Инкуб. Книга 2 (СИ)

Глава 3

Царица вампиров. Прошлое.

Власть над могущественным пленником Царице вампиров давал мощнейший амулет Звезда драконов, и обладание им до сих пор вызывало ликование в её душе. Ритом, так ещё называли амулет, попал к ней благодаря счастливому случаю и помог не только сохранить жизнь, но и дал возможность пленить всемогущего хозяина. Не сказать, что он был жесток по натуре, но из-за него девушке-рабыне, какой тогда была Царица вампиров, вместе с товарищами по несчастью пришлось пройти через немыслимые испытания, сравнимые лишь с кругами ада в прямом и в переносном смысле. Причём, смысл сумасшедших исследований, в которых они участвовали, до сих пор ускользал от её понимания.

Поначалу Царицу вампиров одолевало любопытство, но она не решалась подступиться к пленнику с расспросами и, опасаясь его неведомых способностей, крайне редко посещала. Лишь в последнее время она обнаглела, почувствовав, что тот и в самом деле ослабел. Правда, наряду с этим её всё чаще тревожила мысль, что произойдёт, когда он умрёт. Интуиция безошибочно подсказывала, что в мире разразится страшнейшая катастрофа.

«Не важно! Сначала пусть сдохнет, а с последствиями я справлюсь!» — с яростью уговаривала себя Царица вампиров. Но это были внешние наносные чувства, а в глубине души жило совсем иное. Почти каждый день она спускалась к пленнику в подвал и перед тем, как выкачать из него очередную порцию магической энергии, долго всматривалась в бесстрастное лицо. Несмотря на растущую слабость, он по-прежнему внушал ей страх и нечто такое, чему не сразу подберешь название. В этом чувстве было много чего намешано — в её душе сталкивались ненависть и преклонение, желание убить и одновременно свершить подвиг его именем. Она безумно хотела, чтобы он остановил её и… простил за всё причинённое зло.

В общем, девчонка по имени Гемма, которая ещё не умерла в её душе, при встрече с пленником по-прежнему испытывала благоговейный трепет. И не важно, что он в своё время подверг её немыслимым испытаниям. Почему-то этой дурочке казалось, что он имеет на это право. Гемме страшно хотелось, чтобы в золотых глазах пленника снова загорелся тёплый свет, и его прекрасное лицо засияло любовью всепрощения, а не давило холодным равнодушием так сильно, что временами ей хотелось взвыть от отчаяния и, упав на колени, молить о прощении.

Но теперь в их дуэте главенствовала Царица вампиров. Она была тверда духом и не давала вырваться на волю постыдным слабостям. Неукротимая в своём безумии она упорно шла к поставленной цели и, смеясь, с детским равнодушием разрушала всё на своём пути, в том числе и себя. Для неё не существовало авторитетов. В глубине души она прекрасно понимала, кому противостоит, но ей было всё равно. В своей гордыне она считала себя равной пленнику и в чём-то была права.

О да! Сейчас это было всемогущее существо, которого безумно боялись все жители Ночного королевства. Ветреная и своевольная, своими безумными выходками Царица вампиров держала в постоянном страхе даже живых лордов-вампиров — могущественную элиту, пользующуюся её особым расположением. Но никакие их привилегии и заслуги не спасали от её гнева. Наоборот. Будучи рядом, они чаще других попадали под опалу. И не важно, что было причиной — просто придурь могущественной колдуньи или малейшая тень сомнения в их преданности. Выбрав виноватого, она начинала неторопливо уничтожать его семью и друзей. Причём с такой изощрённой жестокостью, что зачастую впавший в немилость был готов покончить жизнь самоубийством лишь бы не видеть, что она вытворяет с дорогими ему людьми.

Но такой Царица вампиров была не всегда. Когда-то она была обычной девочкой, которую звали странным именем Гемма и жила она на планете Земля, не ведая ни о какой магии. Ни под каким видом её не могла посетить безумная фантазия, что однажды она станет могущественной колдуньей, и единолично будет править королевством.

