Исцеляющее прикосновение

Глава первая

Джакоба обвела взглядом пустую комнату.

Во всем доме из мебели остались только кровать да сломанные кухонные стол и стул, которые никто не захотел купить.

Окна с мелкими переплетами выходили в залитый солнцем сад.

В этом старинном доме с мезонинами, где она была так счастлива со своими родителями, прошла вся ее жизнь. Теперь она здесь чужая, и ей некуда ехать.

Могла ли она предположить, что придется покинуть деревню с милыми ее сердцу людьми, деревьями в парке, прудами в лесу, загонами для выездки лошадей!

Это был привычный и, казалось, незыблемый мир, в котором жили ее детские фантазии.

И вот он рухнул в один миг — ее отец и дядя, возвращавшиеся из Лондона, погибли при крушении поезда.

Пока была жива мать Джакобы, отец вполне довольствовался жизнью в Ворчестершире: его занимали лошади, охота, иногда — ловля лосося на Эйвоне. Когда он остался вдвоем с дочерью, ей было пятнадцать.

Тогда-то он и начал регулярно посещать Лондон в обществе своего брата.

Лорд Бресфорд был старше отца Джакобы всего на полтора года.

Его поместье, окруженное высокой кирпичной стеной, соседствовало с деревней. Будучи убежденным холостяком, он являл собою неисчерпаемый источник пересудов для деревенских жителей. Они шепотом передавали друг другу рассказы о его фривольных развлечениях с красавицами высшего света и связях с актрисами.

Джакоба слушала эти истории и втайне восторгалась актрисами. Она представляла их окруженными ореолом загадочности и сожалела, что сама никогда ничего об этом не узнает.

Порой отец давал ни к чему не обязывающие обещания взять ее в Лондон, когда она подрастет. Однако время шло, и у них становилось все хуже с деньгами.

Возвращаясь домой после очередной поездки в Лондон, отец начинал лихорадочно думать, какую еще ценную вещь можно продать. К великому изумлению Джакобы, ее дядя делал то же самое.

— Как можно продавать эту серебряную чашу, папенька? — запротестовала девушка. — Маменька говорила, что она досталась вам от вашего крестного, а когда-то принадлежала королю Георгу Третьему!

— Мне дадут за нее хорошие деньги! — раздраженно ответил отец. — А деньги мне нужны.

— Но зачем? Какую дорогую покупку вы сделали?

— Дело не в том, что я купил, а сколько потратил! — втолковывал ей отец. — В Лондоне все в пять раз дороже, чем здесь. А некоторые женщины способны вытянуть у человека из кармана все до последнего пенни получше любого магнита, но тебе этого не понять.

Он был прав: этого Джакоба понять не могла.

Однако она перестала возражать. Она молчала даже тогда, когда со стен были сняты зеркала эпохи королевы Анны, а из сейфа исчезли драгоценности ее матери.

Когда Джакобе исполнилось восемнадцать, она ожидала, что отец предложит ей поехать с ним в Лондон. Конечно, она понимала, он не в состоянии устроить бал, дабы ввести ее в светское общество, но он мог хотя бы познакомить ее с хозяйками салонов, которые, судя по газетным статьям, каждый вечер устраивали большие приемы, балы и вечера.

Надежды ее не оправдались: отец, как всегда, уехал в Лондон вдвоем с братом. Он только велел ей «быть умницей» и пообещал отсутствовать совсем недолго.

А когда Джакобе едва исполнилось девятнадцать, возвращение отца после очередного визита в столицу закончилось катастрофой.

Главный констебль сообщил ей о страшном крушении поезда, следовавшего из Паддингтона в Ворчестер. Она не могла поверить в смерть близких ей людей.

Похороны обоих братьев состоялись в небольшой деревенской церкви. Гробы были перенесены в семейный склеп.

