Империя Греха

Он улыбается, красиво и немного садистски, и я не могу отделаться от ощущения, что оказалась прямо в центре этого.

— Ох, блядь, будет. Особенно теперь, когда ты присоединяешься к моей команде.

Глава 16

Нокс

— Ты когда-нибудь забывал использовать презерватив?

Я осознаю ошибку, задав этот вопрос, как только он слетает с моих губ. Ублюдок Дэн с весельем смотрит на меня, наклоняет голову в сторону и чуть не роняет чашку с кофе из рук.

Он медленно проглатывает содержимое, затем ставит чашку на стол.

— Ты только что сказал «забыл использовать презерватив»? В смысле, ты забыл?

Я стою лицом к окну, из которого открывается вид на Нью-Йорк, и думаю о миллионе способов каким-то образом вернуться на минуту назад во времени.

Или, может, на день, потому что с тех пор, как я трахнул Анастасию на публике, без защиты и у чертовой стены, я не могу перестать думать об этом.

О том, как она ощущалась, как она стонала, сжималась и разжималась вокруг меня.

Она была шедевром, о котором я и не подозревал, что нуждался в нем, пока она не оказалась там, в тот момент, вся в моем распоряжении.

И хрен бы с ним, если бы я не забыл надеть презерватив.

Да, я солгал. У меня действительно был с собой презерватив. С того первого раза в комнате снабжения защита всегда при мне.

Но в тот момент, когда она оказалась полностью в моей власти, ее влага пропитала мои пальцы, а тело прильнуло к моему, я совершенно забыл о чертовом презервативе.

Я никогда не трахаюсь без презерватива. Никогда, блядь, никогда.

Вся эта информация была фоновым шумом для Анастасии. Совершенно и абсолютно неважным.

— Я просто спрашиваю тебя. Это гипотетическая ситуация, Дэн.

— Не говори ерунды. С тобой это произошло, не так ли? — он встает и кружит вокруг меня, как любопытная кошка. — Ты забыл воспользоваться презервативом! С кем это было? Просто скажи мне, что не с блондинкой.

— С блондинкой.

По крайней мере, изначально.

— Черт возьми, это меняет дело, но все в порядке. — он держит воображаемый микрофон. — Как ее зовут? Ее номер? Почему ты не пригласил меня трахнуть ее?

— Этого не будет.

— Что? Почему? Подожди минутку. Ты нашел свою девушку из Джерси! Она тоже блондинка, а ты секретничаешь о ней.

— Она не...

Я запнулся, потому что от одной мысли о том, что она моя девушка, у меня стынет кровь. Если бы это произошло в любое другое время, она бы замерзла при мысли об обязательствах.

Мне никогда не нравилось это, обязательства, я никогда не видел в них смысла. Именно поэтому у меня никогда не было отношений, я не приводил девушек домой, не знакомил их с отцом или сестрами.

Возможность встречи Анастасии с ними заставляет меня задуматься. Интересно, как они отнесутся к ней, и если...

Я внутренне качаю головой, запрещая этим мыслям развиваться дальше.

— Она не кто?

— Из Джерси.

— Да. Дай мне ее номер, и я сам проверю. Что-то мне подсказывает, что ты врешь, и она не блондинка. А это не круто, дружище. Я не против делиться с тобой, разве нет? Так что ты должен давать мне те же привилегии.

Раскаленный огонь охватывает меня при мысли о том, что Дэниел позвонит ей или приблизится к ней.

Если он к ней прикоснется... я, блядь, выброшу его в окно.

Я не из тех, у кого обычно бывают бурные мысли, но из-за нее я испытываю постоянные импульсы странных эмоций.

— Ты не получишь ее, Дэн, — говорю я со спокойствием, которого не ощущаю.

— Почему? — спрашивает он с широкой улыбкой, которая откровенно провокационна. — Потому что ты не надел презерватив, и она, возможно, беременна твоим ребенком?

— Господи.

— Он тоже будет навещать тебя, когда мамочка родит.

Я угрожаю ему пальцем.

— Отвали, Дэн.

— Нет, это становится забавным.

Он достает телефон и держит его перед собой.

Сначала я думаю, что он делает селфи, так как любит выставлять себя напоказ в социальных сетях, но потом раздается звонок, и очень знакомый голос поднимает трубку:

— Не знаю, как ты, а я работаю.

— Заткнись, Рон. Это серьезно. — Дэн ухмыляется. — У меня для тебя сенсация, прямо из центра Нью-Йорка.

Мой шурин и один из самых близких друзей Дэна делает паузу.

— О? Рассказывай, Дэнни-бой.

— Угадай, кто забыл воспользоваться защитой? — улыбка Дэниела расширяется, и мне хочется ударить его с расстояния.

Поэтому я довольствуюсь шепотом:

— Не смей.

— Давай отдадим это нашему единственному и неповторимому, человеку, легенде. Нокс Ван Дорен!

Дэниел поворачивает телефон так, чтобы Ронан оказался напротив меня.

Он находится в своем кабинете, так как сейчас возглавляет компанию своего отца. Мой шурин безучастно смотрит в камеру. Поначалу, во всяком случае, до того, как медленная ухмылка растягивает его губы.

— Мне нужно рассказать Тил новости. Она всегда думала, что ты никогда не остепенишься.

— Не надо, Рон. — я резко выдыхаю. — И, пожалуйста, подожди, пока я не убью вредителя по имени Дэниел.

Мой друг отпрыгивает от меня.

— Да, скажи Тил, Рон. Мы должны запланировать глобальные детские мероприятия.

— Это так серьезно? — спрашивает Ронан.

— Серьезно? Попробуй грандиозно. Он отказывается дать мне ее номер, и я уверен, что он соврал, что она блондинка. Не знаю, как у тебя, но в моем словаре это звучит как: смертельно серьезно.

— Значит, Эйден был прав, и он трахается с кем-то за твоей спиной?

— Знаю. Я ранен, выпотрошен, разочарован, но не настолько, насколько я в восторге от такого поворота событий для нашего паренька.

— Тил будет в восторге.

— Не говори ей, Рон. — я выхватываю телефон у Дэниела. — Ты дашь ей пустую надежду.

— Она не может быть пустой, если не было презерватива, Ван Дорен.

— Чертовски верно. — Дэн влезает своим лицом к экрану. — Приготовься к празднованию в Лондоне.

— Понял, Дэнни-бой. Предоставь все вечеринки мне и просто позаботься о мамочке Ван Дорена.

— Понял.

— Пошли вы оба.

Я пытаюсь пнуть Дэниела, но он уворачивается в последнюю секунду, как чертова ящерица.

Как только он отключает звонок с Ронаном, я хватаю его в удушающий захват.

— Ты что, блядь, смерти хочешь?

— Не убивай меня пока, Нокс. Я все еще должен рассказать остальным ребятам об этой секретной жемчужине.

Ребята — в смысле, наши друзья из средней школы, с которыми мы до сих пор близки. Мы вместе играли в футбол, а пятеро из них, включая Ронана, женаты и имеют детей.

— Как бы не так. Скажи хоть слово об этом, и я каждый день буду присылать к тебе проститутку-блондинку.

— Ох, тебе не следовало этого делать. Теперь, когда ты меня спровоцировал, я точно всем расскажу. Не могу дождаться, что они скажут, когда узнают, что у тебя будет ребёнок.

— Не будет ребёнка.

Он пытается оттолкнуть меня, и я пользуюсь случаем, ерошу его волосы. Те самые волосы, на которые он тратит полчаса, приводя каждую прядь в порядок.

Стук в дверь прерывает нас, и я отпускаю его. Слава богу, что я опустил жалюзи. Драка двух адвокатов, вероятно, не одобряется широкой публикой.

— Входите, — говорю я и шепчу Дэну: — Жди проституток-блондинок с сегодняшнего вечера.

— Пошел ты.

Он показывает мне оба средних пальца и направляется к двери.

Он уходит, и Сандра Белл вздрагивает, уступая ему место.

— Я не рано?

— Нет, вы как раз вовремя. — я выравниваю свой голос до профессионального тона. — Входите, пожалуйста.

Она нерешительно делает это, и я нажимаю кнопку интеркома для помощника.

— Мне нужны Лорен и Крис. Ох, и Джейн из отдела информационных технологий.

— Сейчас, сэр.

Я сажусь напротив Сандры, и она опускает юбку, а затем рукава пиджака.

— Вам дискомфортно находиться со мной наедине?

Она вскидывает голову.

— Не...

— Не лгите.

— Слегка.

— Хорошо. Вам будет в десять раз более дискомфортно, когда вы окажетесь с ним лицом к лицу перед людьми, которые не поверят в вашу историю. Привыкайте к этому чувству.

Она сглатывает, ее пальцы сцепляются и расцепляются в постоянном темпе. Но вместо того, чтобы избавить ее от дискомфорта, я откидываюсь в кресле и смотрю на нее, почти не моргая.

Она мгновенно переключает внимание на свои колени.

Хм. Я связался с ее терапевтом и спросил, сможет ли Сандра психически и эмоционально справиться с залом суда, и врач заверила меня, что сможет.

Не похоже.

Если на то пошло, Сандра выглядит все более и более взволнованной. Терапевт вообще выполняет свою работу?

Раздается стук в дверь, затем шарканье ног. Первой входит мой помощник, адвокат Лорен. Она примерно моего возраста, но сдала экзамен на адвоката через несколько лет после меня.

Обычно она работает с Аспен, но она одолжила ее мне, так как у нее имеется опыт работы с делами о сексуальном насилии.

Следом входят Крис и Анастасия. Последняя остается возле двери, будто ищет путь к отступлению. С тех пор как я сказал ей, что Сандра хочет взять ее в команду, потому что чувствует себя комфортно в ее присутствии, на ее лице появилось странное выражение.

Как будто она вот-вот упадет в обморок.

Или, может, это из-за того, что произошло вчера, и из-за того, чем она занималась на публике без презерватива.

Черт.

Сосредоточься. Это работа.

— Вы уже познакомились с Лорен и Кристофом, — говорю я Сандре. — Как вы и просили, Джейн тоже будет с нами. Это единственное дружеское лицо, которое вам будет позволено.

Сандра слегка улыбается ей, и Анастасия улыбается в ответ.

Я встаю, и это привлекает всеобщее внимание.

— Вы прочитали вопросы, которые я буду вам задавать?

Сандра кивает.

— Никаких кивков в суде. Если на вопрос можно ответить «да» или «нет», вы отвечаете.

— Да, я прочитала.

— Вы уверены в том, как вы ответите?

— Думаю, да.

— И снова вопрос, на который можно ответить «да» или «нет», мисс Белл.

— Да... я могу это сделать.

— Что насчет возможных вопросов прокурора?

— Я их выучила.

— Хорошо. Теперь перейдем к возможным вопросам, которые может задать вам адвокат противоположной стороны.

Лорен дает свою документацию.

— Это те моменты, на которых, как мы полагаем, они сосредоточатся. Реджинальд Пирс известен тем, что при первой же возможности переходит в наступление, поэтому вам нужно быть предельно готовой.

— Мы вам поможем. — Крис улыбается ей, а она снова смотрит на свои колени.

— С этого момента я Реджинальд. — я стою перед ней, медленно вышагивая, как он это делает в суде. — Мисс Белл, вы сказали, что ваш отец прикасался к вам против вашей воли. Это правда?

Она сглатывает.

— Да.

— С какого момента?

— Когда я была маленькой.

— Насколько маленькой? Девять? Восемь?

— Я... я не помню.

— Вы утверждали, что это началось примерно с восьми лет, так?

— Протестую. — Лорен встает. — Адвокат ведет свидетеля.

— Это будет отклонено, Лорен. Адвокат имеет право вести свидетеля во время перекрестного допроса, — говорю я, продолжая шагать, не разрывая зрительного контакта с Сандрой. — Теперь скажите мне, помните ли вы, когда он впервые прикоснулся к вам?

— Не совсем, я...

— Итак, вы не помните. Вы основываете эти обвинения на ошибочных воспоминаниях, которые даже вы не помните, чтобы оклеветать человека с положением вашего отца...

— Протестую...

— Правда в том, что все это время вы были с ним в отношениях по обоюдному согласию. Есть фотографии в провокационной одежде, которые вы отправляли ему со своего телефона.

— Это неправда! — Сандра начинает плакать. — Я не... он заставил меня надеть это и сделал фотографии... я не...

— Мисс Белл, имеются веские доказательства того, что все было по обоюдному согласию, в то время как доказательств заявленного сексуального насилия не существует.

— Протестую. Адвокат излагает свои собственные выводы...

— Он сделал это... он... — Сандра резко встает, все ее тело дрожит. — Он сделал это!

— Вы не можете так говорить, когда нет доказательств. Разве это не правда, что вы делаете это, дабы оклеветать репутацию моего клиента? Что вы придумали эти обвинения, чтобы забрать его с трудом заработанные деньги? Вы...

— Стоп. — низкий голос застает меня врасплох.

Анастасия.

Она хватает Сандру за руку, в ее глазах блестят слезы.

— Прекрати, пожалуйста.

— Если она не сможет этого вынести, она не сможет быть свидетелем в суде.

— Мне нужна минутка. — Сандра фыркает, прежде чем выбежать из кабинета.

Анастасия весело смотрит на меня, будто хочет ударить.

— Ты не должен быть монстром, чтобы донести свою точку зрения.

Я подхожу ближе, пока не оказываюсь с ней нос к носу.

— Разве не ты говорила, что тебе нужен темный воин справедливости? Вот как мы выглядим.

Она поджимает губы, но потом отпускает их.

— Я посмотрю, как она.

И затем тоже выходит за дверь, ее аромат цветов апельсина плывет шлейфом за ней.

Или, может, я единственный, кто его ощущает.

Я беру папку, которую нам прислал прокурор, и сажусь обратно на свое место.

Лорен разворачивает свое кресло так, что оказывается лицом ко мне.

— Мисс Белл нужно ко многому подготовиться, а у нас не так много времени до суда.

У нас нет времени.

