Итальянская свадьба

14

Настал день операции Беппи. И как ни ободрял их врач, одна только мысль, что отца увезут от них на каталке в операционную, причиняла им страдание. Да и вероятность того, что он никогда не вернется назад, пусть даже ничтожно малая, угнетала их.

Адолората поехала в больницу вместе с ними, но пробыла там совсем недолго. Казалось, она была рада под любым предлогом удрать в «Маленькую Италию».

— День сегодня ожидается напряженный, — пробормотала она. — Много столиков забронировано, вечером состоится грандиозная вечеринка… А рук, как всегда, не хватает… Какой-то новый вирус гриппа… Я бы с радостью осталась, но…

— Конечно поезжай, cara, — беспечно сказал Беппи. Они до сих пор ни разу не вспомнили о своей размолвке или об угрозе Адолораты уйти из ресторана, но невысказанные обиды выстроили между ними невидимый барьер. — Хорошо, что у нас такая суета. Однако не перенапрягайся.

Когда Беппи увозили в операционную, мама, разумеется, всплакнула и припала к нему, но, как только его увезли и Пьета усадила ее в комнате ожидания, она немного успокоилась.

— Теперь нам остается только ждать, — прошептала она. — Теперь все зависит от врачей.

— Это обычная процедура, мама. Наверняка они уже сотни раз такое делали. С папой все будет хорошо.

Они тихонько сидели в маленькой комнатке на неудобных стульях под резкими флуоресцентными лампами и прихлебывали безвкусный кофе. Обе молчали, не зная, о чем говорить.

— Значит, ты отправилась в Равенно, чтобы повидать папу, — начала Пьета, чтобы хоть как-то отвлечься, а заодно и отвлечь маму. — Он тебе обрадовался? А ты? Ты не жалела, что поехала?

— Ну, в общем, нет, — сказала мама, снова уходя мыслями в прошлое. — В конце концов я об этом не пожалела. Но поначалу все складывалось непросто. Мне пришлось трудновато.

— Трудновато? Расскажи, пока мы ждем новостей о папе.

Я стала укладывать вещи. Только свалив их кучей на кровать, я в полной мере осознала свое одиночество. Комната казалась мне слишком большой, и мне было невыносимо жить здесь без подруг. Быть может, когда-нибудь мы с Маргарет еще вернемся и снова поселимся здесь, но почему-то я в этом сомневалась. Похоже, наше время истекло.

Мы с Анастасио в последний раз выпили в баре по чашечке кофе. Он протянул мне бутерброд с салями, завернутый в пергаментную бумагу.

— Будь осторожна, Катерина, — сказал он и расцеловал меня в обе щеки. — Пришли мне открытку, чтобы я знал, что ты добралась благополучно.

За месяцы, проведенные в Риме, у меня скопилось больше вещей, чем мне реально было нужно: одежда, которую я сшила сама, подержанные книги, коробка с принадлежностями для шитья. Большую часть вещей я оставила у Анастасио, прихватив с собой только то, что уместилось в маленьком рюкзаке, приехавшем вместе со мной из Англии.

Шагая к вокзалу Термини по запруженным пешеходами улицам, я чувствовала себя так, будто я одна на всем земном шаре. Я то и дело спрашивала себя, правильно ли я поступаю, и пыталась предугадать, какие могут возникнуть проблемы. Стоило мне отогнать одну тревожную мысль, как взамен тут же приходила другая. К тому времени, когда я добралась до Термини, я превратилась в сплошной комок нервов. На вокзале стояла страшная толчея: одни, как и я, уезжали, другие клянчили деньги на пропитание. Подозрительного вида личности искоса поглядывали на меня. Я крепко прижимала к груди рюкзак и мысленно благодарила Бога за то, что догадалась спрятать большую часть наличности за пояс под одеждой.

В конечном счете мне удалось купить билет и найти нужную платформу. И только забравшись в вагон, я немного успокоилась. Первый этап путешествия я преодолела, и следующие несколько часов мне оставалось только сидеть и ждать, пока поезд прибудет в Неаполь.

Путешествие оказалось куда менее трудным, чем я поначалу опасалась. В Неаполе я пересела на другой поезд: старенький, весь дребезжащий, он шел на юг. Открывавшиеся из окна виды отвлекали меня от дурных мыслей всякий раз, когда вагоны начинали опасно раскачиваться на неровных участках пути. Когда я вышла на платформу крошечной станции у самого берега моря, то обнаружила, что через час подойдет автобус до Равенно, а значит, я доберусь туда до наступления темноты. Вот тогда-то мне и захотелось, чтобы мое путешествие продлилось немного дольше. Мне не помешало бы немного лишнего времени, чтобы собраться с духом и решить, что мне сказать Беппи при встрече.