О кончине лорда Бресфорда и его брата, достопочтенного Ричарда Форда, написали во всех газетах — особенно подробно в «Таймс» и «Морнинг Пост». И тем не менее на похоронах присутствовали только три их родственника. В тот момент Джакоба не могла осознать, насколько это ужасно для нее.

Одним из прибывших на похороны оказался двоюродный дядя, глубокий старик, который жил в соседнем графстве.

Две другие родственницы, пожилые двоюродные сестры, жили вместе в крошечном коттедже неподалеку от Малверна.

Джакоба знала, что их семья в незапамятные времена переехала в Англию из Корнуолла, но если там и оставались какие-то родственники, она ничего о них не слышала.

После похорон ей некогда было думать об этом: ее захлестнул поток счетов, хлынувший из Лондона. Оказалось, ее отец и дядя уже очень давно увязли в долгах. Вскоре пожаловали кредиторы, чтобы обнаружить ценности, оставшиеся в поместье дяди. Мистер Браунлоу, поверенный отца, сказал Джакобе, что придется продать все имущество, а также дома — Уик-Хаус, в котором жил ее дядя, и «Мезонины».

— «Мезонины»?! — потрясенно переспросила она.

— Боюсь, это так, — подтвердил поверенный. — И сомневаюсь, что денег от продажи имущества хватит, чтобы расплатиться со всеми долгами покойных.

Джакоба ошеломленно посмотрела на него и, помолчав немного, спросила:

— Вы… говорите и о нашем доме?

— Его тоже придется продать, конечно, со всем содержимым — хотя ваш отец уже распродал почти все ценное.

Девушка пребывала в шоке, но окончательно ее сразил аукцион, состоявшийся в дядином особняке.

Фамильные портреты ее предков пошли с молотка всего за несколько фунтов. Портрет матери, который она обожала, был продан, можно сказать, за бесценок!

Даже костюмы отца выставили на продажу.

Джакоба умоляла поверенного оставить хоть что-то из дорогих ей с детства вещей. Особенно больно было расставаться с вещами, принадлежавшими матери.

Мистер Браунлоу категорично заявил, что она имеет право оставить себе лишь то, что принадлежит ей лично, а все остальное подлежит продаже.

Джакоба едва сдерживала слезы, глядя, как лошадей отца и дяди уводят местные фермеры.

А когда аукцион закончился, она вернулась домой, где остались только кровать да два сундука с ее вещами.

— Сколько… сколько времени я могу находиться дома? — спросила она у поверенного, в отчаянии оттого, что ей некуда ехать.

— Пока его не продадут, — ответил он. — Вам разумнее было бы переехать к кому-нибудь из родственников.

— Каких родственников?

— Неужели у вас никого нет? — изумился мистер Браунлоу.

Джакоба стала вспоминать тех, кто приехал на похороны.

Две пожилые дамы сказали, что живут в крошечном коттедже. Девушка поняла, они очень бедны.

— Мы были бы чрезвычайно рады, если б вы навестили нас, милочка, — промолвили они на прощание. — Мы не сможем оставить вас на ночь, потому что в доме нет лишней спальни, но с удовольствием пригласили бы вас на ленч или чай.

Старик, приехавший из Глостершира, жил в доме замужней дочери с тремя детьми.

«Какой прекрасный дом был у вашего отца, — заметил он. — Я представляю, как тут было тихо и уютно! А мне приходится терпеть невероятный шум, иногда просто голова идет кругом. — Джакоба не успела еще ответить, как он сделал заключение: — Но мне не следует ворчать. Я слишком стар, чтобы жить одному. Дочь и зять по крайней мере позаботились, чтобы у меня была крыша над головой!»

Она, разумеется, не может обратиться к этим малознакомым и небогатым людям за помощью. К сожалению, и у нее самой денег нет.

— Ваша мать оставила вам все свои средства, — сообщил мистер Браунлоу. — Хорошо еще, что ваш отец не мог ими распоряжаться, иначе все было бы потрачено.

— И сколько у меня денег? — поинтересовалась Джакоба.

