Интуиция

Глава 17 Связь

После того, как тело Пэган унесли, началось заседание военного совета. В ее смерти нет ничего поэтичного. Я не нахожу в ней ничего благородного, и мне плохо, потому что я не вижу в этом смысла. Я очень благодарна Риду за то, что он боролся с ней, потому что я знаю, что она без колебаний и угрызений совести убила бы меня, но просто не могу понять, почему все это должно было прийти именно к этому. Может быть, это потому, что я все еще слишком человечна, чтобы понять этот мир. Я должна постоянно напоминать себе, что, несмотря на то, что я вроде на их стороне, все равно для большинства из них я чужак.

Мне следует понимать, что в их мире я всего лишь пешка, думаю я, стоя между Прэбеном, Ридом и Зефиром. Мы находимся почти на середине комнаты, но не на возвышении, а просто рядом с ним, от чего почему-то чувствуешь себя менее значимым, чем, когда стоишь на ней.

Я не могу понять, о чем они говорят, потому что они отказываются говорить по-английски. Рид и Зефир отвечают на нескончаемый поток вопросов. Но даже если бы они говорили на английском, не уверена, что смогла бы уследить за их диалогом, потому что они говорят так быстро, что я не уверена, что есть хоть какие-то паузы между словами совета и ответами Зефира и Рида. Каждые несколько минут, они останавливаются и озадачено смотрят на меня.

Когда они это делают, я не пожимаю плечами, потому что им это не нравится. Я должна бороться за то, чтобы оставаться внимательной и сосредоточенной к тому, что сейчас происходит, потому что я не знаю что делать дальше, так как тот план, с которым я приехала сюда, уже выполняется. Мой план, продержаться достаточно долго, чтобы ангелы увидели почему Рид и Зи могут меня защищать — успешно выполнен. Думаю, что он был успешным, потому что теперь все они запутались на счет меня, ну, кроме Рида и Зефира, потому что они привыкли ко мне. Приехав сюда, я ни на что не надеялась, и у меня не было плана Б. Я думала, что, если я осуществлю свой план, этого будет достаточно. Что бы не случилось после этого, все равно было бы хорошим, потому что в любом случае это был бы конец. Хватит бегать, хватит прятаться, нет больше бесконечных дней, когда я пыталась не думать о Риде, от момента к моменту. Нет больше Gancanagh или Бреннуса… больше ничего нет.

В моем безумном путешествии из пещеры Gancanagh на остров замка — это казалось миром. И сейчас я чувствую тепло, исходящее от Рида рядом со мной. Я чувствую его запах; его чувственный запах витает в воздухе, на моих волосах, вокруг меня, и я понимаю, что хочу большего… я хочу намного большего, но я больше не буду торговаться. Я не торгуюсь за свою жизнь. Сколько у меня осталось времени? Позволят ли мне попрощаться?

Медленно, я осознаю, что все снова смотрят на меня. Рид стоит рядом со мной со страдальческим выражением лица, а Зефир выглядит взволнованным. Мое время пришло? Я удивляюсь как напряжены пальцы Рида в моей руке.

— Совет хотел бы еще по расспрашивать у тебя о Gancanagh. Им нужна конкретная информация: как много Gancanagh ты видела, как они работали, кто их лидер, и еще они хотят знать знаешь ли ты конкретные места? — Я киваю им, потому что у меня есть эта информация. — Совет понимает, что ты была ранена в ходе борьбы, когда пыталась сбежать от Gancanagh. Они хотят, чтобы ты рассказала им, как много ты помнишь. Ты можешь сделать это? — спрашивает он, и я снова киваю.

— Можно мне немного воды? — спрашиваю я, потому что мое горло пересохло, как и перед тем, как я начала спотыкаться.

К счастью, голод не вернулся, на самом деле у меня нет аппетита. Я просто хочу рухнуть на пол и какое-то время провести без движения. Мне дали немного воды, а потом начались вопросы.

Я отвечаю так подробно, как могу, но не называю имени Финна. Знаю, это небольшая недосказанность, так как он будет там же где и Бреннус, но я чувствую к нему нечто похожее на благодарность за то, что, когда было нужно, он помог мне и, не смотря на руку в моей руке, я не могу это игнорировать. Также я не говорю о Расселе, потому что я должна защитить его. Я говорю совету, что мне самой удалось сделать гранату из своего арсенала, и что я угрожала взорвать их всех, если они не отпустят меня.

Это звучит правдоподобно, и кажется никто не замечает моей лжи, кроме Рида, который внимательно изучает мои взгляд. Его челюсть напрягается, когда я рассказываю про камеру и, что в течении нескольких дней мне не давали достаточное количество воды, но, когда я рассказываю о своей битве с Каганом, он начинает ходить по комнате и продолжает до тех пор, пока я не заканчиваю. Он замирает, когда я говорю о Бреннусе, и изучает отметины на шее, когда совет снова просит их показать.

Мне вынесли карты, и я изо всех сил стараюсь указать правильное местонахождение пещеры и как туда войти. Я говорю им, что как только убежала, бросила гранату обратно в яму, уничтожив этот путь, поэтому Gancanagh не смогли сразу последовать за мной. Указываю, что в туннелях есть несколько способов проникнуть туда, но мне был показан только один — большой камень, который был помещен туда чтобы скрыть вход в пещеру. Я знаю, что в моем рассказе есть несколько пробелов, к которым вернуться позже, когда меня снова вызовут.

Когда они анализируют тот факт, что меня дважды кусали, и я была не в состоянии ходить или делать что-то другое, надеюсь, они подумают, что у меня не ангельская физиология, тогда мой рассказ будет более правдоподобным. Может быть они не думали, что моя реакция на укус Gancanagh как у ангела, ведь я все еще человек. Рид знает, что в моей истории что-то не так, и я могу только надеяться, что он понимает, что я защищаю Рассела. Это видно по тому, как они начинают раздавать приказы, чтобы проверить мою историю. Я замечаю, ангелов, которые кажется были офицерами, потому как они принимают приказы от Киллиана и Урсуса.

Сейчас они забыли обо мне, и это хорошо. В то время как вокруг меня нарастает напряжение, я снова впадаю в оцепенение. Прихожу в себя только когда чувствую, что Воин хватает обе моей руки и сцепляет их вместе. Ко мне приближаются еще несколько Воинов.

Рид спорит с ними на ангельском, пытаясь образумить их.

Когда я в недоумении оглядываюсь, я в недоумении смотрю на Прэбэна, который наблюдает за мной, но не пытается остановить Воинов, кишащих вокруг меня. Меня пронзает страх, когда я вижу, что Зи отвернулся, поэтому ему не нужно видеть, что происходит.

Мое дыхание становится прерывистым, когда я вижу, как один из Воинов подходит ко мне. Его лицо не выражает никаких эмоций, скорее он выглядит так, как будто пришел сюда, чтобы выполнить свою работу, и чем быстрее он ее выполнит, тем быстрее сможет заняться чем-то другим. Когда он поднимает нож, в моей голове проносятся различные сценарии убийства. Он вытащил их из жаровни, которую принесли другие божественные существа Лезвие ножа зловеще светятся, и его намерения мне предельно ясны. Этим горящим ножом он пришел убить меня.

Я изо всех сил пытаюсь увернутся от удерживающего меня Воина — я ничего не слышу, кроме биения своего сердца. Я не успела попрощаться, думаю я, наблюдая за тем, как ко мне приближается лезвие.

Потом что-то во мне щелкает, и я перестаю вытягивать руки вперед. Вместо этого, я использую все силы, подбрасывая свои ноги над головой держащего меня ангела. Я выпрямляю руки и используя силу и скорость, выворачиваюсь из его хватки. Спускаюсь позади него и упираюсь обеими ногами в его спину, и толкаю его прямо на нож, который держит другой ангел. Когда я пытаюсь уклониться от ангела, подходящего ко мне с левой стороны, меня ловит Прэбэн. Я пытаюсь ударить его, но Прэбэн легко перехватывает мою ногу и удерживает меня за нее.

Позади нас раздается гул голосов, в то время как к нам подходит Рид.

— Кто тренировал тебя? — улыбаясь, спрашивает Прэбэн, продолжая держать мою ногу.

— Меня тренировал Зефир… и Брюс Ли, — отвечаю я, пытаясь вытащить ногу, но Прэбэн не отпускает ее.

Его лицо выражает веселье и что-то поразительно похожее на желание.

— Отпусти ее, — говорит Рид Прэбэну. Взгляд Прэбэна останавливается на мне.

Он нежно отпускает мою ногу, позволяя своим пальцам пройтись по моим икрам, пока моя нога опускается на землю. Рид утягивает меня в свои объятия. Все снова на нас смотрят, но мне плевать, потому что у меня есть всего ара секунд чтобы попрощаться, прежде чем меня убьют.

Я кладу руки на его плечи и утыкаюсь лицом в его шею.

— Прости, Рид, — я не хочу быть трусихой, я не хочу говорить тебе прощай — но мне нужно попрощаться. Тогда все будет в порядке… я должна тебе сказать… как много я хочу… что мне нужно…, - выдыхаю я, но мое горло перехватило, и я едва могу говорить, но это слишком важно, поэтому нужно попробовать еще раз. — Хочу сказать, как сильно я… — ком в горле становится все больше, поэтому остальное я просто шепчу, — я люблю тебя.