В раннем детстве будущая гроза и прародительница расы вампиров на Ойкумене жила счастливо и спокойно. Мать — интеллигентная умная женщина очень любила и баловала единственное чадо. К несчастью, она умерла, и тогда начались мытарства девочки. Тут же объявился беспутный папенька, да не один, а с новой семьей и тут же заявил права на их однокомнатную квартиру. Конечно же, восьмилетний ребёнок не смог противостоять взрослым. В результате целых два года новые родственники втихомолку изводили девочку, стараясь выжить её из квартиры, но та держалась и не убегала. Тогда мачеха стала её поколачивать, и девочка всё чаще болталась на лестничной площадке, не решаясь зайти домой. К счастью, на это обратили внимание вездесущие старушки, живущие по соседству. Когда они в глаза принялись стыдить её отца, тот решил сплавить дочь к бывшему пасынку от предыдущей семьи.

Девочка до мельчайших подробностей запомнила тот день, когда она впервые встретилась с Глебом.

Вначале они долго ехали на трамвае, а затем пешком поднялись на последний шестой этаж дореволюционного дома. При подходе к квартире присмиревший отец занервничал и не сразу решился нажать на кнопку звонка. Где-то внутри квартиры раздался мелодичный звук, но никто не поспешил к ним навстречу, и они ещё долго стояли на лестничной площадке.

Наконец, кто-то сердито рыкнул и загремел цепочкой. Дверь резко распахнулась, и на пороге появился очень высокий юноша в щеголеватом спортивном костюме. При виде нежданных гостей он скривился, но всё же поинтересовался у отца Геммы, какого чёрта они здесь забыли. Когда выяснилось, что именно, он категорически отказался от подкидыша, заявив, что ему и так хватает забот.

Заискивающе улыбаясь, толстяк вытер блестящую лысину и сокрушённо развёл руками.

— Прости, сын, тогда я вынужден переехать к тебе вместе с новой семьей. Больше нам деваться некуда. Афанасьевна обещала подать на нас жалобу в милицию. Якобы мы издеваемся над девчонкой. Вот старая курва! Вечно суёт свой нос, куда не нужно!..

— Слушай, «отец», — юноша буквально выплюнул последнее слово, — мне глубоко наплевать на твои трудности. Забирай своёго… — он собирался выдать матерную тираду, но посмотрел на сжавшегося ребёнка и придержал язык. — Катись отсюда, козёл! Пока я тебе рога не открутил! — буркнул он и попытался захлопнуть дверь.

Но не тут-то было. Отец Геммы был тёртый калач. Выяснилось, что он по-прежнему прописан в двухкомнатной квартире своего бывшего пасынка. Не стесняясь выглядывающих соседей, он начал визгливо кричать, что имеет полное право здесь находиться.

Юноша совсем разозлился и с яростью заявил, что сейчас выбросит наглого отчима и его отребье с шестого этажа и на этом все его проблемы разом закончатся. Испуганная его резким тоном Гемма подняла голову и впервые посмотрела на того, к кому пытался сплавить её отец. Это оказался юноша лет семнадцати на вид, но какой!

Девочка в изумлении приоткрыла рот, не в силах отвести глаз от прекрасного лица и перед её внутренним взором замелькали картинки из далёкого и сказочно беззаботного детства, большая часть которых была связана с атмосферой православного храма.

Гемме живо вспомнился запах ладана; благостное выражение на лицах окружающих; невнятный речитатив батюшки, размахивающего кадилом; умиротворение на лице матери. В своё время та любила ходить в церковь и при этом частенько брала с собой дочь. А ещё девочке сразу же вспомнились её ласковые глаза, тёплая ладонь, поправляющая выбившиеся из-под платка непослушные прядки волос и тихий шепот: «Деточка, давай поставим свечки за упокой души твоих бабушки и дедушки. Пусть они порадуются на небесах, какая у них хорошая внучка…»

Идущая служба маленькой Гемме не понятна и пока мать молится, она переминается с ноги на ногу и с любопытством оглядывается по сторонам. Богатые иконостасы в золочёных окладах притягивают её взор, и от нечего делать она рассматривает благообразные лица святых. Они настолько похожи друг на друга, что она никак не может их отличить друг от друга. «У этого есть борода, а у этого полосатые штаны, как у нашего соседа дяди Гриши», — тихонько бормочет она и вдруг наталкивается на строгий взгляд.

