От меня не требовалось ловкости, чтобы убежать от ангелов, которые охраняли меня несколько месяцев.
У Булочки, Зи и меня общие лекции по политологии, ну, у нас так или иначе все лекции пересекаются, но Рыжик оказалась права, когда сказала, что моя часть плана будет легкой. Когда Зи и Булочка вместе, они не замечают никого кроме друг друга.
После парковки на стоянке кампуса, Зи поднимает Булочку на руки и несет в направлении к ее классу.
Я проверяю время.
У меня слишком мало времени для бегства. Я должен уйти в течении ближайших пятнадцати минут, если обнаружат пропажу Эви прежде чем я уйду, то могут что-то заподозрить и начать задавать вопросы. После того, как мы входим в класс и садимся, на секунду я притворяюсь, что роюсь в сумке.
— О, черт, Зи, — с мрачной гримасой говорю я, продолжая копаться сумке, — я забыл свой учебник по политологии в машине. Брось мне ключи, и я заберу ее, — протягивая руку за ключами от новой Tahoe, на которой мы приехали в школу.
— Хочешь, чтобы это сделал я? Я гораздо быстрее, — высокомерно ухмыляясь мне, спрашивает он.
Его легкая улыбка вызывает во мне боль сожаления, словно от удара в живот. Я и Зефир теперь как братья. В последние пару месяцев у меня сложились с ним очень крепкие отношения, и я чувствую, как придаю его, лгу ему.
Чтобы не выглядеть как предатель, я должен помнить, что пытаюсь спасти его.
— Неа, я еще заскочу в туалет. Я все равно опоздаю, — говорю я, все еще протягивая руку за ключами.
— Милый, ты можешь взять мою книгу. Я уже занималась в этом классе, — вежливо говорит Булочка, глядя на Зифира, сидящего с другой стороны от нее.
Смотря на Булочку с ее невероятной красотой, я уверен в том, то больше никогда не встречу кого-то похожего на неё. По ней я тоже буду о ней скучать, она всегда старалась заменить мне семью, тем более что моя настоящая семья теперь для меня не доступна.
Не думай об этом сейчас, говорю я себе, глядя на нее. Я хочу отблагодарить ее за все, что она для меня сделала, несмотря на весь этот бардак, творящийся в моей жизни. Я написал им письма, напоминаю я себе.
Они в моей сумке, которую я оставлю здесь. Они должны найти ее после того, как я уйду. Хотя я не смог заставить себя написать письмо Риду. Я благодарен ему за его помощь, потому что без него моя семья вероятней всего была бы жертвой Альфреда, но он забрал сердце моей девочки, так что можно считать мы в расчете. Я оставлю ему что-нибудь, хотя бы тот блокнот, в котором мы с Эви переписывались прошлым вечером.
Это объяснит — почему она покидает его — думаю, я ему многим обязан.
— Я делаю в своей книге много заметок, поэтому мне нужна именно она, — объясняю я, а Зефир протягивает мне ключи.
— Спасибо Зи, — я кидаю на них последний взгляд, пытаясь запомнить их лица, а потом поворачиваюсь и выхожу из класса, надеясь, что не совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
Ну, а если это ошибка, скорее всего меня очень быстро убьют, и я не успею пожалеть об этом, думаю я, пока бегу к машине и сажусь на место водителя. Выехав с паковочного места, я лезу в карман за картой, которую Рыжик мне распечатала, я разворачиваю ее и уезжаю с университетского городка.
Мы должны встретится на вокзале в Coldwater. Мы оставим машину на стоянке железнодорожной станции. Рыжик зарезервировала два билета на поезд до Чикаго, с той кредитной карты, которую ей получил дядя Джим, когда она поехала в Крествуд. Это первая и последняя покупка, которую она совершит с помощью этой карты, потому что она больше никогда не будет Женевьевой Клирмонт.
Она связалась с частным детективом Райн, или кем-то еще, кто работал с ее дядей Джимом. Сказала ему что человек убивший ее дядю преследует ее, и что она не уверена, что полиция может защитить её. Технически она не врала, Альфред действительно преследует ее и, наверняка, продолжит это делать, пока я не убью этого слизняка, чем я и планирую заняться, как только закончится мое развитие.
Этот Райн, знает людей, которые за деньги делают паспорта и новые удостоверения личности. Я не спрашивал ее как это дорого или откуда взялись деньги, чтобы купить нам новые имена, но я надеюсь, что это не все сбережения, которые ей оставил ее дядя. Хотя, во всем есть и хорошая сторона: у нее наконец была причина похвалить Крествудский клуб матерей. Она вырезала фотографии из каталога для новичков и отправила их для наших новых документов.
Ее новое имя Лилиан Френсис Лукас.
Я прокручиваю это в своей голове чтобы запомнить это, но я решил, что продолжу называть ее Рыжикам, по крайней мере пока не привыкну к Лилиан. Посмотрим, может быть, для меня она будет Лили. Она не успела сама выбрать свое новое имя, потому что думаю, они дали ей имя недавно умершей женщины. Я думаю, что это так работает. Под именем Лилиан они дали ей номер страхового полиса, а также создали новое свидетельство о рождении, но дата рождения не настоящая, так что ей только восемнадцать.
Я ненавижу свое новое имя, думаю я, пока смотрю в зеркало заднего вида, выявляя любые признаки погони. Зи уже должен был заметить, что я не вернулся в класс.
Если Рыжику удалось ускользнуть, сотовый наверняка будет отключен. Позади меня никого не видно, я снова концентрируюсь на дороге впереди меня. Они всегда говорят, что карма та еще сука, но теперь я знаю, что это правда. Эви дразнила меня о моей плохой карме вышибалы, как только взяла в руки мой паспорт.
Генри Дэвид Гранд.
Моя мама была бы в шоке, если бы узнала мое новое имя; Я имею ввиду что Гранд, звучит слишком иронично для парня, у которого сестер зовут Скарлетт и Мэлани. Думаю, что мне повезло, что я никогда не встречусь с ней и не расскажу ей об этом. Не с умением Рида убеждать людей. Если я скажу им свое имя, то все будет кончено. Он окажется на их пороге на следующий же день.
Я не могу даже позвонить им, и отправить е-майл, потому что Эви сказала, что Рид может отследить. Она сказала, что мы должны перейти в режим светомаскировки, пока она не раздобудет для нас новые компьютеры и телефоны. Думаю, Рид может нас выследить только по IP-адресу того компьютера, который он нам дал.
Хорошо, что Рыжик в курсе всех этих вещей, потому что она такая же хитрая, как он.
Генри Гранд, снова думаю я, делая глубокие вздохи, и это немного облегчает ту боль, которую причиняет мне мое новое имя. Если быть честным с самим собой, то это даже не имя, это название объекта. Даже если бы Эви, дала мне более популярное имя, я бы все равно думал, что оно отстойное, потому что это не мое настоящие имя.
Это чужое имя. Я отказываюсь от него. Мое имя Рассел Маркс. Как будто я отказываюсь от своей человечности, потому что, когда я был Расселам, я был всего лишь человеком. Теперь я должен быть Генри, и он какой-то странный полу-ангел. Я имел тысячи имен в тысячи различных жизнях, но по какой-то причине самым близким мне оказалось именно Рассел Маркс.
Может быть, это потому, что я не умру и не перейду к следующей жизни. Я не знаю, но я не чувствую по этому поводу боли, и это ужасно.
Между Крествудом и Crestwood я до максимума выжимаю сцепление и давлю на газ. Я проверяю скорость и легкость управления, когда мне в голову приходит одна мысль.
Может быть, я обманываю себя. Если быть полностью откровенным, то должен признать, что какая-то часть Рассела умерла еще несколько месяцев назад на полу магазина. Конечно, что-то и сохранилось, но это не совсем мое. Нет. Сейчас я другой, я чувствую это. Есть новая цель, которую прежний Рассел не смог бы достичь. Я поменял ее, потому что мне так нужно.
Снова сканируя машины позади себя, пытаюсь увидеть есть ли в них кого-нибудь знакомого, я ловлю в зеркале свое отражение. Я даже выгляжу по-другому, думаю я, так как с трудом узнаю себя в зеркале.
Эви исправила мой кривой нос, когда исцеляла меня. Как и у ангелов, моя кожа тоже начинает светиться, и это меня немного пугает. Меня словно кто-то подсвечивал или что-то в этом роде. Когда я думаю об этом, меня охватывает мелкая дрожь. Нет, я определенно другой. Раньше мне было восемнадцать, но теперь я никогда не буду взрослеть.
Нет, сейчас я выгляжу на много, много лет старше. Когда я умер, мне было восемнадцать, а когда я очнулся, я повзрослел, с воспоминаниями о вещах, которых я никогда не видел, думаю я, снова глядя в зеркало на свои карие глаза.
Я могу перепахать поле с волами. Могу сделать медовуху и просто сказать сколько меда понадобиться для каждой бочки. Могу делать бочки. Могу скручивать волокна в нити. Могу плети корзины и создавать свечи. Я могу без спички зажечь огонь. Могу построить почти все, о чем подумаю: от простой хижины и двигателя, до шпиля на соборе. Я могу поднимать грот и управлять кораблем, используя секстант. Я понимаю множество языков, на некоторых из них даже не говорят. А также я могу убивать с помощью пули, меча, сабли, копья, стрелы, топора, чакрамы, ножа, кинжала, стропы, камня и ассортимента других видов оружия, которые я даже не помню.
Подъезжая к Coldwater, я снова проверяю карту, а затем следую дорожным знакам, которые ведут меня к железнодорожной станции. Рыжик сказала припарковаться на стоянке и ждать ее здесь.
Она была достаточно конкретной, говоря не выходить и не где без нее не бродить.
