Империя Греха

Адриан Волков.

И он копается в моем запасном ноутбуке, его пальцы печатают со сверхзвуковой скоростью.

Черт. Черт.

— Присоединяйся к нам, принцесса, — говорит Кирилл абсолютно бесстрастно, все еще перелистывая меню. — Отпусти ее, Саша.

Александр, чье прозвище по-русски Саша, толкает меня вперед, и я вздрагиваю, массируя запястье.

— Так, Саша, — отчитывает Кирилл тоном, говорящий о том, что он привык к грубости своего старшего охранника. — Не обижай единственную дочь Пахана... пока.

Мои губы дрожат, но не только из-за неприкрытой угрозы Кирилла или того факта, что он и Александр нашли меня, это Адриан.

Я не могу перестать смотреть на него, хотя он еще не признал моего существования. Он высокий, темный и обладает внушительным присутствием, которое вселяет страх без необходимости что-либо делать.

Его репутация опережает его. Из всех людей я хорошо знаю, как он стирает своих врагов, когда они проявляют малейшее неуважение. Любой в мире, откуда я родом, избегает его гнева любыми средствами. В тот момент, когда он ставит кого-то на прицел, его можно считать мертвым.

Одно можно сказать наверняка: его верность принадлежит только Братве и его семье.

А я, как беглец, больше не принадлежу Братве. Поэтому, если он захочет, он может выстрелить мне в голову и скрыть весь инцидент, будто его не было.

Кирилл наверняка встанет на его сторону, а не на мою. Тем более что он уже давно негласно присматривается к месту моего отца.

Все в Братве.

Трон короля самое желанное место. Единственная роль принцессы — кивать головой и быть использованной тем, кого король сочтет нужным.

Вот почему я убежала.

Вот почему я рисковала гневом Адриана, насилием Кирилла и смертным приговором всех остальных.

— Ты узнал меня несколько недель назад?— спрашиваю я Кирилла, переключаясь между ним и Адрианом.

Я даже не пытаюсь снова убежать. Это бесполезно, поскольку не только Александр стоит у меня за спиной, как демон, готовый нанести удар, но уверена, что старшие охранники Адриана также окружают это место или прячутся где-то, где я не могу видеть.

Он никогда не ходит никуда неподготовленным, и он, черт возьми, не даст мне шанса сбежать или уйти, пока не закончит то, ради чего он здесь.

— Я подозревал это, да. — Кирилл ухмыляется, бросая меню на стол. — Должен признать, ты проделала отличную работу, но она не была достаточно совершенной, чтобы обмануть меня. Кроме того, твои манеры всегда выдадут тебя, Анастасия.

Я больше никогда не хотела слышать, чтобы мое имя произносили по-русски. Такое ощущение, что я снова в застенках этой тюрьмы, не имея возможности использовать свои сказочные крылья, которые, как я всегда мечтала, позволят мне летать.

— Пахан, Рай и дорогой Владимир сказали, что ты продолжаешь обучение в России. Так что тебе не было смысла бродить по улицам Нью-Йорка в нелестном виде. — Кирилл наклоняет голову в сторону. — Я прав?

Мои губы размыкаются, мысли застраивают на той информации, которую он только что раскрыл.

Тот факт, что отец, моя двоюродная сестра, Рай, которая является главой юридического фронта Братвы, V Corp, и Владимир, который всегда был для меня как старший брат, сказали, что я находилась в России.

Очевидно, нет. Они понятия не имели, где я, за исключением записки, которую я оставила: Мне жаль.

Но они... прикрыли меня?

Мои глаза наполняются непрошенными слезами при данной мысли, при мысли о том, что они защищали меня от всех остальных. Что они не позволили мне взять вину на себя, хотя я была готова к этому.

Хотя я должна была принять ее.

Я являлась частью братства в течение пятнадцати лет, и я знаю лучше, чем кто-либо другой, что наказанием за любое предательство является смерть.

Независимо от того, кто или что ты есть.

Папа, Рай и Владимир этого не допускали. Несмотря на то, что они самые строгие люди, когда дело касается кодекса Братвы, они согнули его для меня.

— Я прав? — повторил Кирилл, приподняв бровь.

Поскольку я понятия не имею, что сказали папа, Рай и Владимир, я предпочитаю промолчать. Я лучше заплачу своей жизнью, чем предам свою семью.

Рука подталкивает меня вперед, дрожа всем телом. Александр.

— Он задал тебе вопрос. Отвечай. Кирилл спрашивает.

— Никакого насилия, Саша.

Я слышу от Александра нечто похожее на насмешку, но он больше не прикасается ко мне.

— Ничего страшного, если она не ответит, потому что я прав. Вся эта ситуация попахивает ложью и манипуляциями, а я их не люблю. — Кирилл ухмыляется, сдвигая очки на нос. — Конечно, если только я сам их не провоцирую. Поэтому, дабы исправить ситуацию, я немного побеседовал с моим главным источником информации, Адрианом. И удивился, когда он сообщил, что ты не находилась в России. На самом деле, никто — ни твой отец, ни Рай, ни Владимир, включая тебя — не знали, где ты находишься. Поэтому я объединился с этим человеком, чтобы найти тебя, хотя я все еще ранен, что он скрывал от меня информацию.

Адриан не обращает внимания ни на Кирилла, ни на кого-либо в комнате и продолжает печатать.

И на мгновение я не могу отвести от него взгляд. Что он ищет? Я никогда не храню на своих ноутбуках уличающую информацию, никогда.

Я всегда удаляю все перед сном и обязательно заметаю все следы. Но это Адриан.

Что, если он сможет восстановить какие-то данные?

Я отвлекаюсь от него, потому что Кирилл продолжает наблюдать за мной, слегка наклонив голову. Как будто он ждет, когда упадет бомба.

Что еще он рассказал Адриану?

Черт, как он узнал, что папа и остальные прикрывали меня?

Кирилл в задумчивости закрывает рот.

— Теперь главный вопрос: почему ты сбежала, Анастасия?

Мой взгляд переходит на Адриана, и впервые он поднимает голову. Я всегда считала его красивым в опасной манере. У него суровый тип красоты с его темными волосами, острыми скулами и массивным телосложением. Я сглатываю, когда его суровые, но внешне спокойные серые глаза останавливаются на мне.

Кирилл не знает причины.

Адриану не нужно говорить об этом, чтобы я поняла. Уверена, у него имеются свои причины не раскрывать ее, и он, вероятно, использует ее против меня в какой-то момент, но это не имеет значения.

Если я смогу хотя бы отвязаться от Кирилла, оно того стоит.

— Я просто хотела уйти от всего этого, — шепчу я.

— Ты не сбежишь от Братвы, маленькая принцесса. Ты мила, если думаешь, что есть другой выход, кроме смерти.

Мои мышцы смыкаются, и первой мыслью становится Бабушка. Если меня не станет, никто не сможет позаботиться о ней. Черт, если они нашли меня, они могут выследить ее и заставить ее присоединиться ко мне и маме.

— Ты вернешься с нами, — объявляет Кирилл.

— Нет!

— У тебя нет права голоса. Дочь Пахана не будет скитаться по улицам в качестве ботаника-технаря в юридической фирме.

— Я не хочу.

— То, что ты хочешь, не имеет значения. Либо ты пойдёшь добровольно, либо Саша получит свободу действий и применит силу.

— Я не вернусь. Мне все равно, что вы будете делать.

Кирилл встаёт, сдвинув очки на нос средним пальцем. Это безумие, как он может заставить это единственное движение выглядеть угрожающе. Когда я поправляю очки, это выглядит в лучшем случае тревожно.

— Ты не хочешь, чтобы я действовал в соответствии со своими угрозами. Я могу, и буду, ставить под угрозу положение твоего отца. Выбор вернуться назад — единственная любезность, которую я тебе предложу.

Мой кулак сжимается, и я чувствую, как лопаются сухожилия на шее. Когда я принимала это решение, то думала, что папе, как обычно, будет все равно. Я думала, что он точно предпочтет братство мне.

Он всегда так делал.

Он так предан Братве, как и Владимир с Рай.

В какой-то момент я подумала, что моя двоюродная сестра могла бы мне помочь. Она всегда заботилась обо мне после того, как папа убил моего отчима и перевёз меня жить к нему. И все это после того, как маму избил до смерти отчим.

Но я не хотела подвергать ее опасности после всего, чего она добилась. Она лидер Братвы и исполнительный менеджер в V Corp, и ей потребовалось столько борьбы, чтобы стать единственной сильной девушкой среди волков.

И теперь, если я скажу или сделаю что-то не так, то причиню боль единственным людям, которые когда-либо заботились обо мне.

Единственная семья, которая у меня когда-либо была.

— Пусть она остается в Уивер&Шоу.

Кирилл и мое внимание переключается на Адриана, который, наконец, поднимает глаза от ноутбука, затем медленно закрывает его и кладет на стол.

— О чем ты, блядь, говоришь, Адриан? Позволить ей остаться? Единственная дочь Пахана не может быть оставлена одна в какой-то юридической фирме.

— Нам нужно выиграть иски Мэтта, так как мы используем его производственную компанию для отмывания денег. Фирма Уивер&Шоу представляет интересы его дочери и сует свой нос куда не следует. Как член Братвы, дочь Пахана сыграет свою роль и станет нашими глазами и ушами там. Это не должно быть сложно с доступом к техническому отделу и твоим интересным набором навыков. Верно, Анастасия?

Я вздрагиваю всем телом. Интересный набор навыков. Он знает. Несмотря на то, что на моем запасном ноутбуке нет ничего уличающего, Адриан каким-то образом узнал о взломе.

Значит ли это, что он в курсе о похищенных средствах?

Кирилл сужает глаза на меня, потом на Адриана, будто понял, что что-то не так. Он всегда понимает. Он как собака, которая за версту чует неладное.

Но вместо того, чтобы сказать об этом прямо, он упускает тему.

— Хоть мне это и не нравится, но нам нужно выиграть всю эту историю с Мэттом. Делай, что тебе говорят, а я сделаю вид, что не видел тебя.

Я собираюсь сказать «нет», но Адриан снова встречает мой взгляд, и я поджимаю губы.

Он встает одним быстрым движением. Они с Кириллом такие крупные, что затмевают мою маленькую квартиру, забирая весь воздух.

— Саша присмотрит за тобой, чтобы ничего не случилось. — Кирилл улыбается, но за улыбкой нет тепла. — А когда дело будет закончено, я лично заберу тебя обратно, маленькая принцесса.

И с этим он уходит, его охранник следует за ним.

Я ожидаю, что Адриан присоединится к ним, но он наклоняется ближе и говорит низким тоном:

— Мы будем играть по-моему, Анастасия. Ты не связываешься ни с Сергеем, ни с Владимиром, ни с Рай. Ты продолжаешь шараду и живешь как Джейн, пока я не разрешу тебе вернуться. Если ты этого не сделаешь, Братва узнает, что ты украла сотни тысяч долларов, и все начнут охоту не только за твоей головой, но и за головами Сергея, Владимира и Рай, потому что они помогли тебе скрыть кражу.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке и повисла на подбородке.

— Они... ничего не делали.

— Они солгали, и это тоже считается предательством.

— Почему... почему бы тебе не раскрыть это сейчас?

— Потому что я могу использовать тебя.

— Против моего отца?

— Ты позволила себя использовать, так что не строй из себя жертву. Мне также нужно знать, куда ушли деньги, так как ты явно не используешь их.

Значит, он не знает о Бабушке.

Пока.

Потому что не сомневаюсь, что если он приложит усилия, то в конце концов разберется.

— А что, если я тебе не помогу? Что, если я не захочу вмешиваться в дело Мэтта Белла?

— Поможешь ты или нет, не имеет значения. Мы победим в любом случае. О том, применим ли мы насилие или нет, вот о чем тебе следует беспокоиться. — он делает паузу. — Ты же не хочешь, чтобы твой парень случайно лишился головы?

Я вся дрожу, холодный пот покрывает мои виски, потому что я знаю, я просто знаю, что Адриан не делает пустых угроз.

Что он не нападает на кого-то просто так.

Что он не выбирал Нокса бессистемно, без причины.

— Что... он сделал?

— Сунул свой нос куда не следует. Если хочешь, чтобы он был в безопасности, заставь его проиграть или отказаться от дела. Сработает и то, и другое.

— Он не хочет меня слушать. У нас просто случайные отношения, так что никто из нас не важен для другого. — я лгу сквозь зубы.

— Я тот, кто это решит. Играй свою роль и будь умна в этом, Анастасия. Если ты это сделаешь, я, возможно, позволю тебе вернуться без пролития крови.

Глава 26

Нокс

Зловещее чувство метафорически сдавливало мое дыхательное горло в течение последнего часа.

Поэтому я позвонил своей семье. Тил, отцу, моей приемной сестре Эльзе и даже этому сварливому ублюдку Агнусу, мужу отца, который вырастил меня и мою сестру-близнеца.

Все казались в безопасности.

Если только они не лгали мне?

У меня странная интуиция. Всегда была, с тех пор как понял, что это, возможно, единственное, что способно меня спасти.

Что кроме меня самого, никто не вступится за меня, никто не вернет мне то, что было отнято. Поэтому чаще всего мне приходилось полагаться на шестое чувство, и именно оно спасало мою задницу больше раз, чем я могу сосчитать. Именно благодаря ей я выбрался из тюрьмы невредимым.

Поэтому я не игнорирую его.

Никогда.

Я думаю, позвонить Дэну, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, но к черту этого придурка. Я все еще обдумываю лучший способ отомстить ему за его сегодняшние намёки.

Кровь закипает при одной мысли о том, что он будет рядом с Анастасией. Если он пальцем тронет хоть один волосок на ее голове, я, наверное, брошу профессию адвоката и стану преступником.

Так что, нет, я не стану жаловаться, если он встретит своего создателя раньше, чем позже.

Кроме того, он точно не является причиной сжимания и разжимания моей груди или чертовой круговерти в сердце.

Я отказываюсь думать, почему я здесь, перед квартирой Анастасии, когда я должен быть на встрече, но я здесь.

Здесь.

И чувства обостряются до опасных высот.