Сандра выдвинула обвинения против своего отца несколько месяцев назад, после того как сбежала из дома и жила за счет трастового фонда, который оставила ей мать. Поскольку они получают деньги от Мэтта и его защиты, полиция и прокуратура попытались все замять, но Сандра была умна и отправила заявление в СМИ. Учитывая общественный статус ее отца, пресса ухватилась за это дело, как голодные акулы за запах крови. В результате прокурор был вынужден возбудить уголовное дело против Мэтта Белла, но тот старательно отступал и надеялся, что вся эта история станет старой новостью, и он сможет снять обвинения.

Но пресса не оставит это в покое. Сейчас в дело вовлечены группы поддержки и женские организации, и все они следят за тем, как прокурор будет вести дело.

У Сандры имелся запретительный судебный приказ против Мэтта, но она получила свои недавние синяки, когда вернулась домой за чем-то, а он внезапно появился и снова избил ее за то, что она посмела пойти против него.

Именно поэтому она решила подать на него и гражданский иск.

Дело в том, что прокурор может передать уголовное дело в суд в любой момент. Тем более, что адвокат Мэтта использовал все уловки под солнцем и нечестные методы, продвигав гражданское дело. Я предполагаю, что они рассчитывают на то, что Сандра выйдет из себя и будет плохо вести гражданское дело, что даст прокурору все основания для прекращения уголовного дела.

Я не доверяю прокурору. Не доверяю всей этой гребаной системе, а это значит, что для того, чтобы Сандра добилась справедливости в обоих случаях, мне нужно выкрутить ему руки с помощью доказательств, которые я представлю в гражданском процессе.

— Давай устроим мозговой штурм, Лорен. Мы должны привлечь больше внимания СМИ, а для этого нам нужно сильнее сыграть на их эмоциях.

Хотя я уверен, что Анастасии это не понравится. Но это то, о чем она просила, и это то, что я собираюсь дать ей.

И всему миру.

Глава 17

Анастасия

Я выхожу из кабинета Нокса, но я не смогла бы последовать за Сандрой, даже если бы захотела. Мои ноги трясутся так сильно, что едва держат меня на ногах.

Поэтому я прислонилась к стене в углу, переводя дух. Я действительно не думаю, что гожусь для утешения людей.

У меня это никогда не получалось.

То, что меня воспитали так, чтобы я оставалась на заднем плане, наложило на меня оковы — никогда не выделяться. Никогда не протягивать руку или плечо, чтобы поплакать.

Моя кузина, Рай, единственная девушка, которая находилась рядом со мной после смерти мамы, и хотя она любит меня, она не нуждается в моих утешениях. Она сильная, сильнее некоторых мужчин, и я никогда не видела ее слабой.

Она также обращалась со мной в детских перчатках, будто одно неверное прикосновение может сломать меня.

Думая о ее реакции на мое исчезновение, у меня щемит в груди. Она должна быть так разочарована во мне, так зла.

Но я не могу позволить себе думать о семье, которую покинула. Не сейчас.

Мои пальцы дрожат, когда я достаю телефон и перехожу к одной из немногих сохранившихся у меня фотографий с мамой и Бабушкой. Тогда я была совсем маленькой, наверное, четыре года, и я сижу у мамы на коленях и безудержно хихикаю.

Я ее копия, будь то белокурые волосы, глубокие голубые глаза или миниатюрные черты лица. Но она всегда выглядела разбитой, уставшей, словно измученной существованием.

Мама не из тех, кто улыбалась, но на фотографии она улыбается, глядя на меня. Бабушка тоже улыбается, все ее внимание также приковано ко мне.

Эти две женщины любили меня безоговорочно, и если бы судьба сложилась иначе, я бы смогла воссоздать этот образ.

Чем больше я продолжаю смотреть на снимок, тем больше он привязывает меня, давая чувство безопасности.

— Я всегда буду с тобой, даже когда я далеко, Ана.

Так говорила моя мама, и в детстве я чувствовала, что она рядом, рядом со мной.

И сейчас тоже.

И я должна поступить правильно. Я должна быть рядом с Сандрой, даже зная, кто стоит на стороне ее отца.

Даже зная, что меня могут скомпрометировать.

Но я не могу просто бросить того, кто просит о помощи. Чем это отличается от отказа от моей собственной мамы?

Спрятав телефон, я иду в ванную, где, по моим расчетам, должна быть Сандра. Однако я нахожу ее у окна, схватившись за грудь и наклонившись вперед.

Я спешу к ней, затем останавливаюсь на безопасном расстоянии, чтобы не напугать.

— Ты в порядке?

Она медленно поднимает голову, слезы все еще текут по ее щекам.

— Э... да... думаю, да.

— Я знаю, что он был резок, но он действительно хорош в своем деле, так что доверься процессу, хорошо?

— Может, он прав. Если я... не могу справиться с этим с людьми, которые на моей стороне, как я буду вести себя в суде? Перед ним? Я выставлю себя дурой, не так ли?

— Нет, не говори так. — я медленно подхожу к ней. — Ты храбрая девушка, Сандра. Не многие так отважны, как ты, и это заслуживает того, чтобы носить это как почетный знак.

Маленькая улыбка пробивается сквозь слезы.

— Спасибо, что сказала это.

— Это не просто слова. Я верю в них.

— Почему?

— Потому что... моя мать подвергалась насилию, когда я была маленькой, и у меня не было сил защитить ее. В моей жизни не было ни одного дня, когда бы я не винила себя за то, что была бесполезна, но есть одна вещь, о которой я не жалею.

Ее губы раздвигаются.

— О чем?

— Я просила о помощи, когда могла, даже если она шла от кого-то холодного.

— Холодного, как Нокс?

— Хуже. Но знаешь, люди вроде них приносят результаты. Они хорошо знают, как мыслят мудаки, и могут эффективно противостоять им, так что ты в надежных руках.

— Правда? Мне стоит ему доверять?

Я не замечаю колебаний в ее голосе, того, как она обнимает себя и трогает локти. Поэтому я не раздумываю дважды, когда говорю:

— Тебе стоит ему доверять.

— Ты ему доверяешь?

— Во всем, что касается закона? Да.

Она фыркает, и я достаю из кармана салфетку. Сандра вытирает слезы и смотрит на меня сквозь длинные ресницы.

— Ты ведь будешь присутствовать во время всего процесса?

Я сглатываю. Нахождение в суде означает возможность столкнуться с кем-то из моей прошлой жизни, а этого точно не произойдет.

— Я из отдела информационных технологий, так что мне действительно не стоит быть рядом.

— Пожалуйста. — она сжимает мои руки. — Ты единственное дружелюбное лицо, которое я знаю. Я уже спросила Нокса, и он согласился взять тебя в команду.

— Я сделаю все, что смогу. Даже если не буду присутствовать лично, я позвоню тебе до суда. Ты также можешь звонить мне, когда захочешь.

— Спасибо. — ее глаза блестят от свежих слез. — Мы... наверное, должны вернуться.

Ее улыбка спадает, но она крепче сжимает мою руку, пока мы направляемся обратно в кабинет Нокса.

Мы застаем Лорен, Криса и его в глубоком разговоре о деле. Они перебрасываются юридическими терминами, которые я не знаю, и в таком быстром темпе, что не успеваю за ними.

Когда они наконец замечают нас, то прекращают свой разговор.

Лорен улыбается, Крис испускает длинный вздох, но Нокс не выказывает ни малейшего облегчения. Если уж на то пошло, он выглядит спокойным, слишком спокойным, будто этого эпизода вообще не было.

Его глаза на короткую секунду встречаются с моими. Они острые и темные, словно я смотрю в призрачную душу совершенно другого человека.

Мгновение едва длится, прежде чем он переключает внимание на Сандру.

— Мы продолжим с того места, на котором остановились. Если вы снова сбежите, можете искать другого адвоката.

Я смотрю на него, когда она застывает, но он игнорирует меня все время, пока продолжает готовить Сандру. Его вопросы по-прежнему резки, но он делает паузу, когда видит, что ей тяжело.

Не думаю, что кто-то замечает, но это похоже на то, что он тоже берет перерыв. Сначала мне кажется, что я все выдумываю и он делает это только ради Сандры, но потом я сосредотачиваюсь на нем — действительно сосредотачиваюсь.

Он листает какой-то документ, и хотя его движения спокойны и размеренны, они длиннее, чем обычно — будто он что-то переживает.

Словно он находится в разгаре кризиса, и ему нужно сохранять спокойствие для этого.

Его плечи напряжены, а глаза все еще темные, менее золотые, менее яркие. Как будто из них высосали весь цвет.

Есть и кое-что еще. Его дыхание, оно короткое и прерывистое, и его грудь поднимается и опускается в слегка неправильном ритме. Но когда он продолжает говорить, его голос все еще находится в том же спокойном диапазоне, словно он отключен от всего остального.

К тому времени, когда он объявляет, что мы закончили на сегодня, все выглядят опустошенными.

Но только не он.

Он выглядит разъяренным. Как будто внутри него скопилась потусторонняя энергия, и он не может от нее избавиться.

Или не хочет.

Я хочу остаться и... что именно сделать? Не похоже, что я могу спросить его, что не так, и получить ответ.

Но я могу попытаться... верно?

По какой-то причине мне кажется, что он не должен оставаться один сейчас; если он будет один, то произойдет какая-то катастрофа.

Возможно, я слишком много об этом думаю. В каком мире Нокс не в порядке? Он всегда выглядит собранным и таким идеальным, что я даже завидую.

И ладно, быть может, я часто задавалась вопросом, что бы я увидела, если бы заглянула в его доспехи.

Может, он не так идеален внутри, может, есть какая-то призрачная, тревожная часть, которую я могла бы увидеть сама.

— Джейн?

Голос Сандры отвлекает меня от моей гиперфокусировки на нем.

— Да?

— Ты можешь проводить меня?

— Конечно.

Я бросаю последний взгляд на Нокса, но он сосредоточен на каких-то бумагах, поэтому я ухожу, даже не взглянув на его золотой взгляд.

Разве не странно, что у меня нездоровая фобия зрительного контакта, но я жажду этого с ним?

Это должно быть странно.

Ненормально.

И все же, это все, о чем я думаю до конца дня.

О его глазах, о его взволнованном состоянии.

О нем.

Я думаю о том, чтобы написать ему сообщение, и набираю текст.

Я: Ты в порядке ?

Затем удаляю сообщение, прежде чем отправить его. Мы не в лучших отношениях, особенно после вчерашнего публичного инцидента с незащищенным сексом.

Но даже после того, как я возвращаюсь домой, я не предвкушаю свою одинокую ночь, когда поедаю объедки и провожу остаток вечера в поисках информации о том, чем занимаются мужчины из моей прежней жизни. Я сосредоточена на каждой детали и становлюсь параноиком.

Я сижу в своей тускло освещенной однокомнатной квартире. Она обшарпанная и старая, но находится не в плохом районе, так что не нужно беспокоиться о нежелательном внимании.

Мой набор текста замедляется, и я тупо смотрю на сотни страниц, открытых на ноутбуке.

Вот так я буду жить до конца своих дней? В бегах, одержимой и всегда напуганной?

Мысль о том, что Бабушка может пострадать, заставляет мои руки продолжать шпионскую миссию. Если кто-нибудь из них узнает, чем я занимаюсь...

Я качаю головой, отказываясь думать о последствиях. Я не то чтобы делаю что-то плохое, просто пытаюсь защитить себя и свою бабушку.

Раздается звонок в дверь, и я замираю, а затем сразу же закрываю ноутбук.

Вот дерьмо.

Они нашли меня.

— Дыши глубже, — шепчу я себе дрожащим тоном. — Они не могут меня найти. Я использовала брандмауэр, заблокировала свой IP-адрес. Ни за что на свете они не смогут меня найти.

Разве что Кирилл и Александр что-то заподозрили и проследили за мной?

Нет, нет. Они явились бы вчера, если бы это было так. Черт, они бы схватили меня за волосы в ресторане и потащили обратно, вместо того чтобы отпустить.

Но что, если Кирилл рассказал Адриану?

Дерьмо. Он мастер по взлому. Он мог прорваться через мой брандмауэр, перехватить мой IP и найти меня. Он сейчас здесь и будет...

— Анастасия, открой, я знаю, что ты там.

Мой пробой останавливается на этом голосе. Красиво акцентированном голосе, который я узнаю не только за закрытой дверью, но даже если бы он звучал из-под воды.

Тяжесть медленно поднимается с моей груди и исчезает в воздухе, когда я направляюсь к двери.

Я смотрю в глазок, убеждаясь, что это он.

Конечно, Нокс стоит напротив, нетерпеливо ожидая, пока я открою дверь, судя по его тяжелому взгляду.

И тут меня осеняет.

Нокс здесь. Перед моей обшарпанной квартирой, и он хочет, чтобы я впустила его.

Мне нужно взять паузу, чтобы отдышаться.

Чтобы не позволить всем мрачным чувствам проявиться в его присутствии.

Когда мне становится немного легче, я открываю дверь.

Никакое количество моментов или глубоких вдохов не могло подготовить меня к тому, как греховно привлекательно он выглядит.

К тому, как уложены его волосы и как безупречно сидит его одежда, даже после целого рабочего дня.

Это несправедливо.

Так несправедливо, что он физическое совершенство, с которым никто другой не может сравниться.

Также несправедливо, что он был моим первым, и теперь я не могу видеть другого мужчину, кроме него. Планка слишком высока, чтобы кто-то еще мог ее достичь, не то, чтобы я позволила.

Он разрушил меня.

Испортил меня.

И я продолжаю желать большего.

— Как ты узнал, где я живу? — шепчу я.

— По твоему резюме.

— Почему ты здесь...

Мои слова заканчиваются стоном, потому что он хватает меня за горло и прижимается своими губами к моим.

Глава 18

Нокс

Бывают моменты, когда я могу управлять тенями, и моменты, когда они управляют мной.

Это второй случай.

Я не могу избавиться от них с самого утра. Они надвигаются и надвигаются на меня, пока их серые облака — единственное, чем я дышу, что вижу или к чему прикасаюсь.

Так я оказался в квартире Анастасии.

Я сопротивлялся тому, чтобы не видеть ее, особенно когда я в таком состоянии. Я никому не позволяю видеть меня с моими тенями, даже моей сестре — Тил.

Но я отчаянно нуждался в отвлечении. Мне нужно было почувствовать жар ее тела и услышать ее вздохи, когда я застаю ее врасплох.

