Итальянская свадьба

2

— Расскажите мне, в каком стиле вы собираетесь устроить свадьбу?

Этот вопрос Пьета сразу задавала каждой невесте. Из ее ответа рождалась идея будущего платья.

Сегодняшняя невеста была блондинкой. Кожа безупречная, хотя подбородок, пожалуй, маловат, а волос на голове, что называется, кот наплакал. Примостившись на краешке белой софы в гостиной, она оглядывала облаченные в снежно-белые наряды манекены и стены, увешанные полками со всевозможными аксессуарами. Пьета устроилась напротив нее на стуле с высокой спинкой, с белым блокнотом на колене и карандашом в руке.

— О, я думала… — Похоже, юная невеста слегка смутилась. — Мы уже начинаем? Просто я подумала, что мы подождем, пока не приедет Николас Роуз. Я вполне могу подождать.

Пьета одарила ее снисходительной полуулыбкой:

— Извините. Мне казалось, я вам уже объяснила. Я провожу первую консультацию и делаю предварительные эскизы. Потом их забирает Николас и придает им более утонченный вид. Именно так все происходит с каждым платьем, которое он создает. Итак, скажите мне… в каком стиле у вас свадьба?

Невеста глотнула холодного шампанского, предложенного ей Пьетой.

— Вся родня моего жениха — католики, а это значит, что у нас будет грандиозная церемония в большущей церкви, а потом званый ужин с музыкой и танцами. Все будет очень традиционно. Но дело в том, что… — Она отпила еще немного шампанского. — Я хочу быть ослепительной на своей свадьбе. Будто я на красной ковровой дорожке на церемонии вручения «Оскара». Вот почему я и пришла сюда, к Николасу Роузу, — потому что мне все говорили, что он шьет эксклюзивные наряды.

Карандаш Пьеты уже скользил по листу белой бумаги.

— …Итак, мы хотим что-нибудь классическое, но вместе с тем достаточно сексуальное, — вслух размышляла она. — Никакого глубокого декольте или обнаженных плеч напоказ, но платье должно сидеть на вас безупречно, так ведь? У вас прекрасная фигура, и будет просто стыдно ее не подчеркнуть.

Ей показалось, что невеста немного занервничала.

— Я тут принесла кое-какие вырезки из журналов, но я не уверена, что мистер Роуз… — Она порылась в своей объемистой сумке и выудила оттуда папку с вырезками из глянцевых журналов.

Пьета сунула папку под блокнот.

— Очень хорошо, — сказала она, продолжая зарисовывать свои идеи. — Николас будет счастлив на них взглянуть. А теперь… как насчет цветовой гаммы? Вы думали о том, во что мы оденем ваших подружек? И цветы. Какие цветы вы предпочли бы для своего букета?

— Я… я не совсем уверена. Мне еще о стольких вещах надо позаботиться, правда?

— Не волнуйтесь. Мы поможем вам нашими идеями и возьмем на себя все хлопоты, стоит вам только захотеть. Итак, мой следующий шаг — это снять с вас мерки и сделать несколько ваших фотографий. А потом, как только я поговорю с Николасом, мы с вами договоримся о второй встрече.

Но едва она успела обернуть сантиметр вокруг невестиной талии, как услышала, что он пришел. Должно быть, он решил, что она одна.

— Пьета, Пьета! — раздраженно позвал Николас. — Пьета, ты не видела, где мой…

Но когда он понял, что она с клиенткой, то опомнился и мигом сменил выражение лица. На Николасе были узенькие брючки из ткани в тонкую полоску, черная сорочка и длинный черный пиджак с красной герберой в петлице. Он стремительным плавным движением пересек комнату, развернул невесту лицом к зеркалу, сгреб ее жиденькие волосы и взметнул вверх, а затем посмотрел на отражения в зеркале.

— Прелесть, — сказал он. — Просто прелесть.

— Это Элен Сиэли, — сообщила ему Пьета. — Она выходит замуж нынешним летом и хочет, чтобы ее одел Николас Роуз.