«Ой!» — девочка примолкла, не в силах отвести глаз от прекрасного лица. Святой на иконе совершенно не похож на других. Он кажется ангелом, сошедшим с небес, но без присущей их изображениям отрешённой безмятежности. За внешним спокойствием святого кроется внутреннее напряжение и живой интерес. О нет! Он ещё не умер для мира. Девочке кажется, что тёмные глаза глядят прямо в её душу и строго вопрошают, на самом ли деле она такая хорошая девочка, какой её считает мама. Гемма сразу же припомнила недавнее происшествие.

«Я разбила китайскую чашку, а сказала, что это Мурзик, — покаялась она, охваченная чувством вины. — Но вы не думайте, я не лгунья! Я обязательно скажу маме и попрошу у неё прощения. Честное-пречестное!».

Девочке кажется, что после её признания взгляд святого потеплел, и она радостно заулыбалась.

«Впредь не обманывай маму, да и котёнок не заслужил полученную трёпку».

«У Мурзика я тоже порошу прощения!»

«Вот и умница!»

«Вы больше не сердитесь?»

«Разве можно сердиться на такую хорошую девочку?» — ласково улыбаясь, отвечает святой, и икону охватывает золотое сияние…

Заворожённо глядя на юношу, Гемма невольно шагнула к нему. «Вылитый архангел Михаил и такой же сердитый, как он вначале!» Сияющее личико девочки не осталось незамеченным. Юноша перестал злиться, и с недоумением посмотрел на неё, не понимая, что происходит. Обычно такого возраста малявки ещё не обращали на него внимания, да и чувствовалось, что здесь что-то другое, а не ранний женский интерес к противоположному полу. Его внимательный взгляд быстро прошелся по тощей фигурке и остановился на лице. Он откровенно поморщился. У дурно одетой девочки был запущенный и какой-то голодный вид. На бледном и не слишком чистом личике под глазами залегли синие тени, и она больше походила на старушку, а не на ребёнка десяти лет. «В общем, вылитая привокзальная побирушка», — резюмировал он про себя.

— Блин! Ну, ты и сволочь! — процедил юноша сквозь зубы и с яростью уставился на отца Геммы. — Гад! Ладно, я для тебя чужой, но неужели не жалко родную дочь? — он ухватил воротник обтрёпанного пальто девочки. — Это что? Вы что, на помойке отрыли эти обноски? И вообще, никак твоя подлая семейка морила девчонку голодом.

У отца Геммы виновато забегали глазки, он снова вытер заблестевшую лысину грязным клетчатым платком и зачастил, оправдываясь. Мол, за ней хорошо смотрели, но не в коня корм, а денег в обрез, и на всех не хватает. Слушая его, юноша всё больше мрачнел.

— Хватит заливать! Уже тошнит от тебя!

С выражением, какое бывает при сильнейшей зубной боли, он снова посмотрел на молчащую девочку, а затем с обречённым видом отступил в сторону.

— Ладно. Заходи, малявка, — буркнул он и снова встал в двери.

— А ты пошёл вон, сволочь! — рявкнул он на отчима, сунувшегося было следом.

— Дык, я на минуточку, Глеб! Хочу посмотреть, как дочка устроится, да и вдруг какие вещи забыл, а? — на физиономии отца девочки заиграла льстивая улыбочка. — Может, дашь мне что-нибудь на память об Олесе?..

— Скотина! Здесь больше нет ничего твоего. Ты уже вынес всё, что мог в моё отсутствие, включая мои и мамины вещи! — процедил юноша с возмущением.

— Да, ладно! Это я так для порядка! Могу…

— Сгинь, задница! Сделай так, чтобы я больше тебя никогда не видел, а то пожалеешь.

С угрожающим видом Глеб шагнул к отчиму, и тот шустро отскочил от двери, захлопнувшейся в каком-то миллиметре от его носа.

— Уличная шпана! Бандит! Тюрьма по тебе плачет! — выкрикнул он, и тихо, чтобы его не услышали, злобно пробормотал: — Нужно было посадить сучонка, когда была такая возможность. Попроси я братана Кольку, и за бутылку он повесил бы на него любое преступление. Жаль, что он совсем спился, и его турнули из милиции.

