Источник счастья

6

Закрыв парадную дверь, Гейб вдруг с тоской подумал, каким тихим вновь стал его дом. Праздник закончился. Он снова остался один.

Какая-то фигура вышла из полумрака холла и стала медленно приближаться. Гейб узнал Николь.

— Ты замечательный Санта-Клаус! — воскликнула она. — И сумел сделать приятное Бобби…

Она улыбнулась, но Гейб не посмел ответить, боясь быть узнанным. Николь посмотрела на омелу, по-прежнему лежащую на полочке перед зеркалом, и позвала:

— Иди сюда.

Его сердце упало. Николь хочет, чтобы Джон еще раз ее поцеловал. А она тем временем уже тянула его в полумрак.

— Николь… — Он честно попытался предупредить, что перед ней другой человек.

— Шшш, — приложила она палец к его губам. — Нам не нужны слова. И никогда не были нужны. Только это имеет значение.

Я должен немедленно сказать правду. Нечестно принимать ласки, предназначенные другому, запаниковал Гейб. Но ее губы уже касались его губ, девушка прильнула к нему, и Гейбу оставалось только одно — крепко обнять Николь и отдаться ее власти.

Сердце его отчаянно колотилось. Этот поцелуй отличался от предыдущего. Тем она могла бы утешить любое раненое существо. Сейчас в поцелуе Николь ощущались желание и настойчивость. Ее губы обещали бесконечные удовольствия, как в старые добрые времена.

Гейба все горькие годы одиночества тянуло к этой удивительной девушке, и он боролся с этим, как только мог. В какой-то момент ему стало казаться, что одержал победу. Если я и не убил свои чувства к Николь, то могу управлять ими, — примерно так говорил он себе. Теперь обнаружилось, что победа оказалась призрачной и, словно тонкая ткань, разорвалась от одного прикосновения Николь, от одного воспоминания о прежней самозабвенной страсти. Но прекрасное чувство вновь овладело Гейбом, и он снова жаждал любви, предчувствие которой сотрясало его израненное тело.

— Только это имеет значение, не так ли? — шептала Николь.

— Да, — согласился он хрипло. — Правда. Это всегда было правдой.

Битва закончилась. Гейбриел Геллахер сдался. Он снова принадлежал своей возлюбленной, будто и не было восьмилетней разлуки. Его руки крепко обнимали Николь, и тело девушки становилось с каждой минутой все податливее.

— Любовь моя, — шептала она. — Мой дорогой, мой любимый.

Гейб, отрываясь ненадолго от ее губ, словно заклинание, шептал ее имя, и Николь повторяла:

— Да… да…

— Скажи, что любишь меня, — просил он.

— Я люблю тебя. Ночью и днем, каждую минуту… всегда… до конца жизни…

Гейб уже был на грани того, чтобы попросить прощения и на коленях умолять Николь вернуться. Еще минута, и эти слова были бы сказаны, но скрипнула входная дверь, и Николь спешно высвободилась из его объятий.

— Кто-то пришел, — прошептала она.

— Ники, — умолял он.

— Шшш.

Ее палец легко коснулся на прощание его губ, и Николь исчезла. Гейб почувствовал себя так, словно обнимал привидение.

В сочельник почти все жители деревни собирались в местной церквушке на рождественскую службу.

Геллахер пришел одним из последних и встал у дверей, пытаясь глазами отыскать Николь, но ее не было видно.

Тридцать часов прошло с тех пор, как закончился детский праздник, который привел Николь в его объятия, — тридцать часов, в течение которых он, то воспарял в головокружительной надежде, то снова впадал в отчаяние. Кого Николь страстно целовала в «Вязах» — его, Гейбриела, или все же Джона? Гейбу казалось, что он постепенно сходит с ума от этих мыслей.

Все зависело от следующей встречи. Он посмотрит Николь в глаза и прочтет в них правду. Гейбриел ждал, что девушка зайдет в «Вязы» под каким-нибудь предлогом, но она не приходила и не звонила.

