Искательница приключений

Глава 9

Друзилла вошла в гостиную, отлично сознавая, что она выглядит восхитительно. Как она и надеялась, Роза оставила костюм для верховой езды на Беркли-сквер. Он предназначался исключительно для прогулок в Гайд-Парке, и был слишком модным и экстравагантным, чтобы носить его в деревне. Друзилла еще ни разу не надевала его, и сейчас, оглядев себя в зеркале, она пришла к выводу, что амазонка идет ей больше всех остальных ее туалетов. Плотно облегающий жакет из светло-зеленого бархата был отделан тесьмой более темного оттенка и застегивался на крохотные пуговки, сделанные из сверкающих зеленых камешков. В руке Друзилла несла шляпу с высокой тульей и длинной газовой вуалью того же цвета, что и костюм.

С легкой улыбкой на губах она вошла в комнату, надеясь увидеть восхищение в глазах маркиза. Но тут же она вспомнила покоившуюся на кружевных подушках головку, хорошенькое капризное личико, обрамленное белокурыми локонами, и обнаженные плечи, выглядывавшие из-под простыни. Решительно выкинув из головы это воспоминание, она направилась к стоявшему возле камина маркизу. Даже не взглянув на нее, он вытащил из жилетного кармана часы и отрывисто произнес:

— Нам нужно выехать как можно раньше. Я не хочу снова заставлять ждать встречающих.

«Он очень сердит!» — с тоской подумала Друзилла. Ей слишком хорошо были знакомы эти резкие интонации и его манера сжимать губы, когда он был чем-то раздражен, и она совсем пала духом. Всю дорогу до Лондона она так беспокоилась о его безопасности, что совершенно забыла о том, как он был зол накануне вечером.

«Надо сказать ему, что все это недоразумение произошло из-за перстня», — подумала она

Но она знала, что, пытаясь объяснить это, она попадет в очень неловкое положение, как сможет она признаться, что прочитала записку герцогини, которая была предназначена лишь для его глаз? Она помнила, в какое раздражение пришел маркиз, когда она в прошлый раз перехватила письмо, считая, что оно от герцогини, а на самом деле это была первая попытка убийства со стороны Юстаса.

— Будь любезна, позволь мне самому решать свои проблемы, — сказал он ей тогда, и она чувствовала, что он будет недоволен, узнав, что она снова вмешалась в его дела.

— Но мне как-то надо дать ему понять, что я сожалею о случившемся, — размышляла Друзилла, направляясь в столовую.

— Я приказал подать легкую закуску, и мы должны покончить с едой как можно быстрее, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

Она подумала, что, должно быть, таким же тоном во время войны он отдавал приказы своим солдатам.

— Да, конечно, — кротко ответила она.

Она села за стол и принялась за еду, почувствовав неожиданно, что очень голодна. После долгого утомительного путешествия она с аппетитом ела все, что ей предлагали. Маркиз же, напротив, лишь уныло ковырял кусочек студня и отказывался от всех блюд, которые подносил ему лакей, как будто его тошнило от одного вида еды.

Она взглянула на синяки у него под глазами и подумала, что он, по всей видимости, славно повеселился в свою первую брачную ночь, как и обещал. Ей очень хотелось спросить у него, где он был и что делал, но она тут же мысленно обругала себя за глупость. Было совершенно очевидно, с кем он провел эту ночь. Она была поражена, что при мысли об этом ее пронзила внезапная боль, как будто ей вонзили кинжал в сердце.

Обед прошел в полном молчании. Друзилла собралась было попробовать одну из великолепных огромных груш, которые были выращены в теплицах Линча, но маркиз уже поднялся из-за стола.

— Сожалею, что вынужден причинить тебе неудобство, но я полагаю, нам лучше незамедлительно отправиться в путь, — сказал он сухо.

— Да, конечно, — согласилась Друзилла.

Чтобы не заставлять его ждать, она не стала подниматься к себе наверх, а надела шляпу перед одним из зеркал, стоявших в холле, попутно отметив, что горничная, заменявшая Розу в ее отсутствие, очень умело уложила ей волосы, так что прическа навряд ли пострадает даже от самой быстрой езды.

На улице их поджидали две оседланные лошади. Грум помог Друзилле взобраться в седло.