В небольшой прихожей Глеб подпихнул вперёд замешкавшуюся девочку.

— Смелей, малявка! Твои хоромы по коридору направо, — распорядился он довольно миролюбивым голосом и, хмыкнув, добавил: — Как будто знал, что придётся потесниться и недавно сделал перепланировку. Зато теперь у нас есть две отдельные комнаты.

Это «у нас» царапнуло сердце девочки, и она покосилась на своего нового опекуна. Глеб ободряюще улыбнулся и толкнул двери, отведённой ей комнаты.

— Дуй вперёд.

Как осторожный зверёк, Гемма несмело заглянула внутрь и, сделав несколько шажков, застыла. На её личике появилось недоверчивое выражение при виде прекрасно отделанной светлой комнаты с непривычной обстановкой. Мебели было немного, но выдержанная в строгом стиле она была жутко дорогой: кожаный диван, стенка из натурального дуба, современный письменный стол с очень удобным креслом. Причём, на каждой мелочи лежал отпечаток хорошего вкуса. Такое девочка видела только по телевизору в те редкие моменты, когда никого не было дома. Чувствуя себя не в своей тарелке, она покачала головой и попятилась прочь, решив, что здесь ей не место.

— Никак избалованную мамзель не устраивают мои хоромы. Ну, и куда ты собралась, если не секрет? На ближайшую помойку? — язвительно проговорил Глеб.

Прислонившись к косяку, он исподтишка наблюдал за девочкой. После его слов она совсем поникла. Испугавшись, что гостья сейчас расплачется, он сбавил тон.

— Да, ты не тушуйся, малявка. Чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях, — добавил он со вздохом.

Девочка подняла голову и пытливо заглянула в его лицо. Вопреки ожиданиям её тёмные глаза были совершенно сухи, и лишь бескровные губы в застарелых болячках мелко подрагивали, выдавая внутреннее напряжение. Глеб поморщился. «Блин! Вдруг это какая-нибудь зараза? Нужно срочно сводить подкидыша к врачу».

— Ну, что молчишь? Или ты собираешься вечно стоять здесь памятником?

— Если ненадолго, то я могу пожить в кладовке или в коридоре. Зачем мне такая большая комната? — прошептала девочка, нервно стискивая пальчики с траурными каёмками под ногтями.

— Что?.. С ума сошла, какая кладовка? Это твоя комната и точка!

Стараясь не вспугнуть ребёнка, Глеб не спеша подошёл ближе и присев на корточки, заглянул в бледное насторожившееся личико.

— Не бойся, малявка, никто тебя не выгонит, — сказал он мягко. — Можешь жить у меня до тех пор, пока твой батька не одумается или ты не выйдешь замуж. Вот тогда извини-подвинься, ищите с мужем жилье на стороне. Я не дам вам сделать из своей квартиры коммуналку, — на его лице промелькнула улыбка. — Знаешь, что-то мне подсказывает, что это случится не скоро. Ведь ты не какая-нибудь легкомысленная тёл… блин!.. Я хотел сказать, что ты серьёзная девица и вряд ли мне в ближайшее время светит сплавить тебя с рук.

Похоже, его тирада не произвела особого впечатления или прошла мимо сознания девочки. С недоверчивым выражением на лице она по-прежнему смотрела на него широко открытыми глазами. Стараясь сдержать раздражение, Глеб широко улыбнулся.

— В общем, хватит капризничать. Будь добра располагайся в этой комнате. Думаю, всяко лет десять мы прокантуемся вместе, и я не хочу получить из-за тебя преждевременный инфаркт, с утра пораньше наступив на тебя в коридоре.

— Ты точно меня не выгонишь? Честное слово, я не буду мешать, — на детском личике появилось упрямое выражение. — Если отправишь в детдом, так и знай, я всё равно оттуда сбегу.

— Отчим сволочь! Ты и там побывала! — вспыхнул Глеб, но тут же взял себя в руки. — Не бойся, малявка, не будет никакого детдома. Вот те крест! Меня самого хватило только на месяц, и я решил, что больше туда не ходок и злейшему врагу не пожелаю. Веришь?

На личике девочки появилось нерешительное выражение.

— Д-да.

— Отлично! Кстати, как тебя зовут?