— Ну конечно, само собой разумеется. — Николас запустил пальцы в волосы невесты и бросил взгляд на сделанные Пьетой эскизы. — Я вижу ее в чем-то струящемся, летящем, — ткани, которая двигается, когда она двигается, ничего слишком жесткого или формального. Я вижу белые орхидеи в букете, перевязанном незатейливой ленточкой бледно-зеленого цвета. И может, волосы мы зачешем наверх, а вот здесь, около ушка, приколем какие-нибудь белые цветочки и бледно-зеленые листики. Да, да, просто прелесть. Оставляю ее на твое попечение, Пьета. — Он повернулся на каблуках и исчез так же быстро, как появился.

— Это был Николас Роуз? — Невеста выглядела слегка ошарашенной.

— Да, он самый.

Пьета продолжала выполнять свою обычную работу — сняла мерки, сделала фотографии, заполнила необходимые формы и в заключение вручила невесте свою визитку: «Пьета Мартинелли, помощник дизайнера».

— О, у вас итальянское имя. — Судя по тону Элен, она была довольна.

— Да, мой папа итальянец, — сообщила ей Пьета.

— Вот это совпадение! Мой жених тоже итальянец. Его зовут Микеле Де Маттео. Как это мило, правда? Очень скоро я стану Элен Де Маттео…

Пьета стояла как неживая, слушая болтовню невесты, пока не почувствовала, что вполне овладела собой. Ей понадобилось на это некоторое время. «Заметила ли она, что со мной что-то не так?» — озабоченно подумала Пьета.

— А ваш жених, — проговорила она, наконец придя в себя, — он знает, что вы решили заказать платье у Николаса Роуза?

— О нет, конечно нет! Это ведь должен быть сюрприз, не так ли? Большой сюрприз.

Пьета кивнула.

— О да, это будет сюрприз, — негромко сказала она. — Я вам это гарантирую.

Она убежала из салона, даже не предупредив Николаса. Если он узнает, что она уходит, то придумает кучу предлогов, чтобы задержать ее, и, вполне вероятно, составит целый список того, что ей следует для него купить на обратном пути. А Пьета не могла ждать. Ей надо было как можно скорее попасть в «Маленькую Италию» и увидеть Адолорату. Она чувствовала, что ей нужно поделиться новостями как можно скорее.

«Маленькая Италия» когда-то представляла собой крохотный ресторанчик, где официанты с трудом протискивались между столиками. Меню не было, выбора тоже. Посетители ели то, что Беппи в тот день вздумалось приготовить. На первое — суп с клецками, на второе — тушенное на медленном огне мясо, пепероната[5] со стаканом терпкого красного вина, и на каждом столе — корзинка хлеба с хрустящей корочкой. Сначала туда ходили исключительно итальянцы, но мало-помалу о ресторане распространилась добрая молва, и теперь, спустя годы, «Маленькая Италия» расширилась до трех смежных залов. У входа над тротуаром простирался большой белый навес, под ним стояли алюминиевые стулья и столики. Большие горшки с аккуратно подстриженными кустами отгораживали посетителей от уличного рынка, который работал по будням. Считалось, что Беппи давно отошел от дел. Однако в погожие дни его всегда можно было застать на веранде — он играл в карты с друзьями и одновременно присматривал за Адолоратой. Она каждое утро писала мелом на черной доске меню, а потом весь день обслуживала посетителей.

Интерьер ресторана ничуть не изменился. Белые оштукатуренные стены увешаны большими черно-белыми фотографиями со сценками из давних времен: вот малыш Беппи уплетает спагетти за обеденным столом; вот все его семейство принарядилось перед походом в церковь ранним воскресным утром; вот Беппи и его сестра Изабелла восседают на стареньком мотороллере «веспа» и улыбаются. На столах скатерти в красно-белую клетку, а кушанья подают в больших белых тарелках. Так было заведено в «Маленькой Италии» с самого ее открытия.