Рид крепче прижимает меня к себе.

— Шшш, любимая, они не собираются тебя убивать — все хорошо — у меня есть ты. Эви, здесь никто, никогда не назовет тебя трусихой, — быстро говорит Рид, пытаясь успокоить меня, он нежно гладит мои крылья, от чего у меня начинают дрожать ноги.

— Но я думала…, - поперхнувшись словами, говорю я.

— Шшш, все хорошо…, - успокаивает он меня, упершись своим лбом в мой. — Они хотят исправить укусы Gancanagh на твоей шее. Кровотечение из раны не остановится само по себе. Мы должны прижечь их, и тогда они заживут, — объясняет он, продолжая обнимать меня.

— Так прямо сейчас они не пытаются убить меня? — шепчу я, потому что это не имеет для меня никакого смысла. — Почему они оставляют меня в живых?

— Нет. Ты их заинтриговала, — мягко говорит он.

— А что насчет тебя? Они позволят тебе и Зи уйти? — спрашиваю я.

— Они не акцентировали на этом, но выглядит все многообещающе, — говорит он. Я крепче сжимаю его, во мне пульсирует надежда. — Эви, теперь мы должны позаботится о твоем укусе, — шепчет мне на ухо Рид, отстранившись, он смотрит мне в глаза. В его глазах беспокойство и боль, потому что он знает, что для меня это будет болезненно. — Зи, можешь помочь мне? — из-за моего плеча спрашивает он.

Зефир подходит и снова притягивает меня к своей груди. Он наклоняется к моему уху и в пол голоса произносит:

— Это будет больно, Эви.

— Как сильно? — слабо спрашиваю я.

— Больнее чем мое исцеление… менее болезненно, чем исцеление Рассела, — с беспокойством говорит Зефир.

С трудом сглотнув, смотрю на Рида. Ему удается заставить всех Воинов отступить. Затем, подойдя к жаровне, Рид достает из нее другой нож. Зи расстегивает кольцо на моей шее, держа его в одной рукой, пока другой прижимает меня к своей груди.

— Знаешь, — говорю я, облизывая губы, когда вижу лезвие ножа, — может мы не будем делать этого прямо сейчас — мне уже лучше, — лгу я.

Рид хмурится.

— Мы не должны больше ждать. У тебя лихорадка, и ты потеряла много крови. Мы должны сделать это сейчас, — с сочувствием говорит Рид.

— Но, может быть, у совета ко мне еще много вопросов — мне действительно нужно сосредоточится на этом, вместо того чтобы…, - когда Рид подходит ко мне, я затихаю. — Хорошо — это действительно выглядит горячим, и, думаю, может быть хуже боли, с которой я сейчас живу, так что давай просто остановимся и разумно об этом поговорим, — говорю я, чувствуя жар, исходящий от ножа в нескольких футах от меня, и ясно, что для меня это не будет забавным.

— Мне жаль, — сквозь зубы говорит Рид, поднимая руку, чтобы прикрыть мне глаза.

Он мягко толкает мою голову к груди Зи, поворачивая ее в сторону, чтобы обнажить раны.

— Мне тоже, — шепчу я, перед тем как раскаленный нож прилипает к моей шее, заставляя корчится от боли.

Чувствую запах своей горящей кожи, это зловоние хуже, чем вонь от Gancanagh. Я не могу сдержать крика, который разрывает меня, Хотя, наверное, для Рида и Зи, было бы лучше, если бы у меня были слезы. Затем, из моего рта вырываются все бранные слова, которые я когда-либо слышала. Мои колени подкашиваются, заставляя Зи удерживать меня, пока Рид убирает нож из моего горла. Он бросает нож, беря меня на руки. Мое горло все еще пульсирует, словно нож все еще возле моей шеи, от чего я начинаю хрипеть.

— Я хочу домой.

Я стараюсь сдержать слезы, потому что не хочу показывать слабость.

— Скоро, — обещает Рид, забирая что-то из рук Зи, и начинает втирать мне в шею.

Это какая-то мазь, очень гладкая и липкая. После того как он заканчивает, кожу начинает жечь, а потом начинает гореть еще больше. Пытаясь перетерпеть боль, я впиваюсь ногтями в спину Рида. Наконец, боль стихает до приемлемого уровня.

— Во-первых, когда ты сделаешь это в следующий раз, я хочу коньяк, — хриплю я, когда снова могу говорить.

Зефир и Прэбэн смеются над моей шуткой, но я говорю серьезно.

— Женевьева, ты бы хотела немного отдохнуть? — спрашивает Прэбэн.

Я киваю, но мне сразу приходится остановиться, потому что от этого, кожа на моей шее болезненно растягивается.

— Я отведу тебя в комнату, где ты можешь поспать до тех пор, пока совет не захочет снова с тобой поговорить.

— Я останусь в Замке? — спрашиваю его я, потому что не ожидала, что буду гостем в доме Ангельских Воинов.

Я думала меня просто казнят.

— На данный момент, — удовлетворенно отвечает он.

— Я гость? — спрашиваю я, потому что хочу понять мой здесь статус.

Он снова улыбается, словно я опять сказала что-то забавное, а потом отвечает:

— Если тебе так нравится.

Что это значит? — мне интересно, а затем я спрашиваю:

— Я могу уйти?

— Нет, — отвечает Прэбэн, и у меня начинает вырисовываться картинка.

— Рид остается? — затаив дыхание, спрашиваю я.

Часть меня надеется, что ему не нужно оставаться — очень маленькая, благородная и чистая часть меня. Остальная часть меня твердит, что он должен остаться со мной.

— Я не знаю. Я не занимаюсь его проблемами, только твоими, — отвечает Прэбэн, а затем поворачивается к Риду и что-то говорит ему, но я не понимаю.

Это сделано намеренно, и это мгновенно раздражает меня.

— Что он говорит? — спрашиваю я Рида, крепче ухватившись за него.

— Он сказал, что я должен убедить тебя сейчас пойти с ним, так ты сможешь отдохнуть, а он убедится, что ты в порядке. — Я останусь здесь и отвечу на дополнительные вопросы, а тебе нужно отдохнуть, — указывает он на совещание, которая происходит на платформе между командирами.

Все взволнованы, и это отвлекает их от нас.

— Я в порядке, я хочу остаться с тобой, — отвечаю я, вцепившись в него.

— Ты должна отдохнуть, и я в порядке. Мы увидимся через несколько часов, обещаю, — лаская мою щеку, уговаривает он меня.

— Конечно, ты в порядке, но что насчет Зи — он может мне понадобится, и я не могу его здесь оставить, потому что я обещала Булочке что верну его ей. Если с ним что-нибудь случиться, она меня убьет, — говорю я, меняя тактику, и видя, как улыбающийся Зи идет к нам.

Зефир подходит ко мне и гладит меня по голове.

— Иди отдохни. Я устал волноваться за тебя, и я хочу попробовать убедить их, чтобы они позволили появиться здесь Булочки. Или это, или я должен заставить их отпустить меня в самолет, — с усмешкой, которая заставляет меня краснеть, говорит он.

Я понимаю все, о чем они говорят, и при нормальных обстоятельствах это рассматривала бы как обычную просьбу пойти с Прэбэнам и лечь спать. Знаю, что если лягу, то провалюсь во тьму. Так же, вполне понятно, по большей части, все здесь привыкли получать все что хотят. Они уверены, что все, что они говорят, так или иначе будет учтено.

У меня таких ожиданий нет, но как только Прэбэн приближается ко мне, я еще крепче вцепляюсь в Рида. После того, как Прэбэн понимает, что меня ни что не заставит оторваться от Рида и пойти с ним, он говорит Риду, чтобы он сопроводил меня в комнату.

Я сделаю все возможное, чтобы выйти из этой комнаты без посторонней помощи. Никто не говорит мне, что нужно скрывать свои слабости насколько это возможно, хотя все эти ангелы, обладают высокой квалификацией в оценке всех этих недостатков.

Когда я прохожу, ни один из божественных существ не рычит на меня. Не уверена, есть ли у них ко мне хоть какое-то уважение, или это потому, что рядом со мной идет Рид, но они не показывают свою враждебность. В основном, они смотрят на меня, как на странность или что-то вроде того. Может быть наряд, который дала мне Булочка — волшебный, потому что некоторые ангелы выглядят опьяненными.

Когда мы проходим по роскошным коридорам замка, я едва могу сосредоточится на замысловатых произведениях искусства, которыми увешаны все залы и беседки обширной крепости, потому что не могу отвести глаз от совершенства, которое идет нам на встречу. Я почти не знаю, наблюдает ли за нами кто-то еще. Это как они гуляют в тени, а я иду рядом с солнцем, но поскольку мы продолжаем наш путь, я начинаю понемногу расслабляться рядом с Ридом. Не могу понять, что сейчас происходит в его голове. Даже когда я пытаюсь что-то прочесть по его глазам, они ничего не выдают. Интересно, знает ли он, что он единственный, кто может поставить меня на колени, а Gancanagh и Военный совет не в состоянии этого сделать.