Сначала я над ней смеялся, пока она рассказывала мне как в прошлом семестре в кофейне Coldwater встретила тень человека.
Когда она рассказала мне что произошло, и что он сделал, мне показалась это даже хуже чем, когда я сломал брандмауэр. После всего того, через что она прошла, чтобы сделать это для меня, с моей стороны было ужасным поступить так с ней — разбив вещь. И мысль, что все это время она была наедине с этим психом Альфредом, заставляет меня чувствовать боль.
Я нахожу железнодорожный вокзал. Найдя парковку, я нахожу свободное место в задней ее части и заглушаю двигатель. Я сканирую ее в поисках Рыжика, но не вижу никого, кроме улыбающихся людей, блуждающих по дороге с багажом.
Они выглядят счастливыми. Интересно, куда они едут, может быть в Чикаго, думаю я, смотря на путешественников толпа, это, наверное, их запланированная поездка в место, которое они сами выбрали.
В какой-то момент я завидую, стиснув зубы и сжав кулаки. Сейчас я с трудом могу вспомнить как это — быть человеком, и не иметь понятия, что ангелы существуют на самом деле. Ха! Даже если бы я знал, что они существуют на самом деле, то представлял бы их немного по-другому, немного иначе чем есть на самом деле.
Как я мог приобрести эту отличительную черту. Я должен был уделять больше внимания школе, когда монахини рассказывали о том, как ангелы смерти сжигали грешников. Это больше относится к ним. Ну и к Войнам, конечно. Не к Жнецам — они милые… ну и, конечно же, божественны.
Я снова смотрю на часы, чтобы понять не рано ли я приехал, но все в порядке. Я приехал вовремя.
Где ты, Рыжик? — про себя думаю я.
Я смотрю назад, чтобы посмотреть, может, она где-то позади. Может быть, она не смогла пройти через это, думаю я, и по моему телу прокатывается волна тревоги.
Это единственный способ вернуться в ее сердце. Пока рядом Рид, она никогда не заметит меня. Он для нее как наркотик. Наркотик, который она желает, если его нет рядом. Я готов к этому. Просто в течении нескольких месяцев я снова должен вернуть ее, и тогда он выйдет из нее.
В прошлом семестре, когда я поцеловал ее у озера, она вышла из-под его действия Она ответила на мой поцелуй, по крайней мере какое-то время, потом она снова оттолкнула меня, но поцеловала она меня первая. Я не знаю почему, и что мне теперь делать. Ее душа желает меня, не Рида, а меня. Должен быть способ заставить ее снова мне ответить. Если нет, я найду его. Это стоит того, чтобы рискнуть. Она стоит любого риска, потому что я не могу допустить и отпустить ее, когда я умирал у нее на руках, она не могла просто так отпустить меня.
В этом точно есть какая-то ошибка, — думаю я, сжимая губы в тонкую линию, снова смотря на часы. Она опаздывает. Ее часть побега гораздо сложнее, чем моя. Я пытаюсь напоминать себе об этом. Она должна сбежать от Брауни и Рида.
С Брауни не должно быть слишком ложно, потому что она доверяет Рыжику и не пытается защитить ее от каждой мелочи или от того, что может пойти не так. Рид, совсем другое дело, он не отрывает от нее глаз… или руки, хмуро думаю я. Она не нашла способа ускользнуть от него.
Когда я спросил ее об этом, она сказала, что не может это спланировать, потому что это должно выглядеть настолько естественно, насколько возможно, а репетиции причиняют ей боль. Увидев, что поезд начинает отходить от станции Coldwater, я начинаю все больше нервничать.
Наблюдаю за железнодорожным перекрестком: там начинают мигать огни и скорость движения поезда увеличивается, мое дыхание учащается, когда я вижу, как начинают опускаться перекладины, замедляя движение, а звук колокола предупреждает о приближении поезда.
Поезд пересекает улицу; его вагоны один за одним проезжают между загородками: клак, клак, клак. Когда вагоны поезда проходят мимо меня, в окна машины проникает мерцание огней.
Это уходит не мой поезд, напоминаю я себе.
Мы даже не садимся в поезд. Нам просто нужно, чтобы ангелы подумали, что мы так сделали. Рыжик действительно все хорошо спланировала. Она купила билеты на поезд до Чикаго, проедем через весь город к автобусной станции, чтобы сесть в автобус и отправиться на север.
Она сказала, что нам нужно выиграть время, чтобы выбраться отсюда. Они могут быть упорными и идти за поездом, тем более что он направляется в Чикаго, который, наверняка, не знаком Риду, и это отбросит их назад в этой игре. Она сказала, что мы не можем поехать в Чикаго, потому что это слишком большой риск.
Если Рид подумает, что мы направились в Чикаго, он будет преследовать нас там, как сумасшедший, потому что он будет убежден, что мы едим прямо в логово Падших. Рыжик пыталась научить меня мыслить стратегически, когда дело касается ангелов. Она сказала, что чтобы избежать ангелов, мы должны избегать маленьких городов, не волноваться и никакой роскоши — никаких развлечений.
Как ни странно, для меня это звучит, как новая жизнь. То, что мы пережили за несколько месяцев, скука будет отличной альтернативой.
Я буду скучать по Падшим.
Когда передо мной проходит последний вагон поезда, я снова смотрю на часы. Сейчас она действительно опаздывает, думаю я, действительно начиная волноваться за нее Самое лучшее из того что может с ней случиться, это то, что Рид разгадал ее план и остановил ее. А наихудшее, я даже не хочу об этом думать, потому что у этого есть имя, и это имя — Альфред.
Прежде чем я могу взять себя в руки, меня охватывает паника и я завожу машину. Несколько секунд я сидел с работающим двигателем, пытаясь успокоиться и мыслить рационально. Должен ли я начать ее поиски? Должен ли я позвонить Зефиру и рассказать ему, что мы задумали? Должен ли я ждать и не рушить все ее планы, которые она строила несколько месяцев, только потому что у меня заскок?
Я потираю руки о джинсы, а мое колено поднимается вверх-вниз. Если мы хотим подъехать к автобусной остановки, и вовремя успеть на автобус до Макино, то нам уже нужно скоро выезжать.
Однажды Райн останавливался там, ожидая нас.
Рыжик сказала, чтобы я не слишком надеялся, потому что это будет подержанный автомобиль, который будет сильно отличаться от роскоши, которой мы пользовались несколько последних месяцев. Я предполагал, что нас ждет в какой-то мере культурный шок, потому что наше положение резко изменится, и мы больше не будем относиться к Vip персонам.
Должен признать, что у Булочки и Брауни была еще какая-то причина копаться в своей одежде и вещах и швырять их в меня, кроме той, что им было скучно и просто хотелось пройти по магазинам. Хотя, я должен все оставить позади, поэтому я вернусь к своему старому образу жизни, отныне только футболки и джинсы.
Надеюсь, когда мы доберемся до пункта назначения, я смогу найти одежду достаточно большого размера, которая мне подойдет, думаю я, пытаясь следовать плану так, что я не буду постоянно оглядываться и искать машину Рыжика.
Неосознанно я достаю свой телефон, на нем есть все номера ангелов на быстром наборе.
Когда я замечаю его в своей руке, то некоторое время пристально смотрю на него, а потом мой палец тянется к кнопке включения. Если я включу его и позвоню Зи, тогда, по сути, я разрушу всякую надежду на то, чтобы снова вернуть себе Рыжика — но, если она попала в беду, а я не позвоню им, тогда я могу стать причастным к ее убийству.
Что-то ёкает в моем животе, когда я нажимаю на кнопку включения и вижу, как дисплей начинает светится. Телефон сразу начинает звонить, и я вижу на дисплее номер Зи. Как только мой палец смещается, чтобы ответить на звонок, мягкое постукивание в окно заставляет меня остановиться.
Я поворачиваю голову и вижу, как на меня с той стороны стекла смотрят самые красивые глаза, которые я когда-либо видел.
Я закрываю телефон и открываю дверцу машины. Я игнорирую печальное выражение лица Рыжика и осматриваю ее с ног до головы, останавливаясь на ее облике.
— Ух… не могу дышать… — говорит Рыжик, пытаясь заставить меня ослабить объятия, я трудом, но делаю это.
Я шепчу ей в ухо.
— Мы должны как можно скорее поменять телефоны… Я почти позвонил Зи, потому что так волновался, и знал, что ты не помнишь нашу совместную жизнь.
— Ты не должен был брать его с собой, — говорит она.
Я снова поставил ее на ноги. Она поворачивается к машине и наклоняется, она поднимает трубку, которая снова пищит.
— Они могут использовать спутник, чтобы отследить, что наши номера находятся в роуминге. Таким образом, они могут найти наш отель. Мы не должны брать эти телефоны с собой, — говорит она, выключая его и бросая обратно в машину.
— Я понимаю, что я тебя уже раздражаю, но я взял его на тот случай, если что-то пойдет не так и нам придется прервать свою миссию, — изучая ее лицо объясняю я. Она тяжело дышит и выглядит больной. — Ты опоздала, и я на воображал всякие ужасные вещи, я так волновался, что уже собирался позвонить ангелам.
— Рассел, ты не мог этого сделать, — спокойно говорит Рыжик. — Даже когда произойдет что-то плохое. Теперь мы сами по себе: только ты и я. Мы никогда не можем позвонить им, потому что они больше не могут нести за нас ответственность… по крайней мере до тех пор, пока мы не придумаем что-нибудь, чтобы, помогая нам, они не выглядели предателями. Если ты сможешь понять это, то мы сможем вернуться к ним, но до этого дня… — она замолкает, пытаясь скрыть от меня свою боль.
— Ты готова идти? — спрашиваю я, имея ввиду покинуть Рида.
