, как оно вдруг отреагировало на мою близость (возможно температуру моего тела или биологическую ауру) нежданным «преображением». Вся мутная поверх него «плёнка» вдруг начала «растворяться» и исчезать под проступающим пейзажем внешнего мира.

У меня даже челюсть от увиденного отвисла на какое-то время, когда перед моими округлившимися глазами нарисовался огромный, во всю цветущий сад, чем-то напоминающий по стилизации японский каменный и европейский модерн. Особенно из-за обилия камней, каскадных фонтанов и необычайных конструкций в виде строгих геометрических фигур или абстрактных сооружений. Правда, на садовые «скульптуры» и беседки я обратила внимание едва ли не в последнюю очередь. Прежде всего в глаза ударили слегка приглушённые окном и густыми кронами деревьев яркие лучи дневного солнца. А потом меня поразило обилием цветущих кустов и явно экзотических растений, возможно даже не земного происхождения. Причём я не сразу поняла, что во всей этой буйной палитре преобладало больше всего— сочная зелень или же пышные соцветия распускающихся бутонов практических всех цветов радуги.

А когда с ближайшего кустика, как по команде, вдруг поднялся рой пёстрых бирюзовых бабочек и кружащим вальсом полетел к ближайшему садовому дереву (кажется, миндалю), я от восхищения чуть в голос не ахнула, едва ли поверив собственным глазам. Но как бы я старательно не подступала к стеклу и не меняла угол обзора, никакого ощущения, что это могла быть голографическая картинка-фильм у меня не возникало. Всё действительно выглядело, как настоящее, как и положено при перспективном обзоре из панорамного окна.

— Они на самом деле реальные. Как и сад.

В этот раз я всё-таки вскрикнула и даже подпрыгнула от неожиданности на месте, резко оборачиваясь и сразу же, интуитивно прикрывая себя руками. Как вскоре выяснилось, напрасно. Поскольку стоявший до этого за моей спиной черноглазый Найт и не думал (пока) приближаться ко мне, остановившись в расслабленной позе элегантного созерцателя где-то в четырёх ярдах от меня. Руки в карманах тёмно-кофейных брюк, мощный торс с широкими чуть покатыми плечами скрывает чёрная сорочка из дорогого хлопка. Чёрные кудри уложены в безупречную причёску, а густая щетина явно подбрита до идеальных симметричных линий на щеках и шее, будто под линеечку (хотя, скорее, так оно и было).

Увидь я этого красавца в другом месте и при других обстоятельствах, наверное бы, зависала сейчас вовсе не от страха. Чего не скажешь о моей вполне предсказуемой на него реакции в эти самые мгновения — о страстном желании вжаться спиной в стеклянный экран или отползти по той же стеночке к ближайшему углу.

— Я… я не услышала, как вы вошли!

— Я знаю. — крупные и весьма выразительные губы брюнета изогнулись в уже знакомой ироничной усмешке, от которой, как и от его пробирающего насквозь взгляда, начинало ещё быстрее биться сердце и сдавливать в районе диафрагмы холодящими душу спазмами.

— В-вы… собираетесь… что-то со мной делать?.. — не знаю, почему задала именно этот дурацкий вопрос перепуганным до дрожи голосом, но в мою голову в эти секунды ничего другого больше не лезло.

— Что-то с тобой делать? — брюнет негромко хмыкнул, будто мурлыкнул, и, действительно, сделал ко мне несколько неспешных шагов.

И опять я ощутила себя, как в предыдущей камере, загнанной в угол добычей.

Как ни странно, но до знакомства с этой парочкой, я никогда ещё не видела Иных со столь близкого расстояния. Как и никогда с ними не общалась напрямую, ещё и лицом к лицу. Зато была осведомлена на их счёт более чем предостаточно. Хотя и не знала наверняка, касательно достоверности о всей имеющейся на них информации. Не удивлюсь, если большую часть слухов о них они сами же и распространяли. Только узнавать, какая из них часть была правдой, а какая — чистым вымыслом, совершенно не хотелось. Я бы предпочла всю свою жизнь находиться от них как можно подальше и не попадаться под их сканирующие взгляды вообще никогда.

— Я всего лишь пришёл тебя проведать. Банальный визит вежливости, не более.