Я никак не мог сосредоточиться на той встрече, когда моя грудная клетка вот-вот разорвется. Кроме моей семьи, есть еще только один человек, который может быть причиной такой реакции.

Я использую запасной ключ, который она дала мне некоторое время назад, и медленно открываю дверь. Почему-то мне кажется, что не стоит делать резких движений.

Замок немного кривой, и я замираю, но только на секунду, прежде чем шагнуть внутрь.

В квартире темно, тихо, что отличается от обычного, или, по крайней мере, с тех пор, как я стал приходить сюда на регулярной основе. В обычные вечера Анастасия либо негромко подпевает своим любимым песням, либо молча слушает их, печатая на ноутбуке. В любом случае, музыка будет звучать громко.

Ни одного из этих сценариев нет. Нет ни музыки, ни звуков печатания, которые я начинаю ассоциировать только с ней.

Дефектная тишина постепенно сменяется чем-то более грозным и зловещим. Словно кто-то роется в вещах.

Конечно, когда я подхожу к шкафу, я вижу, что она запихивает одежду в сумку, ее лицо раскраснелось, а движения спорадические.

Я нажимаю на включатель.

— Что ты делаешь?

Анастасия вскакивает, ее дикие глаза встречаются с моими. Сегодня на ней нет очков, и она выглядит такой юной и хрупкой, как роза, которую можно сломать одним прикосновением.

Ее грудь поднимается и опускается с тяжелыми вдохами, которые она, кажется, не может контролировать.

— Нокс.

Мое имя — это призрачный шепот на ее губах, звук, который она, кажется, не может контролировать.

Она прочищает горло.

— Разве ты не должен быть на встрече?

— Она закончилась. — ложь. Я ушёл пораньше, притворившись, что у меня неотложные дела, и, судя по тому, что я вижу, я рад, что сделал это. — Куда ты собралась?

Она сглатывает несколько раз подряд, ее короткие ногти впиваются в ремешок сумки.

— Прочь.

— Куда?

— Просто куда-нибудь подальше. Я ухожу.

Чувство обреченности, возникшее ранее, врезается в мою грудную клетку, и слепое чувство гнева распространяется по всему кровотоку.

— Как будто, блядь, ты уйдёшь.

— Ты не можешь говорить мне, что делать.

— Ну, я говорю. И ты никуда не уйдешь, Анастасия.

— Все это должно было быть временным.

— Все это?

Она вскидывает руки вверх.

— Секс, договоренность, я здесь. Все это. Я никогда не должна была остаться.

— Ну, я говорю тебе, что ты останешься, хочешь ты этого или нет.

Влага собирается на ее нижних веках.

— Ты... не понимаешь.

— Я понимаю, прекрасно. Ты вновь убегаешь, как убегала из своей предыдущей жизни, потому что это то, что ты делаешь лучше всего, верно? Уходишь. Сбегаешь. Постоянно, блядь.

Она отпускает сумку, позволяя ей упасть на пол, и подходит ко мне.

— Ты не имеешь права стоять здесь и осуждать меня, когда понятия не имеешь о моей жизни.

— И чья это вина? Это ты прячешься на вершине бега.

— Это не твое дело.

— Я делаю это своим делом, моя маленькая обманщица. Неужели ты думала, что я буду стоять в стороне и позволять тебе сбегать, будто меня никогда не было?

— А зря.

— Подумай еще раз, красавица. Ты знаешь меня как человека, который сдается? Когда-либо?

Ее плечи горбятся, когда она сама приходит к такому же выводу. Возможно, мы вместе всего несколько недель, но она знает меня лучше, чем кто-либо другой.

Она знает, что я этого не оставлю.

— Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит, вместо того чтобы выбирать путь бегства?

— Я не могу.

В ее голосе звучит такая боль, такое поражение, словно вся тяжесть мира осела на ее стройные плечи.

Поэтому я смягчаю голос:

— Это как-то связано с твоей семьей?

— Ты не должен знать.

— Значит, связано. — я сделал паузу. — Так вот почему замок испорчен. Здесь кто-то был?

Она напрягается.

— Н-нет.

— Ты такая плохая, блядь, лгунья. Кто здесь был?

— Никого.

Моя рука вырывается и обхватывает ее горло. Так я могу прижаться к ней, чтобы не дать волю своему гневу, потому что этот ублюдок уже на грани того, чтобы сжечь все на своем пути, пока мы разговариваем.

Ее глаза переходят на мои, и хотя они карие и фальшивые, эмоции за ними не такие. Их множество, они то поднимаются, то опускаются. Я не узнаю их все, но узнаю самую заметную — страх.

Не меня — по крайней мере, я надеюсь, что нет.

Но он есть, и разъедает что-то внутри нее.

И во мне.

Никогда не думал, что когда-нибудь буду общаться с другим человеком, кроме моей сестры-близнеца. Никогда не думал, что буду чувствовать ее эмоции еще до того, как она сама их осознает.

Но в этот момент, прямо здесь, я знаю, просто знаю, что сделаю все, чтобы эти эмоции ушли.

— Анастасия, я здесь на твоей стороне, так что не заставляй меня принуждать тебя говорить. Кто здесь был?

— Ни... никто...

Теперь это шепот, причем призрачный.

Я крепче прижимаю ее к себе, подушечки моих пальцев впиваются в чувствительную плоть ее бледного горла. Когда я говорю, то произношу низким предупреждающим тоном.

— Анастасия...

— Просто оставь меня в покое, Нокс. — слеза скатывается по ее щеке. — Отпусти меня.

— Нет.

— Почему? Какого черта ты продолжаешь держаться за меня?

— Потому что я еще не закончил с тобой.

И, вероятно, никогда не закончу. Но я не произношу эту мысль вслух, чтобы не вывести ее из себя так же быстро, как она пускает корни внутри меня.

— А что, если я закончу с тобой?

— Сначала ты должна понять это в первую очередь, и даже если ты закончила, я снова тебя завоюю.

— Даже если я причиню тебе боль?

— Даже если ты причинишь мне боль.

— Ты не должен так говорить.

Слезы бесконтрольно пропитывают ее щеки.

— Тогда что я должен сказать?

— Что ты не позволишь ни мне, ни кому-либо причинить тебе боль.

— Не позволю.

Она сглатывает.

— Обещай.

— Обещаю. Я также обещаю, что никто не причинит тебе вреда под моим присмотром.

Ее губы размыкаются, затем она сглатывает.

— Я никогда не просила твоей защиты.

— Ты получишь ее в любом случае. — я отпускаю ее горло. — А теперь продолжай собираться, потому что ты уезжаешь со мной.

— Ч-что?

— Я не оставлю тебя в доме, в который кто-то вломился, Анастасия. Со мной ты будешь в большей безопасности.

— Но...

— Никаких «но». Это не обсуждается.

— Ты... не обязан делать это для меня.

— Кто сказал, что это только для тебя? Я смогу трахать тебя в любое время, когда захочу, так что у меня тоже есть преимущества.

Она слегка улыбается сквозь слезы, хотя улыбка грустная, хотя страх еще не совсем прошел. Но я сделаю так, чтобы он исчез, если это будет последнее, что я сделаю.

Потому что Анастасия моя, а я защищаю то, что принадлежит мне.

Глава 27

Анастасия

Когда Нокс сказал, что я поеду с ним, я знала, что он отвезет меня в свою квартиру.

Он часто предлагал мне нанести ему визит, но я всегда меняла тему.

Почему?

Потому что это слишком, слишком интимно, и я не смогу сохранить дистанцию, которую бесплодно пыталась поддерживать, между нами.

А теперь все еще ухудшилось.

Это опасно.

Смертельно.

Для его жизни, не для моей. Несмотря ни на что, я все еще дочь Пахана, я все еще ценна, так или иначе.

Я одна из них. Мафиози, которых я часто называла пиратами, потому что как только они появились в моей жизни, моя детская фантазия быть лесной феей подходила к концу.

Нокс посторонний, причем враждебный, и Адриан без колебаний устранил бы его со своего пути. Он вычеркнул бы его из мира, будто его никогда не существовало. Он не станет делать это быстро и стремительно; сначала он будет пытать его, пока тот не пожелает смерти.

От образов, проносящихся в сознании, у меня заболел живот, и мне пришлось положить на него руку, чтобы меня не стошнило.

Но сколько бы я ни умоляла Нокса позволить мне остаться в квартире, это ничего не изменило. Он просто перекинул меня через плечо, взял мою сумку и чехол для ноутбука, а затем понес меня к своей машине.

По дороге к его квартире я в основном утверждала, что со мной все в порядке, а он меня игнорировал. Я начинаю понимать, что в тот момент, когда он принимает решение, никто не сможет убедить его в обратном.

Затем, как только мы вошли в его квартиру, он схватил меня за горло и трахнул меня сзади напротив двери. Это было быстро и грязно, и я до сих пор не могу перевести дух.

Даже сейчас, когда я лежу на диване, у меня все еще кружится голова, и я слегка дезориентирована. Это происходит постоянно после секса с Ноксом.

Он обладает таинственной способностью стирать мой разум. Мы словно переносимся в альтернативную реальность, где существуем только он и я.

Но я не должна позволить этому случиться.

Не сейчас, когда Александр, возможно, наблюдает за мной и может вмешаться в любую секунду и разрушить каждую унцию счастья, которую я чувствую или пытаюсь впитать.

Но я скоро сбегу. Однажды мне придется это сделать.

Но не сегодня.

Поскольку по понятным причинам у меня не было возможности осмотреть его дом раньше, я делаю это сейчас.

Мой взгляд скользит по гламурной квартире — простите, пентхаусу. Конечно, такой человек, как Нокс, будет жить в пентхаусе. Он не только находится на самом высоком этаже здания в самом центре города, но и имеет мечтательный вид на Нью-Йорк.

Мебель и декор стильные и элегантные, но кричат о безличности. Как будто он просто заплатил кому-то, чтобы все расставить по местам и покончить с этим.

Должно быть, одиноко жить такой гламурной жизнью без личных прикосновений. Я могу говорить, учитывая, что вся моя жизнь была продиктована.

По крайней мере, Нокс полностью владеет своей.

— Тебе холодно? — спрашивает он со своего места на стуле, глядя на меня, пока его пальцы делают паузу на ноутбуке.

У него еще есть работа, но он сказал мне не двигаться и ничего не надевать — после того, как раздел меня догола у входа, а сам остался полностью одетым, как обычно.

Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я видела его полностью обнаженным, и в основном это было в душе. У него худощавое, но очень мускулистое тело, и стыдно скрывать его и эти великолепные татуировки.

Он велел мне лечь голой на диван напротив него и не издавать ни звука, пока он работает.

— Я закончу через десять минут, а потом вернусь за добавкой, — вот что он сказал.

Я сдвигаюсь и прикусываю нижнюю губу, когда чувствую, как его сперма вытекает из меня и пачкает бедра.

— Не слишком.

Он расстегивает рубашку, и мои глаза вбирают в себя совершенство его мускулистой груди и подтянутого живота, затем я сосредотачиваюсь на татуировке самурая, темного воина, очаровавшая меня с того первого раза, когда я проснулась рядом с ним.

Как будто я смотрю на другую грань Нокса, ту, которую он не любит показывать так часто.

Или вообще никогда.

Замысловатый узор закручивается вокруг его плеча и на груди, и это похоже на провода, обвивающие его и воина.

Интересно, есть ли в этом какой-то смысл или он просто сделал это для эстетики? По какой-то причине я не верю, что он набил бы эту татуировку только потому, что она хорошо выглядит.

— Когда ты набил свои татуировки? — спрашиваю я, положив голову на подставленную руку.

Он продолжает расстегивать рубашку.

— Некоторые в средней школе, но самые крупные после того, как я уехал из Лондона, иначе я бы рисковал быть убитым своим отцом.

Я слегка улыбаюсь его тону. Он всегда звучит так по-другому и беззаботно, когда говорит о своей семье — чего нельзя сказать обо мне.

— Есть ли причина, по которой ты выбрал самурая?

— Я хотел что-то, что символизирует силу, и из всех набросков, которые сделал мастер, мне больше всего понравился этот. Наверное, из-за черных глаз. Они намекают на скрытую тьму.

— А что насчет проводов?

— Неважно, насколько человек силен, всегда есть что-то, что его сдерживает

Отстраненный взгляд застилает его глаза — боль, или воспоминания, присыпанные болью.

Я хочу спросить больше, узнать, что может сдерживать такого человека, как он, но у меня нет возможности, пока он не бросил рубашку в мою сторону.

— Значит ли это, что я могу идти спать?— поддразниваю я.

— Нет, блядь. Я присоединюсь к тебе через минуту.

— Думала, что для этого я должна быть голой.

— Да, но я не хочу, чтобы ты замерзла, так что можешь надеть ее.

Я улыбаюсь, надевая рубашку, которая проглатывает меня и доходит до середины бедер. Мне приходится закатывать рукава, чтобы открыть руки.

Когда я снова поднимаю взгляд, глаза Нокса темнеют и пристально смотрят на меня. Его пальцы по-прежнему нависают над клавиатурой, не набирая текст, а челюсть крепко сжата.

Я приподнимаюсь на случай, если я сделала что-то не так, и это заставляет еще больше спермы покрыть бедра, потому что он совершенно не дал мне подмыться.

— Ч-что?

— С этого момента ты будешь либо голой, либо в моей рубашке. Никаких промежуточных вариантов.

В его тоне ощущается грубая собственническая властность, качество, не подлежащее обсуждению, от которого у меня перехватывает дыхание.

— Я не могу просто носить твою рубашку весь день.

— Нет, но ты можешь быть голой.

— В помещении.

— Пока.

— Пока?

— Я найду место на открытом воздухе, где ты сможешь быть голой для меня и только для меня.

— Извращенец.

Он встает, и, хотя это не слишком резко, мое сердце подпрыгивает к горлу, и я не могу не потереться бедрами друг о друга.

Так редко можно увидеть его в полуобнаженном виде. Его татуировки не для показухи, как у многих. Даже лидеры Братвы считают за честь продемонстрировать свои татуировки и объяснить, что каждая из них означает, особенно если она связана с братством.

С Ноксом дело обстоит иначе.

Кажется, что они существуют только для него.

