Искательница приключений

Глава 11

Маркиз медленно приходил в себя и начал различать вблизи тихие, приглушенные голоса. Сначала он не мог вспомнить, что случилось и где он находится, потом разобрал, что один из голосов принадлежит его камердинеру.

— Я умоляю вас, ваша светлость, позвольте мне подежурить эту ночь. Вы и так не отходите от его постели уже четверо суток. Это слишком большая нагрузка для вас. Поспите часок-другой, я обещаю, что в случае чего обязательно вас разбужу.

— Нет, Дженкинс, у вас забот не меньше, чем у меня, — послышался нежный, усталый голос Друзиллы. — Его светлость прошлую ночь спал намного спокойнее, чем предыдущую. Я уверена, что дело идет на поправку.

— И доктор тоже так сказал, миледи, он еще удивился, как быстро заживает рана на плече.

— Меня больше всего волновало не плечо, — вздохнула Друзилла, — а этот ужасный ушиб на голове. Доктор сказал, что это просто чудо, что его светлость не проломил себе череп, когда ударился о парапет.

— Миледи, не стоит так волноваться! Его светлость всегда был очень выносливым и сильным, вот увидите, скоро он, как ни в чем не бывало, снова будет скакать верхом.

— Ни капельки не сомневаюсь, Дженкинс. Просто я до сих пор не могу забыть тот ужас, когда мне показалось, что Юстас убил его.

— Я вспоминаю все случившееся, как страшный сон — дом горит, господин Юстас лежит мертвый на земле, а его светлость сам мало чем отличается от мертвого. Просто удивительно, что мы все не поседели от ужаса.

Друзилла тихо рассмеялась.

— О, Дженкинс, вы так смешно это говорите, но все это чистая правда. Тем более удивительно, что пожар нанес не такой уж большой ущерб. Придется повесить новые портьеры в холле и отреставрировать несколько ковров. Конечно, гостиную нужно будет отремонтировать, но, сказать по правде, я даже рада этому, мне ужасно не нравился этот горчичный цвет, который покойная маркиза выбрала для стен.

— Вот увидите, миледи, через пару дней маркиз будет уже обсуждать с вами эти вопросы.

— Ты так думаешь? — как бы про себя спросила Друзилла.

Даже с закрытыми глазами маркиз почувствовал, что она подошла ближе и, встав возле самой кровати, смотрит на него.

— Он выглядит таким слабым и беспомощным, — прошептала она.

— Не нужно расстраивать себя, миледи, — принялся увещевать ее Дженкинс. — Вы просто устали. Я всегда говорил, что вам не под силу дежурить у постели его светлости все ночи напролет, хотя надо признать, что вы единственная, кому удавалось успокоить его, когда он начинал метаться и звать кого-то. Интересно, кого он звал?

— Я тоже часто об этом думала, — призналась Друзилла. — Похоже, это очень близкий и дорогой ему человек

Она замолчала, и Дженкинс поспешно сказал:

— Вам что-нибудь нужно, миледи? Свежего лимонаду? На плите стоит горячий чайник. Если я понадоблюсь, вашей светлости достаточно лишь позвонить, и я тут же буду здесь.

— Я знаю, — ответила Друзилла. — Спасибо, Дженкинс, все эти дни вы были мне настоящей опорой. Не знаю, что бы я без вас делала.

— Если бы вы только послушались меня и хорошенько выспались сегодня ночью… — начал Дженкинс, но Друзилла перебила его.

— Не будем больше об этом. Я останусь подле его светлости, пока к нему не возвратится сознание. После этого наступит ваша очередь. И помните, Дженкинс, вы мне обещали ни словом не обмолвиться маркизу о том, что я ухаживала за ним.

— Я обещал, миледи, но мне очень тяжело лгать его светлости, тем более что, если бы не вы, он никогда бы не поправился так быстро.

— Вы дали мне слово, Дженкинс!

— Очень хорошо, миледи. Если я понадоблюсь, звоните не раздумывая.

— Непременно. Спокойной ночи, Дженкинс, и спасибо.

