Искушение

Глава шестая

К двум часам дня она уже готова была сдаться. Она наверняка смогла бы отмыть квартиры в домах Нью-Йорка, но хозяйство Джеймса Маккэрна оказалось выше ее сил.

Дом был большой, с множеством спален и четырьмя комнатами для приемов, когда-то очень красивых. Еще остались намеки на штукатуренные потолки, на оклеенные расписанной вручную шелкографией стены, на мозаичные полы. На стенах светлели пятна от висевших картин, а вмятины на полу говорили, где раньше стояла мебель.

Сейчас дом выглядел отвратительной развалюхой. Отовсюду свисала паутина, плесень ползла по привлекательным раньше обоям, грызуны проели норы в полах. В четырех спальнях на потолках зияли дыры, смотревшие на крышу, поэтому в комнатах летали голуби, а в одной комнате обосновались куры. Оставшаяся мебель была грязной и поломанной, но ее было так мало, что фактически комнаты стояли пустыми. И не нужно было обладать талантом дедукции, чтобы догадаться – обстановка пошла на уплату долгов. Увидев, в каком состоянии находится дом, Темперанс посочувствовала Джеймсу Маккэрну и его попытке жить в этих развалинах.

– Даже богатые могут быть бедными, – пробормотала она, закрывая за собой дверь в спальню, где на насесте сидели полдесятка кур.

Голодная со вчерашнего дня, она бродила в поисках кухни и поварихи, но, открыв какую-то дверь, попала во дворик – и словно из ада ступила в рай. По контрасту с грязью и запущенностью дома двор был чист и очень красив, камни, выстилавшие дорожку, сияли, словно их недавно помыли, нигде ни соринки.

Недоумевая, Темперанс подошла к конюшне и заглянула внутрь. Увиденное удивило ее еще больше. Под длинной шиферной крышей стояли шесть лошадей, и, хотя Темперанс не слишком много знала о них, она поняла, что две лошади – для работы, а четверка остальных для чего-то другого. Эти четверо были божественно красивыми: гладкие, лоснящиеся и пышущие здоровьем.

За те полтора часа, что она бродила по дому, ей не попался на глаза ни один человек, а здесь было трое мужчин и высокий мальчик-подросток. Каждый был занят своим делом – полировкой сбруи или чисткой стойла. Один мужчина из ведра с чистой водой поливал и без того чистые камни. Мальчик кормил одну из лошадей яблоками. Никто не посмотрел на Темперанс.

– Простите, – сказала она, но ее словно не слышали. – Простите меня... – произнесла она громче.

Мальчик повернулся и взглянул на нее. Один из мужчин оторвался от сбруи, обернулся к Темперанс, затем сплюнул и вернулся к работе.

– Я новая экономка, и... – она замолчала, поскольку один из мужчин произнес что-то непристойное.

Темперанс повернулась к нему.

– Прошу прощения? Вы мне что-то хотели сказать?

Он смотрел на нее, ухмыляясь.

– Экономка! Еще одна!

Но Темперанс не смутилась. На протяжении нескольких лет она имела дело с мужчинами, настроенными враждебно. Она подошла к незнакомцу, подбоченившись.

– Если вы хотите мне что-то сказать, извольте высказать мне это в лицо!

Человек, все еще ухмыляясь, открыл рот, но мальчик втиснулся между ними.

– У нас уже были экономки, – быстро произнес парнишка, – все они долго не задерживались. Маккэрн их вышвыривает.

– Или они сами убегают, – добавил мужчина из-за его спины.

Темперанс вздрогнула. Она думала, что ей первой предложили работу после смерти немолодой экономки.

– А давно умерла предыдущая экономка? Пожилая женщина? И сколько было после нее?

Какое-то время мальчик молча смотрел на нее. Он был красивым, высоким, ростом почти с Темперанс, но ему явно было не больше двенадцати. Его определенно хорошо кормили.

– Шесть, – наконец сказал мальчик, но когда остальные заржали, он немного покраснел и поправился: – Около дюжины.

Казалось, что он извиняется.

– Двенадцать женщин пробовали справиться с этой работой, и у них не получилось? – спросила Темперанс, широко открыв глаза. – Но почему?

– Маккэрн, – буркнул один из мужчин.

– Да, Маккэрн, – подтвердил второй. Третий просто кивнул, умывая водой камни с помощью широкой щетки. Темперанс посмотрела на мальчика.

– Маккэрн, – ответил он еле слышно.

– Ясно, – сказала Темперанс, хотя ей ничего не было ясно. – Сегодня утром мистер Маккэрн сказал мне, что женщины, с которыми он сталкивался, были слишком изнеженными, что жизнь здесь казалась им слишком тяжелой. Но я не из таких...

Она осеклась, потому что мужчины смеялись над ней. Сначала они просто обменялись улыбками, словно знали о том, о чем она не подозревает, а затем громко расхохотались.

Темперанс почувствовала, что начинает злиться. Она сжала кулаки и, развернувшись, ушла обратно в дом. Распахнув маленькую дверь, она очутилась там, где раньше была роскошная кухня, сейчас грязная и пустая.

Отодвинув старый деревянный стул от большого стола, стоявшего посередине комнаты, Темперанс упала на него. Ничто так не заставляет человека сдаться, как огромное физическое утомление. Она ничего не ела за последние сутки, ее одежда была влажной и холодной, а люди смеялись над ней...