Как сейчас.

Она издает тоненькие звуки у меня во рту, а ее пальцы впиваются в мой бок. Я пинком закрываю дверь в ее квартиру и поддерживаю ее, прижимаясь к шее. Ее пульс пульсирует под моими пальцами, будто она охвачена той же волной адреналина, которая держит меня в заложниках, и я крепче сжимаю ее горло, пока не становлюсь ее единственным якорем.

А она моим.

Потому что даже сейчас меня все еще окружают эти тени, они злобны и суровы, они нуждаются в фунтах плоти.

Ее.

Она заставляет их ощущать себя голыми, а им это не нравится. Им не нравится, когда их обнажают, ослабляют или даже видят.

И она увидела их. Сегодня. Еще в кабинете. Когда никто даже не задумался о моем состоянии, она весело смотрела на меня, будто могла установить с ними зрительный контакт.

Почувствовать их.

Вытащить их к чертям.

Значит, это месть. Это их способ запятнать ее, испачкать, испортить ее так сильно, что она больше не осмелится посмотреть им в глаза.

Что она побежит в другую сторону, когда заметит их.

Мой язык устремляется к ее губам, и я целую ее с дикостью, от которой твердеет мой член и скручивается мой чертов позвоночник.

Но я не останавливаюсь.

Не тогда, когда она задыхается.

Не тогда, когда она дрожит.

И уж точно не тогда, когда ее ноги не выдерживают моих неустанных движений.

Я держу ее вертикально за горло, сжимаю, пока она не открывает рот шире, вероятно, чтобы вздохнуть. Но я требую эти губы, сосу ее язык, а затем впиваюсь в него с такой силой, что удивляюсь, как не чувствую вкус крови.

Ее стоны и хныканье музыка для моих ушей, афродизиак для моих поганых теней.

И они хотят большего.

Большего, черт возьми, большего.

Когда она вновь теряет опору, я позволяю ей упасть на деревянный пол, но крепче держу ее, смягчая удар.

Ее глаза расширяются, когда она прижимается спиной к полу, и я отпускаю ее губы, в последний раз кусая их.

Как бы мне ни хотелось продолжать пировать на ней, ей нужен воздух. Но даже позволяя ей это, я не отпускаю ее горло. Она моя единственная броня против теней, и я ни за что на свете не отпущу ее.

Да, это эгоистично. Да, возможно, им следует найти для меня более глубокую яму в аду, чем та, что ранее была предназначена для меня, но это все на ее совести.

Она не должна была останавливаться и пялиться сегодня утром, не должна была совать свой нос куда не следует.

Не должна была увидеть ту сторону меня, которую я скрываю.

Но она увидела, и теперь ей придется за это заплатить.

Анастасия сглатывает и высовывает язык, облизывая губы, которые припухли и покраснели от моей атаки.

— Что... что ты делаешь?

— Я собираюсь трахнуть тебя так, будто это твой первый и последний раз, моя маленькая обманщица. — все еще крепко держа ее за горло, я встаю на колени между ее ног и расстегиваю брюки. — Ты примешь это, не так ли?

Секунду она просто смотрит на меня с открытым ртом. Ее ноги все еще расставлены под неудобным углом после падения. Ее объёмная толстовка задралась до бледных бедер, обнажая белые кружевные трусики.

Белые и кружевные.

Трахните меня. То, как она одета под балахоном, совсем не похоже на ее новый образ. Она похожа на ту ледяную, голубоглазую незнакомку из бара. Ту самую незнакомку, которая должна была стать сексом на одну ночь, но превратилась в нечто большее.

Но она не такая. На ней очки, и она все еще в контактных линзах, скрывающие от меня ее настоящий цвет глаз.

Я с неохотой отпускаю ее горло и стягиваю толстовку через голову. Ее грудь мягко подпрыгивает, розовеющие пики дразнят меня, поэтому я хватаю их и тяну ее за них.

Она задыхается, затем стонет, когда мои губы вновь находят ее губы, а я продолжаю щипать ее соски, выкручивая их так же сильно, как сосу ее язык.

Она дрожит, я понимаю, от предвкушения или чего-то еще, не могу сказать, и в данный момент я не нахожусь в том душевном состоянии, чтобы сосредоточиться на этом.

Все, что меня волнует, это то, как она дрожит в моих руках, ее язык неуверенно облизывает мой, даже когда она не может выдержать мой темп и ее хныканье становится все громче.

— Ах. — она пытается отстраниться, ее очки запотевают. — Нокс... сделай что-нибудь.

— Что-нибудь?

— Что угодно...

Ее голос с придыханием, низкий и такой возбужденный, что я чувствую его по ее груди, где я сжимаю ее напряженные, пульсирующие соски.

— Это не будет, что угодно, это будет грязно и мокро. Я завладею тобой и твоей киской на полу, и буду трахать так грубо, трахать как следует, пока все, что ты сможешь это только кричать.

— Х-хорошо...

Ее голос едва шепчет, а может, хнычет, но это единственное подтверждение, в котором я нуждаюсь.

Отпустив один из ее сосков, я срываю очки и отбрасываю их в сторону. Ее глаза, ее фальшивые карие глаза опущены и едва открыты. Но она смотрит на меня. Как и тогда в кабинете, она смотрит только на меня. Словно я единственный, кто существует в мире.

Словно я единственный, на кого она может смотреть.

Часть меня хочет протянуть руку и вытащить линзы и увидеть настоящие глаза, настоящие, которые я запомнил глубоко в своей душе. Но побеждает самая логичная часть, та, которой должно быть все равно, какие глаза настоящие. Они мне не нравятся в первую очередь.

Глаза.

Это та часть лица, вызывающая наибольшее презрение. Это то, от чего мы с Ти пытались убежать, но так и не смогли, даже после того, как освободились.

Поэтому я хватаю Анастасию за бедро и переворачиваю на живот. Она задыхается, звук эхом отдается в маленькой квартирке, ее голова поднимается, вероятно, чтобы посмотреть на меня, но я хватаю ее за волосы и прижимаю к полу.

— Оставайся в таком положении.

Слышно ее тяжелое дыхание, и я чувствую, как она напрягается подо мной, но вскоре расслабляется, упираясь щекой в пол.

Будто мое бессердечное, жестокое обращение — это нормально, и она принимает его.

Будто... она мне доверяет.

Черт возьми.

Какого хрена она мне доверяет, когда я обещал причинить ей боль? Я ощутил, что она была мазохисткой в ту первую ночь, но разве это все еще относится к этой категории?

Но, несмотря на себя, какой-то уголок внутри радуется этому факту, тому, что она доверяет мне настолько, чтобы отпустить, хотя она не из таких.

Когда она явно скрывает так много дерьма и является маленькой обманщицей.

Мои пальцы цепляются за ее трусики, стягивают их, и она раздвигает ноги, позволяя мне устроиться между ними, будто я всегда был здесь. Между ее гребаных ног.

Отбрасывая трусики, моя рука находит ее мокрые складочки.

— Хм. Такая ахуенно мокрая. Обещание грубого секса возбудило тебя, красавица?

Она ничего не говорит, но я получаю ответ, когда ее соки покрывают мои пальцы и стекают между ее бедер.

— Скажи мне, что ты сегодня принимала противозачаточные.

— Я на уколах.

— Спасибо, блядь.

— Ты не собираешься... использовать презерватив?

Она пытается повернуть голову, но я держу ее.

— Теперь, когда я попробовал твою киску без защиты, я не собираюсь возвращаться к использованию барьера.

Я хватаю ее запястья и фиксирую их у нее на пояснице, затем использую их и свою хватку на ее затылке как рычаг, входя в ее узкое тепло одним безжалостным движением.

Блядь.

Я пришел сюда с обещанием насилия, даже мести, но в тот момент, когда ее стенки сжимаются вокруг меня, я словно выхожу на другой уровень существования.

На тот, где существуем только мы двое.

Она стонет, и звук обрывается, когда я выхожу до упора, а затем вхожу сильнее, на этот раз так же яростно, как мои тени.

Мои пальцы сжимаются на ее шее, и я вхожу и выхожу из ее киски со скоростью, на которую даже не знал, что способен. Небрежные звуки ее возбуждения заставляют меня продолжать и продолжать, а шлепки плоти о плоть раздаются по квартире.

Я трахаю ее как безумец, от которого нет лекарства, будто это последний секс в моей жизни, будто она мой приз, и я должен получить ее в последний раз.

Секс никогда не казался мне таким грубым, мокрым... чертовски первобытным. Да, я всегда любил грубость, но никогда до такой степени, чтобы не хотелось останавливаться.

Я хотел находиться внутри девушки вечно.

Эта мысль дает мне паузу, но только на секунду, прежде чем я снова начинаю погружаться в нее.

Быстрее, дико, пока она не сползает на пол, а моя хватка единственное, что удерживает ее на месте.

— Ты такая чертовски узкая, моя маленькая обманщица. Эта киска создана для меня, не так ли?

Она издает нечленораздельный звук, и я повторяю:

— Эта киска моя, не так ли?

— Н-нет...

Подушечки пальцев впиваются в ее затылок.

— Ты только что сказала «нет»?

— Ты... не... владеешь мной...

— Это, блядь, так?

Я ускоряю темп, проникая в нее так быстро, как никогда раньше, пока ее хныканье и стоны не обрываются. Пока ее маленькое тело не окажется полностью в моей власти — или в отсутствии таковой.

— Вот в чем дело, моя маленькая обманщица. Ты действительно принадлежишь мне, мне принадлежит эта киска и все остальные твои входы. Чем дольше ты будешь отрицать это, тем сильнее я буду трахать тебя.

— О, черт..., — ругается она, ее стенки сжимаются вокруг меня. — Нокс... Нокс... о, черт... я... не могу этого вынести...

— Тогда признай это. Признай, что твоя киска принадлежит мне и трахается со мной.

— Оооо...

— Это не то слово.

— Просто... просто позволь мне кончить...

— Нет, пока ты не скажешь, что твоя киска принадлежит мне.

— Она... она твоя...

Ее голос едва превышает бормотание, но я слышу его.

Я слышу это так громко и ясно, что необъяснимое собственничество, граничащее с безумием, овладевает мной.

— Хорошая девочка. — я вращаю бедрами, пока не проникаю глубже, и это заставляет ее стонать громче и резче. — Тебе это нравится?

— Да... да... там... пожалуйста...

Я снова вращаю бедрами, проникая глубже, а не сильнее, затем повторяю это еще несколько раз, пока не ощущаю, как она рассыпается вокруг меня.

— Здесь?

— Да!!! — кричит она, изливаясь и бормоча мое имя, как напев, освобождаясь.

Я чувствую, как она сжимается вокруг меня, заглатывая меня внутрь и обсасывая мой член, будто она не может кончить сама и приглашает меня с собой.

Мой темп становится бешеным, подстегиваемый ее удовольствием. Это то, на что способна только она, делая меня настолько настроенным на ее оргазмы и дрожь в ее теле, что я не могу побороть желание следовать за ней.

Быть с ней.

Владеть ею, блядь.

При этой мысли, мысли о том, чтобы владеть ею, моя сперма выплескивается внутрь нее с такой разрушительной силой, какую я никогда раньше не ощущал.

Как будто я мщу.

Как будто я хочу, чтобы каждая ее пора была заполнена моим семенем.

Медленно выходя из нее, мой взгляд следит за струйками спермы, вытекающей из ее киски, размазывающейся по ее бедрам и скапливающейся на полу.

Тени медленно уходят на задний план, когда бушующее чувство собственничества бульдозером выходит на передний, разрывая мою плоть и врезаясь прямо в кости.

Я всегда скрывал свою склонность к одержимости — потребность быть номером один, быть любимцем отца и даже быть единственной опорой для Ти. И я пытался избавиться от этих дурных привычек с тех пор, как закончил среднюю школу.

Я впервые почувствовал ослепляющее чувство собственничества к тому, с кем спал. Это близко к темной одержимости.

Опасной, когда мои тени выходят наружу и начинают играть.

И все же, я не могу перестать смотреть на свидетельства моей собственности, капающей из нее.

Я не могу отпустить ее, хотя мы оба задыхаемся и пот покрывает нашу кожу.

Это первобытная вещь, которую я не могу контролировать. Сырое чувство, которое держит меня в заложниках и отказывается отпускать.

Из нее вырывается тихое хныканье, и этот звук выводит меня из транса. Я медленно отпускаю ее, затем, пошатываясь, встаю на ноги, укладывая свой полутвердый член.

Да, я только что кончил в нее, но вид моей спермы, вытекающей из ее киски, дразнит мой член для еще одного раунда.

Но дело не в этом.

Я пришел сюда не для того, чтобы трахаться несколько раз и даже не для того, чтобы потрахаться вообще. Я здесь для того, чтобы Анастасия перестала смотреть на меня, чтобы она перестала быть настроенной на меня, когда у нее нет никаких дел.

Она поворачивается и медленно встает на колени, затем смотрит на меня сверху. Мой член дергается при виде ее обнаженности. На ее бледной коже виднеется несколько красных следов от того, как я держал ее — вокруг шеи, на запястьях и на кремовой плоти ее грудей. Ее соски покраснели и набухли от моей атаки. Ее губы тоже. Они припухли и так и манят меня погрузить свой член между ними.

Но что меня действительно заводит, так это выражение ее глаз, удовлетворение в них, чертово удовольствие, которое она не стесняется показывать.

Потому что мы совместимы, она и я. Другие девушки не оценили бы грубость и грязный секс, но моя Анастасия получает от этого удовольствие.

Подождите. Моя?

С каких, блядь, пор я начал думать о ней в таком ключе?

Мне нужно уехать домой и вычеркнуть эти раковые мысли из головы.

Это секс.

Только секс.

Я не успел сделать и шага, как она спрашивает:

— Не хочешь перекусить?

Я должен повернуться и уйти. Должен проигнорировать этот взгляд «возьми меня» в ее глазах или надежду в них. Если бы это была любая другая ситуация, я бы лично подавил эту надежду.

Но я этого не делаю.

Я иду против своих принципов еще раз и остаюсь.

И на этот раз тени не имеют права голоса.

Глава 19

Анастасия

Кажется, я сделала что-то не так.