Либо он надо мной банально издевался, либо… не знаю… Не походил он на заботливого и гостеприимного хозяина дома, особенно когда скользнул по моей фигуре пусть и не похотливым, но более чем изучающим взглядом. Причём весьма ощутимым, от которого у меня тут же начинало сбоить дыхание с сердцем и намного сильнее дрожать коленки.

— И похищали вы меня тоже… банально из вежливости?

— Мы тебя не похищали, Алана, — слава богу, он остановился на достаточно безопасном от меня расстоянии, где-то в двух шагах. Причём рук из карманов так и не вытащил. — Ты здесь по нашему с твоим отцом обоюдному договору и согласию. И внутри этих стен ты находишься в куда большей безопасности, чем где-либо ещё за их пределами.

— То, что вы якобы договорились с моим отцом — не значит ровным счётом ничего! Я не давала своего согласия на свою изоляцию в этом месте! Я вас не знаю! Да и знать, если честно, вообще не хочу!

— Увы, милая, но это не обсуждается. Нравится тебе что-то или нет, но теперь это твой новый дом.

— Новый дом? — у меня даже челюсть отвисла от такой заявочки, и глаза едва не вылезли из орбит. — Ч-что это вообще значит? Да и зачем я вам?! У вас что… нет своих куда совершенных чем мы женщин?

Улыбка Найта стала более выразительней, и он явно сдержался, чтобы не рассмеяться с моих нелепых вопросов. По ходу я только и делала, что забавляла его и никаких иных эмоций в нём больше не задевала (если таковые у него и имелись).

— Вообще-то я пришёл проверить твоё самочувствие и проследить за тем, чтобы ты позавтракала, поговорила со своим отцом по телефону и… перестала изводить себя неуместными страхами. Мы не собираемся делать с тобой ничего дурного, Алана. Но и отпускать не намереваемся. Просто смирись с данным положением вещей и перестань понапрасну себя накручивать. И не забывай. Ты всего лишь человек, ещё и женского пола. У тебя не так уж и много гражданских прав, а юридических так и подавно.

— Но я… хочу домой! К отцу!

Сомнительно, чтобы подобных монстров можно было разжалобить видом человеческих слёз, но удержаться от оных именно сейчас у меня всё равно не получилось.

— Пожалуйста!..

— Алана, я уже говорил. Здесь тебе ничего не угрожает. И мне бы очень не хотелось применять к тебе ментального внушения. Твои эмоции поэтому и столь ценны, то что они настоящие. Подавлять их или замещать другими было бы просто глупо. Но, если ты не успокоишься и не перестанешь себя накручивать… Что-то мне подсказывает, ты бы на вряд ли согласилась на телефонный разговор с отцом, находясь под сильным психотропным «успокоительным». Или же хочешь, чтобы я им воспользовался?

Он даже показательно вытащил одну ладонь из кармана брюк, будто собираясь ею что-то сделать, шагнув было на меня ленивым полушагом.

— Нет! Не надо. — я резко вытянула перед собой руки в защитном жесте, в попытке остановить его до того, как он приведёт свою угрозу в действие. — И… можно я вначале поговорю с отцом? Я не хочу есть!

— Не хочешь из-за нервов. Эта проблема устраняется очень быстро. Но… так уж и быть.

Мужчина вдруг отступил, и я от облегчения едва не скатилась спиной по стеклу окна на пол, наблюдая, как Найт отходит к центру комнаты к взявшемуся у кровати буквально из ниоткуда круглому столику. Именно с его столешницы, накрытой атласной скатертью и несколькими блюдами с серебряными крышками, он и подхватил чёрный глянцевый планшет сотового телефона.

— Только, пожалуйста, без истерик и причитаний. Иначе мне придётся успокаивать тебя самым надёжным способом, который тебе едва ли понравится.

Он быстро набрал на сенсерном экране нужный номер, снова возвращаясь ко мне вальяжной походкой неоспоримого хозяина положения.

— Так вы что… будете всё это время здесь?

— А тебя что-то смущает? Или ты думаешь, что за тобой никто в этой комнате не следит и не будет прослушивать все твои возможные телефонные разговоры? Я уже молчу про прочие условия твоего здесь проживания. Но, если ты ждёшь чего-то другого или тебе нужно время, чтобы свыкнуться с данным раскладом вещей…

Найт уже почти ко мне подошёл и вдруг, ни с того ни с сего, снова начал пятиться назад, показывая при этом, как собирается сделать сброс набранного им до этого звонка.