Маркиз услышал, как тихо закрылась дверь. Он лежал, затаив дыхание. Память постепенно возвращалась к нему. Перед его мысленным взором предстал Юстас, стоящий на парапете с поднятой рукой, в которой был зажат кинжал. Потом он увидел, как этот кинжал летит прямо ему в грудь, попытался уклониться, почувствовал резкую боль в плече и покачнулся. Последним его воспоминанием было, как он судорожно пытался удержать равновесие, а потом его поглотила темнота.

Ему казалось, что он звал кого-то, но теперь ему было ясно, что это было лишь игрой воображения, странным, непонятным сном, в котором он пытался кого-то найти, а этот кто-то все время ускользал от него.

Он был очень слаб, но его мозг работал четко и ясно. Не открывая глаз, он чувствовал, что Друзилла все еще стоит около его постели. Неожиданно она склонилась над ним, и шелковистая прядь волос упала ему на лицо. Его окутал легкий аромат весенних цветов.

— Любимый мой, — услышал он ее нежный, ласковый голос, — как бы я хотела отдать тебе все свои силы!

Затем он почувствовал, как ее мягкие, теплые губы легко коснулись его щеки.

Друзилла смотрела в зеркало невидящим взглядом. Яркий солнечный свет заливал комнату. Роза тщательно укладывала ее волосы, аккуратно прикалывая локоны шпильками, поскольку позже Друзилла собиралась покататься верхом.

— Принести вашу амазонку, миледи? — спросила она, закончив прическу.

Вздрогнув, Друзилла оторвалась от своих мыслей и взглянула на Розу.

— Нет, пока не нужно, — чуть помолчав, ответила она. — Очень жарко, к тому же мне необходимо написать пару писем. Я пока не буду одеваться. Принеси мне пеньюар, а через час я позвоню тебе.

— Слушаюсь, миледи, — ответила Роза

Она принесла из гардеробной отделанный кружевом шифоновый пеньюар. Друзилла просунула руки в широкие рукава, и легкая прозрачная ткань облаком окутала ее, скорее подчеркивая, чем скрывая изящество ее тоненькой фигурки. Бесшумно ступая в своих белых атласных домашних туфельках по ковру, она вышла из спальни в примыкающий к ней будуар.

Комната была наполнена ароматом цветов; солнечный свет, проникая сквозь решетчатые окна, замысловатым узором ложился на ковер, на котором были изображены украшенные голубыми лентами купидоны и венки из роз. Такими же купидонами была украшена мебель и зеркала в ее спальне.

Друзилла села за стол, придвинула к себе бумагу и обмакнула перо в бронзовую чернильницу, также украшенную купидонами. Она все еще писала письма с выражением благодарности за те подарки, которые они с маркизом получили к свадьбе. За последнюю неделю эта работа мало продвинулась, потому что Друзилла проводила все время у постели маркиза, оставляя его иногда лишь на несколько часов, когда она так уставала, что вынуждена была прилечь ненадолго, чтобы потом с новыми силами продолжить свои ночные бдения.

Теперь дело шло на поправку. Однажды утром, когда она ненадолго оставила его, чтобы принять ванну и переодеться, к ней вбежал Дженкинс и радостно сообщил, что его светлость проснулся и просит есть.

— Дайте ему все, что он попросит, — сказала Друзилла.

— А вы не хотите пойти к нему? — удивился Дженкинс.

Друзилла покачала головой.

— Я обязательно приду, но только когда он сам меня позовет.

Она прождала и этот день, и следующий, но маркиз ни разу не справился о ней. Тогда она поняла, что ждет напрасно. Практически ежечасно Дженкинс докладывал ей о состоянии здоровья маркиза. Доктор был очень доволен. Маркиз все еще был слаб и подвержен приступам головной боли, но ел он с аппетитом и был исполнен решимости как можно скорее восстановить свои силы.

Друзилле казалось, что между ними вырос невидимый, но непреодолимый барьер. Всего несколько шагов отделяли ее будуар от его комнаты, но они с таким же успехом могли находиться по разные стороны глубокой пропасти.

Она надеялась, что найдется какая-нибудь серьезная причина, по которой ей нужно будет повидаться с ним, или он захочет обсудить с ней ущерб, причиненный пожаром. Но дни шли, и Друзилла чувствовала, что даже Дженкинса смущает тот факт, что маркиз ни разу не упомянул ее имя.

