Искушение любовью

Глава 8

Джессика как раз заканчивала завтрак, когда в комнату вошла горничная.

— Он здесь, — прошептала она. — Пришел к вам.

Джессика не сразу поняла, о ком идет речь. Сэр Марк! Он не проводил ее домой накануне, как обещал. После своего нечаянно откровенного признания на публике — и после неожиданного появления мистера Пэррета — он, казалось, внезапно потерял к ней интерес.

Ее сердце почти болезненно забилось от предвкушения. Что он здесь делает, да еще так рано утром? Джессика не успела уложить волосы — она только расплела их после ночи и расчесала, и теперь они свободно рассыпались по плечам. Времени на прическу не было, и она выскочила в гостиную прямо так.

Сэр Марк стоял у камина и изучал фигурки на полке. Их было немного: две фарфоровые статуэтки, которые она приобрела за истекшие семь лет, и разбитая раковина. Подарок младшей сестры на день рождения девять лет назад и единственное напоминание о доме.

— Сэр Марк?

Он обернулся. На мгновение просто замер на месте, чуть приоткрыв рот, не в силах произнести ни слова, затем сокрушенно покачал головой:

— Нет, так не пойдет. Это нечестно. Я пришел, чтобы принести свои извинения и попытаться компенсировать то, что я не проводил вас домой в прошлый раз. Но это… это совершенно ужасно. Не думаю, что когда-либо смогу вас простить.

— Что? Но что я сделала?

Он потер лоб.

— Не важно. Я хотел спросить — не согласитесь ли вы совершить вместе со мной небольшую прогулку? Сегодня утром.

— Сэр Марк, боюсь, я вынуждена напомнить вам последние слова, которыми мы обменялись. Двадцать четыре часа назад вы перед всем миром заявили, что желали бы совершить со мной совокупление. Только что вы сообщили мне, что я ужасна. Предполагается ли, что после этого я соглашусь на предложенную вами прогулку?

Сэр Марк посмотрел в угол комнаты и пожал плечами:

— Да, вы обрисовали ситуацию верно. Все так и есть.

— Вы представляете себе, что подумают люди, если увидят нас вместе после того, что вы наговорили в воскресенье?

— Я не планировал встречаться с людьми. Только с коровами. — Он вздохнул. — Кроме того, одно из преимуществ безупречной репутации состоит в том, что никто не подумает о ее обладателе ничего плохого. Даже если сам он неважного мнения о себе. — Его взгляд скользнул по ее талии, опустился ниже и снова впился в лицо. — Я должен задать вам вопрос. Вы когда-нибудь обрезали волосы?

Джессика вдруг догадалась, отчего беседа имеет такой бессвязный характер.

— Нет.

— Хмм. — На большее сэра Марка не хватило.

— Мне нужно причесаться. А еще надеть сапоги и камзол.

— Да-да, — пробормотал он.

— Вам придется немного подождать. Я сбегаю на задний двор и прихвачу поросенка. Он пойдет с нами. В качестве компаньонки.

— Угу.

— Знаете, он умеет выдувать огонь изо рта, — заявила она. — Я имею в виду, поросенок.

Марк поднял голову:

— Прошу меня извинить. Что вы сказали?

— Если бы я в самом деле вызвала вас на диспут, а в разгар дискуссии распустила волосы, смогли бы вы выдать хоть одно более или менее связное предложение?

Он уныло посмотрел ей в глаза:

— А вы как думаете?

Джессика хихикнула:

— Собственно, это не важно.

Наверху, пока горничная собирала ее волосы в тугой узел, подкалывая его шпильками, Джессике пришли в голову новые вопросы. Все было очень непонятно. Она нравилась сэру Марку. Это ее не удивляло; мужчинам, как правило, доставляло удовольствие смотреть на Джессику, и она к этому привыкла.

Но он был не похож на всех других мужчин. Он совершенно точно не был к ней равнодушен. Но, признавая, что его влечет к ней, сэр Марк тем не менее отверг ее авансы. Кто на его месте поступил бы так же? Если он не собирается завлечь ее к себе в постель, то чего он от нее хочет? А если он действительно ее вожделеет, но отказывается во имя сохранения целомудрия, то зачем так охотно подвергает себя искушениям?

Спускаясь вниз по лестнице, Джессика поняла, что ответов ей, похоже, не найти. Сэр Марк оставался для нее настоящей загадкой.

