13

ЛИАМ

Я тихо поворачиваю ключ в двери, не желая будить Ану. Ее комната находится на некотором расстоянии, на другой стороне пентхауса, но все равно я не хочу ее беспокоить. Я тихо захожу внутрь, темнота квартиры смыкается вокруг меня, и я собираюсь повернуться, чтобы пойти в свою спальню, когда слышу тихий звук, доносящийся со стороны комнаты Аны.

Я замираю на месте, а затем снова слышу это… тихий всхлип, словно кто-то плачет. Ана.

Мое сердце сжимается в груди. Я колеблюсь, не совсем уверенный, что мне следует делать. Я не знаю, захочет ли она, чтобы я знал, что она плачет, если я тот, кто захочет утешить. Но мысль о том, чтобы уйти в свою комнату, оставив ее плакать в одиночестве, пока она не заснет в темноте, кажется немыслимой. Я медленно прохожу через гостиную и по короткому коридору к двери Аны, останавливаясь перед ней. Теперь я слышу звук более отчетливо, тихие беспокойные всхлипы, которые звучат так, словно ей снится кошмар. Я слышу, как она ворочается в постели, и моя рука машинально тянется к дверной ручке, желание войти и утешить ее слишком сильно, чтобы сопротивляться. Я знаю, что это плохая идея. Я знаю, что из этого может получиться. Но никакая часть меня не может сейчас отвернуться и вернуться в свою комнату.

Комната слабо освещена из-за вида на город за окном, Ана закрыла прозрачные внутренние шторы, но не тяжелые внешние. Я вижу, как она сворачивается калачиком на одной стороне большой кровати, ее светлые волосы падают на лицо, а руки сжимают подушку, ее лицо искажено выражением страха или страдания, когда она издает очередной всхлип. Ясно, что она все еще спит, ей снится какой-то кошмар, и остается только догадываться, кто бы это мог быть, кто мучает ее даже во сне. Франко, Алексей, Александр, Иветт… возможно, кто-то еще, кого она еще не упомянула.

Я пересекаю комнату, направляясь к ее кровати, и не могу удержаться от того, чтобы присесть на край, чувствуя тепло ее маленького тела, исходящее из-под одеяла, когда она издает еще один тихий вскрик. Я осторожно прикасаюсь к ее плечу.

— Ана, — шепчу я ее имя, моя ладонь ложится на изгиб, пока я сопротивляюсь желанию прикоснуться к ее лицу. — Ана, проснись. Тебе снится кошмар, любимая, Ана…

Она снова плачет, задыхаясь, слишком крепко захваченная сном, чтобы так просто его отпустить. Я позволяю своей руке скользнуть вперед, костяшки моих пальцев касаются ее скулы, большой палец так близко к ее губам, что было бы легко прижать его к ним, почувствовать, какие они мягкие.

— Ана, любимая моя. Проснись. Тебе снится кошмар, он нереален.

Она ахает, мое прикосновение к ее лицу выводит ее из задумчивости. Она откидывается на подушки, принимая сидячее положение, слезы текут по ее лицу, а глаза на мгновение расширяются и становятся невидящими, когда она видит перед собой кого-то или что-то, кроме меня.

Ана издает звук, похожий на сдавленный крик, застрявший у нее в горле, когда она вскидывает руки, чтобы оттолкнуть меня, и я ловлю их в своих.

— Ана, это я. Лиам. Я не собираюсь причинять тебе боль. Тебе приснился кошмар.

Она моргает, слезы все еще текут по ее щекам, пока она медленно приходит в себя, осознавая, где она и кто я.

— Л-Лиам? — Она тяжело сглатывает, ее голос прерывается. — Я была…я была… им…

— Тсс. Тебе не обязательно говорить об этом сейчас. Это был просто сон. — Я знаю, это не так просто, что все, что ей снилось, когда-то было реальностью, но все, о чем я могу думать прямо сейчас, это успокоить ее, успокоить, чтобы я мог убрать этот испуганный взгляд из ее глаз. Я проскальзываю дальше на кровать, перемещаясь так, чтобы прислониться к стопке подушек с другой стороны от нее, и тянусь к ней, притягивая в свои объятия.