Когда мы доходим до первого этажа другой огромной башни, ясно, что многие из моего окружения поднимаются в воздух — это значит, что мы идем вверх. Все кроме Рида с весельем смотрят на меня, когда я остаюсь на земле, когда я смотрю на балконы, простирающиеся до самой крыши. От этого, я чувствую себя словно в ловушке в роскошном осином гнезде.

Орда ангелов летает за тем, кого они преследуют, и этого достаточно для моего воображения, чтобы представить, как будет выглядеть война между ангелами и Gancanagh. Это будет выглядеть так, словно осы нападают на гнездо армейских муравьев, которые внезапно заставляют меня чувствовать себя слабой. Что-то внутри меня начинает болеть, и я не знаю почему.

Gancanagh — зло, но они предложили мне место в их семье — ну, может быть, «предложили» не совсем верное слово, может быть, лучше сказать, что они «настояли» на присоединении к их семье. Сейчас, какая-то темная часть внутри меня чувствует, словно я их предала. Он заплатит мне за мой мятеж, — думаю я, чувствуя, как внутри меня все холодеет, когда я представляю прекрасное лицо Бреннуса. Что сказал Финн? Он назвал меня hallion сказал, что, когда я умру, у меня будет вся вечность, чтобы сделать это для Бреннуса. Что-то сжимается внутри меня. Это та часть меня, которая побуждала меня присоединится к ним, когда они разорвали Альфреда. Это больная, злая часть меня, которую я никогда не смогу показать тебе, или они без колебаний разорвут меня, со страхом думаю я, потому что теперь я знаю, что эта злая часть меня существует.

И прежде чем я могу отгородится от внешнего мира, Рид что-то замечает в моих глазах. Он наблюдает за мной, но ничего не говорит, а просто обнимает меня и поднимается в воздух.

Мы следуем за Прэбэном до одного из верхних балконов башни. На этих балконах есть двери, как отельные клетки для личинок. Мы приземляемся на один из балконов, и я подхожу к одной из таких дверей, но когда открываю ее, то не вижу внутри никаких липких личинок, а очень красивую мужскую спальню. Я медленно вхожу в комнату, очарованная тем, что это не то, чего я ожидала.

Я думала, мне будет предоставлен номер с маленькой милистрической кроватью и чем-нибудь еще. Вместо этого, я оказалась в манящем пространстве, с огромной кроватью, покрытой мягким одеялом. К комнате прилагается ванная комната, со всеми удобствами кроме ванной. На красивом тканном ковре, расположен красивый письменный стол из розового дерева, а на дальней стене есть красивые французские двери, который ведут на небольшой балкон, с видом на воду, расположенную внизу. По пути к балконным дверям, я останавливаюсь на середине комнаты. На одной из гипсовых стен, нанесена позолоченная маслянистая живопись, с изображением места, которое не может существовать, потому что контуры изображения, мистичны и безупречны.

Во мне срабатывают какие-то первоначальные эмоции, когда я бессознательно меняю направление и приближаюсь к расписанной стене. У меня нет слов, чтобы описать некоторые вещи, которые изображены на картине, рядом с резвящимися ангелами. В этой живописи есть цвета, название которых я даже не знаю, потому что в человеческом спектре их не существует.

Пока я иду к нему, то обнимаю себя руками. Я боюсь протянуть руку и прикоснуться к картине, которая кажется кощунственной. За мной в комнату последовали только Рид и Прэбэн, и они молча наблюдают за мной, пока я исследую живопись перед собой. Я не осознаю, что плачу, пока не чувствую, как по моим щекам текут слезы и падают мне на руки. Когда я подношу дрожащую руку к моей щеке, по ней бегут мурашки.

— А как вы называете это на ваших небесах? — шепчу я, потому что вряд ли могу говорить громче, но мне удается сделать жесть в сторону изображения, показывая на точки света.

Они оба отвечают меня на ангельском, потому что в человеческом языке таких слов нет. Я просто киваю им, потому что они только что доказали мне, как неадекватны мои слова.

— Думаю, Бреннус был не прав, — мягко говорю я, продолжая анализировать пейзаж. — Он сказал мне, что я никогда не потеряю то, чего у меня никогда не было, но думаю, я могу.

Когда Рид поворачивается к Прэбэну и что-то ему говорит, его голос звучит менее музыкально. Прэбэн начинает спорить с Ридом на ангельском языке, но затем смотрит на меня проницательным взглядом и кивает.

— Если понадобится, я буду снаружи, — уже на английском говорит он. — Не пытайтесь покинуть эту комнату, — приказывает он, показывая на балконные двери.

Я киваю, все еще рассматривая картину, но как только он закрыл за собой дверь, я иду в руки Рида. Одна рука Рида ложиться на мой затылок, а другая на мою поясницу, притягивая меня к себе, когда наши губы встречаются в поцелуе, мои колени слабеют, а тело обдает пламенем. Когда его губы скользят по неповрежденной стороне моей шеи, из меня врывается стон удовольствия. Я чувствую тяжесть в руках, когда обнимаю Рида и крепче обнимаю его, чтобы не упасть, хотя я знаю, что пока он прижимает меня к своему телу, я не упаду. Мои кончики пальцев слегка порхают по мышцам его плеч и спины, под которыми ощущается грубая сила.

Его губы снова находят мои, он поднимает меня на руки и идет к кровати. Когда Рид кладет меня на нее, я утопаю в мягкости матраса. Одна его рука проходится по моим волосам, собирая их, в вторая, находится возле моей талии. Он отстраняется от меня, и то желание, которое я вижу в его глазах — не что иное как волнение, когда его колено прижимается к матрасу между моих ног.

Я обвожу контуры его плеч, вспоминая его прикосновение, его запах и вкус. Рид прислоняется своим лбом к моему.

— Мне нужно идти, — с сожалением говорит он.

Прямо сейчас я не понимаю, что он говорит. Мое тело действует само по себе, приподнимаясь и встречаясь с его, пока он от меня так близко.

— Хмм? — успеваю сказать я, наклоняя голову и обнюхивая мочку его уха.

— Сейчас я должен вернуться. Мне позволили прийти сюда с тобой совсем ненадолго, но я… — на секунду он останавливается, пытаясь противостоять вспыхнувшей между нами страсти. — У меня мало полномочий. Думаю, что сейчас могу это исправить, так как Военный совет увидел тебя. Переговоры займут какое-то время, потому что, когда они привезли меня сюда, я отказался с ними сотрудничать.

— Что значит, ты отказался с ними сотрудничать? — не понимаю я. — Они смертоносный убийцы. Как ты сумел отказаться сотрудничать с убийцами? — спрашиваю я, пытаясь осмыслить то, что он сказал.

Что он перенес из-за своего отказа рассказать им обо мне? Они хотели лишить меня крыльев только потому, что думали, что я лгу, хотя я говорила правду.

— Ну, боль субъективна — для меня предпочтительнее физическая боль, чем… когда они нас допрашивали, то были осторожны, чтобы не убить нас.

Он смотрит в сторону и ничего больше не говорит, но я его понимаю. Вероятнее, боль, которую он испытывал от пыток, в течении последнего месяца, намного предпочтительнее той, которую своим уходом причинила ему я. Я зажмуриваюсь и отворачиваюсь от него. Из-за того, что я сделала с ним и Зи, я не могу смотреть на него. У меня сжимается сердце.

— Как это они не убили тебя? — спрашиваю я, потому что мне нужно знать, как он пережил тот кошмар, который только что пережила я.

— Кроме того, о чем говорила Пэган, у них больше не было никаких доказательств. А еще, у меня высокий ранг, поэтому они должны были быть осторожны, когда допрашивали нас с Зефиром, — отвечает Рид, потянув меня за подбородок, чтобы я снова на него посмотрела.

— Ты что, генерал? — спрашиваю я, пытаясь сдержать печаль, которая поглощает меня.

— Не совсем так — я редко веду за собой людей — я больше спец-агент, — говорит он, убирая волосы с моего лица.

— Убийца-одиночка? — спрашиваю я, когда он ложится рядом со мной и смотрит на меня так, как будто никогда меня раньше не видел, и в уголках его губ появляется улыбка.

— Я скучал по тебе, — бормочет он, беря прядь моих волос.

— Почему? Все, что я делаю, это причиняю тебе боль? — спрашиваю я, прикрывая глаза.

Он убирает руку от моего лица, заставляя меня посмотреть на него.

Он не может быть еще красивее чем сейчас. Его волосы в беспорядке, от борьбы, в которой он только что участвовал, чтобы защитить меня. Его идеальная кожа измазана нашей с ним кровью. У него множество порезов и синяков на разных этапах исцеления, их цвета варьируются от черного до желтого, но сильное желание в его глазах заставляет выглядеть его свирепым, когда он говорит:

— Потому что ты, моя причина чтобы жить.

— А ты моя. Если бы не ты, я бы потеряла свою душу, — признаюсь я, продвигаясь к нему, оседлывая его бедра и глядя на него сверху вниз. — Пока я была в камере, я поняла, что, если позволю им забрать мою душу, превратить меня в Gancanagh, я никогда больше не смогу увидеть тебя… потому что однажды, если мы снова встретимся, тебе придется меня убить, — шепчу я, пока он убирает волосы с моего лица.