Он повел ее вверх по тропинке, дальше от воды. Стоя на крыльце своего дома, Джессика иногда могла слышать шум машин на шерстяной фабрике, но по мере того, как они удалялись, гул становился все тише; его вытесняли звуки природы. Ветер шелестел в ветвях деревьев, деловито жужжали насекомые, то и дело раздавались пронзительные птичьи трели.

Вверх по холму, мимо ограды, через пастбище, заросшее чертополохом с фиолетово-синими цветками, похрустывающими под ботинками Джессики… Сэр Марк, судя по всему, следовал своему собственному маршруту, не отмеченному никакими тропинками. Они спустились с холма, перебрались через узкий ручеек, над которым было перекинуто толстое бревно, и принялись подниматься по склону еще одного холма.

— Я очень надеюсь, что вы знаете, куда идете, — пробормотала Джессика, карабкаясь через четвертую по счету ограду.

— Мы идем к Фрайарз-Авен[3]. Мы уже почти там.

— Интересно — это название должно вызывать страх или пробуждать аппетит? — заметила она.

Теперь они шли полем, где паслись коровы. Оно уступами спускалось вниз; за пастбищем виднелся еще один холм. Над его вершиной простиралось безбрежное ясное небо.

— Ни то ни другое, — возразил сэр Марк. — Эти коровы имеют возможность наслаждаться самым прекрасным пейзажем во всем Сомерсете.

Они добрались до вершины всего за пару минут. Вокруг лежали несколько огромных валунов, золотисто-розовых в нежном утреннем свете. Чуть дальше, там, где трава уступала место камню, скала круто обрывалась, с головокружительной резкостью уходя из-под ног. Прямо перед ними расстилалась необъятная долина, и от красоты вида у Джессики захватило дыхание. Где-то вдалеке мелькнула голубая лента реки.

Утренний туман еще не успел уйти, и она видела только намек на изумрудную зелень травы. Прямо посреди долины, поднимаясь из тумана, возвышался высокий, конической формы холм; его вершина была увенчана каменной башней.

— Это холм Святого Михаила, — произнес сэр Марк у нее за спиной.

Что это такое, Джессика не знала. Дул сильный ровный ветер; ее юбки трепетали вокруг ног, из прически выбился локон.

— Что скажете? — поинтересовался Марк.

— Для чего он? Защитное сооружение? Или для религиозных целей?

Он подошел ближе и встал рядом.

— Согласно легенде, там похоронен король Артур.

Джессика с любопытством обернулась:

— А это правда?

— О, конечно. Королева Гвиневра умерла в Эймсбери. Говорят, что в ночь новолуния дорога между Шептон-Маллет и Гластонбери освещается ее погребальными факелами. — Он вытянул руку, словно указывая призрачный путь в тумане.

— Значит, неправда.

— Однажды, будучи детьми, мы с братом пробрались сюда, чтобы лично увидеть это зрелище. Но — увы — заснули. — Сэр Марк лукаво улыбнулся. — Наверное, как раз в этот момент она мимо нас и прошла.

Все последние годы Джессика прожила в Лондоне. До сих пор ей даже не приходило в голову, насколько новым был этот город. В конце концов, он ведь сгорел дотла всего два века назад. Здания были современными — современный камень, современная постройка. Но здесь… здесь даже в самом воздухе чувствовалась великая древность. Эти столбы были воздвигнуты тут, должно быть, тысячу лет назад, и никто не знал, с какой целью и по какому принципу. Поля, где когда-то гремели битвы и проливалась кровь, успели зарасти травой, превратиться в пустоши, а затем снова в пастбища — и все это за много веков до того, как в основание ее дома в Лондоне был заложен первый камень. В этом заключалось не то чтобы волшебство, но определенно нечто сказочное.

— Еще у нас говорят, что если в такую погоду, как эта, виден холм Святого Михаила, то скоро пойдет дождь, — добавил сэр Марк.

Башня на вершине холма из медово-теплого оттенка камня вырисовывалась особенно четко. В такой прекрасный день Джессике не хотелось даже думать о дожде.

— Какая жалость! — огорчилась она. — А что, если холма не видно?

Он задумался.

— Значит, дождь уже идет.

Джессика расхохоталась:

— Вы невозможны!

— Вы тоже хороши. — Сэр Марк задумчиво уставился на башню. Несколько минут оба молчали. — Гвиневра должна была подождать Ланселота, — вдруг заявил он.