Гейб вдруг вспомнил, что врачи советовали ему побольше двигаться, и тут же отправился на прогулку, во время которой ноги сами привели его к ветлечебнице. Но он был вознагражден лишь тем, что увидел удаляющуюся машину Николь. Вероятно, она поехала на какую-нибудь ферму, но, когда вернется и будет посвободнее, обязательно позвонит мне, решил Гейб. Как ни странно, он пришел домой умиротворенным.

Время в ожидании звонка Николь тянулось бесконечно. Дом казался невыносимо одиноким после шумного праздника. Гейб вспомнил Полли, ее милое, несмотря на следы болезни, круглое личико; ее приветливый характер, на который горькая судьба не наложила отпечаток. Он также думал о Бобби и его странной детской мудрости, о бережном отношении к тому, что любишь невзирая на несовершенство. Гейб вздохнул.

Когда-то совершенство его жизни было предметом зависти многих и казалось, что останется таковым и дальше. Он был молод, красив, гордился любовью самой замечательной в мире девушки. Но… И молодость, и красота оказались преходящими, а с их исчезновением разбились вдребезги все надежды на счастье. Гейб отказался от любви. Ему казалось несправедливым, что замечательная девушка, полюбившая жизнерадостного красавца, вдруг стала бы женой калеки с дурным характером. Он внушил себе, что поступил так исключительно для пользы Николь. Однако простодушное замечание ребенка открыло ему истинный, куда менее благородный мотив. Гейб понял, что просто испугался. Да-да, испугался положиться на великодушие женской любви. Он разбил счастье Николь именно по этой причине и теперь заслуживает наказания. Однако от внезапного прозрения Гейбу не стало легче.

Геллахер невольно прислушался и вдохновенным голосам, славящим рождение Спасителя. Собравшиеся на рождественскую службу воспевали единение рода человеческого, которое было чуждо Гейбу. Он разуверился в нем в тот день, когда решил нести свой крест один. Сейчас же у него заныло сердце, поскольку Гейб наконец в полной мере осознал, чего добровольно лишил себя. Он ушел, так и не дождавшись окончания службы.

Миссис Коллинз еще не ложилась спать. Гейб надеялся, что она сообщит о звонке Николь, но экономка только сказала, что, как обычно, отнесла графин с виски, лед и бокал в библиотеку. Гейб поздравил ее с Рождеством и пожелал доброй ночи.

В библиотеке он сел поближе к камину и налил себе виски, но пить не стал. Николь бы это не понравилось. А она придет. Конечно, обязательно придет, он в этом абсолютно уверен. Николь будет здесь в полночь. Вот почему она не позвонила. Николь — это его Вифлеемская звезда, и ее появление возвестит о начале новой жизни. Каким же он оказался дураком.

До полуночи оставалось еще десять минут. Гейбриел встал и проверил, не заперта ли балконная дверь. Потом раздвинул шторы, чтобы Николь могла его увидеть, и вернулся к камину.

Пока часы отсчитывали последние секунды, оставшиеся до полуночи, Гейб, закрыв глаза, прислушивался, не раздадутся ли шаги любимой. Но в доме по-прежнему стояла тишина. Это не имело значения. Когда я открою глаза, Николь будет здесь, загадал Гейб.

Но желание не исполнилось. Тогда Гейб загадал, что Николь появится в час ночи, и надежда вновь возродилась в нем. Но когда пошел второй час, Гейб похолодел от отчаяния. Я обманывал себя. Николь была мила со мной только ради того, чтобы я разрешил провести в «Вязах», детский вечер, а когда цель оказалась достигнута, калека ее больше не интересовал. Николь, вероятно, в эту минуту веселится вместе с красивым и здоровым Джоном.

Пора отправляться спать. Но уйти из библиотеки значило бы допустить, что между ними все кончено, и поэтому Гейб не мог заставить себя подняться в спальню. Так и уснул у камина.

Когда Гейб проснулся, часы показывали шесть утра. Геллахер обругал себя дураком, который ночь напролет сидит в ожидании женщины, напрочь его забывшей. Решив впредь вести себя разумно, Гейбриел пошел в гараж и вывел машину, надеясь, что поездка освежит его.

В спящей деревне стояла тишина, даже окна домов казались какими-то сонными. Рассеянно следя за дорогой, Гейб строил горькие планы. Мне не следует оставаться в Бердвуде. Все продам и уеду отсюда. А Кэлмены? — строго спросил его внутренний голос. У тебя есть перед ними определенные обязательства, и не по-джентльменски уклоняться от них.