Ана на мгновение застывает, как будто собирается попытаться отстраниться, но затем я чувствую, что сопротивление покидает ее. Она падает мне на грудь, ее лицо прижимается к моему плечу, она прижимается ко мне, и я чувствую, что она снова начинает плакать. Ее плечи трясутся, когда ее руки тянутся к моей рубашке на пуговицах, сжимают ее и она плачет сильнее.

Она пачкает слезами мою рубашку, но мне, блядь, наплевать. Чувствовать ее в своих объятиях, позволять мне утешать ее, это все, на что я надеялся, когда шел по тому коридору, чтобы посмотреть, что происходит. Я, конечно, не хочу, чтобы она была несчастна, но я бы обнимал ее вечно, если бы это было необходимо, чтобы дать ей это. В этот момент я чувствую, что сделал бы все на свете, если бы это означало, что Ана будет счастлива. Я бы пошел куда угодно, сделал что угодно, отказался от чего угодно.

Все, что имеет значение — это она.

Мы долго сидим так. Ана свернулась калачиком в моих объятиях, мои руки гладят ее волосы, затылок, спускаются по спине, чтобы успокоить ее.

— Все в порядке, — бормочу я снова и снова. — Что бы ни случилось, теперь все кончено. Ты в безопасности, Ана. Ты в безопасности здесь, со мной.

— Ты обещаешь? — Она наконец отстраняется, и я вижу, какие красные и опухшие от слез глаза у нее даже в тусклом свете. — Я здесь в безопасности? Ты не позволишь…

Она замолкает, и мне интересно, что она собиралась сказать. Это могло быть что угодно… что я не позволю, чтобы ее снова забрали, или причинили боль, или не позволю Александру овладеть ею. Конечно, я хочу, чтобы это было последним, больше всего на свете я хочу, чтобы она видела его таким, как вижу я, чтобы ей никогда не хотелось возвращаться к нему, даже в самых маленьких, самых сокровенных уголках своей души.

— Ты в безопасности. — Я протягиваю руку, убирая с ее лица тонкие светлые волосы, при этом большим пальцем обводя острый угол ее скулы. — Я бы никогда никому не позволил причинить тебе боль, Ана, клянусь. Я никогда никому не позволю снова прикоснуться к тебе.

Она моргает, глядя на меня, свет снаружи отсвечивает серебром на ее коже, голубые глаза сияют на раскрасневшемся лице.

— А как насчет тебя? — Шепчет она, и я мгновение смотрю на нее, ничего не понимая.

— Что ты имеешь в виду?

Легкая улыбка приподнимает уголки ее губ, и я чувствую, как ее руки на моей рубашке расслабляются, ее ладони внезапно прижимаются к моей груди, вместо того чтобы сжимать ткань.

— Ты прикоснешься ко мне?

Вопрос застает меня врасплох. Я хочу прикоснуться к ней, конечно, нет в мире ничего, чего бы я хотел больше, чем этого. Даже сейчас, всего лишь вопрос, произнесенный ее тихим сладким голоском, заставляет мой член дергаться, напрягаясь от одной мысли об этом, от того, что мои пальцы касаются мягкости ее щеки.

— Сейчас я прикасаюсь к тебе, — хрипло бормочу я, мой голос хрипит от желания. Внезапно я отчетливо осознаю, где мы находимся, в ее постели, во что она одета… всего лишь в тонкую кофточку, и я не уверен, что еще.

Ана вздергивает подбородок, ее глаза встречаются с моими, и ее руки снова сжимают мою рубашку, когда она наклоняется вперед, почти оказываясь у меня на коленях. Ее губы всего в шаге от меня, и я чувствую, как ускоряется мой пульс, как бешено колотится сердце, когда мир сужается до нас двоих.

Я хочу ее. Я никогда ничего так чертовски сильно не хотел за всю свою жизнь.