Но теперь мало-помалу Адолората вводила небольшие изменения, добавляя в блюда новые ингредиенты, экспериментируя с новыми ароматами: пригоршня грецких орехов, добавленная в сливочное ризотто, щепотка тмина — в рагу из барашка. В перерывах между карточными состязаниями Беппи заглядывал на кухню, чтобы отведать ложку-другую соуса или хлебнуть супу из половника, и часто бывало так, что именно в это время голоса на кухне начинали звучать особенно громко.

Но сегодня Пьета нашла отца за его любимым столиком на солнышке. Разоблачившись до майки, он самозабвенно играл в карты с Эрнесто Бозетти.

— Выигрываешь, пап? — окликнула его Пьета. Он поднял взгляд и нахмурил брови:

— Ну, может, у меня и появится шанс, если этот stronzo[6] перестанет жульничать.

Эрнесто бросил карты на стол и возмущенно воздел руки кверху:

— Porca la miseria[7], вот уже тридцать лет я играю с тобой в карты, и ты никак не можешь забыть одну маленькую ошибку, совершенную сто лет назад.

Он посмотрел на Пьету и покачал головой:

— Сам не знаю, почему я до сих пор с ним играю, cara[8], право, не знаю. Что ж, я очень рад тебя видеть. Поставь-ка себе стул и перекуси вместе с нами.

Она похлопала его по плечу:

— Я бы с радостью к вам присоединилась, но собираюсь обедать с Адолоратой. У нее какое-то новое блюдо, и она хочет попробовать его вместе со мной.

— Новое блюдо? — пробормотал отец. — Смотри, не очень увлекайся, Пьета.

Она нервно усмехнулась:

— Но ты же сам не далее как сегодня утром говорил, что я должна лучше питаться.

— Si, si[9], но не забудь мою фирменную лазанью, которую я приготовил сегодня на ужин. Я хочу, чтобы ты оставила для нее побольше места.

— Не волнуйся, пап, — бросила она через плечо, устремляясь в зал. — Твою фирменную лазанью мы съедим без остатка. Я в этом не сомневаюсь.

Сегодня в ресторане было очень людно. За всеми уличными столиками сидели посетители, да и внутри почти не осталось свободных мест. Официанты в снежно-белой униформе лавировали между столиками, разнося тарелки с дымящимися кушаньями и унося пустые, вылизанные до блеска. Официанты постарше все были с усами, молодые — с длинными волосами, собранными в хвостик, с золотыми сережками-гвоздиками, сверкающими в ушах.

Федерико был главным официантом. Он работал здесь с самого открытия. Он разносил тарелки, полные ризотто с каракатицей, и тут заметил Пьету. Кивком он указал ей на пустой столик:

— Ciao, bella[10]. Присядь, а я скажу твоей сестре, что ты уже здесь.

В ожидании Пьета оглядывала посетителей, наслаждающихся едой. Ризотто чаще всего заказывали завсегдатаи. Они кушали с аппетитом, промокая красными салфетками губы, запачканные чернилами каракатицы, и залпом осушая стаканы кьянти. Чуть поодаль сидел мужчина в костюме. Он обедал один, читая во время еды газету и уписывая блюдо, которое Адолората неизменно включала в меню, — тушенную на медленном огне оленину с большим количеством лука и помидоров, в нежном соусе, которым пропитывался холмик пюре из картошки, размятой вместе с поджаренным чесночком. Глядя на него, Пьета понимала, что с каждым отправленным в рот кусочком он ощущал райское наслаждение.

Наконец появилась раскрасневшаяся от кухонного жара сестра с двумя глубокими белыми тарелками, до краев наполненными ее новым творением из пасты. Она колдовала над ним все утро.

— Вот, попробуй. Скажи мне, что ты думаешь. Я перепробовала так много разных вариантов, но теперь, думаю, у меня наконец получилось.

