7

ЛИАМ

ЧЕРТ!

Я сжимаю руки в кулаки, когда выхожу из ее спальни, мое сердце колотится в груди, в голове проносится дюжина мыслей, и ни одна из них не хорошая. Ана влияет на меня так, как даже я не ожидал от нашего взаимодействия раньше. Я хочу ее так сильно, что едва могу это выносить. Я хотел раздеть ее там, в этой ванной, снять одежду, которую я ей купил, чтобы наконец увидеть ее обнаженной, трогать и целовать каждый дюйм ее тела, пока она не забудет всю боль, которую когда-либо испытывала, заменив все это удовольствием. Я хочу погрузиться в нее, трахать ее до тех пор, пока я не стану единственным мужчиной, которого она помнит, единственным, кто отпечатался на ее теле, единственным, кого она когда-либо снова захочет или полюбит.

Я чувствую, как это разрывает меня на части, я жду, заставляя себя сопротивляться, прикасаясь к ней только маленькими и нежными способами и предоставляя ей пространство. Я никогда раньше не понимал всепоглощающего, первобытного желания, только самый обычный вид возбуждения, такой, когда ты подцепляешь женщину в пятницу вечером, отвозишь ее домой для приятного секса, а затем вызываешь ей такси. Но Ана заставляет меня чувствовать себя почти безумным, обезумевшим от желания, твердым, как скала, и изнемогающим от одного лишь прикосновения моих пальцев к ее щеке. И после того, что она мне только что рассказала, возможность того, что между нами когда-либо что-то будет, кажется еще более невероятной.

Франко Бьянки.

В самолете она упомянула его как человека, причинившего ей боль, но я не представлял всей глубины этого. Я знал, что она была каким-то образом временно нетрудоспособна и потеряла карьеру. И все же я не знал, что ее ноги были так ужасно изуродованы, не представлял, каким ужасным образом ее пытали. Я, конечно, не понимал, что Франко, блядь, Бьянки был тем человеком, который был ответственен за это.

— Блядь! — Я выдавливаю проклятие сквозь зубы, злобно проводя руками по волосам. Я сказал себе, что должен быть честен с Анной. Мне нужно было прямо рассказать ей все по мере развития событий и выложить все это на кон, чтобы, если мы хотим быть вместе, мы могли начать с фундамента правды и честности.

Теперь я понимаю, насколько это было чертовски наивно.

Я не обычный человек. Я ирландский король. Даже если бы я сохранил свои руки относительно чистыми от крови и пыток до того, как помог Виктору с Алексеем и до того, как застрелил Александра, моя семья погрязла в этом не меньше, чем любая из криминальных семей. Мой отец, Коннор, Найл, Грэм, любой из других королей, все их руки обагрены кровью. А что касается Франко Бьянки… Этот человек в земле и уже некоторое время гниет вместе с моим… с нашим отцом, но он все еще преследует меня. Даже сейчас он угрожает единственному, чего я хочу, единственному, что действительно важно для меня.

После ухода Коннора мой отец хотел поставить его выше своего законного сына, а не меня, и Франко этим гордился. Он ненавидел меня так же сильно, как я ненавидел его, и эта ненависть преследует меня даже сейчас, после его смерти. Если я скажу Ане правду, она уйдет. Я знаю, что так и будет, и мне было бы трудно винить ее. Это будет еще одна вещь, портящая связь между нами, еще одно напоминание о боли каждый раз, когда она будет смотреть на меня, вдобавок к тому, что Александр уже сделал с нами.

Я уже не знаю, возможно ли преодолеть то, что сделал Александр, смогу ли я когда-нибудь снова прикоснуться к Ане без чувства вины, сможет ли она когда-нибудь захотеть меня, не сравнивая с Александром, сможет ли хоть что-нибудь компенсировать тот факт, что наш первый раз был по принуждению сумасшедшим. Если я добавлю к нему Франко…

— Боже и все святые, простите меня, — бормочу я, стоя в коридоре, изо всех сил стараясь не думать о ней в другой комнате, раскрасневшейся и обнаженной в ванне, и о том, как сильно мне хочется рывком открыть дверь и шагнуть обратно туда, вытащить ее тело и отнести влажную на кровать, прежде чем я изнасилую каждый дюйм ее тела своими пальцами, языком и членом. — Я не могу ей сказать. Я просто, блядь, не могу.

Ана здесь, в моем доме, живет под моей крышей. У меня есть шанс наладить отношения с ней, узнать ее при более обычных обстоятельствах и попытаться что-то построить с ней. Я, черт возьми, хочу жениться на ней, если смогу придумать, как разорвать мою помолвку с Сиршей, не уничтожая Королей полностью. Я хочу, чтобы она была моей навсегда, но она тоже должна этого захотеть. Я не буду принуждать ее, и я не буду вторым выбором вместо мужчины, который, блядь, владел ею.