Потому что напряжение, витавшее в воздухе последние полчаса, просто душит.

Даже больше, чем когда он трахал меня на полу, лицом вниз, и заставил кончить сильнее, чем когда-либо.

Без презерватива.

Снова.

Но почему-то это меня не злит. В глубине души мне нравилось ощущение его горячей спермы внутри меня и трение его кожи о мою.

На самом деле, мне это так нравилось, что я, возможно, была немного одержима этим. И его грубым доминированием.

И коварным животным сексом.

И вообще всем, что с ним связано.

Но это неправильно. Я не должна быть настолько одержима им, что не могу выбраться из его ловушки.

Даже сейчас я не могу перестать смотреть на него, на его широкие плечи, обтягивающие рубашку. Но это не единственное, что обтягивает рубашку; еще его выпуклые бицепсы, грудные мышцы и даже живот.

Волна жара убивает фей в моем животе, и я сжимаю бедра, задерживая все ощущения, которые пытаются вырваться наружу.

Я натянула толстовку ранее, но не смогла найти трусики, поэтому я голая, и это кажется таким откровенным. Уязвимым, даже.

Мое дыхание затруднено, и я рада, что включила свой плейлист, когда мы сели, чтобы он не слышал громких вдохов и выдохов или того, как сильно я скрещиваю и разкрещиваю ноги.

Кроме того, даже на небольшой громкости мой плейлист дает мне покой и чувство мужества. В этом плане он даже сильнее спиртного.

Мы сидим друг напротив друга за журнальным столиком и едим заказанную мной пиццу. Вернее, я ем, а он критически изучает мое маленькое местечко. С его точки обзора, все должно выглядеть так убого. На потрескавшемся потолке, который украшают рисунки звезд, оставленные предыдущим жильцом, видны линии дыма.

Моя мебель скудная и никакая. Поскольку это однокомнатная квартира, у меня только диван, который можно превратить в кровать, и стол — тот самый, вокруг которого мы сидим. На полу.

Но он не смотрит на них, его внимание приковано к разбросанной повсюду одежде и посуде, скопившейся в раковине.

— Я собиралась убраться, — бурчу я.

Он снова смотрит на меня с небольшой ухмылкой.

— Я что-то сказал?

— Могу сказать, что собирался.

— Как ты можешь сказать?

— Ну, такие люди, как ты, не ценят хаос.

— Такие, как я?

— Чопорные и правильные.

— Любовь к организованности не имеет ничего общего с чопорностью и правильностью.

— Да, имеет.

— Нет. Ты живое доказательство этого.

— Как это?

— Ты сама чопорная и правильная, но не организованная.

— Я... не чопорная и не организованная.

— Ношение кружевных трусиков, питье воды из соломинки и всегда чистые и подстриженные ногти говорят об обратном. Кроме того, твоя манера речи спокойная и размеренная, будто тебя учили частные репетиторы говорить определенным образом.

Мой рот открывается, а кусок пиццы остается висеть в воздухе. Как и когда, черт возьми, он вообще обратил внимание на эти вещи?

Блин, даже я не обращаю внимания на половину из них.

Я должна была знать, что он будет представлять для меня опасность. Я должна была оттолкнуть его сильнее, когда могла.

Но сейчас это невозможно, не так ли?

Не тогда, когда я стала необъяснимо зависима от него, от его неземного лица и восхитительного акцента в глубоком голосе.

Не сейчас, когда встреча с ним приносит чувство покоя, которого я никогда раньше не испытывала.

Он опирается на руку, блеск в его глазах так похож на хищника, которому нравится забавляться со своей добычей.

— Скажи мне, что сделало тебя чопорной и правильной, Анастасия?

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Я откусываю кусочек своей пиццы.

— Дай угадаю. Это как-то связано с твоей настоящей личностью, поэтому ты ее и сменила. Тебе было душно там, откуда ты родом? Поэтому ты уехала?

Мои уши нагреваются, но вместо того, чтобы сыграть ему на руку, я наношу ответный удар.

— А что насчет тебя?

— Что насчет меня?

— Как ты стал чопорным и правильным?

— Повторюсь, я не чопорный, но у меня классный приемный отец, спасший меня и мою сестру-близнеца из трущоб. Благодаря ему я превратился из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

Он подмигивает, но за этим нет никакой игривости. Это похоже на маскировку чего-то темного и зловещего, пытающегося пробиться наружу.

— Что насчет твоих родителей?

Обычно я не спрашиваю. Я не интересуюсь людьми вообще, потому что предпочитаю не вмешиваться, но он мне интересен.

О причине потемнения в его золотых глазах.

Он откусывает пиццу, медленно жует, будто у него есть все время в мире.

— Я никогда не знал своего отца, а мать была шлюхой, которая так же, как и мы, не знала о личности мужчины, который оплодотворил ее. Когда она разозлилась на нас, когда нам было шесть лет, то сказала, что мы были продуктом группового секса, от которого она получила свою заначку наркотиков на месяц, и единственная причина, по которой она оставила нас, состояла в том, что у многих ее клиентов были перегибы с беременностью и лактацией.

Я заглатываю полный рот еды, но это связано не столько с информацией, сколько с его тоном, когда он говорил о своей матери.

За всю свою жизнь среди монстров я никогда не слышала, чтобы кто-то говорил о своей матери с таким ядом и чистой ненавистью. Словно он хотел бы, чтобы она стояла на краю обрыва, чтобы он мог столкнуть ее и смотреть, как она погибнет.

Нокс снова опирается на ладонь и наклоняет голову в сторону.

— Теперь, когда скучная информация убрана с пути, почему бы тебе не рассказать мне о своих родителях?

— Что о них?

— Ты упомянула, что твоя мать подвергалась насилию, и поскольку ты говорила о ней в прошедшем времени, полагаю, ее уже нет в живых?

Еда застревает у меня в горле, и требуется несколько глотков, прежде чем я могу протолкнуть образовавшийся там засор.

— Нет.

— Твой отец?

— Он жив...

— И?

— Что?

— Вы близки?

— Возможно. Возможно, нет.

— Ты не хочешь находиться рядом с ним?

— Нет.

— И почему же?

Я крепче сжимаю кусок пиццы, пока почти не раздавливаю.

— Потому что.

— Ясно. Он причина смены личности?

Моя голова дергается, и я понимаю свою ошибку, когда он хищно улыбается.

— Значит, он.

— Я не хочу говорить о нем.

— Тогда, о чем ты хочешь поговорить? О том, какая ты подозрительная или..., — он прерывается, когда из моего телефона раздается эхо песни «Nothing Else Matters» группы Metallica. — Ты получаешь небольшой пропуск за хороший музыкальный вкус.

Мои глаза выпучиваются.

— Тебе тоже нравится Metallica?

— Нравится? Их музыка течет в моих жилах с тех пор, как я узнал, что такое музыка. Посещение их концертов всегда является главным событием моего года.

— А у тебя случайно нет коллекции их продукции?

Я всегда мечтала иметь музыкальную атрибутику, но в моем доме это было запрещено.

— В подростковом возрасте я собрал много футболок, курток, толстовок и других товаров на тему группы. У меня даже есть пара наушников с выгравированным на них названием. Я бесконечно намекал, что хочу их, чтобы отец подарил их мне на день рождения. Они вернулись в Англию, и моя сестра вечно грозится уничтожить их, когда я не делаю так, как она хочет.

Я не могу сдержать улыбку, которая кривит мои губы от того, как беззаботно он говорит о Metallica и своей сестре. Это первый раз, когда я наблюдаю за этой легкомысленной частью его личности.

Он всегда напряжен в той или иной степени, но сейчас это притупилось.

— Твоя сестра кажется веселой.

— Нет, обычно она заноза в заднице. Упрямая, с характером, не терпящая возражений.

— Я нахожу язык с таким типом людей. Моя кузина такая же, и мы близки.. — я запинаюсь, когда во мне шевелятся нити грусти. — Были близки.

— Полагаю, ты также оставила ее позади?

— Я не оставила ее. Мы просто... по разные стороны битвы.

— Битва. Интересная терминология.

Я прочищаю горло, желая отвлечь его внимание. Он как кошка с мышкой, как только он увидит шанс нанести удар, он без колебаний им воспользуется.

— Ты слушаешь что-нибудь кроме Metallica?

— Я слушал Slipknot, Megadeth и Iron Maiden, когда был подростком. Отец часто раздражался, потому что я ложился спать и просыпался с громкой металлической музыкой в ушах.

— Ты больше так не делаешь?

— Не совсем.

— Почему?

— В юридической школе я не слушал много музыки, и это просто распространилось на то время, когда я сдал экзамен на адвоката и начал работать.

— Не понимаю, как кто-то может отказаться от музыки. Это помогает мне лучше сконцентрироваться.

— Я знаю это.

— Правда?

— Ты обычно в наушниках, когда работаешь. Я также знаю, что ты слушаешь старинную музыку.

— Ты сталкер?

— Я предпочитаю: профессиональный наблюдатель, как и ты.

— Я-я?

— Да, красавица. Я знаю, что ты иногда приходишь понаблюдать за мной.

Мои щеки пылают жаром.

— Нет.

— У нас стеклянные стены, если ты не заметила, и это значит, что я могу видеть тебя через них.

Я уставилась вниз на свои колени.

— Меня... не было рядом с тобой.

— Да. Твой отказ просто очарователен.

Я смотрю на него.

— Не называй меня очаровательной.

— Ну, ты очаровательна. Смирись с этим. — он показывает на мой телефон. — Почему тебе нравится старинная музыка?

— Я старая душа. Мне нравятся исторические романы, музыка десятилетней давности и все винтажное.

— Но ты занимаешься информационными технологиями.

— Старая душа с футуристическим мышлением.

Уголки его губ изгибаются в улыбке, прежде чем она распространяется по всему его лицу.

— Мне это нравится.

У меня перехватывает дыхание, и требуется несколько попыток, чтобы проглотить. Услышав, как он говорит, что ему это нравится, и при этом улыбается, я думаю, что, возможно, я ему нравлюсь.

А это просто глупо.

Если Нокс что-то и доказал до сих пор, так это то, что все, что, между нами, носит исключительно сексуальный характер, так что мне лучше убить этот маленький голосок, шепчущий внутри.

— Какая твоя любимая группа? — спрашивает он.

— У меня ее нет.

— Да ладно, у всех есть.

— Guns N' Roses, наверное. Они заставляют меня чувствовать себя сильной.

— Ты имеешь в виду их музыку.

— В чем разница?

Он с бесстрастным лицом говорит:

— Есть одна. Это их музыка, а не мужчины в группе.

— Логики в этом нет, но все равно.

Мы продолжаем есть в тишине, слушая музыку и украдкой поглядывая друг на друга. Или я, во всяком случае. Нокс открыто наблюдает за мной, периодически сужая глаза и поджав губы, будто он чего-то не одобряет.

— Что? — спрашиваю я, когда он продолжает это делать.

— Я хочу увидеть твои настоящие глаза.

— Ч-что?

— Голубые. И даже не смей говорить, что они настоящие. Без очков они выглядят как подделка.

— Я... не могу.

— Почему? Я уже знаю твое настоящее имя и как ты выглядишь.

— Просто... нет.

— Почему?

— Потому что... мне это не нравится. Так же, как тебе не нравится смотреть мне в глаза во время секса. Ты видишь, что я спрашиваю об этом?

— Кто тебе сказал, что мне не нравится смотреть тебе в глаза?

— Ну, ты всегда трахал меня или касался сзади. Разве этого недостаточно?

— Я предпочитаю эту позу.

— А я предпочитаю иметь такой цвет глаз.

Мышцы на его челюсти напрягаются, и я ожидаю, что он станет настаивать, но он делает нечто совершенно иное.

Его голос понижается, когда он говорит.

— Мне не нравится трахаться спереди. Это заставляет меня чувствовать себя менее контролируемым и возвращает темные тени из прошлого, которое я предпочитаю держать похороненными.

Я внезапно осознаю напряжение, плавающее, между нами, словно он вызвал его, и его единственная цель задушить нас обоих.

— Какое прошлое? — спрашиваю я невнятно.

Он медленно качает головой.

— Ты не можешь спрашивать об этом, когда скрываешь свое.

— Я рассказала тебе о своей маме.

— Она не та, от кого ты прячешься, так что это не считается.

Я поджимаю губы и набрасываюсь на еще один кусок пиццы.

Он просто опирается на свои ладони, наблюдая за мной с ухмылкой. Вот мудак.

— Так я и думал.

— Я хочу вернуть свою подвеску с бабочкой, — бурчу я ни с того ни с сего.

Он все еще ухмыляется, и я обдумываю лучший способ стереть ее с его лица, кроме очевидного варианта — убийства.

— Почему ты думаешь, что она у меня?

— Ты упомянул о ней на днях, значит, она у тебя.

— Возможно, если ты покажешь мне свои настоящие глаза.

— Не покажу.

— Тогда у меня ее нет.

— Нокс! Эта бабочка важна для меня.

— Видимо, недостаточно, потому что ты отказываешься идти на компромисс.

Но это не компромисс. Он требует увидеть часть меня, которая сделает меня уязвимой, и я отказываюсь играть в эту игру.

— Ты всегда такой кретин или только со мной?

— Понемногу и то, и другое.

Его ухмылка расширяется.

— Я ненавижу тебя сейчас.

— У нас есть все время в мире, так что я докажу тебе обратное.

— Нет, у нас нет времени.

— Конечно, есть. — его голос падает, когда он произносит слова, от которых я дрожу: — Я даже близко не закончил с тобой, красавица.

Глава 20

Нокс

— Ты уверена, что только нарезаешь картофель, а не убиваешь его?

Анастасия смотрит на меня из-за кухонной стойки, между ее бровями образовалась тонкая хмурая складка.

Она одета в толстовку, которая едва доходит до середины бедра, и постоянно показывает мне свои кружевные трусики каждый раз, когда наклоняется или тянется вверх.

Нет нужды говорить, что мой член вечно дергается от этого вида. Это одна из причин, по которой я согласился позволить ей помочь мне приготовить ужин несмотря на то, что она абсолютно беспомощна, когда дело доходит до готовки.

Однако она относится к этому серьезно. Слишком серьезно, учитывая сосредоточенность, написанную на ее нежном лице, подчеркнутую светом с потолка.