Он нависает надо мной, выглядя больше, чем жизнь, но это длится недолго, когда его тело медленно опускается к моему.

Мои ладони ложатся на его плечи, и я резко вдыхаю, чувствуя, как он хорош без рубашки, только для меня.

Показывая свои татуировки только мне.

Я никогда не думала, что такая банальная вещь может вызвать во мне такой неземной восторг.

— Разве ты не должен работать? — спросила я низким голосом, поглаживая пальцами его кожу, как наркоман, пробующий наркотик, прежде чем вдохнуть его.

— Нет, когда ты отвлекаешь, черт возьми. — он протягивает руку между моих ног, и глубокий стон вырывается из его губ, когда его пальцы покрываются нашим возбуждением. — Блядь, красавица. Ммм. Это может стать моей новой любимой вещью.

Прежде чем я успеваю спросить, что, он собирает свою сперму двумя пальцами и вводит в меня. Из меня вырывается стон, хотя он не должен был.

Я не должна чувствовать себя настолько возбужденной от того, что он размазывает свое семя внутри меня, но это возбуждает, и гортанные звуки, вырывающиеся из меня, чужды моим ушам.

Он делает это неторопливо, целенаправленно проникая в меня пальцами.

— Ты выглядишь чертовски красиво с моей спермой в этой узкой киске.

— Пожалуйста...

— Ты хочешь еще?

Мой кивок едва уловим, но он ловит его и вот-вот перевернет меня на живот. Так он делает, когда трахает меня, всегда сзади.

Я привыкла к этому за все это время, но сейчас я не хочу. Я не хочу расстояния.

Я хочу, чтобы он показал мне остальную часть себя, как он сделал это со своими татуировками.

Я хочу его. И точка.

Поэтому я впиваюсь своими короткими ногтями в его кожу, держась за надежду, которую не должна иметь.

Я надеюсь и бурлю желаниями, которым нет места в наших отношениях.

Его рука находит мое бедро, что является его сигналом перевернуть меня на живот. Мои ногти впиваются в его кожу, и я медленно качаю головой.

Толчки его пальцев замедляются до мучительной боли. Но черты его лица темнеют, глаза становятся цвета расплавленного ореха — самого странного, который я когда-либо видела.

Он держит меня за бедро так же крепко, как и его лицо, призывая меня отпустить его, но я не делаю этого.

Я не могу.

Не хочу.

— Отпусти.

Это слово. Одно слово, но оно звучит непререкаемо и жестко.

Когда я не отпускаю, он без усилий убирает мои пальцы со своего плеча, а затем легко переворачивает меня. Моя грудь прижимается к дивану, а тело нагревается так быстро, что кажется, будто меня подожгли, облив бензином.

Странная энергия проносится сквозь меня, требуя, чтобы я брыкалась и боролась, чтобы я била и царапалась.

Что-нибудь. Что угодно. Лишь бы я не находилась в этом положении, под ним, где он не хочет на меня смотреть.

Наверное, я пошевелилась, потому что, когда он оказывается позади, он кажется жестким, почти твердым, словно видит мое внутреннее смятение.

— Что, блядь, с тобой не так?

Его тон резкий, такой тон он использует только когда злится.

А сейчас он не должен злиться.

Как и я не должна испытывать эти странные чувства.

— Мне это не нравится, — шепчу я, зарываясь лицом в подушку.

— Что тебе не нравится?

— Это.

В моем голосе звучит сокрушение, и хочется, чтобы это было из-за того, что Кирилл и Адриан нашли меня. Я бы хотела, чтобы это было как-то связано с ними или с моей двойной жизнью, но это не так.

Потому что с тех пор, как я вошла в квартиру Нокса, я не думала ни об этом, ни о них.

Я думала только о нем.

О мужчине, который сейчас отталкивается от меня. Отсутствие его веса и прикосновений заставляет меня ощущать пустоту, даже опустошенность.

Медленно, слишком медленно, я поворачиваю голову в сторону и мельком вижу его, стоящего там как бог. Его руки скрещены на мускулистой груди, и он сужает глаза, глядя на меня.

— В чем проблема?

Его вопрос спокоен, но не его тон. В нем столько напряжения, столько удара за его словами, что у меня сжимается горло.

— Я просто...

— Что? Ты просто что?

— Я хочу заниматься сексом, глядя на тебя.

— А я хочу видеть твои глаза, твои настоящие глаза, но ни один из нас не получает того, чего хочет.

— Почему ты так одержим желанием увидеть мои настоящие глаза?

— Потому что за ними я бы увидел настоящую тебя. Не ту Анастасию из той ночи или ту Джейн, которой ты стала. Только тебя.

Мои губы раздвигаются, и вспышка эмоций атакует живот, нуждаясь в освобождении.

Поэтому я встаю, намереваясь подойти к нему, поцеловать его, сказать, что, если он хочет увидеть мои глаза, он может.

Он единственный, кто может.

Потому что в отличие от всех остальных, кто меня знает, он не увидит во мне Анастасию Соколову, единственную дочь Сергея Соколова, Пахана Нью-Йоркской Братвы.

Он не увидит во мне защищенную принцессу, которую нужно защищать или использовать. Он просто увидит меня. Анастасию, которая сбежала из тюрьмы, чтобы стать свободной, чтобы жить.

Чтобы быть живой.

Но мой импульсивный момент прерывается, когда раздается звонок в дверь.

В наступившей тишине он звучит как сигнал тревоги, и я вздрагиваю.

Нокс, однако, кажется скорее раздраженным, чем удивленным.

— Пойду избавлюсь от того, кто там пришёл, а потом я вернусь, чтобы довести дело до конца. Не двигайся, блядь.

Я бы и не двинулась, даже если бы он не приказал мне, потому что я смотрю на его крепкую спину, пока он направляется к двери.

Мои пальцы ног подгибаются, и я не уверена, из-за него ли это или из-за того, что он сказал. Мне нравится, что он никогда не допускает недоразумений между нами, что он всегда смотрит вперед.

Никогда назад.

Никогда в сторону.

Всегда вперед.

И я думаю, что это передается мне, потому что я тоже хочу быть такой — человеком, устремленным вперед, который не позволяет прошлому сковывать его.

Но сначала я должна поговорить об этом с ним, нет?

Я должна обнажиться и позволить ему увидеть ту часть меня, которую даже я боюсь показывать кому-либо.

— Добрый вечер, панк.

Пожилой мужской голос говорит от двери с очень характерным, правильным британским акцентом.

Прежде чем я успеваю поинтересоваться, кто это, следующее слово Нокса отвечает на мой незаданный вопрос.

— Отец?

Глава 28

Анастасия

Он только что сказал «отец»?

Мое сердце колотится о грудную клетку, а в горле пересыхает с каждой секундой. Я быстро застегиваю рубашку — рубашку Нокса — и благодарна, что она достаточно велика, прикрывая мою наготу.

Прежде чем я успеваю скрыться в спальне или даже на кухне, Нокс снова появляется в гостиной в сопровождении мужчины намного старше меня, которому, вероятно, около пятидесяти лет. Он одет в строгий костюм-тройку, его челюсть покрыта светлой щетиной.

По обе стороны от него стоят две девушки, обе ниже его ростом и выглядят совершенно одинаково. Одна стройная, светловолосая и высокая, как моя кузина Рай, а другая миниатюрная, с короткими черными волосами и мелкими чертами лица.

Сестра-близнец Нокса.

Мне даже не нужно гадать. Хотя ее глаза темно-карие и она намного ниже его, взгляд ее глаз похож на его.

Немного призрачный.

Немного странный.

И просто... глубокий.

Как будто они оба видели мир, и он им не понравился, но они не хотят, чтобы он ушел. У них обоих решимость: «Я здесь, чтобы остаться».

И как бы это меня ни восхищало, у меня нет возможности почувствовать это прямо сейчас, потому что я полуголая. Перед теми, кто, как я предполагаю, является отцом и сестрами Нокса.

Предполагаю, в том смысле, что я преследовала их в социальных сетях, когда впервые пришла в У&Ш и снова встретила Нокса.

Что? Я должна была обезопасить себя.

Не слишком ли поздно на самом деле исчезнуть? Потому что мне кажется, что я вот-вот загорюсь от того, что три пары глаз пристально наблюдают за мной.

— Мы не вовремя? — спрашивает его отец с легкой ухмылкой.

— Кто ты? — спрашивает блондинка скорее с весельем, чем с осуждением.

Я потираю ногу о заднюю часть икры.

— Я... э...

— Вам не о ком беспокоиться.

Нокс подходит ко мне, и, хотя он не прикасается ко мне, его присутствие приносит столь необходимый комфорт.

— Ерунда, — говорит его отец с тем же изгибом рта. — Я Итан Стил. Отец Нокса. Это Тил, его сестра-близнец, а это Эльза, его вторая сестра. А как твое имя?

— Д-Джейн.

Я прикусила губу после запинки. Какого черта я только что хотела сказать «Анастасия»? Это не имеет смысла, когда я должна держать свою вторую личность в полном секрете.

— Приятно познакомиться, Джейн. — Эльза отходит от отца и берет мою руку для рукопожатия. — Не могу дождаться, чтобы услышать все о тебе.

— Или... — Нокс встает между нами и тактично подталкивает ее в спину. — Ты можешь вернуться в Лондон следующим самолетом. Возьми с собой отца и Ти.

— Этого не будет. Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы просто улететь. Правда, Тил?

Сестра-близнец Нокса кивает.

— Да. В конце концов, я здесь, потому что мне интересно, что тебя так изменило за последнее время.

— Tи!

— Что? Ты мне не рассказываешь.

— Мне нечего рассказывать.

— Очевидно, есть. — Эльза улыбается с явным озорством. — Я так рада, что мы решили полететь с папой в командировку.

— А я нет. Так что вы трое можете уходить.

— Нет, — в упор заявляет Тил.

Эльза обнимает ее за плечи.

— Что она сказала.

— Я звоню вашим мужьям.

Он лезет в карман и достает свой телефон, а затем включает громкую связь.

Я вздрагиваю, читая определитель номера— Эйден.

Он поднимет трубку с глубоким, скучающим:

— Привет, ублюдок.

— И тебе привет, мудак. Если ты не знал, Эльза здесь, в Нью-Йорке. Я не вижу тебя рядом с ней, чего, если я правильно помню, не случалось за последнюю тысячу лет.

— И?

Нокс делает паузу, затем трясет трубку, будто может физически потрясти человека на другом конце.

— Алло? Это телефон Эйдена Кинга? Кто ты и что, черт возьми, сделал с этим сумасшедшим ублюдком?

— Заткнись нахрен и позаботься об Эльзе на эти пару дней.

В глубоком голосе Эйдена слышатся нотка раздражения. Он также звучит слегка убийственно.

Я слышала его только по телефону, но этого достаточно, чтобы по моему позвоночнику пробежала дрожь. Не могу представить, каково это встретиться с ним в реальной жизни.

Мой взгляд переходит на Эльзу, которая выглядит невозмутимой. Она великолепна и выглядит спокойной, чего нельзя сказать о ее муже. И я задаюсь вопросом, как они вообще вместе.

Нокс крепче сжимает телефонную трубку, и это возвращает мое внимание к нему.

— Или ты можешь прилететь сюда сам и забрать ее или что-то в этом роде? Пришли свой самолет.

— Нет, пока не закончатся сорок восемь часов.

— Ты уверен, что не ударился головой? Потому что ни за что на свете ты бы не позволил ей находиться вдали от тебя так долго.

Эйден делает паузу, прежде чем сказать:

— Мне многое пообещали.

Эльза улыбается, затем шепчет:

— Множественное число.

Эйден, который, похоже, не знал, что говорит по громкой связи, делает вдох, затем понижает голос до предела.

— Чертово множественное число, милая.

— Не могу поверить, что ты позволил ей манипулировать тобой, Кинг, — насмехается Нокс. — Ты потерял хватку.

— Пошел ты. Если она вернется хоть с одним задетым волоском на голове, считай, что ты труп, Ван Дорен.

И с этими словами он вешает трубку.

Нокс ругается, затем бросает взгляд на Эльзу.

— Что ты пообещала этому сумасшедшему ублюдку, чтобы он выпустил тебя из виду.

— Это наш секрет.— она подмигивает.

— Фу. Отвратительно. Но это еще не конец. — он направляет свой телефон на них, будто это оружие, затем набирает другой номер. На этот раз я вижу имя «Ронан» на его экране. Как только он отвечает, Нокс говорит: — Забери свою жену, Рон. Она нежеланный гость в моей квартире.

— Уже лечу, — бодро отвечает он.

— Не смей, Ронан, — говорит Тил.

— Но он сказал, что ты нежеланный гость, ma belle — моя красавица. Я должен прилететь и отлупить его за то, что он так тебя назвал.

— Ты обещал, — выпрямляется она.

— Ладно, как скажешь, — он звучит подавленно. — Мы с Реми скучаем по тебе.

— Я скучаю, мамочка. — в трубке раздается тоненький голосок.

— Я тоже скучаю по тебе, малыш. — она улыбается в первый раз с тех пор, как приехала сюда. — Мама собирается остаться с дядей Ноксом на несколько дней, а потом я вернусь, хорошо?

— Хорошо! Мы с папой подождем.

— Хороший мой мальчик.

— Рон. — Нокс скрипит зубами, его слова звучат отрывисто. — Скажи или сделай что-нибудь.

— У меня связаны руки, Ван Дорен. Я проиграл гребаное пари, так что у меня нет права голоса.

— Почему я должен терпеть поражение?

— Не называй мою Тил и Элли поражением, а то я тебе морду набью, понял?

К концу разговора Нокс тяжело дышит, Тил и Эльза улыбаются, а Итан явно веселится.

Я собираюсь вырыть себе могилу за то, что чувствую себя не в своей тарелке.

Они семья, а я просто посторонняя. Кто-то, кто даже не должен существовать среди того, что кажется их обычной формой взаимодействия.

Но когда я пытаюсь придумать предлог, чтобы исчезнуть из их непосредственной близости, Эльза хватает меня за плечо.

— Нам с Тил нужно поговорить с Джейн. Папа, не мог бы ты с Ноксом приготовить нам что-нибудь?