Пьета взяла ложку и попробовала. По правде говоря, это больше походило на суп. Брокколи сварили традиционным способом, то есть пока не стала такой мягкой, что буквально распадалась на кусочки. Лук-порей был обжарен в оливковом масле, а затем припущен на слабом огне с добавлением небольшого количества воды, в которой варилась брокколи, — до тех пор, пока не начал таять во рту. В блюде ощущались также перец чили и лимон, а еще Адолората добавила туда порубленных маслин, пригоршню кедровых орешков и крупно наструганный сыр пекорино[11], смешав все это с орекьетте для пущего вкуса и аромата.

— Ты не стала класть бекон, — заметила Пьета.

Адолората зачерпнула пол-ложки, почмокала, склонила голову набок и пожала плечами:

— В конце концов я решила, что бекон здесь не нужен. Ну, как тебе? Нравится?

Пьета зачерпнула вторую ложку и отправила ее в рот, а затем третью.

— Ммм, нравится. Очень нравится. Тебе обязательно надо включить это блюдо в меню. Подавай его с большими кусками хлеба с корочкой, чтобы подобрать всю жидкость.

— Что, слишком много жидкости? Может, надо было положить немного картошечки для густоты?

— Нет-нет, лучше пусть так, легкое и здоровое блюдо. Не клади картошку.

— И все же… — Адолората помешала свое произведение. — Может, без бекона все-таки хуже…

Это было одно из самых крупных семейных разногласий. Сестра и отец жили ради еды. Они поглощали ее с жадностью и могли говорить о еде страстно, с утра до вечера, и это им не надоедало. Но Пьета, хотя ей и понравился этот суп с овощами и пастой, вполне могла бы довольствоваться яйцом пашот на кусочке поджаренного хлеба.

— Так что ты думаешь? — подтолкнула ее Адолората. — С беконом или без?

— Не бери в голову. — Пьета перегнулась через стол: — У меня для тебя новости.

— Да? — Адолората оторвалась от размышлений над содержимым своей тарелки. — Что случилось?

— Сегодня утром к нам на консультацию пришла новая невеста. Угадай, за кого она выходит замуж.

— Скажи.

— За Микеле Де Маттео.

Адолората уронила ложку в тарелку:

— Нет! Правда?

— Да, правда.

— А ей известно, кто ты?

— Думаю, нет.

— Боже, ты собираешься ей сказать? Старика Де Маттео удар хватит, когда он узнает.

Пьета кивнула:

— Знаю, но не представляю, что я могу ей сказать. Помимо всего прочего, он ее уже видел.

— Николас?

— Да. Он пришел, когда я снимала с нее мерки. Так что теперь я едва ли смогу отказать ей, верно? Он никогда не забывает своих клиентов. Он уже решил, какого цвета ленточка будет у нее в букете.

— И что ты теперь будешь делать? — Адолората отодвинула в сторону тарелку и водрузила локти на стол.

— Не знаю. Наверное, продолжать в том же духе и придумывать для нее свадебное платье. Думаю, получится довольно красиво. Она хочет быть сдержанно сексуальной и ослепительной.

— А как она сама? Она-то сама тоже сексуальная и ослепительная?

— Симпатичная. Блондинка. Моложе Микеле на несколько лет, как я полагаю. Но не то чтобы ослепительная.

Адолората задумалась.

— Знаешь, когда мы учились в школе, я всегда думала, что Микеле Де Маттео был в тебя влюблен.

— Нет!

— Правда, я так и думала. Казалось, он всячески стремился привлечь твое внимание.

Пьета засмеялась и покачала головой:

— Он все время меня дразнил, ты это имела в виду. И иногда таскал у меня завтраки.

К их столику подошел Федерико и вопросительно поднял брови. Адолората кивнула в знак того, что можно убирать тарелки. Не прошло и пары минут, как он уже принес две миниатюрные чашечки эспрессо и маленькие кубики шоколадного торта, покачивающиеся на блюдце. Пьета с наслаждением вонзила зубы в плотный кусочек, едва пригубив кофе. Она обожала сладкое.