Она расправила свою бархатную юбку, которая тяжелыми складками спадала поверх стремян. По ее виду можно было предположить, что она собирается на прогулку в Гайд-Парк, но она знала, что впереди ее ждет долгая дорога, и порадовалась тому, что чувствует себя достаточно бодро. Еда и бокал вина сняли ее усталость и слегка улучшили настроение, и она подумала, что, может быть, ей удастся преодолеть мрачную замкнутость маркиза и привести его в хорошее расположение духа.

Она вспомнила взгляд, который он бросил на нее во время ужина в Карлтон-Хаусе. В его глазах было какое-то особое выражение, и у нее внезапно перехватило дыхание, а сердце забилось так сильно, что, казалось, выпрыгнет у нее из груди! Но тут она заметила перстень у него на пальце! «Откуда мне было знать, — подумала она с отчаянием, — что существуют два похожих изумрудных перстня и что он не получал подарка герцогини?»

«Все будет хорошо… все уладится», — повторяла она про себя. Но она не могла забыть гнев в глазах маркиза и горький цинизм в его голосе, когда он увидел направленный на него пистолет.

— Нам надо не забыть по пути захватить нашего грума, — сказала она, когда они выехали на дорогу, ведущую в Дувр.

— Я помню об этом, — ответил маркиз. — Но как только мы выедем из города, нам придется пуститься во весь опор.

В его голосе прозвучало раздражение, и она решила, что у него болит голова. Момент для примирения был неподходящий.

В любом случае поддерживать разговор было невозможно. Маркиз пустил свою лошадь в галоп, и они скакали без передышки, остановившись лишь на несколько секунд, чтобы захватить грума, пока не достигли постоялого двора «Перья и Корона».

У ворот стоял кучер и с беспокойством ждал их приближения.

— Рад вас видеть, ваша светлость! — воскликнул он, когда они осадили взмыленных лошадей.

— Отведи их в конюшню, Джарвис, — приказал маркиз, — и мы немедленно отправимся дальше. Карета готова?

— Была готова уже полчаса назад, — гордо ответил Джарвис. — Я прикинул, что, если ее светлости придется ехать до самого Лондона, вы появитесь приблизительно в это время.

— Я как раз собирался выезжать, когда приехала ее светлость, — коротко ответил маркиз и направился к карете.

Грумы с трудом удерживали накормленных и отдохнувших лошадей, которые в нетерпении били копытами.

Маркиз пропустил Друзиллу вперед, но не сделал попытки помочь ей взобраться в карету. Когда она устроилась на сиденье, он сел рядом ней и со вздохом облегчения откинулся на подушки.

— Интересно, как долго Юстас со своей бандой будет сидеть в засаде? — спросила Друзилла.

— Меня абсолютно не интересуют действия Юстаса, — раздраженно отозвался маркиз. — Если он будет и дальше вести себя подобным образом, мне придется принять меры.

— А что ты можешь предпринять? — поинтересовалась Друзилла.

Карета уже выезжала из ворот постоялого двора. Маркиз поудобнее расположился на подушках, вытянул ноги и положил их на переднее сиденье. Затем он надвинул шляпу на глаза, зевнул и сказал:

— Придумаю что-нибудь. В настоящий момент я слишком устал, чтобы думать о чем-либо, кроме нудной пышной церемонии, которая ожидает нас по приезде.

Он снова зевнул и закрыл глаза. Было очевидно, что он не настроен вести светскую беседу. Друзилла видела, что он действительно хочет спать. Она повернулась к окну, но все равно не могла не чувствовать его присутствия.

Прошлой ночью он держал ее в объятиях. Она помнила нежную силу его рук, настойчивость его губ. Его поцелуи обжигали ее, она трепетала от волнения. Она вспомнила, как вырвалась из его объятий, и в ее ушах все еще звучал его голос, исполненный гнева и горького цинизма.

В ту минуту он ненавидел ее, ненавидел и презирал, и она больше всего на свете хотела, чтобы он снова улыбнулся ей, как тогда, когда они в карете ехали из церкви в Карлтон-Хаус.

Почему, ну почему она была так глупа? Почему она допустила, чтобы ревность к герцогине испортила день, который мог бы стать одним из самых счастливых в ее жизни?

Маркиз женился на ней, потому что у него не было другого выхода, но разве в нем не начали пробуждаться какие-то чувства по отношению к ней? Ему было интересно с ней, она видела, что он гордится ею. Разве это не могло стать фундаментом, на котором они могли бы начать строить свою совместную жизнь, если бы она все не испортила?