— Я режу, — говорит она совершенно серьезно, указывая ножом на картофель.

— По-моему, они выглядят убитыми.

— Но я делала это медленно, как ты мне говорил.

— Это все равно неправильно.

Ее плечи ссутулились, будто она провалила что-то грандиозное.

— Неважно. Ты сделаешь это.

— Давай сделаем это вместе.

— Как...

Я обхватываю ее сзади, и она замирает, а слово, которое она собиралась сказать, так и остаётся висеть в воздухе, между нами.

Она вздрагивает всем телом, и я не могу не вдохнуть глубоко ее аромат цветов апельсина, смешанный с ее тонким природным запахом.

Все в ней нежное. Будь то ее миниатюрные черты лица, маленькая фигура или ее бледная кожа, на которой могут появиться синяки от одного прикосновения большого пальца.

По какой-то причине ее мягкость всегда притягивает первобытную часть меня, ту часть, которой нужно требовать ее каждую секунду дня, а затем повторять это снова и снова.

Часть, которая не может насытиться, независимо от того, сколько раз я трахал ее, прикасался к ней и заставлял ее выкрикивать мое имя.

Несмотря на то, что мне нравится ощущать ее извивающееся тело подо мной и то, как она требует от меня грубости, я начинаю думать, что это связано не только с потребностью трахать ее. Иначе я бы не появлялся здесь каждый день на протяжении последней недели.

Я знал, что не должен был оставаться, когда она просила меня об этом. Я не должен был поддаваться искушению ее нежного голоска и манящего тепла, но я поддался.

И теперь я не могу заставить себя уйти.

Не могу заставить себя провести ни одной ночи без нее, обхватившей меня, словно спасательный круг. В каком-то смысле я благодарен ей за ее маленький диван, который позволяет нам спать только тогда, когда мы прижаты друг к другу или она частично лежит на мне.

Теперь я снова чувствую это. То, как она расслабляется на мне, словно ее маленькое тело принадлежит мне. Моя челюсть сжимается, когда мой член начинает упираться в штаны, но я отказываюсь позволить ему взять верх на этот раз. Я отказываюсь перегнуть ее через кухонную стойку и завладеть ею грубо и жестко.

По крайней мере, не в этот момент.

По какой-то причине я хочу продолжать чувствовать ее вот так, в тишине, с ее телом, так настроенным на мое, что мы синхронно дышим.

— Разве ты не должен помогать мне резать картошку? — шепчет она, когда я беру каждую из ее рук в свои, но ничего не делаю.

— Одну минуту, — бормочу я ей в волосы, утыкаясь в них носом. — Я еще не насытился твоим запахом.

Она вздрагивает, дрожь проходит по ее руке.

— Я чувствую его, знаешь ли.

— Чувствуешь? — спрашиваю я с ноткой веселья.

— Твою... штуку.

— Это называется член, а не штука, Анастасия.

— Да, но он упирается мне в попу.

— Это потому, что мой член требует доступа.

Ее лицо приобретает глубокий оттенок красного.

— Извращенец.

— Я или мой член?

— И то, и другое!

— Тогда ты застряла с двумя извращенцами, красавица. Разве ты не счастливца?

Она снова покачивается, и это только усугубляет состояние моей неудовлетворенной эрекции.

— Тебе лучше прекратить, если не планируешь стать моим ужином.

Я чувствую, как ее дыхание ударяется о мою грудь, когда она замирает, а затем бормочет:

— А что насчет меня? Я не получу ужин?

— Ты можешь полакомиться моим членом, если хочешь.

— Прекрати. — она смеется, пихая меня локтем. — Я хочу настоящей еды.

Ее удар не сильный, но я пошатнулся назад из-за силы чего-то совершенно другого — ее смеха.

Это такая редкость слышать музыкальный звук ее смеха. Ее глаза слегка закрываются, а голова немного откидывается назад, будто она не может сдержать смех.

Я пойман в эту ловушку, в то, как чертовски беззаботно она выглядит. С тех пор как я впервые встретил ее, она была немного сдержанной, осторожной и всегда считала свои шаги. Но за последнюю неделю она медленно, но верно стала чувствовать себя более комфортно рядом со мной.

Тот факт, что я единственный, кто открывает эту ее сторону, наполняет меня грубым чувством собственничества и глубоким чувством гордости.

Только со мной она смеется.

Только со мной.

— Давай. Нам нужно что-то приготовить до начала фильма.

Она подталкивает меня, когда я застываю, полностью и окончательно сраженный видом, который в прошлом значил для меня дерьмо.

— Ты имеешь в виду, что мне нужно что-то приготовить, поскольку ты в этом безнадежна, — шучу я, пряча свою необъяснимую реакцию на нее. — И я не стану сегодня смотреть еще один фильм о Гарри Поттере.

— Почему? Они веселые!

— Они нереалистичные.

— Это фантазия, в этом весь смысл.

— Все равно не мое.

— Ты странный. — она закатывает глаза. — Дальше ты скажешь, что не читал книги.

— Не читал.

— Боже мой, кто ты и где ты жил?

— В Англии, где происходило действие этих книг, и мне все еще не интересно.

— Что насчет Властелина Колец? Хоббита?

— Нет и нет.

Она неслышно задыхается, ее рот закрывается, затем открывается несколько раз.

— Как это вообще возможно? Подожди. Ты с другой планеты?

— Нет, землянин насквозь.

— Так не пойдет. — она качает головой с жалостью, написанной на ее лице. — Мне придется заполнить пробелы, которые ты пропустил. Мы начнем с книг, а затем с фильмов.

— Почему в таком порядке?

— Книги всегда лучше, да.

Я улыбаюсь тому, как она говорит «да». Это новое для нее слово, которому она, скорее всего, научилась у Гвен.

— А что, если мне не понравится ни одно из этих? — спрашиваю я с непроницаемым лицом, подначивая ее.

Она клюёт на приманку, хмуря брови.

— Тогда мы будем перечитывать их, пока тебе не понравится.

— Мы?

— Да, я прочитаю их для тебя.

— Хм. Зависит от обстоятельств.

— От каких?

— Смогу ли я прикоснуться к тебе во время процесса.

Ее лицо снова краснеет, и это чертовски восхищает.

— Все должно включать прикосновения?

— Если я могу помочь.

— Отлично. Но ты должен сосредоточиться на истории.

— Я хорош в многозадачности. — я хватаю ее за талию и усаживаю на стойку. Она визжит, ее пальцы цепляются за мою серую футболку. — С какой книги мы начнем?

— Какую ты хочешь? — спрашивает она, задыхаясь.

— Какая твоя любимая книга в жанре фэнтези?

— Питер Пэн.

— Почему?

— Потому что в детстве я думала, что я Венди. Она была свободной феей и могла улететь в любой момент, когда захочет.

— Ты этого хочешь?

Ее ресницы трепещут на щеках, когда она произносит:

— Возможно.

— Даже сейчас?

Она поднимает голову, и ее фальшивые глаза встречаются с моими, но эмоции в них гортанные и такие чертовски реальные, что они ранят меня в грудь.

В тот момент, когда она открывает рот, чтобы заговорить, ее телефон вибрирует на стойке рядом с ней, и она вздрагивает. Я уже собираюсь выбросить эту чертову штуку, но в тот момент, когда на экране появляется имя «Сандра», Анастасия хватает телефон и отшатывается от меня. Она спрыгивает со стойки и убегает в гостиную.

— Привет, Сандра. Все в порядке...? Нет, да, то есть, конечно, я могу говорить...

Я наклоняю голову в сторону, наблюдая, как она плюхается на диван, полностью сосредоточившись на словах Сандры.

С тех пор, как это произошло в моем кабинете, они часто разговаривают по телефону, и это положительно сказывается на психическом состоянии Сандры. Я немного раздражен тем, что моя клиентка прерывает меня, но в то же время я восхищаюсь тем, насколько Анастасия бескорыстна, когда дело касается Сандры. Она вышла из дома и ждала на улице во время предварительных слушаний по гражданскому делу несмотря на то, что у нее есть форма социальной тревоги, заставляющая ее нервничать в общественных местах.

Когда я сказал ей, что ей больше не нужно приходить, она решительно покачала головой и сказала:

— То, что я чувствую, ничто по сравнению с тем, что переживает Сандра. Ей нужно, чтобы рядом было как можно больше дружелюбных лиц.

И все же Сандра выбрала самое неудачное время.

Она прервала Анастасию, когда та собиралась сказать что-то грандиозное. Я выдыхаю и иду спасать картошку, которую она приготовила.

Все, о чем я думаю, это почему, черт возьми, я не хочу спросить ее, что бы она ответила.

Какого черта я расстраиваюсь из-за того, что она могла сказать «да»?

Что если бы ей дали шанс, Анастасия снова стала бы своей любимой гребаной Венди и улетела бы из этого мира.

В том числе и от меня.

Глава 21

Анастасия

Шорох пробуждает меня.

На мгновение мне кажется, что я вернулась в свой дом, что произошла чрезвычайная ситуация и всем нужно эвакуироваться.

Но прежде, чем я успеваю вскочить с кровати, передо мной открывается потолок со светящимися в темноте звездами.

У меня вырывается вздох, но он застревает в горле, когда я различаю причину шороха.

Нокс.

Я частично лежу на нем, как мы делали каждую ночь в течение двух недель с тех пор, как он начал жить здесь. Поскольку мой сон обычно крепкий, то просыпаюсь я только тогда, когда срабатывает будильник. Множественное число. Это первый раз, когда меня вытащили из сна посреди ночи; это из-за Red Bull, который я пила вчера днем с Гвен и Крисом. Я сказала им, что кофеин портит мой организм, но они назвали меня странной за то, что я никогда в своей двадцатилетней жизни не пробовала энергетический напиток, и моя гордость была уязвлена, так что я выпила его.

Я рада, что выпила. Иначе я бы не увидела сцену под собой.

Глаза Нокса закрыты, пот покрывает его обнаженную грудь и блестит на фоне татуировок. В темноте самурай выглядит жутко, даже призрачно. Я нажимаю на фонарик своего телефона, заливая комнату мягким белым светом, а затем медленно трясу его за плечо.

Похоже, ему снится кошмар, очень страшный кошмар, судя по тому, как сжаты его губы, и по тому, как его красивое лицо похоже на агонию.

Это больно. Видеть, как он так глубоко мучается, все равно, что быть разрезанным и истекать кровью.

— Нокс... — шепчу я. — Проснись.

Моя свободная рука гладит его щеку, и я пытаюсь разгладить морщины между его бровями, но с каждой секундой они становятся все глубже.

— Нокс... пожалуйста, проснись...

Мои слова превращаются в вопль, когда он хватает меня за плечо и оттаскивает от себя. Мне кажется, что я вот-вот слечу с дивана и упаду на пол головой вперед, но моя спина ударяется о подушку, и надо мной нависает огромное тело.

Нокс.

Он смотрит на меня стеклянным взглядом, ореховый цвет его глаз приглушен, а мышцы плеч и груди напряжены. Одна рука хватает меня за плечо, а другая тянется к горлу. Но он не хватает ее по бокам, где у меня немного кружится голова, но я совершенно не испытываю удовольствия, как он обычно делает.

На этот раз он душит меня.

Как будто его единственная цель — задушить меня до смерти.

Мои легкие горят от недостатка кислорода, и я пытаюсь биться под ним, ногти впиваются в его руку, но это похоже на борьбу муравья с буйволом. Я не могу сдвинуть его ни на сантиметр.

И самое ужасное, что он, кажется, не видит меня.

— Н-нокс... — задыхаюсь я.

Он моргает несколько раз и замирает. Он не отпускает меня, но и не пытается активно задушить до смерти.

Медленно, слишком медленно, золотой блеск просачивается в его глаза, и он отталкивается от меня резким толчком, затем поднимается на ноги и проводит рукой по волосам.

— Блядь!

Я втягиваю носом большое количество воздуха и морщусь от жжения при каждом вдохе и выдохе.

Прежде чем я успеваю сориентироваться, сильные руки хватают меня за плечи и притягивают в сидячее положение. Я смотрю в глаза Нокса, и меня охватывает дикое чувство комфорта.

Мысль о том, что я потеряла его даже на мгновение, наполнила меня проклятым беспокойством.

— Ты в порядке? — он осматривает меня, затем его лицо кривится от боли, когда он сосредотачивается на моей шее. — Черт возьми.

— Я в порядке.

— Красные следы на твоей шее говорят об обратном.

— Пустяки.

— Это не пустяки. Я только что чуть не задушил тебя.

— Но не задушил.

— Какого хрена ты вообще ко мне прикоснулась? Обычно ты отключаешься до утра.

— Подожди... значит ли это, что это происходит часто?

Он молчит, его острая челюсть напряжена, будто он что-то подавляет.

Подойдя ближе, я кладу свои нетвердые пальцы на его щеки, обхватывая их.

— Что мучает тебя настолько, что тебе постоянно снятся кошмары об этом?

— Почему тебя это должно волновать?

В его тоне нет обвинения.

На самом деле, он звучит немного уязвимо, словно хочет, чтобы меня это волновало, но боится, что не будет.

— Почему не должно? Я не хочу, чтобы тебе было больно.

Я провожу пальцами по его щекам, и он прижимается к ним.

В последнее время он часто так делает, когда я прикасаюсь к нему, читаю ли я ему фэнтези, смотрим ли мы фильмы или криминальные сериалы. Согласно его правилам, он всегда прикасается ко мне, пока я не могу сосредоточиться на том, что читаю, но сейчас это кажется более интимным.

Мы вошли в мирный ритм, который иногда пугает меня до смерти. Это кажется слишком реальным и слишком непохожим на то, с чего мы начинали.

Сейчас у нас так много ниточек, что я не могу их сосчитать.

— Я в порядке, — говорит он холодно, кажется, больше контролируя себя.

— Очевидно, что нет. Скажи мне, Нокс. В чем дело?

— Если я скажу, если я обнажусь перед тобой, ты сделаешь то же самое?

Я задыхаюсь, мои пальцы замирают на его лице.

— Я не могу говорить о своем прошлом. Это опасно.

— Возможно, и мое тоже. Так что, думаю, мы оба оставим все как есть.