Камердинер даже не догадывался, с каким страстным нетерпением она ждет известий о своем муже. По ночам, когда все спали, она подолгу простаивала, прислушиваясь, под дверью его спальни. Она даже надеялась, что услышит, как он бредит, и тогда у нее будет повод войти к нему, положить ему руку на лоб, прижать к груди его голову, как она часто делала в первые дни его болезни, когда он метался в беспамятстве, и никто, кроме нее, не мог его успокоить.

В усадьбе все было тихо и спокойно. Сэр Энтони вернулся в Лондон, тело Юстаса увезли в его дом в Хертфордшире, где он и будет похоронен, а слуги, чтобы не беспокоить больного, двигались по дому почти бесшумно.

Друзилла чувствовала себя такой одинокой, словно очутилась на другой планете. Ее ничто не интересовало, она ничего не хотела, она жила лишь ожиданием момента, когда маркиз, наконец, совсем поправится. По ночам она лежала без сна в своей огромной кровати и пыталась найти слова, чтобы объяснить ему, как она раскаивается в том, что так повела себя в ту роковую ночь. Ей хотелось рассказать ему о недоразумении с перстнями, ей хотелось, чтобы он понял, как она страдала, когда узнала о том, что у него есть любовница.

Почему она была так глупа и позволила всем этим мелочам разрушить их счастье? Но она не могла не испытывать естественного чувства ревности, потому что, не отдавая себе в этом отчета, уже любила его. Он всегда жил в ее сердце, с тех самых пор, когда они еще были детьми. Он был тем мужчиной, которого она всегда мечтала найти, но, к сожалению, она поняла это слишком поздно.

Только теперь она начала осознавать, как она очерствела за последние годы. Мужчины принесли ей столько несчастий, что она постоянно была настороже, с ужасом и отвращением ожидая нападения со всех сторон. Она бежала не только от мужчин, но и от любви, и как затравленный зверек готова была укусить руку, ласкавшую ее.

Но сейчас наконец все ее барьеры рухнули, и, плача по ночам в подушку, она чувствовала себя беспомощной и слабой. Она любила его всем сердцем, и все остальное перестало для нее существовать.

Она так жаждала пробудить в нем ответную любовь, что стала уделять огромное внимание своей внешности, всячески пытаясь в самом выгодном свете представить свою красоту, которую прежде она так ненавидела и проклинала. Она заставляла Розу по-разному укладывать ей волосы, она часами сидела у зеркала, пытаясь обнаружить какие-либо недостатки и исправить их прежде, чем маркиз увидит ее. Она решительно отказывалась надевать те платья, которые, как ей казалось, придавали ей холодный и суровый вид.

Не в силах сосредоточить внимание на письме, Друзилла молча смотрела в окно. Глаза ее были грустны, а уголки губ слегка опущены. Когда раздался стук в дверь, она с трудом оторвалась от своих мыслей.

— Войдите! — сказала она машинально.

Чувствуя себя нерадивой школьницей, она поспешно взяла в руки перо и снова взялась за письмо.

— Я пришел пожелать тебе доброго утра, — раздался у нее за спиной глубокий голос.

Вскрикнув от неожиданности, она вскочила на ноги, обернулась и увидела маркиза. Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Тщательно одетый по самой последней моде, он выглядел удивительно красивым и элегантным, но Друзилла заметила, что он похудел, и с его лица сошел загар.

— Я… не ждала… тебя, — прошептала она, чувствуя, как сердце выпрыгивает у нее из груди. — Маркиз не отвечал, и она быстро заговорила, стараясь скрыть свое замешательство: — Тебе… уже лучше? Ты не слишком рано поднялся с постели? Тебе следует беречь себя…

— Я прекрасно себя чувствую, — твердо сказал маркиз. — Сегодня утром врач сообщил мне, что я больше не нуждаюсь в его посещениях.

— О, я так рада! — пробормотала Друзилла.

Маркиз подошел к камину, и, глядя на Вальдо, Друзилла подумала, что она совсем забыла, как он высок и широкоплеч. Рядом с ним она казалась очень маленькой и хрупкой.