— Пожалуйста! Не надо! Мне не нужно время!

И снова наши взгляды соприкоснулись, отчего меня тут же накрыло с головой сумасшедшим буйством бесконтрольных эмоций. Никогда в жизни я ещё не испытывала ни с одним смертным человеком подобных ощущений, особенно под прессингом подобной физической близости. Словно меня пытались окутать с головы до ног удушливым коконом чужой энергетики несопоставимой ни с чьей другой. Кажется, в этот момент я утвердилась на все сто касательно того, что этот черноглазый красавец вовсе не человек. Кто угодно, но не человек!

— Тогда покажи мне это прямо сейчас. Как хорошо тебя воспитали в интернате, и как ты умеешь выполнять установленные для тебя правила.

Брюнет протянул мне трубку, при этом не спуская пристального взгляда с моих глаз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Грегори Сандерс у телефона. Кто это? Говорите!

Я услышала голос отца, только что принявшего звонок, так чётко, будто он находился в этой же комнате рядом с нами. После чего не выдержала и протянула дрожащие руки к сотовому, так и не веря до конца, что мне сейчас его отдадут. Но, тем не менее, Найт не убрал руки и спокойно вложил в мои ладони телефон, явно намеренно задев мои чуть онемевшие пальцы своими. Правда, на его последнюю манипуляцию я не обратила практически никакого внимания, тут же притянув прохладный пластик к своему очень горячему уху.

— Алло! Папа? Это я! Алана!

— Алана? Девочка моя… господи! Как ты? Они клялись, что ничего плохого тебе сделают. Они сдержали своё слово?

Если бы отец этого не сказал, не подтвердил версии Иных о том, что он отдал им меня со своего прямого согласия, я бы, наверное, так не зависла в полном оцепенении, окончательно лишившись иллюзий касательного своего здесь пребывания. Ещё и глядя при этом в невозмутимое лицо стоявшего напротив черноглазого Найта.

Кажется, в этот момент я утвердилась на все сто в их истинной сущности — в том, что они действительно тянули и сытились человеческими эмоциями, как извращённая элита людей натуральным адренохромом. И при большом желании могли бы запросто довести свою жертву до потери сознания, что, в принципе, со мной и произошло после нашего самого первого знакомства.

— Так это правда?.. Ты действительно отдал им меня?.. Как какую-то бесправную вещь?.. — дышать с каждым последующем словом становилось всё труднее и труднее. Как и стоять на ещё больше ослабевших ногах. Удивительно, что я не разрыдалась в этот момент, хотя глаза уже предательски щипало, а горло сжимало изнутри судорожными спазмами.

— Алана, солнышко моё… Прости, но я… У меня не было другого выбора. Пожалуйста. Не сопротивляйся им. Я не хочу потерять ещё и тебя…

— Потерять ещё и меня? О чём это ты?

Да что тут вообще происходит? Или меня просто пытаются свести с ума?

Я уставилась в этот момент, едва соображая, как и почему, в лицо Найта вытаращенными от смешанных чувств глазами и уже готовясь совершить нечто непоправимое. Броситься на это бездушное чудовище и вцепиться ногтями в его совершенную «маску». Будто и вправду собираясь содрать её с него, чтобы увидеть, кто на самом деле за нею прятался.

— Я тебе никогда до этого не рассказывал, но… Твоя мать погибла не случайно. Они тоже собирались её забрать, как и многих других, кто им «приглянулся» после их возвращения на Землю. Естественно, объяснять для чего и зачем они отбирали себе тех или иных людей, они и не думали. Просто заявились и потребовали так называемой для себя «дани». А когда мы ответили своим первым и последним отпором… остальное ты уже знаешь и сама.

— Хочешь сказать, что… это они виноваты в смерти мамы?

— Боюсь, мы уже никогда этого не узнаем. Она пыталась тогда сбежать из города, ехала в аэропорт… И то, что ты тогда чудом выжила, тоже весьма странное стечение обстоятельств.

— А-а… что они сами говорили по этому поводу?

Узнавать правду столь жутким способом, глядя при этом в глаза одного из предполагаемых убийц?.. И как мне со всем этим жить дальше?

