Искушение любовью

Глава 3

Джессика не слишком задумывалась над причинами, побудившими сэра Марка провести лето в городе своего детства. Она жила в Лондоне — или в непосредственной близости от него — последние семь лет. Покровители порой брали ее с собой в путешествия по сельской местности, но, поскольку положение Джессики в обществе было далеко от приличного, соседям ее никогда не представляли. Деревня была для нее как бы уменьшенной версией города — более тихой, с меньшим количеством людей и без опер. Джессика на удивление быстро забыла собственное детство.

Здесь она действительно чувствовала себя в большем уединении. Ей удалось снять домик на окраине городка, примерно в полумиле от того места, где мощеные дороги переходили в тропинки, а дома сменялись полями. Иногда она проводила целые дни, не видя никого, кроме служанки, которую привезла с собой из Лондона.

И это было, в общем, неплохо. Но именно по той же самой причине вероятность случайно столкнуться с сэром Марком на тропинке, ведущей к ее укромному уголку, практически равнялась нулю.

А это означало, что встретиться они могли только в одном месте. Там, куда он наверняка заглядывал. В церкви.

Этим ранним летним утром было еще довольно прохладно, но внутри оказалось гораздо жарче, чем Джессика ожидала: в церкви собралось очень много людей. Здесь царила строгая иерархия. Самые зажиточные и почтенные горожане сидели впереди, на отведенных их семьям скамьях; более простой народ стоял позади.

Жители Шептон-Маллет еще не определились, к какому именно сословию отнести саму Джессику. Она была достаточно состоятельна для того, чтобы снимать дом и содержать служанку, но не отвечала на вопросы, касающиеся ее семьи или происхождения, а это было явным признаком сомнительного прошлого. Кроме того, она была красива, а красивым женщинам, как правило, не доверяли.

В Лондоне вообще никто никому не доверял, поэтому последнее беспокоило Джессику меньше всего. Немного подумав, она решила занять место посередине.

Сэр Марк, разумеется, сидел в первом ряду. Судя по лицам прихожан, его особа интересовала всех не меньше, чем церковная служба.

Джессика попыталась познакомиться с ним до начала службы, но потерпела неудачу, поскольку половина города желала сделать то же самое. Другая половина — та, что уже успела ему представиться, — твердо вознамерилась оградить сэра Марка от непонятной миссис Фарли. Однако Джессика не жалела о том, что создала себе сомнительную репутацию. В конце концов, она собиралась соблазнить его, а не заставить предложить руку и сердце. Ей нужно было выглядеть одной из тех женщин, на которых мужчины никогда не женятся. До сих пор это приносило ей только разочарование… но ведь они пока еще не познакомились.

Во время службы сэр Марк ни разу не отвлекся. Но когда Льюис стал подходить к концу, он вдруг обернулся — и не потому, что устал или захотел развеяться. Он посмотрел прямо на Джессику, словно знал, где она сидит. И знал, что она за ним наблюдает.

Их глаза встретились. Она не склонила голову и не отвела взгляда, как сделала бы скромная, застенчивая леди. Нисколько не смутившись, Джессика спокойно посмотрела на него в ответ.

Взгляд сэра Марка опустился ниже.

На секунду она пожалела, что по вошедшей в плоть и кровь привычке надела в церковь свой самый скромный наряд. Прошло столько лет, а ее рука все равно потянулась к закрытому платью с целомудренным вырезом.

Он снова поднял взгляд, посмотрел ей в глаза и неожиданно подмигнул.

Пораженная Джессика не успела среагировать — сэр Марк тут же отвернулся.

Он явно сделал это намеренно, но что означал этот жест? Что он пытался сказать? От волнения в животе у нее похолодело, как будто она снова превратилась в юную неопытную девочку, гадающую, почему на нее посмотрел симпатичный ей юноша. Но сейчас сердце Джессики сжималось не от девического волнения, а оттого, что на карту была поставлена ее судьба, ее будущее, сама ее жизнь! Это подмигивание должно было что-то значить!