В дороге я обдумывала слова, которые ему скажу. Когда автобус, стуча колесами, мчался по бесконечному темному туннелю, я приняла решение не упоминать о странном поведении Джанфранко. Потом шофер притормозил, чтобы поприветствовать старика крестьянина, собиравшего скромный урожай репчатого лука на каменистых задворках своей ветхой хибарки; в этот момент я пообещала себе, что ни за что не брошусь на грудь Беппи с признаниями в любви.

Один раз водитель и вовсе остановил автобус, потому что на дороге расположились козы. Шофер давил на клаксон, но они даже не пошевелились, так что пришлось нескольким пассажирам, сидевшим впереди, вылезти из салона и разогнать их. Беззубая старушонка за моей спиной затряслась от смеха и что-то проговорила, но так быстро и нечленораздельно, что я не поняла ни единого слова. Казалось, будто передо мной совсем другая Италия, другая страна. Интересно, что же меня ждет в Равенно? — подумала я.

Я заметила это селение еще издали. Приютившиеся на вершине горы домики, сложенные из тех же серых камней, что и сама гора, из которой они будто выросли. И ни намека на зелень. Как и в Амальфи, строения налезали одно на другое, но здесь все ставни были плотно закрыты. Обнесенный высокой каменной оградой, городок выглядел мрачным и неприветливым.

— Следующая остановка Равенно, — нараспев объявил шофер. Автобус начал со стоном карабкаться вверх по склону к нависшему над дорогой городку.

Мы остановились на маленькой площади у стен Равенно. Те, кому не терпелось попасть в автобус, немилосердно толкались и работали локтями, не давая мне выйти. Какой-то сварливый старикан шепотом обругал меня, а его жена даже стукнула своей корзинкой.

Проводив глазами удалившийся в облаке пыли автобус, я стала карабкаться вверх по крутой осыпающейся лестнице к нижней улице города. Несмотря на то что у меня был адрес Беппи, я понятия не имела, как мне искать дом его матери. В Равенно едва ли вообще можно было сориентироваться. Казалось, будто улицы идут по кругу, а номера на дома кто-то поставил наобум. Спросить дорогу было не у кого: только несколько старух в черном, вытаращившись на меня, прошли мимо, а когда я оглянулась на них, опрометью кинулись прочь.

Так я бродила кругами в надежде, что в конце концов набреду на улицу, где живет Беппи, или наткнусь на какой-нибудь магазин, где мне помогут. Но все двери были заперты, а окна прикрыты ставнями. Здесь не пахло ни жареным луком, ни печеным болгарским перцем, столь привычными для всех римских улочек и закоулков. Что это за место такое? — недоумевала я. Я уже начинала сомневаться, что найду здесь Беппи.

Наконец я завернула за угол и наткнулась на одинокую овощную палатку. Ассортимент был совсем невелик: несколько пучков шпината, облезлые красные луковицы да ящик с битыми помидорами. За прилавком под рваным полотняным тентом сидел унылый старичок.

— Добрый вечер, — поздоровалась я по-итальянски. Он поднял глаза, но в ответ только что-то невнятно буркнул.

Я показала ему бумажку с адресом Беппи, и он снова что-то буркнул. А когда он открыл рот и заговорил, у меня создалось впечатление, что он скупится на каждое слово. Я изо всех сил пыталась понять его, но не могла. В итоге он потерял терпение, вскочил со стула, схватил меня за плечо и, подтащив к высокой ограде, огибающей Равенно, желтым заскорузлым пальцем указал на дом примерно на полпути между нами и загоном, расположенным вниз по склону, где на низкой, поросшей мхом крыше паслись козы. Я разглядела одно-единственное окошко с наглухо закрытыми ставнями, глубоко сидевшее в почерневших старых стенах.

— Вы хотите сказать, что там живет Беппи Мартинелли? — спросила я, указывая на дом.

Он кивнул, еще раз фыркнул и вернулся к своей палатке.