— Ты слишком льстишь мне, Эви… я бы не смог убить тебя. Я бы скорее просил их, чтобы они изменили меня, — с печальной улыбкой говорит он, нежно прикасаясь к моей щеке. — Я пытался жить без тебя… но больше не хочу.

— Рид, ты не можешь этого сделать, — шепчу я.

— Почему нет? — низким тоном спрашивает он. — Ты единственная кто мне нужна, и я не отдам тебя. Единственное существо, которое может удержать тебя от меня — это ты сама, — твердо говорит он. — Ты там, где я рисую линию. У них может быть все, что они захотят — но только не тебя, пока я дышу и нахожусь в этом теле, я не позволю им этого.

— Ты сумасшедший — ты должен бежать — я бомба замедленного действия, и это просто вопрос времени, когда я уйду — я магнит для зла… я… — говорю я, но Рид садится так резко, что наши грудные клетки прижимаются друг к другу.

Он нежно целует меня, пока одна его рука гладит меня по щеке, а вторая по спине. Он снова прижимается своим лбом к моему и шепчет:

— Как он навредил тебе? — Все его тело напряжено.

Я знаю, что он спрашивает о Бреннусе. Я смутилась, потому что уже заставила кровоточить его снаружи, я не хочу, чтобы он кровоточил еще и внутри. Из-за моей нерешительности, его челюсть напрягается.

— Пожалуйста, расскажи мне, — говорит он.

Мое горло снова сжимается, поэтому я отвечаю шепотом.

— Он сломал меня. — Рид крепче меня сжимает, а я спокойно продолжаю: — Рассел спас меня… если бы не он и десяток гранат, я бы стала одной из них. Я не могла прекратить боль от его укусов. Это было бы лишь вопросом времени. Выпить кровь Бреннуса перестало быть просто вариантом, стало больше похоже на необходимость. Если бы я так поступила, через какое-то время он бы сделал меня своей любимой нежитью.

— Так он не сделал тебя своей любовницей? — едва дыша спрашивает он.

— Нет, я избежала этого, потому что он боялся, что убьет меня, прежде чем спеет обратить, — отвечаю я. — Но это бы произошло… Я начала умолять его, и я знаю, что сделала бы все, о чем бы он меня не попросил, — признаюсь я, и от позора, который я чувствую, я начинаю плакать на плече Рида. — Я чувствую себя такой слабой.

— Эви, как ты можешь такое говорить? — спрашивает Рид, держа меня в своих объятиях. — Когда ты отказалась подчиняться, ты вытерпела больше чем любой из Gancanagh. Это значит, что ты сильная, сильнее любого из них, — говорит он, но я не чувствую себя сильной, я чувствую себя слабой.

Рид тихо говорит со мной на своем музыкальном языке, пытаясь успокоить меня, поглаживая мои крылья.

— Перед моим отъездом, Бреннус сделал мне подарок… знаешь какой? — между всхлипами спрашиваю я Рида, но не жду ответа, а продолжаю: — Он приказал своим парням убить Альфреда. Они разорвали его на куски на полу медного рудника и я… я наслаждалась этим.

Нежные пальцы Рида стирают слезу с моей щеки.

— Ты ангел — такая месть у тебя в крови. Не ожидай, что ты будешь реагировать как человек, когда видишь, как уничтожают Падшего, — успокаивающе произносит Рид, нисколько не удивляясь тому, что я сказала.

— Нет, это было больше, чем… Альфред сказал мне, что был там, когда я оставила тебя, и он был тем, кто сообщил Доминионам где найти тебя и Зи. Он купил мой портрет и использовал его, чтобы привлечь ко мне Бреннуса. Он убил моего дядю и, если бы не Рассел, я бы присоединилась к ним и разорвала бы его голыми руками, — надрывом говорю я, потому что это доказывает то, что я зло.

— И опять же — для Серфима это приемлемые эмоции, — ласково говорит Рид, пока я соплю на его плече. — Шшш…. ты в безопасности…. я здесь.

— Нет… я не в безопасности. Он во мне, — я непреклонно качаю головой. — Яд Бреннуса до сих пор во мне, и я желаю его… как наркотик, и я не знаю, что буду делать, когда он найдет меня, а он найдет, — дрожа в руках Рида, отвечаю я. Рид успокаивающе гладит мои крылья, но я не могу удержать слов, которые врываются из моих уст. — Он сказал мне, что придет за мной, потому что я его, и я верю ему — он придет за мной. Он называет меня своим питомцем и mo chroí, и ты бы видел, что с ним сделала моя кровь, когда он ее выпил… это для него тоже было как наркотик. Херувим сказал, что это возмездие — что он жаждет меня, так же, как и я его, — продолжая плакать, говорю я.

Рид поднял меня, положил на подушки и накрыл одеялом. Он ложится рядом со мной, притягивает меня к себе, позволяя мне тихо плакать.

— Он совершил много ошибок, — глядя мне в глаза, говорит Рид. — Ты моя, и ты будешь отмщена.

— Нет! — хриплю я. — Он хочет драться с тобой, потому что я сказала Бреннусу, что никогда не буду его, потому что люблю тебя. Он хочет убить тебя, а я не хочу.

Я больше не могу подобрать слов. Я едва могу дышать, но должна заставить Рида понять, что этого никогда не будет. Он не может вести эту войну, потому что я не могу потерять его, только не тогда, когда обрела его снова.

У меня перед глазами черные точки и не хватает воздуха. Рид встревожен, он что-то говорит мне на ангельском, но я слишком дезориентирована. Мелодия его голоса не оказывает на меня никакого влияния, а через несколько минут все становится черным.

Я медленно просыпаюсь, в открытые балконные двери проникает солнечный свет. Нежный ветерок колышет перья, в то время как мои ноги прикрыты простыней. Я потягиваюсь и чувствую под собой мягкость постели. Мне требуется несколько секунд чтобы понять, что кроме простыни на мне ничего нет. Озадаченная этим, я оглядываюсь и вижу, что в постели я не одна. Со мной рядом лежит Рид, и мне требуется еще несколько секунд, чтобы осознать, что он спит.

Я никогда не видела его спящим; поскольку ему требуется очень мало времени на сон, поэтому он всегда бодрствует, когда я сплю. Должно быть, прошлой ночью он остался со мной, потом я вижу что он принял душ, и теперь на нем синий саронг, и он пахнет просто невероятно. Я так давно не видела его, и мои глаза изучают каждую черточку его красивого тела, которая не прикрыта простыней. Когда на него словно небесный палец, падает солнечный свет, я без проблем вижу все его особенности, по которым так сильно скучала.

Когда я поднимаю взгляд на его крылья, мне кое-что бросается в глаза. Это крошечное пятнышко белого цвета, мягко выделяющиеся на краю одного из перьев Рида, на внутренней стороне его крыла. Протянув руку, я использую свои ногти, чтобы осторожно схватить этот белый край, а когда тяну, это оказывается небольшой листок белой бумаги. Чтобы казаться маленьким, он был ложен в несколько раз, но края немного погнулись. Я разворачиваю и разглаживаю его. Когда я вижу на нем свой подчерк, мои руки начинают трястись. Это часть записки, которую я написала ему, когда ушла с Расселом много месяцев назад.

Я читаю Шекспировские строки, которые написала в письме:

— Это мое, — хриплым ото сна голосом говорит Рид.

Он протягивает руку и забирает лист из моих рук. Он с военной точностью складывает его и снова прячет между перьями своего крыла. Мои глаза расширяются от удивления.

— Они позволили тебе вернуться сюда? — тупо спрашиваю я, потому что очевидно, что сейчас их здесь не было.

— Да. Ты в праве принимать посетителей. — Он дарит мне сонную улыбку. — Они просто беспокоятся, что ты сбежишь. На обоих входах стоят охранники. Пока мы говорили, Прэбэн и его люди патрулировали снаружи, а сейчас каждые несколько часов они приходят, чтобы проверить тебя, — с усталым взглядом говорит он.

— Прости, я разбудила тебя… как долго мы спали? — спрашиваю я, в попытке отвлечься от скрытых сообщений на его сексуальном теле.

— Ты спала тринадцать часов и девятнадцать минут, а я шесть часов и сорок семь минут, — посмотрев на настольные часы, говорит Рид.

Когда я это слышу, у меня отвисает челюсть. Он никогда не спит больше пары часов в день. Должно быть, он болен, думаю я, озадачено хмурюсь, и автоматически тяну руку чтобы коснуться его лба.

— Я не болен, — с милой улыбкой говорит Рид. — Просто я в последнее время плохо спал. Думаю, мне просто нужно время чтобы выспаться.

Он берет мою руку с его лба и целует ее.

— Почему в твоем крыле спрятан листок? — спрашиваю я, восхищаясь его изобретательностью в сокрытии того, что я написала ему прямо перед носом у ангелов, которые хотели найти меня и доказать, что я существую.

Он снова улыбается, но его улыбка больше похожа на гримасу, а затем он говорит:

— Вчера ты спросила меня, как я мог отказаться от сотрудничества с убийцами. Я сохранил его на то время, когда было трудно не подчиниться.