— Какого черта я должен готовить? — Нокс бросает взгляд на то место, где Эльза держит меня. — И, о чем вы собираетесь с ней говорить?

— Тебе не нужно знать.

Она тянет меня за собой в спальню, и Тил закрывает дверь, несмотря на протесты с другой стороны.

Когда Эльза усаживает меня на кровать, мою кожу покалывает, и я так крепко сжимаю руки, что становится больно. Но не так сильно, как от неизвестности или ситуации, в которую я попала.

Я никогда не любила людей, никогда. Будучи всю жизнь в укрытии и став свидетелем бесчисленных покушений на моего отца и лидеров Братвы, я стала осторожна в каждом своем шаге. В каждом вдохе и каждом слове, которое я произношу.

Это не просто черта характера, так я научилась выживать. Такой должна быть дочь Пахана. Молчаливая, скромная, выполняющая приказы.

Красивая птичка в позолоченной клетке.

Хотя я думала, что сбежала из нее, может быть, меня перевели в более просторную, где у меня якобы есть свобода, но она может быть вырвана в любую секунду.

Однако эта ситуация, когда я нахожусь в компании двух девушек, которых я никогда не видела и которые, к тому же, оказались сестрами Нокса, это не то, что я думала, что испытаю.

Я выросла в окружении мужчин, огромного количества мужчин, и они были суровыми и непреклонными. Единственной заметной девушкой, которая была рядом со мной, была моя кузина Рай, такая же жесткая, как и они.

Так что я действительно, действительно, не знаю, как себя вести, кроме как позволить приступу паники овладеть мной и выставить себя дурой.

А это просто абсурд. Они не страшные... я так не думаю. Потому что пока Эльза сидит рядом со мной с мягкой улыбкой и с любопытством наблюдает за мной, Тил стоит прямо напротив меня, медленно постукивая ногой по полу.

— Почему ты с моим братом? Он тебе нравится? — спрашивает она ни с того ни с сего, без всяких вступлений.

— Я... я...

Как, черт возьми, я должна отвечать на этот вопрос, когда мой мозг даже не воспринял их присутствие?

Эльза трогает меня за плечо, как бы привлекая мое внимание к себе.

— Она хотела сказать, что мы не видели Нокса с одной и той же девушкой дольше пары дней с тех пор, как... ну, никогда. Так что представь наше удивление, когда она подслушала телефонный разговор Дэниела с Ронаном, в котором он сказал, что Нокс не позволил ему даже прикоснуться к тебе.

— Вы знаете Дэниела? — спрашиваю я, почти шепотом.

— Конечно. Мы принадлежали к одной группе друзей со времен средней школы. Что еще важнее на данный момент, поскольку мы можем подкупить его за информацию о Ноксе. Этот наш брат склонен к излишней скрытности, и мы всегда беспокоимся о нем.

— Вам не нужно. У него все хорошо для его возраста.

— Ты имеешь в виду работу, — говорит Тил.

— Э... да.

— Да ладно, Тил. Это связано не только с работой. Теперь у него есть и Джейн, верно?

— Не думаю... что все так... — пытаюсь возразить я.

Как мне объяснить, что наша договоренность носит чисто сексуальный характер, когда я больше не хочу в это верить?

— Она что-то скрывает, — обрывает меня Тил своим бесстрастным тоном.

Я думаю, что обычно она говорит как Нокс, когда он не утруждает себя надеванием маски.

— Мне это не нравится.

— Мы все скрываем секреты, Тил, — говорит Эльза ровным голосом.

— Не так, как она. — ее темные глаза фиксируются на мне. — Ты опасна.

Я сглатываю. Неужели она поняла все это, просто взглянув на меня?

— Перестань быть параноиком. Кроме того, разве не ты мечтала, чтобы Нокс остепенился, чтобы тебе не приходилось постоянно о нем беспокоиться?

Тил прочищает горло.

— Я этого не говорила.

— Не совсем так, но ты определенно говорила. — Эльза улыбается мне. — Мне нравится Джейн.

Тынедолжна, хочу сказать я.

Ты действительно, действительно, действительно, действительно не должна.

Потому что Тил права. Я опасна. Настолько чертовски опасна, что в итоге могу навредить самому Ноксу.

И когда я наврежу, то причиню боль и этим девушкам.

Сестрам, которые беспокоятся о своем брате, которые хотят, чтобы у него все было хорошо, которые приходят с импровизированным визитом, потому что подозревают, что что-то не так.

Я не заслуживаю доверия Эльзы.

Я даже не заслуживаю заботы Нокса.

Потому что знаю, я просто знаю, что разобью обоих на кусочки.

Я причиню им боль.

Вот что происходит с людьми в моем окружении. Им больно. Сильно.

Чаще всего они умирают.

Как моя мама.

Глава 29

Нокс

— Я не буду этого делать.

Я выбрасываю овощи, которые должен был готовить, но отец ловит их, прежде чем они долетают до раковины, а затем прижимает их к моей груди.

— Продолжай резать, если хочешь сегодня поесть.

— Мы можем просто что-нибудь заказать.

У меня нет настроения готовить, потому что я не только попал в засаду моей семьи из ниоткуда, но Эльза и Тил были с Анастасией ровно двадцать три минуты и пятьдесят четыре секунды, разговаривая о хрен знает чем.

Может, моя сестра-близнец воспитывает в нас обоих психопата и говорит ей, какая я абсолютная задница.

Может, они причиняют ей боль.

Сильная рука сжимает меня за плечо, переключая мое внимание на настоящее.

— Расслабься, все идет хорошо. — он улыбается и имеет наглость быть таким расслабленным.

Хотя на самом деле это его обычное настроение.

Итан Стил может являться владельцем крупной корпорации, но он не показывает свою деловую звериную сторону перед нами.

Не помню, когда в последний раз видел его в ярости, а если он и злится, то обычно из-за своих детей — нас.

— У тебя нет права так говорить, когда ты привел их сюда, не предупредив меня. Это удар ниже пояса, и я официально не подарю тебе подарок на день отца.

— Во-первых, я не могу встать на твою сторону. Это верный способ начать войну. Во-вторых, если я не получу свой подарок, я просто приведу их обеих сюда снова.

Я сужаю глаза, а он сужает спину.

— Теперь, бегом-бегом. Никакой еды на заказ.

Вздохнув, я беру картошку и начинаю ее резать. Я не могу не смотреть на него время от времени. Несмотря на свои пятьдесят с небольшим, отец выглядит намного моложе. Его волосы по-прежнему темно-русые с едва заметными седыми прядями, а глаза темно-синие, и это единственное, что он передал Эльзе — своей биологической дочери.

Взгляд у него мудрый и собранный, будто он повидал весь мир и ничто больше не может его потревожить.

Он происходит из денежной семьи — старой, могущественной и влиятельной. Однако он не только использовал то, что унаследовал, чтобы оказаться там, где он сейчас. Он инвестировал их и открыл бесчисленные деловые предприятия, сделавшие его в десять раз богаче и неприкасаемее, чем когда-либо был его отец.

Но когда мы росли, он не позволял нам баловаться этими деньгами, не позволял использовать их в качестве пустого оправдания наших поступков или костыля, на который мы могли бы опереться, когда что-то не получалось.

У нас в семье есть один девиз — каждый отвечает за свои поступки.

Даже сам отец.

Иногда кажется, что он собрал вместе людей, которые никогда не смогли бы сложиться в один пазл, но, тем не менее, у нас как-то получается.

Мы самая сплоченная семья, которую я знаю.

Несмотря на наше темное и кровавое прошлое.

— Раз уж ты собрал весь Лондон, почему не закончил работу и не пригласил Агнуса, чтобы он мог приготовить?

— Он прилетел с нами, но предпочел закончить кое-какие дела в отеле.— он улыбается при упоминании своего друга детства/правой руки, ставшего мужем. — И он для тебя отец.

— Ни за что на свете я не стану называть его оцтом после того, как всю жизнь знал его как Агнуса.

— Тил прекрасно справляется с этим. Или ты можешь называть его папой, как это делает Эльза.

— Фу, ни за что. И Эльза делает это только для того, чтобы подзадорить его. Он ей все еще не нравится, если ты не заметил.

— Она добьется своего.

— Это пустые мечты, и ты это знаешь, отец.

Мрачный взгляд охватывает его черты, и я понимаю, что облажался, напомнив ему о фактах, о которых он не любит думать. Личная жизнь моего отца всегда была беспорядочной. Его первая жена, мать Эльзы, была психопаткой, которая заперла меня и Тил после того, как мы сбежали от матери, потому что хотела, чтобы мы были похожи на ее сына, которого она потеряла.

Будто этого было недостаточно, отец был застрелен ею и провел девять лет в коме, в течение которых Агнус заботился о нас. А когда он пришёл в себя, он словно стал другим человеком. Когда мы были маленькими, он был более общительным, но после почти десятилетней комы он изменился.

Единственным человеком, который поддерживал его на протяжении всего этого пути, был Агнус. Этого человека можно принять за немого, а Эльза в лицо называет его психом, и, честно говоря, у него действительно имеются антисоциальные наклонности, но я рано понял, как сильно он заботится об отце.

На самом деле, он заботился о нас в его отсутствие только ради отца.

Однако меня удивило, когда отец пригласил нас троих на семейный ужин и объявил, что у них с Агнусом отношения.

Хотя я всегда считал, что Агнус имеет смешанную ориентацию, отец самый натуральный человек из всех, кого я знаю. И он до сих пор гетеро, я думаю.

Однажды он сказал мне, что Агнус единственный мужчина, который его привлекает. Дело не в его половой принадлежности, а в нем самом.

Так что впервые в жизни у него имеется стабильность с единственным человеком, который понимает его больше всех. Тот факт, что между его единственной биологической дочерью и мужем существует плохая кровь, всегда его не устраивал.

Оглядываясь назад, я не должен был поднимать тему их вражды, поэтому перенаправляю разговор на тему, которая нравится отцу — похвала его мужа.

— Кстати, я получил годовой отчет по портфолио, который Агнус вел для меня, и прибыль утроилась.

Его губы трогает редкая ухмылка.

— Он знает, что делает.

— Очевидно. У меня больше денег, чем я когда-либо смогу потратить.

— Ты мог бы открыть свою собственную фирму.

— Не сейчас. Сначала мне нужно получить еще несколько лет опыта.

Он смотрит на меня пристальным взглядом.

Я оглядываюсь по сторонам, затем снова обращаю внимание на него.

— Что?

— Ты послал Агнусу благодарность за то, что он утроил твою прибыль?

— Ему это не нравится.

Я сопротивляюсь желанию упомянуть, что Агнус немного асоциален.

Ладно, достаточно асоциален. Я на миллион процентов уверен, что он стал бы серийным убийцей, если бы не встретил отца в самом начале их детства.

— Отправь.

— Хорошо. Он придет сюда позже?

— Нет, он проведет ночь в отеле.

— Почему?

— Я же сказал, по работе.

Я прищуриваюсь.

— С каких это пор Агнус выбирает работу, а не быть твоей тенью?

— Это особый вид работы. Брось это.

— Хм.

Отец приостанавливает перемешивание супа и смотрит на меня.

— Что?

— Мне любопытно, вот и все.

— А мне интересно про твою девушку и причины, по которым ты не познакомил ее с нами. У тебя с ней несерьезно?

Мой позвоночник перекручивается от его быстрого способа сменить тему и поставить меня в центр внимания. Я на мгновение задумываюсь, затем говорю низким тоном:

— Дело не в этом. Это... по-другому.

— По-другому в том смысле, что ты не используешь защиту, когда ты с ней?

Улыбка искажает его губы, в глазах блестит веселье.

— Как ты...? Я убью Дэниела к чертям собачьим.

— Вообще-то, это был Ронан. Он оживленно рассказывал эту историю примерно тридцати людям на вечеринке. Было забавно.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

— Пожалуйста, скажи мне, что Тил и Эльзы там не было.

— Они стояли первыми в ряду.

— Дерьмо.

— Именно из-за этой информации они решили прилететь с нами.

Он продолжает медленно и не торопливо смешивать ингредиенты.

Отец всегда был человеком, который никуда не торопится. Будь то бизнес или личная жизнь. Он спокоен, его почти никогда не провоцируют, до такой степени, что иногда это пугает.

— Ты собираешься дать определение слову «по-другому», Нокс?

— Я не знаю, как это объяснить. Думаю, я чувствую себя более спокойно, когда я с ней, немного менее встревоженным, быть может. Просто... не застреваю в своей голове, в своих тенях или в прошлом.

— Интересно.

— Думаешь, это нормально?

— Зависит от того, почему ты так себя чувствуешь.

— А, если я не знаю этих причин?

— Знаешь. Ты просто еще не осознаёшь их, чего и следовало ожидать, учитывая, что ты замыкался в себе десятилетиями.

— Я... не замыкался в себе.

— Нет, замыкался. — его голос приобретает более успокаивающий тон. — В первый день, когда я встретил тебя, ты был тощим ребенком с торчащими костями и отметинами по всему телу. Ты был явно ранен, голоден, хотел пить и был напуган. Ты был так напуган, что дрожал от страха, но даже тогда, в восемь лет, ты отодвинул Тил за собой и вышел вперёд. Хотя казалось, что твой мозг говорит тебе бежать, ты этого не сделал. Ты стоял, высоко подняв голову и не глядя по сторонам. Словно ты показывал миру средний палец и говорил ему, что больше не станешь убегать, не станешь прятаться. Тебе не будут указывать, что делать. С этого момента ты будешь бороться. За себя и свою сестру. В твоих глазах горел огонь, пламя, которое восстало из пепла, запечатывая твоё прошлое. Этот огонь причина, по которой я решил вырастить тебя, вас, Нокс, но я всегда знал, что он скрывает более глубокий слой, слой, с которым ты отказываешься встречаться, даже будучи взрослым.

Я крепче сжимаю нож и делаю глубокий вдох, замедляя долбаный стук в груди.

— С чем ты хочешь, чтобы я встретился лицом к лицу, отец? С моей шлюхой матерью, которая продала нас за наркотики, или с отцом, о личности которого она даже не знала? Их обоих уже нет, и думать о них бессмысленно.

Он смотрит мне в лицо, между его бровями появляется складка.