— Она вложила в государственные бумаги пятьдесят фунтов. С накопившимися процентами это составляет почти семьдесят фунтов. Но вы должны учесть, что, если потратите эти деньги, у вас больше ничего не останется.

— Тогда… что же мне делать? — чуть слышно спросила Джакоба.

— Насколько я понимаю, вы получили хорошее образование, — задумчиво сказал мистер Браунлоу. — Не сомневаюсь, вы сможете найти какую-нибудь работу.

Он немного подумал и добавил:

— Бы слишком молоды, чтобы стать гувернанткой, да и…

Он чуть было не сказал «вы слишком хороши собой», но вовремя остановился.

Будучи опытным поверенным, он знал немало случаев, когда молоденькие гувернантки попадали в беду. Виновником становился отец семейства, где работала юная девушка, или старший брат детей, за которыми она присматривала. Поговорив с Джакобой, мистер Браунлоу убедился, что она не только очень молода, но и очень наивна.

Какое же место ей найти, где она будет в безопасности и не попадет в сети мужчины, который может ее погубить? Он задумался.

— У меня есть идея, — сказал он наконец. — Почему бы вам не попробовать себя в качестве компаньонки какой-нибудь пожилой дамы? Насколько я знаю, многие светские дамы нанимают чтицу, когда у них ухудшается зрение. А некоторым нужно, чтобы им меняли книги в библиотеке или выводили на прогулку их собачек.

— Это звучит не слишком страшно, — улыбнулась Джакоба.

— Думаю, это зависит от того, кому вы служите, — заметил мистер Браунлоу. — Некоторые старики становятся очень капризными, а иные — слишком словоохотливыми!

Он явно знал это не понаслышке, и Джакоба невольно засмеялась.

— Было бы так приятно оказаться в Лондоне! — вдруг возмечтала она. — Ведь я всю жизнь прожила здесь и совсем не видела мир!

Мистер Браунлоу тотчас подумал, что Лондон таит в себе много опасностей для молодой, хорошенькой и одинокой девушки, но вслух сказал:

— Вот что я собираюсь сделать, мисс Форд. Я посмотрю объявления в «Таймс» и «Морнинг Пост», — не ищет ли кто-нибудь компаньонку. Если такового не найдется, тогда я за свой счет опубликую объявление от вашего имени.

— Вы очень, очень добры! — воскликнула Джакоба. — Надеюсь только, что, если вы найдете мне место, я вас не подведу и не окажусь ни на что не способной.

Поверенный был до глубины души тронут ее словами. Этот немолодой мужчина, женатый уже тридцать лет, не мог не оценить необычную красоту юной собеседницы — ее прозрачную, нежную кожу и огромные глаза теплого серого цвета, ее светлые волосы с тонкими прядями червонного золота.

И еще что-то необъяснимое отличало Джакобу от большинства ее ровесниц.

По дороге домой, в Ворчестер, мистер Браунлоу пытался взять в толк, какого черта достопочтенный Ричард Форд позволил себе вляпаться в этакую заваруху. Конечно, лорд Бресфорд всегда был известен как повеса и мот, но его младший брат, Ричард, казался человеком рассудительным и добропорядочным. По крайней мере до той поры, пока жива была его жена.

«Ему следовало думать о будущем дочери, а не развлекаться в Лондоне с женщинами, падкими на деньги!» — гневно осуждал он покойного.

Поверенный не сказал Джакобе, что в счетах, присланных из Лондона, значились немалые суммы за ювелирные изделия, меха и наряды. Ричард Форд делал дорогие подарки какой-то чаровнице, обожествляющей роскошь.

Вернувшись в «Мезонины», Джакоба приготовила себе на ужин два яйца. Есть пришлось на кухне за столом, у которого одна ножка была короче остальных, и под нее пришлось подложить кирпич. Столешница так перекосилась, что посередине образовалась широкая трещина.