Я напрягаюсь, когда слышу его причину.

— Что? — шепчу я, потому что строки из записки только расстраивали меня. Она не содержит той глубины эмоций, тоски и страсти, которую я испытываю к нему. — Ты должен был подчиниться. Ты должен был рассказать им все, что они хотели обо мне знать, — качая головой говорю я, узнав о том, что он из-за меня пережил. — Не могу поверить, что ты сохранил эту записку. Ты не представляешь, как больно было оставлять эту записку и не быть в состоянии сказать тебе, как сильно я люблю тебя и как сильно хочу остаться.

— Ты должна была остаться, — с болью во взгляде говорит он.

— Сейчас я это знаю, — опуская глаза, отвечаю я. Я сминаю простынь пальцами прежде чем снова посмотреть на него. — Прости… я думала, что от того, что я сделала, всем вам будет только лучше.

Он хмуриться.

— Ты думала, что мне будет лучше жить без тебя? — спрашивает Рид.

У меня перехватывает горло.

— Я думала, что это бы спасло тебя, и тебя не считали бы предателем, — объясняю я. — Но я проиграла битву, в которой должна держаться от тебя подальше. Прямо перед появлением Бреннуса, я прослушала свою голосовую почту, потому что должна была услышать твой голос, — признаюсь ему я.

Улыбка Рида опьяняет.

— Ты это сделала? — с нежностью спрашивает он, словно моя слабость к нему — это хорошо.

Я киваю, вглядываясь в его глаза.

— Я ничего не могла поделать. Я не могу без тебя. Я каждый день скучала по тебе.

В его глазах вспыхивает желание, в то время как я медленно наклоняясь к его восхитительным губам. Я прикасаюсь своим губами к его, чувствуя твердость его губ. Когда я упираюсь в его грудь, то мгновенно осознаю, что на мне вообще ничего нет. Из меня вырывается звук удовольствия, когда Рид обнимает и притягивает меня к себе. Он мягко облизывает мою губу, нежно покусывая и дразня меня. Затем он немного стонет, освобождая мои губы и шепчет мне в рот:

— Мы должны поговорить.

— Нет… позволь мне показать тебе, как сильно я по тебе соскучилась, — шепчу я, и в ответ слышу его удовлетворительный рык.

Он пытается скрыть свое желание за серьезным выражением лица.

— Военный совет, — начинает говорить он, но останавливается, когда я осыпаю его грудь нежными поцелуями.

Медленно и не спеша я позволяю своему языку коснуться его кожи. Уже через мгновения я уже лежу на спине, а Рид нависает надо мной и выглядит так, словно хочет меня съесть. Он снова меня поцеловал, прежде чем сказать:

— Эви, то, что я должен тебе сказать, очень важно.

Затем отводит глаза, чтобы не видеть мое тело, лежащие под ним.

— То, что должна показать тебе я, более важно, — говорю я, пытаясь заставить его снова посмотреть на меня.

— Это о Бреннусе и Расселе, — мягко говорит он.

Я отшатываюсь, как если бы он ударил меня. Думаю, он видит, что я не могу подобрать слов, потому что два этих имени произнесенных вместе, причиняют мне боль.

— Рассел в порядке. Он с Брауни, и они в пути. Мы связывались с ними, и они передвигаться с места на место, пока мы не догоним их. Зефир с ними в постоянном контакте и отвечает за их передвижения, — убеждает меня Рид, но я не чувствую себя спокойной. Я чувствую холод и боль, словно он плеснул в меня холодной водой. Думаю, он замечает это, потому что сгребает меня в охапку и прижимает к себе. — Для подтверждения информации, которую ты предоставила совету, были отправлены разведчики и пещера была обнаружена. Они обнаружили пару трупов и несколько человеческих жертв, но Gancanagh там не было. Скорее всего, они в погоне за тобой и Расселом, — говорит он, останавливаясь, чтобы погладить меня по волосам. — Нам повезло, что человеческие женщины не видели, что произошло между Расселом и Gancanagh. Они не говорили о Расселе, только о тебе. Они подтвердили все то, что говорил совет. Тебя кажется обсуждали среди Gancanagh. Солдаты Бреннуса рады, что ты станешь одной из них, — мрачно говорит он.

Благодаря информации о Расселе я в миллисекунду чувствую облегчение. То, что говорит Рид, сразу начинает нестись в моей голове со страшной скоростью. Бреннус охотится на нас. Он не собирается оставлять нас в живых, только не после того, что мы с ним сделали. Он уничтожит Рассела, а потом будет целую вечность мучить меня.

— Совет хочет снова поговорить с тобой, — продолжает Рид. — Они хотят знать, слышала ли ты о других их резиденциях, холдингах, предприятиях, которые они могут проверить.

Я качаю головой.

— Думаешь он знает где я? — онемев спрашиваю я Рида.

— У Gancanagh очень развитое обоняние. И так как у тебя открытое кровотечение, он может легко следовать за твоим запахом. Я не знаю, смог ли он последовать за тобой после того, как ты вошла в самолет и оторвалась от земли. Он мог знать куда ты направляешься? — спрашивает Рид.

Я думаю об этом в течении нескольких секунд и киваю.

— Альфред сказал им, что натравил на тебя в Даминион, и в итоге тебя арестовали. Я рассказала Бреннусу, как к тебе отношусь. Он очень умен; он существует уже очень давно… и, наверное, сможет сложить два и два, — закрыв глаза говорю я. — Если он поймет, что мы отправились в Квибек, то ему останется только посетить службу безопасности аэропорта и учуять мой запах по всему отделению. Я была там десять часов, и моя шея постоянно кровоточила. Мы оставляли там план полета, что ему остается только узнать куда мы направляемся, — рассуждаю я. — И если он сможет последовать за мной сюда, то он сможет последовать и за Расселом, потому что они использовали свой фальшивый паспорт, а Бреннус знает наши имена. Настоящие и фальшивые, — с расширенными от ужаса глазами, говорю я. Паника угрожает раздавить меня. — Ты должен позвонить Расселу! — умоляю я. — Ты должен предупредить их — Боже! Что же я наделала? Я не могу защитить Рассела отсюда! Мы должны уйти, Рид, — говорю я, вылезая из его объятий и озираясь в поисках наряда, который я носила раньше.

Я не вижу его, поэтому обертываюсь простыней и бегу к шкафу в комнате. Но кроме саронгов в нем ничего нет. Рид следует за мной в гардеробную, пытаясь заставить меня посмотреть на него.

— Рассел в достаточной безопасности. Он и Брауни постоянно передвигаются. Прямо сейчас они где-то в Европе и относятся к этому как к длительной экскурсии.

Я поворачиваюсь и недоуменно смотрю на Рида.

— Правильно, Рид! Вот это отпуск! За тобой охотятся демоны, и надеюсь, ты не наткнешься на Падшего ангела, или не дай Бог на Воинов, которые подумают, что ты урод.

Я иду к шкафу в поисках того, что могу надеть. Тяжело вздохнув, Рид говорит:

— Это не совсем идеально, но они преуспевают. Зефир чрезвычайно хороший стратег. Он будет держать их подальше от Gancanagh пока мы не сможем их защитить.

Я хочу верить во все, что он говорит. Но после того, через что я прошла у Gancanagh, мы не можем позволить себе ошибаться. Если Рассел и Брауни совершат ошибку, они умрут.

— Когда мы сможем уйти? — спрашиваю я, сдаваясь в поисках одежды и садясь на край кровати, завернутая в простыню.

— Эви, это то, о чем мы должны поговорить, — садясь рядом со мной, говорит Рид.

В конце концов он трет лоб, словно не знает, как сказать следующую часть того, что должен сказать. Моя паника только увеличивается.

— О Господи! Что происходит Рид? — бледнее спрашиваю я.

Он тут же хватает мою руку и сжимает ее.

— Совет постановил, что я и Зефир действовали в соответствии с нашими законами. Они договорились немедленно отпустить нас, — успокаивающе говорит он, баюкая мою маленькую ладонь в своей.

Я с облегчением выдыхаю. Они его отпускают. Он свободен, думаю я, и вдруг в меня бьет реальность, которую он говорит мне. Он свободен, но он не сказал, что я тоже свободна.

— Когда ты уезжаешь? — ровным голосом спрашиваю я, и чувствую гордость, что он не ломается, но я не могу смотреть на него.

— Это зависит от тебя, — сексуальным голосом отвечает он.

Я поднимаю голову и смотрю в его зеленые глаза. Он от меня что-то хочет. Он использовал на мне свой сексуальный голос. Я слышу, как под моим окном в заливе волны ударяют о берег, и я вдыхаю запах воды и Рида, когда они смешиваются, чтобы соблазнить и захватить меня.

Рид продолжает по прежнему мягким голосом:

— Сейчас я не могу выступить в твою защиту. У меня нет на Совет никакого влияния, на то, как они относятся к тебе или что делают с тобой.

Он крепче сжимает мою руку.

— Как они относятся ко мне? — с грустной улыбкой спрашиваю я. Он медлил, в его глазах пылал гнев. — Пожалуйста, скажи мне, — шепчу я.