Идиотка, идиотка! Ей казалось, что колеса стучат в такт ее мыслям: «Идиотка, идиотка!»

Но когда они свернули на дубовую аллею, она забыла все на свете от радости, что снова увидит дом, который так много значил для нее с детских лет.

Стоящий посреди цветущего сада, отражаясь в зеркальной поверхности озера, он показался ей еще красивее, чем прежде. Стеклянные окна сверкали в лучах солнца, серые каменные стены отливали жемчужным блеском, в воздухе, как и прежде, порхали белоснежные голуби.

Когда они въехали в парадные ворота, она вспомнила про маркиза.

— Вальдо, — воскликнула она, — проснись же! Мы уже приехали, мы в Линче!

Он так быстро открыл глаза, что она не могла понять, спал ли он на самом деле или только притворялся. В то же время лицо его было уже не таким усталым, а синяки под глазами почти исчезли.

— Да, приехали, — проговорил он. — Твой костюм для верховой езды может вызвать удивление, но это неважно.

— Я хорошо выгляжу? — спросила Друзилла, надеясь привлечь к себе его внимание, но он смотрел в окно и, казалось, не слышал ее вопроса.

Карета остановилась у входа, украшенного портиком, и маркиз сказал:

— Как я и думал, они поджидают нас на ступенях.

Друзилла увидела, что на ступенях и около дверей собралась большая толпа. Когда они вышли из кареты, управляющий маркиза обратился к ним с длинной официальной речью, в то время как все собравшиеся рассматривали их с нескрываемым любопытством. В пышных фразах проскальзывала искренняя радость по поводу женитьбы маркиза.

Когда приветственная речь была закончена, маркиз представил Друзиллу своему управляющему, а затем они принялись пожимать руки домашним слугам, садовникам, лесникам, каменщикам, плотникам, грумам, шорникам. Друзилле казалось, что эта процессия желающих познакомиться с ней никогда не кончится.

Наконец, когда ее рука совсем онемела от энергичных рукопожатий, они направились в парадный зал, который она в последний раз видела, когда ей было десять лет. Она обнаружила, что он так же красив и величественен, как и в былые времена. Как хорошо она помнила великолепные статуи в нишах, начищенный до зеркального блеска мраморный пол, огромную лестницу с резными перилами! Когда она была ребенком, Линч казался ей самым красивым местом на земле! И теперь она, маленькая Друзилла Морли, которую приглашали в дом из жалости, потому что она была дальней родственницей и дочерью местного священника, будет здесь жить! Она повернулась к маркизу, чтобы сказать ему, как счастлива, что снова оказаться в Линче, но не успела она произнести хоть слово, как маркиз сказал сухим тоном:

— Как я понял со слов мистера Анстея, в шесть часов мы должны будем присутствовать на обеде, устраиваемом для арендаторов. Я надеюсь, что ты будешь готова к этому времени. Твой багаж уже прибыл.

— Да, конечно, — ответила Друзилла. — Это будет большой прием?

Маркиз вопросительно взглянул на своего управляющего.

— Около двухсот человек, миледи.

Друзилла улыбнулась.

— По моим понятиям, это очень много. Я должна приложить усилия, чтобы хорошо выглядеть.

— Вам это будет нетрудно, миледи.

В глазах и голосе мистера Анстея она видела непритворное восхищение, и это послужило ей некоторым утешением. Маркиз повернулся и направился в библиотеку, мистер Анстей последовал за ним, а Друзилла, чувствуя себя покинутой всеми, стала медленно подниматься по парадной лестнице.

На стене висели портреты многочисленных предков Линчей в резных золоченых рамах. Друзилле хотелось бы знать, смотрят они на нее с одобрением или с недовольством. Та ли она жена, которую они выбрали бы для своего наследника? Хотя, если бы не она, маркиза сейчас вовсе бы не было в поместье. С одной стороны, он поклялся оставаться холостяком, а с другой стороны, он бы уже вполне мог быть мертв, сраженный пулей герцога Уиндлгэма, который был отменным стрелком

«Я здесь, и вам придется с этим смириться», — мысленно говорила она, глядя на угрюмые лица на портретах, которые, казалось, пристально наблюдали за ней.

Увидев, что на лестничной площадке ее поджидает Роза, она очень обрадовалась.

— О, миледи, я так беспокоилась, не случилось ли что-нибудь с вами, — воскликнула Роза. — Мы уже давно ждем вас!