— Вот тут ты ошибаешься. Их нет, но ущерб, который они оставили после себя есть.

— Я в порядке, отец. Я адвокат, самый молодой партнер в фирме, фактически, и чертовски хорош в своем деле. Я не преступник, не ничтожество и не манипулятор. Со. Мной. Все. В. Порядке.

— Так сказала Тил, прежде чем сломалась.

Я делаю паузу, позволяя ножу упасть на разделочную доску, потому что у меня возникает искушение воткнуть его в собственные вены, чтобы увидеть кровь.

Это была одна из повторяющихся мыслей, посещавшие меня в подростковом возрасте, но я сопротивлялся, зная, что это расстроит отца и Ти. Ни за что на свете я не стал бы причиной страданий людей, о которых я больше всего заботился.

Он встречает мой взгляд, его голос понижается еще больше, будто он не хочет тревожить мои тени.

— Тил стала лучше только тогда, когда столкнулась с этим, Нокс.

— Я не она.

— Нет, ты не она. Ты хуже. По крайней мере, она признает, что что-то не так, и не притворяется, что все идеально. Тебе нужно начать делать то же самое, если хочешь сохранить эту девушку. Ни одной женщине не нравится мужчина с демонами из детства.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, дверь в мою спальню открывается, и мое внимание сразу же переключается в том направлении. Тил выходит первой, одна, с непроницаемым выражением лица, которое является ее типичным.

Она действительно смеется и улыбается только в окружении мужа и сына. Прошли те дни, когда я был единственным, кому она улыбалась.

Возможно, поначалу я немного ненавидел Ронана за то, что он забрал ее, но я не мог долго держать обиду, учитывая, как много он значит для нее.

Как она оживает, когда он рядом.

Эльза стоит рука об руку с Анастасией, на которой теперь надета пара моих штанов, и хотя она закатала их на животе, они все равно не достают до пола.

Блядь. Видеть ее в моей одежде чертовски возбуждает.

Будут ли на меня кричать и занесут ли меня в черный список со следующего рождественского семейного собрания, если я выгоню всех, чтобы трахнуть ее у двери?

Я бы, наверное, рискнул.

Однако мой генеральный план прерывается, когда я понимаю, что внимание Анастасии обращено не на меня.

Она сосредоточена на чем-то, что Эльза показывает ей на своем телефоне, и улыбается. Улыбка мягкая, скромная и, кажется, искренне счастливая.

— Так это ваш сын? — спрашивает она своим нежным голосом.

— Да, его зовут Илай.

— Он... совсем на тебя не похож.

— Я знаю. — Эльза хмурит брови, выглядя удрученной. — Он похож на своего отца и деда, но я не теряю надежды, что его характер хотя бы немного схож с моим.

— Не питай слишком больших надежд, принцесса. — отец вмешивается со своей обычной теплотой, будто у нас только что не произошло тяжелого, как блин, разговора. — Он все больше и больше становится Кингом.

— Папа! Ты должен быть на моей стороне. Разве ты не хочешь, чтобы твой внук брал пример с тебя?

— Ну, у меня все еще есть Реми и дюжина детей, которых, как сказал Нокс, он планирует завести.

Глаза Анастасии расширяются, а ее щеки приобретают глубокий красный оттенок, в то время как Эльза ухмыляется.

— Я никогда этого не говорил.

Я пытаюсь быть спокойным, но не получается.

— Серьезно, сейчас? Я уверен, что слышал, как ты говорил раньше, что чувствуешь себя комфортно рядом...

Я прикладываю руку к его рту, прерывая его на полуслове, и качаю головой.

Его глаза блестят, и Тил делает шаг, между нами, глядя на нас сверху вниз, что в лучшем случае комично, потому что мы высокие, а она такая маленькая, что это требует усилий с ее стороны.

— Что вы двое скрываете? Скажите.

— Тебе не о чем беспокоиться, Ти. И, возможно, тебе стоит перестать вытягивать шею, пока ты ее не вывихнула. Не хочу, чтобы Рон занимался моим делом.

— Пошел ты. — она пихает меня локтем в бок.

— О, ты попала, Ти.

Я отпускаю отца, хватая ее за место, которое больше доставляет щекотку. Она начинает фыркать и умолять меня остановиться, но я не останавливаюсь.

Так я обычно подбадривал ее, когда она была подавлена, а это было почти всегда, до того, как она встретила своего мужа.

Я ловлю себя на том, что Эльза говорит Анастасии:

— Я взрослый человек во всем этом. Прости поведение детей.

— Ты тоже попала, Элли, — говорю я, а потом мы с Тил тянем ее к нам.

Хотя она пытается сопротивляться, она беспомощна, когда мы оба атакуем ее самое щекотное место.

— Мне жаль, Джейн, — говорит ей отец с улыбкой. — Мои дети обычно не такие незрелые.

Она качает головой, улыбаясь, хотя ее манеры по-прежнему сдержанны.

— У вас прекрасная семья, мистер Стил.

— Все хорошо, если будешь называть меня Итан. В конце концов, теперь ты часть нас.

Я ожидал, что Анастасия застесняется, возможно, будет шокирована, но ее улыбка исчезает, и она выглядит совершенно в ужасе.

Как будто перед ней появился призрак из ее прошлого.

Глава 30

Анастасия

Когда Кирилл сказал, что Александр будет присматривать за мной, я не думала, что это будет на таком близком расстоянии.

В смысле, напротив фирмы. То есть он в машине, следит за мной как ястреб, пока я иду через главный вход с кофе.

Обычно кофе приносит Гвен, или Крис. В общем, кто угодно, только не я, поскольку я стараюсь свести контакты с людьми к минимуму.

Но сегодня они оба заняты, а мне нужно было идти. Я должна была преодолеть расстояние до кофейни и притвориться, что за мной не маячит тень страшного человека в черном костюме.

Так продолжалось целую неделю. С тех пор как Кирилл и Адриан устроили засаду в моей квартире и сказали, что мне предстоит сыграть определенную роль.

Что, что бы я ни делала, я никогда не перестану быть принцессой Братвы.

Как и было обещано, Адриан, должно быть, не сказал моему отцу, иначе он послал бы за мной своих охранников.

Кирилл сдержал свое слово не оставлять меня без присмотра, поэтому его правая рука, Александр, незаметно следовал за мной повсюду. Для посторонних людей это было незаметно, поскольку он меняет модели машин, номера и даже цвет одежды.

В конце концов, он профессионал.

Хотя это редкий случай, когда он не ведет себя как тень Кирилла.

И потому что я настроена на него и на опасность, которую он представляет, я заметила его в первый раз, когда мы с Ноксом вместе вышли из его пентхауса.

Мне пришлось отвлечь его от разглядывания зеркала заднего вида, чтобы он не понял, что за нами следят. Меньше всего я хочу, чтобы он конфликтовал с другими мужчинами из моей жизни.

Особенно после того, как я познакомилась с его семьей, гостеприимной, с их характерным чувством юмора и манерами.

В ту ночь они остались у нас ночевать. Мы вместе поужинали и играли в настольные игры. Итан и Эльза рассказывали мне всевозможные истории о подростковом возрасте Нокса и о том, каким он был и остается соперником. Я с живым интересом слушала каждую деталь, каждую крупицу информации о той версии Нокса, которую я никогда не встречала.

Не знаю, почему я цеплялась за каждое слово, но в каком-то смысле это было жизненно важно. Как воспоминание, которое я должна держать рядом.

Или, может, я просто забочусь о Ноксе больше, чем хочу признать.

Тил не слишком охотно делилась историями, но мне понравились ее ровные отношения с братом.

То, как они понимают друг друга, не произнося ни слова.

Перед их отъездом на следующее утро она стояла, скрестив руки на груди, и сказала мне в упор: «Лучше бы тебе не сделать больно моему брату».

Эта фраза оставалась со мной дольше всего после их визита.

Как будто она знала, что именно это и произойдет.

Я не виню ее за то, что она меня недолюбливает. На самом деле я уважаю ее за заботу о своем брате. Так поступает семья.

В отличие от моей.

Мой взгляд метнулся к машине Александра. Несмотря на то, что стекла тонированные, я почти представляю, как он смотрит в ответ своим холодным взглядом, который смягчается только в отношении Кирилла.

Он, должно быть, догадался о моих отношениях с Ноксом, и если угроза Адриана о чем-то говорит, они без колебаний используют его против меня.

Чтобы причинить ему боль из-за меня.

Потому что это то, чем они занимаются в братстве. Они используют людей, разбивают сердца и хрустят костями.

И я не исключение.

Если уж на то пошло, меня возносят на высокий пьедестал за то, что я дочь Пахана. Это жестокий поворот судьбы, что моя мама забеременела после короткой интрижки с моим отцом — мужчиной номер один в Братве.

После этого она вышла замуж за моего отчима, и я должна была стать нормальным гражданином. Но этот ублюдок издевался над ней, как физически, так и эмоционально, и, хотя она пыталась защитить меня, она понимала, что не может.

Вот почему она увела меня в парк в тот день. Я не забуду этого никогда. Не только потому, что мама дрожала, но и потому, что она, казалось, почувствовала облегчение, когда появился высокий мужчина с суровыми чертами лица.

И я помню, как его тень закрыла солнце, когда он стоял и смотрел на нас. Или, скорее, наблюдал за мной.

Она сказала мне, что он мой отец, и я ухватилась за нее, думая, что она оставит меня с ним, но она этого не сделала.

Они просто разговаривали, пока я играла в прятки с одним из других высоких мужчин, которые пришли с ним.

Перед тем как мы с мамой ушли, папа погладил меня по волосам. Помню, у меня были такие большие глаза, что почти достигали линии волос. Мой отчим никогда так не делал, никогда не относился ко мне как к чему-то большему, чем вредитель на его пути.

Которую он пинал, когда считал нужным.

Папа также дал мне бумажку со своим номером телефона и сказал, чтобы я звонила ему, если мне что-нибудь понадобится.

Оглядываясь назад, я не должна была этого делать.

Именно поэтому я и попала в ловушку его мира.

Но в ту ночь у меня не было другого выбора.

Теперь, думая об этом, в тот момент, когда я позвонила ему, плача по телефону, я решила свою судьбу.

Именно тогда я стала частью Братвы.

Мой телефон вибрирует в кармане, выводя из задумчивости.

Это сообщение от неизвестного номера.

Неизвестный номер: Я не вижу, чтобы адвокат проигрывал дело. Наоборот, он становится еще сильнее. Вот тебе небольшой стимул.

Мой большой палец дрожит, когда я нажимаю на прикрепленное видео. Оно снято камерой наблюдения на автостоянке. Здание, в котором находится квартира Нокса. Я узнаю ее по желтым линиям на земле и сильному освещению.

Но на видео оно тусклее, будто кто-то специально отключил электричество.

Мое сердце замирает в горле, когда Нокс выходит из машины, неся в руках портфель и разговаривая по телефону. На нем черный костюм, который я помогла ему надеть вчера. Я четко помню это, потому что он решил трахнуть меня в последнюю секунду перед тем, как мы отправились на работу, и приказал мне не испортить одежду.

Кадры были сделаны, когда он вернулся домой вчера ночью, позже обычного, так как у него была долгая встреча с Лорен по поводу дела Сандры.

В тот самый момент, когда он возвращался домой, я пыталась приготовить что-нибудь на ужин. Эльза позвонила мне, а я все равно сожгла макароны, поэтому я продолжала с ней разговаривать и что-то заказала на вынос.

Все кажется нормальным, пока ракурс не смещается на то, как Нокс направляется к лифту.

Я задыхаюсь, едва не проливая кофе, когда вижу, что находится у него на затылке.

Красная точка.

Красная точка снайперской винтовки.

И она следует за ним до самого лифта, пока видео не подходит к концу.

Я собираюсь устроить эпический нервный срыв, когда приходит еще одно сообщение.

Неизвестный номер: Если ты не сделаешь то, что тебе говорят, на следующих кадрах будет показана, как пуля оказывается в его голове.

Мои ноги дрожат, отказываясь держать меня в вертикальном положении, и требуются все силы, чтобы не рухнуть посреди улицы.

Это Адриан.

Я знала, что его угрозы не будут пустыми, и только что получила доказательство из первых рук, что за Ноксом уже кто-то следит, и не просто кто-то. Снайпер.

Влага застилает глаза при мысли о том, что он мог погибнуть в тот миг, а я была совершенно не в курсе.

Неважно, кто я и кто мой отец. Когда дело доходит до боя, я не в состоянии сделать ничего, кроме как играть по правилам.

Мое внимание падает на машину Александра на другой стороне улицы, и я прячу телефон, а затем ускоряю шаг, чтобы войти в здание, мой разум почти взрывается от тысячи мыслей.

Если я подозревала это раньше, то теперь уверена в этом.

Я представляю опасность для Нокса.

Если я не буду держаться от него подальше, его точно убьют.

Мое сердце то сжимается, то громко стучит в урывчатом ритме. Возможность того, что с ним что-то случится, подталкивает содержимое моего желудка к тому, что меня сейчас вырвет.

Я кладу руку на грудь, пытаясь подавить подступающую к горлу тошноту.

Но становится только хуже.

Я не должна была спать с ним в тот день.

Я не должна была быть эгоисткой и желать того, что мне не позволено иметь.

Более того, я должна была бежать как можно быстрее в тот день, когда снова встретила его. Почему, черт возьми, я позволила ему зайти так далеко?

Почему я позволила ему стать настолько важной частью моей жизни, что мне становится физически плохо при одной мысли о расставании с ним?

— Что такое?

Я вскакиваю возле приемной и чуть не проливаю кофе. Я понимаю, что вцепилась в держатель смертельной хваткой, и все мое тело напрягается, когда я смотрю через плечо.

Туда, где я оставила Александра на другой стороне улицы.

Я даже не заметила, как ко мне подошел Нокс. Сейчас он стоит передо мной, одетый в строгий серый костюм и держа в руках свой кожаный портфель.

Лорен и Крис стоят в нескольких шагах позади него. Насколько я помню, они собираются на слушание. К Сандре. Я сказала, что не смогу присутствовать сегодня, потому что уверена, что там будет Адриан или Кирилл. Или, что еще хуже, кто-то еще.

