Искушение любовью

Глава 6

— Вы меня не заметили, сэр Марк? — воскликнул Джеймс Толливер.

Марк с трудом оторвал взгляд от миссис Фарли и сосредоточил его на худеньком юноше, стоящем рядом.

— Прошу прощения, Толливер. Вы хотели мне что-то сказать? Я немного… — Он замолчал, думая о ярко-алых юбках миссис Фарли, похожих на распустившийся на пледе цветок. Этот оттенок красного выгодно оттенял ее чудесную алебастровую кожу. Но Марка влекло не ее холодное мраморное совершенство, а глубоко скрытый под ним огонь. Он видел отблески этого пламени в ее глазах. Она была переменчива, опасна и невероятно притягательна. В ушах у него стоял легкий звон, словно в воздухе носились сотни мелких насекомых. Марк потряс головой и сделал еще одну попытку вступить в диалог. — Я несколько отвлекся. Мысли никак не желают мне подчиняться.

— Я имею в виду, не сейчас. Еще раньше, до того, как вы отошли поговорить с миссис Фарли. Я подал вам сигнал. — Толливер вытянул руку, сложил большой, средний и указательный пальцы в колечко и слегка повернул ладонь.

— Сигнал?

— Сигнал, — с нажимом повторил Толливер.

Марк в недоумении уставился на его руку. Ладонь Толливера, с отставленным в сторону мизинцем, напоминала голову маленькой настороженной собачки с торчащим ухом.

Толливер дотронулся до голубой розы на шляпе, обвел подозрительным взглядом толпу дам и заговорщически понизил голос:

— Ну, вы же понимаете. Сигнал.

— Боюсь, я плохо разбираюсь в сигналах, — в полный голос ответил Марк.

Толливер покраснел и снова оглянулся:

— Ш-ш-ш! Вы же не хотите, чтобы они услышали?

— Я и не подозревал, что мы находимся на вражеской территории. Кто эти «они», которых мы должны опасаться?

Толливер снова повторил жест и показал на свою руку:

— Я сделал что-то неправильно? Это же сигнал: «Осторожно! Впереди опасная женщина!»

Марк принялся медленно считать до десяти. Один, два, три…

— Толливер, — наконец не выдержал он. — Где вы научились этому сигналу?

— Во вводной брошюре «Руководство для вступающих в ОМД». Автор Иедидиа Прюэтт. Я…

— Есть такая брошюра?

— Да, конечно! Ее рекламируют в газетах! Нужно послать один шиллинг… — Толливер вдруг осекся, заметив, как сжались кулаки Марка и окаменело его лицо. — Это… эта брошюра не имеет отношения к вам?

— Нет.

Когда Марк продавал права на книгу издателю, он не думал ни о какой возможной выгоде. Философские труды, даже написанные популярным языком и рассчитанные на широкого читателя, обычно расходились с трудом. И кроме того, он не нуждался в деньгах. Издатель заплатил ему двадцать фунтов за исключительные и полные права на книгу и уверил Марка, что дает такую высокую цену только потому, что его брат герцог. Упомянутый брат убеждал его потребовать отчислений с продаж, но Марку было важно всего лишь увидеть свое сочинение в напечатанном виде. Поэтому он с легким сердцем пожаловал свои двадцать фунтов на благотворительность и больше о деньгах не думал.

Он не возражал, когда книга была переиздана в третий раз. Или в девятый. Или в двенадцатый. Но потом появилось иллюстрированное издание. Потом — особое королевское издание, предназначенное специально для королевы Виктории, в кожаном переплете ее любимого цвета. Цветочное издание. Издание с примечаниями, включавшее в себя гравюры, изображающие поместье Парфорд-Мэнор, комнату Марка в Оксфорде и дом его брата в Лондоне. И ужасающее карманное издание.

Марк подозревал, что издатель готовит к выпуску лесное издание, с изображениями очаровательных говорящих оленей. И без сомнения, олени на картинках будут напоминать его самого.