Потягивая кофе, она снова покачала головой:

— Микеле никогда не интересовался мной в этом плане, и, даже если бы это было так, что бы из этого вышло? Папу и старика Де Маттео хватил бы удар, осмелься мы хотя бы подойти друг к другу. Не говори ему, Адолората. Ничего не говори ему о том, что ко мне приходила невеста Микеле. Это только вызовет новые неприятности.

— Что ж, без неприятностей все равно не обойдется, правда? — Адолората помрачнела. — Я всегда думала, что свадьба — это нечто радостное, но теперь мне кажется, что ни одна свадьба не обходится без драм.

— Только не твоя, — пообещала Пьета. — Твоя свадьба будет идеальной. Я об этом позабочусь.

Она опоздала, возвращаясь с обеда. Николас, наверное, в ярости. Молясь, чтобы ее следующая клиентка опоздала, Пьета во весь дух неслась по оживленным улицам назад в свадебный салон. Кутюрье Николас Роуз занимал анфиладу комнат на верхнем этаже старинного особняка в районе Холборн. И сейчас, если ей особенно не повезет, сам Великий Дизайнер будет сидеть в гостиной и беседовать с невестой, которая пришла для заключительной примерки. Платье уже ожидает ее в Зеркальном зале, но Николас и не подумает сам ее туда проводить: это работа Пьеты. Он любит появляться в самом финале, — придумать невесте прическу, встряхнуть шлейф платья, а затем, юркнув в соседнюю дверь, исчезнуть в соседней дизайнерской комнате, — пока не придет следующая невеста, и ему снова надо будет пускать в ход свои чары.

Самой важной комнатой в ателье Николаса Роуза была мастерская, где пять женщин трудились в тесноте за длинным швейным столом. Именно из-за них Пьета никак не могла уйти из салона и открыть собственное дело. Эти дамы, самые лучшие портнихи в Лондоне, создавали платья из самых изысканных тканей, с изящным шитьем и тонкой вышивкой бисером, которыми так славилась фирма Николаса Роуза. Зачастую им достаточно было мельком взглянуть на эскиз, чтобы увидеть недостающую деталь. В тихие дни, когда Николаса не бывало поблизости, они затевали игры с тканями на манекене, помогая Пьете придумывать идеи для ее будущей коллекции готовой одежды. Пьете казалось, будто она знает, чего хочет. Сначала, разумеется, совсем небольшая коллекция, не более восьми простых платьев, каждое из которых невеста смогла бы немного изменить по своему вкусу, и на каждом — ярлычок с надписью: «Пьета Мартинелли, дизайнер свадебных платьев».

Но уйти от Николаса Роуза было не так-то просто. Ей для этого многого не хватало: пяти экспертов из мастерской, реноме Николаса Роуза, его богатых клиенток, готовых платить немалые деньги за шикарные ткани и тонкую работу; и, как это ни удивительно, самого Николаса. Потому что, при всех его капризах, деспотизме и вспыльчивости, у него случались проблески настоящей гениальности. Он мог взять какой-нибудь незамысловатый эскиз, созданный Пьетой, и превратить его в шедевр. Каждый день, проведенный в салоне, она узнавала что-нибудь новое. И именно поэтому она не могла уйти и начать собственный бизнес. Со временем, может быть, да, но сейчас она не готова.

Пьета так торопилась, что единым духом преодолела на высоких каблуках шесть маршей крутых ступеней. Старенький лифт с его двустворчатой дверью и скрипучими деревянными панелями полз бы туда целую вечность, а она не могла ждать. И, что намного важнее, Николас тоже.

Отворив дверь в гостиную, она едва перевела дух. Как она и опасалась, невеста и Николас уже сидели там. Оба были слегка навеселе. На низеньком столике между ними стояла наполовину опорожненная бутылка шампанского.

— Мне так жаль, что я опоздала. — Пьета пыталась отдышаться. — Мне было необходимо отлучиться по делам, и меня задержали.