— Они не из тех, кто будет в чём-то оправдываться или предъявлять какие-то доказательства в своё оправдание. Не забывай, мы для них — никто. Низший по развитию человеческий вид, который они теперь из своей высшей милости курируют и наставляют.

— И ты взял и… даже не задумываясь, попросту отдал им меня? Только потому, что они сильнее нас и опаснее? А меня заранее поставить перед известностью не пробовал? Или спросить напрямую, хочу я стать их собственностью или же предпочту, как и мама, распрощаться со своей жизнью?

— Алана, пожалуйста! Данная тема даже не обсуждается.

— Что значит, не обсуждается? Я даже не знаю, сколько их здесь на самом деле! Видела пока только двоих. А вдруг их тут целая колония, и они не пойми что делают с человеческими жертвами? Ты действительно думаешь, что оно того стоит? Я и впрямь проникнусь и захочу жить подобной жизнью?

— Они обещали мне, что не причинят тебе вреда. Не накручивай себя, пожалуйста. Все те слухи, что ходят о них — никогда и ничем напрямую не подтверждались. Это всего лишь не всегда здоровые фантазии напуганных до смерти людей. К тому же… они сами говорят о своей высокоразвитой культуре и самосознании. Сомневаюсь, чтобы они имели при этом какие-то извращённые отклонения.

— Вот именно! Ты ни черта о них не знаешь! Как и то, что они будут со мной здесь делать! Ты хоть можешь себе представить, в каком я сейчас состоянии?! Ты, по сути, взял и отдал им меня на растерзание!

— Я бы никогда этого не сделал, если бы…

— Я тебе не верю! Слышишь?! И больше не хочу тебя ни видеть, ни знать! Ты предатель! Гнусный предатель и лжец! И… и ты мне больше не отец!

— Господи, Алана… не говори так! Ты сейчас не в себе!..

Какое тонкое наблюдение! Учитывая, что я всё-таки сорвалась в рыдания и истеричные крики, сжимая свободную руку в трясущийся кулачок и из последних сил сдерживаясь, чтобы не швырнуть этот чёртов телефон в лицо невозмутимого Найта, а потом наброситься на этого грёбаного иного с кулаками, наплевав на все свои прошлые страхи.

— После всего, что ты сделал? И у тебя ещё хватает наглости говорить мне об этом?!

— Всё! Достаточно! — я услышала голос брюнета будто в своей голове, резанувшего моё сознание нежданным ментальным вторжением, а потом и физическим.

Мужчина вдруг шагнул на меня и… меня словно перемкнуло. Я и до этого почти неотрывно смотрела в его лицо, а сейчас залипла на его глазах в буквальном смысле этого слова. И оцепенела, словно меня враз парализовало под воздействием мощнейшего психотропного препарата. А на деле, меня насильно ввели в данное состояние, не давая мне без разрешения ни глотка спасительного воздуха сделать, ни пошевелиться, ни просто моргнуть.

— Лимит доверия исчерпан, Алана. Тем более, что мы не давали тебе ни единого повода для подобного поведения.

Он отобрал у меня телефон, отключил связь и… дальше всё, как в тумане. Я не успела снова вдохнуть в полные лёгкие, как меня вдруг оторвало от земли, и я оказалась на руках Найта, подобно невесомой пушинке или ничего не весящей кукле.

— Скажу прямо, Алана, но у тебя только два пути. Либо ты будешь жить в этом доме, передвигаясь и мысля самостоятельно, либо… я отключу твою свободу выбора и воли, превратив в безмозглую игрушку до конца твоих здесь дней. Но отсюда ты уже не уйдёшь. Так что, решай.

— Решать?! — он точно издевается! Разве подобные вещи можно говорить всерьёз, предлагая по существу выбор без выбора? — А до этого момента вы ещё не решили за меня, что я здесь буду делать, и что вы будете делать со мной?

Я непроизвольно упёрлась в мощную грудь Найта дрожащими ладонями, окончательно оцепенев в его руках, как и под убийственным напором его нечеловеческого потенциала с физической близостью. Казалось, он запросто мог подмять под себя любого даже без применения силы. Просто нависнув над тобой и забравшись за считанные мгновение в твою голову, чтобы установить там свои собственные порядки. Про его абсолютно безэмоциональное лицо можно и не говорить. О его бездушный взгляд можно было порезаться едва не буквально, по крайней мере, сознанием или гулко бьющимся сердцем.