Но если она узнает правду о Франко, это будет невозможно.

Чувство вины, переполняющее меня, обжигает мои вены, но я знаю, что принял решение. Я не могу потерять ее, не тогда, когда я только что привез ее сюда. Не тогда, когда у меня наконец появился с таким трудом завоеванный шанс, о котором я так долго мечтал.

Я стискиваю зубы, иду в гостиную и падаю на диван, обхватив голову руками. Я не могу сделать это один, но я не знаю, с кем поговорить. Я уверен, у Макса найдется для меня какой-нибудь совет, но сомневаюсь, что это будет тот совет, который я хочу услышать. Я достаю свой телефон, постукиваю пальцем по экрану и обнаруживаю, что пишу Найлу, прося его приехать. А затем я откладываю телефон в сторону, потирая лицо руками со стоном, который, кажется, исходит из самой моей души. Как только я начинаю думать, что все может измениться, на моем пути встает еще одно препятствие, но я не позволю этому остановить меня на пути ко всему, чего я с таким трудом добился. Я не могу позволить призракам моего прошлого удерживать меня от будущего, которого я так сильно хочу.

* * *

— Черт.

Голос Найла вторит моим мыслям, когда я заканчиваю рассказывать ему, выражение его лица напрягается, когда он качает головой. Ана все еще в ванне, или, по крайней мере, она не выходила из своей комнаты. Найл сидит напротив меня на другом кожаном диване, закинув руки на спинку, и он выслушал каждое мое слово, как и подобает хорошему другу. Технически он работает на меня, он мой заместитель, и мы часто можем расходиться во мнениях по таким вопросам, как то, что я должен делать с моей помолвкой с Сиршей. Тем не менее, он самый близкий мне человек, который есть у меня близкий к брату. И я доверяю ему больше, чем кому-либо другому в мире.

— Именно. — Я прикрываю рот рукой, разочарованно вздыхая. — Я не могу сказать ей правду, Найл. Я просто не могу. Она вернется на Манхэттен. Она ни за что не останется со мной, если узнает.

— Может быть, это было бы к лучшему. — Найл поднимает руку, увидев мгновенное выражение моего лица. — Просто выслушай меня, чувак. Ты хочешь эту девушку, но хочет ли она тебя? Звучит так, будто она прошла через ад и вернулась обратно. Ты думаешь, что это та женщина, которая может быть женой ирландского короля? Кто выдержит то, как другие пожилые жены будут обращаться с ней? Кровь течет глубоко в нашем мире, и ты знаешь это не хуже меня. Жены других королей узнают, что она заняла законное, по их мнению, — быстро добавляет он, — место Сирши в качестве твоей жены. Они не будут так приветливы с ней. Женитьба на ней будет нелегким путем для вас обоих. Ты говоришь, что она заслуживает немного покоя после всего этого, но это действительно то, что ты пытаешься ей дать?

Это больше слов, чем я слышал от Найла за один раз за долгое время. Я пристально смотрю на него с другого дивана, мы оба молчим несколько долгих мгновений после этого, и Найл вздыхает.

— Это не имеет значения, не так ли? — Он поднимает бровь, оценивающе глядя на меня. — Ты хочешь ее, да? И ни я, ни кто-либо другой не могу сказать об этом ничего такого, что заставило бы тебя изменить свое мнение. Ее категорический отказ был бы единственным, что могло бы это сделать.

— Даже не смей думать о том, чтобы действовать за моей спиной и разговаривать с ней. — Я прищуриваюсь, глядя на него, и Найл поднимает обе руки, качая головой.

— Клянусь Богом, я бы и не думал об этом. Но, Лиам, чувак, я бы хотел, чтобы ты смог увидеть и услышать меня, хотя бы на секунду. Она зажала тебя в тиски, это точно.

Я пристально смотрю на него. Найл всегда был откровенен со мной, но это выходит даже за рамки того, к чему я привык от него.

— Тиски, хм? — Я бросаю на него многозначительный взгляд. — Я предоставил ей место для ночлега, вот и все. Место для восстановления сил, для…

— Место, где можно влюбиться в тебя, начать полагаться на тебя, чтобы, когда ты попросишь ее выйти за тебя замуж, она согласилась.

— Я знаю, ты хочешь, чтобы я женился на Сирше. Каждый чертов ирландец в этом городе хочет, чтобы я женился на Сирше…

— Дело не в Сирше! — Найл впивается в меня тяжелым взглядом, качая головой и наклоняясь вперед, его огрубевшие руки зажаты между колен. — Черт возьми, чувак, ты знаешь, как я отношусь к девушке О'Салливан. Я думаю, ты настоящий идиот, раз не упал на колени в благодарность за шанс жениться на ней. Она красивая, элегантная, хорошо образованная, с хорошими манерами, подходящая жена для такого человека, как ты…

— Мне не нужно, чтобы ты снова превозносил достоинства Сирши.