Девушка сидела на стуле с отломившейся спинкой, вследствие чего он превратился в табурет. Перекладины спинки все еще торчали, а потому садиться на стул надо было очень осторожно.

Оставалось только радоваться, что плита на кухне была встроенная, иначе ее тоже продали бы.

В доме было еще немного угля, а в саду достаточно сухих веток.

«Может быть, я смогу здесь пожить еще какое-то время, — думала Джакоба за скудным ужином. — А может, найду какую-нибудь работу поблизости отсюда».

Однако она не вспомнила никого, кому могла бы понадобиться платная компаньонка: проживавшие поблизости фермеры были бы ужасно смущены, попросись она к ним на работу.

А три дня спустя на нее обрушился еще один удар.

Мистер Браунлоу приехал предупредить ее, что нашлись покупатели на дом и имение дяди.

— А… «Мезонины»? — в тревоге спросила Джакоба.

— Боюсь, и на них тоже, — ответил он. — Видите ли, дорогая моя, «Мезонины» раньше были вдовьим домом, поэтому мои компаньоны настояли на присоединении его к коттеджам и земле, составляющим имение.

Увидев в глазах Джакобы отчаяние, поверенный поспешил добавить:

— У меня есть для вас и хорошие новости! Этим утром я увидел в «Морнинг Пост» объявление, которое счел интересным.

Мистер Браунлоу вместе с деловыми бумагами прихватил и газету. Развернув ее, он прочел:

Когда мистер Браунлоу торжественно зачитал объявление, Джакоба воскликнула:

— Значит, я должна буду поехать в Шотландию?

— Вы не против?

— Нет… конечно же, нет! Я всегда мечтала увидеть горные районы… Я уверена, это будет очень интересно.

Мистер Браунлоу втайне порадовался, что девушка окажется вне пределов досягаемости молодых щеголей-аристократов, с которыми ей неизбежно пришлось бы столкнуться в Лондоне. Да и не только в Лондоне, а практически везде. Из этой же плеяды был и покойный отец Джакобы.

— Я определенно считаю, что на это объявление вам следует ответить.

— Я сделаю это сейчас же! — сказала Джакоба. — К счастью, мы не продали перо и чернила, пойду принесу их.

Она радостно улыбнулась и выбежала из кухни. Поверенный вздохнул.

«Она слишком юна, чтобы оставаться в одиночестве, — подумал он. — Но престарелый пэр — это, надо полагать, не слишком опасно».

Мистер Браунлоу слышал, что шотландцы богобоязненны и строго придерживаются христианской морали. Неукоснительно соблюдают субботние дни: ходят в свою церковь и закрывают жалюзи на окнах, чтобы не впускать в дом солнце.

«Там она будет в безопасности, — заключил он. — И, может быть, встретится порядочный человек, который женится на ней, несмотря на то что у нее нет за душой ни гроша!»

Джакоба торопливо вошла в комнату с чернильницей и гусиным пером. Мистер Браунлоу продиктовал ей текст письма, в котором подчеркивалось, что она получила превосходное образование. А еще он велел Джакобе написать, что она будет счастлива приехать в Лондон, чтобы встретиться с мистером Макмердоком. Однако ее будущему нанимателю следует учесть, что, поскольку в настоящий моменту нее нет работы, она вынуждена просить его прислать денег на дорожные расходы.

— Вы не считаете… что это звучит чересчур… меркантильно? — нерешительно спросила Джакоба.

— Послушайте, милочка, — ответил мистер Браунлоу, — от голода вас отделяют всего семьдесят фунтов. Когда эти деньги будут потрачены, вам придется либо ходить с протянутой рукой, либо вернуться сюда в надежде, что кто-нибудь из жителей деревни вас пожалеет и возьмет к себе.

— Как я могу… на это надеяться? — прошептана Джакоба. — Бее они бедны, у большинства нет места даже… для собственных детей, не то что для гостей!