Думаю, она знает, что я имею ввиду, но игнорирует мой вопрос и говорит:
— Нет, мне нужно забрать билеты, так ангелы подумают, что мы на самом деле сели в поезд. Я просто хочу положить в машину мое письмо. — Она достает его из небольшого рюкзака, который висит за ее плечами и кладет его на водительское сидение. — Подожди здесь, я заберу билеты, и потом мы отправимся на автобусную станцию.
— Я пойду с тобой, — отвечаю я, не желая выпускать ее из своего поля зрения даже на секунду.
— Нет, я должна сделать это быстро, потому что мы уже опаздываем. Я буду через секунду, — смотря на меня, говорит она. Должно быть она видит, как я взволнован, поэтому она улыбается и добавляет: — Рассел, я буду в порядке — я имела ввиду Генри. Я сейчас довольна жестока.
И в доли секунды она исчезает. Я поворачиваюсь, чтобы забрать свой небольшой рюкзак, который я собрал с собой в Тахао. У меня есть одна смена одежды и несколько фотографий своей семьи, но это все, что я могу взять с собой в мою новую жизнь. Я закрываю багажник и возвращаюсь на водительское сидение, чтобы забрать ключи и оставить их под сидением, прежде чем закрыть дверь машины. Передо мной на сидении лежат конверты.
То, которое адресовано Риду, лежит поверх остальных. Это прощание Эви с ним.
Я беру его. Я знаю, что не должен открывать его, даже если уже начал читать, но, наверное, я мазохист или что-то типа того, потому что я не могу остановить себя.
«Дорогой Рид,
Я хочу, чтобы ты научил меня своему прекрасному ангельскому языку, так, чтобы я могла рассказать тебе, как я люблю тебя, чтобы это звучало, как музыка для твоих ушей. Но я не из этого мира и никогда не смогу быть. Сейчас этот факт для меня стал для меня более очевидным в тот момент, когда я должна извинится за то, что ты и другие ангелы пережили из-за меня. Я знаю о язычнице и Даминионе. Как-то ночью я подслушала твой разговор в библиотеке. Я отказываюсь подвергать ваше существование опасности. Я не сделаю вас Божьими предателями. Единственное, что я могу сделать, это сделать так, чтобы вы все были в безопасности. Не сомневайся в моих намерениях. Я защищаю не тебя, потому что я знаю, что ты не нуждаешься в моей защите. Я защищаю себя, потому что, если не будет тебя, я не смогу существовать, поэтому я сделаю все, что от меня зависит, чтобы быть уверенной в том, ты будешь жить. Моя единственная надежда на выживание — это если где-то в этом мире ты будешь жить под этим же небом, солнцем и звездами. Если бы я была в состоянии выразить то, что я чувствую внутри, то я была бы уверена в том, что ты веришь мне, когда я говорю, что люблю тебя, но я боюсь, что, когда я уйду, ты начнешь сомневаться в этом. Думаю, Шекспир сказал это лучше, написав:
„Не верь дневному свету,
Не верь звезде ночей,
Не верь, что правда где-то,
Но верь любви моей“.
Я люблю тебя, ты самый самый лучший, верь в это. Я сейчас молюсь только об одном, и это то, что когда-нибудь мы снова сможем быть вместе. Я буду держать эту нить надежды до тех пор, пока все снова не изменится, и я не смогу вернуться к тебе. Пусть Господь благословит тебя, Рид. Прощай мой ангел.
Всегда и навсегда, твоя Эви.»
Мне плохо, я заталкиваю письмо обратно в конверт и кладу его обратно поверх остальных писем. Она точно понимает каждое слово этого письма. Каждое вонючие слово, и моя ревность к Риду достигает новых высот. Как за несколько месяцев он смог полностью завоевать ее сердце? У меня было несколько жизней, а похоже это даже не имеет значения, — думаю я, бросаю ключи под сидение и захлопываю дверцу машины.
Я прислоняюсь к Tahoe закрываю глаза. Время. Мне нужно время. Чтобы вернуть ее мне нужно больше времени, вдали у меня будет больше шансов вернуть ее. Она даст мне больше времени, и я должен заставить его работать на меня.
Время начинается сейчас; каждый момент — это случай, которого у него не будет, думаю я, и я практически улыбаюсь в предвкушении того момента, когда она сломается и позволит мне вернуться к ней.
— Ты готов? — мягко спрашивает меня Рыжик.
Я даже не слышал, когда она подошла ко мне; теперь она такая тихая, такая же как Рид. Они как кошки, в одну минуту они позади, а в следующую уже перед нами.
— Да, как далеко нам придется идти? — когда мы начинаем продвигаться через парковку.
— Около трех-четырех миль, — отвечает Рыжик, легко идя в одну ногу со мной.
Вероятно, она может пробежать это расстояние меньше чем за минуту, но она подстраивается под меня, чтобы я мог сохранить стабильный темп. Мне совсем не сложно поддерживать такой темп, потому что я все еще в хорошей форме от игры в футбол, но она, двигаясь рядом со мной, даже не потеет.
Когда мы достигаем автобусной станции, мы покупаем билеты до Макинау сити. Уже объявлена посадка на автобус, так что мы спешим в гараж. Найдя в задней части автобуса два места, мы укладываем наш багаж под сидение впереди нас.
Она щадит меня и мои длинные ноги, давая мне место у прохода, а сама проскальзывает на сидение возле окна. Сидения узкие, я и даже не хочу думать о боли, которая непременно появится, когда мы через шесть часов прибудем в Макнау. Когда автобус отходит от станции, я смотрю на Рыжика и вижу, как по ее щекам текут слезы.
Она отворачивает от меня свое ангельское лицо, пытаясь скрыть их от меня. Поднимаю подлокотник, который разделяет наши сидения, я обнимаю ее за плечи. Я притягиваю ее к себе, и пока она плачет, глажу ее по волосам. Это единственное, что я могу сейчас сделать.
Наконец, через пару часов она засыпает.
Я смотрю в окно, затянутое пленкой, на проплывающий мимо нас пейзаж. Моя голова наклоняется на спинку сидения, поэтому мне очень хорошо видно, что происходит за окном.
Здесь мы в безопасности. Это не чудо, здесь нет ангелов, ни Падших, ни каких-то еще.
С другой точки зрения, это хреново.
Мы словно сардины в этом переполненном автобусе. Сидения выглядят так, словно на них кого-то вывернуло, по крайней мере пару раз, а вообще, в автобусе нужно как следует все замазать, чтобы скрыть слой песка. Я не рискнул вернуться в туалет, но судя по доносящемуся до меня запаху, я бы предпочел подождать до остановки, чтобы сходить в туалет.
Я понимаю, почему Рыжик решила поехать на автобусе. Я не могу представить себе Зефира, путешествующего на этом автобусе, даже если бы от этого зависела его жизнь. Он рассказывал о том, что ехать на минивэне было для него самой тяжелой вещью, которую он совершал в своей жизни. Зефир был таким забавным. Он рассказывал мне что однажды ему пришлось сидеть в окопе по пояс в грязи, падший ангел был на охоте и ставил силки. Но водить минивен труднее. Думаю, когда охотятся на тебя, не важно через что я должен пройти. Меня пробивает дрожь, когда я вспоминаю о том, что Рыжик мне рассказала о язычнице.
Интересно, в какую большую дыру она захочет нас загнать.
Автобус делает первую остановку возле АЗС, рядом с небольшим магазинчиком в сельской местности.
Я думаю насчет того, чтобы выйти и размять ноги, но не хочу будить Рыжика. Также должен признать, что мне не удобно находиться рядом с маленькими магазинчиками.
Я ни хочу никому рассказывать об этом, но с того чёртового дня с Альфедом, я не могу заходить в них.
На этой остановке в автобус садятся пару новых пассажиров. Эта пара девочек-подростков нашего возраста, но они рады быть в дороге. Похоже они направляются в Макинау-сити, чтобы найти работу на лето. Поскольку это возможно, потому что на улице становится жарко и, если бы мы могли остаться в Крествуде, через пару недель у нас должны были начаться экзамены.
Но вероятно этого так и не произойдет, потому что Рыжик думает, что там ангелы готовились к этому, поэтому язычница не смогла нас найти. Я не чувствую себя плохо из-за того, что закончил учебу. Это больше не кажется мне важным. Знаю, что в итоге мне все равно нужно будет ходить на учебу, если потом хочу зарабатывать деньги, но так как в моем распоряжении целая вечность, или не будет времени на все остальное, думаю, что это действительно не имеет значения.
Плюс, какую работу я смогу себе найти, если постоянно буду оглядываться через плечо, в надежде на то что меня в офисе не будет преследовать ангел? Нет, наверное, мне придется найти какую-то работу, которая позволит мне не пересекаться с общественностью, или пересекаться, но мало. Что-то, что я смогу делать в закрытой комнате или там, где я смогу спрятаться.
Хорошей работой для меня будет охранником в магазине. Ночная работа, когда магазин закрыт, так что ко мне никто не будет ходить. Говорить «Привет» с минимальной заработной платой, — мрачно думаю я.
Девочки, которые сели на несколько рядов впереди нас, так громко разговаривают, слышу каждое слово, которое они говорят. Я неловко ерзаю на своем сидении, когда они замечают меня, и понизив голос начинают говорить обо мне. Они верят, что я больше не слышу их, но с моими новыми способностями, я слышу каждое слово, которое они говорят. Я хотел бы раньше вспомнить о своих затычках для ушей, потому что это немного не удобно, слышать все их разговоры. Они фантазируют о некоторых вещах, которые наверно даже незаконны.
— У тебя есть поклонники, Генри, — говорит Рыжик, смотря на меня и вытягивая руки над головой, пытаясь размять затекшие конечности, после сна в одной позе.