Нет, он совсем не жалел об упущенных деньгах. Дело было в контроле над положением. И Марк понимал, что потерял его навсегда — даже если лесное издание, с божьей помощью, никогда не увидит свет. Благодаря газетам, следившим за каждым его шагом, и Обществу мужчин-девственников, основанному Иедидиа Прюэттом, у него не было ни минуты покоя.

— Не говорите мне, куда вы послали деньги. — Марк побарабанил пальцами по боковому шву брюк. — Я бы предпочел этого не знать.

Толливер в замешательстве покачал головой:

— Так или иначе… сигнал я узнал оттуда. И я использовал его сегодня, потому что она опасна. Еще как опасна.

— Так, значит, вот чему учат в Обществе мужчин-девственников? Избегать опасностей вроде этой?

Толливер огляделся по сторонам и нервно сглотнул. Последние слова Марк произнес слишком громко. Мисс Льюис на полуслове прервала разговор с матерью и теперь смотрела на них, как и большинство других дам.

Он ненавидел находиться в центре внимания. И это было особенно неприятно здесь, в Шептон-Маллет, среди знакомых зеленых холмов, окружавших городок. Марк словно снова очутился в детстве, рядом с матерью. Все настороженно наблюдали за ней, будто за взбесившимся животным, которое может броситься на них в любой момент, боясь спровоцировать ее неосторожным словом или действием.

Конечно, никто не думал так сейчас. Никто, кроме самого Марка. И в любом случае его личные предпочтения не имели значения, когда речь шла о правильном и неправильном. Он глубоко вздохнул. В отличие от матери ему не нужно было кричать, потрясать руками или угрожать. Люди любили его. И это налагало на него определенную ответственность.

— Уверяю вас, я никогда не одобрял такого общественного порицания, — уже спокойнее сказал он.

— Но, сэр Марк! Она же в красном! Она заставила вас снять сюртук! Не можете же вы в самом деле считать, что она невинный ангел. Она… вполне возможно, она падшая женщина!

— Нет такого понятия, как падшая женщина. Виноват мужчина, который толкнул ее на этот путь.

Не стоило говорить этого — во всяком случае здесь. Очень многие могли бы вспомнить, чьи это слова. Но тем не менее никто не поморщился, услышав любимое изречение матери Марка. Более того, жена священника взглянула на миссис Фарли и понимающе покачала головой.

— Толливер, — продолжил Марк, — я придерживаюсь целомудрия потому, что не хочу принуждать женщин к пороку. Это и означает быть мужчиной. Я не причиняю страданий другим только лишь затем, чтобы почувствовать собственное превосходство. Сплетни могут погубить женщину точно так же, как непристойные действия. Настоящие мужчины не занимаются ни тем ни другим. Нам это не нужно.

Толливер бросил на него потрясенный взгляд:

— Я… это никогда не приходило мне в голову.

Это не приходило в голову большинству людей.

Миссис Фарли накинула его сюртук. Даже скучный, не шедший ей темно-синий оттенок не мог затмить ее потрясающую красоту.

— Когда человек падает, мы ведь не толкаем его обратно в грязь? Мы предлагаем ему руку помощи и помогаем подняться. Это действительно христианский поступок. — При мысли о том, что рука миссис Фарли может оказаться в его руке, Марком овладевали отнюдь не христианские настроения. Он снова вспомнил тот самый вечер, но не ее великолепные формы, обтянутые мокрой тканью, а странный огонь, полыхнувший в ее глазах, когда она признавалась в своей к нему ненависти. От этого видения по его телу до сих пор пробегала необъяснимая дрожь. Марк не понимал, что с ним происходит.

К своей чести, Толливер не промедлил с ответом:

— Но что… что же мне делать?

Мисс Льюис встала.