— Прошу прощения?

— Видите ли, она слишком рано вышла замуж, как мне кажется. Ей нужен был не Артур. Тогда она еще не понимала кто. Артур просто показался ей подходящим парнем — король бриттов, большая армия, большой меч… И она сказала себе: «Ну что ж, король, я полагаю, вполне сойдет». А нужно было дождаться Ланселота.

— Но кто бы тогда стал женой Артура?

Джессика ожидала, что он ответит какой-нибудь едкой репликой, вроде женщина, которая сумела бы сохранить ему верность, но сэр Марк отнесся к вопросу неожиданно серьезно. Потирая подбородок, он несколько секунд разглядывал окутанную дымкой долину.

— Дева Озера, — наконец решил он. — Я бы выбрал ее, если бы был на его месте.

— Дева Озера? Но она даже не человек.

— Миссис Фарли, вообразите, что вы мужчина, и что вы король, и что вы должны избрать себе супругу. С одной стороны, есть прекрасная женщина — не только красивая, но и милая и добрая, — которая будет уважать вас и трепетать перед вашей властью. С другой — женщина загадочная, и непонятная, и, возможно, немного пугающая, но при этом она уже вручила вам древний меч и ножны. Она сделала вас сильнее, подарила вам власть. В глубине души вы преклоняетесь перед могуществом, которым она обладает, и опасаетесь, что оно превосходит ваше. Кого бы вы выбрали?

— Любой мужчина предпочел бы первый вариант. Красивую женщину, которая его боится. Кто захочет жену, которая будет сильнее его?

— Мужчине, который уверен в себе, нет нужды бояться проявлений силы в других. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Я знаю некоторых довольно непривлекательных мужчин, которые намеренно женились на уродливых женщинах, веря, что те не станут им изменять. — Он пожал плечами. — Что же касается меня, я всегда хотел жениться на красавице.

Джессика усмехнулась:

— Потому что вы сами красавец?

— Потому что я хочу завоевать ее любовь, ее ум и сердце. — Сэр Марк немного подумал. — И тело. Конечно же я собираюсь завоевать ее тело, — добавил он.

— Так, значит, поэтому вы до сих пор не женились? — заинтересовалась Джессика. — Потому что ни одна женщина недостаточно хороша для великолепного сэра Марка? Вы признавались мне, что вас терзает гордыня. Разве это не лишнее ее проявление?

— Не совсем.

— Не совсем. — Она улыбнулась и сделала несколько шагов вперед. Юбки хлопали ее по ногам. — Я не понимаю вас. Вы испытываете вожделение. Влечение. Похоть. Также вы верите в целомудрие. Но ведь выход очень прост, сэр Марк. Это не бог весть какая дилемма. Найдите подходящую девушку, женитесь и предавайтесь своим плотским желаниям сколько душе угодно.

— О, я уже размышлял на эту тему, и много. — Он снова пожал плечами и посмотрел в сторону. — Иногда даже представлял все в мельчайших подробностях. Я бы сказал, мучительных. Полагаю, скоропалительный брак помог бы мне на несколько месяцев. Может быть, на несколько лет. Но ведь супружество — это навсегда. Мужское целомудрие подразумевает, что впоследствии оно перейдет в верность.

— Для мужчины с вашим темпераментом верность не должна представлять проблему.

Сэр Марк покачал головой:

— Вот как? Предположим, я выберу девушку, которая будет меня устраивать. Просто — любую более или менее подходящую девушку. А потом, скажем два года спустя, я встречу женщину, в которой будет заключаться все, о чем я когда-либо мечтал. Умную, добрую, красивую. Женщину, которой под силу сделать из меня лучшего человека. Женщину, которая сможет подшучивать над моей гордыней и в то же время все равно любить меня.

Он повернулся и заглянул ей в глаза.

— Представьте себе, что я ее встретил — но уже связан с той, что просто меня устраивает. Я мечтаю о жене, которую я мог бы любить, миссис Фарли. О такой, которой хотел бы хранить верность — потому, что, кроме нее, мне больше никто не нужен, а не потому, что это правильно. Я не хочу сожалеть о своей верности или о том, что я женат. И поэтому я… жду.

— Что вы намереваетесь делать со мной? — Джессике стало так неловко под его пристальным взглядом, что она невольно отступила на шаг.