— Садись, прошу тебя, — сказала она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

— Благодарю, — ответил он.

Он опустился в низкое, затянутое парчой кресло и взглянул на нее.

— Я искренне надеюсь, что ты рада видеть меня в добром здравии.

— Конечно, я очень рада, — ответила Друзилла. — Я просто растерялась от неожиданности! Я думала, что Дженкинс предупредит меня, когда врач разрешит тебе выходить из комнаты.

— Он пытался это сделать, но я ему запретил, — сказал маркиз. — Мне хотелось самому продемонстрировать тебе, что я окончательно поправился.

— Я очень рада, — тихо повторила Друзилла.

— К тому же мне нужно с тобой поговорить, — добавил маркиз.

Он так многозначительно произнес эти слова, что сердце ее сжалось от внезапного страха.

— О чем? — спросила она.

— Я хотел сказать тебе, — медленно начал маркиз, как бы с трудом подыскивая нужные слова, — что впервые в жизни я полюбил.

Друзилла похолодела. Кровь отхлынула от ее лица, и она замерла на месте, глядя на него. Затем, издав невнятное восклицание, она отвернулась и подошла к окну. Вцепившись руками в подоконник, она смотрела невидящими глазами на залитый солнцем сад, чувствуя, что все ее надежды рухнули. Так вот почему он не посылал за ней и даже не вспоминал о ней все это время!

Он полюбил и теперь, несомненно, захочет закончить этот фарс и расторгнуть их брак, который был навязан ему силой обстоятельств. Он полюбил, и в его жизни больше не было места для нее. Сердце ее пронзила невыносимая боль, но гордость пришла к ней на выручку. Он никогда не узнает, что она любит его.

Нечеловеческим усилием воли она взяла себя в руки и сказала, не поворачивая головы:

— Я очень признательна тебе за откровенность. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Мне нужна твоя помощь, — взволнованно ответил маркиз.

Друзилла закрыла глаза. Она заранее знала, что он сейчас скажет. Он предложит ей деньги, возможно, немалые, в обмен на свою свободу и попросит ее уехать. Она сможет жить где угодно, только не в Линче, который она так любит, и который стал ее неотъемлемой частью. Но какое это все имело значение по сравнению с тем, что она больше никогда не увидит Вальдо, не сможет быть рядом с ним. Она надеялась лишь, что горе убьет ее, и ей не придется долго страдать. С трудом переведя дыхание, голосом, который ей самой показался странным, она спросила:

— Как… я могу… тебе помочь?

— Я потерял женщину, которую люблю, — ответил маркиз.

— Ты ее потерял?

Не в силах скрыть своего изумления, Друзилла повернулась и взглянула на него. Он неподвижно сидел в кресле, и на его лице было странное выражение, которого прежде она не видела.

— Да, я потерял ее, — повторил маркиз, — и я умоляю тебя, Друзилла, помочь мне найти ее, потому что иначе я никогда не смогу быть счастлив.

— Ты так… ее любишь? — с трудом проговорила Друзилла, словно каждое слово причиняло ей невыносимую боль.

— Я люблю ее всем сердцем, — ответил маркиз. — Я просто не понимал этого прежде, но я уже давно люблю ее. Раньше мне казалось, что любовь — это физическое влечение, удовлетворение желания, счастье держать женщину в своих объятиях и чувствовать ее ответную страсть. Теперь я понял, что ошибался.

— Так что же такое тогда любовь? — с трудом выговорила Друзилла.

— Мне кажется, любовь — это когда мужчина чувствует, что он безраздельно принадлежит женщине, а она ему, — медленно произнес маркиз, — когда они составляют единое целое и порознь уже не могут существовать.

Друзилла вспомнила, что она почти то же самое говорила в свое время сэру Энтони. Она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, и поспешно отвернулась к окну, чтобы маркиз этого не заметил. Не дождавшись ее ответа, маркиз снова заговорил:

— Неужели ты никогда этого не испытывала, Друзилла? Неужели ты не знаешь, что такое до боли хотеть увидеть любимое лицо, услышать любимый голос? Неужели тебе не знакомо это чувство, когда мир кажется пустым, если рядом нет единственного человека, когда ты не можешь быть счастливой, если он несчастлив? Разве это не любовь? — Она не отвечала, и маркиз продолжил: — Любовь — это когда другой человек становится для тебя важнее, чем ты сам, когда ты готов отправиться за ним на край земли, забыть ради него свою гордость и самолюбие.