И если бы я увидела кого-нибудь из них, у меня бы произошёл срыв.

— Джейн.

В его тоне звучит предупреждение, он требует, чтобы я ответила на его вопрос.

С одной стороны, я благодарна ему за то, что он уважает мой выбор относительно моей публичной персоны и не назвал меня Анастасией. Но, с другой стороны, я начинаю ненавидеть это имя.

Фальшивое.

Неправильное.

— Ни... ничего.

Он хватает меня за локоть и толкает в коридор, подальше от подслушивающих.

Затем возвышается надо мной, его рост и присутствие блокируют любое постороннее вмешательство и заставляют мой желудок сжаться. Мне всегда нравилось, когда он находится так близко, что я не могу никого разглядеть.

Когда эта поза стала моей любимой?

Он наблюдает за мной секунду, его смертоносные глаза сужаются на мгновение.

— Ты собираешься сказать мне, что не так?

— На самом деле нич...

— Не заканчивай эту ложь. — его черты ожесточаются, а челюсть напрягается. В этот момент я понимаю, что мне не понравится то, что он скажет дальше. — Думаешь, я не заметил твоего нервного, взбалмошного поведения с тех пор, как застал тебя собирающей вещи и готовой к побегу? Я дал тебе достаточно времени, чтобы все обдумать, и мне нужен ответ прямо сейчас.

Мое внимание переключается в сторону, когда кто-то проходит мимо нас.

— Сейчас не время и не место. Разве у тебя не слушание?

— Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь мне что-нибудь. Это касается машины, которая преследует тебя последнюю неделю?

Я вздрагиваю, ударяясь спиной о стену позади себя.

— Ч-что?

— Никакое количество отвлечений с твоей стороны не рассеет мое внимание от окружения, Анастасия. Так скажи мне, дело в этом? Это люди из твоего прошлого?

— Почему ты так уверен, что они следили за мной? Может, они следили за тобой?

— Они не следили, когда я уходил из фирмы, но следили, когда ты отправилась за кофе.

Черт.

Было ошибкой полагать, что он не заметит.

Это же Нокс, в конце концов. Он настолько внимателен к деталям, что иногда это настораживает. Но даже он не заметил снайпера Адриана. Вместо того, чтобы быть на виду, как Александр, Адриан и Кирилл более скрытные, но очень эффективные.

Если Адриан захочет, он может убить его в одно мгновение.

Мои губы дрожат при этих словах, но я заставляю их закрыться, потому что Нокс все еще смотрит на меня, ожидая ответа.

Я сглатываю, сопротивляясь желанию положить руку на грудь, поскольку он знает, что это нервная привычка.

— На самом деле ничего. Клянусь.

Он ударяет кулаком по стене рядом с моей головой, и я вздрагиваю, хотя это движение не было сильным или неожиданным. Я думаю, что это выражение его лица, которое простреливает усики страха к низу моего живота.

Нокс не из тех, кто часто злится или без причины, но сейчас его челюсть сжимается, а на шее подпрыгивает мышца.

Его гнев грубый, яростный, но при этом спокойный. И я сейчас нахожусь в центре этого. Хуже того, я думаю, что меня сейчас захлестнет.

— Если ты еще хоть раз повторишь слово «ничего», клянусь, блядь..., — он прерывается, его ноздри раздуваются.

— Ты не можешь просто оставить это?

— Нет.

— Нокс...

— Почему ты возводишь стену между нами, Анастасия? А?

— Я?

— Я чувствую ее, и она становится все выше с каждой секундой.

— Возможно, эта стена должна была быть там с самого начала. Так безопаснее. Для нас обоих.

— То есть для тебя.

Вся тревога и страх перед неизвестным вырываются на поверхность, взрываясь мириадами раскаленных вспышек.

— Да, для меня! Ты понятия не имеешь, кто я и во что ты ввязался. Когда ты узнаешь, ты проклянешь тот день, когда встретил меня. Я дефектная, ясно? Знаешь, что я делаю с людьми? Я уничтожаю их.

— Ты не можешь уничтожить меня, красавица. Я был уничтожен задолго до твоего появления, так что, может, расскажешь мне, что тебя преследует?

— Откуда ты знаешь, что меня что-то преследует?

— Я видел это той ночью. В твоих океанских голубых глазах. Они были немного призрачными, немного сломанными. Прямо как у меня. Обычно я не сближаюсь с людьми, от которых исходят вибрации, похожие на мои, но ты стала исключением, моя маленькая обманщица. Ты до сих пор исключение.

— Тебе не следовало делать из меня исключение. — я фыркаю. — Я плоха для тебя.

— И я тоже плох для тебя. Ты же не видишь, что я прошу тебя уйти из-за этого. На самом деле, я никогда этого не сделаю, потому что я чертовски эгоистичен. Когда я чего-то жажду, я это храню. Я не выбрасываю это и уж точно не позволяю этому выскользнуть из моих рук. Так что ты, блядь, застряла со мной, Анастасия.

— А если я захочу уйти?

— Нет, не захочешь. Ты просто убежишь, потому что это то, что у тебя хорошо получается, но со мной ты бросишь эту гребаную привычку. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что я удержу тебя. Нравится тебе это или нет.

Я вижу это. Решимость.

Упрямую решимость и грубое собственничество.

И что-то подсказывает мне, что дальше будет только хуже. Он не только будет требовать больше информации, но и удержит меня. Хочу я этого или нет, как он сказал.

Если что, чем больше я буду бороться, тем сильнее он будет приковывать меня к себе.

Потому что он решил, что жаждет меня. Хочет меня.

Он не позволит мне убежать, скрыться или искать альтернативное решение.

И я не могу остаться. Нет, если я хочу держать Адриана и Кирилла подальше от него.

Болезненное решение ударяется о мою грудную клетку с сокрушительной реальностью, оставляя меня в пустоте.

Мои слова едва слышны, когда я шепчу:

— Я хочу расстаться.

Мышцы на его челюсти напрягаются, а кулак сжимается на стене. Я думаю, что он уберет руку, чтобы задушить или схватить меня, я не знаю, но он этого не делает. Вместо этого она остается на месте, такая же каменная, как и его присутствие, словно он жаждет терпения.

— Что, блядь, ты только что сказала?

— Я... хочу покончить с этим. Что бы это ни было.

В его глазах появился маниакальный огонек, которого я никогда раньше не видела.

— Хм. Не думаю, что ты слушала, Анастасия, потому что я только что сказал тебе, что этого не произойдет.

— Ты не можешь говорить мне, что делать. Я расстаюсь с тобой.

Мое сердце обливается кровью с каждым словом, но я так благодарна за свой спокойный тон и ложное самообладание в нем.

Мой мозг понимает, что это единственный способ защитить его. Только так я смогу держать его вне зоны досягаемости снайпера.

Если он будет вне поля зрения, Адриану нечем будет мне угрожать.

На этот раз рука Нокса находит мое горло, хватка крепкая и непреклонная, будто он вбивает свои слова домой.

— Ты можешь порвать со мной сколько угодно, но ты все равно, блядь, моя.

Глава 31

Нокс

Настроение у меня дерьмовое со вчерашнего дня.

С тех пор, как Анастасия сказала, что мы расстаемся.

Я не видел ее — как следует по крайней мере — с той встречи в коридоре фирмы. Она не только ушла с работы после того, как бросила бомбу, но и игнорировала мои звонки.

Я находился в нескольких секундах от того, чтобы превратиться в яростного мудака. Хотя, по словам Дэна, я уже был им.

Он пригласил нас с Себастьяном на ужин в один из немногих ресторанов, которые он одобряет. Он такой шикарный, придирчивый едок и никогда не ужинает вне дома, если это не является крайней необходимостью.

Я, наверное, так и просидел весь ужин, пока они наконец не надоели и не выгнали меня за то, что я испортил им ужин.

Вернувшись в ее квартиру, Анастасия уже спала, свернувшись калачиком на диване. Я хотел разбудить ее и продолжить то, на чем мы остановились, но не смог, увидев нежную хмурость на ее лице.

Сегодня утром она встала раньше меня и отправилась на работу.

Со всей этой подготовкой, которую я должен был сделать с Сандрой, я не мог найти ее. А когда мне наконец представилась такая возможность во время небольшого перерыва, ее не было в отделе информационных технологий. Крис упомянул, что она гуляет с Гвен.

Поэтому я отправил ей сообщение.

Я: Встретимся после работы, или, клянусь гребаным Богом, это будет уродливо и очень быстро. Ты не хочешь действовать мне на нервы еще больше, чем уже действуешь, моя маленькая обманщица.

Она не ответила.

Не то чтобы я ожидал этого.

Это значит, что она выбрала трудный путь. Глупая ошибка, за которую она заплатит, когда я сегодня закончу с судом.

Вот где я сейчас нахожусь, в суде, едва удерживая свое терпение, потому что, хотя я подготовил Сандру, она вновь на грани срыва.

Пирс еще даже не достал большие пушки, но один простой взгляд на ее отца, и она начинает дрожать всем телом.

— Если вы будете продолжать так реагировать, это сыграет только в его пользу, — шепчу я ей. — Вы здесь не для того, чтобы выиграть за него дело, вы здесь для того, чтобы заставить его заплатить. Мы уяснили?

Она кивает, фыркает, затем, обменявшись взглядом с Лорен, медленно приходит в себя. Мой помощник адвоката определенно лучше меня разбирается в сентиментальных вещах.

Анастасия тоже, но она решила не присутствовать, и это дурманит мне голову больше, чем я хотел бы признать. Может, как и я, Сандра привыкла к ее молчаливой поддержке, нежным прикосновениям и чертовски естественной мягкости. Может, как и я, она чувствует, что теряет опору и будет спотыкаться в никуда.

Я внутренне встряхиваю головой, сосредоточиваясь на Пирсе, который допрашивал жену Мэтта, и мачеху Сандры, которая последние десять минут, по сути, называла свою падчерицу шлюхой.

— Ваш свидетель.

Пирс одаривает меня однобокой улыбкой, от которой его лицо кажется маниакальным.

Он так уверен, что выиграет и уголовное, и гражданское дело, и у него есть все обстоятельства, на которые он может опереться. Мало того, что прокурор, ведущий уголовное дело, недостаточно агрессивен, так еще и количество взяток, происходящих на заднем плане, мягко говоря, поражает.

Этот ублюдок Мэтт, сидящий в расслабленной позе с постоянной ухмылкой на лице, похоже, ждет, чем закончится весь этот фарс. И как только это произойдет, уверен, что этот здоровенный ублюдок с медленно лысеющей головой превратит жизнь Сандры в ад за то, что она просто выступила против него.

Вот что делают такие ублюдки, как он; когда ты противостоишь им, тебе приходится либо убить их, либо они отрубят тебе голову.

В первый раз, когда я попытался убежать с Тил, а мама нас нашла, нас подвергли жестокой порке, от которой лопнула кожа. Затем она заперла нас в чулане на целый день без еды и доступа в туалет.

Она выпускала нас только тогда, когда «клиент» специально просил о нас. Затем она купала нас, делала красивыми для своих педофилов и говорила, что, если мы еще раз сбежим, она убьет нас и продаст наши трупы.

После этого случая Тил еще больше замкнулась в своей скорлупе и почти не разговаривала. А я? Я знал, что, если мы не сбежим, эта сука все равно убьет нас или подсадит на наркотики, так что у нас никогда не будет возможности уйти.

Так что я хорошо спланировал нашу следующую попытку бегства. Я подождал, пока эта чертова сука наполовину отключится от наркотиков, затем дал ей бутылку воды, в которую подсыпал снотворное в порошке. Тот же порошок она подсыпала мне в питье, когда к ней приходили педофилы, потому что, когда мне исполнилось восемь, я начал драться, а ублюдкам это не нравилось.

— Ты когда-нибудь любила нас? — спросил я ее, когда она была полуошарашена, близка к обмороку.

Я никогда не забуду безумное рычание на ее лице, когда она схватила меня за волосы так резко, что вырвала несколько прядей.

— Ты что, блядь, совсем одурел? Как можно любить своего золотого гусёнка?

Она засмеялась, а я оттолкнул ее так сильно, что она потеряла сознание. Это был первый раз, когда я это сделал, и это наполнило меня волнами адреналина.

Настолько, что я схватил Тил за руку, и мы убежали.

Раз и навсегда.

Так что нет, дело Сандры это не просто дело. Это ее шанс наконец-то вырваться на свободу.

Не обращая внимания на очевидные попытки Пирса раззадорить меня, я встаю, застегивая пиджак.

— Миссис Белл, вы сказали, что знали Сандру задолго до того, как вышли замуж за мистера Белла. Это правда?

Карен Белл, женщина лет сорока с костлявым телосложением и обесцвеченными волосами, кривит губы, но отвечает:

— Да.

— Сколько времени до брака?

— Три года, я думаю.

— Вы вышли замуж за мистера Белла, когда Сандре было тринадцать лет, значит, вы знали ее с десяти лет, это верно?

— Да.

— Это означает, что вы были рядом с семьей в течение значительного времени.

— Протестую. — Пирс понимается. — Адвокат не задает вопрос.

— Я задам.

— Тогда сделайте это, мистер Ван Дорен, — говорит судья, чернокожий мужчина средних лет.

Я снова сосредотачиваюсь на Карен.

— Имелись ли у мисс Белл признаки жестокого обращения в то время?

Карен снова кривит губы.

— Нет.

— Даже когда она попросила вас отвезти ее в клинику, потому что у нее произошло кровотечение перед месячными?

— Протестую! Слухи.

Я продолжаю, втискиваясь в пространство Карен, пока она слегка не вздрагивает.

— Не тогда, когда она умоляла вас и плакала на коленях перед вашим кабинетом и просила помочь ей, потому что она не могла ходить самостоятельно? Потому что у нее была кровь на юбке и текла по ногам, и она страдала от порванной девственной плевы? Что вы сделали тогда, миссис Белл? Когда десятилетняя девочка истекала кровью, потому что ее изнасиловал отец, что вы сделали?

— Протестую, ваша честь. Адвокат излагает необоснованную информацию без доказательств.

— Поддерживаю. — судья смотрит на меня. — Если у вас нет доказательств, подтверждающих ваше утверждение, я вычеркну все, что вы сказали, из протокола.