Я съеживаюсь, когда она произносит мое новое имя.
— А для Генри есть прозвище? — спрашиваю я, пытаясь отвлечь ее от разговора этих девочек.
— Французы называют его о-Ри, — улыбаясь, говорит Рыжик, снова потягиваясь.
После беспокойного сна ее волосы выглядят гладкими и сексуальными.
— Нет, это жутко, — возвращая ей улыбку, отвечаю я.
— Хэнк? — спрашивает она, размышляя.
— Это может быть жестоко. В каком-нибудь баре, это бы звучало, как хвастун. Эй, Хэнк, вышвырни его отсюда! — говорю я, имитируя грубый южный акцент, который я знаю, испытывая это имя.
— Хэнк, ты сильный, все будет в порядке, — говорит она, глядя на меня. — Спасибо что поехал со мной. Не знаю, чтобы я без тебя делала.
— Ты и я, вот как это было всегда, — улыбаюсь я, продолжая нежно сжимать ее руку.
Она кивает, как будто принимает мое заявление. Она хмуриться и говорит:
— Слушай, я начну рассказывать тебе, что я пытаюсь предпринять, чтобы убедиться, что ты в полной безопасности, — говорит она, сделав такое напряженное лицо, которое у нее появляется, когда она взволнована. — Сейчас мы должны быть действительно осторожны, и я хочу установить несколько правил, которые мы должны соблюдать, чтобы мы не превратились в злых друзей.
— Ок, я слушаю.
— Мы не должны говорить со скоростью миллион миль в час; поверь, у нас достаточно времени.
— Не думаю, что этот автобус превышает скоростной режим, — отвечаю я, пытаясь немного успокоить ее, чтобы она не нервничала.
— Ок, ты прав. Сейчас я немного подозрительная, — глубоко дыша говорит она.
— Первое, то я хочу, чтобы ты усвоил, это поскольку сейчас у нас нет возможности связываться друг с другом, если мы не вместе, я хочу, чтобы ты знал, я создала секретный способ, чтобы мы могли общаться друг с другом, на тот случай, если по каким-то причинам мы потеряем друг друга из поля зрения, — говорит она, наблюдая за моей реакцией на ее слова. Я киваю, но не прерываю ее, так что она продолжает: — Я создала профиль на Facebook, и, если тебе нужно будет найти меня, ты можешь заглянуть туда. Просто посмотри Айп Кэмпбелл. Пароль для входа на страничку: Леандер. Так же я создала профиль и для тебя. Твой профиль: Леандер Дункан. Пароль: Айп, — объясняет она. Я ухмыляюсь, потому что она такая хитрая. — Ты можешь размещать на своей страничке все, что пожелаешь. Если мы разделимся, ты можешь разместить там информацию о том, где ты находишься, и я найду тебя. Так же проверяй мой профиль, чтобы посмотреть написала ли я что-нибудь для тебя. Я позабочусь о том, чтобы в конце каждого моего сообщения был смайлик, чтобы ты знал, что это от меня. Если в конце сообщения нет смайлика, значит это писала не я, и это ловушка. Ты все понял? — спрашивает она. Я киваю. — Если будет хоть какая-то опасность, ты можешь пойти в любую библиотеку и воспользоваться компьютером. Ты же знаешь, как пользоваться Facebook? — спрашивает она.
— Да, я ведь не совсем профан, — с усмешкой отвечаю я.
— Я знаю, — быстро говорит она, испугавшись что ранила мои чувства. — Мы должны избегать всего, что касается Падших. Это значит, мы должны держаться подальше от баров. Если у тебя появятся друзья, и они позовут тебя туда, ты должен придумать какую-нибудь причину, чтобы не ходить, потому что мы не должны рисковать.
— Рыжик, у меня больше нет фальшивых документов — поэтому меня не пустят в бар. Генри только девятнадцать, — напоминаю я ей, говоря ей отговорку, по которой меня не пустят в бар.
— Это хорошо. Ты оставил свои старые документы в Крествуде, — кусая губу, говорит она, а я снова киваю. — Ок, хорошо, — говорит она, пытаясь стряхнуть печальные мысли.
— Эм, мы должны избегать слишком пышных празднеств или то, что делают богатые люди.
Когда я смущенно смотрю на нее, она говорит:
— Ах, это не простое решение. Скажем, если, например, будет большой фейерверк на четвертое июня, или что-то в этом роде. Мы не сможем пойти, потому что ангелы любят фейерверки. Ты бы слышал, как Булочка говорит о них, словно они больны ими. Думаю, это потому, что ангелы рождены в огне, — мимолетом говорит она.
— Да? — спрашиваю я.
— Что? — переспрашивает она.
— Ангелы рождены в огне? — спрашиваю я.
— Да, Рид однажды упомянул об этом, и Булочка тоже. Я не совсем уверена, толкование ли это в формальном смысле, или фигуральном, о, я ставлю на буквальный, потому что у Булочки плохо с абстракцией.
— Как же тогда родились мы? — спрашиваю я, пытаясь понять ее.
Она пожимает плечами, и говорит:
— Мы родились на земле… прах к праху, как говориться.
— Так сейчас мы огонь или земля? — спрашиваю я.
— Да, сейчас все что нам нужно для рождения — это ветер, — отвечает она. — Дай подумать, ах да, попытайся ни делать ничего, что делают состоятельные люди.
— Что делают богатые люди? — с ухмылкой спрашиваю я.
— Я не знаю… не ходи в яхт-клуб, — дерзко говорит она, и в первый раз за это время я не сдерживаю свой смех.
— Там, куда мы едим, этот вариант актуален? — спрашиваю я и вижу, что мой смех вызывает у нее улыбку.
— Да. Мы едем в Хоутон. Это город-порт в верхнем полуострове, на Водном Волке, на полуострове Куино вблизи верхнего озера, — медленно говорит она, словно она ссылается на то, что запомнила из книги. — Это тоже студенческий городок, похожий на Крествуд тем, что он достаточно мал, чтобы не вызывать слишком большого интереса для Падших, и достаточно большой, чтобы сохранить некоторую анонимность и смешаться с толпой. В нем нет ничего необычного. Я изучила его. Раньше это был шахтерский городок: с медными рудниками.
— Отлично, может быть я смогу стать шахтером, — говорю я, мая о том, что не один ангел не будет искать меня под землей.
— Нет, — нахмурившись говорит Рыжик.
— Ты пройдешь собеседование для поступления в вуз как Генри Грант, а потом ты поступишь в технический университет Хоутона как первокурсник. Ты получишь образование, Хенк, — строго говорит она, словно у меня в этом вопросе совсем нет права голоса.
— Да? Как я должен это оплачивать? — спрашиваю я, подумав о том, что у нас может даже не быть шанса сдать экзамен, прежде чем нам придется поменять планы. Мы должны быть готовы выехать в любой момент, не привязанные к расписанию и, конечно, не выкидывая тысячи долларов на образование, где мы не можем задержаться так надолго, чтобы закончить учебу.
— Я оплачу это, — быстро говорит она.
— Как? — с подозрением спрашиваю я.
— Я переписала дом моего дяди, Раену. За это он мне дал чек на хорошую сумму. Теперь я могу оплатить учебу, и мы можем некоторое время пожить там, — объясняет она, изучая мое лицо.
— Рыжик, я не позволю тебе платить за меня, — возражаю я.
— И я не собираюсь спорить с тобой по этому поводу. Ты идешь учиться, и это конец дискуссии, — настаивает она и отворачивается к окну.
— Нет, не конец! — отвечаю я, она сошла с ума, если думает, что я позволю ей это.
— Да — конец, — говорит она и снова отворачивается, так что я вижу только ее напряженную спину.
Она готова к бою, и может продемонстрировать мне это.
— Ты должен ходить на учебу. Я не могу жить с тобой — шахтером, где ты будешь проводить весь день в какой-то яме. Ты должен получить образование. Я настаиваю.
— Почему? — спрашиваю я, потому что в ее глазах читается такая необходимость и отчаяние. Когда она ничего не отвечает, я продолжаю: — Лучше скажи мне, Рыжик, потому что я все равно узнаю, и потом у тебя не будет шанса переубедить меня.
— Потому что я украла у тебя будущее, Рассел. Я украла твое имя, твою жизнь. Теперь ты сидишь здесь и смотришь на меня так, словно я единственный человек в мире, когда у меня есть все, но я разрушила тебя? — со слезами на глазах спрашивает она. Она сердито потирает свои кулаки и снова плачет.
— Рыжик, ты ничего такого не делаешь, — говорю я. Она наклоняет голову и прячет от меня глаза. — Я серьезно. Ты мне ничего такого не сделала.
— Тогда кто это сделал, Рассел? — шепчет она так тихо, что я едва могу слышать ее.
— Эй, мы с тобой Генри и Лили, — отвечаю я, игнорируя ее хмурый взгляд. — Рыжик, что-то было еще задолго до того, как мы встретились в Крествуде. Ты думаешь, это сделала ты? — спрашиваю ее я, и вижу, как она кивает. — Ну, значит ты глупая и заносчивая, — отвечаю я.
— Ну спасибо Ханк. Теперь я чувствую себя гораздо лучше, — бормочет она.
— Неа, не мне. Если ты думаешь, что можешь сделать все это в одиночку, без помощи небес, тогда ты глупа. Я это имел ввиду. Я чувствую это. У меня есть здесь миссия, и нравится тебе это или нет, это связано с тобой. Понятия не имею, что я должен делать, но уверен, что это время все равно настанет, хотим ли мы иметь с этим дело или нет, это будет грязно, мерзко и болезненно, — говорю я, смотря на нее так, словно она ребенок, а я взрослый.
Я взрослый. В отличии от нее, я на тысячу лет старше, и я помню каждый из них.