Служба окончилась. Прихожане поднялись со своих мест и потянулись к выходу. В ту же секунду, как сэр Марк встал со скамьи, его окружила небольшая толпа. К тому моменту, как он добрался до выхода, вокруг было уже не протолкнуться.

Джессика решила подождать во дворе, возле кованой чугунной ограды. Она не собиралась прорываться к сэру Марку, расталкивая локтями юных особ, что добивались его внимания. В облаке исходящей от них невинности можно было буквально задохнуться. И тем не менее Джессика почти жалела, что не является одной из них. Как бы ей хотелось взглянуть на сэра Марка и увидеть в нем надежду на спасение!

Вместо этого ей приходилось полагаться лишь на холодный расчет. Джессика ненавидела обман и презирала притворство, но она преступила общепринятые понятия о морали много лет назад. И предала тем самым часть себя. И если сэр Марк не решится прийти к ней до того, как иссякнут ее скудные средства, ей придется прибегнуть к какой-нибудь уловке.

Он заметил ее и поднял руку. Словно по мановению волшебной палочки все голоса вокруг тут же стихли.

— Подождите здесь, — попросил сэр Марк, и толпа — пожилые матроны, молодые люди и полные надежд на будущее юные леди — разом задержала дыхание. Все расступились. Через церковный двор он направился прямо к Джессике. Их разделяли лишь несколько старых могильных плит. Трава была ярко-зеленой; солнце припекало. Его волосы казались слишком светлыми, слишком золотыми — они сияли, словно драгоценная корона.

Он остановился в нескольких футах от нее.

— Я просит, чтобы кто-нибудь представил меня вам как положено, — негромко произнес сэр Марк, — но отчего-то никто не захотел этого сделать. Очень странно.

— Это оттого, что я очень, очень порочная женщина, — пояснила Джессика. Она сделала шаг вперед, протянула затянутую в перчатку руку и внутренне приготовилась к тому, что сейчас он коснется ее. — Миссис Джессика Фарли, официальный позор этого города. К вашим услугам.

Он не склонится над рукой миссис Фарли, как сделал бы любой другой джентльмен, но взял ее в свою и крепко сжал — как будто бы заключал с ней какой-то тайный договор. Конечно, так делать не полагалось, но, в конце концов, и завязывать знакомство подобным образом тоже было против правил. Даже сквозь перчатку Джессика почувствовала, как его кольцо вдавилось ей в ладонь. Ее цель была так близка…

— Сэр Марк Тёрнер, — представился он. — Мой голос подобен пению тысячи ангелов. Бабочки следуют за мной по пятам, а птицы приветствуют каждое мое дыхание радостными трелями.

Он отпустит ее руку так же легко и непринужденно, как и взял, но Джессика все равно ощущала его твердое и уверенное прикосновение. Она молча смотрела на него, не зная, как ответить на столь странное приветствие. Если бы сэр Марк сошел с ума, об этом написали бы в газетах, ведь так?

— Я в замешательстве, — наконец выговорила она. — Кажется, вы где-то потеряли своих бабочек.

В его глазах загорелись веселые искорки.

— Предлагаю вам соглашение. Я не стану слушать сплетни о вас, а вы в свою очередь не будете верить всему, что говорят обо мне.

— Сэр Марк! — Один из наиболее смелых почитателей решился выступить вперед. Несомненно, они сочли, что их кумир провел уже достаточно времени в ее нелицеприятном обществе, и опасались, как бы его золотое сияние не потускнело.

У Джессики оставалось всего несколько секунд наедине с сэром Марком.

— Вы не совсем такой, как я ожидала… почитав лондонские газеты.

— Вы их читали? Забудьте обо всем, что видели там. Заклинаю вас.

Она слегка склонила голову и улыбнулась ему самой очаровательной своей улыбкой. И она действительно подействовала! Для Джессики это было ясно как день. Сэр Марк владел собой лучше, чем большинство мужчин, но она все же заметила, как дрогнули уголки его губ. Как он невольно расправил плечи. Как его тело чуть подалось к ней. Он был пленен; его влекло к ней — и очень сильно.