— У меня есть доказательства. — я отступаю назад, затем беру папку, которую приготовила для меня Лорен, и стараюсь не обращать внимания на слезы в глазах Сандры, когда она переводит взгляд на Карен. — Я бы хотел представить в качестве доказательства показания доктора Нормана Шмидта, бывшего партнера миссис Карен Белл, который сейчас проживает в Швейцарии.

Судья вызывает меня и Пирса на скамью подсудимых, и я передаю ему папку, говоря при этом низким тоном, чтобы присяжные не могли подслушать.

— Это медицинская карта, которую доктор Шмидт создал, когда миссис Белл, тогда еще мисс Ренс, вызвала его в дом мистера Белла, чтобы осмотреть ребенка без сознания с кровотечением из влагалища. Она сказала ему, чтобы он не сообщал об этом, и что везти девочку в больницу не вариант. Когда доктор Шмидт настоял на госпитализации, миссис Белл выгнала его. Я также приложил копию показаний, которые он дал в полицейском участке и которые, как сообщается, начальник полиции «потерял» в тот же день. Через день в офис доктора Шмидта ворвались агенты Иммиграционной и таможенной полиции и сообщили ему, что его депортируют за накопившиеся обвинения в недобросовестной работе, о существовании которых он даже не подозревал, пока ICE не выдала ему билет в один конец обратно в Швейцарию.

Пирс гримасничает, пока судья читает документы.

— Мистер Норман Шмидт врач, который был депортирован, и против него были поданы иски о недобросовестной практике за изнасилование двух женщин, ваша честь.

— Доктор Шмидт никогда не был осужден.

— Он не может быть подвергнут перекрестному допросу, поскольку находится в Швейцарии, ваша честь, — говорит Пирс.

— Заверенные медицинские записи, которые он прислал, все еще могут быть использованы в суде. — я улыбаюсь, и лицо Пирса мгновенно темнеет.

Судья смотрит, между нами, двумя, затем говорит всем присутствующим:

— Мы объявляем перерыв, чтобы рассмотреть вновь представленные доказательства.

Когда присутствующие медленно поднимаются, чтобы уйти, Мэтт обменивается покровительственным взглядом со своей женой, и она тут же опускает голову, ее пальцы все еще дрожат.

Хм. Интересно.

Вместо того, чтобы зажать хвост между ног и взывать о помощи к своей любимой мафии, он идет к Сандре, глаза которой расширяются, а плечи ссутуливаются.

— Ты совершаешь серьезную ошибку, неблагодарная маленькая...

— Еще одно слово, и я доложу об этом, —отрезаю я, становясь рядом с ней, а затем бросаю взгляд на Пирса. — Лучше контролируйте своего клиента, не так ли? Или это тоже нужно делать за тебя, как в каждом деле, за которое ты взялся?

Его губы кривятся в усмешке.

— Это еще не конец, Ван Дорен.

— Это точно не конец. Потому что твой клиент только что нарушил запретительный судебный приказ.

И с этим мы с Лорен выводим Сандру из зала суда.

— Спасибо, — робко шепчет она.

— Не благодарите меня пока. Мы еще не закончили.

Я встречаюсь глазами с главным прокурором, Жераром. Он присутствовал на процессе, поскольку тесно связан с уголовным делом.

Его брови сошлись вместе, и он не кажется забавным из-за новых доказательств, которые я представил. Я мог бы передать их ему или обсудить с ним заранее, но он на стороне Пирса, а не на моей.

Именно поэтому я, образно говоря, выкрутил ему руку, чтобы он изучил все подробнее и хоть раз выступил против Мэтта.

Он сужает на меня глаза, и я подмигиваю.

Правильно, ублюдок. Либо ты поступаешь правильно, либо СМИ устроят против тебя бунт. Многие гуманитарные и женские ассоциации поддерживают Сандру в этом вопросе. Даже общественность перешла на ее сторону, когда мы с Лорен тактично слили фотографии, на которых Сандра тайком снимала свои синяки за последний год.

Сначала она не хотела этого делать, но после разговора с Лорен согласилась.

Это также было представлено в качестве доказательства, но до сих пор нет медицинского заключения, подтверждающего это. Некоторые ублюдки в социальных сетях даже предположили, что она могла заплатить кому-то за избиение. Анастасия методично взламывала различные платформы и удаляла эти комментарии, чтобы Сандра их не видела.

Она никому об этом не говорила, но однажды я поймал ее, когда она думала, что я сплю.

Мы проводим весь день в зале суда, и это чертовски раздражает и выматывает, а может, это потому, что я раздражен и все, чего я хочу, это отправиться домой.

Нет, это не та часть, которая меня больше интересует.

Это человек, которого я найду дома. Девушку, которая на каждом шагу следила за ней и решила вытеснить меня из своей жизни.

Этого не будет.

Никогда.

Не тогда, когда она не говорит мне истинную причину.

Черт, даже если она скажет, мы будем работать над этим. Я ни за что на свете не покончу с тем, что я наконец-то нашел.

Свет для моих теней.

Конечно, он не яркий и не постоянный. Блядь, его можно принять и за темноту. Он тусклый, но он есть, свет, который я, вероятно, жаждал с тех пор, как впервые увидел ее.

С того момента, как впервые на нее взглянул.

Просто тогда я этого не понимал.

Лорен, Крис и я возвращаемся в фирму на короткую встречу, но сначала мне нужно увидеть ее, поэтому я говорю им начинать без меня.

После каждого дня, проведенного в суде по делу Сандры, я впадаю в это веселое мрачное настроение, которое заставляет мою кровь кипеть.

И Анастасия единственная, кто прогоняет это.

Мне все равно, как часто она говорит мне, что мы должны расстаться, я буду просто отказываться, пока она не одумается.

Однако, когда я дохожу до отдела информационных технологий, ее там нет. Гвен сидит на своем посту, пьет молочный коктейль и читает из пачки файлов, которые, вероятно, дал ей Нейт.

Когда она замечает меня, она выпускает соломинку изо рта.

— Ох, Нокс. Что ты здесь делаешь?

— Не видела Джейн?

Обычно я стараюсь бывать здесь как можно реже, в основном потому, что Анастасия любит держать все в секрете.

Но к черту это, она никогда не была моим маленьким грязным секретом.

Гвен сужает глаза.

— Для чего?

— Тебе не нужно знать.

— Конечно, нужно. Не думай, что я не замечала, как ты бродишь вокруг нее, пытаешься запугать ее и все такое— она встает и кладет руку на бедро, в другой руке крепко сжимает свой напиток. — Я защищаю своих друзей, знаешь ли.

— И ты делаешь это с помощью молочного коктейля? Полагаю, сейчас как раз тот случай, когда я должен испугаться?

— Не с молочным коктейлем. Я скажу Нейту, и он тебя уволит.

— Он не может меня уволить, Гвен. Я младший партнер, так что ему придется сначала получить согласие совета директоров.

— Тогда он просто сделает это.

— Ага.

— Ты можешь просто не издеваться над единственной подругой женского пола, которая у меня когда-либо была?

В ее тоне звучит отчаяние, которое заставляет меня приостановить свои ехидные замечания. Гвен тоже может быть единственной подругой Анастасии.

Она настолько одинока и привыкла действовать в одиночку.

— Я не издеваюсь над ней, Гвен.

Мой голос немного смягчается.

— Как я могу быть уверена?

— Потому что она мне нравится.

Мы оба замираем на этом, я больше, чем она, потому что что за херню я говорю?

— Оххх. — она ухмыляется. — Эта проныра Джейн никогда не говорила мне. Ты, должно быть, друг, у которого она живет в эти дни.

Так я теперь стал гребаным другом ?

— Да. Теперь ты можешь сказать мне, где она?

— Она взяла свой ноутбук и пошла на четвертый этаж. Видимо, там есть местечко, где она может сосредоточиться. Я там не была, но Джейн говорит...

Я ухожу, прежде чем она успевает закончить предложение.

— Не за что! — кричит Гвен позади меня.

Я не обращаю на нее внимания, потому что у меня миссия — добраться до Анастасии. Она должна быть в комнате снабжения.

В нашей комнате фирмы.

Не знаю, почему это наполняет меня странной энергией.

Как только я приезжаю на лифте, то врываюсь внутрь и замираю в дверном проеме. Мягкий свет заливает комнату, что отличается от того, когда мы обычно здесь находимся.

И причина изменения бьет меня прямо по лицу, когда я обнаруживаю, что Анастасия сидит между чьих-то ног, расстегивая пуговицы на его рубашке.

Кто-то.

Не я.

Кто-то другой.

Другой мужчина, который держит свою руку на ее руке.

Этот мужчина Дэниел, и он прикасается к тому, что, блядь, принадлежит мне.

Мое зрение становится чисто кроваво-красным.

Красным, как я никогда не испытывал.

Красным, как я никогда не видел.

Что-то внутри меня рушится, раскалывается и разлетается на миллион чертовых осколков.

И посреди ослепляющей, обжигающей боли остается только одна мысль.

Необходимость причинить долбанную боль.

Глава 32

Анастасия

— Что, блядь, здесь происходит?

В его голосе слышны обрывки. Голос, который я узнаю, где угодно. Голос, преследующий мою реальность и мои кошмары.

Я медленно поднимаю голову, в горле пересыхает, а кожа внезапно становится ледяной. Воздух сгущается от удушающего напряжения, и мои вдохи становятся глубокими, но короткими, будто ничего из этого не достигает моих легких.

И я думаю, что это не только из-за нехватки воздуха или его грубого, дикого голоса. Это все его присутствие. Напряжение в его плечах, стискивание челюсти, вздувшиеся вены на шее.

А главное, это свет, медленно, но верно покидающий его золотые глаза. Свет, в котором я всегда находила убежище. Свет, который поддерживал меня, когда мне нужно было на что-то опереться.

Теперь его нет.

То, что осталось позади, хуже, чем ярость или даже гнев.

Это небытие. Бездонная черная дыра, которой не видно конца.

Дэниел отталкивает меня, и я вскарабкиваюсь на ноги, когда он встает, первые пуговицы его рубашки все еще расстегнуты.

Он осторожно подходит к Ноксу.

— Мат...

Что бы он ни собирался сказать, он прерывается, когда Нокс впечатывает свой кулак ему в лицо с силой, заставляя меня задохнуться.

Дэниел отшатывается назад, зажимая нос обеими руками. Когда он проверяет ладони, я наклоняюсь и вздрагиваю, увидев капельки крови.

— Какого хуя, Нокс? Не лицо, ты, чертов дрочила!

Словно не слыша его слов, Нокс делает выпад вперед, вероятно, собираясь закончить начатое. Я не знаю, как мне это удается, как я набираюсь смелости, чтобы броситься вперед.

Обычно я не вмешиваюсь. Я не пустышка и не разжигатель ужаса. Я просто остаюсь на заднем плане, наблюдая с закрытым ртом.

Но я думаю, что эта часть была вычищена из меня, когда я начала становиться Джейн. Когда моя жизнь резко повернула в направлении, которое я не узнаю.

Прежняя Анастасия никогда бы не ввязалась в драку, но новая я не раздумываю дважды, когда скольжу перед Дэниелом, широко раскинув руки.

Нокс останавливается на середине удара, его кулак все еще поднят в воздух, и он тяжело дышит через ноздри, неконтролируемо ровно.

— Отойди.

— Нет, — шепчу я.

— Отойди, мать твою.

— Нет! Дэниел не имеет к этому никакого отношения. Это я попросила его присоединиться ко мне здесь. Это я сделала шаг к нему, так что, если хочешь кого-то ударить, ударь меня.

— Никто не делал шаг... — начал Дэниел.

— Я сделала. Я хотела его, — твердо говорю я Ноксу в лицо, несмотря на то, что чувствую, как внутри меня что-то раскалывается на миллион кусочков.

Мне стыдно за то, что я использовала Дэниела и поставила его в такое положение, не спросив его об этом, но это единственный шанс, который у меня есть.

Кулак Нокса сжимается до тех пор, пока вены на тыльной стороне его руки не вздуваются, и именно тогда, когда я думаю, что он ударит или задушит меня, он опускает руку на бок.

Хотя она все еще крепко сжата в кулак.

Мы оба тяжело дышим, его стремительно растущий адреналин отражается от моего, его гнев царапает мои хрупкие эмоции.

Он хватает меня за руку, его пальцы оставляют следы синяков на моей коже, когда он притягивает меня ближе к себе.

— Я не хочу иметь с тобой дело прямо сейчас, так что исчезни нахрен.

— Зачем? Чтобы ты мог избить Дэниела?

— Это не твое гребаное дело, и прекрати принимать его сторону передо мной, пока я не вогнал свой кулак в его горло и не закончил его чёртову жизнь.

— Ой, — говорит Дэниел сзади меня. — А я все еще здесь, истекаю кровью, спасибо большое за вопрос.

— Ты заткнись нахуй. Я разберусь с тобой через секунду, — выкрикивает Нокс между стиснутых зубов, прежде чем сузить глаза на меня. — А ты. Уходи.

— Нет. У тебя нет на это права. Я уже порвала с тобой.

Он скрежещет задними зубами, затем делает длинный вдох.

— Я никогда, блядь, не соглашался на это.

— Это не значит, что это неправда.

— Именно это, блядь, и значит. — он трясет меня за руку, его голос становится гортанным и удушающим. — Ты моя, и никто не трогает то, что принадлежит мне. Не позволяй никому прикасаться к тебе, или это будет последний раз, когда они прикасаются к чему-либо.

Мое дыхание сбивается, и не только из-за грубого собственнического тона или из-за того, что его тепло почти растопило меня. Дело в том, что я чувствую его слова, а не просто слышу их.

Они проникают под кожу и вливаются в мою кровь быстрее и гуще, чем кровь. Я теряю дар речи от их интенсивности.

Совершенно и абсолютно беспомощна.

Его пальцы впиваются в мою кожу еще глубже, как бы доводя мысль до конца.

— Я серьезно, так что не заставляй меня действовать.

— Я тоже серьезно. Между нами все кончено.

Я говорю спокойно и собранно, хотя война прорывается сквозь мои конечности, разрушая изнутри.

— Анастасия...

