ДМИТРИЙ
Светлана встала с пола, отряхнула свою микроскопическую юбку и с отвращением на меня посмотрела.
— Вот уж хренушки! Скорее ты свалишь отсюда, а не я. Между прочим, я имею право на половину жилплощади, как на совместно нажитое имущество, мы же эту квартирку в браке купили. За дуру меня принимаешь? Думаешь, я не знаю элементарных законов?
— Ты и в самом деле дура, причём круглая. Прежде чем права качать, в бумаги бы посмотрела. На эту квартиру ты не имеешь никакого права, хоть наизнанку вывернись. Тебе здесь ничего не перепадёт. Из совместно нажитого у тебя только тряпки, на которые ты с таким удовольствием тратила мои деньги.
После моих слов, Светлана выпучила свои глаза и с визгом прокричала:
— Ты, придурок ломаный, что ты такое несёшь?!
— Закрой свой рот, идиотка, ребёнка сейчас разбудишь. Что непонятного в том, что я сказал тебе? Хочешь, повторю ещё раз? Если да, то с большим удовольствием — пошла отсюда на хуй, сука.
— Это я-то сука?! — она даже захлебнулась от гнева,
— Да как ты смеешь так называть меня! Как ты смеешь меня выгонять, я потратила на тебя свои лучшие годы, урод!!!
В коридоре послышались детские шаги, и в комнату заскочила заспанная Алинка.
— Папа, а цто так гломко? — сонно спросила она. Потом увидела Светлану, просияла, побежала к ней, протянув навстречу руки, — Мамоцка, я так скуцала по тебе, оцен и оцен!
При виде дочери отвращения на лице Светланы стало ещё больше.
— Не смей ко мне прикасаться, ещё испачкаешь. Быстро отошла от меня. Ненавижу тебя, всю жизнь мне испортила!
Глаза Алинки от обиды и непонимания наполнились слезами. Она горько всхлипнула и побежала ко мне. У меня за дочь сердце разрывалось. Мне было за нее в тысячи раз больнее, чем за себя.
Проклинал всё на свете, что не могу встать и первым подойти к ребёнку, которому только что разбила сердце родная мать. Дочка приняла мои объятия, залезла ко мне на колени, уткнулась лицом в грудь и горько заплакала.
— Всё, всё, моя принцесса, не плачь, папина радость.
Посмотрел на ледяную стерву, которая смотрела без капли любви на своего родного ребёнка, и мне впервые захотелось избить человека до крови. Хотя назвать эту бессердечную куклу человеком можно лишь с натяжкой.
— Кому сказал, пошла отсюда, иначе спущу с лестницы!
— Ну да, ну да, — издевательски пропела это дрянь. — Докатись сначала до лестницы, убогий. Между прочим, это всё ещё мой дом, и так просто я отсюда не уйду.
— Твой дом? Ты сейчас серьёзно? Мечтай, дура. Твой дом находится в жопе мира, откуда ты приползла, а эта квартира принадлежит моей матери. Поняла меня?
— Что значит: твоей матери? Но... ты же платил ипотеку. Ты... ты меня обманываешь! — истерично завопила Светлана.
— Блин, какая же ты громкая, уши закладывает. Замолчи уже, достала. Меньше нужно было шляться по салонам, лучше бы делами семьи занималась. Квартира записана на имя моей мамы. А у тебя здесь временная регистрация, которая периодически продлевалась. Я надеялся купить нам дом, и вписать тебя уже туда, но ты со своими тратами даже на первый взнос не давала накопить. Так что к этой квартире ты не имеешь никакого отношения.
— Ты меня обманул? Обманул! Ах ты, скотина, я столько тебя терпела, а ты для меня квартиры пожалел, да?
— И не зря, как оказалось.
— Ненавижу тебя!
— С недавних пор мне плевать, убирайся из моего дома.
— Лучше бы ты сдох, сдох, понял?! Ты же настоящий урод, посмотри на себя. И ты надеялся, что я всю жизнь буду тебе лоточек придерживать и с ложечки кормить? Даже не смей мечтать об этом, понял, ты, ничтожество! — плевалась ядом моя жена, женщина с которой я прожил семь лет, которую любил безоговорочно.
Проклиная меня и нашу совместную жизнь, она вытряхнула из чемодана мою одежду и начала складывать туда своё барахло.
