Искушение

Глава двадцать вторая

Наутро свадьбы Темперанс тошнило от...

Она не знала, от чего. С одной стороны, она думала, что полюбила Джеймса Маккэрна раз и навсегда и хочет остаться в деревне. Но с другой стороны, ей хотелось уехать в Нью-Йорк и доказать, что она может работать лучше, чем работала раньше. На этот раз у нее будет индивидуальный подход. Она теперь будет знакомиться со всеми женщинами, которым помогала.

– Я начинала правильно, – говорила она Грейс, когда они переносили цветы в церковь. – Я хотела помочь женщинам, у которых нет средств к существованию. Но где-то на пути к цели я стала... положите их туда, – сказала она одному из помощников цветочника, – я почему-то превратилась в...

– В лицемерную педантичную даму?

– Да, – ответила Темперанс, замирая с букетом лилий в руках.

– Я так не считаю, – ответила Грейс, – возможно, у вас были какие-то абсурдные представления о том, что женщины и мужчины могут сдерживать свои естественные потребности, но я никогда не считала вас педантичной дамой.

– Спасибо, – прошептала Темперанс. Всю жизнь она гордилась тем, что всегда знала, как справиться с любой возникшей перед ней проблемой. Мама говорила, что Темперанс и ее отец никогда не колебались.

– Это, наверное, очень хорошо, когда всегда знаешь точно, что предпринять, – повторяла Мелани О'Нил, – но, дорогая моя, в отличие от тебя и от твоего отца, я простая смертная и не могу решить, какое платье надеть с утра, а еще меньше я имею представление о том, что мне нужно успеть сделать в ближайшие десять лет.

А. сейчас, за короткий период пребывания в деревне Маккэрнов, казалось, все устои Темперанс поколеблены. Впервые она не знала, как поступать.

Она ждала, что Джеймс поведет себя как герой романа и не даст ей уехать. Она хотела, чтобы он объявил, что полюбил ее на веки вечные, чтобы она не смела никогда уезжать из деревни и выходила за него замуж. Темперанс уже представляла, как живет в этом большом каменном доме и рожает детей, которые, вырастая, ходят в кильтах и играют на волынках.

Одновременно ей хотелось убежать отсюда и больше никогда не возвращаться.

Она вспоминала, что в Нью-Йорке всегда была уверена, что все делает правильно, что идет к своей великой цели, которая (в этом тоже она была уверена) изменит жизнь на Земле.

– Все женщины страдают таким раздвоением? – спросила она вчера у Грейс.

– Нет, – сонно ответила Грейс, – большинство женщин отлично знают, что их ждет: муж и много детей. Если повезет, муж будет хорошим, будет содержать семью и проживет долгую жизнь. Если не повезет, он будет напиваться и избивать ее. Или умрет.

– Но когда я жила в Нью-Йорке, мне казалось, что я предоставляю женщинам выбор.

– Нет, вы просто предоставляли им жилье, когда от них уходили мужчины, – зевнув, ответила Грейс. – Вы были домовладелицей.

Темперанс откинулась на спинку стула, изумленно глядя на Грейс, потому что Грейс свела все ее годы благотворительности к одному-единственному слову «домовладелица».

– Неужели я больше никем не была? – прошептала Темперанс.

Грейс ей слабо улыбнулась.

– Откуда я знаю? Мы тогда не были знакомы. Я знаю только то, что вы мне рассказывали. Но мне кажется, что для деревни вы сделали больше. Вы дали женщинам возможность поддерживать себя. Когда-нибудь я смогу купить себе дом, даже если в моей жизни больше не будет мужчины, и Элис сможет учиться. А сейчас, если вы не возражаете, я посплю. Завтра будет сложный день.

– Да, – ответила Темперанс, поднялась и пошла к себе.

Завтра будет сложный день, ее последний шанс. Завтра ей нужно будет сделать что-то, или она потеряет... «Что? – спрашивала она себя. – Что она потеряет?» Ведь Маккэрн не умолял ее выйти за него замуж. Три дня назад она намекнула ему, что если он попросит, она останется здесь. Но Джеймс не понял намека. Он ответил, что собирается жениться на Кенне, поэтому все кончено.