Друзилла нервно стиснула руки. Она с трудом могла вынести то, как он говорил об этом. Конечно же, именно это она и чувствовала! Когда счастье любимого человека намного важнее твоих собственных желаний и стремлений! Она вспомнила, как успокаивала его, когда он метался в горячечном бреду, как ребенок, ища у нее поддержки и утешения. Она любила его и ради этой любви должна была помочь ему и сделать все, что он попросит. Она принесет любую жертву, чего бы ей это ни стоило, потому что только так она сможет доказать себе, что ее любовь к нему — это самое возвышенное и благородное чувство, которое ей довелось испытать.

Она вспомнила, как шарахалась от мужчин, как она ненавидела и презирала их за все беды, которые они ей принесли. Но маркиз был совсем не похож на них. Он тоже был мужчиной, но она любила его до самозабвения. Она не должна унижаться до мелкой ревности, она должна желать ему счастья, а если он будет счастлив, какое имеет значение все остальное? Нервно сжав пальцы, она тихо сказала:

— Я помогу тебе… найти эту женщину… если это принесет тебе счастье. Скажи лишь мне… что я должна сделать… и я сделаю это. Любовь, которую ты к ней… испытываешь, по-видимому, необыкновенное и очень сильное чувство, и я… не стану стоять у вас на пути.

— Ты действительно готова помочь мне? — спросил маркиз.

Друзилла кивнула и, усилием воли сдержав подступающие к глазам слезы, повернулась к нему.

— Да, я помогу тебе, — сказала она, решительно вскинув голову. — Что я должна сделать?

— Я хочу, чтобы ты нашла ту женщину, которая ухаживала за мной, когда я был так болен, потому что именно ее я люблю, — ответил маркиз.

Какое-то мгновение Друзилла лишь молча смотрела на него, затаив дыхание. Когда же до нее дошел смысл сказанных им слов, ее захлестнула такая волна радости, смешанной с непонятным страхом, что она снова отвернулась к окну.

— Но… она… уехала, — невнятно пробормотала она.

— Если это так, — сказал маркиз, — я отыщу ее. Я знаю лишь, Друзилла, что не смогу быть счастлив, если ее не будет рядом.

— Но что… ты можешь знать… о ней? — спросила Друзилла. — Ты же был… в беспамятстве?

— Я помню достаточно, чтобы знать, что лишь она могла успокоить меня, помочь мне преодолеть болезнь, — ответил маркиз. — Я помню достаточно, чтобы знать, что она была мягкой и женственной, что она давала мне то, что каждый мужчина ждет от женщины — нежность и ласку, без которых все мы лишь наполовину животные, потому что лишь любящая женщина может принести в нашу жизнь красоту и смысл. — Маркиз помолчал, а потом тихо добавил: — Ты поможешь мне вернуть ее, Друзилла?

Друзилла дрожала от смешанного чувства страха и беспомощности. В то же время ей казалось, что солнце залило все вокруг, ослепляя ее.

— Подойди ко мне, Друзилла, — сказал маркиз.

Но она не могла пошевельнуться, кровь бросилась ей в лицо, она вся трепетала от незнакомого ей до сих пор и непонятного восторга.

— Подойди ко мне, Друзилла, — повторил маркиз, — или ты хочешь заставить меня применить силу?

Неожиданно она испугалась, что он еще слишком слаб, и поспешно бросилась к нему. Ей казалось, что сердце выпрыгивает у нее из груди. Широко раскрытыми, потемневшими от волнения глазами она взглянула на него и замерла, увидев выражение на его лице.

— Как… ты догадался? — вырвалось у нее.

— Как я догадался, что эта женщина любит меня? — спросил маркиз. — Когда я на минуту пришел в себя, я услышал ее слова: «Любимый мой! Как бы я хотела отдать тебе все свои силы!» Разве это не доказательство любви, когда человек готов отдать свою жизнь ради другого? Ответь мне, Друзилла, разве я не прав?