Он был у нее в руках. Оставалось только поманить его. Какая легкая победа!

Но их по-прежнему окружала толпа. Вряд ли можно довершить падение сэра Марка прямо здесь, во дворе церкви.

— Вы хотите сказать, что вы не святой? — поинтересовалась Джессика. — Сэр Марк, ваши читатели были бы в ужасе, если бы услышали это.

Их глаза снова встретились.

— Нет, — тихо ответил он. — Не нужно меня канонизировать. Я человек, миссис Фарли. Просто человек.

Он отвернулся от нее как раз за секунду до того, как пожилая леди в фиолетовом бомбазиновом платье осторожно дотронулась до его локтя. При этом дама бросила на Джессику злобный взгляд. Сэр Марк вошел в толпу; женщины расступились, чтобы пропустить его, — и снова сомкнули ряды.

Я просто человек.

Если Джессика и разбиралась в чем-нибудь по-настоящему, так это в мужчинах. Она знала, чего они хотят, и знала, как им это дать. Где-то в глубине души она почувствовала слабый укол совести, но… в конце концов, она не собиралась принуждать сэра Марка.

Этого не потребуется. Он все сделает сам.

Как и со всеми прочими мужчинами, ей нужно будет только намекнуть, что она доступна. А он охотно поучаствует в разрушении собственной репутации.

Надо лишь придумать нехитрый план, как его поторопить.

Свою первую неделю в Шептон-Маллет Марк провел в раздумьях. С тех пор как ему негласно предложили вступить в Комиссию по делам бедных, он никак не мог решить, как ему поступить. С одной стороны, комиссию, в задачи которой входил надзор за работными домами, ненавидели абсолютно все. Этот пост был предложен Марку только потому, что, будучи всенародным любимцем, он мог успокоить всеобщее недовольство последними просчетами в работе комиссии. Сам Марк подозревал, что эффект будет противоположным — новое назначение, скорее всего, подорвало бы его авторитет в глазах общества.

Вся система помощи бедным людям находилась в полном упадке. Вероятно, Марк смог бы помочь несчастным, если бы взялся за дело со всей присущей ему энергией. Кроме того, если уж судьбе было угодно даровать ему такую славу и почет, он был просто обязан использовать свое влияние на благо общества. Ко всему прочему, сама идея, лежавшая в основе законов о бедных, представлялась Марку в корне неверной. Он сомневался в том, что эту систему вообще можно было как-то исправить.

Все эти соображения он изложил несчастному заместителю секретаря, который нанес ему частный визит. Но кроме них, Марка беспокоила еще одна невысказанная вслух мысль, и именно здесь, в Шептон-Маллет, под родным кровом, она обрела новую силу. Здесь он вырос. Здесь едва не умер его брат. И все потому, что их мать сошла с ума.

Посвятить свою жизнь благотворительности было почетной, достойной уважения задачей. Но мать довела ее до абсурда, щедро раздавая беднякам скромное семейное состояние до тех пор, пока от него почти ничего не осталось. Из трех братьев Марк был единственным, кто более или менее понимал, почему она это сделала. И ему совсем не нравилось, что он так легко смог найти смысл в поступках безумной. Это означало, что он способен видеть мир ее глазами.

Возможно, именно поэтому он захотел искать убежища в знакомых краях. Политика вызывала у Марка отвращение. Даже если бы он и решился отдать себя служению бедным, то не стал бы заниматься управлением работными домами. И все же…

Ему часто приходило в голову, что единственной его задачей на этой земле является борьба с наследием собственной матери. Она держала планку так высоко, что признавала только совершенных людей — он написал практическое пособие по целомудрию, предназначенное для людей обыкновенных. Она впадала в ярость по малейшему поводу — он всю жизнь работал над тем, чтобы обуздать свой буйный темперамент. Она доводила до крайности любое благочестивое намерение — Марк выступал за умеренность.