Каждое её слово вонзилось в мое сердце острыми иглами. Было обидно, за себя и за дочь, за годы, которые эта дрянь у меня украла.
Ей было плевать, как на меня, так и на перепуганную Алину, которая оказалась невольной свидетельницей всего этого кошмара. Из её прекрасных глаз текли слезы душевной боли и страха.
Малышка прижималась ко мне своим тоненьким тельцем в надежде найти хоть чуточку тепла. Но как мне согреть её, если сам словно заледенел изнутри? Как мне защитить дочь от демонов, терзающих её невинную душу, если главный демон — это её родная мать?
— Раз мы всё выяснили, не вижу смысла и дальше влачить жалкое существование рядом с таким неудачником, как ты. Толик увезёт меня в Италию. Он, в отличии от тебя, настоящий мужчина, никогда не заставит меня считать копейки, как это делал ты, — с упрёком выплюнула моя некогда любимая жена.
— Толик, значит. Вот как твою работу новую зовут. — я прикрыл уши Алине, чтобы хоть так оградить её от нашего совсем недетского разговора. — И ты ещё что-то про Татьяну вякала? Пока я мучился в больнице, ты вовсю раздвигала ноги для какого-то гондона? Хороша работка, как раз по тебе! Так упахалась, бедная, что за два месяца даже родного ребёнка ни разу не навестила!
— Вот в этом и весь ты, Орлов. Всегда что-то требуешь, что-то хочешь. А обо мне ты хоть раз подумал? Я молодая и красивая. Мужчины за меня драться готовы, а я, по-твоему, должна себя заживо похоронить, ухаживая за калекой? Работать в три смены, чтобы получать какие-то копейки? И тратить всё тебе на памперсы, а себе одежду в сэконд-хэнде покупать? Есть макароны с сосисками?! Ты дебил Орлов, если на это рассчитываешь!
— Я от тебя только на одно рассчитываю — чтобы ты свалила уже и не отравляла меня своим присутствием.
Дожили! Жена говорит мне о своём богатом любовнике, при этом разговаривает со мной, как с кучкой навоза, а я должен молчать, что-ли?!
Или Светлана думает, что я буду на коленях умолять, чтобы она не уходила? Так уже всё, мне от неё ничего не надо, пусть проваливает ко всем чертям.
Я прикован к этому чертовому креслу и даже по нужде самостоятельно не в состоянии пойти. Но не это самое главное.
Для меня важна малышка, которая, прижавшись ко мне, глотает горькие слезы обиды, полученной от женщины, которая должна беречь и любить её, а на деле относится, как к мусору под ногами.
Прижал свою драгоценность к себе теснее, поцеловал её макушку. Снова прикрыл ей уши. С удовольствием отослал бы Арину обратно в комнату, чтобы она точно всего происходящего не слышала, но дочка вцепилась в меня своими пальчиками так, что отодрать только с кожей.
— Если ты думаешь, что я забуду хоть слово, сказанное тобой сегодня, ты сильно ошибаешься.
— Мне плевать, слышал? Плевать! Ты мне ничего не сможешь сделать. Толик тебя в порошок сотрёт. Меня ждёт светлое будущее. Буду жить в своё удовольствие. И так, столько лет жизни зазря на такого неудачника, как ты, потратила.
— Как запела! Если я неудачник, что ж ты чуть ли не из трусов выпрыгнула, когда я замуж тебя позвал? Ругаешь Алину почём зря, а ведь если бы ты тогда не забеременела, я бы мог и не жениться на тебе. Завалила бы все экзамены ещё на первом курсе и укатила обратно в свой Мухосранск, если бы не наша дочь.
Это стерва в ответ только заржала, как лошадь.
— Я же говорю, ты сказочный дебил! Да, я тогда залетела, и ты очень вовремя мне подвернулся. Только беременна я была вовсе не от тебя. Понял? Как тебе такая правда? — и она опять с удовольствием рассмеялась.
— Что ты сказала? Повтори, дрянь!
— Да с удовольствием, дорогой! Я тогда трахалась со многими, да и сейчас ни в чем себе не отказываю, — эти слово колом вонзились в моё сердце, — Но это не суть. Так вот, беременна я была, от Геннадия Ефримова, но он был женат, двое детей, там ничего серьезного не светило.