— Хэнк, наша единственная миссия, это оставаться в живых как можно дольше и увидеть завтра. А завтра, нашей миссией будет дожить до следующего дня. И так каждый день, — пессимистично говорит она.
— Ок, ты продолжаешь об этом думать и решать, что я должен делать, — сочувственно отвечаю я, — Между тем, я буду следить за знаками.
— Тебе для этого нужен хрустальный шар? Я могла бы найти один для тебя, — сарказмом говорит она.
— Нет, мне просто нужна ты. Вот он, — легко отвечаю я.
— Так ты пойдешь учиться? — риторически спрашивает она меня.
— Посмотрим, — отвечаю я, не давая ей определенного ответа.
— Я буду уговаривать тебя до тех пор, пока ты не дашь согласия, — говорит она, будто говорит мне что-то, чего я не знаю.
— Да, я знаю, — отвечаю я, снова ее игнорируя.
Она разрывается изнутри. Она не понимает, думаю я, глядя на то, как спокойно она сидит и смотрит на пейзаж за окном. Она выглядит такой грустной, что я готов пообещать ей хоть что-нибудь, чтобы хоть немного облегчить ее боль.
Когда мы подъезжаем к Макнао Сити, уже сгустились сумерки. Когда автобус останавливается на станции, я едва ли могу встать Я положил руку на спину Рыжика, чтобы помочь ей пройти, потом я беру наш багаж, и мы выходим из автобуса.
Я так рад покинуть этот кусок металла, что готов кричать об этом на весь мир. Но взглянув на Рыжика, я вижу, что она выглядит больной. В шоке смотрю на то, как рыжик выходит из автобусной станции и в доли секунды огибает угол здания. Я в панике бросаюсь за ней, мне интересно, что происходит. Когда я огибаю угол, я нахожу ее сжимающую мусорную корзину, она ничего сегодня не ела, вообще ничего не брала в рот.
Через некоторое время она останавливается и вытирает рот рукой.
— Рассел, я должна вернуться, — шепчет она, когда снова может говорить. — Я больше не чувствую его, — говорит она, схватившись за живот, словно он болит. — Он подумает, что я предала его. Я должна вернуться, — снова говорит она, и все ее тело дрожит как у наркомана.
— Ты не предавала его, он даже так не подумает, он решит, что это сделал я. Он знает почему я так поступил. Я оставил ему письмо, в котором объяснил, почему убедил тебя уйти со мной. Он увидит и поймет, — шепчу я.
Она снова стонет, и ее снова одолевают позывы все с тем же успехом, только на этот раз, там, где она держится за мусорный бак, появляются вмятины.
Я осматриваюсь вокруг, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, и никто не увидит, как я останавливаю ее.
— Наверное сейчас он просто в панике. Что он будет делать, когда не найдет меня? — смотря на меня дикими глазами, спрашивает она.
— Не знаю, — говорю я, желая помочь ей, но не знаю как. — Но по крайней мере если там объявиться язычница, нас там не будет, и мы не сделаем его предателем. Они увидят, что он не помогает нам, и он будет в безопасности.
Затем она кивает, и встает немного прямее.
— Рассел, у нас нет шансов, — хмурясь, шепчет мне она.
— Меня зовут Генри, и я скажу, что мы должны делать. Рыжик — ты один огромный кикер, а когда я получу свои крылья, я удостоверюсь в том, что любой Падший, попавшийся мне в руки, перестанет существовать. А сейчас выпримляйся, и пойдем, пока мы не привлекли ненужного внимания, — говорю я.
Она запуталась, и чем быстрее я уведу ее в машину, тем лучше. Взяв ее за локоть, я спрашиваю:
— Что мы ищем?
Она берет свой рюкзак и вытаскивает оттуда ключ от шкафчика. Когда я нахожу его и открываю, то нахожу там два комплекта ключей и письмо. Я беру ключи и письмо и отдаю Рыжику.
Она читает письмо, а потом поднимает глаза и говорит:
— Белый спортивный четырех дверный джип Чероке.
— Мило, — говорю я, это и имея ввиду.
Я боялся, что мне придется запихивать мое тело в какой-то маленький хатчбак, и после выхода из автобуса, Джип Чероки звучит как маленький кусочек Рая.
— Мы должны послать Райену корзину с фруктами.
Я подталкиваю Рыжика к стоянке, где мы находим с небольшим трудом находим Джип. Я открываю дверь с пассажирской стороны и помогаю ей забраться внутрь, а сам иду на место водителя. Запускаю двигатель и позволяю машине прогреться, пока смотрю на Рыжика. Пора принимать решение. Я знаю, что это один из самых слабых моментов на данный момент, но мы должны обсудить, двигаться ли нам вперед или повернуть назад. Мы должны сделать это вместе, или ничего не выйдет.
— Кто мы, Рыжик? — спрашиваю я ее, смотря сквозь лобовое стекло.
— Что? — ошеломленно спрашивает она.
— Мы Эви и Рассел? Или мы Лилиан и Генри? — нежно спрашиваю я.
Я жду ее ответа, наблюдая за людьми, идущими к машинам, смеющиеся и радующиеся своей человеческой жизни.
— Обе, — монотонно говорит она.
— Нет. Мы либо те, либо другие, — терпеливо говорю я. — Так что ты должна решить сейчас, чтобы я знал, в какую сторону повернуть, на север или на юг.
Она молчит так долго, что я уже начинаю думать, что она вообще мне не ответит.
— Я Лилиан Лукас, а ты Генри Гранд, — чопорно говорит она, и в ее словах столько скорби, что она почти задыхается от них.
— Ладно, — я глубоко вздыхаю, сдавая немного назад чтобы выехать с парковки, чтобы выехать на шоссе.
Я поворачиваю к северу, и мы сразу же пересекаем огромный мост Макино, который соединяет нижний остров штата Мичиган с верхним полуостровом.
Это круто, и я не могу остановить себя от вопроса:
— Какое озеро мы сейчас проезжаем?
— Это Мичиган, — шепчет она, когда мы проезжаем по великолепному подвесному мосту, который кажется парит над красивой голубой гладью озера.
— Да? Как красиво. Не могу дождаться, чтобы увидеть озеро. Плаванье — это ведь хорошо? — спрашиваю я, и вижу, как подрагивают ее губы в еле сдерживаемой улыбке.
— Да, — говорит она. — Если тебе нравится быть похожим на эскимо.
— Там так холодно? — выгибая бровь, улыбаюсь я.
— Холодно — это приуменьшение. Если ты захочешь поплавать, тебе понадобится ангельская кожа, бы ты смог насладиться плаваньем. Озеро Гурон — теплее, — освещает она.
Оплатив проезд чтобы проехать, а другую сторону моста, я следую указателям, еду на запад в направлении Эканаба. Мы планируем продолжать двигаться на Запад к железной горе, а оттуда отправимся на север в Хоутон. Мы едем по двух-полосной дороге, которая идет через несколько туристических городов, и вдруг дорога проходит рядом с водой, и солнечные лучи играют на поверхности озера Мичиган.
Я почти поверил, что вместо озера я вижу океан. Оно не тронутое; песок почти белый, перед нами разбросаны пляжи с разбросанными по ним камнями, которые выглядят такими же гладкими, как в день создания. В них нет души. Не могу поверить, что на них нет толпы людей, любующихся этой красотой.
— Рыжик, а где все люди? — ошеломленно спрашиваю ее я.
— Люди не знают, — смотря на воду, говорит она. — Это так нелепо и дико. Я думала, что, когда вода становится теплой, здесь появляется много народу и еще больше туристов.
— Да, люди сумасшедшие, — отвечаю я, наблюдая за водой, пока она не скрывается за соснами.
Пока мы ехали, я вспомнил, что мы не ели с самого утра.
— Ты голодная? — спрашиваю я.
Она отрицательно качает головой.
— Я продолжаю видеть эти знаки пирожков. Ты знаешь, что они означают? — спрашиваю я.
Она немного улыбается и говорит:
— Это мясо и картофель, завернутые в тесто и запеченные в духовке. Они бывают разного вида. Есть с сыром и овощами, но традиционные, это именно с мясом и картофелем.
— Звучит хорошо. Давай остановимся и купим несколько штук. Я голоден, — говорю я.
Я подъезжаю к небольшому зданию, надпись на котором гласит: «Свежие Чебуреки».
Мы оба зашли в туалет, а потом Рыжик возвращается обратно к машине, а я заказываю несколько видов чебурек на вынос. Девушка за прилавком очень болтливая, и все время спрашивает меня откуда я. Я говорю ей что я из Алабамы, хотя я и не говорю, как житель Алабамы. Она не может возразить, потому что мы все одинаково говорим. Взяв еду, я возвращаюсь обратно к машине, я даю в руки Рыжику бутерброд, завернутый в фольгу и бутылку воды.
Она забирает ее у меня, но не похоже, что она собирается есть. Я тяжело вздыхаю, не жилая сейчас начинать этот разговор, но решаю намекнуть, поэтому говорю.
— Рыжик, ты должна поесть, мне жаль, что это не хлопья, но сейчас это единственное что я могу тебе предложить.
— Я не голодна, Хэнк, — бормочет она.
— Ну, ты сделай вид, что голодна, и поешь, потому что ты нужна мне, и я не могу позволить тебе морить себя голодом, только потому, что тебе грустно. Я ненавижу это признавать, но ты сильнее меня, и если мы заметим ангела, мне понадобиться твоя помощь, — говорю я, рассуждая вслух и откусывая свою еду, и улыбаюсь, потому что это вкусно.
Жуя, я смотрю как она механически отламывает от своей порции маленький кусочек и начинает медленно живать. Мне удается съесть три чебурека, в то время как Рыжик съедает только половину одного, но я не ругаю ее, так как она действительно пытается его съесть.