Некоторое время я стояла как вкопанная, озадаченно глядя на этот дом, скорее даже лачугу с провисшей крышей, вросшую в склон отлогого холма. Я, конечно, догадывалась, что семья Беппи нуждается, но не ожидала, что его мать живет в такой нищете. С одной стороны, меня подмывало бегом вернуться на площадь и дождаться следующего автобуса. Но, с другой стороны, я уже приехала сюда, и, если Беппи и в самом деле живет в этой убогой хибарке, мне хотелось бы его увидеть.

И только подойдя поближе, я поняла, как здесь на самом деле все обветшало. В расщелинах полуразвалившейся каменной ограды росли два чахлых пыльных оливковых деревца. Откуда-то доносилось квохтанье кур. На задворках, на крошечном пятачке недавно вскопанной земли, виднелась зелень с поникшими от дневного зноя листочками.

— Беппи, — позвала я, но мне никто не ответил.

Через приоткрытые ставни мне в ноздри ударил пряный аромат тушенных в остром соусе помидоров.

— Эй, Беппи… Есть здесь кто-нибудь?

Входная дверь со скрипом отворилась, и знакомый голос произнес:

— Катерина?

Но когда я подняла глаза, на пороге стоял не мой Беппи. Его обычно блестящие кудри теперь выглядели тусклыми и сальными, лицо покрывала трехдневная щетина. На нем была старенькая грязновато-белая майка, заляпанная желтоватыми томатными пятнами.

— Катерина? — озадаченно повторил он, явно не веря своим глазам.

— Да, это я, — только и сказала я, разом позабыв все заготовленные в дороге фразы.

— Но… — Беппи приотворил дверь немного шире, и я мельком увидела за его спиной убогую, неубранную комнату. — Что ты здесь делаешь?

— Сама не знаю. Зря я вообще сюда приехала.

Он шагнул мне навстречу, и дверь за его спиной захлопнулась.

— С тобой все нормально? — спросил он.

Я покачала головой.

— Нет, не совсем. — И прежде чем я успела что-либо осознать, я уже стояла уткнувшись лицом ему в шею, а его руки обнимали меня за талию.

От него исходил его привычный запах: крепкий, мускусный, напоминающий лакричный корень. Я закрыла глаза и вдохнула.

— Катерина, что случилось? — пробормотал он мне в волосы. — Зачем ты приехала?

Он провел меня к низкой каменной ограде и усадил на лавочку.

— Расскажи мне все, — потребовал он.

И я, прислонившись щекой к его голому плечу, рассказала ему о том, как тоскливо мне было в Риме с тех пор, как все мои друзья меня бросили.

Когда я закончила, он осторожно отодвинулся.

— Я, конечно, очень рад, что ты приехала, но… — неловко запнувшись, начал он.

Мне в голову разом слетелись все мои привычные тревожные мысли: у него другая девушка; он меня разлюбил; он вообще никогда меня не любил.

— Но что? — спросила я.

— Ума не приложу, где тебе остановиться.

— А я не могу остановиться здесь?

В ответ он отрицательно помотал головой, с сомнением прищелкнув языком.

— Но почему нет?

— Девушки вроде тебя в таких местах не останавливаются. И вообще здесь очень тесно.

— Меня это не волнует. Я просто хочу быть с тобой.

Он встал и протянул мне руку:

— Ну что ж, тогда пойдем, и ты сама все увидишь.

Он был прав: в его крохотном домишке для меня действительно не нашлось бы места.

— Что же мне теперь делать? Я не подумала…

Беппи сжал переносицу и задумался. Потом просиял, помешал соус и сказал:

— У меня идея: ты можешь поселиться у родителей Джанфранко.

— Нет-нет, я не стану этого делать, — поспешно сказала я. — Неужели тут поблизости нет ни одного постоялого двора или дешевой гостиницы, где я могла бы провести две-три ночи?

— В Равенно? — саркастически произнес Беппи. — Сомневаюсь. Это не то место, где люди стремятся провести отпуск. Ты могла бы вернуться на побережье и поселиться в гостинице, но ты только что опоздала на последний автобус. Нет, теперь остается только дом Джанфранко.

Я посмотрела на потрескавшийся кафельный пол, на кур, устраивающихся на ночлег под столом.

— Ладно, я переночую у Джанфранко, если это удобно.

Беппи улыбнулся:

— Ну конечно это удобно. Я его родителей с детства знаю. Они мне как вторая семья. Слушай, а что, если я прямо сейчас к ним сбегаю и предупрежу их? А ты оставайся здесь; заодно присмотришь, чтобы соус не подгорел. Помешивай его время от времени. Я мигом.