— Мы сейчас же пойдем и приведем ее сюда, — решительно заявила она и вызывающе взглянула на мать. Марк затаил дыхание. Дина и Толливер направились к тому месту, где сидела миссис Фарли, и никто не попытался их остановить.

Джессика не знала, что было на уме у сэра Марка, когда он оказался рядом с ней час спустя. Пикник подходил к концу. Все сворачивали пледы и складывали в корзинки остатки провизии, чтобы доесть их дома.

Они не разговаривали после того, как он отдал ей свой сюртук, но Джессика была уверена, что до этого беседа шла именно о ней. Дочь священника вдруг подошла к ней и сделала комплимент ее платью и прическе. Девушка даже обошла вместе с ней дам, которые неделю назад во время службы едва поворачивали в ее сторону голову, и представила им миссис Фарли. Джессика шла рядом с мисс Льюис, не зная, что ей и думать об этом необыкновенном дружелюбии, и чувствуя, как усиливается ее смятение.

Теперь перед ней стоял сэр Марк. Должна ли она испытывать к нему благодарность? До этого дня Джессика являлась практически изгоем. Он сумел без видимого труда остановить поток злых сплетен, словно Геракл, который повернул вспять реку.

Дело было не только в его безупречной репутации. Другой мужчина чувствовал бы себя глупо и неловко, если бы был вынужден находиться на людях в одной рубашке. Но сэр Марк держался так непринужденно и уверенно, словно это было совершенно обычным делом. Он выглядел так, словно был одет по последней моде, — и любой, кто указал бы ему на несовершенство туалета, казался бы неуклюжим деревенщиной.

Он молча наблюдал за ней. Джессика подняла плед и встряхнула его. Он ловко подхватил один конец и помог ей свернуть его сначала один раз, затем второй.

Он проделал все так осторожно и аккуратно, что их руки даже не соприкоснулись. При этом он по-прежнему не произнес ни слова.

Джессика нарушила молчание первой:

— Большое спасибо за помощь. Должно быть, вы хотите забрать… вашу одежду.

Она принялась стягивать рукав, но сэр Марк покачал головой.

— Вы ошибаетесь. Я хочу проводить вас домой. Вы ведь живете за старой лесопилкой, не так ли? Вверх по дороге?

Джессика сунула плед в корзинку для пикника.

— Что вы имеете в виду — проводить меня домой?

— Проводить. Прогуляться. Пройтись пешком. — Он пошевелил двумя пальцами, изображая идущего человечка. — Большинство людей постигают значение этого слова в сравнительно юном возрасте. Примерно тогда же, когда учатся ходить. Судя по моим наблюдениям, вы обладаете достаточным опытом в этом виде деятельности.

— Мой вопрос состоял не в этом, — фыркнула Джессика.

— В таком случае, вероятно, вы не знакомы со словом «домой»? Хотя должен вас предупредить, я действительно хочу выбрать не самый короткий путь — разумеется, если вы не возражаете против того, чтобы выдерживать мое общество в течение получаса. Я предлагаю пройти вдоль Доултинг-Уотер, а затем через рощу.

— Но…

— А! Видимо, вас смущает среднее слово.

— Среднее слово?

Их взгляды встретились. Его глаза показались ей необыкновенно, отчаянно голубыми. Джессика нервно сглотнула. Внутри у нее странно похолодело.

— Слово «вас».

Каким-то образом он произнес это слово так, будто во всем мире не существовало никого, кроме нее. Словно вокруг не было ни единой души.

Джессика, не найдя что ответить, повесила корзинку на согнутый локоть и беспомощно огляделась. Удивительно, но на этот раз никто не пытался прервать их беседу, спасти сэра Марка от общения с ужасной женщиной вроде нее. Что же он все-таки им сказал? И зачем он все это проделывает?

Она расправила плечи, пытаясь скрыть смущение.

— Насколько я понимаю, вы собираетесь дать определение и этому слову тоже?