— Нам пришлось задержаться, — ответила Друзилла.

— Я уже боялась, не стряслось ли какой беды, — сказала Роза.

Друзилла покачала головой.

— Все в порядке, — успокоила она ее. — Где я буду спать?

— Прошу сюда, миледи, — сказала Роза, открывая дверь, выходящую на площадку. — Это спальня новобрачных, все маркизы спали здесь.

Друзилла вошла в комнату и замерла на месте. Должно быть, когда она ребенком играла с Вальдо в доме, она бывала здесь, но у нее не осталось об этом никаких воспоминаний.

Это была огромная комната, с большими окнами, выходящими в розарий. У стены стояла самая большая кровать из всех когда-либо виденных ею. Сделанная еще во времена Карла Второго, белоснежная, украшенная серебром, она была увенчана высоким балдахином, который поддерживали десятки купидонов с переплетенными сердечками в руках. Подзоры и покрывала были из белого атласа, расшитого розами, незабудками, купидонами и гирляндами.

На полу лежали белоснежные меховые ковры, мебель времен Реставрации была отделана начищенным до блеска серебром и украшена купидонами, держащими в руках фамильную корону Линчей. Это была спальня новобрачных, и повсюду стояли белые цветы. Здесь были лилии, розы и гвоздики, наполнявшие воздух нежным ароматом, который, казалось, говорил о любви, так же, как и купидоны, порхающие на серебряных крыльях над пологом кровати.

— Как красиво! — чуть слышно прошептала Друзилла.

Она медленно прошла по комнате и остановилась у окна. Как хорошо она помнила эти густые леса, раскинувшиеся прямо за домом, потайные места в зарослях кустарника, где они с Вальдо прятались, когда были детьми. Она видела раскидистые деревья, на которые они любили взбираться, маленький пруд с золотыми рыбками, которых они ловили и снова выпускали, орешник, где они таскали орехи из-под носа у белок. Вдалеке она различила сверкающую ленту реки, которая впадала в озеро, где они каждое лето плавали и катались на лодке, строили запруды и мосты, пока однажды она навсегда не уехала из Линча с тем, чтобы вновь вернуться лишь много лет спустя.

— О, Роза, как замечательно вновь очутиться здесь!

Ей необходимо было поделиться с кем-нибудь своей радостью, но Роза, снимая покрывало с кровати и взбивая подушки, лишь ответила:

— У вас есть всего полчаса для того, чтобы немного отдохнуть, а потом я приготовлю вашу ванну и помогу вам одеться. Я хочу, чтобы сегодня вы были также неотразимы, как вчера.

— Я, пожалуй, и вправду отдохну, — согласилась Друзилла. — Я немного устала.

Когда Друзилла принялась снимать костюм для верховой езды, Роза спросила:

— Почему вы переоделись, миледи? Я думала, что вы будете в голубом дорожном костюме.

— Я не хочу говорить об этом сейчас, — ответила Друзилла. — Позже я все тебе расскажу.

Она подумала, что нет смысла лгать и придумывать, что она испачкала дорожный костюм. Все равно лондонские слуги будут судачить о том, как она вернулась одна верхом в поисках маркиза. Все они отлично знают, где ей удалось его разыскать, и Друзилла вновь почувствовала, как унизительно, что слуги будут сплетничать о ней, в то время как маркиза это не волновало ни в малейшей степени.

Она надела ночную сорочку и легла, но ей не спалось. Она лежала и разглядывала эту поразительную комнату и роскошный балдахин над головой. Солнечные лучи проникали в открытое окно, снаружи слышалось воркование голубей, жужжание пчел и крики павлинов, расхаживавших по саду.

Но в то же время ее не покидала мысль о маркизе — она чувствовала, что никогда не сможет забыть гнева в его глазах, выражения уныния на его лице, когда он выходил из комнаты Бьянки де Сильва. Она до сих пор слышала изумление и негодование в его голосе, когда он увидел ее у двери:

— Друзилла, какого черта ты здесь делаешь?

Возможно, ей следовало отправить слугу наверх, чтобы он сообщил о том, что она ждет внизу. Как всегда, она действовала, не подумав.

Лучше бы она никогда не видела эту хорошенькую головку, лежавшую на подушках!

— Ваша ванна готова, миледи.

— Да, пора вставать, — пробормотала Друзилла.

