Исцелю тебя

Глава 12

ДМИТРИЙ

— Светлана, какого чёрта? Что ты себе позволяешь?

— Ах, Светлана, значит? Я больше не твоя дорогая любимая Лана, да? — из каждого её слово сочился яд, — нашёл себе молодую пизду и забыл о жене, которая была рядом с тобой целых семь лет? Так выходит, Орлов?

— Прекрати истерить! Кто о ком забыл, это большой вопрос.

— Да неужели! Стоило мне отвернуться на мгновение, как ты притащил свою потаскуху домой. Ты в край охренел, Дима.

— Ещё одно слово в адрес Татьяны, и я забуду, что ты моя жена.

— А когда ты с ней трахался тут, в нашей квартире, типа помнил, да? И не постеснялись ведь, при ребенке практически!

— Прекрати нести этот бред! Замолчи, или я за себя не отвечаю!

— Да что ты мне сделаешь, ничтожество! Ты же мямля бесхребетная, а не мужик! Теперь ещё и урод безногий, тьфу. Этой твоей Татьяне совсем видно всё равно, перед кем ноги раздвинуть, раз не побрезговала, а ты и рад воспользоваться! — я слушаю и не узнаю в этом чудовище свою жену.

Как такое возможно?! Такой не становятся за два месяца. Такой рождаются. Я был слеп, когда думал, что Светлана нежная и ранимая девушка, которой нужна помощь и поддержка. А на деле нежняшка оказалась кровожадной пираньей.

— Что молчишь, стыдно, да? Спутался с какой-то швалью за моей спиной, думаешь, на жену теперь плюнуть можно, да?

— Хороша жена, — выплюнул я, — сама-то где шлялась два месяца, пока твой муж практически обездвиженный лежал в больнице?! Напомни-ка мне, сколько раз ты меня навещала, заходила поддержать? Ну же, говори, почему замолчала? Не можешь сосчитать, со счёту сбилась? Так я подскажу — два раза, по пять минут, за все два месяца! Охренительная забота, дорогая жена!

— Да, я редко приходила, и что? Не было у меня времени ещё и к тебе бегать, мне работать пришлось с утра до ночи!

— А вот отсюда поподробнее, куда это ты устроилась, что приходится работать двадцать четыре на семь, при этом забив на мужа и на дом?

— А тебе какая разница? Ты по какому праву меня допрашивать смеешь, — презрительно фыркнула стерва, продолжая собирать вещи.

— По праву твоего мужа! Или для тебя это слово уже так, пустой звук?

— Я не буду тебе отвечать. Мне нужны были деньги, и я нашла где их взять, вот и всё.

— Как интересно, тогда позволь узнать, за какие такие твои услуги тебе там платят? Ты же ничего не умеешь.

— Не позволяю. Просто нашлись люди, способные оценить меня по достоинству. И вот чего я скажу. Я устала так жить. Устала считать каждую копейку! Я хочу жить, не оглядываясь на то, хватит ли мне денег, чтобы одеть и накормить эту мелкую спиногрызку. Родила на свою голову!

— Что ты сказала? — сейчас я даже рад, что сижу в коляске, иначе забыл бы, что на женщин нельзя поднимать руку. — Светлана, лучше всё-таки заткнись, иначе я за себя не ручаюсь. Какая же ты дрянь. Как можно о родном ребёнке так говорить! Ты же мать!

— Не называй меня так, понял! Да будет тебе известно, я ненавижу детей. Никогда не хотела их иметь. И надо же, именно с тобой лоханулась.

Я от шока просто захлебнулся словами, которые уже готовы были сорваться с моих губ.

— Значит так, муженёк, я сейчас собираю твои вещички, ты берешь чемодан в зубы и со своей драгоценной дочкой сваливаешь на все четыре стороны, а я, так и быть, при разводе откажусь от Алины безо всяких споров.

В какой момент моя жизнь стала похоже на сюрреалистический ужастик? Я на мгновение завис от слов жены, которая с явным удовольствием собирала мои вещи. Собирала, чтобы вместе с дочкой выкинуть меня из моей же квартиры. Охренеть — не встать. Епт, дожил называется. В этот момент внутри меня окончательно что-то умерло, сердце покрылась льдом, а я весь окаменел.