— Но ты же не решала, когда рождалась, кто будут твои родители и куда потом пойдёшь учиться. Так в чём разница сейчас, когда кто-то решил, где тебе жить и как жить дальше? И, если говорить начистоту, лично я был за то, чтобы предоставить тебе личный выбор касательно многих вещей. В том числе и того, чтобы самой, добровольно прийти в нашу постель. Но, видимо, я воспринял твою покладистость и послушание в интернате, как за неотъемлемую часть твоего истинного характера.

Я перестала слышать, о чём говорил один из моих неземных владельцев сразу после слов о моём добровольном приходе в ИХ постель. И даже не сразу заметила и поняла, куда меня всё это время несли, а потом уложили обратно на кровать, вновь нависнув надо мной совершенным образом черноглазого красавца.

— В-вы… вы это серьёзно? Прийти в вашу постель?.. Ч-что вы… собираетесь со мной делать?! Зачем я вам на самом деле нужна?! — я уже была готова не только от него отбиваться своими хилыми кулачками, но и пустить в ход прочие части тела — ноги, ногти, зубы…

— Тш-ш, Алана. Только давай без истерик. Ты ведь у нас хорошая девочка, умница, отличница и даже девственница.

— В-вы… вы псих! Ненормальный! Пожалуйста! Отпустите меня…

— Ну что за глупости? Откуда в тебе столько предрассудков касательного нас и того, что мы будем с тобой делать?

— Предрассудков? — я чуть было не закричала, в конец охреневая от наглости данного уникума.

Но Найт нагнулся надо мной ещё ниже и… у меня снова спёрло дыхание от буквально парализующей близости его лица и глаз. От того, как он на меня воздействовал, причём пока ещё без применения своих ментальных штучек.

— Всё. Успокаивайся и хватит ждать от меня чего-то ужасное. Я не буду тебя расчленять или являться перед тобой в образе рогатого чудовища. И уж тем более делать с тобой что-то из того, что тебе может не понравиться. Твои страхи не только неуместны, но и не имеют под собой никакой обоснованной почвы.

— Но вы же… вы!.. Я не хочу, чтобы вы вообще что-то со мной делали! Неужели непонятно?! Я вас не знаю! Вы меня, по сути выкрали! Заперли здесь! Грозите, что я никогда уже отсюда не выйду…

Он так и не дал мне договорить, что-то сделав со мной или с моим сознанием. Но в какой-то момент мне почудилось, будто его радужка тёмно-карих, почти чёрных, глаз дрогнула и даже вроде как «поплыла» вокруг суженных зрачков. Правда, длилось это «наваждение» совсем недолго. Поскольку я перестала реагировать на происходящее и увиденное едва ли не сразу, будто что-то во мне переключили, полностью загасив или отключив всю мою недавнюю панику.

Я только и успела, как от изумления приоткрыть губы, чтобы ахнуть или ойкнуть, но лишь ощутила резкую слабость во всём теле со сладким головокружением. Будто только что пережила сумасшедший аттракцион и теперь была не в состояния ни пошевелиться, ни понять где что находится. Просто хотелось лежать и… Сложно сказать, что именно мне ещё хотелось «делать», но ощущения воистину были непередаваемые. Не говоря уже про полное исчезновения каких-либо страхов в моей голове.

— Ещё раз повторяю, Алана. Мы не будем делать с тобой ничего ужасного. Если ты не веришь этому на словах, тогда придётся продемонстрировать это в режиме реального времени. — Найт проговорил мне всё это не только в губы, его голос звучал прямо в моей голове и, похоже, в каждом онемевшем нерве, вибрируя дополнительным воздействием на моё сознание и… эрогенные зоны.

Никогда бы не подумала, что голосом можно было ТАК «давить» на интимные точки, вызывая горячий прилив возбуждения в резко запульсировавшей киске. Я даже от неожиданности чуть снова не ахнула, а потом всё-таки всхлипнула, когда одна ладонь мужчины полностью накрыла полушарие моей груди, слегка её сжав, а вторая временно стянула под затылком мои волосы, заставив меня выгнуться и поддаться прямо на своего растлителя. И после этого меня именно опалило между ног, словно беспощадным разрядом острого, почти болезненного сексуального напряжения.