— Нет, — шепчет она, одной рукой отпуская мою рубашку и накрывая мою там, где она касается ее щеки. — Вот так.

Ана хватает мою руку, опускает ее вниз, мои пальцы касаются ее ключицы, когда она опускает мою руку до самой своей маленькой груди, прижимая ее к себе через тонкий материал топа, и когда моя ладонь касается ее соска, я слышу, как она вздыхает, ее спина слегка выгибается, голова откидывается назад, а глаза закрываются от удовольствия. Именно в этот момент все остатки самоконтроля, которые у меня были, улетучиваются.

Звук ее тихого вздоха доходит прямо до моего члена, ощущение, как она выгибает спину, прижимается грудью к моей руке, делает меня тверже, чем, я думаю, когда-либо был за всю свою жизнь. Похоть пронзает меня горячей, обжигающей волной чистой потребности, и когда моя рука сжимается на ее груди, сжимая небольшой бугорок плоти, я слышу ее стон.

Блядь мне пиздец.

Я поднимаю руку, используя все остатки самоконтроля, которые у меня есть, чтобы убрать руку с ее груди и вместо этого обхватываю ее лицо ладонями, заставляя ее посмотреть мне в глаза.

— Ана, я хочу, чтобы ты подумала о том, что ты делаешь, — шепчу я. — Я не могу… у меня слишком мало самоконтроля, и я использовал каждую чертову частичку его в последние дни, чтобы держать свои руки подальше от тебя. Если мы начнем это, я не могу обещать тебе, что смогу остановиться.

Она наклоняется вперед, ее голубые глаза мерцают, когда она протягивает руку, ее пальцы обводят острый угол моей скулы, а большой палец проводит по моей нижней губе. Дрожь, которая проходит по мне от ее прикосновений, доходит до моего твердого, ноющего члена. Он болезненно пульсирует в моих внезапно ставших слишком тесными штанах, отчаянно желая оказаться внутри нее, и я знаю, что каждое слово, которое я только что сказал, было правдой. Если мы зайдем слишком далеко, не будет иметь значения, что я буду чувствовать по этому поводу утром, что может чувствовать она. Ничто не будет иметь значения, ни то, что произошло в Париже, ни Сирша, ни Короли.

Я не смогу удержаться от того, чтобы взять у нее все, что захочу.

Другая ее рука останавливается на другой стороне моего лица. Внезапно она оказывается верхом на мне, ее колени упираются по обе стороны от моих бедер, когда она наклоняется вперед, ее светлые волосы рассыпаются вокруг нежного, миниатюрного личика.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — шепчет она, а затем, прежде чем я успеваю произнести хоть слово, прежде чем я, черт возьми, могу вздохнуть, ее полные мягкие губы оказываются на моих.

Это все, что я, блядь, себе представлял. В моих фантазиях я был тем, кто целовал ее, но в данный момент это, блядь, не имеет значения. Ее руки на моем лице, поглаживающие мою бороду, запускающие пальцы в мои волосы, когда ее губы прижимаются к моим, нерешительно, а затем более смело, это все, что я представлял себе дюжиной разных ночей со своим членом в руке, мечтая об этом моменте. Ее рот теплый и мягкий, ее нежный язычок пробегает по моей нижней губе, побуждая меня приоткрыть рот.

Я взял за правило не целовать ее, вплоть до этого момента. Я хотел сохранить это, сделать это чем-то особенным, чем-то значимым для нас двоих. Я бы скорее позволил Александру убить меня, чем впервые поцеловал Ану у него на глазах под дулом пистолета, и даже когда я прикасался к ней с тех пор, я ее не целовал. Я хотел, чтобы это что-то значило, чтобы что-то изменить между нами, и я не знаю, подходящий ли сейчас для этого момент. Но она уже целует меня, ее язык скользит в мой рот, и тот факт, что она взяла это для себя, едва ли не лучше того, что я представлял в своей голове. Я не могу устоять перед ней, и я, блядь, не могу остановиться. Мои руки лежат у нее на спине, скользят вниз к узкой линии талии, мой рот открывается для ее языка, и когда я чувствую его тепло, скользящее по моему, я громко стону, мой член так тверд, что кажется, будто он вот-вот лопнет. Мне так чертовски хорошо с ней в моих руках, нежной и совершенной, и я нуждаюсь в ней с почти первобытной свирепостью, как никогда ни в чем прежде в своей жизни.