Поэтому он не сказал «нет». Пока еще не сказал. Возможно, ему как раз предоставился шанс доказать, что он может послужить общему благу и помочь бедным и в то же время смирить свой нрав.

Возможно.

Он вернулся сюда, в дом своего детства, хранилище бесчисленных воспоминаний. Это место казалось ему вполне подходящим для принятия сложного решения; ничуть не хуже других. Нет, лучше. Он хотел уединенности и получил ее — хотя и в меньшем объеме.

Сегодня, когда дождь с самого утра барабанил по крыше, был лучший день из всех.

Приходящую служанку, убиравшую дом, он отослал еще в полдень, а мальчик, который присматривал за садом, приходил через день.

И что было лучше всего — при таком ливне дорожки развезло и грязи на улице было буквально по колено. Вряд ли кто-то в здравом уме осмелится навестить его сегодня. А если очень повезет, подумал Марк, ему удастся избежать любого общения вплоть до самого пикника, то есть еще два дня.

У него будет достаточно времени, чтобы все взвесить и обдумать.

Удобно устроившись в кресле с одним из старых дневников матери в руках, Марк вдруг услышал стук в дверь и еле сдержал стон.

Пару секунд он сидел неподвижно, смотрел на огонь в камине и раздумывал, что будет, если сделать вид, что он ничего не слышал. Это вполне мог быть преподобный — несомненно, со своей несчастной, забрызганной грязью дочерью.

Воображение внезапно нарисовало ему совсем другую картинку. А что, если это миссис Джессика Фарли, в промокшем платье, вся усеянная сверкающими каплями дождя? Может быть, она сбилась с дороги, промокла и нуждается… конечно нет. Какая глупость? Что за нелепые мальчишеские фантазии! Их время — глухая темная ночь; тогда он сумел бы справиться с неизбежно возникающим в таких случаях желанием.

Возможно, это прислуга, миссис Эштон. Решила проверить, как там сэр Марк. Конечно же. Она увидела, что начался дождь, натянула клеенчатый плащ и калоши и отправилась в путь, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Три мили, отделявшие ее дом от дома Марка, ничего не значили. Она стремилась сделать как лучше.

Как и все остальные.

Тяжело вздохнув, Марк встал и направился к двери. Он был практически уверен, что увидит на пороге скромную пухленькую миссис Эштон, может быть, с горшком свежего масла и только что испеченным хлебом, аккуратно завернутым в промасленную бумагу. Это просто не мог быть никто другой. Он еще раз вздохнул и распахнул дверь.

И замер, словно пораженный молнией. Нелепая мальчишеская фантазия вдруг воплотилась в жизнь. Перед ним стояла миссис Джессика Фарли в насквозь промокшем платье.

Руки Марка невольно сжались — так сильно ему захотелось положить ладони на ее грудь и вытереть поблескивающие дождевые капли. Корсет почти не прикрывал дерзко выступающие бусинки сосков; сквозь ставший прозрачным муслин просвечивали темные ареолы.

С таким же успехом она могла бы быть обнаженной. Он мог разглядеть все детали — мелкие ювелирные стежки и изящную вышивку на ее белье… нежно-зеленая виноградная лоза. Он видел каждый шов корсета, облегающего ее стройный стан. А когда его взгляд невольно скользнул ниже — да, да, он был всего лишь мужчиной, — он рассмотрел ее бедра и ноги, которых не скрывали облеплявшие их нижние юбки. Эти бедра были созданы для того, чтобы их ласкали мужские руки.

Мальчишеская фантазия? Нет, это была вполне оформившаяся мечта взрослого мужчины. Восхитительная. Потрясающая. Слишком доступная. Такая, какой нельзя доверять ни в коем случае.

Намеренно медленно Марк поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо. Да, приказал он себе. На лицо. Смотреть только на лицо и ни на что больше.

Уловка не сработала. Одна капелька скатилась на самый кончик ее аристократического носа, и он почувствовал непреодолимое желание протянуть руку и смахнуть ее. Попирая все законы физики, капля практически зависла в воздухе.