— Хочешь сказать, что тебе это совершенно неприятно? И ты бы не хотела испытать нечто большее и куда продолжительнее обычного медицинского осмотра?

Он сжал кончиками пальцев мой сосок, чуть оттянув чувствительную плоть на себя, и я несдержанно застонала, раскрыв ещё шире ошалевшие глаза. И непроизвольно вцепилась пальцами в постельное бельё под собой, пока мой клитор обжигали аритмичные спазмы разрастающейся похоти, а внутренние мышцы вагины вторили не менее сильными и затяжными судорогами почти уже приблизившегося оргазма.

— Умница. Такой ты мне нравишься намного больше, — довольно промурлыкал Найт, разжав вторую руку в моих волосах и соскользнув не менее чувствительной лаской по шее наперёд, вначале к декольте, а потом по центру грудины к животу и дальше… — Это тебе для сравнения, на будущее…

Я бы, наверное, не смогла бы пошевелиться в этот момент, даже если бы ко мне не применили ментального воздействия. Поскольку ласки Найта оказались воистину нереально чувственными и нежданно возбуждающими. Даже ткань комбинации нисколько не приуменьшала полученных от них ощущений. Будто по коже разливали сладкий жар эрогенной неги, пульсирущей в каждом нерве умопомрачительными разрядами. Так что вздрагивала я едва не каждую секунду, пока он неспешно мял мою грудь и теребил соски, перемещая широкую, горячую ладонь то с одного полушария, то на другое, и… и уже лениво, явно подразнивая, оглаживал второй рукой мой живот и лобок. Пока не начал задевать мои половые губы большим пальцем и намеренно, но ещё слегка, надавливая на самую их чувствительную точку схождения над не менее воспалённым клитором.

В конечном счёте, я стала не просто вздрагивать чуть ли не от любой его нежданной манипуляции, но и несдержанно всхлипывать или громко глотать ртом воздух.

— Вот видишь. Я же сказал тебе правду. А ты столько понапрасну боялась.

И голос Найта тоже продолжал довлеть над моим сознанием не в меньшей степени, добавляя острых ощущений к его нестерпимым прикосновениям.

А потом меня и вовсе чуть было не вынесло за пределы здравого рассудка, когда мужчина забрался под подол моей комбинации, задрав его практически до рёбер, и накрыл мою киску без излишних препятствий.

— Только не говори, будто ты никогда-никогда не ласкала себя тайно и не знаешь, что такое кончать. А может ты даже занималась этим далеко не в одиночку, а с кем-то из своих подружек в интернате? Кто-то постарше вначале показал, как это надо делать правильно, а потом… ты уже не могла остановиться и сама.

Боже, его слишком смелые и знающие пальцы просто взяли и раздвинули мои половые губы, подставляя под прохладный воздух спальни мой горячий клитор и остальные воспалённые складочки, которые тут же накрыл, заскользив по ним безумно возбуждающим давлением. Пока ещё лёгким, почти невесомым и от того невыносимо раздражающим каждую мою интимную точку. Мне даже захотелось выгнуться, закатить глаза и простонать в полный голос. Особенно, когда он прошёлся по моему клитору, немного его помассировав, а потом спустился к девственному входу во влагалища. И даже там умудрился пройтись по нежной плоти без проникновения, размазывая мои же соки и распаляя в каждой разбуженной им же клеточке ничем неконтролируемую похоть.

— А может ты оказалась более смелой и решила пойти дальше? Изучала себя пальчиком изнутри? Открывала в себе новые, невиданные ранее ощущения и возможности?

Я снова громко ахнула и мелко задрожала, когда один из пальцев Найта проник в меня, всего лишь ненадолго вызвав лёгкий дискомфорт. При иных обстоятельствах я бы точно была шокирована тем, что кто-то, совершенно для меня чужой и незнакомый, трогает меня там и делает подобные вещи, которые никто ещё не делал со мной за всю мою не такую уж и короткую жизнь. А теперь… он заставляет меня постанывать, вздрагивать, течь от возбуждения и… хотеть большего. Даже не знаю чего именно. После нескольких неспешных погружений его пальца в мою ноющую вагину с нажимом на очень чувствительную стеночку или точку, мне стало казаться, что этого для меня слишком мало. Более сильное и острое возбуждение разгоралось под неглубокими толчками чужого проникновения, требуя куда решительных и ощутимых действий. Одного мужского пальца мне вроде уже как было недостаточно. Поскольку сладкие судороги, охватывающие меня изнутри, отдавались в более ненасытной глубине разбуженного лона, желая избавиться от этой невыносимой «пустоты» чувством физической заполненности.