Мы молчим до тех пор, пока не доезжаем до Эсканаба. Я постоянно слежу за датчиком объема газа в машине, потому что нам придется останавливаться на заправке. Без кредитной карты придется платить наличными, а это значит, что придется заходить на АЗС.
В моем желудке оседает чувство неловкости. Может быть я смогу найти станцию тех обслуживания или станцию АЗС не с прикрепленным к нему магазином, — говорю я себе, сканируя улицу на наличие другой заправки. Я знаю, это глупо, быть напуганным чем-то вроде заправочной станции, но мысль зайти сейчас в это место, после всего того, что произошло в Seven — Eleven с падшими ангелами и наблюдением за тем, как они убивают тех людей, заставляет меня чувствовать, как в моем желудке образуется холод.
Сейчас уже темно, а индикатор топлива показывает, что у меня не хватит времени найти другую станцию АЗС, я доезжаю до пункта самообслуживания и выхожу для заправки газом. После погружения шланга насоса к баку, я иду обратно к дверце со стороны водителя и засовываю голову в салон.
— У нас точно нет ничего кроме наличных, чтобы заплатить за газ? — спрашиваю я.
Она отрицательно качает головой, и я гримасничую.
— Черт, — бормочу я, потирая свои потные руки о джинсы.
Она тоже бледнеет.
— Боже, мы оба, не так ли? — спрашиваю я, пытаясь улыбнуться ей, в то время как счетчик продолжает пищать, а цена тикать, отсчитывая последние минуты моей жизни. — Мы оба в ужасе от ламп дневного света и узких проходов.
— Я ненавижу стеклянные холодильники и кофе-машины так же, как и узкие проходы, — пытаясь шутить, говорит она.
— Спорим, я больше, — отвечаю я, потому что Булочка рассказывала мне как в Seven — Eleven Альфред швырнул Рыжика в стеклянную дверцу холодильника, прежде чем притащить ее ко мне. Вот как ее крыло было сломано. Когда она была без сознания, Рду пришлось заново его ломать, потому что при исцелении оно срослось неправильно.
Когда я спросил Булочку, откуда она все это знает, она сказала мне, что одна из душ рассказала ей как все произошло. Души все знали, потому что тоже там были, — с дрожью думаю я.
— Не волнуйся, я справляюсь с этим, — говорю я, в то время как счетчик перестает щелкать, говоря мне, что мое время пришло.
Потом что-то движется по моей спине, и я оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть, что это. Там ничего нет.
Я мягко закрываю дверь, мне нужно вытащить шланг из бака. Пока я завинчиваю крышку на баке и закрываю защелку, меня съедает страх. Я обхожу машину и иду в сторону двойных дверей. Когда я тихонько толкаю стеклянную дверь, на моем лбу выступает пот, опустив голову и глядя в пол, я вхожу в магазин.
— О, черт, — бормочу я, когда я представляю кровь на полу.
Я задерживаюсь у двери чтобы немного успокоиться, и у меня начинает кружиться голова. Я стискиваю зубы, сосредоточившись на продвижении в сторону продавца.
В очереди на кассу стоят два человека. Я прохожу мимо них так, чтобы не хлопать дверью.
— Джо, ты видел школьную бейсбольную игру? — спрашивает клерк своего клиента, даже не смотря на товар на прилавке.
Он ведет свою светскую беседу, словно они на чаепитии или что-то типа того.
Джо откидывается на стойку и говорит:
— Нет, как прошла игра?
Я иду по проходу в задней части магазина, мою спину раздирает боль, заставляя меня схватится за верхние полки возле меня. Я осматриваю магазин.
Когда я не вижу поблизости запасного выхода, моя паника возрастает.
— Да, мальчики хорошо играли. Да, некоторое время Eskymos проигрывали, ты не знаешь, они выровняли счет? — медленно говорит клерк, почесывая подбородок, наблюдая за выражением лица Джо.
Меня снова поражает боль, отдаваясь в голове, и я осознаю, что боль идет изнутри, а не снаружи.
Увидев, что я стою рядом с туалетом, мне удается развернуться и подбежать к двери, так как сейчас в моих ушах звучит треск. Я, задыхаясь, захлопываю за собой дверь и чувствую, как из моей спины пытается что-то выйти. Оно все еще давит на меня.
Я запираю дверь, затем поворачиваюсь и вижу, что моя куртка и рубашка валяются на полу разорванные в клочья. Посмотрев в зеркало напротив меня, я вижу свое отражение и почти кричу.
— ГОСПОДИ! Что ты со мной ДЕЛАЕШЬ?
Вокруг меня словно матадорский плащ распространились ярко-красные крылья. Я просто стою, смотрю на себя в зеркало и не могу поверить в то, что я вижу.
— Ладно, я Серафим, — говорю я, качая головой и успокаивая свое дыхание.
Мои крылья не такие большие как у Рида или Зи, но они определенно больше чем у Рыжика. Я пытаюсь подвигать моими новыми малиновыми крыльями, но они вообще не двигаются.
— Ааа, убирайтесь! Убирайтесь, убирайтесь, убирайтесь… — говорю я, понимаю всю сложности ситуации и снова начинаю паниковать.
Я заперт в уборной магазина, на пол пути побега от ангелов, в самом сердце Южного полушария, ночью, с Рыжикам, которая ждет пока я выйду, а где-то в небесах есть Херувим, который смеется и подсчитывает мои грехи.
Включив кран, я запускаю руки под холодную воду, плескаю на свое лицо пытаясь немного успокоится. Рыжик всегда говорит, что не может убрать крылья, пока она в панике или тревожиться, или то и другое. Я просто должен расслабиться, говорю я себе, а по моему телу пробегает адреналин.
После пятнадцати минут борьбы, я начинаю немного успокаиваться, я схватился обеими руками за стойку перед собой, склонив голову я очень сильно концентрируюсь, пытаясь пошевелить крыльями.
Я с надеждой смотрю на свое отражение в зеркале, но они все еще там.
— Черт, ок, — беспомощно глядя на потолок, говорю я. — Пожалуйста, Господи, помоги мне пожалуйста.
Тут же раздается стук в дверь, и той стороны слышен дрожащий голос Рыжика.
— Хэнк, ты там?
Бросившись к двери я ее разблокировываю. Немного приоткрываю, и втягиваю ее внутрь. Потом я захлопываю ее за ней.
Ее лицо белое как молоко, это, наверное, из-за ее борьбы с собой чтобы войти в магазин, но могу сказать, что это ничего, по сравнению с шоком, который она испытала, увидев меня с крыльями, торчащими из моей спины.
— Рассел, ты долбаный ангел! — задыхается она, ее руки трясутся, когда она протягивает их, чтобы коснуться моего крыла, которое от ее контакта начинает двигаться само по себе.
— Да, кто бы мог подумать? — вздыхаю я, потому что я не имею понятия, как это было бы приятно, если б это было так. — Хотя есть небольшая проблема, я не могу заставить их убраться.
— Ой, — вздыхает она, сразу понимая мою проблему. — Ок, недавно со мной тоже такое происходило. Дай мне подумать секундочку, — говорит она, продолжая в утешении гладить мое крыло. — Я бы посоветовала тебе расслабиться, но знаю, что в данный момент это не все, — задумчиво говорит она. — Подожди секунду, я сейчас вернусь.
Она открывает дверь. Она ушла, и вернулась даже быстрее, чем я успеваю выдохнуть.
— Вот, — говорит она, протягивая мне запечатанную бутылку виски.
— Откуда это? — спрашиваю я, ломая печать и поднося бутылку к губам, делаю глоток и чувствую, как жидкость обжигает мое горло.
— Я просто взяла ее из-за прилавка, — отвечает она, и я немного в шоке. — Не волнуйся, он никогда не заметит, что я взяла ее.
— Да, но Хирувимы сделают еще один надрез на твоей темной стороне, — возражаю я, делая еще один глоток виски.
— Я рискну, — говорит она, как настоящая смутьянка. — Я оставила деньги на прилавке.
— Так предполагается, что это виски поможет мне убрать мои крылья? — спрашиваю я, делая глоток немного больше, и чувствую, что горло жжет уже меньше.
Ее лицо немного колеблется.
— Не совсем, — говорит она. — Это вторая часть. Просто продолжай пить, и через несколько минут я покажу тебе остальное, — уклончиво добавляет она. — Что произошло? — спрашивает она.
— Скажем так, это оказалась немного сложнее чем я думал, когда это произошло здесь, — уклончиво отвечаю я.
— Да… я была в шоке, пока ждала тебя. Я была уверена, что ты отправился в Гаспар, — говорит она, бледнее еще сильнее.
Я протягиваю ей виски. Она делает небольшой глоток, закашливается и возвращает бутылку.
— Я думал, что научусь быстро бегать, прежде чем получу крылья, — говорю я ища ее глазами.
Она прикусывает нижнюю губу.
— Я не знаю, Рассел — Хэнк, может быть ты можешь бегать так же, как и я, может тебе просто нужно испугаться, просто чтобы активировать эту способность. Мой толчок произошел, когда я убегала от Дэльты. Твои крылья появились потому, что ты переволновался из-за прихода сюда. Мы можем попробовать активировать это позже? — тревожно спрашивает она.
— Да, ок, — соглашаюсь я, продолжая потягивать виски.
— Хотя на самом деле ты действительно нечто, — говорит она, стоя рядом со мной. — Я тебе так завидую — твои крылья намного больше чем мои.
— Господи, спасибо тебе за это. С твоими нежными крылышками, я бы выглядел глупо. Они выглядят идеально на твоем теле, но не на моем большом, я бы выглядел с ними нелепо, — с благодарностью говорю я. Если я обязан носить их, то по крайней мере я не выгляжу с ними непропорционально.