Услышав звук шагов, она подняла голову и увидела, что в комнату, шаркая, входит пожилая женщина. Ее седые волосы и кожа были такими бесцветными, а длинная юбка из шотландки такой старой и застиранной, что Темперанс на минуту показалось – перед ней привидение. В этом доме их может быть сколько угодно. Хотя захочет ли хоть одно уважающее себя привидение жить в этой развалюхе?

– Вы настоящая? – услышала Темперанс свой шепот.

В ответ женщина закудахтала от смеха.

– О да, я настоящая! – ответила женщина. – Ну, вот, вы осмотрели дом, думаю, что вы хотите уехать. Алек увезет вас обратно в Мидлей.

И что дальше? – подумала Темперанс. Навсегда остаться жить с отчимом? Продолжать докучать ему встречами, которые она сама ненавидит? Если она еще раз услышит, как очередная безмозглая дама рассуждает о заслугах мистера Диккенса, она сойдет с ума.

Темперанс поднялась.

– Нет, я не уезжаю. Место ужасное, но при помощи прислуги можно что-нибудь сделать. Мне понадобится...

– Прислуги нет.

– Простите?

– Прислуги нет, – громче повторила женщина, – только вы, я и Эппи. Это моя старшая сестра.

Темперанс снова опустилась на стул. Старшая сестра?! Камни были моложе женщины, стоявшей перед ней.

Интересно, как она убедит молодую респектабельную даму выйти замуж за Мак-кэрна, если он живет в таком доме?! При малейшей возможности любая тут же сбежит из этой помойки.

Но ведь есть сам Маккэрн, внезапно подумала Темперанс. Хотя мужчины в конюшне знают про него что-то очень смешное, на него было, по его собственным словам, приятно посмотреть. Какая-нибудь женщина обязательно влюбится в его тело и будет смотреть за домом.

Стоит просто убрать большую часть дома, чтобы пригласить какую-нибудь женщину на уютный ужин, а затем заставить Маккэрна очаровать ее. Если он не подумает, что она хочет за него замуж, все получится.

Темперанс снова посмотрела на стоящую перед ней старуху.

– А где кухарка?

– Уже семь месяцев как схоронили, – ответила женщина.

– Ладно, – произнесла Темперанс, вставая, – тогда нам помогут мужчины...

– Нет, они работают только в конюшне. Это приказ Маккэрна. Он не хочет тратить время на дом.

– Нетрудно догадаться! – хмыкнула Темперанс. – Зато на лошадей он денег не жалеет!

– Да, для лошадей все, что угодно!

Глаза старухи засверкали от удовольствия: она наслаждалась отчаянием Темперанс.

– Алек увезет вас обратно в город, – снова предложила она.

С минуту Темперанс оглядывала кухню. Старинный камин, такой огромный, что в нем можно зажарить целого лося, но, судя по птичьему помету в очаге, ставший голубятней. Пол не мыли с тех пор, как построили дом, на столе – три потускневшие медные сковородки, связанные между собой паутиной в три сантиметра толщиной. Темперанс искренне пожелала себе не повстречаться с пауком, соткавшим такую паутину.

– Где Маккэрн ест? – спросила она, оглядываясь на женщину.

– У бедной Грейс.

– А кто это?

Старуха опять закудахтала от смеха.

– Его подружка.

Теперь понятно, почему он не хочет жениться. Но нужно найти положительную сторону. Расставить все точки над «и». Темперанс призадумалась...

– Ну, хорошо, конюхам нельзя работать по дому... А можно отправить мальчика с письмом? В виде тренировки лошади!

– Да... – неуверенно произнесла старуха.

– Мне нужны ручка и бумага, – сказала она старухе.

Та развернулась и вышла из комнаты. Вернувшись через полчаса, она положила на большой кухонный стол толстую пачку старой, но отличного качества писчей бумаги, стеклянную чернильницу, и – мамочки мои! – гусиное перо.

С минуту Темперанс смотрела только на это перо. За окном двадцатый век, а она будет писать пером?

Вздохнув, Темперанс взяла перо, попросила старуху принести что-нибудь поесть и начала письмо матери.

Она медленно, ведь быстро писать тупым пером может не каждый, детально описала дом, куда попала. Двадцать девять лет своей жизни она вложила в письмо матери, используя все, что могло бы убедить Мелани помочь дочери уехать отсюда. Вина, слезы, мольбы – все там было.

В заключение, на двадцатой странице, Темперанс просила выслать ей денег на обратную дорогу.

Она скрепила письмо по-старому: воском и тяжелой медной печатью, затем вручила его мальчику по имени Рамси и попросила отправиться в Эдинбург и доставить послание матери как можно скорее.

Она вынуждена была признать, что лошади действительно очень быстрые, а мальчик Рамси не увиливает от работы. В течение суток Темперанс получила ответ.

Дрожащими в предвкушении свободы руками Темперанс вскрыла мамино письмо.

Моя дорогая доченька!

Пользуйся поваренной книгой, которую я дала тебе. Мужчины сделают все что угодно, за сытный обед. Посылаю тебе четвертину говядины, половину свиньи, еще кое-что. Мужчина не ест до тех пор, пока весь день для тебя не поработал.

С большой любовью,

твоя мама.

Из письма выпала стальная ручка.