Она слегка споткнулась о камень. Скорее, даже оступилась. Сэр Марк протянул ей руку — и хотя Джессика знала, что он хочет всего лишь поддержать ее, и ничего больше, это было выше ее сил. Джессика дернулась, пошатнулась и потеряла равновесие окончательно. Выставив вперед руки, она полетела на землю и больно ударилась о камень.

— Вы ушиблись?

Она осмотрела перчатки — это было гораздо легче, чем встретиться с ним взглядом. Крохотные частички гравия прорвали ткань и впились в ладони. Щиколотка тоже болела, но совсем немного.

— Нет. Пострадало разве что мое самолюбие.

Он снова протянул ей руку, но тут же поморщился и убрал ее за спину. Потом присел рядом, так что его голова находилась на одном уровне с ее лицом.

— Послушайте, — тихо сказал он. — Я не пытаюсь сделать вам ничего плохого. Мне бы очень хотелось, чтобы вы это осознали.

— Но…

— Никаких но. Я не хочу взять над вами власть. Не хочу, чтобы вы стали моей собственностью. В данный момент я просто хочу удостовериться, что вы не поранились.

Джессика судорожно сглотнула и уставилась в землю. Затем, медленно и неуверенно, она протянула сэру Марку обе руки, ладонями вверх. Он не сделал попытки взять их — как глупо с ее стороны чувствовать к ему благодарность за такое, — но осторожно провел кончиками пальцев по порванной перчатке и аккуратно стряхнул камешки, прилипшие к ее коже.

— У меня даже кровь не идет, — заметила Джессика.

— Действительно.

Она посмотрела вверх. Их глаза встретились. Что же это такое? Что за человек сэр Марк? И что происходит с ней самой?

— Я охочусь из азарта, а не потому, что мне нужно мясо, — сказал он. — Потому что вы мне нравитесь. Потому что в Лондоне за мной по пятам следуют сплетники и навязчивые поклонники. Если мне случается поговорить с женщиной раз, на следующий день об этом пишут в газетах. Если мы беседуем два раза, люди начинают делать ставки. Я не рискую говорить с кем-то три раза. — Он вздохнул и сел на большой камень. — Я собираюсь ждать до тех пор, пока не встречу единственную нужную мне женщину. Но… мне недостает женской дружбы. И нет, это не эвфемизм. Я имею в виду именно дружбу. Я испытываю симпатию к женщинам вообще. И к вам в частности.

— На свете есть много женщин и кроме меня.

— Я это заметил. Вот что самое худшее в Лондоне — я не могу себе позволить за кем-то поухаживать. Даже совсем невинно. Я нахожусь в крайне затруднительной ситуации. Как я могу понять, что женщина — именно та, которая мне нужна, не уделив ей хоть немного внимания? Но стоит мне проявить хоть какой-то интерес, как в обществе начинают считать, что наша свадьба — это дело решенное. Если через некоторое время я пойму, что она мне не подходит, я поставлю ее в неловкое положение. Перед всеми. Все, что требуется, — это три танца в течение двух недель, и сплетням и домыслам не будет конца. Я не могу решить, подходит ли леди мне в жены на основании трех танцев.

Его пальцы замерли на ее запястье. Джессика чувствовала, как бьется ее пульс.

— В городе сейчас газетчик.

— Я избавлюсь от него. — Сэр Марк отвел глаза.

Джессика молча кивнула.

— Значит, вы понимаете, о чем я? Я просто хочу больше чем три танца. А вы само совершенство. — Он нежно погладил ее ладонь. — Но я в любом случае не могу сбить вас с пути. Ведь вы меня ненавидите. — Он улыбнулся.

Она вздрогнула. Это просто прикосновение его пальцев, ничего больше.

Она могла бы придумать остроумный ответ. Она должна была придумать остроумный ответ — ведь она хотела соблазнить его. Но как она могла добиться своей цели, если обычное прикосновение заставляло ее вздрагивать? Кроме того, она провела много месяцев в каком-то черном, страшном тумане. И это странное ощущение, этот едва заметный трепет где-то глубоко внутри, принадлежало ей. Это был солнечный луч на лице, то самое тепло, о котором она мечтала. В ней наконец-то шевельнулось настоящее, подлинное влечение, в первый раз за много-много лет. Джессика медленно и осторожно сжала пальцы, так чтобы погладить тыльной стороной ладони его руку.