Ей не хотелось подниматься. Она боялась встречи с маркизом, ей было страшно увидеть выражение презрения в его глазах. Ей хотелось просто лежать здесь, забыв обо всем, — но разве сможет она когда-нибудь, хотя бы на мгновение, забыть, что произошло?

Она с трудом заставила себя встать, выкупаться в теплой воде, благоухавшей ароматом цветов, и надеть шелковое белье, которое Роза подала ей.

Она села у большого серебряного зеркала, Роза уложила ее волосы и принесла из гардеробной, битком набитой роскошными туалетами, очаровательное платье.

Одевшись, Друзилла взглянула на себя в зеркало. Для сегодняшнего вечера Роза приготовила ей белое платье из тончайших кружев. Плотно облегающий корсаж подчеркивал округлые формы ее груди, плечи ее были открыты, и она выглядела очень юной и невинной.

Глядя на свое отражение, Друзилла пришла к выводу, что лучшего выбора Роза сделать не могла. Она выглядела именно так, как должна выглядеть новобрачная. В Лондоне она была блистательной, элегантной дамой, которая поразила и взяла штурмом весь высший свет. Сейчас же из зеркала на нее смотрела юная, неискушенная девушка, вступающая в жизнь рука об руку с любимым человеком.

«С любимым человеком!»

Друзилла повторила про себя эти слова и вдруг поняла, что это правда! Она любит маркиза!

До сих пор она об этом просто не догадывалась, но теперь это открытие поразило ее, как будто стрела пронзила ее сердце. Она любит его!

Вот почему она так мучительно ревновала его, сначала к герцогине, а потом к Бьянке де Сильва. Вот почему она с такой яростью вырвалась из его объятий прошлой ночью — не потому, что его страстные поцелуи испугали ее, а потому что она была в смятении от того, что он пробудил в ней такие чувства, которые доселе были ей неведомы.

Я люблю его… я люблю его!

Ей казалось, что она видит в зеркале эти слова, начертанные огнем.

Я люблю его… я люблю его!

Как она могла не понять этого раньше?

Как она могла думать, что он такой же, как все те мужчины, которые преследовали ее? Они вызывали в ней лишь отвращение; теперь же ей страстно хотелось вновь ощутить прикосновение его нежных и властных губ, хотелось оказаться в его объятиях, отдаться его поцелуям.

Я люблю его!

Ей захотелось прокричать эти слова во весь голос, но вместо этого она с неожиданным беспокойством обернулась к Розе.

— Я хорошо выгляжу? Как ты считаешь, это платье достаточно торжественное?

— Вы выглядите, как настоящая невеста, миледи, — ответила Роза просто.

Она достала из бархатного футляра, лежавшего на туалетном столике, бриллиантовое ожерелье, подаренное маркизой, и помогла Друзилле застегнуть его.

— Может быть, вы предпочли бы надеть что-нибудь из фамильных драгоценностей, миледи? — спросила она.

— Нет, нет, не нужно слишком много украшений, — сказала Друзилла. — Только это ожерелье и мое обручальное кольцо.

Послышался стук в дверь, и Роза пошла открывать. Спустя минуту она вернулась с маленьким букетом в руках.

— Садовники просят передать вам поздравления, миледи, и выражают надежду, что эти цветы вам понравятся.

Друзилла взяла букет, искусно составленный из розовых бутонов и камелий, которые прекрасно довершали ее туалет.

— Восхитительно! — воскликнула Роза тоном художника, закончившего гениальное творение. — Это как раз то, что нужно! Вы выглядите такой юной, миледи.

— Я чувствую себя юной… сегодня, — ответила Друзилла.

Она отвернулась от зеркала, охваченная возбуждением в преддверии того, что ее ожидало.

Через несколько минут она снова увидит маркиза. Она должна сказать ему, она должна каким-то образом дать ему понять, что она его любит. Может быть, он сам догадается о том, что с ней произошло.

Когда наступило время спускаться вниз, Друзилла совсем оробела. Ни разу в жизни она не чувствовала такого стеснения — но в конце концов, она была всего-навсего молоденькой девушкой, готовящейся к встрече с любимым человеком.

Маркиз ждал ее в парадной гостиной. Это была огромная комната, заполненная различными сокровищами, собранными многочисленными поколениями Линчей. Друзилла на мгновение остановилась в дверях, и все собравшиеся невольно подумали, что она — воплощение самой весны.