— Даже если бы я был достаточно самонадеян, чтобы охарактеризовать вас, мне явно не хватает сведений. Я слишком мало о вас знаю. Собственно говоря, именно поэтому я и приглашаю вас на прогулку. — Он предложил ей опереться на его руку. Как будто бы она могла просто взять и сделать это. Как будто они были добрыми знакомыми, которые собираются совершить променад.

Решительно в этом человеке было непонятно абсолютно все.

— Но… но… едва ли это…

— Прилично? — Он пожал плечами. — Меня уверяли, что вполне. Мы же в деревне. Я знаю достоверно из самого надежного источника, что правила приличия вполне допускают небольшую прогулку — пока мы будем придерживаться тропинки.

Он твердо взял ее руку и положил на свое предплечье. Даже сквозь перчатку Джессика чувствовала тепло его тела под тонкой льняной рубашкой. Между его и ее плотью был только легкий слой ткани — ведь его сюртук был на ней! Но сэр Марк, казалось, не обращал на это никакого внимания, в то время как Джессика не могла думать ни о чем другом.

— Самый надежный источник? Хотела бы я почитать эту книгу по этикету!

— Я взял это не из книги. — Он беззаботно помахал рукой стоявшей у ворот церкви миссис Льюис. Жена священника с подозрением сузила глаза, но ничего не сказала. Сэр Марк легкомысленно улыбнулся. — Я написал герцогине Парфордской и спросил совета у нее.

Джессика закусила губу и свободной рукой сжала юбку. Слова сэра Марка поразили ее настолько, что она даже не сразу осознала, как сконфужена.

— Герцогиня Парфордская? Вы писали обо мне герцогине Парфордской?

— Уже два раза.

Джессика замолчала, не зная, что сказать. Он упомянул об этом так запросто, словно строчил письма герцогиням едва ли не каждый день. Хотя… ведь брат сэра Марка — герцог. Так что вполне возможно, так и есть. Непонятно, почему она так удивилась. Видимо, просто забыла, что он происходит из знатной семьи. Нет, не совсем так. Она не забыла. Но сэр Марк вел себя так естественно и непринужденно, что мысль о его аристократических родственниках даже не приходила в голову. В его манерах не было и намека на высокомерие.

Притихнув, она без сопротивления позволила ему вывести себя на мощенную булыжником улицу. Только когда они оказались под сенью деревьев, обрамлявших берега реки, Джессика решилась заговорить снова.

— И что вы сказали герцогине?

— Видите ли, она моя сестра. То есть она жена моего брата. И очень славная — совсем не такая, как можно вообразить, услышав ее громкий титул. Я не хотел, чтобы по городу поползло еще больше сплетен, и поэтому счел нужным сначала спросить ее мнение. После моего первого письма Маргарет буквально забросала меня вопросами.

— Вопросами?

Высокие берега поросли густой сочной травой. Через рукав реки, устремлявшийся к плотине, был перекинут узкий деревянный мостик; справа от Джессики шумно неслись воды основного русла. Течение в этом месте было довольно сильным.

— Она спросила, как давно я вас знаю. И хороши ли вы собой. И умны ли. — Он бросил на нее коварный взгляд. — На первый вопрос я ответил, что недавно, на два следующих — что очень.

Если бы ей было пятнадцать лет, она бы непременно покраснела. Даже теперь Джессика почувствовала, как горячо стало щекам и как тепло распространилось по всей груди.

— Если бы я не знала, с кем имею дело, я бы подумала, что вы со мной флиртуете.

Сэр Марк непроницаемо посмотрел на нее:

— Что ж, если следовать логике, вы должны быть правы. И тем не менее я не стану ничего подтверждать.

Его ответ привел ее в еще большее замешательство.

— Но вы же… вы же…

— Девственник? — В его голосе прозвучала явная насмешка. — Да, это так. Но если я не признаю браконьерства, это не означает, что я не могу охотиться тогда, когда это разрешено.