Он начинает отпускать меня, но я обхватываю его ногами за талию, не давая ему встать.

— Это не имеет значения.

Нокс бросает на меня вопросительный взгляд, но остается на месте.

— Ничего страшного, если наше прошлое останется в прошлом. Мы можем пока сосредоточиться на настоящем.

— Пока?

— Моя мама однажды сказала мне, что мы не можем убежать от нашего прошлого навсегда. Настанет день, когда нам придется встретиться с ним лицом к лицу. — я прижимаюсь губами к его губам, позволяя себе почувствовать его вкус на своем языке. — Но этот день не сегодня.

Он молчит долгую секунду, не моргая.

Черт. Я сказала что-то не то?

Я собираюсь отступить или отстраниться, но он захватывает мой рот в долгий, страстный поцелуй, от которого у меня перехватывает дыхание.

Затем мы снова засыпаем под биение его сердца о мое.

Глава 22

Анастасия

Когда Нокс сказал, что он еще не закончил со мной, он имел в виду именно это.

Прошло три недели с тех пор, как он устроил засаду в моей квартире, и не было дня, чтобы он не появлялся у моей двери.

Он практически живет здесь, приносит продукты и помогает мне готовить. Ох, и он полностью контролирует уборку моей квартиры, поддерживая ее в безупречном состоянии. На днях он купил обои и мебель, а потом все переделал, скрыв следы дыма и асимметричные звезды.

Но сколько бы он ни убирался в моей квартире, он снова делает ее грязной из-за секса. Ему никогда не бывает достаточно. Будь то на кухне, в душе или даже когда я мирно сижу и пытаюсь создать систему, он просто врывается ко мне и трахает меня так, будто не трогал меня десятилетиями.

Его присутствие в моем жизненном пространстве кажется странно домашним, и я стараюсь не привыкать к компании, постоянно напоминать себе, что я сама по себе.

Что по окончании того, что он на мне зациклился, я снова останусь одна.

Но с каждым днем становится все труднее, особенно после того момента, когда мы сблизились после его кошмара. Теперь мы чувствуем себя ближе друг к другу, более созвучными друг другу, чем когда-либо прежде.

Его присутствие подобно мощной химической реакции — его невозможно игнорировать, и я жажду большего.

И дело не только в сексе.

Дело в том, что я обратила его в фаната фэнтези романов, и в том, что он посвящает время просмотру фильмов вместе со мной. Мало того, Нокс еще и веселый собеседник с мрачным чувством юмора, которое мне близко. С ним я могу быть ботаником и говорить о новейших технологиях без его осуждения. Если уж на то пошло, он слушает меня так, словно мои слова — это самое святое, что когда-либо существовало.

Однако, поскольку он здесь большую часть времени, мне приходится звонить Бабушке во время работы или до его прихода. Я также проверяю людей из моей прошлой жизни, когда он спит, чтобы он не увидел их.

Если бы это зависело от меня, я бы держала их и Нокса на расстоянии друг от друга, но это только желаемое, тем более что они связаны с Мэттом Беллом — человеком, которого Нокс пытается победить.

У Сандры произошёл приступ паники на предварительном слушании по гражданскому делу. Я тоже была на грани этого, находясь среди всех этих людей, хотя и спряталась снаружи.

Внимание СМИ к этому делу просто безумное, абсолютно зверское, и все их вопросы к Сандре злобные. Они не только выслеживают ее при каждом удобном случае, но и спрашивают, не симулировала ли она приступ паники, играя на сочувствии судьи.

Хотя большую часть времени я оставалась на заднем плане, мне казалось, что за мной наблюдают, будто мой худший кошмар становится явью и все закончится.

Я была более параноидальной, чем обычно, и почти поддалась иррациональному страху, но не сделала этого, потому что Сандра нуждалась во мне. И я должна была быть рядом с ней, даже если у меня по коже ползли мурашки.

Даже если я подумывала о том, чтобы снова убежать и никогда не возвращаться.

Однако я не думаю, что это возможно, не сейчас, когда я пустила корни, в существовании которых не хотела бы признаваться.

И большинство из них связано с человеком, который поджигает мое тело и душу и не боится быть охваченным пламенем.

Хотела бы я обладать его уверенностью или прямотой. Хотела бы я быть такой же напористой или такой же потусторонней, как он. Хотя я признаю, что привязана к нему, я не могу признать, что это может быть чем-то большим, чем просто привязанность или просто способ избавиться от одиночества.

Это становится более масштабным, и это съедает меня изнутри, когда я думаю о скрытом смысле.

Как прямое следствие этой мысли, я не могу избавиться от чувства пустоты, овладевающее мной всякий раз, когда он заканчивает трахать меня.

Как сейчас.

Мы в комнате снабжения. Он не спешит надевать на меня одежду и касаться меня в процессе — после того, как он трахнул меня быстро и грубо у двери. Я едва стою на ногах, мои конечности дрожат, а киска все еще пульсирует. Нокс делает это со мной все время. Сила его толчков частенько заставляет меня бредить еще долгое время.

И я рада, что именно он приводит мою одежду в порядок, потому что я едва могу двигаться, не говоря уже о том, чтобы функционировать.

Наконец, он надевает мне на нос очки. Он никогда не трахает меня в них и не разрешает носить их в квартире, но уважает мою потребность оставаться скрытой на публике. Он также не заставляет меня отвечать на его вопросы о моей настоящей личности, хотя продолжает их задавать.

Его губы касаются моих, и я вздрагиваю, сердце колотится в груди.

Это такой легкий контакт, прикосновение губ, даже не поцелуй, определенно не такой грубый и страстный, как перед тем, как он трахает меня.

Но как бы я ни любила его первобытные поцелуи, я пристрастилась к его мягким поцелуям после секса, полностью настроилась на них и не могу насытиться.

Потому что он не обязан дарить их мне, не тогда, когда мы хорошо осведомлены о состоянии наших отношений, но он все равно претендует на мои губы.

Он все еще целует меня, будто не может насытиться.

Будто, как и я, он может чувствовать гораздо больше, чем просто секс.

Я внутренне качаю головой, пытаясь отогнать эту мысль. Если я поймаю себя на этом и обману свой мозг, веря в это, все изменится к худшему.

— Увидимся вечером, — шепчет он со своим чувственно-греховным акцентом и убирает прядь волос за ухо.

— Ты будешь готовить?

— Если хочешь.

— Конечно, хочу.

Я не очень люблю готовить. До того, как он появился, большинство блюд я брала на вынос или еду, которую можно разогреть, рецепт которой я пыталась найти в Интернете.

Мне не стыдно признать, что он готовит намного лучше меня, и, кажется, ему это тоже нравится.

Он игриво щипает меня за щеку:

— Ты такая принцесса.

— Я не принцесса.

— Ты ненавидишь готовить, убираться и вообще любую работу по дому.

— Не то, чтобы я это ненавижу. Я просто не умею их делать.

— Потому что ты принцесса. — он улыбается. — Но не волнуйся, у тебя есть я.

И с этим он выходит из комнаты, оставляя меня абсолютно беспомощной, растерянной и, возможно, немного легкомысленной, потому что я продолжаю облизывать губы в поисках остатков его вкуса.

Я действительно безнадежна.

Требуется несколько секунд, чтобы сориентироваться. Хотя в этой части этажа обычно нет людей, мне придется объяснить Крису и Гвен, почему я исчезла во время обеда, который мы должны были провести вместе.

Нокс написал мне, чтобы я встретилась с ним в комнате снабжения, а когда я проигнорировала его, он ворвался в отдел информационных технологий, выгнал Гвен и Криса, а затем сказал:

— Теперь тебе ничто не помешает.

Я попросила его больше так не делать, но у меня нет особой надежды на то, что он выполнит эту просьбу. Он слишком упрям для этого.

Но даже он должен понимать, что мои друзья в какой-то момент начнут что-то подозревать.

Я улыбаюсь этому, выходя из комнаты снабжения.

Друзья.

Никогда не думала, что когда-нибудь буду использовать это слово или что у меня будет возможность завести друзей.

Когда я была маленькой, мне было одиноко, поэтому я стала феей леса, и у меня были деревья и камни в качестве друзей. А после того, как я переехала к папе, идея друзей стала невозможной.

Таким, как я, подобная роскошь не положена.

— Значит, это ты.

Я замираю, желудок опускается при звуке голоса с акцентном, раздающегося справа от меня. Он тоже британский, и хотя он спокойный и собранный, это не голос Нокса.

Если уж на то пошло, он еще более зловещий.

Я оборачиваюсь и вижу Дэниела, прислонившегося к стене, со скрещенными руками и лодыжками и взглядом чистого презрения, омрачающего его кобальтово-синие глаза.

Святое дерьмо.

Он был здесь все это время? Подождите, нет. Нокс увидел бы его, если бы он был, и сказал бы мне...

— Я начал подозревать его частые визиты на четвертый этаж, поэтому решил начать свое частное расследование и проследил за ним. Мне пришлось ждать, пока он выйдет, чтобы узнать, ради кого он сюда приходил. — он смотрит на часы. — Двадцать минут — это рекорд для него. Обычно ему становится скучно, и он заканчивает быстрее.

Моя кожа нагревается и ползет, и хочется каким-то образом раствориться в воздухе, будто меня никогда не существовало.

Дэниел пристально смотрит на меня, словно может прочесать мои мысли и самые глубокие, самые темные желания.

— Я... я не знаю, о чем ты говоришь.

Я пытаюсь прикинуться дурочкой, но мой неустойчивый голос не поддается.

— Правда? Может, расскажешь мне, что вы делали в той комнате снабжения все это время?

— Работали.

— Это новое слово для секса?

Его выражение лица и тон не меняются. Они даже более спокойные, будто он полностью в своей стихии.

Я много чего слышала о Дэниеле, в основном, что он игрок и легкомысленный, но никто не упоминал о его угрожающей, зловещей стороне, потому что именно это я чувствую сейчас.

Нахожусь под угрозой.

Под наблюдением.

Он отталкивается от стены, и мне требуются все силы, чтобы не развернуться и не убежать. Потому что я знаю, я просто знаю, что это подтолкнет его к более крупному преследованию.

Дэниел обходит меня по кругу, и волосы на затылке встают дыбом, когда он останавливается передо мной.

— Ты ему не подходишь, и теперь мне интересно, что его в тебе заинтересовало. Не хочешь пролить свет на эту тайну?

— И как я это сделаю?

— Очень просто. Давай трахнемся.

— Ч-что?

— Сегодня вечером?

— Нет!

— Почему нет? О, не подходящее время?

— Не подходящий партнёр. Почему ты думаешь, что я когда-нибудь захочу заняться с тобой сексом?

Он выглядит искренне озадаченным.

— Почему нет? Мы с Ноксом без проблем занимаемся сексом втроем.

— А?

— Мы трахаем одних и тех же девушек, часто в одно и то же время.

У меня сводит живот, и я думаю, что меня сейчас вырвет от кексов, которые Гвен передала мне раньше.

Дэниел только что сказал, что он и Нокс трахают одних и тех же девушек в одно и то же время?

Да, думаю, что да.

Но меня беспокоит не это. Меня беспокоит тот факт, что Нокс может и хочет делить меня со своим другом.

От этой мысли мой желудок сводит судорогой, а сердце сжимается в грудной клетке.

Если он так привык к этому, почему бы ему не сделать это сейчас? В конце концов, наши отношения сводятся к сексу.

— Ну что? — спрашивает Дэниел. — Что думаешь?

— О чем?

— О сексе со мной. Между прочим, все предпочитают меня, поскольку я, очевидно, более обаятельный.

Он подчеркивает свои слова ухмылкой, демонстрирующей его ямочки.

И я вижу это, его обаяние, причину, по которой многие девушки предпочитают его. Дэниел тот тип, источающий сексуальную привлекательность, и может без труда привлечь внимание любого. У него поразительная красота, которая сияет издалека и ослепляет, когда вы подходите ближе.

Но он не обладает такой интенсивности, как Нокс, и уж точно не заставит меня почувствовать, что я выпрыгну из кожи от одного его присутствия.

— Нет, — говорю я просто, легко и с такой напористостью, что это заставляет его приостановиться.

— Тебе не обязательно отвечать сейчас. Подумай над этим.

— Мне не нужно думать.

— Интересно. — он снова обходит меня по кругу, прежде чем остановиться передо мной. — Это из-за Нокса? Ему все равно.

Ну, мне не все равно. Но я не говорю этого, потому что у меня нет слов. Поэтому я просто пожимаю плечами, хотя мое сердце обливается кровью.

Так не должно быть, но оно метафорически капает на землю.

Забавно, что я ушла из семьи, чтобы избежать боли и использования, но кажется, я попала во что-то гораздо более глубокое и болезненное.

И мне нужно дистанцироваться от этого.

От него.

От источника сокрушительной боли в моей груди.

Глава 23

Нокс

Что-то изменилось.

Я не могу точно определить, но это чувствуется в скованных движениях и молчании Анастасии.

Прошлой ночью, когда я трахал ее у кухонной стойки, она была странно тихой, потом свернулась калачиком на диване и заснула.

Обычно мы ужинаем вместе и говорим о деле, или о чем угодно, вообще-то. Она рассказывает мне о каких-то новых программах или кодировании, и чем больше я слушаю, тем ярче становятся ее глаза. Я не очень-то интересуюсь всем этим, но то, что она говорит со мной с таким повышенным тоном, уже достижение. Это единственный раз, когда она оставляет чопорную и правильную сторону себя на заднем плане.

В ответ я рассказываю ей о друзьях и семье, которых я оставил в Лондоне, или о своих выходках с отцом, Ронаном и всеми остальными.

С ней так легко общаться, так легко проводить часы в ее обществе, ничего не делая.

Еще лучше, когда она сама рассказывает о себе. Иногда она проскальзывает и упоминает свою кузину, отца и семью. Но это происходит вскользь, и всякий раз, когда она упоминает о них, ее плечи ссутуливаются, и она меняет тему.

Она больше говорит о Гвен, Крисе и Сандре, чем о своем прошлом, и иногда кажется, что она застряла посередине.

Не полностью Джейн, но и не полностью Анастасия.

Я движусь вместе с ней, наслаждаясь каждым кусочком ее противоречий и позволяя им проникать под мою кожу.