И, похоже, Найт прочитал мои мысли. А может и был их непосредственным сценаристом, углубив/ускорив толчки и одновременно накрыв клитор большим пальцем, а второй рукой сжав мой сосок до сводящей с ума сладкой боли. И я всё-таки выгнулась, от удивления расширив глаза и едва не жалобно поскуливая от того, что он вытворял с моей киской. Как трахал пальцем моё влагалище, а большим массировал клитор, приближая долгожданную разрядку буквально за считанные секунды.

— Хочешь большего, да, Алана? Чтобы в тебя вошёл большой возбуждённый член и заполнил едва не до основания?

Я снова не сдержалась и застонала. А потом снова и снова, не останавливаясь и не понимая, почему я не могу этому противиться. Почему ещё больше возбуждаюсь под развратными фразами Найта и практически плыву под его взглядом и тоже явно возбуждённым выражением потемневшего лица.

И ведь я действительно этого хотела. То, о чём он говорил, пусть даже не имея никакого понятия, что я испытаю на самом деле, когда увижу вблизи настоящий мужской пенис, а потом… когда он в меня войдёт. Подобные вещи или фантазии из не такого уж и далёкого прошлого казались для меня раньше какими-то ирреальными и чуждыми. Но сейчас я уже была готова умолять своего растлителя, чтобы он привёл свои издёвки в исполнение.

— Хочешь, Алана? ХОЧЕШЬ?

— Да!.. Пожалуйста! — последние слова я простонала умоляющим голосом, неосознанно вцепившись в грудь брюнета, но уже мало что соображая.

Удары его пальца стали более жёсткими и слышными. Наверное, при иных обстоятельствах я бы сгорела от стыда, ощущая, что он со мной там делает и как его рука бьётся о мою промежность, пока его большой палец натирает мне клитор и уже доводит моё перевозбуждение до критической точки неминуемого «взрыва».

— Умница! Вот так. Не сдерживайся! Дай этому напряжению выплеснуться полностью…

Я уже действительно не могу. Предел достигнут. Найт нависает над моим лицом, практически касаясь моих губ своим бесстыжим ртом, пока его пальцы проводят со мной свой греховный ритуал и заставляют сдаться, без какого-либо сопротивления. И я сдаюсь. Вернее, «взрываюсь». Беспомощно вскрикивая и выгибаясь ещё больше и уже сама пытаясь насесть на палец мужчины, чтобы он не останавливался и проник в меня на всю глубину.

— Да! Какая же ты молодчинка. Ведь можешь, когда «хочешь»… Уже не терпится посмотреть, как ты будешь извиваться на моём члене.

Мне бы хоть чуточку протрезветь от его уничижающих словечек, но меня ещё сильнее прикладывает или пронизывает смыслом последней фразы Найты, отчего оргазм, кажется, только усиливается и бьёт в голову чуть ли не навылет.

— Молодец. Хорошая девочка… А теперь представь, что это лишь капля в море, и что мы можем сделать с тобой по-настоящему, когда проведём первую инициацию. И что будем делать с тобой потом…

Честно говоря, я не хотела вникать в то, что он мне нашёптывал, когда нагибался надо мной ещё ниже, перед тем, как поцеловать мне лоб. Мне просто хотелось остаться в том состоянии, до которого он меня довёл и никогда больше не всплывать из него. Иначе… Если я снова стану собой, боюсь даже представить, чем меня впоследствии накроет после случившегося.

— Вот видишь? Всё не так страшно, даже наоборот. И так может быть всегда, даже если сумеешь отпустить все свои страхи без чужой помощи и хотеть этого по личной инициативе.

— Х-хотеть этого… самой?

— Это не так уж и сложно, как и нет никакого смысла нас бояться. Ну, а теперь, поднимайся. И, если чувствуешь такую потребность, сходи в туалет, а потом завтракать. Тебе понадобится много сил уже эти вечером.

Загрузка...