Что ж, миссис Фарли не единственная, кто может обмануть природу. Стеклянные кирпичи. Марк мысленно нашел груду стеклянных кирпичей и принялся быстро выстраивать стену. За ней он не будет чувствовать страсти. Вожделения. Обуздает порыв сделать один совсем маленький шаг вперед и слизать капли дождя с ее губ.

— Сэр Марк, — заговорила она. Ее голос был нежным и мягким, словно ласковое прикосновение, — мне крайне неловко нарушать ваше уединение, но, как вы сами видите, обстоятельства вынуждают меня воззвать к вашему гостеприимству. — Она сжала промокшую шляпку.

Он заглянул ей в глаза. Они были такими темными, что ему никак не удавалось разобрать их выражение, особенно в этом тусклом освещении. Миссис Фарли выдала свою ложь без малейшей запинки, даже не моргнув. Даже не потрудившись отвести взгляд.

— Видите ли, — продолжила она, — я отправилась на прогулку, не обратив внимания на время и на погоду…

— Без шали, без плаща и без зонтика, — закончил он. Собственный голос показался Марку бесцветным и каким-то затхлым, словно вода, которая слишком долго простояла в ведре. — С самого утра небо было затянуто тучами, миссис Фарли. Еще до того, как пошел дождь.

— О, разумеется. Мне следовало быть более предусмотрительной и захватить с собой хотя бы платок. — Она беззаботно рассмеялась. — Но мой ум был занят совсем иными вещами.

Ее волосы были влажными. Наверное, у другой женщины они бы растрепались и свисали некрасивыми унылыми прядями, растеряв свой роскошный блеск. Но только не у нее. Несколько упругих завитков выбилось из тугого узла на затылке — как раз таких, чтобы можно было накрутить их на палец во время поцелуя.

С вожделением ему удалось справиться довольно легко. На самом деле Марк был сильно разочарован.

Миссис Фарли намеренно сказала ужасную глупость. Как будто она была совсем безмозглой и не могла одеться в соответствии с погодой. Многие знакомые Марку мужчины, несомненно, поверили бы в эту чушь. В конце концов, они были твердо убеждены в том, что все женщины дурочки.

Но только не Марк. И только не в случае с миссис Фарли. Если бы кто-то спросил его мнение, он бы сказал, что она подбирала каждую деталь своего туалета с той же тщательностью, с какой часовщик подбирает нужную пружину.

Он подавил вздох.

— Миссис Фарли, если бы вы были настолько глупы, вы бы давным-давно погибли от несчастного случая или смертельной простуды. Поскольку вы до сих пор живы и обладаете цветущим здоровьем, боюсь, я должен признать вашу историю выдумкой от начала до конца.

Она недоуменно моргнула — радужные капли сверкнули на невероятно длинных ресницах — и чуть нахмурила лоб.

— Теперь вы видите? Я вовсе не настолько добр и великодушен, как утверждает молва. Иначе я ни за что не осмелился бы назвать вас лгуньей.

Она опустила ресницы и сцепила руки за спиной.

— Прекрасно. Что ж, я признаю — мне было любопытно. Вы заинтересовали меня, а учитывая мою дурную репутацию и вашу безупречную, у нас с вами вряд ли появилась бы возможность побеседовать в общественном месте.

Марк обязательно нашел бы такую возможность. Он уже думал об этом. Его заинтриговали остроумные замечания миссис Джессики Фарли и любопытное противоречие между ее откровенными нарядами и странной манерой поведения. Он не мог забыть ее улыбку — мудрую, грустную и усталую одновременно. Он бы сделал все, чтобы побеседовать с ней. Но теперь, когда она вот так объявилась на пороге его дома, он чувствовал только противный медный привкус разочарования. Разумеется, она думала, что достаточно предстать перед ним во всей своей красе и его разум мгновенно испарится.

— Если бы вам хотелось просто побеседовать, — сухо заметил Марк, — вы бы надели плащ. — Он взглянул на небо. — И не было нужды дожидаться дождя.