— Дело не в ней, — повторяет Найл. — Я думаю, ты оказываешь ей медвежью услугу, но это касается Анастасии Ивановой и того, почему она здесь. Ты так чертовски настроен сделать ее своей женой, стать ее спасением, что не думаешь об этом до конца или о том, что для нее лучше. И ты также не думаешь об остальных Королях.

— К черту остальных королей, — рычу я. — Они хотят использовать меня как пешку в своих собственных махинациях, а не как своего лидера.

— Тогда стань их лидером. — Найл качает головой. — Ад… это определенно то место, куда многие из них хотели бы отправить тебя на данный момент. Есть много другого, о чем тебе сейчас стоит беспокоиться. Половина присутствующих за столом довольна союзом с итальянцами и русскими, а другая половина считает, что мы заключаем сделки с дьяволом. Почти каждый мужчина обеспокоен тем, что ты не решаешься произнести клятвы девушке О'Салливан. По словам сотрудника казначейства, наши доходы упали, и тебе следует искать способы, это исправить. — Он хмурится. — Есть немало людей, Лиам, которые не возражали против измены твоего отца и Франко, потому что это сделало бы их богатыми людьми. И еще есть Грэм О'Салливан…

— Что насчет него? — Слова выходят отрывистыми и сердитыми, моя челюсть сжимается, и каждый мускул в моем теле напрягается. Я чувствую, как гнев пульсирует во мне, пробирает до костей, отчего у меня начинает болеть голова. Я, блядь, не был предназначен для этого. Это должен был быть не я. Если бы мой гребаный брат не ушел…

Но Коннора больше нет, и ничто, черт возьми, не может этого изменить. Мне, нежеланному подменышу, предстоит продолжить наследие моей семьи. Наследие, на которое у меня никогда не было времени до того, как я стал наследником по умолчанию.

— Есть основания полагать, что он мог связаться с кем-то из наших поставщиков частным образом. Если это правда, то это плохой знак. Это означает, что он обдумывает войну против тебя… гражданскую войну, которая может сломать стол переговоров и оставить тебя всего с несколькими союзниками, по-настоящему преданными тебе. И Сирша…

— Это единственная гребаная вещь, которая гарантировала бы его лояльность.

Найл кивает.

— Я знаю, это не то, что ты хотел услышать, Лиам, но…

— Это не имеет значения. — Я качаю головой. — Я найду какой-нибудь другой способ добиться их лояльности. Я не могу этого сделать, Найл. Я не могу.

— Из-за Аны?

— Ты знаешь ответ на этот вопрос.

— Она тебе неподходящая жена.

— Мне все равно.

В комнате снова воцаряется тишина, тяжелая и гнетущая.

— Тебе предстоит долгая битва, парень, — тихо говорит Найл. — Ты только усложняешь себе задачу. А что касается ее, подумай о том, как с ней будут обращаться. Последствия того, что такая женщина, как она, станет твоей женой, будут плачевными. С какими трудностями вам обоим придется столкнуться после того, как вы оба через столько прошли…

— Она поймет, что это значит. Я расскажу ей. И если она захочет меня, то это будет потому, что она готова быть рядом со мной, несмотря ни на что…

— Ты расскажешь ей о Франко?

И снова тишина.

— Я так и думал. — Найл качает головой. — Ты мне как брат, Лиам несмотря на то, что я тоже работаю на тебя. И я буду рядом с тобой до конца, несмотря ни на что. До смерти, если это потребуется, спина к спине, бок о бок. Я буду сражаться с любым, кто угрожает твоему праву на это место. Но мне нужно, чтобы ты хорошенько это обдумал. Подумай о том, что это значит.

— А если я все равно скажу, что хочу ее, и ничто не изменит моего решения?

— Тогда я сделаю все, что нужно, чтобы убедиться, что у тебя это есть и ты по-прежнему сохраняешь свое место. — Найл пожимает плечами. — Это обещание, которое я тебе дал, и я намерен его сдержать. Но все, о чем я прошу, это чтобы ты точно знал, что для тебя нет другого пути, и ты ни за что не сможешь посадить ее на самолет до Манхэттена, оставив весь этот бардак позади.

Я чувствую, как сжимаются мои зубы, такое ощущение, что груз на моих плечах с каждым мгновением становится все тяжелее. В глубине души я знаю, каким был бы самый простой путь вперед. Но я не могу этого сделать.

Если я отпущу Ану, я буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

Но не так долго, пока есть шанс, что я все еще могу быть ей нужен.

Загрузка...