Ее рыжие волосы сверкали, изящная грация ее фигуры и горящие лихорадочным возбуждением глаза приковывали к себе внимание всех присутствующих, за исключением ее мужа. Будто почувствовав ее приближение, он намеренно отвернулся к столу, раскрыл какую-то карту и принялся обсуждать с одним из гостей новые постройки в северной части имения.

Господин Анстей выступил вперед, чтобы поприветствовать Друзиллу и представить ей самых важных гостей, которые были приглашены маркизом выпить бокал хереса перед тем, как направиться в банкетный зал.

— Кушать подано, милорд.

Зычный голос дворецкого эхом отозвался в большой гостиной, и маркиз наконец оторвался от изучения карты имения и подошел к Друзилле.

— Могу я сопровождать вашу светлость к столу? — церемонно обратился он к ней.

Она положила пальчики ему на руку, и от его близости ее охватил сладкий трепет. Но когда она взглянула ему в лицо, она увидела, что он хмурится.

Друзилла с маркизом подождали, пока гости пройдут вперед, и когда они последними вошли банкетный зал, все стояли вокруг стола и приветствовали их. Маркиз провел Друзиллу на предназначенные для них места во главе стола, они стоя прослушали молитву, которую прочитал местный викарий, сменивший на этом посту ее отца, затем все сели и приступили к трапезе.

Друзилла была рада, что справа от нее сидит господин Анстей, потому, что он указывал ей на наиболее важных фермеров, арендаторов и их жен, рассказывал немного о тех, кого она не знала, и напоминал о тех, с кем она была знакома в те времена, когда жила в деревне.

Время от времени она бросала взгляд на маркиза, но он был поглощен беседой с сидевшей слева от него дамой, которая была женой его старейшего арендатора, и ни разу не повернул голову в сторону Друзиллы.

Спустя некоторое время вино развязало языки всем присутствующим, разговор оживился, то там то сям раздавались взрывы хохота, казавшегося Друзилле гораздо более непринужденным, чем несколько натянутый смех и салонная болтовня, которые вчера царили за столом у принца.

Да и сам стол существенно отличался от вчерашнего. У принца подавались изысканные блюда с французскими названиями, в то время как здесь предпочтение было отдано старой доброй английской кухне — куски запеченной говядины, бараньи ноги, голуби на вертеле, фаршированные кабаньи головы, жирные каплуны и десятки разнообразных пудингов, залитых сметаной или домашним джемом, были весьма по вкусу собравшимся сегодня гостям.

Наконец, когда Друзилле казалось, что они сидят за столом уже несколько часов, маркиз поднялся с места. Он произнес короткую и остроумную речь.

Друзилла в первый раз слышала, как он выступает на публике, и ей очень понравились его манера держаться и дружелюбие, с которым он обращал к своей аудитории. Больше всего ее тронуло то, что он очень тепло говорил о своем возвращении домой, своем стремлении приложить все усилия, чтобы Линч снова стал таким, каким он был во времена его отца, — одним из самых процветающих поместий во всей Англии.

Когда он закончил, раздался гром аплодисментов.

— Браво! Браво! — кричали местные сквайры с обветренными на охоте лицами, топая ногами и стуча руками по столу.

К собственному изумлению, Друзилла поднялась со своего места. Мгновенно воцарилась тишина, и она заметила, что маркиз озадаченно посмотрел на нее. Чистым, звонким голосом она произнесла:

— Невесте не полагается произносить речей, но мне очень трудно молчать сейчас. Многие из вас помнят меня еще ребенком, многие знали моего отца и мою дорогую матушку, которые покоятся на местном кладбище. Я необычайно рада снова оказаться в Линче. Для меня он всегда был самым красивым местом на земле, где я была очень счастлива, не забыла тех лет, которые я провела здесь, и сейчас видя вокруг столько знакомых лиц, я чувствую, что наконец вернулась домой.

Со слезами на глазах она села на свое место, снова зал взорвался аплодисментами. Но она почти не слышала их.

Она повернулась и взглянула прямо в глаза маркизу, надеясь, что он догадается, что она пыталась сказать. На мгновение ей показалось, что он все понял. В первый раз за весь день он посмотрел на нее, и их взгляды встретились. Друзилла почувствовала, что между ними вот-вот должно что-то произойти, но внезапно, словно сделав над собой усилие, маркиз отвернулся и сказал очень тихо, чтобы лишь она могла его слышать:

— Прекрасное представление, поздравляю, ты великолепная актриса.