Оставшись одна, я воспользовалась случаем, чтобы еще раз хорошенько осмотреться. Моя семья тоже нуждалась, и бывали времена, когда родителям было нечем платить по счетам, но семья Беппи в буквальном смысле жила в нищете. Одну стену украшало простое деревянное распятие и красочные открытки с образами святых. У противоположной стены стоял древний буфет, а в нем — несколько тарелок и чашек с отбитыми краями. Над буфетом висело несколько черно-белых семейных фотографий. Я вгляделась в снимок маленького мальчика, подносящего ко рту вилку с намотанными на нее спагетти. Не иначе это маленький Беппи, решила я. Чуть ниже висело свадебное фото: нарядные жених и невеста смотрели напряженно, чувствуя себя явно не в своей тарелке. Рядом висел снимок Беппи с девушкой. Я очень надеялась, что это его сестра. Оба заливались смехом, сидя на стареньком мотороллере «веспа». Не считая этих немногочисленных вещей, в этой маленькой голой комнате больше ничего не было, даже простеньких занавесок на окнах.

Я помешала в кастрюльке и облизала край деревянной ложки. Ощущался привкус базилика и зеленого оливкового масла. Неужели Беппи сам сделал этот соус? — подумала я.

Из-за закрытой двери донесся чей-то глухой кашель. Я догадалась, что это его мама, но не решилась заглянуть и спросить, не нужно ли ей чего-нибудь. Я чувствовала себя незваной гостьей. Я снова подумала о том, как бы потихоньку ускользнуть, но тут входная дверь распахнулась и в комнату влетела молодая девушка.

Она не была даже хорошенькой. Нос широкий, зубы кривые, но жизнерадостность придавала ее лицу столько жизни, что я моментально забыла о том, что она некрасива.

— А, так это правда! — с улыбкой воскликнула она. — Я встретила Беппи, и он сказал мне, что ты приехала. Та самая англичанка, о которой он мне все уши прожужжал. Я Изабелла, и я очень рада с тобой познакомиться.

Стянув со своих блестящих черных кудрей косынку, она подскочила ко мне и звонко расцеловала в обе щеки.

— Никогда прежде не видела, чтобы мой брат так сходил с ума из-за девушки. Что ты с ним сделала, а, англичанка?

Я затруднилась с ответом.

— Меня зовут Катерина, — выдавила я наконец. — Я встретила его в Риме.

— Да-да, англичанка, мне все про это известно. А теперь пойдем, я познакомлю тебя с мамой. Она непременно захочет с тобой поздороваться.

Изабелла толкнула дверь во вторую комнату, и я увидела женщину под белой простыней на высокой двуспальной кровати. На вид она была совсем старуха, и я скорее приняла бы ее за бабушку Беппи, чем за его мать.

— Мама, посмотри, кто здесь. Она не смогла забыть нашего Беппи и теперь вот приехала сюда, чтобы его разыскать, — крикнула Изабелла.

Старуха приподнялась на постели и прислонилась спиной к большой продолговатой подушке, по форме напоминавшей колбасу. Потом она приложила ко рту свою тоненькую высохшую ручку и приветливо улыбнулась.

— Добро пожаловать в наш дом, — произнесла она с таким сильным акцентом, что я с трудом разобрала, что она говорит.

Я ни разу не видела, чтобы она улыбнулась, не прикрыв рукой губы. Думаю, она стеснялась своего беззубого рта. Но она всегда держалась с неизменным достоинством, даже когда чувствовала себя настолько плохо, что не могла подняться с постели.

— Простите, что нагрянула к вам без предупреждения, — с запинкой выговорила я на своем ломаном итальянском.

— Что ж, мы очень рады тебя видеть.

— Она переночует у Де Маттео, мама, — объявила Изабелла, закрывая окно, откуда потянуло прохладой. — Но сначала она вместе с нами поужинает. Сегодня готовит Беппи, так что я надеюсь, ей понравится наша итальянская кухня.

Мы поужинали, собравшись за маленьким кухонным столом. Сначала спагетти под соусом, приготовленным Беппи, потом какие-то острые колбаски, обжаренные им на скорую руку с красным репчатым луком, чили и сладким перцем. Прежде чем приступить к готовке, он сбрил щетину и пригладил волосы бриолином, снова сделавшись похожим на моего прежнего Беппи.