— Значит, вот как ты всё решила? — не сказал, а прохрипел.

— Это моё условие, иначе дочь тебе не видать. Опеку калеке никто не даст, — противно рассмеялась гадина, носившая мою фамилию.

— А если я всё же не соглашусь? — смог спросить я почти спокойно. Теперь мне хотелось узнать, как низка пала Светлана.

— Если не согласишься, я заберу Алину с собой. Поплачу в суде, пожалуюсь, какой ты никудышный отец, на работе и с друзьями пропадаешь, с ребёнком почти не общаешься. Мне отдадут твою дочурку не раздумывая. Угадай, что я с ней сделаю через пару месяцев после суда? Хотя у меня сил нету ждать, когда ты додумаешься.

Я молча слушал, словно какой-то мазохист, намеренно причинял себе эту боль, чтобы окончательно вытравить из своего сердца любовь к этой аморальной стервы. Всё, что ещё оставалось во мне после больницы, осыпалось сейчас остывшим пеплом.

Но Светлана расценила моё молчание по-своему и ликующе продолжила.

— Так вот, мой дорогой, если ты не откажешься от квартиры, то твоей маленькой, любимой принцессе предначертано жить да поживать в детском доме, куда я её самолично и с удовольствием сдам, после того как лишу тебя родительских прав. Избавлюсь наконец от этой обузы, и будь уверен, найду детдом в такой глуши, что ты и через десять лет её отыскать не сможешь.

— Ты всё сказала? — мой голос звучал безжизненно, словно все силы вдруг закончились во мне вместе с чувствами.

— Думаю, да. Так что бери чемодан и валите вместе с дочкой к своей шлюховатой сопливой девчонке, которая постоянно пускает на тебя слюни, когда думает, что я не вижу. Видишь, я такая добрая, что даже собрала вещи за тебя, чтобы ты не утруждался. Могу даже помочь такси вызвать... а хотя, я и забыла, руки-то у тебя работают.

Я молча подъехал к Светлане на коляске, а она стояла с видом победительницы, дерзко задрав голову вверх. Схватил её за руку и притянул к себе. Когда она упала мне на колени, больно взял её за волосы и процедил сквозь зубы.

— Пошла из этой квартиры в направлении на хуй, сука!

Выпалил и брезгливо оттолкнул её, от неожиданности Светлана не удержалась на своих каблуках и упала на пол.

Я никогда не поднимал на жену руку, за все годы брака худого слова ей не говорил, как оказалось — зря.

Она сидела на полу, смотрела на меня широко раскрытыми глазами и недоуменно хлопала ресницами.

— У тебя двадцать минут, чтобы собрать своё барахло и свалить из моего дома, — моим голосом можно было заморозить города, настолько он стал холодным и неэмоциональным.

— Ты, ты, — она ошарашенно потрясла головой, — Ты поднял на меня руку?

— О чем уже жалею, — её глаза на миг триумфально зажглись, — не стоило пачкаться об тебя напоследок. От тебя даже кислотой теперь не отмыться.

От моих слов на её лице появилась такая отвратительная гримаса, что я чуть не отшатнулся. От её былой красоты и нежности не осталось и следа, сразу проступила хищность, что ли. Какое-то паронормальное явление, так разом измениться. Все ужастики, которые я когда-либо смотрел, нервно курят перед ней.

Теперь, когда все маски сброшены, я начинаю понимать, почему мама, Олег и другие смотрели на неё с брезгливостью и неприязнью. Только я, дурак и слепец в одном флаконе, ничего не видел и не замечал.

Мне становится тошно от одной мысли, что это дрянь не только делила со мной жизнь, но и постель. Мерзко, гадко и противно. Захотелось встать под душ и сутками отмываться. Но как? Если я даже залезть в ванну самостоятельно не могу.

— Твоё время пошло, так что поторапливайся, иначе вылетишь отсюда с голой задницей.