Она вскинула на него огромные темные глаза и глубоко вздохнула. Ее грудь соблазнительно приподнялась. Марка не интересовало знакомство с опытной искусительницей. Он хотел узнать ее с другой стороны — с той, которую она не показывала миру. Его занимала женщина, язвительно и умно отвечавшая настоятелю, думая, что ее никто не слышит.

И лично для него это являлось куда большей приманкой, чем пикантные формы и мокрое полупрозрачное платье. Он мечтал, чтобы кто-то увидел его самого — его, а не его репутацию.

— Миссис Фарли, кажется, вы женщина с большим опытом.

Она облизнула губы и чарующе улыбнулась.

На Марка тем не менее чары не подействовали.

— Как по-вашему, в чем разница между мужчиной-девственником и мраморами Элгина[2]?

Она нахмурилась и бросила на него нарочито озадаченный взгляд.

— О, это очень трудный вопрос. Они представляются мне весьма похожими и довольно… твердыми. Вы согласны? — Ее невинный тон только подчеркивал непристойный смысл ее слов.

Он покачал головой:

— На мужчину-девственника приходит посмотреть гораздо больше людей.

Она странновато посмотрела на него, но ничего не сказала. Ну-ну. Если бы она действительно хотела не «познать» его в библейском смысле, а просто узнать поближе, то по меньшей мере попросила бы пояснить, что он имеет в виду. Вместо этого миссис Фарли снова провела языком по губам.

Марк попробовал зайти с другой стороны.

— А какова разница между мужчиной-девственником и грудой камней?

— Опять же все они твердые.

— Камней намного больше. И они намного разумнее.

Ну засмейся же, мысленно попросил он. Разгляди меня. Перестань видеть во мне препятствие, которое нужно преодолеть.

— О нет! — воскликнула она. — Этого не может быть. Вы очень умны.

Может быть, он сам убедил себя в том, что она остроумна? Марк знал за собой эту слабость. Ему слишком хотелось, чтобы это оказалось правдой. Чтобы его видели не безупречной статуей, а обычным человеком, со своими слабостями и ошибками.

— Очень хорошо, миссис Фарли, — сказал он. — Вы победили. Значит, вы вышли прогуляться в грозу, рискуя жизнью и здоровьем, чтобы просто посмотреть на меня. Вы решили сделать это во вторник вечером — по случайности именно в тот день, когда парень, который пропалывает мой огород, сидит у себя дома. И вот мы с вами здесь, и мы абсолютно одни. — Марк покачал головой. — Будучи в здравом уме, я не могу отправить вас восвояси. До деревни несколько миль. Вы конечно же замерзли, а у меня в доме горит камин. Не важно, какие причины побудили вас прийти, но вы в любом случае не заслуживаете смерти от жестокой простуды.

— Благодарю вас, сэр. И ценю ваше гостеприимство.

Проявленное гостеприимство, однако, ставило его в затруднительное положение. Марк вел холостяцкое хозяйство, а миссис Фарли явно промокла до нитки. Прежде чем он сумеет снова выставить ее за дверь, ей придется снять с себя мокрое платье и белье и высушить их у огня. И вряд ли будет уместно вручить ей пару штанов, чтобы она натянула их на себя, пока сушатся ее собственные вещи.

Он развернулся и пошел вперед по коридору, на ходу обдумывая ситуацию. Миссис Фарли последовала за ним — он слышал ее мягкие шаги. В туфлях у нее хлюпала вода. Он провел ее в гостиную, где был разожжен камин, и остановился. Она тоже остановилась и с любопытством огляделась по сторонам.

— Спасибо, — просто сказала она.

— Я сейчас вернусь. — Марк внимательно посмотрел ей в глаза. — Принесу халат и полотенца, чтобы вы могли вытереться.

Выражение ее лица нисколько не изменилось. Это отсутствие реакции показалось ему странным и неестественным — как будто она присутствовала здесь только наполовину. Чего же она хочет? Сначала она возникла на пороге его дома, промокшая и запачканная. Потом солгала про причину своего прихода. Теперь… теперь, видимо, все как раз должно проясниться.

