Первое, что делает Олег, едва перешагнув порог, — это в упор смотрит на чемодан у моих ног. Затем на меня. Потом — на Леру.
— Иди к себе в комнату, — бросает он дочери, даже не поздоровавшись.
— Ну пап… — тянет она с недоумением. — Я просто…
— Я сказал — к себе! — рявкает он, и его лицо багровеет от злости.
Лера вздрагивает, прижимает плюшевого медвежонка и бросает на меня взгляд, в котором всё сразу: растерянность, обида, тревога.
И тут у меня что-то щёлкает внутри.
— Не смей на неё орать, — говорю я резко, чувствуя прилив смелости. — Она здесь ни при чём. Наша дочь не виновата, что ее отец решил вдруг гульнуть, а теперь не может справиться с последствиями.
Олег сжимает челюсть. Он, конечно, не привык, чтобы на него вот так… В открытую. С вызовом. Да и я никогда с ним так не говорила, но как бы сейчас страшно не было, не отступаю. И плевать, что сердце колотится как сумасшедшее.
— Мам? — спрашивает тихо.
— Всё нормально, солнышко. Иди. — Я поворачиваюсь к ней и мягко улыбаюсь. — Я сейчас с папой поговорю и уеду.
Она исчезает за дверью, и в коридоре наступает напряжённая тишина. Я снова поворачиваюсь к Олегу, готовая к любому его выпаду в мою сторону.
Он делает шаг ко мне, злость в нем нарастает.
— Ну что, пришла? Как собачонка, хвост поджала и сразу же прибежала, виновато опустив глаза? — голос Олега звучит слишком жестоко. Я смотрю на него в упор, но он продолжает, подойдя ближе. — Решила по-тихому что-то вынести? Пока хозяина нет дома?
— Это просто одежда, — спокойно отвечаю. — Моя. Мне что, даже трусы забрать нельзя?
— Ты прекрасно всё знала. — Его лицо приближается к моему. Глаза сверкают холодом. — Я сразу сказал: переступишь порог этого дома — забудь всё. Ни к чему не прикасайся. Ни к чему. Так с чего ты вдруг решила, что можно туда-сюда бегать, как… — он делает паузу, почти с наслаждением подбирая слова, — как гулящая сучка?
Я не двигаюсь. Не отступаю. Только медленно моргаю, в голове гул. Но я больше не та Лена, что боялась его. И уж точно не та, кто готова заплакать от первой же обидной фразы.
— Ты только что назвал мать своей дочери сучкой? — говорю я спокойно, но голос предательски дрожит. — Похвально. Но давай напомню тебе, дорогой, что ты предал меня первым. А теперь хочешь лишить меня даже права на свои вещи? — продолжаю я. — Это трусы, Олег. Чёртовы трусы. Я не прошу у тебя ни золота, ни акций, ни квартиру. Просто бельё. От которого ты, кстати, в восторге был. Пока не залез на Ритку.
Я чувствую его дыхание на своей щеке. Но не отступаю. Ни на шаг.
— Ты меня не остановишь, — тихо добавляю. — Я забираю только то, что принадлежит мне. И, поверь, я бы с радостью вообще не появлялась бы здесь. Но, увы, твоя новая пассия не только мужа увести решила, но и мои вещи начала воровать. Так что давай просто сделаем вид, что не видели друг друга.
Я хватаю чемодан, крепче сжимаю ручку и делаю шаг к двери. Всё. Я ухожу. Но едва успеваю сделать пару шагов, как сильная рука вцепляется мне в запястье. Резко. Больно.
— Никуда ты не пойдёшь, — шипит Олег у самого уха с угрозой.
Я резко разворачиваюсь, пытаясь вырваться.
— Отпусти меня! — кричу. — Ты что, совсем с ума сошёл?!
— С ума я сошёл, когда решил, что ты одумаешься, — он тянет меня к лестнице. Я вырываюсь, ногтями царапаю его руку, но он только злится ещё сильнее. — Думаешь, если я ничего не предпринимал все это время, то теперь всё можно?!
— Ты не имеешь права! — бью его по плечу, по груди, по лицу — куда попадаю. — Олег, отпусти, тебе же хуже будет!
— Тише! — рычит он. — Ты же не хочешь, чтобы нас услышала дочь? — он знает куда бить. Даже целиться не нужно.
Он тащит меня на второй этаж, я спотыкаюсь на ступеньках. Распахивает дверь в нашу бывшую спальню и силой заталкивает меня внутрь.
— Жди здесь, — выдыхает он. — Давно ты не исполняла свой супружеский долг. Пора исправлять ситуацию. Я сделаю несколько звонков и приду к тебе. И лучше бы тебе меня ждать. Желательно в том самом белье, которое ты так отчаянно пыталась унести.
— Ты с ума сошёл! — кричу. — Пусти меня, Олег!
Он не слушает. Разворачивается, выходит — и закрывает дверь на ключ.
Я бросаюсь к ручке, дёргаю — заперто.
Внутри всё стынет.
Я в ловушке.