В горле у Джессики вдруг пересохло.

— Кроме того, я полагал, что мы уже оставили вежливые экивоки позади. Вы мне нравитесь, миссис Фарли. Все очень просто.

— Я… я…

— А вы меня ненавидите. — Теперь он уже откровенно забавлялся. — Так что видите сами — мы с вами оба вне опасности. Вам известно, что я никогда не перейду, так сказать, в наступление. А я в свою очередь могу не опасаться, что вы решите вывести нашу дружбу на новую стадию. Если только вы не вздумаете перестать меня ненавидеть. Мы можем не ожидать друг от друга ничего плохого.

— Значит, я вне опасности? — Джессика пронзила его яростным взглядом. Он выглядел вполне нормальным. Никаких признаков помешательства, если не считать этих отвратительных слов. — Позвольте вам напомнить, что я пыталась вас соблазнить.

— Да, правда. — Он пожал плечами. — Но меня это не пугает. Позвольте вам напомнить, что вы не слишком преуспели. Кажется, такие вещи вам не удаются.

— Да вы… — Она в бешенстве выдернула у него свою руку.

— Да ничего страшного. — Сэр Марк добродушно взмахнул рукой. — Забудем об этом несчастном происшествии.

— Я сделаю все, чтобы вы о нем не забыли! — Джессика остановилась. — И если бы на вашем месте был любой другой мужчина, я добилась бы успеха. А вы бы…

— Вы бы потеряли голову. Оробели. — Его лицо было абсолютно серьезным, только уголки губ слегка подрагивали.

— Что, собственно, вы имеете в виду, говоря, что такие вещи мне не удаются? Да я была неотразима. — Она вздернула подбородок. — Я вообще неотразима. Я могла бы заполучить вас в любую минуту, вы, самонадеянный невежа! Прямо сейчас. Если бы захотела.

— Понятно. Но вы меня ненавидите. — Его глаза блеснули.

— Да. — Джессика сложила руки на груди. — Только поэтому я ничего не предпринимаю.

Некоторое время они шли молча. Если бы она сказала кому-нибудь другому, что может соблазнить его в любой момент, но не делает этого лишь потому, что ненавидит, он был бы в ярости. Сэр Марк, насвистывая песенку, поднял с земли камешек и, как мальчишка, бросил его в воду.

— Я узнаю о вас все больше и больше, — заметил он. — Например, что в вас очень силен соревновательный дух. Вы забавное создание. Бьюсь об заклад, в детстве вы могли сделать все что угодно на спор.

— Ничего подобного. Я кротка, как овечка.

— Вы, наверное, хотели сказать, как огромный разъяренный бык. Который роет рогами землю.

— Если вы это называете охотой, должна вам сказать, такие вещи вам не удаются, — не удержалась Джессика.

Выпад, судя по всему, в цель не попал. Сэр Марк безмятежно улыбнулся:

— Не думайте, что это отобьет у меня желание флиртовать. Как раз это нравится мне в вас больше всего. То, что вы не боитесь прямо говорить мне нелицеприятные вещи. Мне в вас вообще многое нравится — и боюсь, это дает вам неоспоримое и несправедливое преимущество. Учитывая, что вы меня так презираете.

— О, вот как?

— Видите ли, вы напоминаете мне моего брата.

Джессика подняла бровь.

— Я напоминаю вам вашего брата? Сэр Марк, со мной флиртовали сотни мужчин. Ни секунды не колеблясь, я заявляю вам, что вы — худший из них. Вам нужно серьезно поработать над своим умением делать комплименты. Ни одной женщине на свете не понравится, что она напоминает мужчину. Даже если этот мужчина — герцог.

— Нет, не этого брата. Не герцога. Моего среднего брата. Дело в том, что слова и поступки Смайта полностью противоречат друг другу. Чтобы понять, что он действительно имеет в виду, нужно наблюдать за тем, что он делает, а не слушать, что он говорит.