— Две минуты, — сказал он. — Я вернусь через две минуты. И кроме меня, в доме и в самом деле никого нет, так что вернусь именно я, а не служанка. Мы понимаем друг друга, миссис Фарли?

Она кивнула.

Марк вышел. Ему отчаянно, страстно хотелось убедиться, что он в ней ошибся. Конечно, это было глупо — он ничего не знал об этой женщине, кроме деревенских сплетен и покроя ее платья. Но он так хотел поверить, что в ней было нечто большее.

Причудливая мечта взрослого мужчины, хмыкнул он. Вернуться и найти ее полностью одетой. Поговорить с ней, наконец, без свидетелей, без любопытных ушей, ловящих каждое слово. Он хотел… чтобы она ему понравилась. Хотел с самого начала. На рыночной площади его увлекли в сторону прежде, чем он успел хотя бы поздороваться с ней. Возле церкви им удалось поговорить всего пару минут. А между тем миссис Джессика Фарли возбудила его живейший интерес в тот самый момент, когда вздрогнула от прикосновения преподобного Льюиса. Словно наивный, неопытный юнец, он увидел в этом особый знак. В нас обоих есть что-то, что не дано заметить другим.

Но разумеется, он ошибся. Для нее он — не более чем трудная задача. Препятствие, которое нужно взять. Мужчина, которого необходимо соблазнить.

Марк покачал головой, взял полотенца и пошел обратно в гостиную, мысленно готовя себя к тому, что ему предстоит увидеть. Уходя, он оставил дверь гостиной открытой. Зрелище, которое предстало перед его взором, не стало для него сюрпризом.

Она успела сбросить платье и нижние юбки и, стоя спиной ко входу, пыталась справиться со шнуровкой корсета. Сквозь тонкую, липнувшую к телу ткань виднелись ее щиколотки, тонкие и изящные, и мраморно-белые икры. Он невольно обвел взглядом линии ее стройных длинных ног.

Она вдруг обернулась:

— О! Сэр Марк! Как неловко!

— О, умоляю вас, — холодно прервал ее он.

Она вспыхнула:

— Но…

Марк старался не отрывать глаз от ее лица. Он чувствовал себя так, будто стоял на краю скалы, а далеко внизу бушевали разъяренные волны. Один взгляд вниз — и дурнота овладеет им и увлечет туда, в пропасть.

— Прошу вас. Избавьте меня от объяснений. И сделайте огромное одолжение — попытайтесь услышать. Что, по-вашему, я должен был бы сделать в данных обстоятельствах? Предполагалось, видимо, что я буду так охвачен вожделением, что не смогу сдержаться и наброшусь на вас?

— Я… это… — Она глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.

— Вы полагаете, что вид обнаженной груди и ягодиц способен настолько свести меня с ума, что я забуду о своих принципах? Я девственник, миссис Фарли, а не невинное дитя. Я не настолько наивен.

Она остановилась и невольно приоткрыла рот от изумления. Она была так близко, что он мог бы схватить ее — схватить и толкнуть в кресло, что стояло прямо у нее за спиной. И согреть ее все еще влажную и холодную кожу своими ладонями.

— Удивительно, что похоть не овладела мной целиком и я способен связно излагать свои мысли, не правда ли? — презрительно бросил он и уронил полотенца и халат на пол.

— Сэр Марк, простите мне мою прямоту. Я только подумала, что… — Она протянула вперед руку, и он непроизвольно, не успев подумать, что делает, схватил ее.

Не осторожно. Не нежно. Этот прием они с братом отработали в совершенстве еще много лет назад. Не важно, насколько силен стоящий перед тобой мужчина — он не сможет противостоять даже мальчишке, если заломить его большой палец назад. Марк и его брат упражнялись часами, днями напролет, пока не научились делать это механически, в ответ на угрозу.

Когда она потянулась к нему, он действовал так же — сжал ее руку в своей, чтобы можно было в любой момент вывернуть палец.