— Они Военный Совет — они ведут войну. Они нашли новое оружие, и некоторые из них хотят испытать его. Некоторые хотят знать, что в тебе так привлекает Падших, — объясняет он.

Я бледнею. Я буду приманкой? Они будут держать меня в качестве приманки для зла?

— О, — говорю я, пытаясь как можно спокойнее держать свою руку в его, так, чтобы он не заметил дрожи.

Он достаточно из-за меня натерпелся. Он не должен чувствовать себя виноватым за то, что уходит без меня. Что еще он может сделать?

— Тебе придется остаться здесь с ними, а мне придется уехать. Я не Доминион, мне не позволят остаться, — объясняет он.

— Так сколько у нас времени до того, как мы должны будем попрощаться? — спрашиваю я, злясь на Военный совет, за то, что они вмешиваются в мою жизнь.

Если они не верят в то, что я зло, я должна иметь право уйти.

— Я не оставлю тебя, — говорит Рид.

— Ты только что сказал, что они не позволят тебе остаться, — ища его взгляд, заявляю я.

— Да, но я не оставлю тебя здесь, — сквозь стиснутые зубы, говорит он.

— Но… они не отпустили меня, — шепчу я, не понимая, чего мне не хватает.

— У них не будет выбора, — с соблазнительной улыбкой отвечает он.

— О чем ты говоришь? Ты нашел лазейку? — спрашиваю я, в то время как через меня словно электричество проходит проблеск надежды.

— Да, — мурлычет он мне на ухо.

Из меня вырывается вздох облегчения.

— О, спасибо Господи! Ты такой замечательный! Что же это? Что бы это ни было, я согласна, — с благодарностью говорю я, видя, как с надеждой и желанием закрываются его глаза.

— Привязать меня, и они не смогут держать нас друг от друга на расстоянии, — говорит он, соблазнительно утыкаясь мне в шею, от чего я чувствую себя слабой.

— Что ты имеешь ввиду? — спрашиваю я, восхищаясь тем, как он смотрит на меня — притягательно и с защитой. — Ты имеешь ввиду, мы должны пожениться, или что-то в этом роде? — спрашиваю я, чувствуя себя немного глупо, потому что однажды он уже сказал мне, что ангелы не женятся.

— Нет, люди женятся; это такое таинство, которым мы не занимаемся, потому что оно только для живущих на Земле. Связь, это более древнее и необычное — ангельское… более сильное, — объясняет Рид, изучая меня, поглаживая мою ключицу чуть выше простыни.

— Что значит более сильное? — шепотом спрашиваю я, пытаясь сосредоточится на том, что он говорит, а не на том, что делает.

— Когда мы даем друг другу обязательный обет, это делает нас единым целым, тогда я могу взаимодействовать с Военным советом от твоего имени. Они потеряют свою власть над тобой, потому что твоя судьба будет связана с моей, так что любая судьба предназначенная для тебя, предназначена и мне, — говорит он мне, проводя своим пальцем по моему плечу, вниз по руке, прослеживая вены и артерии, проходящие по моей руке к моей ладони. — Они не смогут сделать мне то, что планируют сделать с тобой, потому что я не полукровка. Так что, если мы станем едины, они должны будут относиться к тебе так же, как относятся ко мне.

Я на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Но когда я осознаю то, что он говорит мне, я открываю глаза.

— Ты уверен, что они будут относится ко мне, так же, как относятся ко мне? Или это они к тебе будут относится так, как относятся ко мне? — спрашиваю я, сопротивляясь тому, что он говорит.

Что если это не сработает так, как он хочет, и тогда ему придется испытывать все, что предназначено мне? От этого мне становится плохо. Я могу принять все, что происходит со мной, но, если он будет страдать из-за того, что предназначено мне, это причинит мне такую боль, которую я вряд ли выдержу.

— Уверен, — непоколебимо говорит он, но он действительно умеет хорошо меня обманывать, когда дело вещей, когда он боится, что мне причинят боль.

— Так этот обед… что ты имеешь ввиду? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как в его глазах все больше растет удовольствие от того, что я готова попробовать этот план.

Так странно видеть его таким, когда мы обсуждаем такую серьезную ситуацию. Он выглядит счастливым. Рид дарит мне грандиозную улыбку.

— Это значит, что ты моя, а я твой, и никто не сможет встать между нами. Это значит, что мы станем единым целым и это безвозвратно.

— Так если по сути я твоя, а ты мой… что произойдет если кто-то решит, что я зло, и что меня нужно уничтожить? — в замешательстве спрашиваю я.

— Тогда я смогу бороться за нас, — самодовольно и удовлетворенно, говорит он.

Эта лазейка звучит пугающе, как будто он вместе со мной прыгает на раскаленную сковородку. Я прикусываю нижнюю губу и спрашиваю:

— Но что если не будет никакого способа бороться с этим? Что если это будет какой-то правитель, и он решить меня казнить?

Его ответ прост и абсолютен.

— Тогда я тоже умру. Нас будет ждать одна и та же участь.

Я вскакиваю на ноги.

— Нет! Абсолютно нет! Нет! — качая головой, говорю я.

Он чокнутый, если думает, что я позволю ему уйти со мной.

— Женевьева, — вздыхает он.

— Рид! — говорю я.

— Что тебя не устраивает? — серьезно спрашивает он.

— Все, — решительно говорю я, начиная расхаживать по комнате и заламывать руки, которые внезапно стали потными.

— Ты не хочешь быть моей? — низким тоном спрашивает он, и что-то мелькает в его глазах… он ранен. — Если ты хочешь, с тобой может связаться Зефир, но ты бы хоть на секунду могла подумать о Булочке, — натянуто говорит он то, чего я вообще не ожидала.

Я останавливаюсь, и смотрю на него.

— Рид, ты не можешь говорить такое серьезно. Я бы никогда не связала себя ни с кем кроме тебя, — говорю я, его глаза начинают сиять, а уголки губ поднимаются вверх. — Я просто не могу тебе позволить сделать для меня нечто подобное. Я не могу сделать это с тобой.

— Женевьева, я уже привязан к тебе… Я не боюсь ничего в этом мире. Нет ни единого Падшего, который может набросится на меня и которого я еще не видел, но могу сказать тебе, когда дело доходит до тебя…, - говорит он, вставая и заключая меня в свои объятия. — Ты даже не знаешь нашего языка, ты так молода и ты даже не ждешь для себя справедливости. — Он очень серьезен, когда говорит: — Я уверен, у Пэган здесь много друзей, которым не понравилась смотреть как она умирает. Я уже столкнулся с некоторыми из тех, кто хоть и не открыто враждебен ко мне, но не будет сдерживать свою враждебность с тобой, если я уйду, — говорит он, и я понимаю о чем он говорит. Они не хотели с ним драться, потому что он элитный боец, но я другое дело. — Сейчас, Прэбэну и его людям приказали охранять тебя, но я им не доверяю. Мы приобрели мощного врага в лице Гунара Думаю, у него есть планы на счет тебя, потому что он ждет не дождется когда мы с Зефиром уедим.

Я начинаю дрожать. Просто потому, что, если совет не убил меня открыто, что им мешает сделать это позже. Если здесь кто-то хочет, чтобы я умерла, существуют способы, совершить это без лишней суеты. Эти войны могут не быть элитными убийцами как Рид и Зефир, но они все очень эффективные убийцы.

— Ты не перестанешь быть элитой? — со вздохом спрашиваю я. — Я должна была сделать то, о чем ты меня просил, когда мы впервые встретились. Я должна была уйти, как ты говорил. Не знаю, я не слушала тебя, а теперь ты пытаешься меня защитить, но я могу отличить правильное от неправильного и это неправильно. Ты не человек, которого ты любишь, ты сам мишень. Если ты любишь кого-то, то ты должен делать то, что лучше для него, а не лучше для себя.

— Это лучше для меня. Но никто не может спасти меня, кроме тебя. Я не могу уйти от тебя, поэтому мне придется остаться и бороться с ними за право остаться с тобой. Если это то, что я должен сделать, тогда я это сделаю. Ты веришь, что я солгал, когда сказал, что люблю тебя? Я докажу тебе, что я этого не делал, — говорит он сжимая губы, и я не сомневаюсь что он серьезен.

Я поворачиваю лицо к его груди, кивая, и представляя, как он борется за то, чтобы остаться здесь со мной. Жду несколько мучительных секунд, поднимаю голову и смотрю на него.

— Если я образую с тобой связь, тебе не придется бороться со всеми ними, чтобы остаться со мной? — спрашиваю я, потому что должна быть уверена.

— Они не смогут отнять тебя у меня, потому что я свободен, и мы едины. Ты не Падшая, потому что ты не запятнана, а все Падшие помечены, — все еще стоя неподвижно, говорит он. — Ты так же и не Нефелим… у тебя антологичное происхождение, но у тебя есть душа, а это значит, что у тебя может быть искупление.

— Значит тебе придется любить меня вечно, или что-то в этом роде? — спрашиваю я, потому что знаю, что у меня нет понятия бесконечного пространства времени, которое он мне обещает.

С другой стороны, Рид, наверное, знает, как долго мы об этом говорим, и его это не смущает.