Поглощенный этими мыслями, Гейб не успел затормозить, когда фары машины осветили голосовавшую на дороге женщину. Перед Гейбом на секунду мелькнуло совершенно белое лицо Николь с широко открытыми глазами. Потом девушка исчезла.

Машина резко остановилась. Тело Гейба словно одеревенело. На негнущихся ногах он выбрался из салона и, прихрамывая сильнее обычного, заковылял по дороге.

— Ники! — кричал он в ужасе. — Ники!

— Я здесь, — услышал он ее слабый голос из рва, шедшего вдоль дороги.

В спешке Гейб выскочил из машины без палки, но, не раздумывая ни минуты, бросился в ров. Он ожидал, что невыносимая боль пронзит его, однако страх за Николь оказался сильнодействующей анестезией.

— Ты ранена? О Боже! Ники…

— Все хорошо, честное слово. Я вовремя отскочила, — уверяла Николь. — Я не пострадала.

Гейб крепко прижимал к груди свое сокровище.

— Слава Богу! — выдохнул он. — Что ты тут делаешь? Зачем бросилась под колеса?

— Никуда я не бросалась. Я хотела, чтобы ты остановился. Моя машина там, за поворотом, мотор почему-то заглох, а мне срочно надо на ферму Стэна Джексона.

— Я подвезу тебя, — решил Гейб, — а на обратном пути посмотрю, что там с твоим буцефалом.

Отряхнув друг друга от снега, молодые люди забрались в теплый салон машины Гейба.

— Почему тебе приспичило в Рождество ехать на какую-то ферму? — через некоторое время спросил Гейб.

— Животные рождаются, болеют и умирают, невзирая на праздники, — рассудительно заметила девушка. — На ферме Джексона ожидается прибавление.

— Я думал, детеныши в основном рождаются весной.

— Правильно. Но к собакам и кошкам это не относится. Молли, спаниель Джексона, как раз должна ощениться. Старик очень дорожит ею, и преждевременные роды испугали его. Поэтому он мне сразу позвонил.

Через минуту Геллахер спросил:

— Когда началось твое дежурство?

— Вчера.

Ее голос звучал ровно, но Гейб все равно почувствовал: что-то не в порядке. Какая-то тень лежала на лице девушки. Даже когда Николь отвечала на вопросы, то больше смотрела в окно, чем на собеседника.

Дорога петляла по холмам, и в какой-то момент, разворачиваясь, Гейб увидел Бердвурд. Кое-где в темных домиках уже зажглись огни. Луна таинственным серебряным светом заливала пустынную заснеженную местность. Гейбриел вздрогнул, вспомнив, что Николь собиралась ехать одна. А если бы мне не захотелось прокатиться в столь ранний час? Она, наверное, замерзла бы в чистом поле?

Девушка прервала его размышления.

— А вот и ферма Джексона.

Когда они подъехали к плохо расчищенной стоянке перед домом, дверь сразу же открылась, и Стэн со всех ног бросился к ним.

— Скорее, — кричал хрипло старик. — Ей плохо.

Николь поспешила в дом, Гейб старался не отставать. Собачка задыхалась от боли, но смотрела на врача доверчивыми глазами. Гейбриел с восхищением наблюдал за четкими действиями Николь.

— Не паникуйте, Стэн, — сказала она, наконец. — Роды начались немного раньше, чем следовало, но так иногда случается. Все будет в порядке.

— Что вы собираетесь делать? — подозрительно воскликнул старик, заметив, что врач собирается отойти от Молли.

— Погасить верхний свет и отойти в сторону.

— Но моей собаке нужна помощь! — настаивал Джексон.

— Ей нужны тишина и покой, — твердо сказала Николь. — Молли пыталась уйти?

Старик кивнул.

— Вот видите. Молли искала тихое место, чтобы спокойно родить. Так что послушайте моего совета, не надо мешать. Я обещаю вам, что все будет хорошо.