Друзилла поспешно опустила глаза, не в силах вымолвить ни слова. Помолчав немного, он снова заговорил:

— Ты знаешь, что я дал слово не дотрагиваться до тебя, пока ты сама этого не попросишь. Но сначала я хочу сказать тебе кое-что, Друзилла, чего прежде никогда никому не говорил. Я прошу тебя оказать мне честь и стать моей женой.

В его голосе прозвучала такая глубокая страсть, что у нее перехватило дыхание, и она не могла ни пошевельнуться, ни вымолвить ни слова. Потом она подняла глаза и прочла на его лице все, о чем так долго мечтала.

— О, Вальдо! — прошептала она, и из груди у нее вырвалось рыдание. В ту же секунду она очутилась в его объятиях. — Сожми меня… крепче, пожалуйста… прижми меня к себе, — молила она. — Я… не понимала… я не сознавала… что делаю, но я люблю тебя, Вальдо… я так тебя люблю!

Она чувствовала нежную силу его рук, потом он стал осторожно вытаскивать шпильки из ее волос и бросать их одну за другой на ковер, пока, наконец, золотистые волны не упали ей на плечи, окутав ее, словно плащом. С невероятной нежностью он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул ей в глаза.

— Это правда, любимая? — спросил он хрипло. — Ты действительно любишь меня? Я так боялся, я был просто в отчаянии. Все время, пока я был без сознания, я искал тебя, звал тебя; мне казалось, что мы в лесу, и ты прячешься от меня, как когда-то в детстве. И лишь когда я почувствовал прикосновение твоих губ и услышал твои слова, я понял, что нашел то, что искал всю свою жизнь.

— Я тоже… всегда любила тебя, — пробормотала Друзилла. — Я никогда не могла… забыть тебя… я так скучала по тебе… но, когда ты поцеловал меня… я испугалась…

— Забудь об этом, — перебил ее маркиз, — забудь все, помни лишь, что мы наконец нашли друг друга. Я был так непростительно глуп, что не понимал, как я люблю тебя, до того момента, когда в Девоншир-Хаусе Уолден увидел тебя, и ты бросилась ко мне в поисках защиты. Тогда я осознал, что мы принадлежим друг другу, но я поспешил и испугал тебя. Клянусь, я никогда больше этого не сделаю!

— Я… никогда больше… не буду бояться… тебя, — произнесла Друзилла. — О, Вальдо, неужели это все не сон?

— Это не сон, любимая, — сказал он, прижав ее к себе, и нежно прикоснулся губами к ее губам.

Он хотел, чтобы этот поцелуй был чистым и нежным, но, когда их губы слились, их охватило внезапное пламя, и он принялся целовать ее со всей так долго сдерживаемой страстью.

— О, Друзилла, останови меня, — простонал он. — Я снова напугаю тебя. Я хочу любить тебя так, как этого хочешь ты.

Но она обхватила его за шею руками и прижала к себе.

— Целуй меня, — пробормотала она, — целуй меня крепче… о, Вальдо… я люблю тебя!

— Я обожаю тебя! — вскричал он. — Бог мой, ты так прекрасна! Друзилла, не покидай меня, ты так нужна мне!

Он до боли стиснул ее в своих объятиях и стал покрывать жаркими поцелуями ее губы, глаза, щеки, шею, волосы. Почувствовав ответное движение ее губ, увидев, что ее веки впервые отяжелели от страсти, он прошептал:

— Клянусь, я сделаю тебя счастливой! Но, Друзилла, помнишь ли ты, что мы женаты? Ты моя жена, и у нас сейчас медовый месяц.

Она почувствовала, как он замер в ожидании ее ответа. Смущенно спрятав лицо у него на груди, она еле слышно прошептала:

— О, Вальдо… я хочу… быть твоей… женой.

У него вырвалось победное восклицание, и он подхватил ее на руки.

— Твое плечо! О, любимый мой, будь осторожен! — взмолилась она.

Но он не слышал ее. Нежно прижимая ее к груди, он устремился в глубь спальни.

КОНЕЦ

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.