— Значит, вы не имеете права тратить ни пенни из своих денег. Берегите их на черный день. А если кто-то нуждается в вашей помощи, ему следует за это заплатить!

— Наверное, дорога в Шотландию обойдется недешево! — заметила Джакоба.

— Тогда вы не сможете поехать, если вам не оплатят билет! — твердо заявил мистер Браунлоу.

Он несколько раз повторил свое предостережение и дал девушке необходимые советы. Оставалось только надеяться, что, если из Лондона придет ответ, Джакоба воспользуется ими.

Когда поверенный ушел, Джакоба побежала на почту отправить свое письмо.

Перспектива оказаться в Шотландии казалась ей необычайно привлекательной. И дело было не только в возможности увидеть новые места, о чем она давно мечтала. Ее угнетала сама мысль оставаться одной в пустом доме.

Джакоба невольно вспомнила, как красиво было в «Мезонинах», когда была жива мать. Чтобы сделать приятное отцу, она всегда приносила из сада цветы и ставила букеты у него в кабинете, в холле и в гостиной.

Обычно отец не обращал на это внимания, но Джакоба продолжала украшать дом цветами, уверенная в том, что этого хотела бы ее мать.

Она ставила новые букеты даже тогда, когда отец уезжал в Лондон, на случай его внезапного возвращения.

А теперь комнаты опустели, покрылись пылью. На стенах остались пятна там, где висели картины. Глядя на каминную полку, Джакоба всякий раз с болью вспоминала фигурки из дрезденского фарфора. Они играли особую роль в ее детских фантазиях.

«Мне будет легче, когда я отсюда уеду», — решила девушка.

Она вдруг подумала, что престарелому пэру было бы приятно слышать ее мягкий голос и четкое произношение, поэтому стала практиковаться в чтении вслух. В пустых комнатах голос звучал странно, призрачным эхом отражаясь от голых стен.

Каждый день Джакоба с волнением ожидала почтальона, но письма все не было, и она уже почти отчаялась, даже собралась попросить мистера Браунлоу снова посмотреть объявления в газетах. И в этот миг в дверь постучали.

Джакоба варила яйцо — единственное, что она могла себе позволить на завтрак. Дополнительные покупки казались ей недопустимым расточительством. Со вчерашнего дня у нее оставалось немного хлеба и масла. А ей, конечно, очень хотелось отведать кусочек колбасы или бекона.

Она как раз вынимала яйцо из кастрюльки с кипящей водой, когда услышала стук в дверь. Осторожно положив яйцо на тарелку, она побежала к двери. Почтальон, знавший ее с младенчества, радостно сказал:

— Доброе утро, мисс Джакоба! Вот ваше долгожданное письмо.

Оно из Лондона? — встревожилась девушка.

— А как же!

С этими словами почтальон протянул ей письмо. Секунду она в замешательстве смотрела на конверт, моля Бога, чтобы там не оказался очередной неоплаченный счет. Потом осознала, что конверт адресован «Мисс Джакобе Форд», а значит, в нем ответ на ее письмо.

Почтальон не уходил. Как и все жители деревни, он знал, что Джакоба хочет устроиться на место компаньонки престарелого пэра из Шотландии. Она выросла у них на глазах, и все были искренне к ней привязаны, а потому ждали ответа с таким же нетерпением, как и она сама.

Прислонясь к давно не крашенной двери, почтальон не спускал с девушки глаз.

Она прочитала письмо и радостно воскликнула:

— Мне велят немедленно ехать в Лондон! И — смотрите — вот билет на поезд!

— Ну что ж, — сказал почтальон, — новости, значит, хорошие, мисс Джакоба. И конечно, мы все вам желаем удачно устроиться в Шотландии, хоть это и далеко от дома!

— Мне надо ехать в Лондон завтра с утра. Пожалуйста, расспросите в деревне, не собирается ли кто-нибудь в Ворчестер. Тогда они могли бы меня подвезти.