— Гемма. Кушнир.

— Что ж, будем знакомы, Гемма Кушнир, а я Глеб Долгорукий, хоть и не князь, но ничем не хуже. Давай пядь!

Помявшись, девочка всё же протянула свою ладошку, и юноша осторожно сжал тоненькие пальчики. «Н-да! Не рука, а воробьиная лапка. В чём только душа держится…»Он услышал, как у девочки громко заурчало в животе, и заговорщицки подмигнул, увидев её сконфуженное личико.

— Организм бастует? Всё правильно. Время позднее и давно пора подзаправиться. Идём в кухню, составишь мне компанию.

«Что бы сварганить на скорую руку? — призадумался юноша и с озабоченным видом потянулся к затылку. — Блин! Я и забыл, что вчера заходили пацаны. Кажется, под водку мы сожрали всё, что было. В лучшем случае завалялись только пиво и чипсы. Вряд ли этот опохмельный набор подойдёт в качестве еды для ребёнка». Обернувшись, он виновато посмотрел на девочку.

— Малявка, у нас проблема. Дома-то есть нечего. Может, двинем в кафешку? По соседству есть одна, где подают замечательные эскалопы. Ты как к ним относишься?

— Не знаю, — Гемма несмело улыбнулась. — Наверное, хорошо.

— А что ты любишь?

— Мороженое.

— Не вопрос. Какое именно ты хочешь? Клубничное, ромовое или какую-нибудь другую фигню типа фисташкового или дынного?

— Не знаю, — опустив голову, девочка чуть слышно всхлипнула. — То, которое мама покупала.

Глеб сглотнул комок в горле.

— Ясно. Будет тебе мороженое в придачу к эскалопам. Подожди, я переоденусь, и сразу двинем на выход.

Он сдержал своё обещание. Разнообразного мороженого было столько, что с непривычки Гемме поплохело. Её начало рвать, и перепуганный юноша позвонил в скорую. Врач оказалась молодой девушкой и не стала ругаться за такой вызов по пустякам. Она прописала укрепляющие лекарства и, мягко пожурив Глеба, посоветовала ему лучше кормить сестру. Тот сверкнул глазами, но сдержался и попросил её телефон. Девушка засмеялась, но не отказала ему в просьбе и с тех пор у них была на подхвате собственная скорая помощь, готовая явиться в любое время суток.

Живя в новом доме, впервые после смерти матери девочка почувствовала, что о ней всерьёз заботятся, и привязалась к Глебу всём сердцем. Всё было хорошо, и лишь одно её расстраивало. Вечерами юноша слишком часто где-то пропадал и, судя по его виду, вёл не слишком примерный образ жизни. А однажды друзья принесли его в полумёртвом состоянии, — пьяного и всего в крови. Гемма жутко перепугалась. Наутро она положила перед ним ключи на стол и взяла собранную сумку с вещами.

— Глеб, я ухожу к отцу. Не хочу, чтобы ты из-за меня болтался на улице. Живи спокойно, как раньше…

— Нет! — юноша опустился на колени перед девочкой. — Гемма, не уходи! — он умоляюще заглянул в её глаза. — Стать примерным я не обещаю, но даю слово, что больше ты не увидишь меня такого, каким я был вчера. Идёт?

— Идёт! — девочка порывисто обняла его за шею. — Можно, я буду называть тебя Глобом?

Юноша удивился, но не подал виду.

— Без проблем! Зови как угодно, только не удирай из дома. Хорошо?

Девочка широко улыбнулась и, отступив, протянула руку.

— Договорились, кореш! Дай пядь!

— Блин! Опять шепелявишь? Неужели снова зуб на вылет?

— Ага! Целых два шатаются! — весело сказала Гемма и, осклабившись, запустила пальцы в рот и продемонстрировала это на деле.

— Ну! Взрослеешь, девица! — одобрительно отозвался Глеб. — Пора снова звать к тебе Зубную фею. Рок Скала[6] подойдёт в её роли?.. Ой, не визжи! Моя бедная голова!.. Я понял-понял! Сейчас физию немного приведу в порядок, чтобы люди не пугались, и мы двинем в кино…

Два года пролетело совершенно незаметно. Это было счастливое и беззаботное время. Но однажды Гемма увидела своего названного брата, целующегося с очень красивой девушкой и почувствовала первый укол в сердце. Ревность заставила её пойти на неблаговидный поступок. Несколько вечеров девочка следила за ним, но убедившись, что он встречается с разными девушками, она несколько успокоилась.