— Да, — размышляя говорит он, — и тогда это будем ты и я. Ты больше никогда не будешь одна, потому что я буду с тобой… всегда, — выдыхает он.

Каждая клеточка моего тела реагирует на его слова, и прежде чем я могу остановить себя, я говорю.

— Хорошо, я согласна, — улыбаюсь я, меня переполняет чувство эйфории.

Чистое блаженство окутывает меня только несколько мгновений, а потом мне в голову приходит образ Рассела. Часть меня действительно чувствует вину, а другая часть меня, часть моей души, хочет сопротивляться, потому что Рид не Рассел; он не моя родственная душа. В мою голову проникают тяжелые мысли о том, что будет с Расселом, а потом по всему телу прокатывает режущая боль. Рассел умолял меня вернуться, и теоретически, это единственный способ сделать это. Если я не образую связь с Ридом, то буду вынуждена остаться здесь с Воинами, потому что они не отпустят меня. Это продлиться не долго, ровно до того, как я начну раздражать кого-нибудь из них простым фактом, что просто дышу. Рассел сказал, что его любовь ко мне безоговорочна. Увидим, правда ли это.

— Что я должна сделать, чтобы образовать с тобой связь? — глядя на него, спрашиваю я.

Его лицо из мрачного превращается в довольное. Рид поднимает меня на руки и целует с такой страстью, которую я не ожидала. Когда он наконец отпускает меня, я чувствую головокружение и слабость. На его губах все еще играет улыбка, когда он идет к балконным дверям. После того, как он кому-то подает знак, он возвращается в комнату.

В следующее мгновение на балконе появляется Булочка и Зефир, в компании кого-то, кого я никогда не видела.

— Милая, я знала, что ты скажешь да! — говорит Булочка, подлетая и крепко меня обнимая. — Рид думал, что нам возможно придется заставить тебя создать с ним связь, потому что ты слишком защищаешь нас, но я сказала ему, что ты поймешь причину, — улыбается она, приглашая меня в ванную и закрывая за нами дверь. — Мы забрали всю твою одежду, чтобы ты никуда не ушла. — Она снова обнимает меня и говорит: — Я имею ввиду, спасибо за Зи. Он рассказал мне, что ты сделала для них, и я — я очень злюсь на тебя — и в то же время, я тебе очень благодарна. Я знала, что ты смелая, просто не знала что настолько.

— Без твоей помощи, это бы не сработало. Спасибо тебе за все, что ты сделала для нас здесь, — крепко обнимая ее, говорю я. — Ты была права насчет наряда. Из-за него они не убили меня.

— Я говорила тебе, — Булочка одаривает меня злой усмешкой. — Мы просто должны были напомнить им, чего им так не хватает, но сейчас мы должны поторопиться. У нас не так много времени, потому что мы не знаем, когда Совет решит, что они снова хотят тебя видеть, — отстраняясь от меня, говорит она.

Она исчезает за дверью, а через мгновение появляется с полной сумкой вещей. Булочка достает батончик и воду, и настаивает, чтобы я его съела. После того как я заканчиваю, она пихает меня в душ. Когда я заканчиваю, она приступает к работе над моими волосами, снова убирая их с лица и закалывая золотой заколкой, позволяя остальным волосам свободно струиться по спине.

— Мне жаль, что для такого случая, тебе придется одеть одолженное платье, но Зи сказал, что у нас нет времени ждать, — Булочка хмурится. — Чтобы догнать Брауни и Рассела, мы должны уйти как можно скорее, — говорит она.

Она помогает мне надеть платье; это платье-туника из шелка и шифона, с округлым воротом, которое сползает с одного плеча, в невинно-дерзком стиле. Платье красивого, переливающегося серовато-зеленого цвета, подпоясанное золотым шнуром, который струиться по платью и доходит до середины моего бедра. Когда я смотрю на свое отражение в зеркале, то хмурюсь, потому что в этом красивом платье я похожа на фею. Поскольку, я ненавижу фейри, которых встретила, мне не нравится этот эффект.

— Тебе не нравится, — считывая мое выражение лица, понуро говорит Булочка. — Думаю, ты прекрасно выглядишь. Я никогда не видела более прекрасного Серафима, — затаив дыхание, говорит она.

Я выдавливаю легкую улыбку.

— Очень симпатично. Спасибо тебе за него, — чтобы ее успокоить, быстро говорю я. Напоминая себе, что все это не важно.

Самое главное то, что я собираюсь сделать. Мысль об этом навевает легкую панику, потому что знаю, как эгоистично поступаю, принимая предложение Рида, но теперь, когда он здесь, я хочу его. Я хочу этого больше, чем должна. Я хочу, чтобы он на всегда был привязан ко мне, потому что я всегда хочу его… нуждаюсь в нем…. люблю его. Он идеально мне подходит, и я не могу от него отказаться. Но также я не могу отказаться от Рассела; он всегда будет моим лучшим другом… всегда.

Что собирается сделать Рид? Должно быть, Булочка читает панику на мое лице, потому что берет меня за плечи, заставляя посмотреть на нее, а затем говорит:

— Ты должна сделать это, Эви. Это единственный путь чтобы спасти тебя, потому что мы не можем уехать без тебя. Мы не можем просто оставить тебя здесь на произвол судьбы — они могут использовать тебя как приманку для Gancanagh. Зефир подслушал, как Совет обсуждает это. Если они позволят Gancanagh захватить тебя, Бреннус будет достаточно спокоен, чтобы не ждать их атаки, что сделает его более легкой добычей. Они думают, что то, что ты видела, лишь верхушка айсберга, так сказать. То, что они обнаружили за короткое время, наводит их на мысль, что у Бреннусса в распоряжении целая армия Gancanagh — рассказывает она мне.

— Тогда я не могу этого сделать! Я не могу поставить вас против целой армии, — побледнев говорю я.

Они будут разорваны. Булочка качает головой, и говорит:

— Теперь мы можем собрать свою собственную армию. Мы не должны больше скрывать тебя. Рид и Зи могут быть главными, у них много единомышленников, которые будут рады присоединиться. Эви, даже не думай о том, чтобы остаться здесь. Эти Ангелы не будут учитывать твои интересы.

— Может быть они не убьют меня, возможно мне удастся подчинить их своей воле, — говорю я, отбрасывая идеи, которые не включают возвращение к опасности тех, кого я люблю.

— Эви, не сдавайся им. Зи узнал, что Гунар был любовникам Пэган. Он хочет причинить тебе боль…. У него есть личная гвардия, которая охотится за Падшими и захватывает их живыми. Он хочет привести их сюда, оставить их с тобой в одной комнате и посмотреть, как они среагируют на тебя, — говорит она, и страха, который поглощает меня достаточно, чтобы мои руки начали трястись.

— О, — отвечаю я, начиная видеть общую картину.

Так или иначе, Гунар будет мстить за Пэган.

— Прости, что сказала тебе это. Ты просто должна понять, почему должна сделать это. У тебя нет выбора, — говорит она, положив руку на мою щеку и глядя мне в глаза.

Я киваю. Она права. Если я хочу выжить, я должна это сделать. Мне некуда бежать. Мне нужна защита, и единственная защита, которую я хочу — это защита Рида, и по какой-то удивительной причине, он предлагает мне ее абсолютно даром. Он будет использовать все, что только возможно, чтобы защитить меня от Доминионов и Gancanagh.

Булочка с облегчением кивает и спрашивает:

— Ты готова к тому, чтобы сделать это прямо сейчас? — я снова киваю, потому что не уверена, что смогу прямо сейчас что-то сказать.

У меня столько страха по поводу того, что я должна сделать, начиная от страха, что все это может привести к концу Рида. Но это страх. Я должна контролировать свой страх, потому что, если я этого не сделаю, я потеряюсь, потому что сейчас в моей жизни и образном будущем нет ничего кроме неопределенности.

Булочка открывает дверь и выходит первой, направляясь в сторону Зефира, который стоит возле балкона. Я выхожу и вижу, что Рид стоит в комнате с другим ангелом. Когда я встаю рядом с ним, Рид сначала ничего не говорит. Он просто смотрит на меня как на добычу, на которую может набросится в любой момент, пока рядом стоящий с ним ангел не откашливается, привлекая к себе внимания.

— Женевьева, — официально говорит Рид, — это Федор. Он здесь, чтобы засвидетельствовать нашу клятву и даровать нам Божье благословение. Он Ангел Добродетель.

Я улыбаюсь Федору, который выглядит иначе, чем ангелы, которых я уже встречала. У него нет длинных, гладких, мощных крыльев Серафима, Архангела или Воина, у него нет крыльев как у любого Жнеца, которые больше похожи на крылья насекомых и бабочек. У Федора крылья с перьями, которые выглядят так, будто имеют более пушистую текстуру, как крылья совы, которые по сравнению с моими выглядят очень пушистыми. Окраска просто потрясающая, потому что первый слой перьев — кремового цвета, с коричневыми пятнами, а второй слой — это смесь карамели и меди, которые над гребнями крыльев образуют огненный. Его волосы того же карамельного цвета, что и его крылья, но самое поразительное — это его глаза. Их склера и радужная оболочка черные. Они какие-то злобные, и глядя в его глаза я чувствую себя немного расстроенной. Стараясь скрыть свою реакцию на его глаза, я говорю:

— Спасибо что пришли, Федор.