— Я никогда не прекращала представлять тебя с крыльями. Это смешно, но они выглядят так, как будто всегда тебе принадлежали, — говорит она, словно она в восторге или что-то вроде того.
Я пожимаю плечами.
— Я буду в восторге, когда они начнут работать и я смогу ими пользоваться. Сейчас они как заноза в заднице, — отвечаю я, но часть меня просто в восторге от того, что они так нравятся Рыжику.
Это заставляет меня чувствовать себя лучше. Я делаю еще один глоток виски, наблюдая за тем, как она стоит рядом и играет с моими перьями, что довольно странно смотрится, не говоря уже об ощущениях.
— Ладно, думаю с тебя хватит виски, — напряженно говорит Рыжик, смотря мне в глаза.
Она убирает руку с моего крыла, шагает назад, и присаживается на столешницу рядом с зеркалом.
Она протягивает ко мне руку и говорит:
— Дай мне виски.
Я протягиваю ей бутылку, и она делает еще один глоток, а потом ставит ее на столешницу рядом с собой.
— Иди сюда, — шепчет она, смотря на меня своими красивыми серыми глазами.
— Зачем? — сконфужено спрашиваю ее я, но делаю шаг к ней.
С секунду она смущенно на меня смотрит, потом берет мою руку в свою и кладет ее на свою талию, тянет меня вперед, так, что я останавливаюсь между ее ног. Мое сердце начинает колотиться, даже через одежду я чувствую тепло ее кожи. Она берет мою вторую руку и размещает ее с другой стороны.
Запах ее кожи ударяет меня, как волны раскаленного асфальта. Ее аромат — это что-то невообразимое, и мои руки напрягаются, когда я сжимаю ее еще крепче. Медленно продвигаясь вверх, она обвивает руками мою шею и мягко тянет меня к себе.
Я едва могу дышать, когда ее губы мягко и ласково обхватывают мои. Потом внутри меня что-то щелкает, та сдержанность, которую я постоянно проявляю, заканчивается. Подняв ее со столешницы, я удерживаю ее на своих руках, сминая ее губы своими. Я хочу владеть ей — любить ее — чувствовать каждый дюйм ее тела своим.
Она на мгновение отстраняется от меня и шепчет мне в ухо:
— Рассел, прижми меня ближе к себе.
Во мне воспламеняется невероятная страсть, я целую ее шею, а она дрожит в моих руках. Прижимая ее ближе к себе, я прижимаю ее спиной к стене, прежде чем снова захватить ее губы своими. В том, что она сказала мое имя есть что-то особенное, и я хочу, чтобы она сказала его снова. Моя рука скользит вниз по ее спине и по изгибам ее тела.
Я издаю тихий стон, когда мои руки возвращаются к ее бедрам, сдвигая рубашку вверх, прижимаются к ее оголенной коже.
Когда я уже готов стянуть с нее эту раздражающую рубашку, Рыжик начинает отдаляться от меня.
Я взглянул в ее лицо, я вижу, как она в растерянности прижимает пальцы к своим припухшим губам, ее взгляд затуманивается смятением, потом она говорит:
— Ты сделал это. Пойдем.
— Сделал что? — не отпуская спрашиваю ее я, а ее руки упираются мне в грудь, и она мягко отталкивает меня от себя.
Она прочищает свое горло, не глядя мне в глаза, и говорит:
— Твои крылья, они исчезли.
— Пойдем. Я пойду заплачу за гас и раздобуду для тебя новую рубашку, — она толкает меня сильнее и вырывается из моих объятий.
Я смотрю как она выскальзывает из туалета и аккуратно закрывает за собой дверь. Разворачиваюсь и смотрю в зеркало. Мои крылья исчезли, и я снова выгляжу как обычный человек.
Как черт возьми это произошло?
Мое сердце все еще бешено колотится, я снова подхожу к раковине и открываю кран. Плескаю немного холодной воды на лицо и снова смотрю на свое отражение в зеркале. Заметив на столешнице бутылку виски, я хватаю ее и делаю большой глоток.
Господи, это жестоко, — думаю я. Быть к ней так близко, и остановиться еще сложнее чем, когда еще ничего не начиналось.
Я чувствую боль… она сжигает меня изнутри. Потом я снова думаю о поцелуе, который только что разделил с ней, это похоже на то, как по моим венам бежит кровь. Чувствую, что могу подойти к машине и швырнуть ее, я могу делать то, что раньше никогда бы не сделал.
Я подпрыгиваю от неожиданности, когда в дверь туалета просовывается голова Рыжика и она бросает мне футболку с длинными рукавами и говорит:
— Прости, это все что у них есть. Я буду ждать тебя в машине.
Я ловлю рубашку на ней нанесен силуэт верхнего полуострова с надписью: «Если я не Yooper, значить я не дерьмо! Правильно?» Что такое Yooper?
Я удивляюсь самому себе, так как краснею от надписи на рубашке. Она немного узковата в плечах и бицепсах, но в остальном все хорошо. Подбираю с пола свою рубашку и куртку, обвожу комнату последним взглядом, решив оставить виски на столешнице.
Выхожу из уборной и опускаю голову. Снаружи я начинаю глубоко дышать. Я замечаю, что Рыжик сидит на водительском сидении и двиготель уже запущен. После того как я забираюсь на пассажирское сидение, я еле останавливаю себя от того, чтобы не притянуть ее в свои объятия и снова не поцеловать.
Мы покидаем АЗС в молчании, она даже не смотрит на меня.
— Спасибо, — говорю я.
Она бросает на меня краткий взгляд, и затем ее взгляд снова возвращается к дороге.
— Либо все это из-за рубашки, либо из-за того, кто промолчала.
Она неверно истолковала мою благодарность.
— Нет, я имею ввиду, спасибо за твою помощь, там в уборной. Я знаю, что для тебя это было не легко, — говорю я, видя, что она действительно пытается не развалиться.
Она пожимает плечами, пытаясь одурачить меня и говорит:
— Ты бы сделал для меня тоже самое.
— Да, сделал бы, — соглашаюсь я, желая, чтобы она не выглядела такой хрупкой.
— Могу я задать вопрос? — спрашиваю я, и вижу, как она съеживается.
Она не хочет говорить о поцелуи в уборной. То есть, совершенно очевидно. Мне кажется, что единственная причина, по которой она это сделала — это чтобы я смог спрятать свои крылья, а в итоге ее сокрушает разочарование.
Но она ответила на поцелуй. Могу сказать будто она жертвует собой, но мне интересно, было ли так все время пока я целовал ее.
Ее хватка на рулевом колесе усиливается.
— Что? — спрашивает она.
— Что такое ‘Yooper? — спрашиваю я.
Лицо Рыжика трансформируется от напряженного к расслабленному юмору.
Yooper — это кто-то с верхнего полуострова, — с призрачной улыбкой отвечает она.
— Тогда мы будем Yoopers? — спрашиваю я, желая, чтобы она продолжала улыбаться.
Ее улыбка стала чуть больше.
— Не совсем. Скорее всего люди примут нас за «Полицию». Вот в чем дело: все, кто живет в Маккнау считают «троллями». Поэтому, когда тролли переезжают жить в верхний полуостров, их называют полицейскими, — поясняет она.
— Это правда? — похоже, тогда все туристы съезжаются вниз, чтобы жить в Эшвилл.
— Мы называем их «Снежные птицы», — смеясь говорю я.
— Yoopers — у туристов называют по другому… хм, дай подумать… «багажные борцы», fudgies… — говорит она, но я прерываю ее.
— Fudgies? — ухмыляясь спрашиваю ее я. (от автора: американская хип-хоп-группа, которая в середине 1990-х способствовала более тесной интеграции хип-хопа с другими музыкальными направлениями. Их музыка представляла собой уникальное сочетание хип-хопа с элементами джаза, ритм-энд-блюза и регги.)
— Что это значит?
— Здесь они лучшие выдумщики… Хэнк. Я куплю тебе один из их альбомов, тебе понравится, — говорит она. Я должен отвернуться от нее, потому что ее сексуальная улыбка, разжигает во мне желание желать ее еще больше.
— Что еще ты знаешь о Yoopers? — пытаясь отвлечь себя, спрашиваю я.
— Не так много. Большую часть я узнала из интернета, когда читала о городах, — говорит Рыжик.
Она снова начинает хмуриться, поэтому я стараюсь придумать о чем бы ее еще спросить.
— Так, здесь много поклонников Львов? — спрашиваю я, и по выражению ее лица я вижу, что она снова удивлена.
— Нет. Сейчас мы ближе к Грин Бэй, чем к Детройту, поэтому большинство Yoopers болеют за Packers.
— В самом деле? Это деревенская страна? — удивленно спрашиваю я, и вижу, как она кивает. — Я получу одну из этих деревенских шляп, мне это уже нравится, Рыжик, — дразню ее я, потому что знаю, как она относится к Детройту.
— Поверь мне, ты никогда не получишь ее от меня, — сморщив нос отвечает она.
— Рыжик? — снова глядя на нее, говорю я.
— Да? — спрашивает она.
— Я знаю, что там на АЗС ты не хотела целовать меня, — нежно говорю я. Она снова грустнеет. — Но я хочу, чтобы ты знала, что, если ты когда-нибудь захочешь поцеловать меня… я буду только рад, — добавляю я, пытаясь сделать так, чтобы это звучало как бы между прочем.
Она смотрит на меня такими грустными глазами, что могу сказать, что она никогда не собирается избавиться от тех ран, которые у нее открылись.
— Не надейся на это Рассел. Я не могу дать тебе то, что тебе нужно… то что ты хочешь… я просто не могу, — говорит она, и в ее голосе слышаться настоящее сожаление, а из глаз текут слезы.