— Лиам. — Она шепчет мое имя напротив моих губ, за секунду до того, как ее язык снова переплетается с моим, и я улетаю. На вкус она сладкая, как чай с медом, и мои руки опускаются к ее бедрам, притягивая ее к себе на колени, к твердому выступу моего члена, угрожающему разорвать молнию на мне. Одеяло откидывается, и я обнаруживаю, что на ней только пара тонких хлопчатобумажных шортиков для мальчиков, ткань изгибается над небольшой выпуклостью ее задницы.

Я не думал, что смогу трахаться еще жестче, но мой член набухает еще больше, и мои бедра сами по себе поднимаются вверх, прижимаясь к жару между ее ног, когда я сжимаю ее задницу в своих руках. Она прижимается ко мне, и я чувствую исходящее от нее тепло, обжигающее сквозь слои одежды, доводящее меня почти до безумия от потребности в ней.

— Ана. — Я выдыхаю ее имя ей в губы, мои руки сжимаются на ее бедрах, я прижимаюсь к ней, как гребаный подросток, впервые целующийся со своей девушкой, трахающийся в ее спальне и надеющийся, что ее родители, блядь, не слышат. — Ана, я не смогу остановить…

Я пытаюсь предупредить ее еще раз, потому что чувствую, как мое желание переполняет меня, переступая грань здравого смысла, за гранью, где я могу сделать все, чтобы не дать шлюзам открыться и смыть нас обоих. Но все, что она делает, это крепче сжимает мое лицо между ладонями, ее рот наклоняется к моему, когда она выгибает спину, двигая бедрами так, что она плотно прижимается к гребню моего члена, тихо дыша, когда она целует меня, словно хочет меня так же отчаянно, как я хочу ее.

А я хочу ее больше, чем дышать, черт возьми.

Моя рука скользит ниже, под ее бедро, и я громко стону, когда чувствую, какая она влажная. Она чертовски промокла, промокла насквозь сквозь тонкий хлопок своих трусиков. Когда я просовываю пальцы под ткань, чтобы погладить горячие, набухшие складки ее киски, она задыхается напротив моего рта, с ее губ срывается сдавленный стон.

Я чувствую момент, когда мой самоконтроль полностью утрачивается, когда ее стон вибрирует у моих губ, когда я чувствую ее влажный жар, сомкнувшийся вокруг моих пальцев. Одним плавным движением я переворачиваю ее, перекатываю на спину и склоняюсь над ней. Я бросаюсь вперед, два моих пальца глубоко проникают в ее влажную, сжимающуюся киску, когда мой рот снова обрушивается на ее рот, и ее спина выгибается так глубоко, что ее груди плотно прижимаются к моей груди, сдавленный крик срывается с ее губ, когда она прижимается к моим пальцам.

— О боже, Ана, блядь… — Я громко стону ей в рот, мой большой палец находит ее клитор, когда я провожу пальцами внутри нее, чувствуя, как ее возбуждение изливается на мою руку, ее твердый клитор пульсирует под моим большим пальцем, когда я яростно потираю его, приближая ее к кульминации, когда ее бедра раздвигаются шире, а руки обвиваются вокруг моей шеи. — Кончай за мной, черт возьми, да, кончай за мной, моя хорошая девочка…

Я шепчу эти слова ей в губы, смакуя каждый вздох и стон, когда она дергается вверх, толкаясь в мою руку, моя ладонь плотно прижата к ее набухшей киске, когда я погружаю в нее пальцы, толкая ее через край. Мой член опасно пульсирует, когда я чувствую, как она сжимается вокруг моих пальцев, ее внезапный вздох дает мне знать, что она кончает, ее руки сжимают мои плечи. Я сам на грани того, чтобы сойти с ума, мой член, скользкий от предварительной спермы там, где он запутался в моих боксерах, и я снова целую ее, когда она кричит от оргазма мне в рот, зная, что теперь уже ничего не остановить.