Запивая ужин терпким красным вином, которое Изабелла подливала нам из запыленной бутылки без этикетки, я старалась не думать о том, что мне придется эту ночь провести с родителями Джанфранко. Страшно было даже подумать, что мне придется встретиться с ними.

Я пыталась под любым предлогом задержаться подольше в доме Беппи. Сначала помогла Изабелле вымыть посуду, потом отправилась вместе с ней покормить кур. Я бы еще осталась, но Беппи, увидев, что над Равенно уже взошла луна, напомнил мне, что пора идти.

— Это только на одну ночь, Катерина, — пообещал он. — А завтра утром чуть свет я приду и заберу тебя.

Мы вернулись назад в Равенно. Дойдя до крутых ступеней, ведущих в городок, мы остановились, чтобы поцеловаться. И задержались там надолго.

— Я скучал по тебе, — признался Беппи. — Я так рад, что ты приехала.

Родители Джанфранко выглядели такими же серыми, как и камни Равенно, из которых был выстроен их дом. В тесных комнатках стояла массивная мебель из темного дерева, и единственным помещением в доме, где теплилось хоть какое-то подобие жизни, была кухня.

Они уже ждали меня. Едва я переступила порог, они провели меня наверх в комнату, где мне предстояло спать, и оставили меня там с кувшином холодной воды и тщательно выглаженным квадратиком белого холста в качестве полотенца. Я с удовольствием осталась одна. Готовясь ко сну, я мечтала только о том, чтобы поскорее свернуться калачиком на постели и грезить о поцелуях Беппи.

Как и обещал, Беппи зашел за мной на следующее утро чуть свет, а точнее, заехал на мотороллере, одолженном у двоюродного брата. Он победоносно улыбался:

— Поехали, Катерина. Я отвезу тебя на пляж.

— Но ближайший пляж, кажется, в нескольких милях отсюда? — нерешительно спросила я. — Разве нам не придется снова вернуться туда, откуда я приехала на автобусе, сначала по этому жуткому серпантину, а потом через туннели?

— Не дергайся по пустякам. Все будет нормально. Я уже тысячу раз это делал.

— Ну ладно, — согласилась я. — Только не гони слишком быстро.

Выбранный им пляж со всех сторон окружали скалы, и покрыт он был не песком, а мелкой галькой. Мы пробыли там целый день, купались в маленькой бухточке, загорали, лежа рядом на солнце. Когда он втирал масло мне в плечи или прикасался губами к моей обнаженной спине, я воспринимала это как нечто совершенно естественное и не ощущала ничего похожего на неловкость, которую испытывала всякий раз, оказываясь на пляже с Джанфранко.

Обедали мы в кафе на вершине скалы, в тени пиний. Завернувшись в полотенца, мы с аппетитом жевали пиццу со свежими помидорами и базиликом, запивая ее каким-то напитком с привкусом сладкого лимона. Именно там Беппи в первый раз сказал мне, что любит меня, и я, отвечая, что тоже его люблю, чувствовала, как внутри забурлили пузырьки счастья.

— Только мне совсем нечего дать тебе, Катерина, — печально сказал он. — Ты сама видела, как я живу.

— Все это ничего не значит.

— Нет, значит, — настаивал он. — В конечном счете это очень много значит.

— Все, чего мне хочется, — это быть с тобой.

— В Равенно?

Я подумала о низеньком домике из двух комнатушек у подножия горной деревни. Он был прав; я не смогла бы там жить.

— Но ведь ты говорил, что собираешься вернуться в Рим?

Беппи смутился:

— Сам не знаю, что делать. Мама, как ты видела, по-прежнему очень больна, и было бы несправедливо с моей стороны свалить все заботы о ней на Изабеллу. Но с другой стороны, в Равенно для меня нет работы.

— А что, если тебе попробовать найти работу здесь, на побережье?

— На лето еще может быть, но зимой здесь все вымирает.

— Тогда возвращайся в Рим, — эгоистично настаивала я. — Твоя мама поправится. Пожалуйста, пожалуйста, возвращайся.

— Там видно будет, — улыбнулся он. — Давай пока не думать об этом. Лучше спустимся к пляжу и насладимся остатком дня.

Я, последовав его совету, пыталась расслабиться, лежа рядом с ним на полотенце и подставив спину последним лучам уходящего солнца, но голова моя была забита мыслями и планами. Мы обязательно найдем способ быть вместе, решила я.