А затем произошло страшное. Как-то вечером Глеб пообещал только прокатиться на мотоцикле, но так и не вернулся. Два дня Гемма не находила себе места. Как правило, больше этого срока он не задерживался у очередной пассии, но она чувствовала, что на этот раз он не у девушки, а с ним случилась беда. Как неприкаянный щенок, потерявший своего хозяина, она бегала по злачным местам, спрашивая у всех встречных, не видел ли кто высокого очень красивого юношу на мотоцикле. Но его след терялся после того, как его в последний раз видели в придорожном кафе. На розыски Глеба девочка подняла всех его друзей и даже написала заявление в милицию. Правда, там ни в какую не хотели его принимать, мотивируя её несовершеннолетием. И всё же, несмотря на все усилия, его так и не нашли.

Прошёл год и к Гемме пришли из милиции. Бойкая женщина в форме представилась и сказала, что она из отдела по работе с несовершеннолетними и после недолгих разговоров предложила девочке поменять её двухкомнатную квартиру на комнату в коммуналке и пригрозила, что если она не согласится, то окажется в детдоме. Однажды побывавшая там, девочка боялась этого как огня, и дамочка в форме это знала. Плач и уговоры не помогли, обратиться за помощью было не к кому. Отец к тому времени уже продал квартиру её матери и исчез в неизвестном направлении. Но милиционерша оказалась довольно порядочным человеком и при обмене девочке выделили приличную сумму денег и даже помогли оформить депозит в банке.

С горем пополам Гемма жила на скудные проценты со своего вклада и хваталась за любую работу, на которую брали подростков. Правда, ей помогали с работой и с деньгами друзья Глеба, но она частенько отказывалась, боясь прослыть побирушкой и тем унизить память дорогого человека. Гемма билась за существование и не сдавалась, потому что ждала. Она даже не допускала мысли, что названный брат, её кровная половинка Глоб погиб и больше не вернётся. Войдя в возраст, Гемма поняла, что её детская любовь не тускнеет и носит отнюдь не сестринский характер. Правда, она всё больше идеализировала образ юноши, и в её памяти уже никто не мог сравниться с ним.

Каждый вечер как на работу Гемма шла в церковь и молилась, молилась и молилась, веря, что Бог услышит и вернёт любовь всей её жизни, а ещё она пела. Пела так, что люди приезжали издалека, чтобы только её послушать. И вскоре вокруг девушки завертелись ушлые деловые товарищи. С презрением глядя на убогую одежонку, они предлагали ей несметные сокровища, конечно, с поправкой на провинцию. Думая, что она робеет и боится влипнуть в историю, скауты снисходительно вещали, что ей нечего бояться. Мол, им нужен только её голос. И это было правдой. Найти тех, кому трясти телесами на сцене было предельно просто.

«Нет!» — следовал твёрдый ответ на все посулы и радужные перспективы, рисуемые столичными шоуменами. Поговорив с несколькими из них, и поняв, что её не слышат, Гемма больше не пускалась в объяснения. Она знала, что всё равно никуда не уедет. Что бы ни говорили люди, она ни в чём не нуждалась, а плохо была одета из-за того, что большую часть заработанных денег неизменно жертвовала нищим и церкви, в которой пела. Всё, что было нужно девушке, находилось именно здесь. Каким-то шестым чувством она знала, что Глеб где-то рядом и в то же время бесконечно далеко, но пока она поёт, связующая нить не прервётся.

«По вере вашей воздастся вам. Ищите и да обрящете». Счастью Геммы не было границ, когда её ожидания сбылись. Спустя десять лет Глеб вернулся, и ей было абсолютно всё равно, что он уже не человек, а вампир и по роковому стечению обстоятельств она стала его жертвой и первой новообращённой. Самое главное было в том, что их чувство оказалось взаимным. Но не успели они порадоваться обретённой любви, как их обоих подвергли наказанию за её воскрешение.