Она позволила своему страху словно бы струиться сквозь нее, добраться до твердого, холодного ядра, в котором заключалось ее сопротивление. Уэстон по-прежнему владел ею, несмотря на то что они давно расстались. Она сжималась в комок от всего, что могло доставить удовольствие, даже от простых касаний. Но по крайней мере, к ней снова вернулась эта способность — испытывать искреннее влечение.

Их пальцы переплелись. Он прерывисто вздохнул.

— Я вас не ненавижу, — прошептала Джессика.

— Нет? — Сэр Марк тоже перешел на шепот. Большим пальцем он тихонько погладил ее запястье. — О боже, — вдруг выдохнул он и притянул ее к себе.

У нее еще оставалась секунда, чтобы посмотреть ему в глаза, вдохнуть его запах.

— Сэр Марк? — выдохнула Джессика. Ее голос внезапно задрожал.

Их губы соприкоснулись.

Это не был страстный, пылкий, самозабвенный поцелуй. Всего лишь его дыхание на ее лице. Его губы, нежные и ласковые, на ее губах. Но в то же время в нем не было ничего нерешительного. Ни малейших колебаний.

Ее целовали столько раз, что и не сосчитать. Джессика думала, что давно овладела наукой понимать язык губ. В конце концов, поцелуй мог означать не так уж много. Предложение — или его принятие. Приглашение к переговорам. Или изредка заключение сделки. Поцелуи равнялись деньгам. Они были печатью, подтверждающей право на обладание.

Или, во всяком случае, были для нее.

Но в этом поцелуе не было никаких требований, никаких притязаний. Его пальцы сплелись с ее, его губы легонько прошлись по ее губам. Он не провозглашал себя ее владельцем, и Джессика растерялась. Она не знала, как это воспринимать. Что делать с сэром Марком. И — что было всего важнее — что делать с собой, с этим невозможным клубком страха, желания и влечения, что таился сейчас в ее душе.

Он поднял голову и заглянул ей в глаза.

Он не стал извиняться и не стал ничего обещать.

Другой мужчина отпустил бы какую-нибудь шутку, сделал вид, что не произошло ничего особенного. Сэр Марк глубоко вздохнул и выпустил ее руку:

— Я предупреждал вас, что вы мне нравитесь.

Его слова словно повисли в воздухе. Джессике показалось, что атмосфера сгущается с каждым ее вдохом.

Так, значит, вот что это было. Вот что значил его поцелуй. Не торговая сделка. Не заявление права на собственность. Симпатия, влечение — чистое и без всяких примесей. Ни один мужчина не целовал Джессику только потому, что она ему нравилась. Невольно, не отдавая себе отчета, она поднесла руку к губам. Она хотела дотронуться до них, удостовериться, что ее кожа по-прежнему принадлежит только ей. Что на губах не остался его отпечаток. Тот самый странный трепет внутри окреп и усилился. Ощущение было незнакомым и в то же время невыразимо приятным.

Он ей нравился.

О боже, как плохо! Что может быть хуже? Что же делать с этим чувством — задавить его в зародыше или поддержать? Ответа на этот вопрос она не знала. Все это время Джессика раздумывала о том, чего хочет от нее сэр Марк, но ей даже в голову не пришло спросить себя, чего хочет она сама.

Она отвернулась и посмотрела на холм Святого Михаила. Солнце и ветер делали свое дело; туман уходил. Сам холм был освещен яркими лучами, туман покрывал лишь самое дно долины, от чего оно казалось молочно-зеленым. Будет дождь. По крайней мере, по мнению старожилов Сомерсета.

Джессика знала это и без местных примет. Здесь всегда шел дождь.

— А что вы будете делать, сэр Марк, если встретите наконец свою Гвиневру и узнаете, что на нее уже заявил права кто-то другой?

Он молчал так долго, что она снова повернулась к нему, чтобы убедиться, что он ее слышал. Их взгляды встретились. Джессика помнила, что глаза у сэра Марка голубые, но они, судя по всему, умели изменять свой цвет в зависимости от освещения. Сейчас они показались ей каменно-серыми.

— Меня это не беспокоит, — тихо ответил он. — Совсем не беспокоит.

Часы пробили одиннадцать, Джессика лежала в своей постели. На ней была только тонкая льняная ночная рубашка.

Как давно она не чувствовала желания! Это совсем не волновало Джессику. Она научилась воспринимать акт любви как средство выживания, превратила его в еще одну уловку в своем арсенале. Но сцены, которые она разыгрывала за деньги, были далеки от настоящего удовольствия, как небо от земли.