На следующий день мы остались в Равенно, и Беппи повел меня гулять по городку. Это было унылое, безжизненное место: одни полуразвалившиеся лачуги да старики, смотревшие на всех незнакомцев с неизменным подозрением.

— А где же вся молодежь? — спросила я у Беппи.

— Уехали в поисках работы. Одни — в Америку или Англию, другие — не дальше Рима или Неаполя, как я. Здесь для нас ничего нет.

— А ты поехал бы в Англию? — с надеждой спросила я.

— Когда-нибудь, конечно, я был бы не прочь там побывать, но кто тогда позаботится о маме и Изабелле? Да и потом, все говорят, что там холодно, а стряпня просто несъедобная.

Я уже четыре дня провела в Равенно и как раз помогала Изабелле на огороде, когда мы услышали, как кто-то подъехал к дому на машине.

— Кто бы это мог быть? — с удивлением спросила Изабелла, бросив лопату. А потом ее лицо озарилось улыбкой, и она завизжала:

— Джанфранко, неужели это ты? Наконец-то ты приехал домой!

Она подбежала к нему и обхватила руками его дородную фигуру. Увидев его новенькое сверкающее авто, она снова завизжала и недолго думая прыгнула на переднее сиденье. Водрузив ноги на приборную панель, она потребовала:

— Ну-ка, прокати меня с ветерком.

Но, похоже, Джанфранко это нисколько не впечатлило. Он смотрел на меня:

— Вот, значит, где ты все это время пряталась, Катерина.

Я старалась не показывать разочарования, вызванного его внезапным появлением.

— Да, я приехала сюда, чтобы навестить Беппи.

— И, как я слышал, поселилась у моих родителей.

— Здесь для меня не нашлось свободного места.

— Джанфранко! — снова окликнула его Изабелла. — Ты вполне можешь поговорить с англичанкой позже. Это меня, а не ее ты несколько месяцев не видел. Ну же, прокати меня!

— Ладно, ладно, подожди пару минут. И почему ты вечно такая шумная, Изабелла?

На мгновение она растерялась, а потом парировала:

— А как еще мне привлечь твое внимание? Так ты дашь мне ключи? Позволишь мне сесть за руль? Ну же, Джанфранко, я еще никогда не водила машину.

Глядя им вслед, я поняла, что ненавижу Джанфранко. Это чувство застигло меня врасплох, потому что я еще ни к кому не испытывала ничего подобного.

Я хотела рассказать Беппи кое-что о Джанфранко. Но они дружили с самого детства, он бы и слушать не стал о нем ничего плохого.

Беппи отправился на рынок, чтобы купить свежего мяса к ужину, потому что предпочитал сам выбирать продукты. Когда он вернется, то будет рад видеть Джанфранко, сказал он. Я не хотела испортить ему радость встречи.

Оглядываясь назад, я жалею, что промолчала. Если бы я только знала тогда, что произойдет, обязательно сказала бы ему все, что думаю о его закадычном друге.

Разумеется, на другой день Джанфранко пожелал, чтобы мы все вчетвером поехали на его машине купаться. Изабелла оживилась, а Беппи обрадовался, так как это означало, что мы сможем проехать вдоль побережья — туда, где были пляжи лучше тех, куда он меня возил, песчаные и очень живописные.

— Там так красиво, Катерина, вот погоди, увидишь, — радостно повторял он.

Я устроилась на заднем сиденье рядом с Изабеллой. Всю дорогу она подскакивала вверх-вниз как мячик и распевала песенки. Надо сказать, жизнь не баловала ее радостями. С утра и до вечера она хлопотала по дому и ухаживала за больной матерью. Так что я с удовольствием смотрела, как она веселится, и тоже пыталась улыбаться и подпевать ей.

Изабелла не отлипала от Джанфранко, хотя я видела, что она ему совсем не нравится. Когда мы спускались по крутой тропинке с вершины утеса к пляжу, она почти насильно взяла его за руку, а потом расстелила свое полотенце рядом с ним. Но я знала, что Джанфранко не сводит с меня глаз. Он болтал с Беппи, сплетничая об общих знакомых из отеля и хвастаясь своей машиной. Но смотрел только на меня.

Беппи ничего не замечал. Он просто радовался тому, что проводит на пляже этот жаркий летний день в окружении самых дорогих ему людей. Он с криком влетел в воду, подняв тучу брызг, и нырнул под волну. Когда он вынырнул, я зачарованно смотрела, как струи воды стекают с его стройного мускулистого торса.