— Теперь вы еще и назвали меня лгуньей. — Она покачала головой. — Сэр Марк, вы безнадежны. Поистине безнадежны.

Он проигнорировал и это.

— Вы постоянно утверждаете, что могли бы меня соблазнить.

— Я могла бы поставить вас на колени.

Сэр Марк остановился прямо посреди дороги и медленно повернулся к ней.

— Должно быть, это уже очевидно, — тихо сказал он.

Дорожка, на которую они свернули, была совершенно безлюдна. Ближайший дом скрывался за зарослями ежевики, покрытой белоснежной пеной цветов. Пыльная тропинка вдруг показалась обоим слишком узкой — настолько, что поместиться на ней вдвоем было просто невозможно. Не сводя с Джессики глаз, он шагнул к ней — и ей показалось, что ее грудь наполнилась обжигающей расплавленной лавой. Она приказала своим ногам стоять на месте, а спине — не сгибаться, распрямила плечи и смело, не дрогнув, встретила его взгляд.

Очень медленно Марк поднял руку. Сейчас он коснется ее. Ее кожа горела от предвкушения, и все равно где-то глубоко внутри затаилась эта холодная дрожь, этот молчаливый протест. Нет. Нет. Вокруг не было ни души, только он и она. Если она хочет добиться своей цели, то должна поддаться. Позволить ему дотронуться до нее там, где он пожелает, без всяких возражений. Джессика представила себе, что она — статуя из холодного, твердого металла. Статуя не отстранится, когда его рука прикоснется к ней. У нее нет чувств и нет сердца.

И нет страхов.

Сэр Марк поднял бровь.

— Миссис Фарли, — негромко заметил он, — вы собираетесь с силами, чтобы не отступить.

— Нет. Нет, это не так. Я не понимаю, о чем вы.

— Да. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы застыли на месте, словно ледяная скульптура.

— Неправда.

Он протянул руку к ее лицу. Джессика затаила дыхание, пытаясь побороть панику.

— Правда. — Кончиками пальцев он слегка погладил ее щеку.

Она все же не выдержала. Это едва заметное прикосновение оказалось невыносимым. Джессика отпрянула на шаг. Ее сердце бешено колотилось; во рту было горько от отчаяния и противного чувства поражения. Она не могла произнести ни слова — голос выдал бы ее с головой.

— Какие глупости, — выдавила она. — Я… я…

Марк не шевельнулся.

— Я не могу вас раскусить, — признался он. — Вы терпеть не можете, когда до вас дотрагиваются. И тем не менее…

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Да? — Он убрал руку, и она облегченно перевела дыхание. Он склонил голову и бросил на нее проницательный взгляд. Джессике показалось, что его глаза заглядывают ей в самое сердце.

Она почувствовала себя так же, как и в его гостиной два дня назад: словно разделась догола, но не добилась никаких результатов. Ей нечего было предложить, кроме правды. Она закрыла глаза.

— Мужчины гладят свою лошадь, чтобы успокоить, — отстраненно произнесла она. — Или охотничьего сокола, чтобы напомнить ему, что он на привязи. Они любят касаться самых ценных своих приобретений. А я устала быть чьей-то собственностью.

— Разве никто никогда не обнимал вас, чтобы утешить? Ну или просто — в знак дружбы? Ни братья, ни сестры?

Джессика не могла заставить себя открыть глаза. Сестры. Прошло семь лет с тех пор, как она видела своих сестер. Эллен, должно быть, уже совсем взрослая. Кроме сестер, у нее была Амалия, самая лучшая подруга, но она осталась в Лондоне…

Да, конечно. Тогда, после всего, что случилось, Амалия обнимала ее. Джессика не возражала против дружеских объятий. Но она ненавидела собственнические прикосновения.