— Нет, это вам спасибо, — медленно оглядывая меня, говорит он. — Я думал, что, хотя бы раз, я видел все на свете, но вижу, что Бог продолжает быть непостижимым. — Он обходит вокруг изучая меня. — Ты удивительная, — потрясенно говорит он, находясь от меня в восторге, и это реакция так разительно отличается от тех, что я обычно получаю, от таких как он. — Видишь, как Господь благословил меня, когда я меньше всего этого ожидал? — с улыбкой на лице спрашивает он.

Кроме глаз и крыльев у него присутствуют и человеческие черты, и мне интересно, как он сливается с толпой. От его слов я не могу сдержат улыбки, и на моих щеках появляется румянец. Я смотрю на Рида, и вижу, как он смотрит на меня с довольной улыбкой, словно ребенок, который получает на день рождения все, что хочет.

— Ты готова? — спрашивает он меня.

— Да, — отвечаю я, пытаясь понять, что же произойдет дальше.

Федор приближается к нам, кладет свои руки на наши головы и начинает говорить на ангельском языке. Мне так хорошо, что, слушая его, я закрываю глаза. Его голос музыкален, с глубокими, гудящими ритмами звука, который я никогда раньше не слышала. Вибрация его голоса проникает в мой ум, вызывая во мне первобытное чувство покоя. Музыка Федора резко заканчивается, он убирает руки с наших голов, а потом Рид мягко разворачивает меня, чтобы я посмотрела на него.

Он говорит со мной на ангельском, и это самый идеальный звук, исходящий от самого совершенного голоса. Я смотрю на Зефира, когда слышу, как он хмыкает в знак одобрения того, что говорит мне Рид. Однако Булочка от его слов закатывает глаза, и я делаю мысленную пометку, позже спросить ее о том, что это значит.

Мое внимание снова переключается на Рида, и когда он заканчивает, Федор меня спрашивает:

— Думаешь сможешь повторить за мной?

— Я попробую, — скептически отвечаю я. Мне тяжело слушать как он произносит звуки, которые для меня не имеют смысла.

Я запинаюсь, очень стараясь эмитировать то, что он произносит, но моей версии не хватает красоты его тона. Когда я заканчиваю, смотрю на Зи, и вижу, как он кусает губу в попытке не рассмеяться ад моим корявым произношением своего языка.

— Знаешь, что ты сейчас сказала? — спрашивает Федор, и я качаю головой. Он смотрит на Рида и говорит: — Давай сделаем ее клятву на ее языке, чтобы быть уверенными что она принята и связующа.

Федор снова смотрит на меня, и любезно говорит:

— Можешь снова за мной повторить?

— Да, — отвечаю я, потому что эта версия должна быть для меня намного легче.

— Я прошу Бога связать мою жизнь с твоей жизнью, чтобы мой ум стал единым с твоим умом, — глядя на Рида и держа его за руки, повторяю я слова Федора. — Мое сердце станет твоим сердцем, — с небольшой улыбкой повторяю я, — и мое тело воссоединиться с твоим телом. Произнося эту часть, я немного краснею, видя, как в глазах Рида вспыхивает желание. — С этого момента и на века, так пусть и будет, — слово в слово повторяя клятву за Федором.

Когда я заканчиваю, то не могу сдержать расплывшийся на моем лице улыбки. Это действительно прекрасный обет, и я действительно немного удивлена, потому что в таких ангельских штучках всегда есть уловка, которую я меньше всего могу ожидать. Как только я об этом думаю, Зефир встает и вручает Федору, инкрустированный драгоценностями кинжал.

С недоумением взглянув на Зефира, я возвращаюсь к Федору, который снова говорит на ангельском, держа кинжал в форме креста. Через несколько секунд он останавливается и поворачивается к Риду. Затем, говоря что-то на ангельском, он делает небольшой надрез на коже Рида, чуть выше его сердца. Держа кинжал над сердцем, Федор поворачивается ко мне, и я знаю, что теперь моя очередь, отрезать маленький кусочек.

Пока Федор подносит лезвие, чтобы разрезать мою тунику и освободить грудную клетку, я стараюсь не двигаться. Я очень стараюсь не вздрогнуть, когда он режет мою кожу над сердцем. Пока моя рана кровоточит, он отворачивается от меня и возвращается к Риду. Используя то же лезвие, Федор делает на коже Рида еще один надрез, на этот раз горизонтальный, и делит его пополам, образуя крест, смешивая мою кровь с клинка, с кровью из раны Рида. Когда он заканчивает с Ридом, он снова поворачивается ко мне, делая такой же надрез, смешивая кровь Рида с моей. Федор отдает лезвие обратно Зефиру, а потом снова кладет руки на наши головы, и начинает музыкально петь.

Порез на моем сердце, пока заживает горит необычным способом. На нем нет этого странного покалывания, которое обычно бывает при заживании. Порезы не очень глубокие, но моя кожа все равно не выглядит нормальной. Я хочу и дальше изучать порезы Рида, но Федор все еще продолжает говорить, поэтому я жду.

Когда Федор заканчивает, он убирает руку с моей головы. Я поднимаю глаза и вижу, что они все в ожидании уставились на меня. Смущенная тем, что я должна сейчас делать, я смотрю на Рида, но у него такое эйфорийное выражение лица, что оно меня очаровывает. С благоговением Рид протягивает руку к моему сердцу. В следующее мгновение Булочка оказывается возле нас, передавая Риду небольшое полотенце. Когда Рид вытирает нашу кровь с моей кожи, он показывает мне то, чего я и вовсе не ожидала.

Там, где раньше был порез, сейчас появилась татуировка, которая имеет характеристику и окраску крыльев Рида. Она по размеру не больше четверти в диаметре, но, когда я присматриваюсь, в ней есть все те же цветовые вариации и черты, которыми обладают крылья Рида. Мой взгляд поднимается на уровень сердца Рида, видя, что его татуировка выглядит по-другому. Я беру полотенце из его рук, вытираю кровь с его груди, и нахожу там татуировку моих алых крыльев над его сердцем.

— Ваш обет был принят Богом. Будете ли вы почитать друг друга и относится к этому, как к благословению? — говорит Федор, но я почти не слышу его, потому что я так поражена тем, что только что произошло, что мне трудно придумать что-то еще.

Рид обращается к Федору, и благодарит его за помощь в церемонии. Я тоже благодарю его, а он улыбается, как будто я какое-то удивительное существо, и он не верит в то, что я существую.

Я замечаю, что Рид смотрит на меня с самодовольной улыбкой.

— Это превращает нас в единое целое? — спрашиваю я, пальцами очерчивая контур моего крыла, на его груди.

— Да, — наблюдая за мной, говорит он.

С улыбкой, которая говорит о том, что я получила от этой сделки даже больше чем он, я наклоняюсь ближе к Риду. Я прикасаюсь губами к метке на его груди, а потом я отодвигаюсь и смотрю в его глаза.

— Хорошо, — шепчу я. — И когда же мы теперь отправимся на медовый месяц? — спрашиваю я, потому что я ничего не хочу так сильно, как быть с ним всю вечность.

Все смеются над тем что я сказала, но я вовсе не шучу. Рид без усилий поднимает меня на руки и возвращает мне поцелуй, который говорит, что он настоящий победитель в этом соглашении.

Прокашлявшись, Зефир говорит:

— Рид, сейчас мы должны встретится с Советом. Пока мы будем организовывать все для нашего ухода, Булочка останется с Эви. Важно обеспечить ее освобождение.

Зи подходит к балконным дверям закрывая и запирая их на замок, который не вешается на двери, так как любой ангел может с легкостью открыть дверь.

Рид с беспокойством хмурится.

— Эви, я хочу, чтобы ты оставалась в этой комнате и не покидала ее. Я вернусь к тебе. Ты понимаешь? — спрашивает Рид.

Я оцениваю выражение его лица, и вижу, что он не хочет меня покидать, но и не хочет брать меня с собой. Он не доверяет мне; он боится, что я сделаю что-то неожиданное и снова уйду от него.

— Однажды, я постараюсь стать правоверной и слушаться приказов, — обещаю я, надеясь облегчить его беспокойство.

— Я это и имею ввиду, — выдыхает он в мое ухо, сгребая меня в свои объятия.

— Что, если в комнате случиться пожар? — спрашиваю я, прижимаясь к нему, желая увидеть насколько он непреклонен в своем желании чтобы я осталась здесь.

— Найди способ остановить его, но не покидай комнату, — отвечает он.

— Рид, — с раздражением говорит Зефир.

Рид сжимает меня еще крепче, а затем нехотя отпускает. Зефир провожает Федора до дверей моей комнаты. Они берут Федора с собой, чтобы тот подтвердил Совету, что связь произошла. Рид медленно следует за ними, и когда доходит до двери, поворачивается и смотрит на меня так, словно хочет запомнить каждый миллиметр моего образа. Наши глаза встречаются, а затем он выходит из комнаты, тихо закрывая за собой дверь. Теперь Риду нужно договориться с Советом о наших жизнях.