Но не вчера ночью и не сегодня утром.

Как будто между нами возник барьер. Тот факт, что я понятия не имею, откуда он взялся, сводит меня с ума.

Она также была занята сегодня и не смогла пойти в комнату снабжения. Я считаю это чушью, потому что она самый эффективный сотрудник ИТ-отдела и часто заканчивает свои дела в первой половине рабочего дня.

Выходя из машины, я смотрю на текстовое сообщение, которое она отправила мне несколько часов назад, когда я спросил ее, что она хочет на ужин.

Анастасия: Я иду гулять с Гвен и Крисом, так что к ужину меня не будет дома.

Если я что-то и узнал о ней, так это то, что она не любит находиться на людях, поэтому выходы в свет для нее не норма.

Либо Гвен портит ее — и я не удивлюсь, если это так, — либо, что более логично, она избегает меня.

Чего я не потерплю.

Поэтому я позвонил Крису и заставил его сказать мне, где они находятся.

— Мы в клубе! — крикнул он сквозь музыку, а потом прислал мне адрес.

Вот где я сейчас нахожусь. В чертовом клубе.

Громкая музыка почти пробивает мои барабанные перепонки, пока я пробираюсь сквозь толпу извивающихся тел. Синий свет мигает синхронно с модной музыкой, и люди сходят с ума, когда ритм стихает.

Обычно это моя сцена.

Я живу ради прилива адреналина, алкоголя и секса. Это то, что отвлекает меня от мыслей и держит в узде мои тени.

Но это перестало быть нормой с тех пор, как я встретил ее. С тех пор, как я стал ее владельцем и вошел в ее жизнь так же глубоко, как она вошла в мою.

Прошло несколько недель с тех пор, как я в последний раз находился в подобном месте, несмотря на постоянное ворчание Дэна и вечные дразнилки в групповом чате.

Сейчас клуб кажется немного чужим.

Может, потому что мое представление о веселье странным образом сменилось с шумного ночного клуба на маленькую, тихую квартиру.

Сначала я замечаю Гвен и Криса, потому что они громкие, как черти. Они оба потягивают напитки, при этом танцуя урывками. Еще один парень, примерно их возраста, двигается вместе с ними, и все трое смеются в унисон.

Гвен едва держится на ногах, но не мне об этом беспокоиться.

Я осматриваю их окрестности, зная, что Анастасия не может быть далеко, если она пришла с ними. Конечно, я нахожу ее сидящей в одиночестве в уединенной кабинке.

В голове у меня проносится мысль, что я иду вперед и хватаю ее за горло, но мои ноги не двигаются. Я ошеломлен и застыл на месте от ее вида.

Анастасия носит три типа одежды — мешковатые брюки, безразмерные рубашки и толстовки. Ох, и сексуальные, как черт, кружевные трусики.

Это единственные вещи в ее шкафу.

Так откуда, блядь, она взяла это платье?

Обтягивающее черное, открывающее ее изгибы в виде силуэта. Его бретельки могли бы и не существовать: мало того, что они тонкие и почти ничего не прикрывают, так еще одна из них постоянно спадает на плечо. Хотя платье не слишком короткое, оно обнажает ее бледные ноги и греховные каблуки.

Она также распустила свои черные волосы, позволив им волнами спадать до плеч. Кажется, она накрасилась, хотя на ней все еще толстые очки.

Мой член мгновенно дергается к жизни, и я вынужден поправить жалкую подростковую фантазию.

А может, и не подростковую, в конце концов, потому что единственная мысль, проносящаяся в моей голове, сорвать с нее это платье и трахнуть ее на его лоскутках. В этих каблуках.

Мне совершенно все равно, как она выглядит, но этот вид до жути похож на тот, когда я впервые увидел ее в том баре.

Хотя она не блондинка и у нее нет тех чарующих голубых глаз, аура идентична.

И по какой-то причине эта Анастасия кажется более реальной, чем та Джейн, за которой она скрывается.

Соломинка болтается у нее во рту, пока она пьет из сверкающего голубого бокала и судорожно осматривает окружение.

Она выглядит немного потерянной, расфокусированной, будто все внешние раздражители вот-вот раздавят ее в своих тисках. Я чувствую ее тревогу в воздухе с каждым шагом, который делаю по направлению к ней.

Она не только крепко сжимает свой напиток, но и ежесекундно поправляет очки и опускает голову всякий раз, когда случайно встречается с кем-то взглядом.

Необъяснимо, но это вызывает у меня желание дотянуться до глазных яблок людей и ослепить их за то, что они причиняют ей такое страдание.

За то, что они являются причиной ее дискомфорта.

И это неправильно, не так ли?

Я не должен находиться на грани срыва только потому, что она смотрит на людей и ненавидит это. Я не должен так переживать из-за девушки, которая настолько скрытна в отношении того, кто она такая, что иногда это сводит меня с ума.

Увидев мое приближение, ее поза напрягается, и она собирается встать, но прежде, чем она это делает, я сажусь рядом с ней и хватаю ее за бедро.

— Куда это ты собралась, красавица?

— Чтобы найти Гвен и остальных.

— Для чего? Для того, чтобы продефилировать в этом твоем новом образе? Думал, Джейн не любит наряжаться.

— Я... не люблю. Гвен заставила меня.

— Хм. Но ты все равно согласилась. Может, тебе это нравится.

Мой голос слишком спокоен, несмотря на безумные эмоции, происходящие внутри меня в то же самое время.

Она поднимает подбородок.

— Может, и нравится.

— Что ты только что сказала?

— Я сказала, что, возможно, мне это нравится.

— Что именно? Наряжаться в платье с низким вырезом или приходить в клубы, демонстрируя его? Или, может, это танцы с парнями, чтобы они смотрели на то, что скрывает это платье. Может, ты хочешь, чтобы они представляли, что под ним. — мои пальцы цепляются за упавшую бретельку, и я поднимаю ее на плечо, наслаждаясь тем, как она вздрагивает. — Может, тебе нравится быть маленькой дразнилкой.

— Может быть... нравится.

— Правда?

Я надеваю бретельку на место, мой голос борется за сохранение спокойствия, но мое прикосновение уверенное и твердое, когда я пробираюсь другой рукой, которая лежит на ее бедре, под платье.

— Ты хочешь, чтобы они почувствовали, каково это оказаться между твоих бедер, красавица?

Она ставит свой напиток на стол, руки дрожат, когда мои пальцы встречаются с краем ее нижнего белья.

— Нет...

— Нет... что? Ты не хочешь, чтобы они почувствовали, какая ты мокрая, моя маленькая обманщица?

Я скольжу пальцами по ее складочкам, затем кручу ее клитор, и она подается вперед, ее плечо ударяется о мою руку.

— О, Боже...

— Ты так и не ответила на мой вопрос, Анастасия. Тебе нравится, когда они видят тебя такой, накрашенной и красивой?

— Мне... нравится.

Я щипаю ее за клитор, и она хнычет, звук настолько эротичный, что мой член немедленно реагирует, напрягаясь в брюках.

— Ты фантазируешь о том, как они касаются тебя здесь? Играют с твоим клитором и вводят пальцы в твою маленькую мокрую киску?

Она смотрит на меня, и, хотя клуб тускло освещен, я вижу смесь эмоций в ее глазах. Обида и решимость. Боль и обещание возмездия.

Это что-то в ней. Даже когда она подавлена и ошеломлена, она никогда не ведет себя как слабачка или потакательница.

Она определенно все больше и больше чувствует себя принцессой, поскольку ее достоинство всегда на первом месте.

— Может, и так, — шепчет она.

— Что?

— Быть может, тебе нравится представлять, как они трогают меня, вводят в меня свои пальцы и члены, пока ты наблюдаешь.

Я резко хватаю ее за киску, и она с шипением вдыхает.

— Мне?

— Да, тебе.

Я оттягиваю ее трусики в сторону и одним движением погружаю в нее два пальца. Она стонет, прижимаясь ко мне и хватаясь рукой за платье.

Но это бессмысленно, потому что я вгоняю в нее третий палец, пока она не застонет. Пока она не прижимается ко мне и не смотрит на меня безумными глазами, пока я дико ласкаю ее.

Я касаюсь ее с намерением заставить ее кончить как можно сильнее.

Я хочу, чтобы она взорвалась здесь и сейчас, чтобы весь мир увидел, кому, блядь, она принадлежит.

Мои пальцы проникают глубоко в ее киску, желая очистить ее от этих чертовых мыслей, желая, чтобы она видела и думала только обо мне.

Чтобы она была только со мной.

Ее короткие ногти впиваются в мою руку, когда она сильно дрожит, а затем она прячет свое лицо в моей шее, прикусывая плоть моего пульса, с силой дрожа.

Сокрушительная сила ее оргазма поглощает мои пальцы, но я не отпускаю ее, держа их глубоко внутри.

Она резко дышит мне в затылок, задыхаясь, когда отпускает мою плоть.

— Думаешь, я хочу, чтобы кто-нибудь почувствовал тебя такой? Или что я позволю им прикасаться к тебе?

— Я не знаю, — шепчет она. — Дэниел сказал, что ты делишься с ним.

— Ты говорила с Дэниелом?

— Да.

Я убью его нахуй.

— Он лгал? — спрашивает она медленно, даже болезненно.

— Нет. Мы делились, но к тебе это не относится. Я не стану делить тебя ни с Дэниелом, ни с кем-либо еще.

Она отстраняется, влага блестит в ее глазах.

— Почему?

— Потому что ты, блядь, моя, красавица. Никто не имеет права смотреть на тебя или прикасаться к тебе. И если они совершат эту ошибку, я покончу с их жалкими жизнями.

— Даже с Дэниелом?

— Особенно с Дэниелом. Его имя на вершине моего списка дерьма.

Она слегка улыбается, и улыбка эта яркая и чертовски невинная.

— Я все равно сказала ему «нет».

— Правда?

— Да. Он не совсем в моем вкусе.

Моя грудь наполняется странным теплом, которого я не чувствовал уже... целую вечность. Это первый раз, когда кто-то сказал, что Дэниел не в их вкусе — он в вкусе каждого — и тот факт, что она, из всех людей, говорит это, делает со мной дерьмо.

Мне требуется весь контроль, чтобы спросить:

— А я?

— Возможно.

— Хм. Я должен добиться «конечно».

Я выхожу из нее, и она издает небольшой эротический звук, от которого я становлюсь твердым как камень.

Поднимаясь, я тяну ее за руку. Она спотыкается и прижимается ко мне.

— Куда мы?

Ее голос с таким придыханием, что я хочу трахнуть ее прямо здесь и сейчас.

Но это означает присутствие публики, а я этого не люблю.

— Домой.

— Но... я приехала с Гвен, Крисом и их другом... я должна им сказать.

— Забудь о них.

— Я не могу оставить Гвен одну. Она пьяна.

Я ворчу, продолжая тащить ее за собой. Я должен был догадаться, что пьяное состояние Гвен создаст проблему.

К счастью, я знаю правильного человека для этой ситуации.

Крепче прижав к себе Анастасию, я набираю номер Нейта.

Пусть он позаботится о пьяной дочери своего лучшего друга, чтобы я мог сосредоточиться на Анастасии.

На моей Анастасии.

Глава 24

Анастасия

— Ты замужем? — я ошарашенно смотрю на Гвен, а она делает длинный глоток своего молочного коктейля.

Я была готова к тому, что меня отчитают за то, как я исчезла от них вчера. В знак извинения я пригласила их в отдел информационных технологий на кофе-брейк и купила ей ее любимый ванильный молочный коктейль, а Крису кофе со льдом.

Но он отодвинул свой напиток в сторону и сказал чрезмерно гиперактивным голосом:

— Где, черт возьми, ты была вчера вечером, Джейн? Ты пропустила эпический момент, когда Нейт объявил, что Гвен его жена.

Моя подруга застонала, затем опустила глаза, прежде чем встретиться с нашими ожидающими взглядами.

— Позвольте мне объяснить.

— Да, черт возьми, ты объяснишь. — Крис подталкивает ее. — Я был в напряжении всю ночь, ждал утра несмотря на то, что был пьян в стельку.

— Ты не мог быть таким же пьяным, как я. У меня сегодня худшее похмелье в истории человечества. — Гвен массирует виски.

— Это не дает тебе права уходить от ответа на вопрос, что, черт возьми, происходит. — Крис понижает голос. — Ты действительно замужем за управляющим партнером У&Ш, который оказался ближайшим другом твоего отца, пока твой отец находится в коме?

Она гримасничает.

— Вроде того.

— Что значит «вроде того»? Нет?

— Мы женаты, но это не то, что ты думаешь. Я просто... это просто для удобства.

— Но разве он не вдвое старше тебя?

— Он не вдвое старше меня, он всего на восемнадцать лет старше.

— Что на два года больше, чем в два раза старше тебя, Гвен.

Она смещается, ее взгляд становится мрачным, и цвета в ее глазах смешиваются в неразборчивую смесь.

— Ты счастлива? — спрашиваю я.

— Не об этом ты должна спрашивать ее, Джейн. Ты должна заставить ее объясниться.

— Почему она должна? Они оба взрослые люди, и Натаниэль не похож на человека, который принимает импульсивные решения, так что это должно быть по веской причине.

— Так и было. — голос Гвен дрожит. — Как вы думаете, это нормально? Я замужем за Нейтом, я имею в виду. Вчера заходила его мать, и заставила меня почувствовать себя дерьмово, рассказывая о внешнем мире. Почему не может быть только я и он? И да, я знаю, что он лучший друг отца и почти вдвое старше меня, и когда мне было восемнадцать и я поцеловала его, он был вдвое старше меня, но...

— Подожди, — прерывает Крис. — Ты поцеловала его, когда тебе было восемнадцать?

— Да, и не жалею об этом, понятно? — она снова сосредотачивается на мне, будто я ее убежище. — Ты считаешь мои чувства к нему странными?

— Я не имею права судить, и Крис тоже. — я смотрю на него, затем улыбаюсь ей. — Это твоя жизнь, так что живи так, как хочешь.

— Спасибо. — она оставляет свой молочный коктейль и берет мою руку в свою. — Я так рада, что ты хотя бы понимаешь.