— Мой братец просто сумасшедший, — с любовью выдохнула Изабелла.

Джанфранко выразительно округлил глаза:

— Как вы думаете, он когда-нибудь повзрослеет?

Мы провели на пляже весь день, купаясь и жарясь на солнышке. В полдень Изабелла отправилась прогуляться вдоль берега, шлепая босыми ногами по мелководью. Она захотела, чтобы Джанфранко составил ей компанию, но он, сделав несколько шагов, повернул назад.

— Твоя сестренка без ума от Джанфранко, — заметила я, наблюдая, как он возвращается к нам по пляжу.

— Он всегда ей нравился, — согласился Беппи. — Еще когда мы были совсем маленькие. Бедняжка Изабелла! Какие у нее шансы найти мужа в таком захолустье, как Равенно?

— Может, она выйдет за Джанфранко?

— Сомневаюсь. Он, конечно, привязан к ней, но я с трудом представляю, что он женится на ком-нибудь из Равенно.

Сидя в машине по дороге домой, я наблюдала за Изабеллой. Она принадлежала к тому типу людей, которые, за исключением редких случаев, привыкли радоваться жизни. Неизменно улыбчивые, неизменно веселые. Она была похожа на Беппи во многом, за исключением одного: Господь не наградил ее миловидностью. Я искренне надеялась, что ей удастся найти того, кто ее по-настоящему полюбит, про себя признавая, что вряд ли это будет Джанфранко.

Следующим вечером Изабелле снова захотелось покататься на машине.

— Ну же, давайте устроим прогулку при луне, — уговаривала она. — С мамой за несколько часов ничего не случится.

Представив, как мы будем гнать по этим горным извилистым дорогам, я ужаснулась и с надеждой взглянула на Беппи.

— Но мы уже и так вчера оставили ее одну на целый день, — напомнила я. — Вы поезжайте, а я побуду с ней, я не возражаю.

Беппи не знал, что ему делать. Он понимал, что должен поехать с сестрой, но, как мне кажется, был уверен в Джанфранко, полагая, что он ей как брат. В любом случае он предпочел побыть со мной. Так что мы остались дома и, когда его мать заснула, коротали время в разговорах и поцелуях.

Вечерело, и мы оба начали прислушиваться, не раздастся ли шум мотора, возвещающий о прибытии Джанфранко.

— Надеюсь, с ними ничего не случилось. Иногда Джанфранко гоняет как сумасшедший, — сказала я.

Беппи встревожился.

— Изабелла с ним в машине, он не будет гнать, — сказал он без особой уверенности.

Прошел еще час, но они так и не появились, и Беппи уже не пытался скрыть волнение. Каждые несколько минут он вскакивал и выбегал на улицу, надеясь услышать шум подъезжающей машины.

— Может, машина сломалась по дороге, — предположила я. — Один раз так уже было, когда он повез меня на пляж.

— Может, — согласился Беппи, но, судя по его голосу, он в это слабо верил.

Когда совсем стемнело и я собралась уходить, Беппи пошел проводить меня до дома родителей Джанфранко. Он не задержался, как обычно, на ступенях, чтобы поцеловать меня. Прощаясь до утра, он едва сдерживал тревогу.

В доме меня никто не ждал, так что я сама отперла дверь и прошла прямо к себе в комнату. Я лежала в постели без сна в надежде услышать, как войдет Джанфранко, но так и не дождалась.

Я долго не могла заснуть и задремала только поздней ночью, а проснулась ни свет ни заря. Снизу доносились чьи-то шаги; наверняка это мамаша Джанфранко мыла полы или скребла стены. Похоже, она только и делала, что постоянно что-то чистила, мыла или убирала.

— Где Джанфранко? — спросила я, спустившись вниз.

Она пожала плечами:

— Спит, наверное, где ж ему еще быть.

Мне совсем не улыбалось заглядывать к нему в комнату, но очень хотелось убедиться, что они с Изабеллой благополучно вернулись домой, так что я снова поднялась по лестнице и нерешительно приоткрыла дверь в его комнату.

В ноздри ударил затхлый, мускусный запах. На полу стояла сумка Джанфранко с вывалившимися из нее вещами. Но, хотя его постель была вся измята, его самого я в комнате не обнаружила.

Обычно по утрам я слонялась без дела, дожидаясь, пока за мной придет Беппи, но сегодня не могла ждать. Сбежав по ступеням, я со всех ног помчалась к его дому.