Я не могу. Я знаю, что должен, но ей чертовски хорошо на моих пальцах, ее язык скользит в мой рот, когда она целует меня, затаив дыхание, и я чувствую, что умру, если не буду внутри нее. Когда мои пальцы выскальзывают из нее, она издает тихий, хныкающий стон протеста. Я чувствую, как мой член пульсирует от желания, когда я протягиваю руку, поглаживая ее по щеке, а другой рукой стягиваю с нее трусики, ее обнаженное бедро под моей ладонью… одна из самых сладких ебаных вещей, которые я когда-либо чувствовал.

— Не волнуйся, — шепчу я ей в губы, отбрасывая ткань в сторону и раздвигая ее бедра шире для себя. — Я собираюсь наполнить эту сладкую киску чем-нибудь гораздо лучшим.

— Пожалуйста. — Она задыхается у моего рта, ее руки уже на моем ремне, неуклюже вытаскивая его из пряжки, ее пальцы ищут застежку-молнию. Мои руки тоже здесь, мы оба пытаемся вытащить мой член, и когда я отталкиваю ее, она тянется вверх, запускает пальцы в мои волосы и снова целует меня в тот самый момент, когда мне удается спустить штаны и боксеры с бедер, моя бушующая эрекция высвобождается, когда я устремляюсь вперед между ее бедер.

Она такая чертовски мокрая. Я никогда не чувствовал ничего подобного. Моя головка члена скользкая от предварительной спермы, но она промокла от собственного возбуждения и первого оргазма, который я ей подарил. Тем не менее, это тесновато, ее тело содрогается вокруг меня в тот момент, когда я толкаюсь вперед, мой набухший член проникает в ее складочки и проскальзывает на первый дюйм в ее горячую, влажную, все еще трепещущую киску.

— Блядь! — Я стону это слово вслух, моя голова откидывается назад от чистого удовольствия, когда я сжимаю подушки по обе стороны от ее головы. Это все, что я могу сделать, чтобы не вонзиться в нее всем телом сразу, чувствовать, как ее влажный, сжимающий жар обволакивает весь мой ноющий, пульсирующий член.

Ана стонет, ее спина выгибается дугой, когда ее ноги обвиваются вокруг моих бедер, а руки сжимают мои плечи. Когда ее бедра тоже выгибаются, желая большего и затягивая меня еще на дюйм глубже, это все, что я, блядь, могу вынести.

Она нужна мне. Она нужна мне так чертовски сильно, что я не могу этого вынести, и я жестко вонзаюсь в нее, погружая каждый дюйм своего члена так глубоко в ее влажное, жаждущее тело, как только могу. Я чувствую, что достигаю ее конца, ее тело сжимается вокруг меня, как будто для того, чтобы удержать меня там, и я на мгновение замираю, содрогаясь над ней, когда мои руки сжимают подушки так сильно, что мне кажется, я разорву их на части.

— О боже, — шепчет она, ее глаза широко открываются, и я чувствую, как она дрожит подо мной от удовольствия. — О боже, о боже, о боже…

— Тебе нравится? — Мой голос звучит сдавленно, и я чувствую, как она сжимается и трепещет вокруг меня, этого ощущения почти достаточно, чтобы я тут же вскипел и потерял всякий контроль над собственным оргазмом.

— Да, — шепчет Ана, ее глаза снова закрываются, она выгибает спину, ее бедра тоже поднимаются, когда ее ноги сжимаются вокруг моих бедер. — Это так приятно, Лиам, пожалуйста…

— Боже, Ана… — я стону ее имя, мои бедра дергаются сами по себе, когда я начинаю вонзаться. С каждым дюймом, который я вынимаю из ее сладкой, тугой киски, я словно оставляю рай позади. Каждый дюйм, когда я погружаюсь в нее, это самое сильное удовольствие, которое я когда-либо испытывал. Она как будто создана для меня, идеально подходит, ее тело движется с моим в идеальном тандеме, как будто мы делали это сотни раз до этого, как будто это был не первый раз, когда мы спали вместе по собственной воле.