Немного помолчав, она обеспокоенно спросила:

— Завтра ведь кто-то едет туда?

— Ну вы же знаете, что завтра среда. Фермер Вилли Хоки по средам всегда возит на рынок цыплят и яйца.

— Да, конечно! — обрадовалась Джакоба. — Будьте добры, спросите его, не возьмет ли он меня с собой? И наверное, заведующий почтой мистер Гудмен знает, какие поезда идут утром в Лондон.

— Это и я вам скажу. Вы можете отправиться девятичасовым. Ни к чему вам приезжать в Лондон на ночь глядя!

— Да, конечно, — кивнула Джакоба.

— Так я пойду скажу Вилли, что вы едете с ним.

Почтальон спустился по ступенькам и пошел к калитке; там он обернулся и помахал девушке рукой.

Она знала, почтальон расскажет всей деревне, что ей пришел ответ из Лондона. И действительно, во второй половине дня в «Мезонины» явились несколько женщин, чтобы пожелать ей удачи. Они хотели своими глазами увидеть письмо. Но трогательнее всего было то, что каждая принесла небольшой подарок.

Одна женщина вручила ей носовой платок. Сама она получила его на Рождество, но решила, что он слишком маленький и тонкий, чтобы им пользоваться.

Вторая подарила вязаный шарф — на случай, если в этой «шотландской глуши» окажется холодно. От третьей девушке достался талисман, который оберегал дарительницу с детства. Она не сомневалась, что именно благодаря своему талисману обрела хорошего мужа и троих здоровых ребятишек.

Все были так добры, что растрогали Джакобу до слез.

Когда гостьи ушли, она поднялась наверх — решить, что надеть в дорогу. Ее отец сказал бы, что первое впечатление играет очень важную роль. Джакоба долго не могла выбрать между платьем матери — немного старомодным — и своим собственным. Дорожное платье матери, темно- синее, с коротким жакетом поверх красивой блузки и юбкой, по низу отделанной воланом с тесьмой, было пошито из добротной материи; над ним трудилась дорогая портниха из Ворчестера.

Поразмыслив, Джакоба остановилась на этом костюме, и не подозревая, что в нем ее кожа кажется особенно прозрачной, а червонные отблески в волосах еще больше подчеркивают ее очарование.

К костюму прилагалась простая и элегантная шляпка.

Не без труда Джакоба отыскала пару приличных перчаток.

«Если я оденусь слишком хорошо, то могут решить, будто я чересчур легкомысленна», — подумала она утром, готовясь к отъезду.

Но ей было трудно заставить себя надеть что-нибудь другое.

Фермер отнес сундуки вниз.

Только тогда Джакоба вдруг осознала, что прощается со своим домом!

Прощается со всем, что было ее жизнью в течение всех девятнадцати лет. Поддавшись внезапному движению души, она стремительно взбежала наверх, в спальню матери.

Некогда это была очень уютная комната, с большой белой двуспальной кроватью, завешанной белым муслиновым пологом. На окнах висели светлые занавески с нежным узором.

Теперь вся обстановка была продана, включая большой белый туалетный столик и умывальник с беломраморным верхом. Однако на секунду Джакобе показалось, будто мать сидит на кровати и приветливо ей улыбается.

— Прощай, мама! — прошептала она.

И вдруг она ясно поняла, — словно кто-то свыше сказал ей это, — что прощаться не надо. Ее мама по-прежнему рядом с ней, чтобы помогать и оберегать от бед.

Еще на несколько долгих секунд Джакоба задержалась в дверях. Она ощутила запах фиалок: именно такими духами всегда пользовалась мама. Почувствовала она и запах сухих духов, он всегда исходил из вазы, которая стояла на подоконнике.

На глаза навернулись слезы, девушка всхлипнула и побежала вниз по лестнице.

Билли Хоки как раз ставил ее сундуки на повозку; они кое-как приютились вместе с цыплятами и яйцами. Джакоба села рядом с фермером, и молодая лошадка устремилась через ворота «Мезонинов» на дорогу.