Его мать с пледом на коленях сидела у дверей на стареньком плетеном стуле. В первый раз я увидела ее за стенами дома; обычно бледная, сегодня она была белее мела.

— Беппи дома нет, — объяснила она на своем странном итальянском, стараясь говорить медленно, чтобы я могла ее понять. — Он взял у брата мотороллер и поехал искать Изабеллу. Они с Джанфранко вчера вечером не вернулись домой.

Я сварила ей кофе, к которому она так и не прикоснулась, и попыталась как-то успокоить ее, рассказав, что машина Джанфранко часто ломается. Однако вскоре я бросила попытки поддерживать разговор, и мы застыли в безмолвном ожидании.

Прошло несколько часов, и мы услышали, как вернулся Беппи. Он был мрачнее тучи.

— Я исколесил все дороги вокруг Равенно, но они, наверное, уехали дальше, — сказал он.

— И что же нам теперь делать? — беспомощно спросила я.

— Не знаю. Они могут быть где угодно.

Мы с его мамой сидели, глядя на него во все глаза, в надежде, что он предложит какой-нибудь план. Мы как раз обсуждали, отправиться ли ему на побережье или подняться дальше в горы, когда услышали, как на улице взвизгнули шины, а затем громко хлопнула дверца.

Мы все, даже его мать, вскочили и ринулись на дорогу. Но увидели только стремительно удалявшуюся машину Джанфранко. Изабелла сидела в пыли и плакала; слезы градом текли по ее щекам.

— Я ему не нужна, я ему не нужна, — повторяла она.

Мы кое-как дотащили ее до дома и уложили на жесткий диван. Я принесла ей стакан воды. Мать сидела рядом с ней, вытирая ей слезы и гладя по волосам.

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — твердила она.

Только Беппи куда-то исчез. Мы и не заметили, как он потихоньку выскользнул из дома.

Прошло некоторое время, прежде чем Изабелла успокоилась. Мать не задавала никаких вопросов, просто гладила ее по волосам, пока та наконец не заснула. Я не знала, что теперь делать. Похоже, все, кроме меня, понимали, что произошло.

Когда Беппи вернулся, в руках он держал мой рюкзак.

— Сегодня ты останешься здесь, — объявил он.

— Но где она будет спать? — спросила его мать. Она опустилась на один из кухонных стульев и уронила голову на руки. Я увидела, что она тоже плачет.

— Вряд ли сегодня кто-нибудь из нас заснет, так что это неважно, — ответил он.

В тот день у всех было ощущение, будто кто-то умер. Мы бесшумно передвигались по дому и почти не разговаривали. Я провела большую часть дня в огороде, пропалывая сорняки, чтобы Беппи мог потом посадить овощи. Мне казалось, что сейчас лучше не вмешиваться в их семейные дела. За ужином мы едва прикоснулись к еде: единственная тарелка спагетти осталась почти нетронутой.

Когда стемнело, Беппи накрыл одеялом Изабеллу, по-прежнему неподвижно лежавшую на диване, а себе постелил на полу. Я впервые видела его таким. Его лицо было сурово, и даже в движениях сквозила затаенная ярость. Когда он сказал мне, что я буду спать с его матерью, я пришла в ужас, но не осмелилась возражать.

Так что я забралась рядом с ней на кровать, заняв обычное место Изабеллы. Словами не передать, какую неловкость я испытывала. Я лежала без сна, прислушиваясь к ее затрудненному дыханию. Она прижимала ладони к лицу, время от времени приглушенно всхлипывая.

Близился рассвет, когда я услышала, как она прошептала:

— Катерина, ты спишь?

— Нет, — шепнула я в ответ.

— Ты должна уехать отсюда первым же автобусом. Возвращайся в Рим.

— Но я не понимаю. Что произошло?

Я не видела ее лица, но ее голос прозвучал отрывисто и резко.

— Джанфранко опозорил мою дочь, — сказала она и, повернувшись ко мне спиной, уткнулась лицом в подушку.

Даже Пьета знала, что в те времена все было совсем по-другому, особенно в Италии. Девушка не могла провести ночь с парнем, если он ей не муж. Думая о Джанфранко Де Маттео, старике за стеклянным прилавком с окороками и кругами сыра, Пьета недоумевала: как могла Изабелла так влюбиться в него, что рискнула ради него своей честью?