Николас выдал ей самую натянутую из своих улыбок. Он никогда не позволил бы себе сорваться в присутствии клиентки.

— Мисс Лэйни не терпится поскорее увидеть свое законченное платье, Пьета. Будь добра, проводи ее в Зеркальный зал.

С этой невестой пришлось помучиться. Когда она выбирала ткань и стиль платья, у нее бессчетное количество раз менялось настроение; она плакала навзрыд, недовольная формой своих рук и толщиной бедер, сбросила вес, потом набрала, потом снова сбросила. Платье претерпело массу изменений, но Пьета твердой рукой провела невесту через весь этот трудоемкий процесс, и теперь ей казалось, что это платье было, возможно, самой прекрасной из созданных ею вещей.

Свадебное платье висело там, где она его оставила: в Зеркальном зале. Сшитое из тончайшего атласа, с широким подолом, длинными рукавами на пуговицах, с такими же атласными пуговками по всей длине спины и, в качестве завершающего штриха, с черным атласным бантом до пола. Когда невеста увидела платье, ее глаза наполнились слезами.

— О, Пьета, вы с мистером Роузом исполнили мои мечты.

Пьета мягко улыбнулась:

— Давайте примерим его в последний раз, чтобы убедиться, что оно сидит идеально. Платье Николаса Роуза не должно жать, морщить или съезжать набок, когда вы двигаетесь. Оно должно быть самой удобной вещью, которую вы когда-либо надевали, равно как и самой изысканной.

Стоя перед зеркалом в своем свадебном платье, невеста снова залилась слезами. Пьета протянула ей коробку с салфетками. Она специально держала их в Зеркальном зале для таких эмоциональных моментов, как эти.

— Оно безупречно, не так ли? — спросила она.

— О да. — Казалось, невесте не хватает слов. — Неужели я и в самом деле могу забрать его домой?

— Не раньше чем мистер Роуз увидит вас в нем и мы убедимся, что он вполне доволен. — Пьета позвонила в декоративный медный колокольчик, висевший в углу Зеркального зала.

Николас выждал несколько минут, прежде чем торжественно появиться в зале. Сегодня он щеголял в аккуратно пригнанных брючках, черных замшевых полусапожках и черной рубашке в обтяжку. Это был стройный человек с густой шапкой щетинистых, преждевременно поседевших волос, проказливым нравом и капризно надутыми губами.

Он остановился в дверях. Его дурное настроение разом как ветром сдуло.

— Пьета, дорогая, — выдохнул он, окидывая платье восхищенным взглядом. — Я и в самом деле думаю, что этот наряд станет самым божественным из всех наших с тобой творений.

— Я тоже так думаю.

Он сделал шаг вперед и прикоснулся к рукавам. Они были искусно задрапированы, чтобы скрыть полные руки невесты.

— Оно такое стильное, такое современное и оригинальное. Я очень, очень счастлив, правда.

Теперь невеста лила слезы в три ручья:

— Это самое прекрасное платье на свете. Мне не захочется его снимать.

Он улыбнулся ей:

— Все невесты Николаса Роуза прекрасны. По-другому у нас и быть не может.

Потом он ушел, поручив Пьете принять последний платеж, упаковать платье в защитный чехол, а затем, уложив его в такси и усадив туда его хозяйку, отправить их домой. Пройдет несколько недель, и они получат конверт с пачкой фотографий невесты на ступеньках церкви, сжимающей в руках букетик и выглядящей еще более красивой и счастливой, чем она была сегодня. Представив себе эту картину, Пьета почувствовала, как ее собственные глаза наполняются слезами.

— Удачи вам, будьте счастливы… И не забудьте после свадьбы сдать платье в сухую химчистку, и потом его надо хранить в упаковке из материала, не содержащего кислот. — Этими словами Пьета неизменно напутствовала невест, когда они и их платья покидали салон, устремляясь к новой жизни.