Многие жители деревни вышли на улицу, чтобы помахать Джакобе, и кричали ей вслед:

— Счастливо!

— Помогай вам Бог!

— Возвращайтесь скорее!

Когда повозка выехала из деревни, тронутая их вниманием девушка вытирала слезы.

— Ну не горюйте так, мисс Джакоба! — сказал фермер. — Если в этой Шотландии вам будет плохо, возвращайтесь домой.

— А если я вернусь… куда я пойду?

— Что-нибудь придумаем. Уж лучше поставить палатку в саду, лишь бы оставаться с теми, кого любите.

От его добрых слов Джакобе стало еще труднее справляться со слезами.

Она смогла успокоиться, только когда они подъехали к Ворчестеру. Вилли Хоки высадил ее у вокзала и занес туда сундуки, а она горячо его поблагодарила.

На прощание фермер сказал ей:

— Ну, берегите себя и не попадайте ни в какие переделки.

— Я буду стараться! — промолвила Джакоба.

— И не доверяйте каждому встречному, — добавил он. — Люди бывают разные. Некоторые — просто никудышные, чего бы они вам о себе ни плели!

— Я буду осторожна, — заверила его Джакоба.

Фермер уехал, а она вышла на платформу, и вдруг на нее навалился страх.

Девушка никогда не путешествовала одна, всего два или три раза ездила на поезде с отцом. Да и проехать надо было совсем немного— они всегда оставались в пределах графства. Теперь же она не могла не вспомнить, что именно поезд послужил причиной гибели отца и крушения всей ее жизни.

«Может, я вообще не доберусь до Лондона», — подумала она, но сразу же одернула себя.

В газетах, где описывалась гибель ее отца и дяди, отмечалось, что серьезные происшествия на железных дорогах случаются крайне редко.

Однако, когда на станцию, тяжело пыхтя, въехал поезд, Джакобе он показался огромным и страшным зверем. Больше всего ей хотелось убежать, она уже решила, что сможет найти какую-нибудь другую работу.

Но тут, заметив испуганную девушку, стоявшую с потерянным видом, к ней подошел добродушный носильщик и спросил:

— Вы одна, мисс?

— Д-да… одна.

— Я отыщу вам место, — пообещал он. — Вам лучше подойдет купе «Только для дам».

— Ах да, будьте так добры! — согласилась Джакоба.

Он открыл ей дверь купе и, когда она села, сказал:

— Я отнесу ваши сундуки в багажный вагон.

Джакоба поняла, что надо дать носильщику чаевые, и, открыв кошелек, протянула ему шесть пенсов. Он так горячо и долго ее благодарил, что она подумала, не проявила ли излишнюю щедрость. «Мне надо бережнее относиться к деньгам и не забывать, что сказал мистер Браунлоу».

Она устроилась на угловом сиденье, заметив, что, кроме нее, в купе находятся еще две женщины. У одной была большая корзинка, завязанная клетчатым платком. Только тут Джакоба сообразила, что ей следовало взять с собой еду для ленча. Прежде ей это и в голову не приходило, а ведь она ушла из дома так рано — едва успела выпить чашку чая!

Теперь в Лондон она попадет, сильно проголодавшись.

«Как глупо было не подумать о еде!» — вздохнула она.

Из рассказов отца она знала, что по пути поезд делает несколько продолжительных остановок. На станции она может купить что-нибудь поесть. Но она сразу же укорила себя за это, ибо такую роскошь позволить себе не могла.

Проводник дал свисток, и поезд тронулся. Джакоба приветливо помахала рукой носильщику, который помог ей сесть в вагон. Утешало лишь то, что она получит удовольствие от первого в ее жизни длительного путешествия.

Теперь она переезжает из мира, который знала и любила в течение девятнадцати лет, в новый, совершенно незнакомый мир. И он внушал ей немало опасений.