Истинная хозяйка Драконьей усадьбы

11

Пить как-то сразу перехотелось. А что, если Эва не родственница бывшей хозяйки? Мало ли какие истории бывают. Даже пусть она родная по крови, но как магия отреагирует на моё присутствие? Много вопросов, и ни одного ответа.

Я прикрыла глаза, чтобы взвесить все "за" и "против". Усадьба — единственное, что у меня есть в этом мире, не считая замка, где меня запрёт дракон и отравит его любовница. Если я вообще выживу после брачной ночи.

Мысли о драконе и ночи с ним должны бы повергать меня в ужас, но вместо этого они почему-то вызывали приятное волнение, отзывавшееся внутри лёгкой вибрацией. Как во время нашего поцелуя у алтаря.

Вибрация не усиливалась, но отчётливо смещалась волнами в сторону старого колодца. Я распахнула глаза.

Магия! Она уже есть внутри меня. Неизвестно, как это скажется на результате, но сейчас она как будто подталкивала меня к правильному решению.

Резко выдохнув, я подняла кадку и припала к краю, делая глоток. Вода была холодной, без особого вкуса. Отпив немного, я прислушалась к себе. Вроде ничего особенного со мной не происходило. А вот у Хартманна почему-то полезли на лоб глаза.

— Селестия была права, — наконец сказал он. — Ты похожа на неё в юности.

Я поспешно склонилась над кадкой, глядя на своё отражение в воде. Не знаю даже, чему я больше обрадовалась: тому, что усадьба приняла меня или возвращению нормальной внешности.

Лютц ещё раз оглядел меня и покачал головой.

— Ну, пока можешь оставаться здесь. Дом сам тебя впустит. Отдыхай с дороги, завтра я зайду с завещанием Селестии, и мы во всём разберёмся.

Как-то грустно сгорбившись, он потопал через кусты обратно к воротам. Я в последний раз порадовалась хорошенькому личику в отражении и поспешила за ним. Но когда старик обернулся попрощаться, то снова нахмурился.

— Опять не то лицо. Похоже, твоя загадочная болезнь проходит только у источника. Ты сама навела такие чары? Или помогли?

— Помогли, — вздохнула я. — Долгая история.

Но даже то, что внешность не вернулась по-настоящему, не могло отравить радость от того, что теперь у меня был дом.

Проводив Хартманна, я начала продираться через заросли в сторону белеющих стен главного дома. Наконец джунгли сорняков выпустили меня прямо у высокой двустворчатой двери. Осмотреться вокруг мне не удалось — повсюду была только трава выше человеческого роста.

— Долго же лежало у тебя письмецо, — пробормотала я и повернулась к двери с запылёнными стёклами.

Массивные дверные ручки на ней увенчивали чуть оплывшие от многочисленных прикосновений драконьи головы. Я сделала себе мысленную пометку разузнать, почему усадьба называется Драконьей, и потянула одну створку на себя.

Дверь открылась без особенных усилий, с тихим скрипом впуская меня внутрь. В просторном холле было темновато из-за того, что трава закрывала окна. Но мне хватило света, чтобы заметить на стене огромное зеркало в резной раме и изучить в нём своё новое лицо.

— Я ещё и к предыдущему-то не привыкла, — проворчала я, отворачиваясь.

Двери, ведущие из холла в другие комнаты были заперты. Лестницу я решила исследовать позже, а пока прошла вперёд по тёмному коридору. За углом обнаружилась просторная кухня с плитой, которой я обрадовалась, как родной. И пусть это была не русская печка, а чугунное чудовище на изогнутых лапах, на нём угадывались привычные конфорки и большая дверца духовки.

Здесь всё было в полном порядке. В скудном свете тускло поблескивали боками кастрюли и большой металлический чайник. На полках были аккуратно составлены горшки, кувшины, стопки тарелок и медные формы для выпечки. На стенах висели половники, сковородки, деревянные лопатки, пучки высушенных трав. В комоде виднелся сине-белый фарфоровый сервиз.

У меня сердце зашлось от восторга и умиления. Хотелось сразу скорее всем этим воспользоваться. Тихо пискнув на радостях, я прошла дальше.

В противоположной от плиты стене было устроено что-то вроде камина. Наверно, это был старый очаг, которым уже не пользовались для готовки еды. Но видимо Селестия Трен любила посидеть здесь у огня, потому что рядом стояло кресло с пледом и подушечкой.

Из кухни дверь вела в кладовую, но осмотреть её я не успела, потому что с улицы донеслись озорные детские вопли.

— Ведьма!

— Эй, ведьма!

Звали настойчиво. Скрипнув зубами, я пошла к воротам.

Чумазые деревенские детишки при виде меня испуганно притихли. Девочка постарше шагнула вперёд и протянула мне корзинку.

— Госпожа ведьма, возьмите. Это вам.

Я уже собиралась выдать им тираду о том, что нельзя судить людей по внешности, но меня перебили.

— Мама сказала, что голодные ведьмы очень злые, — заявил мальчик помладше, рассматривая меня и попутно ковыряя в носу. — А нам злую не надо, мы хотим хорошую.

"Впрочем, ладно", — подумала я, принимая корзинку. Не стоит пренебрегать гостеприимством местных. А с предрассудками потом как-нибудь разберёмся.

— Передайте вашей маме спасибо.

Я благодарно улыбнулась, но забыла, что чары Вив ещё действуют. Детишки мгновенно засверкали пятками.

День клонился к вечеру, и облака на светлом небе начинали темнеть. Принесённая снедь была очень кстати. В корзине рядом с плитой нашлись дрова со спичками, и вскоре на ней забулькал чайник. В огромном пустом доме стало немного уютнее.

С потолка кухни свисала лампа, но как её включить, я не разобралась. Меня выручили свечи, обнаруженные в ящике комода.

Поужинав свежим деревенским хлебом с сыром и молоком под звук потрескивающих в плите угольков, я почувствовала, как слипаются глаза. За окном уже стемнело, и идти исследовать тёмный дом со свечой совсем не тянуло. Пришлось постелить плед на один из сундуков с посудой и свернуться на нём калачиком.

Было жестковато, но я чувствовала себя счастливой. Кровать с балдахином и адалийский шёлк — это, конечно приятно. Но куда приятнее знать, что ты сама управляешь своей жизнью.

Глядя на пляшущий огонёк свечи, я моргала всё медленнее и медленнее. И уже почти заснула, как вдруг меня словно что-то толкнуло в бок. Я тут же подскочила, поднимая свечу повыше.

Посреди кухни стоял полупрозрачный силуэт Вивиены. В платье, ещё более откровенном, чем в прошлый раз, она свысока оглядывала обстановку, пока наконец не заметила меня. Красные губы изогнулись в ехидной улыбке.