И она снова вздрогнула. Не от боли — он даже слегка не надавил на ее палец. Точно так же она дернулась, когда ее схватил за плечо Льюис. Просто потому, что к ней прикоснулись.

Если бы Марк умел чертыхаться, он бы непременно сделал это сейчас. Потому что хуже женщины, которая видела в нем лишь цель для соблазнения, была женщина, вознамерившаяся совратить его, не питая при этом ни малейших чувств к нему. Она была невероятно близко и, несмотря на свой испуг или отвращение, слегка запрокинула голову, чтобы ему было удобнее ее поцеловать.

— Большинство мужчин на моем месте не стали бы смотреть в зубы дареному коню, — процедил Марк. — Не в этой ситуации.

— А вы?

— Если бы я пожелал приобрести кобылу, я бы проверил каждый зуб. И если бы обнаружил хоть один изъян, то развернулся бы и ушел прочь. Не раздумывая и не сожалея.

Она подняла свободную руку и легко обвела пальцем его подбородок.

— Какая жалость! Я как раз считаю изъяны своей наиболее привлекательной стороной. — Она говорила низким, бархатным голосом, напоминавшим кошачье мурлыканье. — Из меня вышла бы плохая племенная кобыла, сэр Марк. Но не думаю, что мужчину вроде вас интересует именно это.

Она играла свою роль очень убедительно. Кто угодно поверил бы, что она его хочет. Но мягкие, обволакивающие интонации плохо вязались с ее лихорадочным пульсом — Марк чувствовал его, сжимая ее запястье. Ее тело было напряжено, и она почти дрожала, как туго натянутая струна, — и это не соответствовало голосу еще больше.

— Похоже, мне вообще не нужна кобыла. Никакая.

— Не нужна? — Она погладила его щеку. — Вы мужчина. У вас есть… потребности, как у любого другого. Что касается меня… я вдова, но я не умерла. Мне тоже нужно утешение, и, как и вы, я бы желала сохранить все в тайне. Я бы не хотела, чтобы кто-то осуждал меня. — Кончиками пальцев она осторожно и нежно коснулась его шеи, потом ее рука опустилась ниже, к плечу. — Наши интересы во многом совпадают. Вы можете получить удовольствие и сохранить свою безупречную репутацию.

Ее рука была все еще влажной и немного холодной. Но это не имело никакого значения — она трогала не плоть, а стекло. Не кожу, а гранит. Конечно, сегодня ночью он дюйм за дюймом припомнит тот путь, что прошли ее пальцы. Ночью какая-то греховная часть его существа пожалеет, что он не прижал ее к себе и не принял наслаждения, которое она предложила.

Марк постарался превратить себя в камень.

— Вы ничего не знаете о моих интересах. Это не то, чего я хочу.

— Если вы не хотите меня, — шепнула она, — почему до сих пор меня держите?

— Кажется, нужно внести ясность. — Он чуть нажал на основание ее большого пальца — не для того, чтобы причинить боль; он просто хотел дать ей понять, что легко может это сделать, если захочет. — Я всего лишь удерживаю вас на расстоянии. А это большая разница. А что касается остального, то дрожите как раз вы, а не я. В самом деле, миссис Фарли. Можно подумать, если я не знал никакой другой участи, то недоволен своей.

Он выпустил ее руку и отступил назад, к двери. Она осталась стоять на том же месте, с изумлением глядя на него.

— Итак, как мы выяснили, мне плевать на мою безупречную репутацию. Меня заботит целомудрие как таковое. И в любом случае если бы я вздумал изменить своим принципам, то уж точно не с женщиной, которую коробит от моих прикосновений. — Его голос стал резче. — Высушите свою одежду. Это может занять довольно много времени. Если вам станет скучно, то здесь есть книги для чтения. — Он показал на полки на стене.

Она шагнула вперед.

Был только один способ прекратить этот бессмысленный разговор, и Марк им воспользовался. Он просто закрыл дверь прямо у нее перед носом. Последним, что он успел увидеть, было лицо миссис Фарли. Не разъяренное, не страстное, но искаженное страхом.