Толщина его голоса почти заставляет меня рассыпаться.

Я так слаба перед ним, я понимаю. Так чертовски беспомощна перед этими золотыми глазами, которые хранят в своей глубине весь мир. Мир, в котором я узнаю себя. Мир, который я никогда не хотела покидать.

Каждая моя частичка побуждает меня объясниться, броситься в его объятия и заплакать.

Но это только причинит ему боль.

И мне.

— Отпусти меня, — бормочу я.

— Только не в этой гребаной жизни.

— Отпусти меня, Нокс. Просто отпусти меня!

Я в двух секундах от того, чтобы расплакаться, чтобы разрушить хрупкий фасад, который я носила с тех пор, как он вошел.

— Этого не случится.

Дэниел подходит ко мне, все еще вытирая кровь из носа.

— Она сказала отпустить ее.

— Держи рот на замке и не посылай прощальных сообщений, пока я не убил тебя нахрен.

— Нокс... — Дэниел хватает его за руку и качает головой, говоря медленно, но с твердостью, которую я никогда не слышала от него раньше: — Отпусти ее. Ты делаешь ей больно.

Я не знаю, как он заметил это, когда я скрывала свою реакцию, но его слова вывели Нокса из оцепенения. Он сосредотачивается на том месте, где его пальцы впиваются в мою руку, и рывком отпускает меня.

Я вздрагиваю, но не от боли, а от того, что он больше не прикасается ко мне. Я предпочитаю боль, чем полную потерю его прикосновений.

Боль означает, что он рядом, но ее отсутствие ничем не отличается от того, что меня бросили.

Дэниел фыркает, кровь все еще течет из его носа.

— Тебе нужно успокоиться, дружище.

Нокс поднимает кулак и бьет его по лицу, и он отшатывается назад, ругаясь.

— Ебаный в рот, Нокс. Что, черт возьми, с тобой не так? Это лицо недвижимость!

Он полностью игнорирует его, его внимание приковано исключительно ко мне. Его лесные глаза темные и нечитаемые, даже немного пугающие.

— Это еще не конец.

Соревнование взглядов продолжается еще несколько секунд, а может быть, минут, прежде чем он поворачивается и уходит.

Как только он выходит за дверь, мои ноги подкашиваются, и я чуть не падаю на пол.

О, Боже.

Должна ли я чувствовать себя такой несчастной? Как будто что-то разрывает мои внутренности и оставляет их на виду?

Дверь, на которую я смотрела с тех пор, как ушел Нокс, заблокирована, когда Дэниел стоит передо мной.

— Ты в порядке?

Я внутренне качаю головой и сосредотачиваюсь на нем. На крови, которая стекает по его подбородку и капает на его белую рубашку и лацкан пиджака.

— Это я должна спрашивать тебя об этом. Мне так жаль.

— Он будет сожалеть, когда я подам на него в суд за нападение.

— Пожалуйста, не делай этого.

— Ты все еще защищаешь его после того, как он испоганил мое лицо? То самое лицо, которое стоит миллионы долларов и красуется на обложках бесчисленных журналов?

— Мне очень жаль. Уверена, что он не хотел этого.

— Ты, должно быть, действительно любишь его, если извиняешься от его имени после того, как ты явно разбила ему сердце.

В моем горле сгущается ком размером с мой кулак.

— Это... сложно.

— Я вижу. Он назвал тебя Анастасией, и я предполагаю, что это не из-за каких-то ролевых игр, о которых я не знал. Поэтому ты попросила меня прийти сюда? И что за чушь про то, что ты ко мне подкатываешь, когда мы оба знаем, что это неправда?

Я прикусываю нижнюю губу. Я действительно не хотела, чтобы Нокс нас застукал, не то, чтобы что-то происходило. Я только пролила свою воду на Дэниела и пыталась вытереть ее, когда вошел Нокс.

Дэниел вытер тыльной стороной ладони нос, прежде чем его пристальное внимание упало на меня.

— Может, я и не выгляжу так, но я никому не позволяю использовать себя, особенно когда речь идет о причинении вреда моему лучшему другу.

— Я не использую тебя... Я просто хотела попросить тебя о помощи.

— В чем?

— Безопасности Нокса. Если он тебе дорог, не объясняй ему эту ситуацию. Пусть он поверит, что я к тебе подкатывала.

— Так он возненавидит тебя?

Мои губы дрожат.

— Да.

— Это значит, что он будет ненавидеть и меня, а я на это не готов. Так что тебе придется дать мне что-то большее, чтобы я смог продолжить этот план.

Я делаю глубокий вдох.

— Я ухожу.

Он отводит руку в сторону и наклоняет голову, будто я наконец-то завладела его безраздельным вниманием.

— Почему?

— Потому что я представляю опасность для его жизни, и если я останусь, он будет мертв в мгновение ока.

Дэниел не реагирует бурно. На самом деле, он вообще никак не реагирует, чего и следовало ожидать от адвоката, я думаю. Он прислоняется к стене, скрестив руки на груди.

— Объясни более подробно.

— И ты мне поможешь?

— Если твоя цель защитить его, то помогу.

Хорошо.

Я могу это сделать.

Если и есть кто-то, кто может помочь мне держать Нокса подальше, так это Дэниел. Даже если это означает причинить ему боль в процессе.

Однако никакая эмоциональная боль не сравнится с тем, что случится с ним, если он будет настаивать на том, чтобы остаться со мной.

Удивительно, но слова не кажутся тяжелыми, когда я признаюсь Дэниелу:

— Потому что мой отец глава Русской мафии Нью-Йорка, и Нокс находится под угрозой из-за этого.

Глава 33

Нокс

Потребность в насилии не покинула мой организм.

Более того, она растет и усиливается несмотря на то, что я в процессе убийства боксерской груши в спортзале моего жилого здания.

Я продолжаю наносить удары, представляя себе лицо Дэниела в качестве замены. Или лицо любого другого мужчины, который когда-либо прикасался к ней.

Любого.

Всех.

Это ненормально, не так ли? Находиться на грани разрушения и ощущать, что я разорвусь на части в любую секунду. Ненормально испытывать желания, от которых, как мне казалось, я давно избавился.

Например, встать на вершине чего-то высокого, раскинуть руки и упасть вниз, только чтобы уничтожить тени, клубящиеся вокруг меня со всех сторон.

Или вскрыть вены, чтобы из них хлынула кровь, чтобы она перестала шептать, бурлить и шипеть в ушах.

У меня не было таких мыслей уже... годы. Или, может, я проделал фантастическую работу, притворяясь, что их больше нет.

Что я в порядке.

Идеален.

Полностью покончив со своим прошлым, отец, в конце концов, прав. Невозможно притворяться, что все хорошо, когда это не так.

Один инцидент, один момент времени способен заставить меня вернуться к худшей версии себя.

В ту версию, которая сопротивлялась желанию прыгнуть вниз или вскрыть вены, потому что я не мог оставить Тил. Потому что я был ответственен за свою сестру, и бросить ее было предательством клятвы, которую я дал, чтобы защитить ее.

Но сейчас она не нуждается в моей защите. У нее не только есть муж и сын, но я наконец-то могу признать, что она в лучшем положении, чем я.

Я всегда думал, что я ее опора и якорь, что я должен быть сильным для нее, но я не задумывался о том, как сильно эта фальшивая сила разъедает края и просачивается внутрь.

Вот как я чувствую себя сейчас — будто я растворяюсь снаружи внутрь.

Сцена с Анастасией, касающейся Дэниела, продолжает воспроизводиться в глубине моего сознания по кругу, несмотря на попытки остановить ее. Она кружится, повторяется и сбивает мое дыхание.

То, как разомкнулись ее губы, когда она посмотрела на него и опустилась на колени между его ног. Губы, которые целовал только я. Губы, которые улыбались только мне.

Но больше нет.

Между нами все кончено.

Так она сказала, и когда я не согласился, она продолжила, блядь, доказывать это.

Я бью по груше сильнее, пока мои костяшки и мышцы не кричат от боли и напряжения. Пока мое зрение не помутнело от пота и красного тумана.

— Ты закончил убивать боксерскую грушу или мне стоит вернуться через некоторое время?

Я поворачиваю голову в сторону и вижу, что этот ублюдок Дэниел непринужденно прислонился к стене, скрестив ноги на лодыжках.

Я оставляю грушу и направляюсь к нему. Слава Богу, спортзал пуст, потому что сейчас он превратится в место преступления.

Пот капает с моих ресниц и висков, а усталость от ударов по грушу постепенно отступает, когда адреналин выходит на первый план.

Дэниел поднимает руки и отступает назад.

— Стоп, успокойся, дружище. Ты совершаешь серьезную ошибку.

— Я начну беспокоиться об этом после того, как это произойдёт.

Он продолжает отступать, и я иду за ним, мои шаги длинные и намеренные.

— Я только что заверил новое завещание, в котором говорится, что, если я умру при загадочных обстоятельствах, Нокс причастен к этому.

— Тогда пусть так и будет.

— Ты сейчас ведешь себя как неразумный идиот.

— Я неразумный идиот? Ты уверен, что не ты? Поскольку... я не знаю. Ты тот, кто положил на нее свои чертовы лапы. На единственную девушку, которую я когда-либо называл своей. Давай разберем эту гребаную причину, хорошо? Что именно? Зависть? Ревность? Или, быть может, это твоя постоянная потребность чувствовать что-то после того, как твоя школьная влюбленность разбила твоё сердце и растоптала его, будто оно было простым мусором? Это потому, что единственный человек, которого ты хотел, никогда не желал тебя в ответ, и из-за этого у тебя развилась фобия на блондинок, с которой ты до сих пор борешься, даже будучи взрослым?

Он перестает отступать, его плечи становятся напряженными, а черты лица постепенно сходят. Маска доброжелательности, которую он надевает для всех, медленно исчезает, позволяя проявиться его истинному образу.

Яростному, горькому ублюдку, который также ненавидит себя. Это единственное, что у нас было общего, когда мы стали близки, и как бы он ни скрывал этот факт, это все еще огромная часть его сущности.

— Заткнись, блядь, Нокс.

В его резком тоне звучит предупреждение.

Чертовски фантастично. Теперь мы переходим к делу.

— Больно, не так ли? Когда тебя бьют по голове правдой. Когда тебе напоминают, что ты можешь взять любую девушку, кроме той, которую ты действительно хочешь, потому что она лишь использовала тебя, верно? Ты был для нее никем и всегда им останешься.

Его кулаки сжимаются по бокам, и я жду, что он ударит меня. Жду, что он сделает первый шаг, и я смогу повалить его на пол. Однако его губы кривятся, а ямочки на щеках выглядят гротескно, когда он ухмыляется.

— Точно так же, как ты никто для Анастасии, ты это хочешь сказать? Она избавилась от тебя при первой же возможности. И угадай, кого она выбрала? Меня.

Я бросаюсь на него, а он ждет с поднятым кулаком. Я бью его первым, а он ударяет в ответ так же сильно. Возможно, это я тренировался на груше, но в его ударах столько же адреналина, сколько и в моих.

Он как будто ждал этого момента, чтобы выпустить всю накопившуюся энергию, которая росла и в нем.

Я повалил его на пол, но прежде, чем я смог прижать его к поверхности, он развернул нас и ударил меня по яйцам.

— Ублюдок! — ругаюсь я, хватаясь за пульсирующую область, и смотрю на него, потому что он стоит, задыхаясь, его глаза затенены. — Это гребаный удар ниже пояса.

— Точно так же, как и то, что ты притянул ее. Еще раз так сделаешь, и твой член станет следующим.

— Нет, если я не убью тебя первым.

— Можешь попытаться. Но не значит, что у тебя получится.

Я переползаю в сидячее положение, морщась от боли в яйцах. Этот гребаный ублюдок хорошо меня отделал.

Как бы мне ни хотелось переделать его черты лица и продать, я знаю, что он имел в виду мой член. Он может быть яростным мудаком, когда его провоцируют, и я определенно сделал это, упомянув его ахиллесову пяту.

Так что если я не сломаю его член первым, он придет за моим.

Кроме того, похоже, что вся разрушительная энергия, которую я хранил внутри, медленно сходит на нет. Все, что у меня осталось, это горький привкус в задней части чертового горла.

Я поднимаю на него глаза — точнее, взгляд.

— Просто скажи мне, почему, Дэниел. Почему она?

— Нет причин.

— Или ты мне скажешь, или, клянусь, я найду блондинку из твоего прошлого и трахну ее, а потом пришлю тебе снимки.

Я бы не стал, потому что это означало бы прикоснуться к другой девушке, кроме Анастасии, а как бы я ни хотел задушить ее к чертям, я не хочу никакой другой девушки, кроме нее.

Однако мои слова вызывают желаемую реакцию. Он хватает меня за рубашку и поднимает с пола.

— Не смей, блядь.

— Почему? Я думал, ты закончил с ней, или это очередная ложь?

— Я испорчу тебе жизнь, Нокс.

— Ты сделаешь это, пока я буду занят, трахая ее до беспамятства.

— Заткнись, блядь, или я трахну Анастасию по-настоящему.

Я собираюсь ударить его до смерти, когда его слова доходят до меня. Он сказал «по-настоящему», в смысле, этого не было.

— Ты ничего с ней не делал, да? — спрашиваю я медленно, дымка рассеивается из моего зрения.

— Сделаю примерно через полчаса, если ты не перестанешь быть мудаком.

— Как будто ты не мудак. — я встаю во весь рост и отталкиваю его. — Почему ты заставил меня поверить, что что-то было?

— Я не заставлял тебя верить в то, что что-то было. Ты сам нарисовал весь этот сценарий. Я специально сказал тебе, что не подкатывал к ней, но ты не слушал.

— Почему она сказала, что сделала шаг к тебе?

— Алло? Очевидно, она поняла, что я ловелас.

— Дэниел, — предупреждаю я.

— Почему бы тебе не спросить ее?

— Ну, я спрашиваю тебя.

— Даже если бы я что-то знал, зачем мне все выкладывать? Ты получаешь меньше очков за то, что ты чертов долбоеб. Мало того, что ты поверил, что я могу так поступить с тобой, так ты еще и заговорил о ней. Мы же договорились никогда, блядь, этого не делать.