За последние семь лет ее собственная жажда, ее нужды отошли на второй план, подчиняясь желаниям мужчины, который платил за ее тело. Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз ощущала наслаждение.

Эмоции, которые она испытывала сейчас, были максимально неразумными.

Одно дело — соблазнить сэра Марка. И совсем, совсем другое — поддаться соблазну самой, позволить своему сердцу и своим чувствам сосредоточиться не на его совращении, а на нем самом. И тем не менее Джессика снова и снова представляла себе тот поцелуй. Его потрясенные глаза, когда он взглянул на нее и произнес «О боже». Она вспоминала, как его губы прижались к ее, и воображение на этом не останавливалось. Один поцелуй — это слишком мало.

Она хотела еще и еще. Она хотела чувствовать на себе его руки — чувствовать, как он по-настоящему ласкает ее, а не целомудренно касается кончиков ее пальцев.

Она хотела прогнать свой ледяной страх, растопить его теплом истинного желания.

Джессика вспомнила, как опиралась на сильную руку сэра Марка, какими твердыми были его мышцы под тканью рубашки, и представила себе его обнаженное тело. Должно быть, оно стройное и мускулистое, поджарое, но крепкое. Дрожь пробежала по ее собственному телу, и Джессика закрыла глаза. Она надевала его сюртук и точно знала, что портной не добавил никаких особых уплотнений, так что шириной плеч сэр Марк был обязан исключительно природе, а не хитрому покрою.

При мысли о его сюртуке, о его запахе, обволакивавшем ее, словно туман, она почувствовала, как ее тело наливается жаром, как будто ее накрыли с головой теплым одеялом. Его запах… Свежий мужской аромат с едва заметными нотками морской соли и крахмала. Никаких посторонних примесей; ни помады для волос, ни одеколона, призванного заглушить другие, более едкие запахи. Его кожа должна пахнуть точно так же — чисто, свежо и невероятно притягательно. Этот запах она не могла бы сравнить ни с чем — ну разве что с кристально-прозрачным, холодным горным ручьем в яркий солнечный день.

В ее фантазиях она не дотрагивалась до него. Это было… не обязательно. Здесь ей не нужно было ставить его удовольствие выше своего, заботиться только о том, чтобы удовлетворить его, забывая при этом, чего хочется ей самой. Здесь он думал о ней. Он ласкал ее. Он старался доставить ей наслаждение.

Да, это была всего лишь фантазия, но… о, как она жаждала его! А ведь ей столько лет не хотелось вообще ничего, и тем более она не испытывала такой страстной тяги к мужчине.

Сейчас, в полной безопасности, в своей собственной постели, она могла разрешить себе хотеть его. Не думая, не анализируя, не планируя каждый шаг, не рассчитывая возможный эффект от прикосновений. Она могла хотеть его для себя самой.

Она вздохнула, и прохладный ночной воздух нежно поцеловал ее разгоряченные губы. Сэра Марка не было рядом, он существовал только в ее воображении, и поэтому ее собственные руки должны были действовать вместо него. Она дотрагивалась до себя, до своей груди, до бедер, постепенно отвоевывая территорию, которую отдала другим много лет назад.

Его, а не ее пальцы коснулись ее соска. Его губы. Это его рука раздвинула ее ноги, погладила бедра, нащупала нежный бутон между ними.

И острое, почти мучительное удовольствие, которым отозвалось ее тело, не принадлежало никому, кроме нее. Это было ее, и только ее наслаждение. Только ее нужды имели значение; она не должна была заботиться ни о ком, кроме себя. Не нужно было притворяться, делать вид, что ей хорошо, своей поддельной страстью возбуждая страсть в другом.

Сладкая судорога пронзила ее с головы до ног. Это было не просто физическое наслаждение; ощущение, потрясшее ее, было сильнее и ярче, оно скорее напоминало экстаз, и она едва не заплакала от счастья.

Я — это я. Я своя.

Она снова принадлежала самой себе. Ее тело, ее душа, ее удовольствия и горести. Каждый дюйм ее тела был ее, ее собственным, ничьим больше. Она являлась чужой собственностью много лет, но теперь она была свободна.

Она была самой собой.

Она прерывисто вздохнула. Ее тело все еще дрожало, веки трепетали. Джессика открыла глаза и увидела перед собой темноту.

И снова подумала о Марке.

— О… боже, — всхлипнула она.