На самую короткую секунду воспоминание о том первом разе угрожает пробраться внутрь, но я отгоняю его со всей силой, на которую способен. Я не позволю себе думать об этом, не позволю этому все испортить: руки Аны обвивают мою шею, ее тело обволакивает мое, ощущения от этого такие чертовски приятные, что я хочу никогда не кончать, даже несмотря на то, что я так чертовски отчаянно хочу кончить.

— Лиам, я… — Она откидывает голову назад, ее дыхание учащается, когда она выгибается мне навстречу, и я чувствую, как она напрягается, чувствую, как ее тело начинает дрожать. — Я собираюсь…

Ее ногти впиваются в мою спину, на ее лице внезапно появляется маска чистого блаженства, когда ее ноги крепко обхватывают мои бедра, притягивая меня, и когда я чувствую, что она начинает кончать, я знаю, что собираюсь сделать то же самое. Я больше не могу сдерживаться, мой член пульсирует внутри нее, когда я чувствую, что набухаю и твердею до боли, и когда Ана издает сдавленный крик удовольствия, я толкаюсь вперед, желая погрузиться в нее по самую рукоятку.

— О боже, о… — вскрикивает она, ее дыхание прерывается. — Черт, Александр, черт!

Весь мир резко останавливается. Мое тело все еще мчится вперед без меня, мои яйца напряжены и пульсируют между ног, когда мой член высвобождается внутри нее вместе с горячим потоком моей спермы, заполняя ее, но я чувствую себя так, словно меня разрезали надвое. Где-то мое тело все еще испытывает самое изысканное наслаждение, Ана сжимается вокруг меня мертвой хваткой, высасывая из меня сперму так, как я никогда раньше не чувствовал, а потом остальная часть меня разлетается на миллион долбаных кусочков при звуке, как она выкрикивает имя Александра в разгар оргазма.

Я вырываюсь из нее, мои штаны спущены с бедер, а с моего члена все еще капает сперма, когда я наполовину поднимаюсь, наполовину спотыкаюсь с кровати. Ана ахает, ошеломленно моргая, чувствуя внезапную потерю, и смотрит на меня с секундным замешательством, прежде чем ее глаза округляются от ужаса. Я знаю, что она осознала, что натворила. Мой рот открывается, но я не могу подобрать ни единого гребаного слова, чтобы произнести. Это… как если бы я был во сне, самом лучшем гребаном сне за всю мою жизнь. Теперь реальность рушится вокруг меня, когда я смотрю на Ану, ее бедра все еще раздвинуты, обнажены ниже талии, моя сперма вытекает из ее все еще набухшей киски, а ее глаза снова наполняются слезами, когда она сидит, застыв.

— Лиам… — Она выдыхает мое имя, и волна гнева, которую я чувствую при звуке своего имени на ее губах, настолько ошеломляет, что я понимаю, что мне нужно уйти. Мне нужно убраться к чертовой матери из ее комнаты, пока я не сказал чего-нибудь, о чем буду сожалеть всю оставшуюся жизнь. — Лиам, пожалуйста…

Дюжина вещей, которые я мог бы сказать, проносятся у меня в голове, и все они настолько жестоки, что я знаю, что это навсегда уничтожит любую возможность чего-либо, между нами, если я их произнесу.

Я подтягиваю штаны одной рукой, заставляя себя вернуть их обратно со всей силой самоконтроля, на которую только способен. И затем, прежде чем Ана успевает снова произнести мое имя, прежде чем я могу потерять тот небольшой контроль, который у меня остался, я разворачиваюсь на каблуках и вылетаю из комнаты.

Так вот блядь, каково это, когда женщина разбивает тебе сердце.

Загрузка...