Николь выключила верхний свет, и теперь комнату освещала лишь маленькая настольная лампа. Угол, где находилось место Молли, оказался в тени. Собака, казалось, сразу же успокоилась. Девушка села на пол рядом со спаниелем и стала нежно поглаживать. Время от времени Николь с сочувствием смотрела на несчастного старика, который мучился от того, что ничем не может помочь своей любимице.

— Если Молли через два часа не родит первого щенка, я сделаю ей стимулирующий укол, — сказала Николь. — Но она родит, не волнуйтесь. Почему бы вам не поставить чайник, Стэн? — улыбнулась девушка.

Старый фермер молча вышел в кухню. Вздохнув с облегчением, Гейб оглядел комнату, обставленную простой, но добротной мебелью. Новый телевизор оказался самой дорогой вещью в доме. Но Геллахера поразило полное отсутствие рождественских украшений: ни елки, ни бумажных цепей, ни поздравительных открыток на каминной полке, словом, никакого признака семьи, которую объединяет Рождество. Ничего. Гейбу вспомнился дом Кэлменов, полный предпраздничной суеты, которой не помеха даже бедность.

— Старик действительно одинок? — тихо спросил он Николь. — Живет, судя по всему, один?

— Да, — так же тихо шепнула Николь. — Конечно, у него на ферме есть работники, но Рождество они встречают со своими семьями. И я не думаю, чтобы у Стэна вообще были друзья. У старика, говорят, тяжелый характер. Я очень хорошо к нему отношусь, но Джексон делает все возможное, чтобы обидеть меня. Единственное существо, которое его волнует, — вот этот спаниель.

Николь все еще сидела на полу и не сводила глаз с Молли. Гейб понимал, что она на работе, но не мог избавиться от подозрения, что девушка проявляет несколько утрированную заботу о собаке. Николь же сама сказала, что раньше, чем через два часа, роды не начнутся. Значит, она рада любому поводу, лишь бы не смотреть на меня. Неужели лишь позавчера я держал Николь в объятиях, упивался ее страстным поцелуем и близостью ее теплого и податливого тела?

Нет, Геллахер, это не тебя она целовала, а Джона. Она до сих пор не подозревает, что в начале праздника Санта-Клаусом был один человек, а в конце — другой. Николь любит Джона. Все, что ей было нужно от тебя, — это разрешение на проведение праздника. А ты-то размечтался… Геллахер, твои попытки навязать этой девушке свое общество просто смешны. Раскрой глаза: Николь тяготится твоим присутствием. Один раз ты уже сломал ей жизнь. Будь мужчиной, не мешай ее счастью теперь.

Вернулся Джексон, и все принялись пить чай с сандвичами. Завязался милый разговор ни о чем. Спокойная атмосфера, казалось, в конце концов, подействовала на собаку, и Молли даже немного вздремнула. А спустя какое-то время в корзинке появился щенок.

— Вы только посмотрите на него! — радостно воскликнул Стэн.

Через двадцать минут появился второй щенок, и Николь осторожно ощупала брюхо Молли, после чего сообщила:

— Это все. Только два щеночка.

Молли нежно вылизывала своих детенышей. Николь старалась незаметно оттеснить от корзинки Стэна, который порывался взять новорожденных в руки и был на седьмом небе от радости.

— Вы видите? — возбужденно вопрошал старик гостя. — Какие они красивые!

— Немного похожи на крысят, — простодушно заметил Гейб.

Но старик не обратил внимания на его оплошность, а Николь, сделав «страшные глаза» своему спутнику, поспешила заговорить Стэну зубы:

— Самые красивые щенки, которых я когда-либо видела. Поздравляю! Что вы собираетесь с ними делать, если не секрет?

— Оставлю у себя, — удивился вопросу Джексон. — Они же от моей Молли. Я не могу отдать их. Они будут со мной, когда… — Голос старика внезапно стал хриплым, и Стэн, поперхнувшись, умолк.

— Хорошая мысль — оставить малышей у себя, — обрадовалась Николь. — А как вы их назовете?

Старый фермер в задумчивости почесал затылок.

— Назовите их Ролли и Долли, — неожиданно вмешался Гейб.

— Ролли и Долли! Звучит неплохо, — обрадовался Джексон. — Давайте выпьем еще по чашечке чаю?