— Но вот я не понимаю. — Крис закатывает глаза. — Ты должна признать, что все не так. Я не могу представить тебя замужем за Нейтом.

— Почему? — она поджимает губы.

— Потому что он такой строгий и вздорный, а ты... ну... разговорчивая, активная и многое другое, чего нет у него.

— Я также думаю, что это очень маловероятная пара.

— Джейн. — она отпускает мою руку и ударяет меня по плечу. — Я думала, ты на моей стороне.

— Даже Джейн не может игнорировать факты, — поддразнивает Крис. — Ты сводишь его с ума своими разговорами?

— Да пошел ты, ясно? Он никогда не жаловался на это.

— Наверное, скоро начнет.

Я смеюсь, пока они переругиваются и препираются. Это кажется легким, приятным, нормальным.

И я понятия не имею, почему это заставляет мой желудок опускаться с каждой секундой.

Задним умом я понимаю, что таким людям, как я, не дано иметь такую обычную жизнь, или счастье, или что-то, что не включает в себя конфликт.

Да, я убежала, но это не значит, что они не станут меня преследовать. Не причинят мне боль — или Бабушке.

Или людям, о которых я начала заботиться несмотря на то, что поклялась остаться одна. Несмотря на мои усилия и стены, которые я воздвигла вокруг себя.

И поскольку с утра у меня произошли небольшие всплески тревоги, я маниакально проверяла Бабушку и убеждалась, что с ней все в порядке.

Возможно, это игра моего воображения, уловка мозга, который отвергает то, насколько живой я была в последнее время.

Такой абсолютно живой.

Мой телефон вибрирует, и я прячу его от Гвен и Криса, проверяя сообщение.

Нокс: Мой кабинет. Сейчас же.

Я незаметно набираю ответ, хотя они оба все еще препираются.

Я: Не в комнате снабжения ?

Нокс: Я знаю, что твоя киска скучает по мне, но речь идет о работе.

Несмотря на нотку разочарования, я встаю, прочищая горло.

— Я нужна на этаже для партнеров.

Гвен хмурит брови.

— Сейчас?

— Да, я догоню вас позже.

Я хватаю сумку с ноутбуком и ухожу, прежде чем они успевают что-то сказать. Я знаю, что речь идет о работе, но если я смогу увидеть его лицо, это будет прекрасно.

Не знаю, когда встреча с Ноксом стала такой жизненно важной, и думаю, что у меня нездоровая фиксация, но она присутствует, и от нее невозможно избавиться.

И может, просто может, я не хочу.

Когда вчера он пришел за мной в клуб, моя грудь сжалась так сильно, как никогда раньше, и все, что за этим последовало, сделало ее еще теснее, пока я не смогла дышать.

Или, возможно, я дышала с превышением своих возможностей, пока у меня не осталось воздуха, кроме того, которым меня кормил его рот, когда он бесчувственно целовал меня в машине.

Я практически бегу трусцой к его кабинету, а когда добегаю, останавливаюсь, переводя дыхание и поправляя волосы. Раньше я никогда не чувствовала необходимости быть красивой для кого-либо, но теперь постоянно думаю о том, чтобы быть в своей лучшей форме, только чтобы я могла углубить этот блеск в его глазах.

Но это значит снова стать Анастасией. Это значит стать дурочкой, жизнь которой диктуют за нее, а я отказываюсь это делать.

Глубоко вдыхая, я стучу в дверь кабинета Нокса, и его грубое «Войдите» заставляет меня сжать бедра.

Возьми себя в руки, Ана.

Я проскальзываю внутрь и вижу, что он величественно сидит за своим столом, читая из папки. Он, так красив, что это немного больно, особенно когда он сосредоточен на своей задаче, его густые брови сведены вместе, а сильные руки перелистывают страницы.

Почему я не эти жалкие листки бумаги?

Словно прочитав мои мысли, он поднимает голову, и лукавая ухмылка искажает его губы.

— Ты здесь.

— Ты сказал, что я тебе нужна.

— Нужна?

— Для работы.

— Если ты будешь продолжать смотреть на меня такими глазами, как «возьми и трахни меня», план изменится.

Я сглатываю, глядя в пол.

— Нет, Анастасия. Ты никогда не разрываешь зрительный контакт со мной, ни по какой причине.

Я медленно поднимаю голову и делаю несколько спокойных вдохов.

— Над чем ты хочешь, чтобы я поработала?

— Я разрабатываю наступательную стратегию по делу Сандры. Отправил тебе по электронной почте список зацепок, которые ты должна просмотреть.

— Значит, речь идет о сборе информации?

— Не совсем законным способом. Ты согласна?

— Буду рада помочь.

— Если Нейт или кто-то еще узнает об этом, они тебя уволят.

— И, вероятно, созовут дисциплинарное собрание для тебя.

Он улыбается.

— Беспокоишься обо мне, красавица?

— Нет, я... нет.

— И не должна. Они не могут навредить мне за это.

— Но что, если адвокаты противоположной стороны узнают? Ты можешь лишиться лицензии, верно?

— Это только, между нами, так что если ты не предашь меня, никто не узнает.

— Только... мы вдвоем знаем?

— Да.

— Почему?

— Из-за всех осложнений, которые могут возникнуть из-за этого.

Мои ногти впиваются в ремешок сумки для ноутбука, и я стараюсь не расстраиваться, что он не сказал тех слов, которые я не знала, что хотела услышать, но теперь хочу.

Я хотела, чтобы он сказал, что доверяет мне.

Но это глупо. Зачем ему доверять мне, если мое происхождение — тайна, и он прекрасно знает, что я приняла личность, отличную от моей собственной?

Именно по этой причине я не показывала ему свои глаза; мне нужно скрыть часть себя.

И, возможно, он тоже хочет спрятать часть себя, потому что он никогда не трахал меня, глядя на меня.

Как и у меня, у него высокие стены, и он предпочитает держать их такими.

Меня это должно устраивать. В конце концов, такой расклад устраивает меня больше всего, но нет.

Поэтому вместо того, чтобы сосредоточиться на этих мрачных мыслях, я сажусь на диван и погружаюсь в работу, печатая на ноутбуке. Я занимаюсь этим некоторое время, не знаю точно, сколько, поскольку я как бы забываю о своем окружении, когда создаю системы или взламываю брандмауэры.

— Ты чертовски сексуальна, когда находишься в своей ботанической зоне, красавица.

Я смотрю на него, мое дыхание перехватывает в горле, а щеки ярко горят.

— Прекрати это.

— Прекратить что? — его голос понижается, когда он скользит пальцем по краю бумаги. — Говорить тебе, какая ты сексуальная?

— Отвлекать меня.

— Ты тоже меня отвлекаешь, так что будет справедливо, если ты будешь страдать вместе со мной.

— Но я ничего не делаю.

— Все равно отвлекаешь, как черт.

— Может, мне стоит поработать в IT-отделе?

— Нет, блядь. Я наконец-то нашел предлог, чтобы затащить тебя сюда.

— Думала, это для дела.

— И это тоже. — он наклоняет голову в мою сторону. — Но почему ты думаешь, что я опустил жалюзи?

— Я... не знаю.

— Чтобы ты могла в любой момент показать мне эти великолепные сиськи.

— Я не стану этого делать.

— Но ты можешь. В любое время, красавица.

— Извращенец.

— Я не буду отрицать обвинение.

— Обвинение в домогательствах, ты имеешь в виду?

— Не согласен.

— Ну, разве не так происходит домогательство на рабочем месте? Вышестоящий начальник запугивает сотрудницу, чтобы та выполняла его сексуальные приказы.

— Но разве эта сотрудница ждет своего босса в темной комнате, когда на ней только кружевные трусики и она истекает влагой в них от предвкушения?

Мои щеки пылают при рассказе об одном из случаев, когда я ждала его в одних трусиках. Я не знаю, что на меня тогда нашло. Я просто хотела увидеть этот похотливый взгляд в его глазах и почувствовать, как он не в состоянии насытиться мной.

В итоге я оказалась согнутой на полу и оттраханной так тщательно, что не могла пошевелиться.

— Наверное, нет, — пробормотала я.

— Значит ли это, что теперь ты покажешь мне свои сиськи? Или свою киску? Быть может, и то, и другое?

Мои пальцы чешутся и горят, и я действительно хочу этого. Я хочу раздеться перед ним и посмотреть, как потемнеют его золотистые глаза.

Но прежде, чем я успеваю согласиться с этой безумной идеей, дверь в его кабинет распахивается, и входит Дэниел.

— Прекрати присылать мне блондинок, ты, чертов онанист. Вчера вечером их было две.

Я замираю, но Нокс просто ухмыляется.

— Сегодня будет три.

— Какого хрена?

— Завтра четыре. К выходным будет целая армия.

— Ты что, блядь, смерти желаешь?

— Очевидно, да. Поэтому я буду убивать тебя медленно с помощью блондинок.

Я пытаюсь подавить смех, и это предупреждает Дэниела о моем присутствии, потому что его голова поворачивается в мою сторону. Его глаза сужаются на меня, затем снова на Нокса.

— Подожди минутку. Это из-за нее?

Нокс поджимает губы, но ничего не говорит.

Дэниел бросает свой вес на кресло перед Ноксом, кажется, немного успокоившись.

— Ясно. Если тебе не нравится, что я делаю шаги к твоей девушке, все, что тебе нужно сделать, это сказать об этом. Не нужно быть мудаком.

Мои щеки пылают от этого. Или, точнее, та часть, где он назвал меня девушкой Нокса.

Я ведь не девушка, верно?

— Я говорил тебе, но ты не послушал, так что проститутки твое наказание до дальнейших распоряжений.

— О, да пошел ты. — он наклоняет голову на бок в мою сторону. — Уверена, что не передумаешь? Я трахаюсь гораздо лучше, чем он.

Нокс резко встает, так резко, что я в испуге отталкиваюсь от дивана.

— Повторишь это еще раз, и я изобью тебя на хрен, а потом заплачу дюжине шлюх-блондинок, чтобы они дрочили тебе во сне. Не испытывай мое чертово терпение.

Вместо того чтобы разозлиться, губы Дэниела растягиваются в широкой ухмылке.

— Боже, Боже, Ван Дорен. Разве это не чертовски интересно?

— Проваливай.

— Не тогда, когда это становится таким аппетитным. Мне заказать костюм шафера?

Я сглатываю, мое сердце колотится от того, на что он намекает. Я встаю так быстро, что кабинет начинает кружиться, но я твердо ставлю ноги на пол.

— Я... я возвращаюсь в отдел информационных технологий.

Нокс собирается что-то сказать, но я не могу слушать его в моем растрепанном состоянии или с тем, как сердце грозит выпрыгнуть из грудной клетки.

И это чувство не проходит до конца дня, ни когда я работаю или обедаю с Гвен и Крисом, и уж точно не когда я иду домой одна.

Нокс присылает мне сообщение, что у него поздняя рабочая встреча, и он поедет к себе домой вечером, прежде чем приехать ко мне.

Так что у меня есть много времени, чтобы побыть одной. Точнее, несколько часов. Наверное, я должна проспать их до его прихода.

Боже.

С каких это пор он стал главным событием моего дня? Вставляя ключ в дверь своей квартиры, я чувствую, как мрачнею от одиночества в этом месте.

Это вообще уже здоровая вещь?

Мама говорила мне, что любовь — это игра, которую всегда можно проиграть, и я начинаю понимать, что именно означают эти слова.

Хотя, это не любовь.

Нет, нет. Мы просто друзья по сексу.

Да, продолжай говорить себе это.

Как только я открываю дверь и вхожу внутрь, волосы на затылке встают дыбом. И не потому, что Нокса здесь нет.

Это что-то более темное, острое и гнусное.

Моя кровь бурлит от желания убежать, исчезнуть и никогда не возвращаться.

Мои ноги переставляются на месте, и я поворачиваюсь, чтобы сделать именно это, но тут из темноты высовывается рука и захлопывает дверь.

От слабого голоса с акцентом у меня сводит живот.

— Давно не виделись, Анастасия.

Глава 25

Анастасия

Все, ради чего я работала, рушится и разлетается на миллион осколков прямо на моих глазах.

И все, что я могу делать, это смотреть.

Во всяком случае, несколько секунд, пока реальность того, что меня нашли, пробирает до костей, сокрушает и не оставляет воздуха.

Но как только я снова могу дышать, как только кислород сжигает легкие, я бросаюсь к двери. Мне просто нужно убежать, спрятаться. Если я исчезну как следует, они не смогут найти меня на этот раз.

Они не...

Рука с грубой силой обхватывает мое запястье, и я беспомощна, абсолютно беспомощна, когда та же сила дергает меня назад.

Я спотыкаюсь и едва не падаю на лицо, но та же сила удерживает меня в вертикальном положении с такой легкостью. Словно для них это нормальное явление. Кого я обманываю? Это нормально.

Такие, как он, похищают, пытают и убивают ради простого удовольствия.

Мои внутренности рушатся на ноги, а сердце сбивается с ритма.

Это всего лишь кошмар, верно? Худший из возможных кошмаров.

Если я моргну, то проснусь и оставлю все позади.

Но когда я закрываю глаза и открываю их снова, реальность обрушивается на меня без всяких вступлений и подготовки.

Мой взгляд встречается с тем, кто жестоко схватил меня. Александр. Тот самый Александр, о котором я должна была догадаться, что он не забудет тот случай в ресторане несколько недель назад.

Он тупо смотрит на меня, его светлые глаза похожи на ледяной шторм, их не сдвинуть и не пережить. Они такие же, как и его взгляд на меня — безжалостный, жестокий, с холодом, который скоро заморозит меня до смерти.

И это еще не самое страшное.

Каким бы жестоким и эффективным ни был Александр, он всего лишь правая рука гораздо более опасного противника.

И, конечно, смотря вперед, я нахожу его босса. Один из четырех королей, самый скрытный, самый хитрый и, возможно, самый смертоносный.

Кирилл сидит на моем диване, перелистывая одно из меню на вынос. Но не его появление заставляет меня впасть в панику.

Дело в том, что он не один.

Рядом с ним самый сильный человек в Братве. Некоторые даже говорят, что он сильнее моего отца. Он не только стратег и мозг, но и самый безжалостный мужчина, которого я когда-либо знала.