За три дня перед свадьбой Темперанс только и делала, что работала. Начали съезжаться родственники Джеймса, и Темперанс нужно было всех их удобно разместить. Она извинялась за состояние комнат, но они только усмехались. Они все прекрасно знали доходы главы клана Маккэрн.

Трижды Темперанс пыталась поговорить с Кенной о приближающемся бракосочетании, но у той никак не находилось времени.

– Она еще ничего не нашла, – дважды в день сообщала Эппи.

– Почему она хотя бы не попытается вести себя учтиво? – раздраженно спросила Темперанс.

На кухне было много народу, но никто не ответил ей. Рамси, как всегда, держал в руках бутылочку для ягненка. Он взглянул на Темперанс и сказал:

– Возможно, она надеется найти сокровище до свадьбы, и тогда ей не нужно будет выходить замуж за моего отца.

Темперанс несколько минут ошарашенно смотрела на Рамси.

– Отец? Джеймс Маккэрн твой отец? – Да, – ответил он. – А вам никто не говорил?

– Нет, – выдохнула Темперанс. – Никто и никогда.

Темперанс нашла Джеймса на горе. Впервые он был увлечен не овцами, а сидел, прислонившись к каменной стене домика, и курил трубку.

– Я видел вас, – сказал он. – Вы обратили внимание, что когда вы впервые поднялись сюда, то еле дышали, а сейчас поднимаетесь вприпрыжку?

Подбоченясь, она посмотрела на него.

– Почему вы не сказали мне, что Рамси ваш сын?

Джеймс несколько секунд смотрел на нее.

– Это не тайна. А почему вы не знали?

– Это не ответ. Кто его мать?

– Девушка, с которой я познакомился в Лондоне. Очень давно, – он вынул трубку изо рта, посмотрел на Темперанс и снова закурил. – А в чем это вы всявыгваздались?

Темперанс даже не взглянула на себя.

– В муке и в крови. Я была на кухне. Вы расскажете мне о мальчике или нет?

– Рассказывать нечего.

– А вы подумали о его будущем? Он унаследует титул, землю? Вы уделяете ему внимание? Нечасто, если посмотреть на то, в каких условиях он живет. Я думала, что он конюх!

– Очень почетная профессия, если хотите знать мое мнение.

Темперанс выразительно посмотрела на него.

– Ладно, – вздохнул Джеймс, – почему всех американских женщин так заботят деньги? Вы знаете, что наши деревенские женщины зарабатывают отныне больше мужчин? На прошлой неделе Лилиас сказала Хэмишу, что не даст ему его ежевечернюю порцию, потому что продает весь ликер, который производит. А Слепая Бренда...

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Нет, я ничего этого не делал, если вам нужно непременно знать. С этой девушкой я провел одну ночь, я даже толком не знал ее. Через два года ко мне приехала ее мать и сказала, что ее дочь умерла от чахотки, а потом всучила мне костлявого младенца. Я привез его сюда. А что до остального, то все унаследует мой законный сын, если он вообще родится.

Он посмотрел на ее талию.

– Завтра вы женитесь на Кенне, не забыли еще?

– Да, и где она теперь ищет? Под крышей?

Темперанс в отчаянии махнула рукой на весь его клан и на него самого, развернулась и пошла вниз.

А сегодня она расставляла цветы в церкви и пыталась вообще ни о чем не думать. В это время завтра все уже будет кончено, она спокойно вернется в Нью-Йорк и... и...

Что? Будет драться с Деборой Мэдисон за место в истории? При этой мысли она содрогнулась.

– Вы в порядке? – спросила Грейс. Темперанс хотела ответить, что все отлично, но...

– Нет! – выпалила она. – Я никуда не гожусь! Я... Я не понимаю, что со мной, но мне совсем плохо!

С этими словами она повернулась и вышла из церкви. Если цветы поставят не туда, какая ей разница? Если невесте и жениху все безразлично, то кто она такая, чтобы волноваться из-за свадьбы?