— Но я говорила искренне, — ответила Друзилла. — Вальдо, поверь мне, я говорила лишь то, что чувствовала.

Но он уже поднимался со своего места, и она поняла, что он ее даже не слышал.

— В саду скоро начнется фейерверк, — объявил он, — а в оранжерее вас ждут прохладительные напитки.

Послышались одобрительные возгласы, Друзилла снова положила пальчики на руку маркиза, и он повел ее к стеклянным дверям, ведущим на террасу.

Сопровождаемые гостями, они вышли из банкетного зала, и в этот момент громкий взрыв нарушил ночную тишину, и водопад сверкающих огней осыпал вековые деревья и спящее озеро. За первым залпом последовал второй, и все собравшиеся остановились, подняв глаза к небу.

Неожиданно Друзилла обнаружила, что осталась одна. Маркиз, беседуя с гостями, переходил от одной группы собравшихся к другой.

Внезапно она почувствовала бесконечную усталость. Бессонная ночь, длинная дорога, страх перед тем, что затевает Юстас, сердечные муки — слишком много переживаний выпало на ее долю в последние дни, и она совсем обессилела. Увидев, что стеклянная дверь, ведущая с террасы в одну из малых гостиных, открыта, Друзилла направилась туда.

«Я посижу здесь, пока не закончится фейерверк, — решила она. — В этой суматохе никто не заметит моего отсутствия».

Она расположилась на диване, подложив по голову одну из шелковых подушечек. Силы совсем покинули ее, но она знала, что, если бы сейчас в комнату вошел маркиз, она, несмотря на усталость, вскочила бы с места и побежала к нему.

«Когда гости разъедутся, я все ему объясню, — подумала она. — Я скажу ему, что прошлой ночью я не позволила ему прикасаться ко мне не потому, что мне неприятны его ласки, просто я думала, что кольцо на его пальце подарено ему другой женщиной».

Она закрыла глаза, и ей снова вспомнилась нежная сила его объятий. Как и прошлой ночью, ее охватил трепет. Как она могла быть такой глупой, зачем она прогнала его? Ни один мужчина не простит такого оскорбления и унижения!

Теперь она понимала, что всю свою жизнь любила его, и тогда, когда детьми они играли в Линче, и позже, когда она часто видела его во сне.

Неудивительно, что все остальные мужчины казались ей отвратительными, что их ухаживания были ей несносны! Не отдавая себе отчета, все эти годы она ждала встречи с Вальдо.

Когда она считала дни, оставшиеся до его приезда на каникулы, когда она готова была выполнять все его просьбы, подчиняться всем его приказам, причиной тому была любовь. В его обществе она испытывала неизъяснимый восторг, хотя он часто поддразнивал ее и обзывал Морковкой.

«Я всегда любила его!» — подумала она.

Именно это чувство руководило всеми ее поступками — и когда она спрятала его в классной комнате от преследующей толпы, и когда согласилась выйти за него замуж, чтобы спасти от неизбежной дуэли.

— Я люблю его! Я люблю его! — повторяла она снова и снова. — Всю свою жизнь я любила его!

Оттолкнув его от себя, она совершила непростительную глупость. Возможно, он и не был влюблен в нее, но она достаточно нравилась ему, чтобы у него возникло желание обнять и поцеловать ее. Пусть он действовал так из соображений условности, пусть им руководило чувство долга — все равно он был единственным мужчиной, чьи ласки не вызывали у нее отвращения.

Почему, почему она не согласилась на то, что он готов был ей предложить? Если бы она ответила на его порыв, возможно, со временем он полюбил бы ее. По крайней мере, между ними не возникло бы этого отчуждения, он не смотрел бы на нее презрением, как сейчас. Она чувствовала, что между ними образовалась пропасть, которая с каждым часом становилась все глубже.

— Я должна заставить его понять, — в отчаянии прошептала она. — Может быть, когда мы останемся одни, я смогу все ему объяснить и попросить прощения за свою глупость!

В то же время она понимала, что ей будет очень нелегко это сделать. Как ей решиться признаться в любви человеку, который смотрит на нее лишь с холодным осуждением? Своим поступком она убила в нем едва зародившееся чувство привязанности, теперь он только презирает ее. Это сквозило и в его словах «прекрасное представление», и в том, как он бесцеремонно бросил ее одну на террасе.

Друзилла с трудом подавила рыдание. Она чувствовала себя одинокой и не нужной никому, даже собственному мужу!