— Поэтому вы хотите прикоснуться ко мне? — спросила она. — Чтобы утешить? Или в знак дружбы? Я не думала, что вы из тех людей, что предпочитают использовать эвфемизмы.

Сэр Марк выпрямился.

— Нет, я действительно не из таких людей.

— Все думают, что раз вы девственник, то от вас можно не ждать подвоха. Но я вижу, как вы на меня смотрите. И знаю, что вы видите. Вы такой же мужчина, как и все, и вы хотите того же, чего хочет любой другой мужчина. В самом деле, сэр Марк. Иначе почему вы стоите на безлюдной тропинке рядом с женщиной с дурной репутацией?

Разумеется, ей показалось. Она не могла почувствовать его дыхание на своей щеке. Он ведь стоял не так близко.

— Миссис Фарли, — его голос звучал приглушенно, — вы не можете представить, как долго я ждал, чтобы кто-нибудь понял это. Я не невинный агнец. Я никогда не был невинным агнцем. Но все тем не менее считают меня каким-то неземным созданием, которому неведомо вожделение.

Джессика облизнула губы.

— Это умаляет мои достижения, — продолжил он. — Люди воображают меня святым. Верят, что я плыву по жизни и меня не терзают плотские желания или похоть. Как будто бы мне все легко дается. Я говорил об этом в первой главе своей книги, но, кажется, мне никто не поверил. Хранить целомудрие — это тяжело.

— Я не думала…

— Да, я испытываю влечение. Вожделение. Похоть. — Он погрузил пальцы в свои золотистые волосы и сокрушенно покачал головой. — Нет, вы совершенно правы. Вы заслуживаете того, чтобы с вами говорили прямо. Я хочу вас. Жажду вас. Испытываю страсть к вам.

Джессика снова почувствовала себя единственной женщиной в мире. Его взгляд будто пригвоздил ее к месту.

— Но я никогда не перейду к действиям.

Ее желудок болезненно сжался.

— Если вы хотите знать, что тогда я делаю рядом с вами на безлюдной тропинке… Я бы отдал всех своих так называемых почитателей за одного настоящего друга. За человека, который способен посмотреть мне в глаза и сказать, что я такой же мужчина, как и все. Я не хочу предъявлять на вас права собственника. Я боюсь, что это может разрушить что-то неоценимо важное. То, что не подлежит восстановлению.

Джессика сглотнула.

— Сэр Марк.

Он снова протянул руку, но, не коснувшись ее щеки, остановился.

— Я хочу это сделать. Очень. Но не беспокойтесь, со мной вы в самом деле в безопасности.

В безопасности. Земля завертелась у нее под ногами с угрожающей скоростью. На протяжении многих лет каждый раз, когда Джессике приходилось разговаривать с мужчиной, она была вынуждена обдумывать каждое свое слово. Не рассердится ли Марк, если она выскажется начистоту? Каких слов он от нее ждет? Что хочет услышать? Заводя любовницу, мужчина получал право не только на ее тело, но и на мысли.

Сэр Марк хотел ее такой, какая она есть, а не такой, какой желал, чтобы она была. От этой мысли что-то словно кольнуло ее в сердце.

В безопасности? Это можно было назвать как угодно, только не безопасностью.

Сэр Марк приподнял шляпу и улыбнулся. Его улыбка показалась Джессике отвратительной — как будто он знал, что потряс ее до глубины души, и наслаждался этим. Он уже успел отойти на несколько ярдов, когда она снова обрела некоторую ясность мысли.

— Сэр Марк!

Он остановился и обернулся.

— Вы забыли свой сюртук. — Джессика принялась вынимать руки из рукавов.

Он пожал плечами:

— Нет, не забыл. Я оставил его намеренно. Я смогу воспользоваться этим предлогом в следующий раз, чтобы проводить вас домой после службы.

Во рту у нее пересохло.

Сэр Марк весело подмигнул:

— До встречи.