— Не плачь, Рыжик. Твой Yooper — это всего лишь — выдумка, и теперь ты должна быть жестче, правильно?
Что мы теперь ищем? — спрашиваю я, схватив карту и найдя на ней наше местоположение.
— Ты хочешь в столицу Маркетт или Железную Гору. Они примерно на одном расстоянии друг от друга, — глядя на карту, оцениваю я.
— Мы должны держаться подальше от Маркетт. Он для нас опасен, — быстро отвечает она.
Я нахмурившись смотрю на карту.
— Почему? — спрашиваю я, потому что там есть что-то, о чем она не сказала, от этих мыслей по моей руке побежали мурашки.
— В Маркетт есть тюрьмы. Падшие любят тюрьмы, так как для них они как магазин сладостей. Мы должны держаться подальше от Марктт, — объясняет она, снова вытирая слезы.
— Хорошо. Мы направимся в столицу Железной Горы и весь остаток пути мы проговорим о том, что мы знаем об ангелах и всем, что для нас опасно в целом. Это будет как процессор intel, — говорю я, а потом я слушаю как Рыжик несколько часов рассказывает все то, о чем узнала за последние несколько месяцев.
Я чувствую себя потным и раздраженным, когда она останавливается и делает глоток воды, которую ранее купила на АЗС.
— Сказки реальны? — спрашиваю я, не скрывая раздражения.
— Рид был непреклонен, когда говорил о Серафимах, когда наше развитие завершится, там, мы станем самыми могущественными существами… но, прими во внимание, что так же есть и Падшие Серафимы, — предупреждающе говорит она. Потом она смотрит на меня, и добавляет, — Слушай, я изучила Хоутан, и это лучший вариант, что я нашла. Я использовала все ресурсы, которые были мне доступны, в основном это были интернет и библиотека. Я изучила город, школу и окружающие площади. Я пыталась думать, как мой враг, и представить их в городе, и пришла к выводу, что там должно быть безопасно. Должно быть, но я не знаю этого наверняка. Но у меня нет шпионов, которые смогли бы это проверить. У меня нет способа узнать наверняка направляемся ли мы в логово врагов.
Она кажется почти извиняющейся, как будто она не просто совершила самую удивительную вещь, сбежав от четырех древних, очень умных ангелов, у которых был блестящий план, который работал как ас, пока мы не ушли.
— Как только мы доберемся туда, мы найдем квартиру, которую арендовал для нас Райн, она находится рядом со школой. Мы останемся вместе, пока не почувствуем себя комфортно с нашим новым окружением.
— Поверь мне, я планирую стать резинкой на твоей обуви, — серьезно говорю я.
У меня такое чувство, что я вообще не буду чувствовать себя комфортно если ее не будет рядом, по крайней мере какое-то время.
— Есть еще одна вещь, которую я должна тебе сказать, — торжественно говорит Рыжик. — Я положила деньги на совместный банковский счет, но мы будем хранить достаточно наличных в безопасном месте. Если будут какие-то трудности, бери деньги; найди небольшой город, в котором численность населения меньше десяти тысяч и нет ничего, что может привлечь Падших. Я хочу, чтобы ты все сделал по своему усмотрению, и не говорил мне, где этот город. Если что-то случиться, и, если ты сможешь, бери деньги и уходи. Если тебе снова понадобятся новые документы, наведи справки в интернете, не обращайся снова к Райену.
Я хмурюсь.
— Что это значит, Рыжик? — спрашиваю я, чувствуя, как мне становится плохо, и я беру бутылку с водой. — Почему я должен это делать?
— Я имею ввиду, что, если со мной что-то случиться, ты должен покинуть город. Нигде не бродить, особенно если я пропаду, — монотонно говорит она. Она словно онемела и действовала на автомате. — Я не хочу знать, куда ты уедешь, так, никто не сможет заставить меня сказать, где ты. Если мне причинят достаточно боли, я могу и проговориться… я очень постараюсь не делать этого, но, чем меньше я буду знать о твоем местонахождении, тем лучше.
— Я не оставлю тебя. Мы останемся вместе. Ты и я, — говорю я, сжав зубы, чтобы не орать на нее.
— Рассел, что ты будешь делать, если хоть один из Падших схватит меня? — скучающие спрашивает она. — Тебе придется бежать. Ты не можешь спасти меня, не сейчас, — смотря на дорогу монотонно говорит она.
— Рыжик, поверь мне, я не совсем бесполезен. Могу ли я хотя бы вызвать кавалерию, — рассуждая вместе с ней, отвечаю я.
Она сразу же выходит из ступора, и ее лицо темнеет.
— Разве ты не понял, нет никакой кавалерии? — кричит она на меня, я никогда не видел ее такой злой. — Что если меня найдет Язычница? Если ты вызовешь Рида, чтобы спасти меня, он пойдет на войну с себе подобными, и они уничтожат его, — говорит она, в агонии запустив руку в волосы. — Сейчас мы сами по себе. Нет никакой подстраховки. Ты понимаешь? — глядя на меня, спрашивает она, в то время как я не слышу не слова, и, может быть, она права, а я нет.
Может быть я просто жил во лжи, думая, что могу позвать на помощь. Меня наконец прошибает, и я понимаю, какой потерянной и одинокой она себя чувствует. Она знает, что какое-то время я не смогу помогать ей в бою. Она думает, что она должна заботится обо мне, и сейчас нет никого, кто мог бы позаботится о ней.
Мне не хватит сил, чтобы победить другого ангела.
— Ты права, я не могу позвонить им, я понимаю. Это не значит, что я оставлю тебя, — говорю я, не желая спорить с ней, но и не позволяя думать, что я придам ее. Нет.
— Сделай мне одолжение, — говорит она, протягивая ко мне руку, и я сразу же заключаю ее в свою. — Изучи город. Если не останется никаких причин чтобы остаться… если я умру, ты меня не отдашь, я хочу, чтобы ты выжил — мне это нужно. Ладно? — сжимая мою руку, спрашивает она.
У меня сжимается горло, и я смотрю в окно. Я никуда не уйду без нее, думаю я. Но я ей киваю, потому что не доверяю своему голосу. Она сильнее сжимает мою руку.
— Тебе раньше уже приходилось справляться без меня. Что ты сделаешь, если я умру первая? — мягко спрашивает она. — Что делал Леандер?
— Я сделаю, что делал всегда. Я дрался, зная, что все равно проиграю, — говорю я, глядя на звезды, чувствую, как на мою шею накидывается удавка и душит меня.
Мою спину снова пронзает боль, и в следующую секунду снова появляются мои крылья. Когда дело доходит до крыльев, страх и печаль это смертельная комбинация, я быстро падаю на приборную панель.
— БОЖЕ, — кричу я и замолкаю прежде, чем скажу что-то лишнее.
Медленно дыша, пытаюсь освободить легкие, прислоняясь к ним я руками удерживаю крылья, чтобы почувствовать себя немного комфортнее.
— Черт. Я оставил виски на АЗС. Думаю, мне придется довольствоваться лишь второй частью, чтобы убрать их, говорю я, потирая лоб, потому что я ударился о лобовое стекло, когда резко наклонился вперед.
Рыжик сразу расправляет плечи, и ее голос меняется от отчаянного, до решительного.
— Ты прав, Хэнк. Я футболистка, и с нами все будет в порядке. Первое что мы сделаем, когда найдем нашу квартиру, это выясним, где мы можем тренироваться, не вызывая подозрений. Мы должны творчески подойти к этому вопросу. Может быть, ты сможешь научить меня некоторым хитростям из своего прошлого опыта. Думаю, нам нужно начать с чего-нибудь, что может дать нам преимущества в бою. Можно скачать несколько фильмов с Брюсом Ли или спортивных клипов с Мухамедом Али.
— «Боец», — рассуждаю я вслух, — о, или «Лицо со шрамом».
— Лицо со шрамом? — говорит она, сморщив нос.
— Мы должны найти оружие и все, что мы сможем найти, предоставь это мне, — пытаясь мыслить стратегически, говорю я.
— Что ты собираешься делать? — с любопытством спрашивает она меня.
— Рыжик, я изготавливал оружие на протяжении тысячи лет. Ты удивишься, что я могу сделать с ремнем и небольшими камешками, особенно сейчас, когда ты сильнее и быстрее чем раньше, — отвечаю я.
— Ну, Хэнк, нам понадобиться каждый козырь, который запрятан у тебя в рукаве. Наша самая большая проблема — это время. Мы как-то должны купить время. Чем больше времени у нас будет на тренировки и развитие, тем для нас будет лучше. Время либо поможет нам, либо убьет нас, — шепчет она, смотря на дорогу.
— Тогда я думаю настало время, чтобы приобщить меня к игре. Есть ли большие красные футболки. Я начну прямо сейчас, — говорю я, составляя в голове список тех вещей, которые мне нужно сделать.
Сначала Рыжик выглядит немного удивленной, словно она не ожидала, что я стану частью ее стратегического плана в нашей совместной жизни. Беру ее руку, прижимаю к своим губам и говорю:
— Я знаю, что ты не понимаешь этого, но мне не восемнадцать… у меня было так много жизней, что некоторые из которых я помню, даже не переводится на лексикон. Моя база данных все расширяется, и чем больше я блуждаю по моим воспоминаниям, чем больше изучаю, тем больше вспоминаю. Внутри меня хранятся бесконечные знания. Мои знания и мое сознание, словно мои инстинкты. — Она перестает следить за дорогой и изучает меня, будто видит меня по-новому. — Я верну тебя назад, мне просто нужно овладеть своей силой, и я тоже стану футболистом, поверь мне.
— Я верю тебе. Ты мой лучший друг, — без тени сомненья говорит она.
— Ты моя — навсегда, — отвечаю я.